Маруся

Вообще-то по замыслу она, конечно, совсем не Маруся – а вовсе даже Марина, и отчество, между прочим, у неё есть – Николаевна. Но очень уж ей нравилось, когда я её так ласково… Марусей…

Вначале я её вообще ненавидела. Только представьте: сижу себе в родной школе, общаюсь со старой учительницей (которая вовсе даже не старая, а молодая, просто знаю её давно) – и тут входит в кабинет эдакое белобрысое чудище ниже меня головы на полторы и с помадой вокруг губ размазанной.
Это потом я уже поняла, что у Маруси имидж был такой – очень ей хотелось увеличить зрительно объем своих губ. И добивалась она этого путем размазывания ярко-красной помады миллиметра на четыре за контур. Не представляется картинка? А Вы попробуйте, накрасьтесь так. Зрелище – шик и блеск в одном флаконе.
Вот за эти губы я её и возненавидела. А она – меня. За что? Долго перечислять. Основными в списке стояли темные волосы зеленоватого оттенка, длинный проколотый ноготь на мизинце и джинсы, состоящие практически из тонких полосок ткани.
Ну да, я знаю! Нечего на других наезжать, когда сама… Ну и что? Я же не работала в этой школе, я туда так приходила… В гости. А она – работала. А каково деткам каждый день наблюдать картину «губки после неудачного минета»? Во-во. И я о том же.

Где-то месяца два мы с Марусей находились в состоянии полного нейтралитета – при встрече демонстративно отворачивались друг от друга и шагали себе дальше.
Всё изменила случайность. Просто в один зимний денек я заскочила в школу прямо с работы. А нас снимали в этот день на местное телевидение. Нет, не «новости Мухосранска», не угадали. Вполне приличный телеканал «Рен-тиви УэМ». Не, УэМ – это не «умру молодым», это «Ультра-мелодия». Ну называется так! Откуда я знаю, кто придумал? Главное – что не я.
Так вот. Снимали нас, всё культурно было и, соответственно, одеться пришлось более-менее цивильно – пиджачок там, юбочка и – темные волосы. Без зелени.
Прихожу я в школу вся из себя такая при параде, мужики – в штабеля укладываются. Что значит «откуда в школе мужики»? А… В этом смысле… Ну есть же там этот… физрук. И историк еще. Ну да, они оба в штабеля и уложились! Ничего, мне хватило.

И вот иду я по коридору, а навстречу – она, конечно же. И мы как застыли обе с открытыми ртами – так и стояли минут пять. Нет, в психушку нас не забрали – дело было во время урока, все в классах сидели. Она обалдела с моего внешнего вида, а я – с её губ. Потому что именно в тот день она вообще не накрасилась. И такая красивая вдруг стала – мама не горюй.
Вот в этот день мы с ней впервые поздоровались. А потом – понеслось… Что понеслось? Да всё понеслось. Встречаться начали, общаться. И постоянно взглядами так… пронизывали.

Через месяца полтора мне это «пронизывание» надоело, и я позвала её в кабак – кофе попить. А она отказалась. Как меня это взбесило! Тормоза отказали полностью и оправдывая себя «съехавшей крышей», я просто взяла и поцеловала её.

О, что там было! Мрак и ужас в одном флаконе. Сначала она вопила: «я не такая». Потом – «мой парень тебе ноги оторвет». И под конец – «не смей даже близко ко мне подходить».
«Не хотите – и не надо», - подумала я и перестала подходить. И вообще в школе появляться перестала. Жила себе, работала, развлекалась – всё как всегда. А через недельку она мне позвонила. Извиняться надумала. Я к тому времени остыла уже и, культурно отправив её поливать огород, повесила трубку.

Думаете, на этом всё кончилось? Как же… Еще через пару дней она написала мне письмо. Потом еще одно. И еще. Смысл этих писулек сводился к одному: «Прости, я была не права, давай попробуем заново». И попробовали в итоге. Да так хорошо, что спустя еще месяц жизни друг без друга не представляли. А когда надоело «зажиматься» в пустых классах и на подоконниках коридоров, решили вместе жить. И я переехала к ней.

