Взгляд в бездну

Когда вы подолгу всматриваетесь в бездну,
бездна в свою очередь всматривается в вас.
Фридрих Ницше

Вот уже третий месяц Роман Николаевич чувствовал себя неуютно. На первый взгляд повода для беспокойства не было никакого – здоровый тридцатидвухлетний организм функционировал нормально, карьера продвигалась более чем успешно, да и финансовое положение не заставляло волноваться.
Жил Роман Николаевич один, трудился в издательстве «Грам», объединявшем четыре газеты, два журнала и небольшую книгоиздательскую команду, журналистом, причем публиковался исключительно на первой-второй полосе, да и сам материал, подписанный Романом Ниловым, обязательно содержал новые, интересные, а иногда и возмутительные факты. Большинство постоянных читателей покупали газеты исключительно «под Нилова», в связи с чем его статьи публиковались достаточно часто и оплачивались соответственно. Казалось бы, волноваться Роману совершенно незачем, однако несколько мелочей не давали ему покоя.
Например, совсем недавно у Романа стала пропадать одежда. Любимая рубашка с короткими рукавами, футболка с воротом поло и тонкий трикотажный свитер исчезли из его гардероба в неизвестном направлении, при том, что он совершенно не помнил, когда, где и при каких обстоятельствах он снимал их в последний раз. Более того, провалы в памяти распространялись не только на носильные вещи, но и на некоторые другие факты из жизни Романа. Несколько раз он с удивлением обнаруживал себя на кухне в домашнем трико, тогда как ему казалось, что мгновение назад он находился совершенно в другом месте достаточно далеко от дома.
Провалы не мешали работе и не отражались на ее качестве и интенсивности, однако всерьез обеспокоенный Роман подумывал даже о посещении психиатра. Останавливало только то, что в городке населением меньше двухсот тысяч человек Нилова не просто знали – любили, и утопить свою репутацию руками незнакомого врача он не хотел.

***
Единственный за месяц выходной, любезно предоставленный самому себе, Нилов решил посвятить полноценному отдыху. Отказавшись от врача, он самостоятельно изучил труды видных ученых о проблемах с памятью, и пришел к выводу, что он просто переутомился. А потому, воскресным утром, поставив размашистую подпись на готовом разоблачительном материале о директоре находившегося в области детского дома, он забросил его в редакцию и отправился гулять.
Осень уже заявила свои права на природные краски, а воздух казался чистым и прозрачным. Роман шел по улице и смотрел по сторонам, словно выпущенный на волю заключенный, впервые за долгие годы вдыхающий запах свободы. Очередной поворот головы – и взгляд зацепился за неприметную вывеску над лестницей, ведущей в подвальное помещение.
- Книжный магазин «Буквы для сердца», - прочитал Роман и рассмеялся, - Ну и название. Хотя, мне совсем не помешает новая книга перед сном.
Магазинчик занимал подвальное помещение, по площади не превосходящее двухкомнатную квартиру Романа, однако книжные стеллажи были повсюду. За кассой у входа одиноко скучала пожилая продавщица, покупателей не было вообще. Роман бесцельно разглядывал полки, ожидая, когда придет это привычное ощущение «своей книги». Дело в том, что с детства любящий читать Рома Нилов никогда не выбирал книги. Книги выбирали его. Головокружение, покалывание в пальцах при одном лишь взгляде на стоящий на полке томик – и книга прочитывалась на одном дыхании. Прочие же, взятые из шкафа без подобных симптомов, закрывались на десятой странице и ждали своего часа. Некоторые – по сей день. Именно с этим феноменом был связан тот факт, что талантливый, если не сказать гениальный, журналист, Нилов имел единственную тройку в аттестате о среднем образовании – по литературе.
Привычно обходя книжные полки и прикасаясь к переплетам подушечками пальцев, Роман вдруг почувствовал сильнейший толчок. Пальцы онемели, а сердце застучало в горле.
- Оно, - подумал Нилов и аккуратно извлек книгу с полки.
Леонид Андреев. Избранное. Сборник рассказов.
- Что-то из начала века, - вспомнил Роман и, прихватив книгу, направился к кассе. Собственным ощущениям в выборе чтения он доверял безоговорочно.

