…Под богом я разумею существо абсолютно бесконечное, то есть субстанцию, состоящую из многих атрибутов, из которых каждый выражает вечную и бесконечную сущность…» (Бенедикт Спиноза)
Пролог
Несмотря на хроническую нехватку свободного времени Миша Лугов не так давно пристрастился играть с компьютером в шахматы. Хотя не был заядлым шахматистом, как сидящие в парке старички. Напротив. Играл с людьми он крайне редко. Разве что в поезде от скуки и как то раз таким образом коротал время в дождливую погоду в доме отдыха с одним приятным и опрятным пенсионером. И даже научился у него азам шахматной стратегии, узнав про «испанскую партию», «сицилианскую защиту» и тому подобное.
Установив на домашнем компьютере вместе с карточным пасьянсом, лавирующим в потоке машин автомобилем и другими игрушками программу с шахматами, он решил поначалу просто попробовать. А увлёкся всерьёз - его неожиданно привлекло соперничество с умной машиной, невообразимое сочетание умения вычислительной техники просчитать бесчисленное множество вариантов с гипотетической возможностью угодить в нехитрую западню, загодя подготовленную человеком. Он, конечно же, понимал, что программу составлял программист, такой же человек, но всё равно не мог отделаться от ощущения – он представлял перед собой в виде соперника системный блок с потрескивающими время от времени микросхемами, но отнюдь не человека.
-Ага, - злорадно произносил он вслух, наблюдая, как электронный агрегат в погоне за его лакомой крупной фигурой не замечает элементарного: на правом фланге через ход король соперника будет заперт.
«Я сдаюсь» – на английском выкинула белый флаг электроника, не дожидаясь заветного хода, а Лугов обиделся, что ему не дали поставить мат:
«Вот всегда так с этой техникой! За ход до мата сдаётся, понимая бессмысленность сопротивления. Попробовать что ли поиграть с ним на следующем, четвёртом уровне?»
«Лучше сразу на последнем, на пятом», - услышал он вдруг голос, прозвучавший у него как бы в сознании, но так явственно, что Лугов вздрогнул. А почему бы и нет, подумал он, щелкая клавишами. Компьютер на последнем уровне играл медленнее, что не было удивительным – ему надо было просчитать на порядок больше вариантов всевозможных комбинаций. Он начал привычно развивать фигуры, выводя на оперативный простор белых слонов и коней, как вдруг так же чётко и ясно услышал команду:
«Ни в коем случае этого не делай, лучше атакуй ферзём с подстраховкой ладьёй от шаха чёрных!»
-Откуда ты знаешь, чего я хотел? – непонятно кому адресовал свой вопрос Лугов, - мысли что ли читаешь?
-Ну это несложно, - прозвучало неожиданно, - ты всё же попробуй, как я советую. Не пожалеешь.
-Ладно, - согласился Миша, размышляя, что же за голос он так чётко слышит. «Чертовщина какая-то», - пронеслось у него в сознании, и тут же до него донеслось:
-Не отвлекайся, пожалуйста. Мне так интересно, чем закончится эта комбинация. А кто я, потом объясню. Во всяком случае с тёмными силами я
не имею ничего общего. Так что беспокоиться не надо. Давай-ка лучше сходим вот так.
Лугов послушно реализовал идею, удовлетворённо заметив, как белые шаг за шагом начинают сокрушать противника на левом фланге, неудержимо пробивая его оборону. Пешки почти не реагировали на предложения размена, что он обычно делал, а ползли вперёд, слоны выбрали оптимальную позицию, а белые кони устраивали немыслимые «вилки», подготавливая решительный штурм позиций противника.
Скоро чёрные капитулировали.
«Лихо!» – отметил мысленно Лугов.
-Слабовато, - получил он тут же ответ, – у противника защита никуда не годится.
-Да кто ты, чёрт возьми!
-Про чёрта не надо, мы, кажется, на эту тему уже беседовали. Главное: не бойся. Я - существо вполне разумное. Чего же меня бояться?
-Да и не боюсь я, – вслух сказал вдруг Миша, отчего-то покосившись на плотно закрытую на металлический засов и замок дверь. - Просто не по себе как-то. Кто-то внутри тебя шепчет, подсказывает. Тоже мне внутренний голос. Знаешь анекдот?
Последний вопрос он адресовал уже мысленно, и тут же в сознании его прозвучало:
-Я всё, что в твоей голове, знаю - уже просканировал. Ты уж извини, но другого способа общаться у меня просто нет. Я долго наблюдал, как ты в шахматы играешь. И не удержался. Решил попробовать.
-А с другими людьми ты так же … - Лугов чуть замешкался, подбирая нужное слово, - контактировал?
-Ну, замечу прямо, с большинством мне совсем неинтересно. У Васьки, соседа твоего, одна мысль: «как бы выпить?» А у Верки с шестого этажа на уме одна эротика, я бы даже сказал: крутая порнография. Такие фантазии, что даже я долго не выдерживаю. А вот ты человек творческий, стихи иногда сочиняешь. Мне это по душе.
-Сочиняю, - отозвался Миша, - только что толку? Печатают плохо. Можно сказать, в последнее время совсем не печатают. Посылал и в тот журнал и в этот.
Лугов назвал известные толстые журналы.
-Будто бы тебе не известно – там ведь только своих печатают.
-Откуда мне это известно? Я что, как ты, мысли читаю.
-Ладно, - голос в сознании Лугова смягчился, - запоминай или записывай. В Москве найдёшь редакцию вот этого журнала. Только ни в отдел поэзии, ни к главному редактору не ходи. Разыщешь там отдел рекламы. А в отделе том спросишь Тимофея Причитайло. Скажешь: от Мохова. Отдашь свои творенья ему. Скоро не обещаю, но через месяца два стихи войдут в поэтическую подборку. Да не забудь. Когда получишь гонорар, угости всех там хорошенько. Стихи твои вполне проходные, гораздо хуже идут на «ура». Не забудь сказать главное: от Мохова!
-Мохов - это ты что ли?
-Да ты совсем глупый! Я Мохова в глаза не видел. Просто знаю, что и как делается. Хочешь опубликоваться, послушай меня.
-Кого тебя? Да кто ты в конце концов?
-Ты пока не готов это понять, хотя в числе немногих «хомо сапиенс» наиболее подготовлен к такого рода контактам. Скажу просто и понятно для тебя: иной вид мыслящей материи. То, что мысль имеет волновую структуру и материальна, ваши же учёные давно доказали. Как, впрочем, и то, что материя может быть углеводородная, а может быть и водородная, невидимая простым глазом. Если хочешь, можешь считать меня своим ангелом-хранителем. Тем более, что я давно за тобой наблюдаю. А сейчас извини, я должен срочно попасть в одно место за две тысячи пятьсот пятнадцать километров отсюда. Но имей в виду: я скоро вернусь.
Голос в сознании умолк. Словно щёлкнул невидимый выключатель. Лугов выключил компьютер и откинулся в кресле. Затем встал и прошёлся по комнате. В сознании его всплыло иное. Как порой кто-то такой же невидимый подсказывал ему долго не находившуюся рифму, и он только диву давался. Лучше и не придумаешь, хотя, говорят, нет предела совершенству. Вот и позавчера сочинил он одно такое стихотворение.
Он бросил взгляд на листок бумаги с заголовком «Высшая материя» и ещё раз прочитал написанное:
Высший Дух колдовал
Над обрывками сна,
Выделяя отдельные лица,
И меня заклинал:
-Сохрани, старина!
Это может тебе пригодиться!
Сохрани, приумножь,
Разбери чехарду
Из забытых и новых законов
А меня - не тревожь!
Буду нужен - приду
Миллиардами быстрых нейронов.
Это что же получается, задумался Лугов. Он приходит, когда мне нужно? Нет, не всегда. Вот сегодня он заинтересовался шахматами. Другое ему может быть неинтересно. А иногда я вижу не вполне обычные сны. Путешествую в неведомые страны. Так недолго и умом тронуться. Впрочем, пока с этим всё в полном порядке.
Лугов придвинул к себе лист бумаги. Если разобраться, в истории нечто подобное имело место. Он взял авторучку, и сложившиеся строчки быстро легли на бумагу:
Элементов столбец
И искомый закон
Менделееву так же предстали.
И прозрел вдруг слепец,
Стал мудрее мудрец,
Композитор рванулся к роялю.
Да! Именно так! Вроде бы всё то, что он хотел сказать. Но всё-таки не всё! Чего-то в стихотворении явно не хватало! Концовки! Поняв это, Лугов прошёл на кухню, заварил себе крепкий кофе и, обжигаясь, прихлёбывая, вернулся к письменному столу. Он исписал не один листок бумаги, разрывая каждый предыдущий в клочья, так что скоро весь край его стола был завален клочками бумаги, но ему не нравилось. Время было за полночь, а дело не ладилось. То, что выходило из под его пера, не заканчивало мысль, а уводило далеко в сторону. Вконец обессиленный, он разделся и, рухнув на стоящий рядом диван, моментально заснул.
…Утром Лугов проснулся бодрым и весёлым. Он соскочил с постели раньше обычного сигнала будильника, открыл дверь в ванную. Но в ванной комнате уже чистил зубы его сын Димка.
-Шарашишься всю ночь, папа, - выплюнув зубную пасту, укоризненно пробормотал тинэйджер, – мы уже привыкли, как по вечерам пыхтишь, так нет, мало тебе - ранним утром соскочил и строчил, строчил чего-то.
-Соскочил? Под утро? – переспросил Лугов, - разве я вставал? Честное слово, не помню.
Димка махнул рукой и вышел в коридор. Лугов озадаченно почесал в затылке, хотел было зайти и умыться, но вместо этого прошёл к столу. На листке бумаги значилось именно то, что искал он так долго и мучительно:
Высший дух полетел
По огромной стране -
Посещать остальных вольнодумцев,
И опасный предел
Померещился мне -
Дверь открытая...
клуба безумцев.
Стихотворение в целом ему понравилось. А, может, взять и действительно смотаться в столицу, разыскать там этого самого Причитайло, размышлял он. У него и часть отпуска за прошлый год осталась неиспользованной. От его городка до столицы триста километров с небольшим. Машина на ходу. Попробовать что ли на пару дней отпроситься в организации? Чем чёрт не шутит!
На следующий день он уже гнал свою «девятку» по шоссе в направлении столицы. На заднем сидении автомобиля лежала папка со стихами. Стихи он отбирал очень тщательно, каждый раз пытался поставить себя на место читателя. А, может, спрашивал себя, втайне надеясь вызвать на откровенность тот самый внутренний голос. Как Вам, дескать, дорогой друг, нравится то или иное стихотворение?
Но, сколько он ни прислушивался, ответа не было. Вот и сейчас – полная тишина.
Несмотря на относительно ранний утренний час шоссе было перегружено. По серой ленте летели обтекаемые «десятки». Их обгоняли ещё более быстрые иномарки, медленно ползли автобусы. И ещё медленнее длинные фуры. Вот за одной такой и пристроился Михаил. Стрелка спидометра заплясала возле отметки «шестьдесят», потом пошла вниз. Лугов перешёл на третью скорость, выглядывая просвет на шоссе для маневра и, наконец, решившись, резко пошёл на обгон.
Он не учёл важное обстоятельство. Шоссе в этом месте как раз проходило по впадине, и невидимая его глазу встречная машина буквально в следующее мгновение вылетела прямо на него.
«Всё! Это конец! Вправо – фура! Влево – глубокий овраг. Единственное, что остаётся – по тормозам, благо дорога сухая, и назад!» - промелькнуло в голове – но вряд ли успею».
Он едва не раскрыл рот от удивления, увидев, как летящий прямо на него огромный джип вдруг словно бы застыл на месте, как бы повис в воздухе, позволив ему скрыться за фурой и занять свою прежнюю позицию. В следующее мгновение встречный автомобиль со свистом пронёсся мимо.
В зеркало заднего вида Лугов хорошо разглядел, как встречная машина на бешеной скорости стала удаляться от него и очень скоро исчезла из виду. Глубокий вздох вырвался из его груди и вместе с ним в сознании забилась, запульсировала мысль:
«Ну ты и дурак! Тебя на несколько часов одного нельзя оставить! Имей в виду: твой час ещё не пробил. В качестве покойника ты не нужен! Так изволь вести машину аккуратно!»
-А нужен … для чего? – вслух спросил Лугов. Но ответа не последовало. Он сбросил скорость и вплоть до самой столицы ехал с предельной осторожностью, пытаясь снова и снова во всех деталях припомнить тот эпизод на впадине дороги. Вспоминал и не находил случившемуся на шоссе никакого разумного объяснения.
-Чушь какая-то привиделась, - опять вслух произнес он, - мистика!
Он проехал кольцевую дорогу и, не желая томиться в московских «пробках» и пререкаться со столичными сотрудниками ГИБДД, у первой же остановки метро нашёл охраняемую стоянку, оставив там автомобиль.
Разыскать редакцию журнала было легко и на метро. Он ехал в голубом вагоне. искоса поглядывая на самодовольные лица москвичей, всё ещё находясь под впечатлением пережитого и даже не догадываясь о том, что это лишь начало.
Впрочем, а начало ли это было? Лишь спустя годы перед самой смертью мать его рассказала и другую историю, на первый взгляд не связанную с этой, но на деле связанную с ней звеньями единой, крепчайшей, неразрывной цепи.
Часть первая
Вокзал бурлил, давил на барабанные перепонки многоголосием, шумом моторов отъезжающих автомобилей и вонючих «Икарусов», списанных с благополучной и здоровой Европы, пронзительными гудками электровозов и маневровых тепловозов. Изредка из хрипящих динамиков прорывался монотонный голос строгой женщины, возвещающей о прибытии или отправлении очередного поезда.
-Дай, красивый, погадаю, - молодая цыганка в цветастом платке взяла его за руку, заглянув в глаза.
-Отвали, - моментально отреагировал Лугов, пристально посмотрев ей прямо в глаза, а потом, припомнив про недюжинные экстрасенсорные способности ловких кочевниц, добавил:
-Имей в виду: денег и ценностей нет.
-Да что ты, что ты, дорогой, - запричитала женщина, косясь на его потертую дорожную сумку, - я тебе так, за интерес погадаю. Хочешь?
Не дожидаясь ответа, она осторожно взяла его ладонь и перевернула её, буквально впившись острым взглядом в пересечение линий.
-Я заранее знаю весь сценарий, - едко заметил Лугов, - сейчас ты скажешь, что меня ожидает большая беда. Что я, например, неизлечимо болен. Попытаешься выудить последние деньги, призывая позолотить ручку. Только не получится. Даже и не пытайся!
-Вай! - воскликнула женщина, - здоров ты, красивый! Как бык, здоров! И женщины тебя любили, любят и любить будут. А что мать у тебя при смерти, так это я знаю. Время ей пришло - ничего не поделаешь. Только не про это сказать хочу. Дай-ка другую руку!
«Откуда ты про мать узнала?» - хотел спросить Лугов, но цыганка вдруг резко сжала кисть его руки, с жаром пробормотав:
-Вай! Первый раз такое вижу! Ничего не понимаю!
-Ну, чего ты там такое увидела? Да, ладони у меня необычные... - пробормотал Миша, отчего-то, чисто интуитивно, ещё крепче прижимая к себе портфель, - одна женщина в доме отдыха гадала, всё удивлялась... но ... такое бывает... У меня, между прочим, и уши разные. И глаза, если присмотреться - один скорее голубой, чем зелёный. А другой скорее зелёный, чем голубой. Но и такое бывает...А ладони... Что ладони?
-Такое? - черные, казалось, бездонные глаза женщины наполнились непонятной тревогой, - бывает.. не знаю, бывает ли? Они у тебя не просто ... совершенно разные. Они...
Она вдруг резко осеклась на полуслове, словно какая-то невидимая сила прижала ей к горлу такой же невидимый кляп и вдруг, резко повернувшись, быстро зашагала от него в сторону.
-Куда же ты? - вырвалось у Лугова. Он невольно сделал два шага в этом же направлении, но цыганка уже скрылась в людском водовороте.
«Интересно», - подумал Лугов, то разглядывая своё отражение в витрине вокзала, то переводя внимание на свои ладони, - «что же она там увидела такое? Что привело её в настоящий ужас?»
С витрины на него смотрел совершенно обычный человек высокого роста в кожаной куртке с капюшоном и в кожаной кепке. С совершенно обычным лицом, которое вполне можно было бы назвать симпатичным, поскольку все черты его были по большому счёту правильны, нос с чуть заметной горбинкой и волевой подбородок указывали на сильный характер, а широкие, чуть вразлёт брови нравились женщинам.
Несколько портили общее впечатление полные щеки, из-за которых лицо казалось круглым и, по мнению одной знакомой Лугова совсем неинтеллигентным, но что поделаешь. Миша Лугов был устроен таким образом, что полнеть начинал отчего-то всегда с лица.
***
В коридорах городской детской больницы Горнозаводска пахло хлоркой и кислыми щами. Недавно выкрашенные в казённый коричневый цвет полы были безукоризненно вымыты, но пожилая санитарка тётя Глаша продолжала ожесточённо елозить по ним шваброй, словно вымещая на деревянных досках свою обиду за сверхурочное дежурство. Она сноровисто окунала моющее приспособление в ведро и ловко отжимала рукой в резиновой перчатке.
-Вот! - махнула рукой по направлению к дальней палате подошедшая к ней медсестра Зина, - мало нам одного помирающего пацана, так только что из приёмного покоя ещё один поступил. Ещё час назад за петухом по двору бегал, а сейчас чуть живой - температура больше сорока и дышит ровно паровоз. Дежурный врач, конечно, его посмотрел, распорядился насчёт уколов. Только он совсем плох.
Она вздохнула, покосившись на дверь.
-На всё, Зинуля, воля Божья, - рассудительно произнесла тётя Глаша. Как говорится: Бог дал, Бог и взял.
-Так то оно так, - согласилась Зина, - только жалко Мишеньку, всего годик-то и пожил. Мать мне жаль. Первенец это её. Говорит: до детских яслей ничем не болел. Месяц назад туда определили, а до этого жил у бабушки, на Волге. Месяц проходил и на тебе - воспаление лёгких. Третий день при смерти. Антибиотики кололи. В голову даже уколы ставили, да что толку!
-Мать-то с ним?