Где-то полгода у нас была полная идиллия. На работу ходили как на каторгу. Встречали друг друга по вечерам, гуляли и почти бегом летели домой. Наскоро готовили чего-нибудь и плюхались в кровать. Здорово было. Наверное, у всех оно так – сначала.
А когда «начало» перестало быть актуальным, начались проблемы. Во-первых, Маруся возненавидела мою работу. Ей казалось, что находясь постоянно в окружении полуголых «девиц», верность хранить невозможно. Затем появился напряг с графиком работы – я приходила домой часов в пять утра, когда она еще спала. А она приходила в шесть вечера – когда я уже отчаливала. Конечно, бывали и выходные, но три дня в неделю из семи возможных… Этого было мало.
Путем прямых угроз и косвенного шантажа я убедила её расстаться с «высокооплачиваемой» работой учителя и заняться «домохозяйством». На какое-то время всё нормализовалось.

Но лишь на время, потому что в понятие «смотреть за домом» мы вкладывали совершенно разный смысл. Марусе казалось, что вовремя приготовленный ужин и подметенные полы – это вершина счастья. Остальное – не так важно. Пусть. Я смирилась с неглаженными рубашками и брюками («В цивилизованном мире никто джинсы не гладит!»), с отсутствием в доме элементарного порядка («Ну я же подметаю каждый день! Зачем протирать пыль или пылесосить или полы мыть?»), с умершими от истощения цветами («Я поливала! Я же не виновата, что они так быстро вянут!») и с массой других мелочей.
Смирилась и совершенно зря, потому что вскоре безделье начало напрягать Марусю и от нечего делать она связалась с какими-то идиотами, возомнившими себя «спасителями мира».

Подметенные полы и вкусные ужины остались в прошлом. Теперь приходя домой я наблюдала неухоженную женщину с безумным взглядом, напевающую что-то под гитару или разговаривающую с толпой немытых бородатых мужиков.
Когда мужики третий раз полетели вниз по лестнице, мы расстались.
Аргументация была следующая: «Я творческий человек, мне нужен покой, а ты загружаешь меня какой-то ерундой вроде приготовления пищи и унижаешь моих друзей».

Нет, я не стала её уговаривать или убеждать – зачем? Думала, она всё поймет сама. Она поняла. И через месяц вышла замуж.

Конечно, мы продолжали встречаться. Так я из статуса «жены» плавно переехала в статус «любовницы». Меня устраивало всё, кроме всё тех же бородатых мужиков. Но и они вскоре стали неактуальны.

В очередной раз всё изменилось, когда замуж собралась я. Маруся удивилась, огорчилась, взбунтовалась… И ушла от мужа. Естественно, моя свадьба улетела псу под хвост и мы снова начали жить вместе. Но уже втроем. Я, Марина и мой неудавшийся муж.

Стало хорошо. Любимая девушка и друг рядом – что еще нужно человеку для счастья? Я полагаю, ничего. Разве что… Хоть капельку покоя.

Разные бытовые мелочи постепенно свалились на нас с Женей. Маруся ведь была творческим человеком.

Однажды она затеяла стирку. А так как стиральной машиной мы на тот момент еще не обзавелись, желающих ломаться над доской не было. И путем простого жребия решили: Женька стирает, я – глажу, а Марина едет на другой конец города за каким-то диском очередного немытого чудовища.
Пришлось браться за дело. Постельное белье, майки, джинсы, полотенца… Это был мрак.
Гладить я закончила уже ближе к ночи.
Вернувшись, Марина начала хвалить нас и разбирать белье по местам. Потом выудила она из стопки тряпочку, сшитую из двух кусков полотенца. Посмотрела на Женю и спросила: «Ты это тоже стирал?»
-Стирал.
-Кретин.
Минута молчания. Мы с Жекой были в шоке, а она посмотрела внимательно на тряпочку и ко мне повернулась:
-А ты это гладила?
-Гладила.
-Кретинка.
Мы хором: «Почему?»
Она: «Это тряпка, которой я обувь мою. Один идиот постирал, другая идиотка погладила».

Вот так. Нет бы похвалить за трудовой энтузиазм, так она нас еще и кретинами… Мы обиделись. Задумались. И всё пошло по-старому.