***
Вопреки ожиданиям, в ночь перед рабочей неделей Роману удалось прочитать только один рассказ из нового сборника. Рассказ был коротеньким, всего восемь страниц, назывался загадочно – «Бездна», и повествовал об истории изнасилования приличным мальчиком-студентом скромной девочки-гимназистки. Дочитав до конца, Роман машинально захлопнул книгу и задумался о непривычных ему философских вопросах.
- Где та тонкая грань, которая отделяет человека от животного? – думал Роман, лежа под одеялом и выпуская в потолок кольца дыма. – Что хотел показать мне автор? И почему бездна? Бездна чего?
Бездна – это наша душа. Тысячи потайных уголков живут себе молча, но достаточно одного извилистого поворота пути, чтобы они оказались на поверхности и во весь голос заявили о своих правах. В тот самый момент, когда ты посмотришь в глаза бездне. Никто не знает, чем на самом деле живет его душа. Никто не смеет даже предположить, какой потайной ее уголок увидит свет в следующее мгновение. Человек не просто сложен – человек опасен. Для окружающих, для мира, для самого себя…
Вынести свой вердикт всему человечеству и себе самому Роман не успел, провалившись в сон.
Ему снился бесконечный лиственный лес. Солнце играло на макушках деревьев, ветер ласково перебирал листву, а он, весело смеясь, пытался догнать какую-то девушку. Та постоянно убегала и ни разу не обернулась к нему лицом, а потому Роман не мог понять, знает он ее или нет.
А потом ему удалось поймать ее за краешек юбки, и солнце внезапно скрылось за тучей, ветер подул сильнее, а одежда девушки упала на землю. Девушка стояла перед Романом абсолютно обнаженная, закрывая лицо руками, а на ее теле прямо на глазах проступали синяки и кровавые подтеки.
- Это все ты! Ты!  - вдруг закричала она, и ее крик разбудил Романа ровно за две минуты до будильника.
- Ага. – буркнул Роман, вылезая из-под одеяла. – Почитал на ночь. Приобщился, так сказать, к классической русской литературе.

***
На работу Нилов, несмотря на ночные бега и полностью испорченное настроение, приехал вовремя. Бросил на стул папку с бумагами, щелкнул кнопкой электрического чайника и полез на подоконник открывать окно, когда секретарша главного редактора Леночка пропела, проходя мимо двери, своим звонким детским голоском:
- Ромик, тебя там главный ждет.
И ушла, покачивая бедрами и очевидно рассчитывая на соответствующий эффект. Эффекта, однако, не последовало, ибо чувствительный к красоте бедер Нилов терпеть не мог, когда его имя коверкалось в уменьшительно-ласкательном направлении. К тому же впечатления сегодняшнего сна до сих пор не давали ему покоя.
Главный редактор – для Романа просто Андрей Соколов – курил трубку и барабанил пальцами по столу, думая, что выглядит внушительно. Он был еще совсем молод – ровесник и бывший одноклассник Нилова, а потому старался выглядеть внушительно всегда и с нетерпением ждал наступления возраста, в котором его солидность заметят и признают. Роман закрыл дверь, уселся в кресло у окна и, протянув руку, забрал со стола пепельницу, заметив толстую папку и несколько дискет, лежащих перед Андреем. Хотел поинтересоваться, где ему предстоит копать на этот раз – между собой они всегда называли его колонку археологическими раскопками, но вместо этого, затянувшись, спросил:
- Слышишь, Дроныч, а что ты думаешь об изнасиловании?
- Ну, ты, Ром, даешь, - удивился главный.
- А что? – Роман передвинул кресло поближе к столу. – Я тут подумал ночью, можно материл дать в субботний номер – хронику, может, какую со статистикой соберем, а с меня – психологический портрет насильника, его мотивы, характер…
- Стоп! – Андрей замахал руками и опрокинул пустую пепельницу под стол как раз в тот момент, когда Нилов стряхивал в нее пепел.
- Что стоп? – обиженно спросил Нилов. – Думаешь, не справлюсь?
- Стоп не тебе, а субботнему номеру. Что ты слышал о большом пальце?
- Вообще-то это такая часть тела, - начал было Нилов, но главный перебил его нетерпеливым жестом.
- Ромыч, хорош хохмить. Для тех, кто живет в своем компьютере и не видит дальше монитора – рассказываю. Наша доблестная милиция вот уже третий месяц пытается вычислить маньяка под кодовой кличкой Большой Палец. Одна жертва в месяц, сейчас на его счету три. Изнасилование и убийство. Он пережимает сонную артерию большим пальцем – отсюда и кличка. Тут, - главный постучал кулаком по папке и дискетам, - все, чем располагают наши правоохранительные органы. И не спрашивай, откуда это у меня. Что с этим делать – не спрашивай тоже. Мне нужен красивый, возмутительный, убойный материал. Сроков я тебе не ставлю, но постарайся уложиться до следующей жертвы.
Нилов подхватил материалы подмышку, затушил недокуренную сигарету и направился к двери.
- Ром, - окликнул его главный у порога. – Я думаю, что насильники – несчастные и больные люди. Они не могут нормально, как все, им обязательно нужна кровь, крики, сопротивление. Может это детская травма какая?
- Не знаю, Дроныч,  - задумчиво проговорил Нилов от двери. – Где это тонкая грань, за которой мы становимся больными?
- Рома! – снова окликнул его главный. – Ты эту фразу запиши, а то забудешь.
И весело помахал рукой, иди, мол.