-С ним. Ни на час не оставляет, упросила главного врача. И отец с завода отпрашивался, ночь дежурил у постели. Убиваются!
-А второго куда?
-Да велели пока в пятую, но, говорят, смотри, дескать, Петровна по обстановке. В пятой и так перегруз. И неизвестно, что у него. Вдруг опасная инфекция, а в этой палате одни выздоравливающие.
Она глубоко вздохнула, поправила белоснежную шапочку, неторопливо продолжила:
-Может, думаю, положить, в изолятор к Мишеньке? Он до утра вряд ли дотянет. Совсем плох.
-Тоже верно. А что его родители?
-Да какие там родители? Алкаши привокзальные! Даже не поехали с ребёнком в приёмный покой. Пьяные валяются. У них ещё пятеро по лавкам. Было шестеро, да прошлым летом один на речке утонул. Так что ты думаешь, - женщина всплеснула руками, - они даже не расстроились.
-Вот ведь как получается. У Мишеньки родители инженера, уважаемые люди, живут дружно, не пьют, не буянят, а такое несчастье на них свалилось. Как они переживут?
Медсестра Зина вздохнула:
-Пожалуй, действительно... положу-ка я Петю в изолятор.
-И то! - вновь с готовностью согласилась тётя Глаша...
...Лунный свет струился в окно изолятора детской больницы, освещая бледные лица детей, метающихся в жару на двух кроватках, расположенных в противоположных концах небольшой квадратной комнаты. Молодая, хрупкая на вид женщина с длинными волосами до плеч присаживалась на стул то у одной, то у другой койки, меняя компрессы или поднося по просьбе ребёнка стакан с водой.
Однако положение не улучшалось. Дети продолжали бороться за жизнь, врачи помогали им в этом насколько могли, но их меры к положительному результату не проводили.
«Как, в сущности, жестока жизнь» - эта мысль постоянно возникала в голове, не давала покоя. - «Почему я должна потерять то, что мне особенно дорого - этого маленького, самого близкого и любимого человечка?»
Она вспомнила, с каким нетерпением ожидала появления первенца, втайне мечтая о девочке, а когда родился сын, подумала: тоже хорошо. Пусть вначале будет мальчик. Он вырастет и станет заботиться о своей сестре, которая, несомненно, появится, но на несколько лет позже, станет защищать её.
Она хорошо помнила, как родила его на рассвете в родильном доме, расположенном на крутом берегу Волги. Сюда долетали гудки проходящих пароходов, и если прислушаться, можно было слышать гортанные крики чаек, устремляющихся за проходящими по широкому водохранилищу судами в надежде поживиться какой- нибудь подачкой беззаботных туристов, фланирующих по верхним палубам. Она помнила чарующий аромат осенних яблочных садов, в зелени которых утопал этот небольшой приволжский городок районного подчинения. Пожалуй, и сейчас так же явственно, как и вкус сочной антоновки или её любимых яблок сорта «белый налив». Эти фрукты с их огромного сада почти ежедневно приносила ей мать, простая русская женщина с красивыми голубыми глазами и русыми волосами, расчёсанными на прямой пробор.
Она вспомнила большой деревянный дом, выстроенный отцом, вспомнила и самого его. Как он по возвращении с работы с огромной теплотой и нежностью нянчил внука, наблюдая, как тот делает первые шаги по скрипучим половицам просторной горницы в направлении красного угла. Откуда, в свете горящей лампадки, строго и величественно наблюдала за всем происходящим пресвятая богородица с крошечным младенцем на руках.
Вспомнила, как сильно разругалась с матерью, узнав, что та, не спросясь её разрешения, окрестила Мишеньку, позволив окунуть младенца в холодную купель в строгом соответствии с церковным ритуалом.
-Не заболеет. Не бойся! - отрезала тогда ей мать, веру в Бога у которой не только ни поколебало - многократно усилило как советское лихолетье тридцатых, так и военная, злющая пора, - зато будет крещёный, православный! Как положено!
Тогда он действительно не заболел, а сейчас таял с каждым часом, с каждой минутой. Он метался в бреду и, казалось, не было на свете силы, способной вдохнуть жизнь в угасающее тельце.
«Что же это такое? За что? Кто поможет мне?» - все эти вопросы вдруг разом возникли у неё и словно бы повисли в воздухе.
Неожиданно она почувствовала легкое движение воздуха. Так бывало, когда самолёт далеко в небе преодолевал невидимый барьер. Но никакого самолёта в небе не было, иначе в ночной тишине был бы ясно слышен характерный гул. Да и трассы нечастого в середине пятидесятых годов самолётного сообщения проходили далековато отсюда. Движение воздуха прекратилось, и она с изумлением заметила, как шестилетний Петя вдруг резко дёрнулся, а потом затих. И одновремённо, совершенно синхронно с ним её Миша вдруг сильно встряхнул головой, широко открыл глаза и... сел на кровати.
Он смотрел не прямо перед собой, а немного вверх и смотрел так внимательно, словно на побеленных извёсткой стенах больничного изолятора видел что-то необычайно важное для себя.
Опомнившись, она бросилась не к Мише, а к Пете. Потрогала его холодный, восковой лоб, но, продолжая надеяться на невероятное чудо, бросилась прочь из палаты к посту дежурной медсестры.
-Петя умер, - тихо вымолвила Зина, прикрывая лицо ребёнка белой простынёй, с сочувствием глядя на совершенно поседевшую за эту ночь молодую женщину двадцати пяти лет от роду, - я пойду за доктором, а вы поставьте, пожалуйста, Мише градусник.
Медсестра подошла ко второму ребёнку, который уже спокойно спал к этому моменту, и положила ладонь на лоб его.
-Умер? Как ... умер! - вырвалось у матери.
-Да, к сожалению. А ваш сын, похоже, пошёл на поправку.
Через пять минут ртутный термометр зафиксировал температуру спящего здоровым сном ребёнка: тридцать шесть и шесть. На утреннем обходе пожилой доктор внимательно обследовал Мишу, удовлетворённо хмыкнул и на вопрос матери о самочувствии выдавил что-то совершенно непонятное:
-Мда...
Он удалился к себе в кабинет, оставив мамашу в совершенном недоумении, и лишь по радостным лицам санитарки и медсестры она поняла главное: сын скоро поправится.
Никому она не рассказывала про это. И не только потому, что как атеистка и комсомолка, не могла дать случившемуся никакого разумного объяснения. Скорее всего, чувствовала негласный, но могущественный запрет на историю болезни и выздоровления своего Миши. Лишь спустя сорок лет, перед своей смертью, она поведала ему, умудрённому жизнью человеку, отцу двух детей, эту историю, заметив:
-Такое впечатление: кто-то взял у того мальчика жизнь, а тебе дал. Впрочем, думай, как знаешь.
-Получается, я за него живу, - сказал тогда Лугов.
Мать не ответила. Должно быть снова мысленно перенеслась в то далёкое время, задумавшись о чём-то своём очень сокровенном...
*** Лугов без особого труда разыскал редакцию того самого журнала и, строго следуя предписанию своего благодетеля, нашёл Тимофея Причитайло, который оказался высоким и худым старомосковским интеллигентом симпатичным шатеном с ярко-голубыми глазами, похожим одновременно на его школьного учителя ботаники и вопросительный знак с плаката на Тверской. Такие всю жизнь живут с мамой в коммуналках, отвергая провинциальных красавиц-сокурсниц, гордятся тем, что они потомственные москвичи и глубоко в душе презирают приезжих, полагая, что именно из-за них они вынуждены до сих пор делить кухню с полудюжиной таких же старомосковских старушек.
Лугов не зря пять лет учился в столице. Переняв от своих дальних родственников старомосковский говорок и заговоря на нём с характерными словечками, он сразу же расположил к себе Тимофея Игнатьевича, а фамилия Мохова заставила того засуетиться насчёт кофе.
У Причитайло оказался на удивление мягкий и приятный баритон. Он коротко посетовал на заевшую его, профессионального литератора редакционную текучку, на необходимость тратить творческие силы на рекламу, а затем взял из рук Лугова рукопись и в ожидании закипания чайника, принялся бегло просматривать её, время от времени прерывая чтение возгласами типа «чудесно!», «прелестно!» и «вот как!».
Столь неожиданно тёплый приём взбодрил Михаила не хуже растворимого напитка, а обещание Причитайло опубликовать часть его стихов через два месяца в подборке осчастливило окончательно. Он охотно поддержал его критику правительства, мало заботящегося о культурном развитии нации и помощи литературе, в частности, потом заклеймил позором строителей финансовых пирамид и налоговиков с их непомерно возросшими аппетитами.
-Я ведь, старичок, начинал на заре кооперативного движения, – разомлел от кофе Тимофей, - мы книжечки разные в кооперативном издательстве клепали. Как раздельно питаться, как для укрепления здоровья грамотно собственную или коровью мочу пить из хрустальных бокалов, чтобы, значит, не вырвало. Как изготовить сбрую на лошадь на кухне собственной хрущёвки или запустить собственный мини-спиртзавод. Ну, иной раз печатали там эротические гороскопы или пересказывали содержание мыльных опер. Тогда, в конце восьмидесятых, таких налогов не было. Заработаем и через зарплату денежку – в карман! Да и рэкета такого не помню. А сейчас, в начале девяностых, что? Попробуй в Москве раскрутись! Эх, кабы меня в одной фирме не кинули жестоко на бабки, жил бы я сейчас в новой квартирке в Ясенево или Тёплом Стане.
-Правильно! – поднял вверх указательный палец Лугов, и Причитайло понесло. Он нашёл, наконец, благодарного слушателя.
-Давай-ка выпьем коньячку! – заговорщически подмигнул он поддакивающему без устали Лугову, отодвигая толстенные тома в шкафу и доставая из-за словаря Ожегова початую бутылку и две рюмочки. Тот не возражал.
-За встречу! – провозгласил Причитайло, - очень приятно было познакомиться с интеллигентным человеком.
-Мне тоже!
Лугов с удовольствием чокнулся, затем поднял тост за талантливого литератора Причитайло, и вскоре бутылка была пуста. Незаметно перешли на «ты», и вскоре Лугову показалось, что он беседует с давно знакомым ему человеком. А ведь, если разобраться, каких-то два часа назад он его и в глаза не видел.
Михаил чуть не вздрогнул, когда в его голове чётко и ясно прозвучал знакомый голос: «Пригласи его в кафе, оно через два квартала, там дорого, но ты не пожалеешь»
-А знаете что, Тимофей Игнатьевич, - выпалил вдруг Лугов, - здесь неподалёку, буквально в двух кварталах неплохое кафе. Предлагаю направиться туда и отобедать.
-Угощаешь? – заулыбался Причитайло, - знаю я это кафе. Дороговато там, но если ты угощаешь, я не возражаю. А, впрочем, мы и тут могли бы, магазин напротив, ассортимент перестроечный.
-Нет! – решительно отрезал Лугов, - в кафе будет удобнее.
-Машина у меня сломалась, - поделился с Луговым Причитайло, когда они вышли из здания, - да на метро даже удобнее. Кстати, ты не автолюбитель?
-Ну да! – подтвердил Михаил.
-Сейчас машин на улицах прибавилось, а с ремонтом проблемы. В Москве мастерские растут, как грибы, и всё равно очередь. Я свою «пятёрку» неделю не могу отремонтировать.
«Классная идея!» – прозвучало в сознании Лугова, - «надо выпустить на эту самую тему пособие для автолюбителей, рынок огромен, ситуация лучше не придумаешь, не зевай»
-Я вот что полагаю, Игнатьевич! – озвучил мысль Лугов, - вот вы выпускали брошюрки типа «сделай сам». Как выкопать погреб или изготовить домашнее вино. Как самому научиться плавать! Как самому сделать ремонт в квартире! Ну, это я и так знаю. А если, предположим: как самому починить автомобиль? В виде красочно оформленного альбома с подробными объяснениями, схемами и чертежами. Что ты на это скажешь?
-Я скажу, что денег у меня сейчас нет, - ответил Причитайло, - и в обозримом будущем не предвидится. Знаешь, сколько у меня из-за этого таких же идей на корню засохло?
-Нет, ты скажи, - не отставал Лугов, - а эта идея хорошая?
-Неплохая, - ответил Тимофей, - но ты знаешь, сколько надо под неё бабок? Чтобы книга была дешёвая, надо заряжать тираж не менее двадцати тысяч. Прописные истины, но помимо прямых расходов на бумагу, картон, работу наборщиков и типографии надо потратиться на рекламу, сбытовую сеть, взятки, склады и охрану. А это большие бабки. Ладно, пришли, старик! Лучше сесть слева у окна, подальше от бара.
Так и сделали. Отогнав подлетевшую проститутку, Тимофей, понизив голос, доверительно сообщил Лугову:
-Между прочим, в это кафе заезжают обедать очень крутые люди.
Лугов и без Причитайло убедился в этом, наблюдая сидящих справа и слева. Дам почти не было, зато охранников более, чем достаточно. Ансамбль довольно неплохо исполнял аранжировки из Поля Мориа, но музыка не раздражала, звучала тихо и ненавязчиво. Зал кафе был оформлен с большим вкусом. Официанты обслуживали быстро и чётко, один лихо разлил из запотевшего графинчика водку, второй мгновенно обернулся с холодными закусками, пообещав не томить ожиданием горячего.
-Даже не подумаешь, - перехватил взгляд Лугова Причитайло, расправляясь с крабовым салатом, - всего каких-то два года назад здесь была заурядная диетическая столовая.
Он обвёл взглядом просторный зал.
-Надо же! Здесь сам Николай Николаевич! – Тимофей показал глазами на столик в углу. Уточняю. Плечистый мужчина в ярко-зелёном костюме. Мой одноклассник. Рядом с ним любовница и высокий охранник, похожий на грузина и, кстати. чем-то на тебя, не смейся. Между прочим, это известный каратист по кличке Доктор Гиви. Кстати, он действительно врач по образованию, бывший офицер, имеет «чёрный пояс» по карате. Сам Николаич тоже в прошлом спортсмен.
«Это верный шанс. Не теряйся!» – прозвучала команда.
-Он кто? – спросил Лугов.
-Кто он? В двух словах и не скажешь. Когда он завязал со спортом, остались кое-какие связи и, разумеется, было много амбиций. Начинал, как многие. Поначалу – киоски, затем магазины, потом автозаправочные станции и рынки. А теперь ещё зверофермы и нефтепереработка, рекламная фирма, шоу-бизнес и ещё много, много всего, о чём я и не догадываюсь, ибо он вкладывает во всё, что даёт прибыль. Он – это живые деньги. Потому, что деньги –категория динамическая, извини за банальность. Но могу поручиться, не кидала, человек порядочный.
-Давай-ка выпьем, - до краев наполнил рюмки Лугов.
-Давай!
Очень кстати принесли горячее – мясо с шампиньонами в горшочках, и после выпитой рюмки Лугов спросил:
-А ты с ним в каких отношениях?
-В нормальных. Он даже участвовал деньгами в одном нашем проекте. Жаль, этот проект не принёс больших денег, еле вернули то, что вложили. Подозреваю даже: он слегка разочарован подобным сотрудничеством.
-А как насчёт автомобильной темы? – Лугов пристально посмотрел прямо в глаза Причитайло, - мне кажется, дело верное.
-Тебе кажется, - ухмыльнулся Тимофей, - Николаич человек сугубо деловой. Он тебя строго так спросит: сколько конкретно тебе надо денег, в какой форме и на какой срок. И обязательно «на берегу» оговорит свой процент. Нет, я к нему даже обсуждать это не пойду.
-Ладно, не ходи, - спокойно согласился Лугов, решив изменить тактику, - давай тогда выпьем.
-Это другое дело, - улыбнулся Тимофей, - за нас!
-Официант! – позвал Лугов, когда графинчик опустел, - нам, пожалуйста, ещё водочки! И закусить! Салат «Легран» с сельдью «Матье». Две порции! Быстренько!
-Сию минуточку!
«Не ушёл бы» – размышлял Лугов, наблюдая за сидящими в углу. Но на его счастье они быстро уходить и не собирались. По всему было видно, что им тут явно нравится. Михаил сам удивлялся возникшему вдруг у него намерению, но тут же получил ясный и недвусмысленный ответ: «Так надо»
-Ладно, - после очередной рюмки проговорил Михаил, - если тебе неудобно, я сам подойду к твоему знакомому. Передам большой и горячий привет, а если получится, поговорю о деле.
-Ну хорошо, - пробормотал захмелевший Причитайло, - пойдём.
Они дружно встали из-за стола и направились в угол зала. Быстро, как пружина, вскочивший телохранитель был остановлен жестом Николая Николаевича.
-Это свои, Гиви! О! Тимофей! Какая встреча! Присаживайся!
-Николай Николаевич! Это мой знакомый литератор, - представил Лугова Причитайло.
-Лугов… Михаил, - отрекомендовался тот, широко улыбаясь.
-Николай, - ещё шире улыбнулся бизнесмен, - коньячку, водочки?
-Всё равно! – отреагировал Лугов.
-Что пишем? – поинтересовался Николай Николаевич, прозу, стихи?
-И стихи и прозу.
- Я ведь, если честно, тоже себя в поэзии пробовал, - Николай Николаевич достал сигарету, закурил, в задумчивости к самому потолку выпустил клуб дыма. Но понял: у каждого человека есть, что сказать другим людям, но не каждый может это сделать в доступной и понятной всем форме! Особенно стихи. Это от Бога. Так что я решил заняться более приземлёнными делами. Нефтью, например, или продуктами. Я тоже в некотором роде творец. Сначала выдвигаю идею, потом разрабатываю детальный план и реализую его. Когда получается, испытываю необычайное удовольствие. Помню: когда задумал пробежать марафон, я тоже разработал такой план и каждый день выходил на пробежку, понемногу удлиняя дистанцию. И я добился цели, хотя никогда не бегал на подобные дистанции. Я вообще-то по спортивной специализации борец, кандидат в мастера спорта по самбо. Одним словом, через полгода, в июне 1988 года пробежал Московский Международный Марафон Мира.
-Так и я там был! – не удержался Лугов, - правда, время у меня было так себе – три часа двадцать минут.
