Немосковская сирень

     Я была четвертой, а другие трое...
     
     Инкогнито в столице и потому не осчастливленный пока признанием народных толп – настоящий восточный принц. И поэт – в одном лице. (Он будет спорить, мол, не поэт, но я останусь при своем мнении.) Подробностей о черноте глаз, о матовой смуглости лица – не спрашивайте. Перечисляя, могу сбиться на банальности, а не хотелось бы. Отмечу лишь, что был он высок – отвечая на его улыбку, приходилось сильно задирать голову.
     Принц почти все время улыбался. На следующее утро я почувствовала тянущую боль в шее.
     
     Хрупкая в своей атипичности маленькая рыжеволосая писательница. Сегодня она героиня многих рассказов. Каждый автор характеризует её на свой лад. Я бы тоже могла, но вспоминаю все её чёрточки – уже упомянуты. Ах да, у нее мальчишеский голос. Интонации нахальные и застенчивые одновременно. И мальчишеские жесты. Ломаные, буратинистые. Кроме того, все ноги у неё были в цветах – розовых, белых и голубых. Такие колготки.
     
     Писатель, живет по соседству с писательницей. Оживлён – предвкушает, как будет её романтически провожать. От общения с ним шея не устает. У него всклокоченные пшеничные волосы и усы. Так и остался для меня незнакомцем.
     
     Мы шли по Суворовскому бульвару в сторону Арбата. Минут за пятнадцать до этого каждый из нас поцелуем или пожатием руки – ещё раз, на прощание, на посошок, – поздравил одного молодого, очень талантливого автора с выходом первой книги и с успешной презентацией.
     
     Начался дождь. Не впервые за день. Принц раскрыл над нами огромный чёрный зонт. Ничего особенного, но совершённое принцевыми руками действие было похоже на волшебство. Наша компания превратилась в плывущего над мокрым асфальтом, неловко перебирающего лапами осьминога.
     
     Вскоре выяснилось, что дождь совершал пробную вылазку. В столице ничего интересного, сумерки быстро сгущаются, жители разбрелись по домам, красоваться не перед кем. Ну, и ладно, на сегодня хватит, подумал дождь. Мы узнали о его решении, взглянув на лужи. Они были зеркально-гладкими. Купол зонта с глубоким вздохом сложился.
     
     Впереди слева увидели будто бы ни к чему не прицепленную, висевшую в воздухе, надпись «Художественный». Это о кинотеатре.
     Подземный переход: спуск, подъём. Поверху через дорогу – и не спеша к ступенькам, ведущим в ещё один переход. Справа, у парапета, в светлом плаще – старушка. Сгорбившись, держит перед собой два букета белой сирени. Сколько помню, старушки здесь всегда, и самыми поздними вечерами, в любое время года. Продают букетики, связанные на собственный вкус из самых непритязательных цветов.
     Двумя мгновениями раньше я уже знала, что случится. Как будто участвовала в фильме, сценарий которого дали прочитать загодя только мне. Удивительное, неравновесное состояние: ты в курсе происходящего, но почему-то должен делать вид, что пребываешь в полном неведении.
     Всклокоченная шевелюра, ножки в цветах и красные бархатные джинсы (это я) проследовали к ступенькам и начали спускаться, принц-поэт поотстал. Он догнал нас только уже на подъеме – на противоположной стороне перехода. «Досточтимые, это вам», – и бабушкины букеты оказались в руках у меня и хрупкой писательницы...
     Еще раз представится возможность благодарно поцеловать принца, ни за что не упущу.
     
     В метро, оставшись одна, я нашла свободное местечко. Уселась.
     – Девушка, вы из Москвы букет везете?
     Я покосилась в сторону соседа – молод и, кажется, не пьян.
     – Ну да...
     – Почему спрашиваю - белая сирень у нас в Москве редкость.
     Присмотрелась к нему внимательнее, насколько позволяли приличия. Распластанный по лицу нос с огромными ноздрями, вывороченные губы. Нет, определенно, не пьян.
     – Да! Не удивляйтесь – почему-то среди столичной сирени мало белой. Откуда у вас?
     – Мне подарили.
     
     Ещё минут десять пыхтел мне в ухо и – как сигналило боковое зрение – вместе со мной пытался читать книгу, рождение которой сегодня праздновалось. Вскоре вышел, не проронив ни слова.
     
     – О, мамаша приехала, – дочь, дремавшая на диване, лениво приоткрыла правый глаз. – Сирень! Презент?
     – Угу.
     
     Я определила букет в глиняный кувшин, расправила веточки, взялась внимательно разглядывать кисти. До сих пор верю в детское сиреневое чудо.
     Пяти- и даже шестилистники обнаружились сразу – и в большом количестве.
     «Да уж, столько легкого счастья разом, и в тот момент, когда ищешь его, – это щедро, не по-московски, парень прав».
     Наутро, во время завтрака, вновь ворошила крохотные белые цветки. При солнечном свете заметила, что они побиты ржавыми точками.
          
     Кстати, я не однажды встречала на московских бульварах белую сирень. Не помню, правда, где. Когда всё кругом цветёт и благоухает, разве тебе не всё равно, где ты сейчас находишься? А если вдруг озаботишься этим вопросом, ничего не узнаешь: таблички с названиями улиц заслоняет лилово-белая пена.