Придя домой, Роман первым делом убрал томик Андреева, лежащий на кровати, в книжный шкаф. Потом заварил себе крепкого чаю, сделал бутерброды «со всем, что было» и уселся за компьютер. То ли Андрей постарался, то ли милиция стала работать аккуратнее, но и бумаги, и электронные документы были разложены по отдельным секциям.
Нилов отыскал закладку «первая жертва». С первой же страницы, весело хохоча в объектив, на него смотрела бывшая соседка и подруга детства Леночка Остапова.

***
Рома и Лена жили на одной площадке и, сколько себя помнили, были лучшими друзьями – до самого окончания Романом школы. Леночка училась двумя годами младше, и после школы уехала в Москву изучать психологию.
В школьные годы тихий Роман был тайно влюблен в хохотушку Леночку, а после ее возвращения уже сменил квартиру, а потому виделись они только на днях рождения общих знакомых.
В последний раз Рома видел ее на вечере встречи выпускников несколько месяцев назад. Тогда, под воздействием алкоголя и воспоминаний о школьных годах, Рома, якобы в шутку, рассказал ей о своей детской влюбленности, а после, воодушевленный ее улыбкой, попытался поцеловать. Ленка тогда отстранилась и сказала извиняющимся тоном, что не может представить, чтобы к ней прикасался другой мужчина, кроме ее мужа. Рома не обиделся, и они расстались друзьями. С тех пор он не звонил ей, да и она не объявлялась, но в их взрослых отношениях это было привычно. И вот – она стала жертвой маньяка.

Отдышавшись на балконе, Нилов вернулся в комнату и снова открыл папку. Пролистав фотографии с места преступления, он приступил к протоколу. На Ленку напали как раз в тот вечер, когда она возвращалась со встречи выпускников. Роман четко помнил, что собирался проводить ее, но сделал ли это на самом деле – вспомнить не мог. Очевидно, не сделал.
Он машинально листал папку дальше, а в голове звучали последние Ленкины слова.
«Не могу представить, как другой мужчина прикасается ко мне»
- Ладно, - сказал себе Роман, - я потом почитаю.
И открыл папку на закладке «вторая жертва».
Имени второй Роман не знал, но часто видел, как она выгуливала собаку в сквере у редакции. Девушка была черноволосой и стройной, носила узкие брючки и свободные яркие рубашки, а голос ее звучал высоко и чисто. Девушка Роману нравилась, и он подолгу смотрел на нее из окна, но заговорить и познакомиться все как-то не удавалось.
- Теперь и не удастся, - подумал Нилов, разглядывая фотографии. Смотреть на мертвую незнакомку было неприятно, но все же намного легче, чем на Лену.

Третья и последняя на сегодняшний день жертва была Роману незнакома. Да и вряд ли он обратил бы на нее внимание. Полная, с серыми глазами и тонкими бесцветными волосами, она производила впечатление детской книжки-раскраски, которую по ошибке разрисовали простым карандашом. Нападение произошло совсем недавно, и фотографии запечатлели тело, лежащее на первых опавших листьях.

Прочитав всю папку от корки до корки, Нилов прошел на кухню, достал из холодильника непочатую бутылку водки и залпом выпил полный стакан. Потом долго не мог согреться под одеялом и, уже засыпая, вспомнил слова Андрея.
«Я думаю, они больные. Может, детская травма?»