-Что вы говорите! – воскликнул Николай Николаевич, - нормальное, между прочим время. У меня было три часа двадцать шесть. Стало быть, почти рядом бежали. А сейчас бегаете? И вообще чем ещё занимаетесь? Я имею в виду, на литературные заработки в России не проживёшь
Он с интересом разглядывал Лугова, а тот, получив какой-то внутренний толчок, осмелел:
-Нет, марафоны – это не для меня. Так... иногда ...бегаю для здоровья. А вот насчёт литературных занятий вы верно заметили. Приходится крутиться и в иной сфере. В основном это касается издательского бизнеса. Вот и сейчас хочу реализовать кое-какие идеи.
-Так, так… - одобрительно проговорил Николай Николаевич, - предлагаю: выпить по маленькой, а обсудить всё весьма подробно. Но не здесь. Вот вам моя визитка. Жду завтра в своём кабинете к одиннадцати. Только прошу не опаздывайте. В одиннадцать тридцать у меня встреча со шведами.
*** Фирма Николая Николаевича занимала весь первый этаж в здании, расположенном на одной из улочек старой Москвы. Лугов бродил здесь ещё в студенческие годы, но не сразу разыскал нужный дом. На этой купеческой улице появилось много новых зданий, уродующих её первозданный облик. Что ж, Москва никогда ему своей архитектурой особо не нравилась, но этот город был просто необходим ему. В конце концов где ещё можно заработать? Где сосредоточилось столько толстых журналов, издательств, типографий и умных людей? А отдыхать можно и в другом месте.
С этой мыслью он прошел в просторную приёмную и без двух минут одиннадцать доложил длинноногой секретарше о своём прибытии.
Николай Николаевич был без пиджака, в ослепительно белой рубашке, узел его галстука был несколько ослаблен. Он показался Лугову довольно задумчивым в своём глубоком кожаном кресле. И совсем не таким весёлым, каким показался при первом знакомстве. Жестом пригласил к столу, коротко бросил:
-Мои планы изменились, встреча с фирмачами переносится в другое место, и у меня всего десять минут. Так что прошу: сразу к делу и покороче.
-Я постараюсь. Мне представляется целесообразным издать несколько альбомов по ремонту для наиболее массовых моделей отечественных автомобилей. К примеру: «ВАЗ 2106» «ВАЗ 2105», «ВАЗ-2107».
Лугов начал кратко излагать свою идею.
-Так, понятно, - не дал закончить ему Николай Николаевич, - давайте посмотрим экономический расчёт.
-Вот, - вытащил из портфеля несколько листков бумаги Лугов. Его собеседник быстро пробежал глазами выкладки, отчеркнув толстым жёлтым фломастером несколько цифр.
-Хорошо! Предположим, я дам вам эти деньги. Когда вы мне их вернёте и что я конкретно с этого буду иметь?
-Я думаю, через два года, и прибыль должна составить не менее двадцати процентов.
-Два года? Не годится! Прибыль тоже! И ещё... - палец Николая Николаевича уткнулся в столбец «затраты», - откуда такие большие суммы?
-Я взял из текущих расценок типографий и выплат художникам и наборщикам. Здесь, - Лугов ткнул авторучкой, - в графу заложены гонорары авторам, выплаты за работы по сканированию чертежей и услуги консультантов. Ну, а тут я прикинул налоги на заработную плату.
-Вот, вот, - хмыкнул Николай Николаевич, - и это никуда не годится! А что, если будем башлять «чёрным налом»? Где это возможно, конечно. Думаю, и типографские расходы сократятся, если директору типографии и мастерам хорошо дадим на лапу.
-Тогда совсем другое дело, - ответил Лугов, - вот эти и эти суммы уйдут, суммы в следующем столбце резко сократятся. Соответственно существенно повысится прибыль.
Зазвонил телефон. Николай Николаевич снял трубку, коротко переговорил, а затем снова обратился к Михаилу:
-К сожалению, меня ждут. Но давай подведём черту, - он внимательно посмотрел на Лугова, - я чувствую: мы сработаемся. Ты тонко чувствуешь конъюнктуру рынка, смело идёшь на риск и в то же время все мелочи просчитываешь. Идеи свежие генерируешь. У меня в связи с этим предложение. Сразу не отвечай, подумай. Думаю создать своё издательство. Учредителей будет всего двое - ты, директор издательства и я, на первых, подчёркиваю, на первых порах, его кредитор на условиях, которые мы обсудили только что.
-А если я не справлюсь, если в срок не верну деньги?
-Тогда расстреляем прямо у подъезда собственного дома. Шутка!
Николай Николаевич набросил пиджак и, подтягивая галстук у зеркала, добавил:
-Должен справиться! Если согласен, завтра подойдёшь к моему заместителю Анатолию Мамину. Я сегодня распоряжусь, он тебе выдаст штуку баксов из моего личного фонда на обустройство и переезд. Потом отдашь лично мне. Ну, а если сомневаешься, или что-то не устраивает, вот тебе порог, я не в обиде. Расстанемся друзьями.
Они вместе вышли из здания и в сопровождении двух дюжих телохранителей подошли к тёмно-синему бронированному «Мерседесу» Один из верзил услужливо открыл дверцу, другой внимательно оглядывал улицу и был готов ко всякого рода неожиданностям.
-А с Причитайло не веди, - напоследок посоветовал Николай Николаевич, усаживаясь на заднее сиденье автомобиля, - трепло он и слово не держит. Если бы не был моим однокашником, точно подвесил бы за яйца.
Машина умчалась. Лугов стоял на тротуаре и всё ещё до конца не верил в реальность происходящего.
«Ну, чего ты стоишь, как пень? Зайди в пивнушку напротив, выпей кружечку пивка. Завтра тебе предстоит тяжёлый день, а сегодня ты своё дело сделал, можешь немного расслабиться» - услышал он голос.
«В самом деле!» - подумал Михаил и уверенно двинулся к резной двери, за которой слышался весёлый шум нескольких десятков мужиков, живущих по расхожему принципу: «С утра выпил - весь день свободен» Очереди почти не было, и вскоре он уселся за массивный дубовый стол и принялся сосредоточенно созерцать пышную пивную пену, которая сначала росла и ширилась при наполнении кружек, а потом быстро лопалась и исчезала бесследно. Не так ли легко и быстро возникают вдруг, а потом так же вдруг лопаются, исчезают, как лёгкий дым, все благие начинания, сокрушительно рушатся людские планы, коверкая судьбы, бросая иных на дно таких глубоких пропастей, из которых они выбираются потом целую жизнь?
***
-Здесь «лимон» деревянных… для дела, - Анатолий Анатольевич Мамин, которого все «на фирме» называли «Толя-Толя» громко щёлкнул замком изящного «дипломата», продемонстрировав Лугову тугие пачки рублей, - а это, - он достал из внутреннего кармана модного ярко зелёного пиджака доллары, - шеф просил передать лично вам. Пересчитайте.
-Спасибо, - поблагодарил удивлённый Миша, покосившись в растерянности на изящный кейс на стуле кабинета и спрятав зелёные бумажки во внутренний карман, выдавил, - спасибо огромное … только вот какая проблема: у меня даже сумки с собой нет, разве что полиэтиленовый пакет в машине.
-Да чего там, тоже мне проблема, - добродушно усмехнулся Толя-Толя, - забирай вместе с кейсом. Да вот ещё что. Шеф просил передать ключи. От вашего нового кабинета и от квартиры на Варшавском шоссе. Вот адресок и схемка, как туда лучше подъехать.
Он вытащил и протянул слегка помятый листок бумаги, добавив, как бы оправдываясь:
-Мебели на хате маловато. Мы её недавно купили. Но зато сделан классный евроремонт. И метро под боком, рядом автостоянка. И последнее, что Николаич велел передать. Пока ты, короче, не утрясёшь все заморочки с открытием своей конторы бабки можно скидывать на этот счёт. А если тебе надо чего, звони мне или главбуху Николаича – ей даны указания проплачивать. Там, на листочке все реквизиты и телефоны.
Толя-Толя уже было протянул руку для прощание, но сделал ещё одну резкую отмашку:
-Чуть было не забыл. Тебе Артура дают в помощники. Погрузить, разгрузить чего, бумажку куда отнести. Чтобы самому не носиться по пустякам. Он тугой, но очень исполнительный.
-Тугой? – переспросил Лугов.
-Не то слово! Тугодум и с ленцой! Слесарил в нашей автомастерской, да не потянул. Я бы его выгнал к чертям собачьим, но он секретарше шефа каким-то очень дальним родственником приходится. Она и уговорила его подыскать какое-нибудь местечко. У меня, понятное дело, служба динамичная, гляди, что называется в оба, ребята в основном шустрые …бывшие спортсмены работают и то не все справляются. Так что загружай его по полной программе, а если что не понравится, Николаичу не жалуйся, лучше мне скажи, будем соображать, как и что. Кстати, сидеть он может и в комнате у вахтёров.
-Человек в помощь нужен, - согласился Лугов, - одному тяжеловато, а находиться он может у меня. Тем более, сидеть ему не придётся. Так на всякий случай хотел уточнить: там ещё стол и стул есть?
-Вот и чудесно, - обрадовался Мамин, - а дополнительный стол со стулом вам принесут – я распоряжусь.
*** У директора Пригородной типографии Василия Владимировича Овечкина с утра было неважное настроение. Опять забастовали печатники, требуя увеличения заработной платы. А ведь только позавчера круто разобрался с наборщиками, уволив к чертям собачьим двух зачинщиков смуты. Вроде в наборном притихли и про зарплату не заикаются, так в другом месте конфликт. Одно утешает: с началом перестройки за воротами настоящая очередь квалифицированных спецов, готовых потрудиться и за эти деньги. Так что найти работяг в принципе не так и сложно. Другое дело, какое то время уйдёт на переобучение. С другой стороны, размышлял Овечкин, потакать бузотёрам нельзя - процесс может принять лавинообразный характер. Ведь человеку всегда мало. Ему всегда хочется больше и больше. А разве он, директор Овечкин, виноват, что так быстро растут цены на продукты, оплату коммунальных услуг, детские сады, транспорт и прочее? Разве он виноват, что одновременно в цене поднимается сырьё – картон и бумага, прибыль типографии падаёт, и рост зарплаты за ценами не поспевает?
-Василий Владимирович! К вам директор фирмы Лугов, – прервал его размышления приглушённый голосок секретарши Тани, прозвучавший из переговорного устройства.
«Я занят» – хотел было сказать Овечкин, припоминая, что ни с кем на этот час не договаривался, но, неожиданно для себя махнул рукой:
-Ладно. Пусть войдёт.
Посетителем оказался ничем не примечательный мужчина средних лет. В обычной для москвича и этого времени года одежде и обуви. С обычным лицом и вполне приличной, несколько стандартной причёской. Среднего роста и среднего телосложения. Разве что держался он весьма и весьма уверенно. Энергично приблизился и, сдержанно улыбаясь, протянул позолоченную визитную карточку:
Издательство «Корвет»
Лугов
Михаил Алексеевич
Директор, -
прочитал Овечкин, изображая на своём лице ответную радость от встречи и вместе с тем припоминая, не приходилось ли ему, как директору типографии сотрудничать с обозначенным в визитной карточке издательством.
-Очень приятно! Слушаю.
-Василий Владимирович! Наше издательство собирается осуществить масштабный проект: выпустить пять альбомов для автолюбителей. Финансовыми ресурсами мы располагаем. Готовы осуществить предоплату сто процентов. Тиражи – от пятидесяти тысяч, наш оригинал макет…
-Это не ко мне… - перебил посетителя директор, - пожалуйста, в производственный отдел. По коридору третья дверь направо. Там начальник посмотрит, а экономист просчитает калькуляцию. В бухгалтерии выпишут счёт.
-Я, разумеется, могу пройти в производственный, - посетитель понизил голос и придвинулся к Овечкину, - только мне кажется, лучше всё обсудить лично с вами. И от этого мы вдвоём только выиграем.
«Чёрт его знает, что за человек», - пронеслось в голове у Овечкина, - «может, подстава? Не зря же верные люди передают: работяги вовсю муссируют информацию, что я, дескать, беру взятки и на всю катушку использую своё служебное положение. Не засланный ли казачок?»
«Передай привет от Закорючкина», - прозвучало в голове у Лугова.
-Да, чуть было не забыл, - дружелюбно улыбнулся он, - вам большой привет от Закорючкина.
-От Максим Максимыча? – расслабленно откинулся в высоком и глубоком кресле Овечкин, - как он?
-Весь в работе! – бодро доложил Лугов, не только ни разу не видевший Закорючкина, но решительно ничего не слышащий о Максим Максимыче, - ничего, держится молодцом, несмотря на сложную обстановку и известные проблемы.
-В теннис по-прежнему играет? – мягко осведомился Овечкин.
-Играет, - подтвердил Лугов, - хотя и не так часто, как раньше.
-Вот-вот, - вздохнул Овечкин, - и я, знаете, тоже в последнее время всё реже и реже бываю на корте, хотя это в связи с увлечением нашего президента стало очень модно. Дела, дела. Вот сейчас в типографии сложилась предзабастовочная ситуация. Финансовая ситуация, знаете, не очень. А до этого было лучше. В прошлом году даже купили новую чехословацкую печатную машину. Успели, так сказать, а теперь вряд ли бы купили. Смутьяны требуют зарплату поднять, а я и без поднятия на два месяца задерживаю.
-Да, тут как-то не до тенниса, - посочувствовал Михаил, - вам наверное, и покушать-то некогда.
-Ну уж нет! – шутливо возразил Овечкин, - как говорится, война войной, а обед по расписанию. Иначе недолго и язвочку заработать. Ладно, давайте-ка поглядим, что там у вас за альбомчики. Тема актуальная, автолюбителей с каждым днём всё больше и больше. Но, с другой стороны, у нас своя производственная программа, типография и так печатает очень много всякой литературы. Сроки, как я понимаю, сжатые. Значит, кое-что придётся отодвинуть. А ещё у нас газеты. Я не говорю уже о бланках или об этикетках.
-Понимаю, - тихо и в то же время уверенно сказал Лугов, - коль скоро от вас, как от руководителя, потребуются дополнительные усилия по координации всей производственной программы, мы готовы стимулировать эту дополнительную работу. Все знают вас, как грамотного специалиста...
Овечкин довольно улыбнулся, и Лугов понял, что попал в самую точку.
-Мы могли бы оплачивать вашу работу, - продолжил он, - например, в качестве консультанта издательства.
-Я в принципе не возражаю, - ещё шире улыбнулся Василий Владимирович, - также скажу, что очень рад познакомиться с таким понимающим человеком. Можно сделать так, как вы предлагаете. Но было бы лучше, если я не стану фигурировать в разных ведомостях по зарплате и табелях совместителей. Поползут разные разговоры … да и вам это, думаю, не надо. Давайте поступим так. Моя супруга Людмила Ивановна после сокращения одного научно-исследовательского института как раз нигде не работает. Вот я и предлагаю оформить её к вам. Тем же программистом, например.
-В издательство? – сделал вид, что не понял Лугов.
-Ну конечно, - подтвердил Овечкин, - и всё, что мне причитается, платить ей. Непосредственно.
-А что она помимо программ умеет делать? – поинтересовался Лугов.
-А зачем ей что-то делать? – удивился Овечкин, - пусть дома сидит с детьми. Тем более, что это ей как раз нравится. А раз в месяц будет приходить и получать то, что ей положено. Договорились?
-Хорошо, - не сдавался сразу Лугов, уважавший конкретные цифры, - а сколько причитается-то?
-Очень просто, - покосился на массивную дверь Овечкин, - предположим, наши экономисты насчитали бы вам определённую сумму. А я её – раз – и корректирую процентов на двадцать. Вот эту самую экономию мы с вами и делим пополам. Идёт?
-А почему нет? – ответил Лугов. «Как ни крути, а без этого прохиндея-директора мне никак не обойтись» – пронеслось в голове у него.
-По рукам! – приподнялся из-за стола директор, в голове у которого пронеслась мысль: «повезло, одним выстрелом убил сразу двух зайцев, и себе на карман сработал, и типографии заказы».
-Раз так, пишите письмо на моё имя, всё укажите подробно: тираж, сроки, конкретные требования к оформлению изданий. Я подпишу и лично переговорю со всеми отделами, а потом возьму под личный контроль.
-Отлично! – отреагировал Михаил, -пусть ваша супруга напишет заявление и пердаст через вас.
Если бы коридоры типографии не были бы в рабочее время так безлюдны, рабочие могли бы изумлением наблюдать, как неразговорчивый и малоприветливый обычно директор Овечкин лично сопровождает незнакомого посетителя до выхода, не переставая поддерживать с ним разговор, а лицо его преображает не протокольно вежливая, а необычайно дружелюбная и искренняя улыбка.
Часть вторая
Лиане скоро должно было исполнится двадцать семь. Непонятно отчего, но она часто стала вспоминать своё детство. Ей порой приходилось читать и слышать: у кого-то оно было трудным и ужасным. «Тяжёлое детство, недостаток витаминов...» - как говаривал известный актёр в кинофильме, и эти слова, к великому сожалению относились к довольно большой части её современников и современниц. Кто-то рано лишился родителей, другие испытали от них же зверские побои и невероятные издевательства. Ничего этого у неё и в помине не было. Она выросла в хорошей семье, окружённая теплом, любовью и заботой. Да и витаминов вполне хватало. Потому, что своё детство Лиана провела в солнечной Грузии, куда в то время военная служба забросила её отца, военного строителя.
Здесь, в Тбилиси, даже воздух был совершенно иным, чем в Средней полосе России, а тем более, в Москве, на триста процентов перенасыщенной автотранспортом. Уже в марте, когда начинали цвести плодовые деревья и каштаны, город, удачно вписанный в горный ландшафт, наполнялся таким чарующим ароматом, что приезжие просто сходили с ума.
А она не понимала тогда этих восторгающихся, громкоголосых туристов. Просто не могла понять. Ибо люди всё познают в сравнении и часто ценят то, что имели, лишь безвозвратно теряя его.
Годы спустя, сиживая в ожидании на лавочке одного из московских скверов, вспомнила она этот вольный дух дивных трав, врывающийся в форточки, чудную тёплую осень и особенно весну, когда и без того буйная природа Закавказья, не уставала преподносить людям щедрые подарки. Глубокий вздох вырвался тогда поневоле из её груди. Такой глубокий, что проходящая мимо степенная и благообразная московская старушка, приостановилась и, пристально взглянув на неё, лишь тогда продолжила свой неспешный путь, когда молодая женщина качнула ладошкой. Дескать, всё в порядке, ничего страшного. Я контролирую ситуацию и как-нибудь сама разберусь в своих проблемах.