Следующие года полтора прожили в нормальном ритме. Купили квартиру, обзавелись дачным участком у черта на куличках. Марина ребенка родила… Вернулась к мужу, потом назад вернулась. Словом, нормально.

Друг постепенно Марусю возненавидел и уехал от нас в другой город. Нет, мы по-прежнему дружили, периодически подавали заявление в ЗАГС, но это было уже не то. Ушла какая-то новизна и захотелось стабильности и покоя.

На помощь пришел интернет. Я пару месяцев проболтала в аське с некой Кристи, быстренько придумала себе любовь-морковь, бросила всё и рванула в Москву.
Сказать, что Маруся обалдела – это значило бы не сказать ничего. Впервые она оказалась в положении брошенной, а не бросающей. И это напрягло её безмерно. Но я уже была далеко.

С Кристи, оказавшейся на проверку банальной Кристиной мы прожили недолго. Потому что выдуманная любовь имеет свойство исчезать так же быстро, как появилась. И на смену ей приходит какое-то мерзопакостное чувство отчуждения.
Отчуждались мы с трудом: и истерики были, и тарелки, летящие в мою несчастную голову и много чего еще.
Окончательно отчуждившись, я уехала домой. Сюрприз. Теперь к одному очаровательному Марусиному малышу добавился еще один. Муж её, встретив меня на улице, начал плеваться огнем и орать: «Исчезни ты из нашей жизни!». С одной стороны, я его понимала, конечно. Разбила брак, и всё такое… А с другой… С другой тоже понимала. Но что было поделать?

Мы снова сошлись. Теперь воспитанием детей занималась моя мама, она же параллельно дружила с Марусей и учила меня жить. Хуже всего было когда они вдвоем становились на кухне к плите. Я в таких случаях старалась живенько смыться куда-нибудь, потому что баталии на тему «Как готовить борщ» отрицательно сказывались на моих нервах.

Но самой большой каторгой были еженедельные шашлыки у нас на даче. Собиралась вся родня, моя, Марусина и плюс её мужа, с которым мы постепенно даже подружились. Пока родня была трезвая, мы успевали отдохнуть, но как только содержание алкоголя в крови начинало зашкаливать, - всё… тушите свет. Они ругались так, словно собрались на дебаты по поводу кандидатов в президенты. Одни орали, что я – скотина, забрала жену от мужа. Другие – что муж – идиот, раз жену не удержал. А третьи робко блеяли, что всё нормально.
В это время мы с Марусей и её мужем спокойно пили пиво где-нибудь под кустом смородины и старались всё это не слушать.

Счастье закончилось нескоро. Но закончилось. Просто однажды я пришла домой и вместо Маруси увидела на столе записку: «Прости, ты всё поймешь». Поразмыслив, я сообразила, что таким незатейливым способом она дала мне понять, что снова вернулась к мужу.
Поплакав для приличия несколько секунд, я сходила в подвал, вытащила из старых запасов бутылку хорошего вина и занялась оплакиванием своей горькой доли. К середине бутылки я поняла, что меня такая жизнь больше не устраивает. А к концу, размазывая пьяные сопли, решила, что в этот раз бегать за ней я не буду.

Она позвонила сама. Чего-то говорила, извинялась и так далее… Я в очередной раз послала её поливать огород и занялась уборкой. Маруся была в шоке. Через несколько дней она предложила попробовать еще раз. Еще через несколько – умоляла меня вернуться. А через неделю её муж начал просить меня о том же – «Вернись, а то девочка с ума сходит».

Всё это разбавлялось обычными скандалами, воплями и прочей лабудой, на которую так падки творческие люди. Но я не сдалась.

Отправила Марусе её вещи, вычистила квартиру, поменяла постельное белье и пледы, вынесла на помойку песенники, самопальные диски каких-то лохматых чудовищ, подала в очередной раз заявление в ЗАГС, завела котенка и… поняла, что до сих пор её люблю.

Я никогда больше не вернусь к ней. Мы будем общаться, будем стараться дружить, но жить с ней семьей может решиться только подлинный камикадзе.
А в наследство… Пусть ей в наследство останется моя любовь. Которая когда-нибудь всё равно закончится. И я смогу при встрече не спрятать взгляд, а ухмыльнуться и сказать легко и непринужденно: «Несчастливое счастье ты моё… Маруся…».