***
Когда Роман еще не занимался делом Большого Пальца и мог позволить себе думать о собственных проблемах, он записал телефон лучшего, по словам знающих людей, местного психоаналитика. Сейчас, просидев над материалами две недели и перечитав ворох книг по психологии, он решил обраться к профессионалу. Заветную папку оставил дома, составив весьма удачную, по его мнению, компиляцию и ничего не упустив.
Офис аналитика располагался в обыкновенном квартирном доме. Пройдя через пустую приемную, Нилов уселся в удобное кресло и обстоятельно изложил специалист проблему, лишь изредка сверяясь с записями. Доктор слушал, не перебивая, иногда помечая что-то в своем блокноте, а когда Нилов замолк – надолго задумался и неожиданно спросил:
- А что это у вас, уважаемый, вид усталый и испуганный? Может быть, вам нужна не только профессиональная консультация, но и врачебная помощь?
- Вот гад! – подумал Нилов, невольно подбираясь в кресле, а вслух сказал:
- Вы правы. Я плохо сплю, и у меня бывают провалы в памяти. Но это, скорее всего, от усталости.
- От усталости, от усталости, - монотонно повторил доктор. Он был худеньким пожилым мужчиной в очках без оправы, и говорил тихим голосом, похожим на неспешное журчание воды.
- Я понимаю, молодой человек, что вы пришли не за этим. И нужный вам психологический портрет я сейчас в лучшем виде обрисую. Но пообещайте мне, что в следующий раз вы придете ко мне со своей проблемой. С памятью, знаете ли, шутки плохи…
Доктор снял очки и отправил дужку в уголок рта. Задумался на минуту, затем неспешно произнес.
- Ну что же. Из того, что вы рассказали, картина получается следующая. Мужчина лет 30-35, с забытым – и я подчеркиваю это! – детским комплексом. Возможно, он был свидетелем изнасилования в детстве или просто попал под впечатление наблюдаемого им полового акта, который показался ему безобразным, и это дурно отразилось на его психике. Внешне он абсолютно нормален, точнее – был, до последнего времени. Но что-то послужило толчком.
Доктор задумался надолго. Нилов в нетерпении ёрзал по креслу.
- Нет, не получается. Вторая жертва – возможно, он наблюдал за ней и симпатизировал на расстоянии. Насилие – попытка, подчеркну – извращенная попытка, привлечь ее внимание и доказать собственную состоятельность. Третья – жест отчаяния. Третьим актом насилия он кричит нам о том, что устал быть изгоем и просит, требует обратить на него внимание. А вот первая девушка… Она и есть тот самый толчок, и в нашем с вами случае это означает только одно.
- И что же? – спросил Роман. Она уже давно забыл недовольство досужим доктором и слушал его, затаив дыхание.
- Они знакомы. Она – свидетель его первой травмы, может быть не явный, но она – участница того периода его жизни. Ищите в ее детских знакомствах, молодой человек. И постарайтесь не переутомляться.

***
Нилов шел домой пешком и размышлял. Доктор показался ему убедительным и достаточно профессиональным.
- Напишу статью, и проконсультируюсь с ним. – решил для себя Роман. – Вряд ли он разболтает, даже если у меня не все в порядке.

Итак, на Ленку напал кто-то из их общих детских знакомых. Это объясняет тот факт, что она спокойно пошла с убийцей через темный сквер. Ленка доверяла старым друзьям и не ждала от них ничего плохого.
Роман перебирал в памяти их детских друзей, но в голову ничего не приходило. Сколько он помнил себя, Ленка дружила только с ним. Нет, конечно, у нее были подруги-девочки, но они к делу явно не относились. Нужно было искать мужчину с психологической травмой в Ленкином детском окружении, но Роман даже представить себе не мог, с чего начать.
Уже заходя в подъезд, он вдруг подумал, что написание статьи для газеты и поиск человека (а можно ли назвать его человеком? Роман не знал), который убил Ленку – совершенно не связанные вещи. И статью он может написать хоть сегодня. Для этого имени убийцы ему знать не нужно. Однако желание найти его, посмотреть ему в глаза и от души, размахнувшись, вмазать по его довольной безнаказанной физиономии преследовало его каждую минуту и не давало спокойно жить.

Дома Роман включил компьютер и попытался сосредоточиться на статье. Написал полстранички, когда потребовалось заглянуть в папку, чтобы свериться с деталями. В папке его ждали фотографии. Улыбающаяся Ленка – такая же, как в их последнюю встречу – смотрела на него огромными голубыми глазами. Нилов с досадой захлопнул папку и отправился на кухню выпить кофе. Больше в тот день за статью он не брался, выкурил на кухне пачку сигарет и отправился спать.