С этого дня такие, очень яркие воспоминания стали приходить к ней всё чаще и чаще, и она не гнала их от себя - напротив, погружалась вся без остатка, словно пытаясь хотя бы в мыслях вернуть то сказочное время. Чтобы вновь и вновь всеми клеточками своего гибкого и быстрого тела пережить те самые, будоражащие ранимую душу невероятно сильные впечатления. Вновь пережить те самые минуты, когда у неё просто захватило дух от впервые открывшейся из кабинки канатной дороги впечатляющей панорамы красивейшего города мира. Или же тот весенний день, когда они с отцом и его грузинскими друзьями выезжали в горы на шашлыки. И она с удивлением и восхищением следила за тем, как стараниями колдующих у старенького мангала людей кусочки сырого, пропитанного душистыми специями и молодым вином мяса превращаются в аппетитное кушанье - совершенно особый грузинский длинный шашлык «мцвади», а дразнящий обоняние дым явно преждевременно заставляет судорожно проглатывать сладкие слюнки.
А может быть, тот, по южному тёплый октябрьский вечер, когда худой, нескладный и длиннорукий одноклассник Гиви с чёрными кудрявыми волосами и проступившими тоненькими усиками, провожая её домой со школьных танцев, остановился на тротуаре и, глядя в звёздное небо блестящими чёрными глазами, признался, что мечтает стать астрономом и вдруг спросил, чему она себя после окончания школы намерена посвятить. А она, не зная точно ответ, помедлив совсем немного, всё же ответила:
-Специалистом по морской фауне. Как мама. Или строителем. Как папа. А может быть, детским врачом, как бабушка.
-А если ... по морской фауне... - обратил к ней горящий взор Гиви, - ты отсюда уедешь? Да?
Она не ответила, но почувствовала: этот вопрос был задан не из праздного любопытства. Как почувствовала и то, что одноклассник её не просто неравнодушен к ней, он давно и безуспешно пытается обратить на себя гораздо больше внимания, нежели она ему милостиво уделяет, разрешая изредка проводить из школы, но твёрдо отвергая приглашения на вечеринки и бесчисленные дни рождения двоюродных братьев, друзей и просто знакомых.
В таких приглашениях лет так с пятнадцати уже недостатка не было. Её нехарактерная, весьма редкая в этих местах зеленоглазая и светловолосая внешность уже заставляла тревожиться мать девушки, испытывающую подобный же постоянный интерес со стороны отдельных темпераментных представителей сильной половины Тбилиси.
Впрочем, мать вскоре при случае с удовольствием обнаружила, что дочка, унаследовавшая от матери внешность типично русской красавицы, по видимому, генетически приобрела и её умение решительно и твёрдо давать отпор не вполне уместным ухаживаниям и несколько успокоилась. В конце концов, пока эти проявления внимания не выходили из характерных для этих мест общепринятых рамок галантности и уважения к женщине. А обижаться на то, что мужчины отдают дань красоте было бы по меньшей мере глупо.
Лиана была единственным ребёнком в семье, и мать, будучи редким в своём роде специалистом по морским ежам, не испытывала особого желания искать адекватное применение своей редкой специальности в столице Грузии. Работая младшим научным сотрудником института океанологии в Москве, она довольно поплавала по морям-океанам, охотясь за редкими экземплярами морской фауны и проглатывая сотни объёмистых книг, не обращая внимание на шёпот и пересуды по поводу её стойкого невнимания к представителям противоположного пола. Как вдруг совершенно случайно в тридцатилетнем возрасте повстречав в купе поезда бравого офицера и всем сердцем полюбив его, вдруг сделала другое, не менее важное для себя открытие.
Неожиданно она почувствовала, что охотно поменяет всех изученных и неизученных морских ежёй со всех океанов планеты со всеми морскими звёздами и кальмарами в придачу на одну только гипотетическую возможность всегда быть рядом и в любой вечер прильнуть к плечу любимого человека.
Недописанная кандидатская диссертация легла в стол, но знания, полученные Ириной Ивановной при подготовке к сдаче кандидатского минимума, не пропали даром. Углублённое изучение философии легло в основу её прагматичной жизненной позиции, а знания английского она поспешила передать Лианочке.
И пусть научный мир не переживает от того, что не все морские ежи до конца изучены и описаны, возможно она вернётся к этому, когда дочь станет совсем взрослой, определится в жизни и поступит в высшее учебное заведение, а муж Володя выйдет в отставку.
Вместо этого она решила посвятить себя воспитанию горячо любимой дочери и подошла к этому вопросу с педантичностью семидесятилетнего профессора. Лишь иногда вечером, да и то лишь после того, как Лианочка спокойно засыпала в своей кроватке, бывший младший научный сотрудник брала с полки толстые книги и не спеша перелистывала их, вспоминая путешествия в тёплые моря, вольный ветер, солёные брызги и острое нетерпение от ожидания подъёма с морских глубин трала со всякой морской живностью. Она не печалилась от этих воспоминаний. Ведь всё это в прошлом, у неё теперь другие задачи, у неё семья, и она посвятит себя дому.
Ирина Ивановна всегда охотно отвечала дочери на вопросы о своей старой работе, не отмечая и особого к ней пристрастия со стороны дочери. Пусть сама сделает свой выбор.
А Лиана не торопилась с этим. Она до самого последнего месяца, когда их выпускной класс сдавал экзамены, и многие десятиклассники уже особо нажимали на тот или иной необходимый более других предмет, одинаково дотошно штудировала и математику, и историю, и физику, и биологию. Лишь спустя три дня после получения новенького аттестата зрелости Лиана подошла к родителям, сидящим вечером в уютной лоджии за неспешной чашкой ароматного цейлонского чая и сухо уведомила их:
-Я решила поступать в медицинский.
И, не дожидаясь ответа и дополнительных уточняющих вопросов родителей, собирается ли дочка оставаться в Тбилиси или поступать в Ростовский, Ставропольский, Краснодарский либо Московский медицинский ВУЗ и какую именно медицинскую специальность желает она там приобрести, быстрой птичкой выпорхнула из квартиры навстречу ожидающей её у подъезда подруге Нане.
***
Вроде бы не так давно это было? А сколько за это время случилось всего! Десять лет, назад получила она диплом терапевта. Казалось бы, такая важная веха, но не она стала важнейшей в судьбе её, а совсем даже другой день.
День, когда она его впервые увидела.
На первый взгляд был совершенно обычный весенний день. В этот день так же, как и в другие дни, на Тбилисских улочках одуряюще пахли цветущие каштаны, так же бесперебойно ходил городской транспорт и так же точно перед учебной практикой зашёл за ней Гиви. Он оставил свою мечту стать учёным-астрономом и поступил на тот же самый факультет, что и Лиана, решив стать верным ординарцем своей возлюбленной, не отвечающей ему, впрочем, взаимностью. Однако бедный влюблённый все эти три года не терял надежды на потепление отношений и решительно отшивал от ещё более похорошевшей Лианы не в меру ретивых ухажёров.
-Э, дарагой, - разочарованно реагировали на это иные кавалеры, тонко чувствующих чисто дружескую основу их отношений, - ты, как собака на сэне. Такая дэвушка пропадает! Красывая, стройная, умная, интэрэсная!
-Почему пропадает? Не пропадает! И не пропадёт, дай время, генацвале!
Гиви сильно раздался в плечах, вытянулся выше всех ребят в группе и не по годам возмужал, обращая внимание многих девушек, неосведомлённых об его необычном душевном состоянии. Надо заметить: его одногруппницы и сокурсницы и особенно тоненькая, быстрая, как серна, Нана, давно уже перестали вздыхать по чернобровому красавцу с тонким носом, бровями вразлёт и выразительным взглядом, из уст в уста передавая историю о его страстной и неразделённой любви.
Он отличался от всех студентов тем, что почти не пил, не курил совсем, великолепно плавал и очень хорошо играл в футбол. Так хорошо, что играл даже за команду их медицинского института. По вечерам Гиви занимался в недавно открывшейся секции карате-до, выступал на первенстве ВУЗов, и это обстоятельство также отрезвляло некоторые горячие головы.
Лиана вряд ли догадывалась, какие чувства возникают у матери, которая не раз украдкой вздыхала, наблюдая у окна, как после занятий дочь возвращается домой со своим верным спутником, и Гиви смотрит на неё взглядом, полным обожания и восхищения. Противоречивые мысли возникали в голове Ирины Ивановны. С одной стороны, если выйдет Лианочка замуж за Гиви, ей, как матери, станет спокойно - дочка будет, «как за каменной стеной». Мальчик правильный, из очень хорошей семьи, родители - педагоги, так что он воспитан и образован. И главное - так любит её, что готов пылинки сдувать. Всем хорош: умён, высок ростом, силён, великолепно сложен, красив!
Но, с другой стороны, сердцу не прикажешь. В конце концов, пусть они сами решают...
Утром, в ту субботу студенты-медики из их группы, как обычно, прибыли для прохождения практики в старую городскую больницу. Девушки работали медсёстрами, а парни - медбратьями. За эту работу не платили, но студенты ценили возможность приобщиться к будущей профессии, и от отработки не отлынивали.
Лиану и Нану направили в терапевтическое отделение, и они трудились там вот уже вторую неделю, ставя градусники, строго контролирую распорядок дня и приём назначенных врачами медикаментов. В десять утра из приёмного покоя позвонили:
-Тут один солдатик, очень тяжёлый. Двусторонняя пневмония. Спасал пацана из озера, тот на лодке поехал кататься, а потом перевернулся. Солдат его достал-таки из ледяной воды, чуть сам не утонул, а сам вот... свалился. Температура больше сорока, бредит. Сейчас будет дежурный врач.
Они подготовили палату. Очень быстро на каталке привезли больного, и Лиана опустила свою ладонь на его пылающий лоб. Тот открыл голубые глаза и попытался слабо улыбнуться, но девушка сделала рукой предостерегающий жест.
Тогда вместе с подошедшим врачом они помогли молодому человеку занять своё место на только что заправленной койке. И это была их повседневная, привычная работа.
После укола хорошей дозой антибиотика «солдатик» Серёжа забылся в тяжёлом сне, изредка шевеля запекшимися губами, а Лиана присела возле кровати тяжелобольного. Теперь она могла хорошо рассмотреть его. Стриженные короткие русые волосы слегка вились у лба, и этим он отчего-то напомнил ей поэта Сергея Есенина из школьной хрестоматии. Только рост, конечно, повыше, чем у известного классика, который, как известно, был невысок. Пожалуй, рост у этого парня, как у Гиви. Нет, он высок, конечно, но всё-таки будет поменьше. И не такой он плечистый, как её друг. Подбородок волевой с ямочкой, нос тоже с небольшой горбинкой и высокий лоб. Такие, должно быть, нравятся женщинам. Бросился в воду за ребёнком! Не побоялся! А если бы сам утонул?
Лиана живо представила и ледяные воды озера, и почему-то соседского озорника-первоклассника в роли барахтающегося мальчугана, и быстро плывущего к нему парня.
Воин заметался, шевельнул запёкшимися губами:
-Воды!
-Сейчас, миленький.
Она быстро поднялась, взяла пустой стакан и в дверях палаты чуть было не столкнулась с Наной:
-Только что старшая звонила, со второй смены медсестра заболела с твоего поста.
-Ну и что, я останусь.
-Правильно, - поддержала Нана, - только ты же сегодня на концерт идёшь, Гиви давно уже билеты купил. Мне эта группа очень нравится.
Вот и идите вдвоём, а я не могу, - твёрдо сказала Лиана, обернувшись на тяжелобольного солдата, - смотри, ему очень плохо.
-Так ведь «Машина времени» из Москвы. Не каждый год в Тбилиси приезжает, - продолжала верная подруга, - а, знаешь что? Давай, я за тебя отдежурю? Не беспокойся, всё будет нормально. Помнишь, на прошлой неделе я тебе рассказывала? К нам женщина тоже тяжёлая поступила, ничего, вытащили.
-Нет, - отрезала Лиана, - не могу.
Она вышла из палаты со стаканом, а Нана пожала плечами, вздохнула и пошла на свой пост. Она хорошо изучила характер своей подруги и была прекрасно осведомлена: если Лиана что-то твёрдо решила для себя, спорить с ней совершенно бесполезно. Жаль, Гиви очень расстроится. Он сейчас работает в хирургическом, не знает ещё про эту, весьма печальную для него новость.
***
Три дня и три ночи больной солдат пребывал в беспамятстве. И всё это время Лиана не отходила от его постели. На четвёртый день он открыл глаза и удивлённо спросил:
-Где я?
-Вы в больнице, всё будет хорошо, - улыбнулась Лиана.
Больной облегчённо вздохнул:
-Значит, мне не почудилось?
-Что именно?
-Я думал, это сон. Красивая девушка подала мне стакан воды. Это были вы?
-За комплимент спасибо, - несколько суховато сказала Лиана, давно привыкшая к тому, что с таких фраз нередко начинались приставания назойливых ухажёров, - вы бредили, три дня находились в крайне тяжёлом состоянии, но кризис, полагаю, уже позади.
Она поднялась со стула, но солдат взял её за руку:
-Прошу вас, не уходите. Посидите рядом хотя бы немного. У вас такой приятный голос.
«Ну вот, опять начинается», - подумала девушка, но, к своему удивлению, не отдёрнула по обыкновению руку. Ей было очень приятно не только находиться рядом с молодым парнем, но ощущать прикосновение его большой и тёплой руки.
-Хорошо, - согласилась она, присев у кровати, и солдат в благодарность сильно сжал её ладошку. Он внимательно вгляделся в её лицо, заметив тени под глазами и всё понял.
-Так вы эти три дня находились рядом со мной?
-И три ночи, - улыбнувшись, уточнила Лиана, но мне немного удавалось вздремнуть вот на этой кровати.
Она кивнула на соседнюю койку.
-Как ваше имя?
-Лиана. Так меня назвала мама.
-Очень красивое имя. И необычное. А меня зовут Сергей. Будем знакомы.
-Мне показалось, Сергей, вы выглядите несколько старше, чем обычные солдаты, - поделилась своими наблюдениями девушка, - или это только так кажется?
-Нет, не показалось. Сегодня какое число?
-Восемнадцатое.
-Восемнадцатое апреля, - повторил парень, стало быть, вчера мне стукнуло двадцать три.
-Двадцать три?
-Да. Я ведь призван после университета. У нас не было военной кафедры. Вот и загремел на год. До «дембеля», как у нас говорится, всего месяц. Кстати, вчера мы как раз собирались отметить мой день рождения.
-А разве в армии это возможно?
-Если потихоньку, - улыбнулся Сергей.
-А давайте, - вдруг, неожиданно выпалила Лиана, - отметим, пусть с опозданием, ваш день рождения здесь. Потихоньку.
И сама вдруг испугалась собственной смелости. Одно дело - отмечать праздник дома, а другое в таком казённом учреждении, где строгие порядки, и она по сути дела человек временный.
-Здесь, в палате? Я. право, не знаю, - непостижимым образом уловил малейшее сомнение девушки Сергей, - откровенно говоря, мне бы очень хотелось отметить его с вами. Лучшего подарка я и не желал бы.
Его глаза заискрились ярким светом, и Лиана сказала:
-Значит, решено. Если разобраться, вчера вы как бы заново родились. Разве это не повод? Кстати, я узнавала, мальчик, которого вы спасли, даже не попал в больницу. Его отец дома взял ремень и отхлестал его за то, что взял лодку без спроса так, что тот не только не заболел, но даже не чихнул ни разу. Представляете? Это, конечно, не метод воспитания, я лично не поддерживаю рукоприкладство, но результат налицо.
Сергей рассмеялся.
***
-Это сациви. Вот хачапури по-домашнему. А это соус сацибели. А вот соус, рецепт которого я узнала у своей подружки Наны, - Лиана разложила кушанья на тумбочке и слегка смутилась, - не знаю, правильно ли я поступаю, но...
Она достала из сумки бутылку красного вина, штопор и два пластиковых стаканчика:
-Откройте, пожалуйста.
Сергей выполнил просьбу и разлил по стаканчикам вино. Они сидели на двух казённых стульях с покачивающимися ножками рядом с тумбочкой, но обоим молодым людям. судя по их виду, было вполне уютно и комфортно.
-Я долго говорить не буду, - негромко произнесла Лиана, - всё-таки третий час ночи. Скажу главное. Здесь, на Кавказе, очень часто желают друг другу крепкого здоровья. И я не буду особенно оригинальна, если пожелаю вам того же. Пожалуй, это самое главное. Не зря Михаил Горбачёв говорил, его в аптеке не купишь.
-Верно, - согласился Сергей, - спасибо. Здоровье никому не помешает.
Он пригубил вино:
-Великолепный букет! У моего папы дома в баре большая коллекция марочных вин и коньяков, и он знает в этом толк, но такого я не пробовал.
-Это вино из личного виноградника друга нашей семьи, - пояснила Лиана, - а в подвале его дома огромные запасы.
Она чуть ли не залпом решительно выпила, вновь удивляясь собственной смелости, а Сергей взял бутылку.
-А теперь я хочу выпить за тебя, мою спасительницу, и предлагаю перейти на ты, - сказал он.
-На брудершафт? - улыбнулась Лиана, - это банально и пошло. Да и неудобно руки перекручивать. И вообще, как в плохом романе.
-А может, у нас будет роман хороший?
Он протянул свою руку и опять взял маленькую ладошку Лианы в свою большую и твёрдую, но одновремённо сильную и тёплую. И ей опять стало очень приятно. А Сергей неожиданно привлёк девушку к себе и, нежно обняв, поцеловал в самые губы...
...Тбилиси просыпается рано. Ещё тёмным сказочным силуэтом темнеют вдали горы, своим обликом наводя на мысль, что именно там обитают весёлые эльфы, неистощимые на выдумку гномы и мудрые драконы, а уже выходят на улицу его первые жители. В шестом часу утра начинает ходить первый транспорт, а город наполняется первыми звуками всеобщего пробуждения.
В такой час Лиана прощалась с Сергеем, а он умолял побыть в палате ещё несколько минут. Они и так проговорили несколько часов кряду. Сергей рассказывал о себе, а Лиана слушала и наоборот.
-Мне с тобой легко и приятно, но хочется большего, - неожиданно сказал он, пылко целуя её руку.
-Большего у меня ни с кем не было, - призналась Лиана, - я, пожалуй, для тебя слишком серьёзная девушка. Да ты и сам, наверное, хорошо понимаешь, сейчас не время и не место.
-А разве я несерьёзный? - Сергей возвысил голос так, что Лиана рукой сделала предостерегающий жест, - если хочешь знать, я именно о такой и мечтал всю свою жизнь.
***
-Почему ты бросаешь институт? - голос Лианы от волнения дрожал, - отвечай! Я тебя второй раз об этом спрашиваю.
Она дернула его за локоть куртки, снизу вверх заглянула в такие знакомые глаза, но ничего не смогла обнаружить там.
Гиви молчал. Он смотрел куда-то далеко, а потом коротко и холодно бросил:
-Мне Нана сказала, ты через неделю выходишь замуж. Прими мои поздравления.
-Гиви! Я хочу, чтобы мы навсегда остались друзьями. Хочешь, я познакомлю тебя с Сергеем? Он очень хороший парень, а после демобилизации собирается остаться здесь, в Тбилиси.
-Нет, не хочу.
-Нана сказала, ты уезжаешь. Куда?
-На войну, в одну «горячую» точку.
-Это из-за меня?
-Нет.
-Тогда объясни.
-Что объяснить тебе? Я просто не могу иначе. Не могу оставаться в этом городе. А сейчас извини, мне пора.
-Гиви!
Он не ответил, махнул резко рукой, словно отсекая от себя всё, связывающее его с любимой девушкой. А потом решительно зашагал в противоположную сторону по длинной старинной улочке старого Тбилиси. Лиана долго стояла под мелким дождиком, закапавшим вдруг с прохудившегося неба, и смотрела вслед ему, ощущая щемящую боль там, где по всем учебникам у человека должен быть один важный орган. Которому порой так сильно «не хочется покоя», что человек не способен ни спать, ни есть.
Гиви скрылся из виду, и Лиане показалось: вместе с ним ушла частица её такого безоблачного детства, которое так часто приходило ей в воспоминаниях. Как часто потом на протяжении всей жизни перед ней вновь и вновь возникала и эта улица, и силуэт её верного друга, исчезающий под покровом мелкого дождика и это прохудившееся небо, которое плакало вместе с ней. Как часто винила себя за то, что не помчалась за ним
Да, в тот день она впервые в жизни не сдержала слёз, и они текли по щекам помимо её воли. В тот день она впервые ясно осознала: иногда в жизни приходится делать очень непростой выбор, как ясно осознала и другую мысль: некоторым людям она может сделать очень больно этим своим выбором.
Но и поступить по-другому также не сможет.
***
В этот год случилось многое. И он запомнился не только шумной и многолюдной свадьбой, на которой было много хороших друзей и гостей с самых разных концов некогда большого и сильного Советского Союза, за сохранение которого на референдуме проголосовало большинство его граждан. Большинство, не догадывающиеся о том страшном моменте истины, что сохранение могучего государства совсем не входило в планы кучки людей, одержимых жаждой власти и скорейшим личным обогащением.
В этот год как раз и случилось то, к чему поначалу все относились непростительно снисходительно, думая об очередной формальности и лишь спустя время, маясь на возникающих там и сям таможнях, оформляя визы для визита к близким родственникам, печально вздыхали, сознавая, что это только начало конца. Сознавая, что большинству людей не станет лучше от дробления державы и, глядя на объединяющуюся, сытую и благополучную Европу, вновь и вновь задумываться о пресловутом особом пути России и особых путях всех ближайших, некогда братских государств.
Лиана хорошо помнит тот вечер, когда она привела в свой дом Сергея с тем, чтобы познакомить его со своими родителями. Как хорошо помнит и состоявшийся накануне разговор с матерью. Был по-летнему тёплый вечер, и она возвращалась домой с дискотеки в сопровождении своего парня. Мать стояла у окна, видимо, ожидая её по обыкновению и, когда девушка поднялась по лестнице и вошла в квартиру радостная и возбуждённая, обратилась к ней с давно уже мучающим вопросом:
-У вас серьёзно?
-О чём ты, мама? - вопросом на вопрос ответила Лиана, прекрасно понимающая, о чём её спрашивают.
-Ты дурочкой не прикидывайся, - «взяла быка за рога» мать.
-А... ты о Серёже? Он очень хороший парень, интересный, симпатичный, умный, заботливый. Мне с ним интересно. И он мне нравится.
-А как же Гиви?
-Что Гиви? Гиви - друг. Настоящий друг, каких мало. Я, мама, хорошо понимаю, что Гиви тебе очень нравится, понимаю, что ты знаешь его семью, но пойми: выбирать буду я.
-Так то оно так, - вздохнула Ирина Ивановна. - Тебе жить. Смотри, не ошибись.
-Вот это правильная мысль, - резко отреагировала на эти слова Лиана, - ты же знаешь, я всё равно сделаю по-своему.
-Гиви тебе не пишет? - неожиданно тихим голосом спросила мать, - я недавно в очереди за хлебом с его матерью встретилась, он родителям письмо послал, вчера получили, совсем короткое. Сообщает, что всё у него хорошо, обстановка нормальная, а по телевизору совсем другое показывали: бои там идут, очень много убитых и раненых.
Кольнуло тогда в груди у Лианы, застучало в висках. Как будто рядом с ней встал Гиви, весёлый и улыбающийся. Как будто подмигнул, как обычно, озорным своим глазом и поинтересовался, как дела.
Но далеко Гиви, и не вернуть тот день, когда простились они на тихой, старинной улочке Тбилиси. А может, всё обойдется, вернётся Гиви живой и невредимый? Так хотела она, чтобы с ним ничего не случилось.
-Нет, - призналась Лиана, - не пишет мне Гиви.
-Да, - грустно проговорила Ирина Ивановна, - он ведь такой, гордый. А если хочешь, я у матери его адресок возьму, ты сама напишешь.
-Не надо! - вдруг неожиданно для самой себя отрезала Лиана, - я тебя прошу, не надо.
Долго не могла уснуть Лиана в тот вечер, всякие тревожные мысли возникали в возбуждённой её голове, и она то укоряла себя, то успокаивала спасительной мыслью, что не обязательно из-за неё Гиви решился на такой поступок. А на следующий день рано утром побежала в церковь, с нетерпением дождалась открытия её тяжёлых узорных дверей и, зажигая одну за другой тонкие, как лучинки, желтые свечки, похожие на круглые хрустящие палочки из теста, называемые отчего-то соломкой, долго и страстно шептала призывы спасти и сохранить этого человека, обращаясь то к одному, то к другому строгому святому. И, наконец, лишь во взгляде пресвятой Богородицы уловив теплоту и поддержку, обратив к ней свои молитвы и почувствовав, что, наконец, услышана, ненадолго успокоилась.
В тот день она была невнимательна на лекциях. Прогуливаясь с Сергеем по парку после занятий, к своему удивлению думала опять о Гиви, отвечая невпопад на вопросы своего кавалера, и, сославшись на плохое самочувствие, скоро попросила проводить её домой.
«Что же я наделала?» - думала она, простившись с Сергеем и поднимаясь по широкой лестнице старинного особняка, - «а, впрочем, какое это сейчас имеет значение? Теперь ничего уже не изменить, слишком поздно». И, отвечая на вопрос отца, когда же она представит им, родителям, своего друга, отважного спасателя детей на водах, как-то обречёно махнула рукой. Да когда угодно, хоть в ближайшие выходные.
-Вот и замечательно, - оживился тогда отец, - значит, в субботу, часиков так в семь. Устроит?
-Я передам это Серёже, - рассеянно проговорила Лиана, удалилась в свою комнату и там обессилено рухнула на кровать.
Тогда, в ту памятную субботу она помогала матери делать хинкали, а отец, также вовлечённый в подготовку к встрече гостя и резавший овощи на салат, не удержался от вопроса:
-Давно хотел спросить, дочка. Где ты думаешь работать после института? Не собираешься ли в Россию?
-Мне и в Тбилиси неплохо. Я выросла здесь, в этом городе у меня много друзей. Поработаю, а там видно будет.
-Друзья - это хорошо. Только вот последние события мне не нравятся. Уж больно круто Звиад Гамсахурдия заворачивает. Мы, военные это уже на себе первые почувствовали. Зажимают потихоньку, где только могут. А тем более после последних заявлений Ельцина. Это надо же такое сказануть. Дескать, берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить. Разве можно такое говорить в России?
Хорошо помнит Лиана и разговор, состоявшийся после того вечера, на котором её отец костерил на чём свет стоит «звиадистов», а Сергей согласно поддакивал подполковнику. Они быстро нашли общий язык, Владимир Петрович провозглашал тост за тостом и вскоре изрядно захмелели.
-Классный парень! - охарактеризовал Владимир Петрович молодого человека, когда за тем захлопнулась дверь.
-Ты так на самом деле считаешь? - поинтересовалась Ирина Ивановна, - или он для тебя просто хороший собутыльник?
-Не язви! - закипел муж, - хорошего парня сразу видно.
-Сразу видно, что он не имеет собственного мнения, - сидит, поддакивает.
- А если он согласен со всем, что говорит папа? - не сдержалась и вступила в разговор Лиана, - тогда как? Что хорошего принёс нам Звиад Гамсахурдия? Газ в дома с девяностого года идёт с перебоями, хлеба на карточки дают уже по четыреста граммов. И то в жутких очередях. Исчезают элементарные продукты, цены растут катастрофически. Да и к русским отношение не то. Никогда такого не было, хотя и к грекам, к украинцам, к евреям тоже отношение не восторженное. Правда, большинство грузин всё же и сейчас хорошо относится. Мы уже привыкли, что по вечерам стреляют, а выйти из дома вечером может только безумец.
-Ладно успокойся, - сменила тональность Ирина Ивановна, - мне тоже не всё нравится. Но я не об этом.
-А я и так спокойна. Просто ты не права в своей оценке Серёжи, - продолжала Лиана, - и я знаю почему. Тебе очень импонирует Гиви, ты хотела, чтобы я вышла за него замуж. Ведь так?
Лиана испытующе посмотрела на мать и вдруг неожиданно для самой себя выпалила:
-Так вот знай - я выхожу замуж. Но ... за Сергея!
- Вот те на! - не удержался Владимир Петрович, - ну что же, давно пора. Я, признаться, рад этому.
Ирина Ивановна промолчала и прошла в спальню.
***
На первых порах молодые сняли небольшую однокомнатную квартиру неподалёку от станции метро Марджанишвили. После окончания института Лиана работала как раз неподалёку в одной больнице, а Сергея тесть устроил в домостроительный комбинат. Он иногда задерживался на работе, и Лиана очень переживала за него, ведь с наступлением осени темнело рано, а по вечерам всё чаще и чаще в разных районах Тбилиси стала слышаться стрельба. Возникающие партии, которым Лиана уже давно потеряла счёт. коммерческие группировки и просто криминальные сообщества всё чаще и чаще выясняли между собой отношения при помощи оружия. И были случаи, когда случайные прохожие становились невинными жертвами этих уличных разборок.
Работы Лиане хватало. Врачей и так не хватало, а тут ещё один за другим уволились опытные врачи грек Канделаки, украинец Марченко, немка Кляйн и еврей Бирман. Все уехали на историческую родину со своими семьями, не выдержав резкого ухудшения жизни и не видя никаких перспектив. Их уход был похож на бегство с тонущего корабля и как ни уговаривал каждого старенький главный врач больницы мудрый и справедливый профессор Шота Шалвович, всё было бесполезно.
-Ну, хорошо, предположим, я останусь, мне до пенсии два года, - в присутствии Лианы объяснял Канделаки, - а что моим детям делать прикажешь? Из троих двое без работы. А ведь все с высшим образованием. Да меня жена просто запилила, была летом в Салониках у младшей сестры, которая ещё три года назад уехала и теперь ни за что не желает здесь жить. Там посудомойка получает в десять раз больше меня. кандидата медицинских наук. И потом... нам просто надоело, надоело бороться за элементарное выживание.
Похожие доводы приводили и остальные увольняющиеся.
Как то в один из дождливых осенних вечеров Сергей пришёл домой раньше обычного. Он бросил спортивную сумку в угол и залпом осушил два стакана холодной воды из-под крана.
-Всё! - рубанул он ладонью воздух, - комбинат встал.
-Опять нет электроэнергии? - спросила Лиана.
-Хуже! Совсем встал. Долгов выше крыши. И наши должники почти все разорились, так что полный абзац!
Он беспокойно заходил по комнате из угла в угол, и Лиана тронула его за плечо:
-Серёжа, успокойся! В конце концов, свет на этом домостроительном комбинате клином не сошёлся. Давай поищем для тебя какую-нибудь другую работу.
-Какую другую работу? О чём ты говоришь? Петька Ефимов уже пятый месяц ищет любую работу, по вечерам подрабатывает таксистом на своей старенькой «жучке», а вчера сообщил, что уезжает в Россию к тетке. Вот что я решил: денег у нас совсем нет, я уже взаймы брал тридцать баксов, а как отдавать? Давай я съезжу к родителям, разведаю насчёт работы. Там есть друзья, родственники, знакомые, наконец. Неужели не помогут?
-А как же я? - не на шутку встревожилась Лиана, - мне страшно. Возьми меня с собой!
-Не вижу смысла, - отрезал Сергей, - ты пока поживи с родителями, там спокойнее. А я быстро всё разведаю и скоро вернусь за тобой. Если найдём работу для меня, то тебе устроиться будет значительно легче - врачи сейчас везде нужны.
Логика его была вроде бы проста и понятна, но нехорошее предчувствие зародилось в ней очень глубоко, точило маленьким, въедливым червячком, не отпускало, разъедая душу.
***
Лиана сидела на лавочке, и вновь перед ней проносились события тех неспокойных, без преувеличения сказать трагических лет.
Сергей уехал через два дня, с трудом и с большой переплатой купив билет у вокзальных спекулянтов. Он уехал, Лиана переехала к маме и целую неделю не находила покоя, так как Сергей не звонил и даже не прислал телеграмму, доехал ли благополучно. Тоска подступала к ней долгими осенними вечерами, и мать безуспешно пыталась хоть как-то отвлечь её разговорами на разные темы, начиная от политики, экономической ситуации в стране и кончая заготовками на зиму.
Наконец, Сергей позвонил, коротко сообщил, что нашёл работу охранником в московской торгово-коммерческой фирме, снял не очень дорого по столичным меркам комнату у станции метро «Рижская», что возвращаться в Тбилиси не собирается.
-У меня заканчивается время, я позвоню, - услышала она на прощание родной и такой знакомый голос. И только хотела рассказать, как плохо ей здесь живётся без него, задать мучащий каждый день, каждую минуту вопрос: как ей быть и что же будет с ней, как услышала в трубке гудки.
Она долго ещё стояла так у телефона, надеясь, что он позвонит ещё. Так не должно быть, он обязательно перезвонит, он даже не спросил ни про её самочувствие, ни про работу. Но Сергей не позвонил, и она, не особенно долго раздумывая, набрала номер телефона хозяев их съёмной квартиры, сообщив, что съезжает с этой жилой площади. Платить довольно большую сумму, не проживая там, было ей явно не по карману.
Отец её умер скоропостижно. Можно сказать, на боевом посту, если считать таковым строительную площадку нового казарменного корпуса. Он ругался с очередным поставщиком панелей, упрекая того в несоответствии явно завышенной цены упавшему ниже некуда качеству, как вдруг схватился за сердце, грузно осел к стенке строительного вагончика, да так и не поднялся.
А после похорон её и мать, не отошедших после траурной церемонии, ждал ещё один удар. Утром, когда она собиралась на работу, в дверь позвонил старичок-посыльный и передал повестку с вызовом в суд. В документе значилось, что на весь старинный особняк, на третьем этаже которого находилась их квартира, предъявляет свои права бывший хозяин, а, точнее, наследник его.
-Вернулся из Франции, стало быть, - пояснил словоохотливый курьер, - говорит, все документы у него есть, все они в полном порядке, и по новым законам ему должно быть возвращено некогда национализированное здание.
-Вот как! - не удержалась от гневной реплики Ирина Ивановна, - мы то здесь при чём? Мало ли кто в этом доме жил при царе Горохе? Да, если разобраться, треть города надо выселять. Сколько таких старинных домов в центре! И вообще интересно - бедные бегут за границу, а богатые, получается, наоборот, возвращаются, хотя и не все. А, может, всё дело в том, что за деньги здесь можно любой вопрос решить?
-Мама! - вступила в разговор Лиана, - посыльный-то здесь при чём? Давай лучше я схожу заранее в суд, там всё выясню. Возможно, произошла ошибка.
-Верно, верно, - затараторил посыльный, - моё дело маленькое, я и так вам лишнее сболтнул.
Лиана так и сделала. В канцелярии суда ей указали на дверь в конце коридора, она вошла и изложила суть вопроса.
-Что же вы от меня хотите? - сухо осведомился молодой судебный чиновник в новом костюме и ярком, модном галстуке, - это, конечно, компетенция суда, но, на мой взгляд, если все документы у настоящего хозяина дома действительно в порядке, вы должны будете после принятия соответствующего решения суда безусловно освободить квартиру.
-А где же мы должны жить в таком случае? Кто должен предоставить нам новое помещение? - вскипела Лиана.
-Что вы на меня кричите? - также на повышенных тонах парировал мужчина, - отправляйтесь в Россию, там и качайте права.
Кровь бросилась Лиане в голову. Она выскочила из кабинета и быстрым шагом направилась на работу. Она пролетела так два квартала, слёзы наворачивались на глаза, и, несмотря на дождь и холодный ветер, ей было жарко, как у жарко натопленной печки.
-Что с вами, Лиана Владимировна, - не удержался от вопроса главный врач, случайно повстречавший девушку в просторном вестибюле лечебного учреждения.
-Беда у меня, Шота Шалвович!
Она сбивчиво рассказала всю историю, и профессор отвёл её в сторонку.
-Эта беда ещё не беда, девушка, - тихо заключил он, - вот у санитарки Георгадзе из второго отделения действительно беда - единственного сына вчера привёзли из Южной Осетии, завтра похороны. Ты вот что, иди работай, а я постараюсь что-нибудь придумать. У моего друга не так давно аналогичная история приключилась, так он как то выкрутился, надо ему срочно позвонить. посоветоваться.