***
Женщина убегала от Романа по аллее, весело смеясь. Дорожка петляла между деревьями, и Роману никак не удавалось догнать ее и посмотреть на ее лицо. Внезапно она обернулась на мгновение, и он увидел Ленку. Живая Ленка хохотала и махала ему рукой. Он бросился за ней, неожиданно догнал и потянул за рукав. Они упали на землю, Ленка продолжала смеяться и показывала пальцем на что-то за спиной Романа. Он обернулся, но сзади было пусто, а когда повернулся обратно – рядом лежала симпатичная брюнетка из сквера. На лице ее красовались ссадины, а на шее – огромный синяк. Она лежала неподвижно, Роман протянул руку и коснулся ее пальцев. Девушка открыла глаза и уставилась на него в упор. Черты ее лица начали неуловимо меняться, и перед ним уже лежала неприметная толстушка. Роман в ужасе вскочил на ноги и начал отряхивать листья с одежды. И замер. На нем был тот самый трикотажный свитер, найти который он не мог уже несколько недель. На рукавах проступали пятна крови, кровь была повсюду. Роман бросился бежать, натыкаясь на стволы лип и не разбирая дороги, а три голоса, сливаясь в один, кричали ему вслед.
- Ты виноват. Ты один!
 
Проснувшись, Роман зажег свет во всей квартире и снова сел к компьютеру.
- Надо написать эту статью и уехать в отпуск, - подумал он. – А еще – надо завтра же, нет, уже сегодня, сходить к этому доктору. Рассказать ему про пропавшую одежду и мои ужасные сны. И про Андреева с его Бездной тоже. И пусть он пропишет мне лекарства или хотя бы скажет, что я просто устал.
Потом он аккуратно вынул из папки все Ленкины фотографии и запер их в ящике стола. Просматривать записи стало заметно легче, и за оставшееся до утра время Нилов написал еще три страницы текста и, остался собой доволен.

***
- Ну что же, молодой человек, - доктор, которому Нилов позвонил, как только стрелки часов показали десять утра, назначил ему прием сразу же, и уже к двенадцати дня успел выслушать всю историю Романа. – Налицо классический синдром застаревшей фобии, лечить которую можно только в том случае, если мы вытащим ее на поверхность.
- Как это? – Роман, считавший себя специалистом во всех областях человеческого знания, не понимал ни слова из того, что говорил врач.
- Думаю, что имеет смысл погрузить вас в транс. Это совсем не страшно, - успокоил его доктор, заметив, что Роман приподнялся с кушетки, - вы просто заснете на несколько минут и во сне расскажете мне о чем-нибудь. Например, о том, куда вы задевали свою майку с воротом поло и любимую рубашку с короткими рукавами.
С этими словами доктор достал из верхнего ящика стола блестящий маятник, подложил под голову Романа подушку и велел смотреть.
То ли сказалась бессонница, то ли доктор действительно знал свое дело, но уже через несколько минут Роман погрузился в сон. Сон впервые за несколько дней был спокойным, без сновидений. Разбудил его приятный голов доктора, доносящийся издалека.
- На счет три ты проснешься. Ты не вспомнишь ничего…
- Да я и так ничего не помню, - пробормотал Роман, открывая глаза. – Ну что?
Он с надеждой уставился на доктора, пытаясь найти ответы на его лице.
- Где моя рубашка?
Доктор вынул из диктофона маленькую кассету, быстро нацарапал на ней фамилию Романа и спрятал в ящик стола.
- Ничего. Сеанс прошел успешно, но я решил не устраивать вашей памяти перегрузок. Приходите послезавтра в то же время.
- Я говорил что-нибудь? – внезапно Роману стало неуютно. – Можно мне прослушать кассету?
- Нет. – голос доктора звучал твердо. – Кассету прослушать нельзя. Точнее, можно, но не сейчас. Только по завершении лечения, если вы сами захотите это сделать.

Нилов вышел от доктора отдохнувшим и спокойным. Спать не хотелось, наличествовал невероятный прилив сил и желание ударно поработать над статьей. Мысли о поисках убийцы Ленки отошли на второй план. Но в то же время что-то не давало ему покоя. Только на подходе к дому он понял, что ему до смерти интересно узнать, что же было на кассете.