Главный врач сдержал своё обещание и уже буквально через час Лиана звонила по телефону, договариваясь о встрече со старым знакомым профессора, опытным юристом. Они встретились этим же вечером в одном из кафе в центре города, и седеющий адвокат с огромным потёртым кожаным портфелем сразу же изложил суть предлагаемой комбинации:
-На ваш особнячок многие, как говорится, глаз положили. А тут ещё этот наследник из-за границы нарисовался. Я завтра наведу справки, наложен ли арест на имущество, из повестки это не следует. И пока не поздно надо проворачивать обмен на не такую проблемную квартиру. Пусть она будет не такой шикарной, но зато вам будет где жить.
-Жалко отдавать, Тигран Кимович.
-Э, дорогая. Зачем отдавать? Не отдавать - менять. А не поменяешь, совсем с кукишем останешься. Видишь, что происходит? Если хочешь знать, уже очень много русских просто побросали свои квартиры и уехали отсюда кто в Россию, кто за границу ни с чем. Редко кому удалось продать жильё за малую часть его настоящей стоимости, это настоящие счастливчики.
-Ну, хорошо, я согласна, - вздохнула Лиана, - хотя как всё это объяснить моей маме?
-Сложно, конечно, - согласился юрист, - но доверьтесь моему опыту, в данной ситуации надо срочно действовать именно по предложенной мной схеме.
После тяжёлого разговора с матерью Лиана прошла в свою комнату и рухнула на кровать. Она была сильно возбуждена и думала, что долго не уснёт, ворочаясь, как уже бывало до трёх, а то и четырёх часов ночи. Но, при первом прикосновении к кровати почувствовала смертельную усталость, очень скоро забывшись в тревожном сне.
Лиана нечасто видела сны. А если и видела, то редко запоминала. Но в эту ночь ей приснился совсем необычный, цветной сон. И что поразительно - она запомнила его во всех деталях! Как будто бы она в надвигающихся сумерках осеннего дня довольно долго шла по совершенно незнакомому городу с интенсивным автомобильным движением, многолюдными улочками и скверами, в которых строгими рядами росли одинаковой высоты липы с пыльной, бледной, вялой, безжизненной листвой. Она прошла один такой сквер, для чего-то свернула в арку длинного восьмиэтажного здания и вошла во двор, очень похожий на прямоугольный колодец, в котором помимо скрипучей качели и загаженной кошками песочницы стояла одинокая лавочка, к которой и приблизилась Лиана.
Возле этой лавочки сидела одна такая дежурная Мурка цвета вороньего крыла, а на самой лавочке сидел совершенно обычный человек, хотя и высокого роста. В кожаной куртке с капюшоном и в кожаной кепке. С совершенно обычным лицом, которое вполне можно было бы назвать симпатичным, поскольку все черты его были по большому счёту правильны, нос с чуть заметной горбинкой и волевой подбородок указывали на сильный характер, а широкие, чуть вразлёт брови, по всей вероятности, нравились женщинам.
Несколько портили общее впечатление полные щеки, из-за которых лицо казалось круглым, но зато глаза были весьма примечательны. И глаза, если присмотреться были разными - один скорее голубой, чем зелёный. А другой скорее зелёный, чем голубой. Что-то было знакомое в этом незнакомце, ночто? Ах, да. Чем-то напоминал он Гиви, её друга. Скорее всего, фигурой и еле уловимым сходством в манерах.
Для чего подошла Лиана к незнакомцу, который, как ни странно, ни вызвал у неё ни беспокойства, ни тревоги? Если бы она понимала? Возможно, для того, чтобы узнать, как ей выбраться из этого каменного колодца к ближайшей станции метро, Ведь в таком городе обязательно должен быть метрополитен, в котором так просто ориентироваться. А может быть, для того, чтобы спросить у него что-то важное. Во всяком случае совсем не для того, чтобы, попросив закурить или уточнив время, попытаться завязать случайное знакомство, поскольку это было не в её правилах.
Чёрная Мурка выгнула хвост трубой и принялась гордо, подчёркнуто неторопливо обходить лавочку, почти сомкнув круг, но демарш киски не остался без внимания - человек сделал резкий предостерегающий замах рукой и строго прикрикнул:
-Брысь!
Кошка мгновенно исчезла, а незнакомец встал со своего места, сделав шаг по направлению к девушке, но вдруг так же моментально скрылся из виду. Лиана огляделась. Его не было нигде во дворе, да и сам этот двор был абсолютно безжизненным, будто бы взятым из виртуальной компьютерной игры-стрелялки.
Раздался знакомый смех, и через арку в этот самый двор вошёл Сергей в сопровождении высокой и стройной, рыжеволосой девушки. Они сели на ту самую лавочку и, оживлённо беседуя, смотрели как бы сквозь Лиану.
Лиана поняла: они не видят её, она для них абсолютно невидима. Но отчего в таком случае они сразу же заметили появившуюся вдруг, откуда ни возьмись, ту самую интенсивно чёрную кошку?
Кошка подошла к Сергею, замявкав так громко, что, казалось, её кошачий монолог услышали бы все жильцы всех четырёх домов того двора, коль скоро находились бы они в своих квартирах. Она грациозно выгнула спину и подняла хвост, который тут же распушился причудливым веером. Рыжеволосая девушка, видимо, желая приласкать животное, протянула к чёрной кошке тонкую и изящную руку, но мелкая хищница, коротко мявкнув, неожиданно резко и сильно ударила её передней лапой.
-Ой! - вскрикнула рыжеволосая.
-Тварь какая! - воскликнул её спутник, вскочив со скамейки. Он попытался было пнуть кошку, но та, ловко увернувшись, шмыгнула мимо Лианы и прыгнула в одно из окошек подвала.
-Убежала! - досадливо констатировал Сергей, - сильно поцарапала? Ну-ка, покажи руку!
-Кровь бежит... - вовсе нерадостным голосом сообщила высокая и рыжеволосая, - я же только погладить хотела... а она...
-Ладно, - заключил Сергей, - неприятно, конечно, но не смертельно. Пойдём в машину. Там у меня есть аптечка, йод и вата.
Они, так же не замечая Лианы, прошли совсем рядом с ней, чуть ли не сквозь неё и удалились через ту же арку.
«Откуда у Сергея машина?» - подумалось Лиане, но в эту самую минуту зазвонил будильник, и она проснулась.
Приснится же такое, думала она, заваривая кофе и мысленно перебирая все дела, что были намечены на тот день, но сон не шёл из головы, возникал вновь и вновь, причём во всех мельчайших деталях и подробностях. Лиана и теперь помнит, как, осознав, что это была пятница, она ещё более встревожилась.
-Что это с тобой? - спросила заглянувшая на кухню мама, внимательно вглядываясь в её лицо.
-А что?
-Вид у тебя, дочка, очень озадаченный. Что тебя тревожит?
-Да нет, ничего. Всё нормально. Сон какой-то дурацкий приснился, а, говорят, сны с четверга на пятницу сбываются.
***
Всё получилось, как нельзя лучше. Тигран Кимович уже через три дня подготовил все необходимые документы, больница выделила грузовую автомашину, а санитары с удовольствием вызвались помочь в переезде за скромный магарыч. Квартира была двухкомнатная, и часть мебели пришлось по дешёвке уступить новому хозяину, так как разместить всё на тридцати двух квадратных метрах было просто невозможно. Мама тяжело переживала переезд, сетовала, что приходиться расставаться с добротной мебелью, которую они когда-то выбирали вместе с Владимиром Петровичем и которую так любил её муж. Совсем слабым утешением для неё была небольшая сумма денег, переданная им новым владельцем в качестве компенсации за разную площадь.
Эти деньги позволили рассчитаться с долгами, в том числе и с теми, которые оставил ей Сергей. Этот расчёт Лиана произвела с особым удовольствием, так как неизвестный Лиане молодой человек регулярно звонил ей и домой и на работу, требуя возврата денег, а в последнее время его требования стали приобретать угрожающую окраску.
Сергей, наконец, позвонил, и она опять задала ему наболевший, терзающий её вопрос. Когда же они снова будут вместе? Он ничего конкретно не сказал и на этот раз, одинаково равнодушно отнёсся и к известию о переезде на другую квартиру и к известию о состоявшемся возврате его старых долгов.
-Потерпи, немного. Мне на новом месте тоже нелегко приходится, - закончил он разговор.
Но даже если бы их беседа продлилась достаточно долго, Лиана всё равно ничего не сказала бы про тот странный сон. Ещё примет за дурочку, мало ли что может присниться. Ей никогда не была присуща ревность. Наоборот, она считала, что проявление этого чувства оскорбляет обоих.
Наступил декабрь, тёплый и почти бесснежный по обыкновению. Погода стояла в том году на удивление, и относительно тёплые дни позволяли легче перенести недостаточное теплоснабжение в квартирах города.
С тем декабрём Лиана связывала робкую надежду, что, быть может, Сергей найдёт возможность и приедет хотя бы на несколько дней в канун Нового года.
Но он не приехал, а лишь коротко поздравил их с мамой в тот последний вечер уходящего года, и Лиане показалось, что звонил он из весёлой - развесёлой компании и был навеселе.
Не зря говорится: как встретишь новый год - таким он и будет. Встречали новый год они с мамой в невесёлом настроении. Провожая старый год, не могли признать, что ничего хорошего в их жизни в этом году не было. А были лишь плохие события: смерть отца, потеря хорошей квартиры, бытовые неурядицы на фоне продолжающегося ухудшения обстановки в городе. И никаких перспектив, никакой надежды на улучшение ситуации.
Работы в больнице стало той зимой ещё больше, а задержки по заработной плате становились всё продолжительнее. Лиана работала на полторы ставки и часто дежурила за тех уволившихся медиков, которым не успели подобрать замену. Деньги, которые они получили в результате обмена квартиры, почти кончились, пенсия матери была мизерная, а поэтому она хваталась за любую возможность подзаработать.
Вот и в тот злополучный день, получив по телефону приглашение зайти к главному, она была твёрдо уверена: речь вновь пойдёт об очередной подработке. В кабинете, помимо его хозяина, находился немолодой, модно одетый мужчина.
-Вызывали?
-Да, - Шота Шалвович поприветствовал Лиану рукопожатием, указал на стул, - вот, познакомьтесь, Лиана Владимировна, это Вахтанг Суренович, мой одноклассник и старый друг. Он живёт и работает в Москве, а в Тбилиси приехал по делам. Вы присаживайтесь, пожалуйста. Разговор пойдёт не совсем приятный.
-Отчего же? - искренне удивилась Лиана.
-Дело в том, - вздохнул главный врач, что Вахтанг работает в той же фирме, что и ваш Сергей. Только Сергей в охране, а Вахтанг - начальником отдела снабжения. Он видел вас с мужем здесь, в Тбилиси.
-Что-то с Сергеем? - не удержалась Лиана.
-Он в полном порядке, - поспешил успокоить девушку Вахтанг, - скажите, он ничего об изменениях в своей личной жизни не рассказывал?
-О каких изменениях? - голос Лианы предательски задрожал.
-Вах! Значит, вам ничего не известно? - Вахтанг погрустнел, - я так и предполагал. Дело в том, что Света работает у меня в отделе. Я не лезу в личную жизнь своих сотрудников, но ... у неё муж и двое детей.
-Вы хотите сказать... - Лиана вдруг запнулась, не в силах вымолвить то, что хотела. Словно комок глины словно застрял в горле, но московский гость понял всё.
-Да, к сожалению, - Вахтанг посмотрел ей в глаза, - поймите меня правильно: можно, конечно, сделать вид, что ничего ровным счётом не происходит. Времена, когда такие случаи разбирались на парткоме, давно ушли в прошлое. Но, с другой стороны, не могу я наблюдать за всем этим спокойно. Они уже никого не стесняются... Муж Светланы подал на развод, он собирается отсудить у неё детей.
-Могу я вас кое о чём спросить? - собралась с духом Лиана, - эта Света ... она красивая?
-Да, пожалуй. Интересная женщина, высокая и стройная.
-С рыжими волосами и зелёными глазами, - задумчиво дополнила Лиана, - и у неё есть длинный чёрный кожаный плащ с капюшоном. На безымянном пальце левой руки носит колечко с зелёным камнем...
-Да, - подтвердил Вахтанг, - но откуда вы знаете?
-Ничего не понимаю, - пожал плечами Шота Шалвович, - пять минут назад вы сказали... вам ничего неизвестно. Но...
-Вы можете не поверить, но мне действительно ничего не было известно, - грустно призналась Лиана и вышла из кабинета.
«Теперь, по крайней мере, всё стало на свои места», - размышляла Лиана дома. Сказать, что ей было горько и противно, это значит: ничего не сказать. Она никогда себя так погано не чувствовала и хотя какими то глубинами подсознания давно почувствовала изменение отношения к ней Сергея, но гнала от себя подобные мысли, утешаясь слабой надеждой на то, что вполне возможно у Серёжи действительно были серьёзные проблемы с работой, с жильём и обустройством на новом месте. Она несколько раз порывалась позвонить и через справочную службу найти телефон фирмы, где он работал, переговорить с ним честно и откровенно, но каждый раз откладывала это. Зачем? Он взрослый человек, и он принял решение. Хотя, с другой стороны, сколько это может продолжаться?
Но спустя неделю после визита Вахтанга Сергей сам набрал её номер.
-Нам надо серьёзно поговорить, - услышала она его голос и, несмотря на отвратительную слышимость, почувствовала волнение на том конце телефонного провода.
-Я всё знаю, - сухо перебила она его, - не трать драгоценное время. Я не буду чинить тебе никаких препятствий по разводу.
Он нисколько не удивился её осведомлённости, и она лаконично проинформировала его о возможности развода заочно. Заявления она подаст сама. Он только должен прислать другое заявление о невозможности явки по материальным, например, соображениям, детей у них нет, и суд довольно быстро уладит все формальности.
-Прости, - проговорил он в завершение разговора, - так получилось.
-Так получилось, - эхом откликнулась она, - Бог простит.
И первая повесила трубку, радуясь, что мама, всегда очень близко к сердцу принимающая все её личные проблемы, в этот час задержалась в очереди за хлебом.
Наступила весна, но тёплая погода марта совсем не радовала. Обстановка в Тбилиси продолжала накаляться. Цены росли с каждым днём, и заработной платы не хватало даже на самые необходимые для жизни продукты. О новой одежде они с матерью давно уже и не мечтали. Удручало то, что мама стала чаще болеть, и теперь значительную сумму денег приходилось тратить на лекарства.
-Надо жить! - вслух твердила себе Лиана, направляясь на дежурство, - надо всегда надеяться на лучшее. Не вечно же будет продолжаться это безобразие. Так жить нельзя!
На бульварах Тбилиси цвели деревья, и одуряющие ароматы, казалось, проникали в сознание девушки, вселяя надежду. Ведь за холодной зимой всегда наступает весна и лето. Её утешала мысль, что в этом чудесном городе, в котором она прожила всю жизнь, столько чутких, умных, добрых людей. Так неужели они не соберутся, наконец, с силами, чтобы справиться со всем, что мешает нормально жить и работать?
Часть третья
Менять или не менять зимнюю шипованную резину на летнюю? Весь вечер Миша Лугов размышлял над этим, казалось бы, пустяковым вопросом. Впрочем, это на первый взгляд вопрос был пустяковым. Потому, что всё, касающееся безопасности жизни и здоровья, к пустякам отнести никак нельзя.
С одной стороны, уже конец марта, весна разгулялась вовсю, и солнце днём припекает так, что впору ходить без пальто или курток. Кругом асфальт, и шипы от этого вылетают чаще. Без преувеличения сказать, один за другим. Но, с другой стороны, по ночам столбик термометра опускался намного ниже нуля, и вода на асфальте застывала коркой льда, что делала утренние поездки на авто небезопасными.
Вот и поутру Лугов не мог расстаться с такими мыслями и, направляясь на коммерческое предприятие, торгующее бумагой по приемлемым для издательства ценам, внимательно рассматривал проезжающие мимо автомобили. Вот его «девятку», двигающуюся по пригородной автомагистрали, легко обогнал огромный джип с двумя мордоворотами, за ним, натужно гудя, старенький «Opel omega» c человеком в военной форме. «Не было бы у них шипов, так бы не гнали», - подумал Лугов, отметив зимнюю резину на обеих машинах.
Он слегка приоткрыл стекло боковой двери, с особым удовольствием вдыхая аромат просыпающихся полей, тянущихся по обеим сторонам дороги. Кое-где в полях ещё белел снег, но островки эти попадались очень редко, а неповторимая весенняя свежесть побуждала остановиться и надышаться этим чудесным воздухом вволю.
Вдруг в зеркало заднего вида Лугов заметил появившуюся сзади старенькую белую «жучку» третьей модели, которая стремительно набирала скорость и вскоре пошла на обгон. «И куда гонит по такому гололёду?» - успел только подумать Миша, взглянув на стрелку спидометра, плясавшую возле отметки «сто», как этот автомобиль обогнал его машину и сделал первую попытку обогнать «Oпельl».
Но на встречной полосе было много автотранспорта, и «тройка» тут же вернулась в свой ряд.
«Вот это правильно. Тише едешь - дальше будешь» - промелькнуло в голове у Лугова, но, к его удивлению, белая «жучка» стремительно рванулась влево и вперёд, повторяя неудавшийся ранее манёвр. Она обошла «Oпель», а затем попыталась резко уйти от надвигающегося на неё «Камаза». Это ей удалось, и Лугов отметил про себя, что, слава Богу, всё обошлось, как вдруг белая автомашина закрутилась на дороге, чудом не задев шарахнувшийся от неё «Уазик», не спеша двигающийся по встречной полосе, и внезапно встала лицом к «Опелю».
«Быстро по тормозам и на обочину, сейчас такое начнётся!» - скомандовал голос в голове у Михаила, и он немедленно выполнил эту команду, затормозив на кромке дороги и с ужасом, будто бы в замедленной съёмке наблюдая, как начавший было экстренное торможение немецкий автомобиль, тем не менее быстро надвигается на белую «жучку».
Удар был настолько силён, что осколки стекла забарабанили по лобовому стеклу и капоту его машины, стоявшей в десяти метрах. В голове у Михаила пронеслись распространённые сцены из американских фильмов катастроф, покорёженные, горящие, взрывающиеся автомобили, катящиеся по шоссе колёса и разлетающиеся в разные стороны куски обшивки. Лугов подумал: вот сейчас нечто подобное произойдёт прямо здесь, и он лишь заложник сложившейся ситуации, который не в силах ничего изменить.
Он услышал, как взвизгнули тормоза, и заметил, что на противоположной стороне шоссе притормозил тот самый «Уазик». Из него выскочил коренастый мужчина в короткой матерчатой куртке с капюшоном, и Лугов последовал его примеру, приблизившись к месту аварии.
Но, к удивлению его, никакого возгорания и в помине не было. Зато обе машины были изуродованы настолько, что на месте капотов у них были только груды покорёженного металла, а оба водителя зажаты в своих салонах.
-Ни х... себе, - не смог сдержать удивления водитель «Уазика», добавив несколько нецензурных слов, - оба в лепёшку... я как чувствовал. Когда его занесло и закрутило, подумал...хана... вряд ли выправится.
-Не рванёт? - поделился своими опасениями Лугов.
-Ты о чём, братан? - удивился водитель, - наверное, штатовских боевиков насмотрелся?
-Точно, - подтвердил Михаил, - насмотрелся.
-Киношные трюки, - веско бросил коренастый, - я, братан, отвечаю. Чтобы рвануло, нужно, чтобы в бензобаке почти совсем бензина не было. Взрывается не бензин, а пары его. Или чтобы искрило под капотом по-чёрному.
У места столкновения начали притормаживать и другие машины, а водитель «Уазика» обошёл столкнувшиеся автомобили
-Так, - протянул он в задумчивости, - похоже, оба готовы.
Из покорёженной «жучки» послышался слабый стон.
-Там! - привлёк внимание собеседника Лугов.
-Слышу, не глухой, - отреагировал крепыш, - значит, один пока жив. А военному не повезло - начисто голову разнесло. Поди, посмотри, если хочешь. Так, - он обвёл глазами обступивших его людей, - у кого есть «сотка»? Надо срочно сообщить в милицию и в скорую.
Молодой тощий парень в очках лихорадочно запиликал на миниатюрном телефоне, а коренастый продолжил:
-Парнишка-то совсем молодой. Надо его как-то вытащить оттуда, а то он до прибытия скорой истечёт кровью.
Общими усилиями нескольких мужчин, один из которых принёс увесистый лом, им удалось освободить тело и с особой осторожностью вытащить из машины.
-Мать твою! - выругался коренастый, - да у него рука и обе ноги сломаны. И вот здесь, - он показал на плечо молодого человека, - сильное кровотечение. Надо снять куртку и перевязать рану. Вместе с худощавым парнем он осторожно снял с пострадавшего мешавшую верхнюю одежду:
-Подержи-ка!
-У меня в машине есть бинт, вата... - с готовностью откликнулся Лугов.
Милиция и скорая приехали почти одновременно. К их приезду они оказали первую помощь, остановив кровотечение.
Лугов продолжил свой путь, двигаясь по шоссе на малой скорости и всё ещё находясь под впечатлением увиденного.
«Шестьдесят километров в час! Всё же не стоит впадать в крайность» - услышал он голос, - «имей в виду: опасно ездить не только слишком быстро, опасно ездить и слишком медленно. Того и гляди: не ты, так тебе в зад въедут. Будь, одним словом, как все. Понял?»
«И откуда ты всё знаешь?» - так же в уме высказался Михаил, прибавляя скорость до прежнего значения, но соблюдая при этом предельную осторожность.
Он не получил никакого ответа, и с опозданием на полтора часа прибыл к своим деловым партнёрам, не преминув поведать им о приключившейся с ним в это утро истории и получив от них искренне заверение, что ему «очень даже повезло» на такой скользкой и коварной дороге.
Уже садясь в машину после деловой встречи, Лугов обнаружил на заднем сидении куртку того самого пострадавшего парня и выругался:
-Чёрт... зацепил машинально, видимо, когда ходил за аптечкой. Надо обязательно завезти в милицию, а то ещё неизвестно что подумают.
Он просмотрел карманы, обнаружил в одном бумажник с тремя сотнями рублей и двумя сотнями долларов, немного мелких монет, месячный проездной билет на метро, удостоверение охранника и водительские права, с которых на него смотрел улыбающийся, симпатичный, можно сказать - красивый парень.
«Пустыркин Сергей Леонидович» - прочитал он и вздохнул. Выжил ли этот лихач-бедолага? Ему отчего-то стало жаль этого рубаху-парня, который куда-то так сильно спешил, да не успел в то замечательное весеннее утро, а теперь, если даже и выживет, то вполне возможно останется на всю жизнь безнадёжным инвалидом.
«Вот как получается», - размышлял Лугов, - «какое то мгновение - и ты можешь оказаться по ту сторону. Ты есть, и тебя сразу нет»
Он вспомнил аналогичный случай, когда сам находился на краю гибели, покачал головой. А когда поставил машину на стоянку, тут же отыскал ближайший киоск и, вежливо попросив открыть бутылку пива, жадно опустошил её за считанные минуты. Спустилась ночь, и звёзды по-товарищески подмигивали ему со свежего неба. Он брёл домой, а навстречу, как нарочно, попадались весьма сексапильные девушки в коротких юбках и колготках телесного цвета и вдобавок к этому с распущенными льняными волосами.
Неожиданно ему стало настолько легко и свободно. Так хорошо, что он не удержался, подошёл к очередному киоску и снова протянул деньги.
-Будьте добры ... бутылку «Останкино»... нет, дайте, пожалуйста, американского пива «Миллер»
«В конце концов, живём-то один раз», - подумал Лугов, свинчивая специальную пробку и жадно отхлёбывая из бутылки весьма оригинальной формы. Он присел на лавочку, вновь и вновь переживая события этого не совсем обычного дня, а затем вспомнил про бумажник, лежащий в его внутреннем кармане и призадумался. Лугов не раз слышал о случаях пропажи денег в милиции, об исчезновении ценных вещественных доказательств, оружия, боеприпасов и даже наркотиков. Судя по машине, парень не очень богат деньгами, тем более в сложившейся ситуации они ему совсем не помешают.
«Документы документами, а деньги, пожалуй, надо отдать лично этому Сергею, так будет лучше», - решил он.
-Ужин на плите, - сухо сообщила ему супруга, а, подойдя поближе и внимательно оглядев Лугова, добавила:
-Миша! Ты никак выпил?
-Верно, - устало подтвердил Лугов, - но это всего лишь пиво.
И не слушая нудные и пространные разглагольствования жены о том, что с «пива всё начинается, что у него скоро отрастёт «пивной» характерный живот и что это тоже алкоголь», отправился спать.
То ли усталость, то ли выпитое пиво подействовало, но он моментально уснул. В ту ночь ему приснились высокие горы с белеющими вдали снежными шапками, яркое, южное солнце, играющее бликами на листве невиданных в средней полосе деревьев, и сочная зелень альпийских лугов. По склону горы сверху вниз бежала стройная светловолосая девушка. Она бежала явно мимо него, но он каким-то непостижимым образом оказался на её пути. И девушка остановилась, взяла его за руку.
Её рука оказалась очень тёплой, даже горячей, а зелёные большие глаза поражали редким сочетанием доверчивости и серьёзности.
-Кто ты? - спросил девушку Михаил, но она мягко высвободила руку, и легко заскользила вниз, дальше по склону горы, откуда до Лугова донеслись слова:
-Скоро узнаешь.
***
Первая книга для автолюбителей была уже сдана в печать, а с реализацией было неясно. Многие магазины соглашались взять книжную продукцию, но лишь на так называемую реализацию, с выплатой денег буквально после продажи последней книги. Лишь два оптово-розничных книготорговых предприятия согласились на полную предоплату, но сумма сделок была просто смехотворной.
Николай Николаевич постоянно интересовался, как идут дела в издательстве, напрямую недовольство не высказывал, но по самой постановке вопросов и по тону разговора Лугов понимал: его не устраивает сложившаяся ситуация.
Пригородная типография располагала современной печатной техникой и всего лишь через десять дней к концу мая первый тираж книги для автолюбителей - пятьдесят тысяч экземпляров был сдан на склад. После этого каждый день кладовщица звонила и требовала забирать продукцию. Забирать? Но куда?
Лугов с утра забросил несколько пачек книг по магазинам и сидел, просматривая заключенные договоры на реализацию, когда в дверь постучали.
-Войдите!
На пороге кабинета стоял маленький щуплый человечек азиатской наружности.
-Я - Ким, - представился он.
-Очень приятно, - Лугов, несмотря на отвратительное настроение, был всегда вежлив и предупредителен с посетителями. Он попытался изобразить на лице радушие и жестом пригласил гостя присесть, протянув свою визитную карточку.
-Я хочу купить вот эту книгу, - гость взял в руки свежеиспечённый образец на столе у Лугова.
-Сколько? - буднично поинтересовался Михаил.
-Пятьдесят.
-В коробках упаковано по двадцать. Значит, две коробки. И десять книжек я вам сейчас отдельно упакую, - вслух поделился Лугов.
-Вы меня не поняли, - посетитель улыбнулся и посмотрел на Лугова с выражением лица родителя, оглядывающего своего малолетнего ребёнка, неосторожно выпачкавшегося в грязи на детской площадке, - уточняю: пятьдесят тысяч экземпляров вот этой самой книги.
-Пятьдесят тысяч? - удивлённо переспросил Лугов и поспешил добавить, - но на реализацию я дать не могу.
-Понимаю, - сдержанно улыбнулся Ким, - я плачу сразу. Так, какая у вас цена на книгу при таком тираже? Ну что же. Я согласен. Российский чек вас устроит?
-Дело в том, - замялся Михаил, - у меня пятьдесят тысяч книги уже нет. Я сто книг уже разбросал по точкам.
-Да какая разница! Сто книг погоды мне не сделает, давайте так: я заберу всё что есть, - настойчиво продолжил посетитель, - вы согласны?
-Минуту, - с некоторым сомнением проговорил Лугов, - я сейчас приглашу главного бухгалтера.
Главный бухгалтер издательства Людмила Ивановна внимательно изучила выписанный чек. Однако Лугов всё ещё сомневался. Он сомневался и после того, как опытный главбух сформулировала своё компетентное мнение: всё, дескать, в порядке. Сомневался после того, как чек был принят в банке, и сумма была зачислена на текущий счёт, а Людмила Ивановна поздравила его. И лишь спустя час он по-настоящему поверил, что все произошедшее вовсе не сон, и что он только что заработал свой первый миллион.
Даже несколько больше осталось на его счету после расчёта по долгам с Николаем Николаевичем. И что самое интересное - это были его деньги! Он может свободно распоряжаться ими.
Радовало и то, что он успел приобрести по неплохой цене бумагу и оплатить производство других книг, которые Ким также обещал приобрести. Этот предприимчивый коммерсант контейнерами отправлял изделия ширпотреба из Китая и Кореи, насыщая все крупные города страны, а в обратном направлении по его замыслу должны были в тех же освобождённых от товара контейнерах пойти книги, насыщая прилавки книжных магазинов на Востоке страны.
В том, что спрос на подобные издания будет высоким, и вложенные деньги скоро окупятся, Ким нисколько не сомневался.
В один из тёплых весенних дней в кабинете Лугова раздался телефонный звонок. Директор Пригородной типографии Овечкин приглашал на беседу.
-Я гляжу: ваш бизнес расширяется, - заулыбался Василий Владимирович, - вы сдали в работу ещё два сборника.
-Верно, - подтвердил Лугов, - а первый тираж думаем повторить.
-Даже так? - удивился директор.
-Нам просто повезло, - признался Михаил, - первый тираж разошёлся буквально спустя несколько дней после выхода из печати. И у нас есть гарантированный сбыт на следующие пособия.
-Отдел маркетинга у вас неплохо работает, - не то констатировал факт, не то высказал предположение Овечкин.
-Да уж, - подтвердил Лугов, - можно так сказать.
Он намеренно ничего не сказал про Кима. Зачем?
-А я ведь к вам с предложением, - хитро сощурился Василий Владимирович, - сейчас разрешили приватизировать предприятия полиграфии. Вот я и думаю: а не стать ли нам хозяевами вот этой типографии?
-Нам? Вы кого имеете в виду? - искренне удивился Лугов, никак не ожидавший такого поворота разговора.
-Меня, естественно, и вас. Вы не ослышались, - подтвердил Овечкин, - а почему бы нет? Я имею реальную власть и возможности, вы имеете деньги. Вместе мы можем многое.
Лугов выжидательно молчал, и Овечкин продолжил мысль:
-Я, собственно, хочу сделать вам такое предложение, от которого просто невозможно отказаться. Мы с вами создаём совершенно новое предприятие, в которое переводим часть активов этой типографии. Это легко. Я могу часть нормально работающего действующего оборудования типографии списать, мы его вывезём как бы на свалку, а на самом деле в подготовленное место, где наши механики сделают из него конфетку. Вдобавок к этому новое предприятие приобретёт некоторое современное оборудование, новейшие средства предпечатной подготовки, за счёт более высокой заработной платы привлечёт к себе самых квалифицированных работников и постепенно подомнёт под себя типографию.
-Мне, конечно, лестно, - признался Лугов, в глубине души сомневаясь, что изложенный директором план в точности осуществится, - но я, честно говоря, не понимаю здесь своей роли.
-Пятьдесят на пятьдесят, - рубанул воздух ладонью Овечкин, - процентов.
-То есть мы выступаем учредителями? - вновь уточнил Лугов.
-Ну, не совсем так, - мягко заговорил Овечкин, - не могу я быть директором и там и там. Нельзя мне светиться, для директоров существуют свои правила игры. Предлагаю вот что: пусть наши законные супруги выступят соучредителями новой фирмы. А решать все вопросы мы будем с вами совместно.
«А почему бы и нет? - вдруг пронеслось в голове у Лугова. - «Во всяком случае, для дела это только на пользу и чем, если разобраться, я рискую?»
-Ладно, - проговорил он, - я согласен. Давайте обсудим некоторые организационные вопросы.
***
Издательство «Корвет» наращивало обороты. Был успешно реализован второй, дополнительный тираж пособия для автолюбителей и начата реализация двух других пособий. Артур Дубов, направленный Лугову в качестве подмоги, был старателен, но туповат. Тем не менее, Михаил научил его выписывать накладные, в которых тот умудрялся поначалу делать столько грамматических ошибок, что Лугов просто за голову хватался.
Сам Михаил Лугов был настолько загружен составлением Учредительного договора и Устава новой фирмы, которую по предложению Овечкина назвали «Паритет», что не успевал заниматься текущими документами на отгрузку. Напрашивался логический вывод о необходимости расширения штата издательства и приёма новых сотрудников.
Предстояло найти грамотного и работоспособного работника, и это по большому счёту ввиду растущей безработицы не было особой проблемой. Лугов с ходу отвёрг предложение Артура о приёме на работу его супруги, которая несколько раз появлялась у них в офисе. Из короткого общения с ней быстро выяснилось: она так же не была обременена никаким образованием, кроме средней школы, законченной с грехом пополам. Не хватало ещё, чтобы вместо одного неотёсанного в издательстве стало два.
«Молодой, крепкий человек 25 лет, незаконченное высшее, водительские права категории «В», ищет постоянную перспективную работу. Никогда не предам. Телефон ...»
«Никогда не предам» - повторил про себя Лугов строчку из попавшегося на глаза объявления в газете, - «интересно?». Он набрал телефонный номер и договорился о встрече.
За минуту до назначенного времени в дверь постучали. В кабинет вошёл высокий атлетически сложенный, модно одетый русоволосый парень с располагающим приятным лицом и честным, открытым взглядом.
-Удальцов Валерий Дмитриевич, - представился он и скромно добавил, - по объявлению.
-Присаживайтесь, Валерий Дмитриевич, - вежливо улыбнулся Лугов, - хотелось бы посмотреть ваши документы. Где вы учились?
-В горном. Вот справка о прослушанных двух курсах очного отделения. Только вот закончить не смог, - вздохнул парень, - с третьего курса пришлось перевестись на вечернее.
-А что так? - поинтересовался Михаил.
-Отец бросил семью, когда мне было всего десять лет, - продолжил молодой человек. У меня ещё сестра, моложе на два года. Она в текстильном на первом курсе. Заработка матери не хватало. Она всего лишь простая учительница в школе. Сами понимаете, какой у неё заработок. Вот я и решил: пусть уж лучше сестра на дневном учится, а я смогу работать и учиться.
-Работать и учиться. Похвальное решение, - оценил Лугов, а где вы собираетесь трудиться после завершения учёбы, если ваши планы осуществятся? У нас всё таки издательство, а не шахта.
-Я всё-таки экономист, Михаил Алексеевич, хотя и недоучившийся, - мягко возразил Удальцов, улыбнувшись своей подкупающей улыбкой, - есть, конечно, в горном институте своя специфика, но общие принципы экономики одни и те же. Нас готовят, как специалистов широкого профиля. Читают основы маркетинга, дают общие знания системы бухгалтерского учёта. Так что я надеюсь применить эти знания и в издательской сфере. Если, конечно, я вам подойду. А чисто экономические знания нигде лишними не будут. Вы не беспокойтесь. Моя учёба на работе никак не отразится. Сессию я могу сдать за неделю. Возьму дни за свой счёт или в счёт отпуска.
«Парнишка молодой, здоровый, старательный и, в отличие, от Дубова более образованный и смышлёный», - размышлял, глядя на собеседника, Лугов, - «надо же, пожертвовал своим благополучием ради сестры. Молодец! Мать - учительница. Из порядочной семьи, чувствуется. Это тоже неплохо!»
-Когда вы сможете приступить к работе? - спросил он Удальцова.
-Так, значит, вы меня принимаете? - заискрился глазами тот, - да хоть сейчас!
-Давайте так, - на ходу начал реализовывать свой давний план Лугов, - здесь, на значительном удалении от центра города, довольно тяжело работать с иногородними партнёрами, с потребителями нашей продукции. Сложно проводить рекламные компании, работать на перспективу. Объективно назрела необходимость в создании нового офиса издательства. Я как раз собирался направить на приобретение в собственность издательства часть средств, вырученных от продажи книг. Я прорабатывал вопрос, изучал объявления о продаже недвижимости, точнее, служебных помещений. Есть у меня на примете несколько комнат в бывшем доме Быта. Это почти центр города, рядом метро. Отыскать это здание проще простого. Не то, что эту типографию. Ваша задача - организовать на новом месте маркетинг и развивать новый офис, привлекая новых партнёров.