Оценить эффект сеанса психотерапии Роман смог только поздним вечером, когда, полностью дописав статью, отправился спать не по причине усталости, а потому что ему просто было нечем заняться.
Утром, проснувшись и с удовольствием позавтракав, позвонил Андрею и сказал, что статью о Большом Пальце можно ставить уже в субботний номер на этой неделе. Редактор обрадовался, разрешил не приходить на работу и заниматься своими делами, после чего Нилов со спокойной совестью отправился гулять. Красно-желтые клены радовали глаз, день был солнечный, а воздух - теплый, почти летний.

Сначала Роман размышлял, что нужно бы купить себе тонкий свитер, взамен потерянного, потом его мысли перескочили на третью убитую девушку, а от нее понеслись по вертикали – к Ленке, ее убийце и… маленькой кассете, спрятанной в ящике стола доктора.
Нилов твердо решил, что ему обязательно нужно услышать, что записано на этой кассете. Как это сделать, он еще не знал, но в том, что это необходимо – был уверен.
Прогулка возымела свое положительное действие, и следующую ночь Роман проспал еще лучше, чем предыдущую. Будильник не потребовался, и ровно в десять утра, отдохнувший, свежевыбритый и благоухающий одеколоном, он стоял у подъезда дома, где располагался офис доктора, полный решимости уговорить его на прослушивание кассет с сеансами гипноза.

***
Нилов бежал по темному тоннелю из последних сил. Впереди маячило светлое пятно, которое он принимал за свет и выход, и он бежал к нему, но пятно не приближалось. Правда, оно и не отдалялось – просто все так же маячило впереди, привлекая, маня, но не показывая выхода. А еще – температура воздуха резко падала, и становилось нестерпимо холодно.

Внезапно тоннель осветился ярким светом. Нилов открыл глаза и обнаружил себя на табуретке в собственной кухне. Балконная дверь была распахнута настежь, и холодный сентябрьский вечер вовсю разгулялся в квартире. Роман сидел за столом абсолютно голый, сжимая в руках чашку с остывшим кофе.
- Ни фига себе, - сказал он в пустоту, обводя глазами кухню. – Вот это, мать твою, гипноз.
Потом перевел взгляд на стол. Рядом с сахарницей лежала маленькая диктофонная кассета, подписанная синей ручкой. Роман Нилов.
- Ничего не понимаю, - вынес вердикт Роман и отправился за диктофоном.
- Надо же, как необычно я звучу в записи, - еще успел удивиться Нилов. А потом удивление стремительно сместилось в сторону содержания.

***
Андрей Соколов переживал один из редких, а потому столь приятных вечеров в своей жизни, когда его жена – известный в своих кругах модельер – не уехала на очередной показ, не работала над очередной коллекцией, а пребывала дома в благодушном настроении. К одиннадцати часам Андрей успел употребить вкусный супружеский ужин, и сыто мурлыкал на диване какие-то милые глупости в удобно расположенное рядом ухо супруги, сидящей у него на коленях и пребывающей в приятно-игривом настроении. Телефонный звонок, раздавшийся прямо над ухом, продолжению идиллии никак не способствовал, но трубку пришлось взять.
Жена, которая сама могла сорваться с места в любой момент, отнеслась к инциденту с пониманием, однако с колен не слезла, справедливо полагая, что ночной звонок останется звонком и выходом из дома не закончится.
- Андрюха, - трубка звучала голосом Нилова, но как-то непривычно звучала. – Мне нужно немного места на завтрашней первой полосе. Кусочек на восьмушечку, не больше. И одна просьба – пусть сверстают газету и оставят мне пустое место. Я сам занесу туда текст – это будет сенсация, обещаю.
- Ага. – главный устало зевнул. – Не могла твоя сенсация подождать до завтрашнего выпуска? Ты мне, между прочим, весь кайф обломал.
- Дроныч, у тебя все мысли о кайфе. А у меня, может быть, вопрос жизни решается. Звони в верстку, пускай доверстывают и выметаются. Я буду в редакции через час.
- Ромыч, а что у тебя с голосом, - догадался, наконец, спросить редактор. – Ты звучишь… как из склепа.
- А я и звоню тебе из склепа, Дрон. Завтра газетку прочитаешь – и вопросов не останется. Давай, сделай для меня один звонок – и продолжай ловить свой кайф.
В трубке на секунду повисла неловкая пауза, а потом Нилов проговорил почти нормальным, привычным голосом:
- Ну, бывай Андрюха. Бог даст – увидимся.

Соколов задумался на мгновение. Что-то в поведении Нилова ему определенно не нравилось. Но, отогнав навязчивые мысли, он позвонил в редакцию и изложил им свою просьбу. Дежурный верстальщик ответил, что номер давно готов, и он уже закрывает офис.
Жена с пониманием поинтересовалась:
- Что, снова творческая натура Нилова не дает покоя всей газете?
Соколов кивнул головой и, легко подхватив на руки жену, понес ее в спальню.

***
Жена давно спала, свернувшись клубочком и обхватив подушку руками, а Андрей смотрел в потолок и не мог заставить себя закрыть глаза. Нет, конечно, Ромыч всегда был непонятным вольным художником, но даже в самые горячие моменты он не слышал у него такого голоса. Что-то определенно было не так.
В два часа ночи, отчаявшись уснуть, редактор на цыпочках вышел из спальни и, наскоро одевшись, поехал в редакцию.

Дверь была заперта, компьютеры выключены. Сторож мирно дремал на вахте и даже не шелохнулся, когда редактор отпер дверь своим ключом. Быстро включив компьютер, Андрей нашел среди многочисленных папок макет вчерашнего номера и невидящими глазами уставился на первую полосу.
Под колонкой «Журналистское расследование», которую вел Нилов, располагались знакомые буквы и слова, но их смысл не хотел укладываться в редакторской голове. Плюнув наконец на смысл, Соколов аккуратно удалил колонку Нилова и, поискав среди фотографий осенней природы, которых в редакцию присылалось не меряно, наиболее симпатичный вид, растянул его на освободившееся место. Быстро придумал подпись, не мудрствуя лукаво исказив классика. «Унылая пора – очей очарованье. Приятно посмотреть, проснувшись поутру…». Осталось совсем немного – не опоздать.

К дому Романа Андрей подлетел без четверти четыре. Входная дверь была не заперта, балконная – распахнута настежь. Редактор выскочил на балкон и начал судорожно вглядываться в темноту под ним. Ничего похожего на тело Романа под балконом не было. Не было тела и в квартире – в квартире вообще не было никого, и только на кухонном столе, рядом с остывшей чашкой кофе, сиротливо скучал диктофон. Перемотав пленку на начало, редактор машинально включил его, полез в карман за сигаретами и чиркнул спичкой о лежащий на подоконнике коробок.

Зажженная спичка упала из рук и больно обожгла колено, но редактор даже не поморщился. Из динамика доносился голос Романа – или не его голос, а просто удачный монтаж.
- Это не может быть Роман, - прошептал редактор, пытаясь прикурить сигарету со стороны фильтра. Пылинки табака попали в рот, он закашлялся и выплюнул их в раковину.
А голос, похожий на Романа, тем временем рассказывал.

***
…Я решил проводить Лену домой. Было уже поздно, а мы давно не виделись. И где-то в глубине души я надеялся еще раз вывести разговор на интересующую меня тему – о школьной влюбленности. Меня давно не интересовала Лена, но мне было обидно, что она вот так, без раздумий и сожалений, оттолкнула меня. Мы шли через пустынный сквер, она смеялась и рассказывала что-то, а в моей душе поднимались странные, неведомые доселе эмоции.
Мне хотелось разорвать на ней платье, услышать, как она будет кричать и умолять меня отпустить ее. От этой мысли у меня захватывало дух, я понимал, что никогда не смогу сделать этого, потому что Ленка – мой хороший давний друг и потому, что я вполне нормальный человек. Я гнал от себя эти мысли до тех пор, пока мы не прошли последний освещенный участок сквера и не погрузились в полную тьму. Лена перестала смеяться, взяла меня за руку и крепко сжала своими тонкими пальчиками. И в этот момент из темноты ночи на меня стала стремительно надвигаться еще более темная бездна.
Дальше я помню смутно. Кажется, она кричала и просила меня отпустить ее. Очевидно, я все же ударил ее несколько раз, потому что когда я вышел на свет, на моей рубашке были капельки крови. Я торопливо снял рубашку и бросил ее на землю.

Андрей нажал на перемотку вперед и, подождав несколько секунд, снова включил воспроизведение.

…Она все время маячила у меня перед окнами – вызывающе красивая и недоступная. А у меня с ранней юности не складывались отношения с женщинами. Сексуальные не складывались. Вроде бы они обращали на меня внимание, соглашались на свидание, но когда дело доходило до постели, я… Как бы это сказать, а? Ну не нравилось мне все это. И они это чувствовали. Последняя подруга год назад заподозрила, что у меня скрытая склонность к гомосексуализму, а я точно знал, что мне нравятся женщины. Просто все они что-то делали не так, или мне нужно было другое.

- Это невозможно слушать, - подумал Андрей и снова перемотал кассету вперед, надеясь, что насмешливый голос Нилова когда-нибудь сообщит ему, что все это – очередной розыгрыш.

…А потом все повторилось сначала. Надвигающаяся черная туча, треск материи и испуганные глаза. Только она почему-то не кричала. Когда все закончилось, у меня была разорвана майка и в кровь расцарапана грудь. Майку я выбросил в мусорный контейнер и снова очнулся дома, к немалому для себя самого удивлению. Стоит ли говорить, что я ничего не помнил.

Третий раз оказался самым неудачным. Я сидел в баре и потягивал пиво. Официантка – бесцветная толстушка – была настолько невзрачной и незаметной, что я не уставал удивляться, как она до сих пор не повесилась от чувства собственной ущербности. Я рассуждал про себя, что такая уродина наверняка будет в восторге, если я задумаю с ней познакомиться. Однако она не улыбнулась в ответ на мою шутку о том, что я не оплачу счет, пока она не напишет на нем свой личный телефон, и даже отказалась называть свое имя. Я пришел в ярость.

Еще несколько секунд перемотки вперед, дрожащий палец, не решающийся нажать на клавишу воспроизведения, и тихий монотонный голос Нилова снова полился из динамика.

…Домой я вернулся одетым, долго разглядывал себя в зеркало, а потом сбросил трикотажный свитер, который был на мне в тот день, со своего балкона. Что-то подсказывало мне, что наутро именно он напомнит мне о моих ночных приключениях.

Андрей слушал, затаив дыхание, но незнакомый голос прервал повествование и со словами «На сегодня достаточно. На счет три вы проснетесь» запись прервалась.

***
Пытаясь унять дрожь в руках, Андрей схватился за чашку с кофе, за которую несколько часов назад держался Рома и попытался привести в порядок разгулявшиеся мысли.
Романа нет. Он тиснул в газету возмутительное, но, похоже, правдивое объявление, которое завтра, если бы не прыть редактора, могла бы увидеть вся городская общественность.
Это конец карьеры Нилова и большой удар по популярности газеты и всего «Грама».
Если Роман поехал в милицию и в данный момент самозабвенно колется в кабинете у следователя, эффект будет таким же. Только немного потише. Однако, в милицию он, скорее всего, поехал бы, прихватив кассету.
А если… Если он не в милиции и не дома, то где же черт побери он есть.

Невеселые размышления Андрея прервал звук открывающейся двери. На пороге, глядя на друга остекленевшими глазами, стоял, слегка покачиваясь, в усмерть пьяный Нилов и переводил бессмысленный взгляд с редактора на диктофон и обратно.
- Ты… ты выпил мой кофе, - сказал он наконец и свалился у порога.

Андрей тяжело вздохнул и опустился на стул. До утра осталось всего два часа, и за эти часы нужно было принять решение. На одной чаше весов лежал пьяный Нилов, которого он знал со школы и собственное издательство, на другой – торжество справедливости и трое убитых женщин.
Переступив через Романа, Андрей прошел в комнату и машинально включил телевизор. Симпатичная дикторша серьезно вещала с экрана, что они вышли в эфир только потому, произошло ужасное событие…

«Сегодня в 4 часа утра в своей квартире, служившей ему рабочим кабинетом, был обнаружен труп известного в городе психоаналитика, профессора медицины, доктора Островерхова. По предварительным данным, сообщенным сотрудниками правоохранительных органов нашему корреспонденту, смерть наступила в районе 12 часов дня в результате удушения. Милиция не считает, что причиной вторжения было ограбление, потому что ценные вещи, находящиеся в квартире…»

Соколов яростно вдавил кнопку пульта. Экран погас.
- Я думаю, что насильники – несчастные и больные люди, - тихо сказал Андрей себе под нос. Принес из комнаты подушку, устроил ее под Роминой головой и погладил его по голове.

Потом он аккуратно вынул из диктофона кассету, разрезал ленту кухонным ножом, смотал ее в комок и поджег в пепельнице, вышвырнув пустой корпус в окно. Вымыл пепельницу в раковине, вылил туда же остывший кофе, тихо прикрыл входную дверь и поехал в редакцию.
Начинался еще один рабочий день.