-Простите, Михаил Алексеевич, - счастливо улыбаясь, вежливо осведомился Удальцов, - а в качестве кого я у вас буду работать?
-Ну, предположим, в должности начальника коммерческого отдела, - предложил Лугов, - правда, отдела, как такового, пока нет, будете начальником без сотрудников, а там посмотрим.
Он внимательно посмотрел на молодого человека, вспомнил про упомянутые им материальные затруднения и продолжил:
-Оклад у вас будет для начала... - Лугов назвал сумму, приближающуюся к своему должностному окладу и по лицу соискателя понял, что тот очень даже доволен, - согласны?
-Да, конечно, - подскочил на стуле тот.
-Вот и хорошо, - подытожил Михаил, - но в ответ я вправе рассчитывать на ваш ударный труд. Давайте договоримся так: через несколько дней я должен окончательно уладить все вопросы по приобретению нового офиса, покупке и оборудованию телефона в новое помещение. И тогда я вам непременно позвоню.
***
-Вот это машина! - Овечкин восторженно поднял вверх большой палец и протянул Лугову рекламный проспект, - обратите внимание на скорость печати, возможность работы на бумаге с большим диапазоном по плотности, автоматический контроль параметров процесса. К тому же гарантия фирмы - два года. В принципе недорого. А дело в том, что чехи пытаются пробиться на наш рынок, восстановить утраченные позиции, а потому цены особо не загибают. Я считаю: надо приобретать такое оборудование. Как думаешь, Алексеич?
-Всё это хорошо, - согласился Лугов, - только под печатный станок необходимо специально оборудованное помещение, фундамент и всё такое. Аренда такого помещения недёшева. А потом, когда обустроимся, могут и увеличить плату. Или вовсе попросить.
-А зачем искать? - удивился Овечкин, - вон у меня в типографии сколько помещений! Так что ты не волнуйся! Оформим аренду за копейки. И пусть эта первая машина нашей фирмы «Паритет» делает деньги! Кстати, как у тебя с регистрацией?
-Нормально. Через неделю уже все документы выйдут из районной администрации, - ответил Михаил, - я подключил свою супругу, кое-где нужна её личная подпись, она занимается.
-Это хорошо, - удовлетворённо заметил Овечкин, можно и мою при необходимости подключить.
Он встал из уютного кожаного кресла, возбуждённо прошёлся по кабинету, подошёл к окну, а потом к сейфу. Достал оттуда небольшую бутылочку, шоколадку и две рюмки.
-Это классный коньяк «Хенесси». Давай-ка за успех нашего общего дела.
-Как-то неудобно, - замялся Лугов, - всё-таки разгар рабочего дня. А что скажут ваши рабочие, если заглянут?
-Работяги-то? - осклабился Овечкин, - да хрен на них! Верка никого не пропустит. Но если ты так боишься, я закрою дверь на ключ.
Щелкнул ключ, и Михаил махнул рукой:
-Ну, ладно, только одну рюмочку.
Коньяк был действительно неплохой. Однако работы было навалом, и Лугов решительно отказался от второй рюмки, на что Овечкин недовольно заметил:
-Это ты зря! «Хенесси» тогда в кайф, когда его пропускаешь не одну рюмку и даже не две, а три. Не зря говорится: Бог любит троицу. А я всё же махну.
Он налил себе ещё, не спеша, смакуя, выпил и довольно заключил:
-Хорошо!
Бросив в рот кусок шоколада, Овечкин спросил с набитым ртом:
-Кстати, как тебе моя новая секретарша Верка? Не то, что была старая чувырла!
Лугов пожал плечами. Честно сказать, он не обратил особого внимания на эту молодую особу, а тем более не видел предыдущего секретаря директора Пригородной типографии.
-Это ты зря! Ты посмотри какие бёдра, а грудь-то какая! Настоящая секс-бомба! Так что, если захочешь - никаких проблем. С таким условием и принимал.
Он подмигнул Михаилу и пакостливо хихикнул.
Лугов промолчал. Овечкин самодовольно приосанился, а потом налил себе ещё коньяку и выпил в одиночку.
-Ты, Миша, не тушуйся! Я, конечно, не писатель, человек можно сказать, деревенский по происхождению и простой. Но скажу прямо: ты мужик деловой и с тобой можно вести общие дела.
Видимо, коньяк ударил ему в голову. Овечкин откинулся в удобном кресле, после чего заглотил приличный кусок шоколаду и с набитым ртом продолжил:
-Да мы с тобой, Алексеич, всю эту типографию под себя ... подомнём. Тут уже оборудование подобрано, что надо. А мы ещё и прикупим, верно? И будем раскручивать свою фирму. Сейчас выгоднее не в книги - в полноцветные этикетки приличные деньги вкладывать. Ты погляди, как быстро прогрессирует производство разной тары, этикеток и коробок всякого вида. Во времена совка этому никакого внимания не было. А теперь время капиталистическое. Это сейчас будет развиваться.
Он назидательно поднял указательный палец вверх и сказал:
-Ты вот что... в следующий выходной, точнее, в субботу приходи с супругой ко мне на день рождения. Договорились? Адресок я тебе сейчас запишу. Посидим, поговорим в спокойной обстановке. Моя жена здорово манты готовит. Ну, так как?
Лугов не мог отказаться.
Уже сидя в своём кабинете, он вновь прокрутил в памяти все детали разговора. Что-то уж больно гладко всё получается. Ещё два месяца назад он и понятия не имел об этой типографии, а сейчас становится чуть ли не её совладельцем. Что это: закономерность или везение?
Михаил адресовал этот вопрос непонятно кому. Но не получил никакого ответа. Словно то высшее создание ему одному предоставило право решать эти непростые вопросы. А может, находилось оно, как это бывало, далеко отсюда, совсем в другом месте...
***
С покупкой нового офиса всё вышло, как по маслу. После регистрации самой недвижимости Лугов объехал несколько мебельных магазинов и остановился на изящной кабинетной мебели известной немецкой фирмы «Фебрю». Столы и шкафы были чёрного цвета, а тумбочки белого, но это не вызывало диссонанс, а, наоборот, смотрелось очень неплохо. У Михаила появилась мысль купить такую красивую мебель в свой кабинет, к этому призывал и Артур, который сидел в комнате по соседству, но он с сожалением отказался от этой идеи. И так очень дорого выходило, а денег после оплаты недвижимости на счёте было немного.
Центральный офис - это лицо издательства, его визитная карточка. А стало быть, всё лучшее должно быть здесь.
Ещё раньше он распорядился оплатить удобные кресла, новый компьютер, сканер, лазерный принтер, и эта техника также по его замыслу должна была способствовать ещё более успешной работе сотрудников. Удальцов был в полном восторге. Он проверил работоспособность компьютера и оргтехники, а затем принялся обзванивать по телефону все близлежащие книжные магазины.
-Михаил Алексеевич! Ещё один магазин берёт тысячу штук! - с восторгом докладывал он Лугову, который одобрительно кивнул ему, а про себя отметил: «Молодец! Старается!».
Лугов так закрутился в последнее время, что совсем забыл, что он должен вернуть пострадавшему в аварии парню его документы и деньги. Ведь с того памятного дня прошла почти неделя. Тем более, что он на следующий же день узнал, в какой больнице находится Сергей Пустыркин.
В этот день с утра пораньше он и направился к пострадавшему. Отыскал больницу, припарковал машину и удачно попал прямо в часы приёма посетителей.
-Вы кто будете? - строго спросила Лугова санитарка в регистратуре, - родственник?
-Угу, - промычал Михаил, облачаясь в тесный белый халат с длинными тесёмками вместо пуговиц.
-Это хорошо, что, наконец, родственник отыскался, - затараторила бойкая старушка, - очень хорошо. А то он всё просил позвонить какой-то девушке в Москве, передать, где он находится. Я сама ей звонила, всё в точности передала. Только не приехала она. Зато приезжали другие. Разбирались за ту машину, на которой он ездил временно, взяв в аренду. Приезжали и другие. С той стороны, пострадавшей. Ведь он и другую машину разбил, иностранную какую-то. А тот водитель погиб, знаете?
-В курсе, - буркнул Лугов.
-И из милиции здесь дознаватель был, - продолжила бабушка, - всё пытал его, болезного, всё пытал. Долго беседовал. Так что парню совсем плохо. Так плохо, что он руки на себя наложить пытался.
Михаил поблагодарил санитарку и прошёл в указанную палату. На одной из шести коек у окна, на непростой установке гирь и противовесов лежал тот самый парень с болезненно жёлтым, измождённым лицом и огромными чёрными кругами под глазами.
-Здравствуйте, Сергей! Вот ваши документы и деньги, - обратился к нему Лугов.
-Спасибо, - слабым голосом отреагировал парень, - я уже думал, пропали они.
-Да нет, не пропали. Вы уж извините, на работе запарка, - начал было извиняться Лугов, - пока разыскал вас...
-А вы сами из Москвы? - поинтересовался тот.
-Да. Сейчас я в Москве живу, - не стал подробно рассказывать свою историю Лугов. Он не понял истинную подоплёку вопроса и решил уточнить, - вы, вероятно, что-то хотели?
-Ну да, - смутился парень, - не знаю, удобно ли вас просить. Сейчас объясню... я попал в такую ситуацию... вы, наверное, в курсе. Разбил две машины. Была у меня в Москве девушка, я любил её, она говорила, что любит меня, и мы собирались пожениться.
Он поперхнулся и долго, натужно кашлял. Обильный пот крупными градинами выступил на висках его. Лугов выжидательно посмотрел на Сергея и тот продолжил свою речь:
-Короче, та девушка сказала: это чисто твои проблемы. Ладно, Бог ей судья. В конце концов, кому я нужен, такой калека? У меня ведь очень серьёзные переломы, и врачи даже в отдалённой перспективе не обещают ничего хорошего. Может, останусь на всю жизнь инвалидом.
Он глубоко вздохнул:
-У меня к вам просьба. Я ... формально женат. Жена осталась в Грузии. Чистая, светлая женщина... любила меня, а я её предал.
Голос его задрожал, а в глазах навернулись слёзы. Однако парень взял себя в руки и продолжил:
-Я вас очень попрошу. Те деньги - это моя последняя зарплата. Мне теперь уже ничего не надо. Если можно, если вас не затруднит, пожалуйста, возьмите триста рублей себе, а доллары отошлите ей... туда, в Грузию. А сколько возьмут за перевод, вычтите из этой, долларовой суммы. Вот тут я написал адрес и на всякий случай телефон. Надо уточнить, вдруг адрес сменился. Пустыркина Лиана Владимировна. Ниже адрес её мамы Ирины Ивановны. В Тбилиси двести долларов - это хорошие деньги. Что говорить, если человек, имеющий там постоянную работу и получающий пятьдесят зелёных в месяц, считается счастливчиком!
Он внимательно посмотрел прямо в глаза Лугову, и тот пообещал:
-Я сделаю, как вы просите. Только денег мне за это не надо.
-Спасибо, - поблагодарил парень, - извините меня. Мне действительно не к кому больше обратиться. А раз вы вернули кошелёк и портмоне с документами, значит, человек порядочный.
-Это ещё ни о чём не говорит, - улыбнулся Лугов, вы на моём месте поступили бы точно так же.
-Конечно, - охотно согласился Сергей, - но я хотел сказать, что у меня сложилось о вас такое хорошее впечатление. Одним словом, я на вас очень надеюсь.
-Спасибо за комплимент, - сказал Лугов, - я постараюсь быстро выполнить вашу просьбу. Только вот что. Вы сказали: вам уже теперь ничего не надо и всё такое. Так нельзя! Надо жить! Люди выкарабкивались и из более трудных ситуаций. Вы - молодой, здоровый. У вас всё впереди. Надо всегда надеяться на лучшее. А раскисать и умирать раньше времени - последнее дело.
Он намеренно не стал говорить о том, что ему стало известно от санитарки.
-Знаете... - тихо проговорил Сергей, - почему-то я вам верю.
-Вот и прекрасно, - сказал Лугов и попрощался.
Он вышел из больницы, но передумал сразу ехать на работу, несмотря на важные дела, и не стал садиться в машину. По пути он заметил отделение связи с телеграфом и переговорным пунктом. Он решил, не откладывая дела в долгий ящик, позвонить в Тбилиси.
Часть четвёртая
-Я тебя решительно не понимаю, - голос Ирины Ивановны срывался, - да, я согласна: у нас в Грузии никаких перспектив, жизнь стала невыносимой. Надо перебираться в Россию. Но почему не в Краснодарский или Ставропольский край, где гораздо лучше климат и где у меня, кстати, есть дальние родственники? Почему мы непременно должны переезжать в Москву, в Подмосковье, где у нас никого нет? Только потому, что ты хочешь помочь этому подлецу, который причинил тебе столько горя?
-Мама! Не говори так про Серёжу! - Лиана вскочила с кресла, нервно заходила по комнате, - он попал в беду, и никто, кроме меня, ему не поможет. Мать с отцом пьют, брат погиб. Сестра уехала за границу. Он даже хотел свести счёты с жизнью, а сейчас ему предстоит тяжёлая операция.
-Да хоть бы он сдох, подонок, прости меня, Господи, - Ирина Ивановна покосилась на стоящую в углу икону, торопливо перекрестилась, - как же я жалею. Надо было скрыть от тебя, что звонил тот мужчина из Москвы.
-Такой грех нельзя брать на душу, - твёрдо произнесла Лиана, - надо уметь прощать.
-Прощать? - переспросила Ирина Ивановна, - не всё в жизни можно простить. А ты с ума просто сошла. Как только узнала, побросала все дела, помчалась к нему, точно как сумасшедшая.
-Как ты не понимаешь! Я была ему очень нужна, - уже более мягко возразила Лиана, - ты не представляешь, мама, как ему тяжело. Он месяц как прикован к постели, лежит в тесной комнате, которая рассчитана максимум на три человека, а туда умудрились втиснуть шестерых. Ужасная духота, невыносимое зловоние... Еда отвратительная, хороших лекарств нет. За любую мелкую услугу в больнице требуют деньги, и он абсолютно там никому не нужный. В его положении с ума можно сойти! А когда я вошла к нему в палату, он засмеялся от счастья, как ребёнок.
-Знаешь, Лиана, - продолжала Ирина Ивановна, - тот, кто однажды предал, предаст и ещё. Я хочу тебя предостеречь, ведь ты моя единственная дочь. Ты можешь меня выслушать и сделать по-своему, как уже бывало не раз, но смотри! Ты опять, на мой взгляд, совершаешь большую ошибку.
-Мама! - резко перебила Лиана, - я знаю, что делаю. И буду там, где мой муж. Ты утверждаешь: не всё можно простить. Может быть, это и так, но в данной ситуации я простила его. Потому, что иначе ему не выкарабкаться, он медленно угаснет, он умрёт. И этот грех будет на моей совести. Ты можешь ехать к своим родственникам на Кубань или на Ставрополье, куда тебе заблагорассудится. А я поеду в Москву.
Ирина Ивановна заплакала. Лиана подошла к ней, мягко обняла за плечи:
-Мама, пойми: я просто не могу поступить по-другому.
Ирина Ивановна вытерла платочком слёзы, встала из глубокого кресла и, собравшись с духом, произнесла:
-Вот что дочка. Я поеду с тобой. Мне так хотелось, чтобы у тебя была хорошая крепкая семья, была интересная, достойная тебя работа, свой уютный дом. Чтобы в этом доме появились дети, и я могла на старости лет нянчится со своими внуками или внучками. Жаль, твой отец не дожил до этого и никогда не увидит твоих детей, а я надеюсь, доживу...
-Конечно, мама.
Лиана подошла к раскрытому окну, в которое тёплый ветер доносил дурманящие ароматы поздней весны, и оглядела тихую улочку Тбилиси. Грусть охватила всё существо её. Скоро, очень скоро ей придётся оставить и эту улочку и этот город, ставший ей родным, и своих сослуживцев, которых она полюбила всем сердцем, и свою работу. Низкооплачиваемую и тяжёлую, но такую нужную жителям этого неповторимого и своеобразного, южного города, в котором провела лучшие годы своей жизни.
Кто спорит, утверждая, что детство и юность не являются лучшими её годами?
***
Гиви позвонил неожиданно. Позвонил на работу, когда она только что вернулась из операционной и приходила в себя. Они уговорились о встрече в парке после окончания рабочего дня, и Лиана со смешанным чувством волнения и нетерпения ожидала этого часа. Она все эти годы часто вспоминала о Гиви и особенно в то тяжёлое время, когда по меткому народному выражению, беда не приходила одна. Ей не хватало его тёплого участия, а точнее сказать, его резко выраженного неравнодушия к её бедам и проблемам и просто рвущейся наружу горячей готовности помочь.
Ей казалось, в своё время она хорошо разобралась в своих чувствах, навесив на Гиви ярлык «лучшего друга» и никогда прежде не думала о нём иначе. Лиана всегда мечтала о брате, причём о брате старше её по возрасту. Гиви в какой-то степени компенсировал отсутствие старшего брата, а разве можно воспринимать такого ближайшего родственника по-другому?
Но в этот день она поймала себя на крамольной мысли, что как-то совершенно по-особому вспоминала и пожатие его тёплой ладони и то, как однажды случился тропический ливень, и Гиви легко перенёс её на сильных руках через бурлящую мутной водой улицу. Почему-то не тогда, а спустя годы ей стало неожиданно хорошо от одного такого воспоминания.
Вспомнила она и то, как порой Гиви смотрел на неё. Смотрел восхищённо, восторжённо и в то же время страстно. В глазах его появлялись сначала небольшие искорки, которые быстро становились большим огнём. Это бывало летом на пляже, а однажды случилось в театре, куда они ходили всей дружной студенческой группой. Так получилось, что она была в короткой юбке, а Гиви случайно сел рядом. И она в какой-то момент не просто подметила боковым зрением, а скорее почувствовала подсознанием, как он с вожделением смотрит на её заголившиеся скрещенные ноги в импортных колготках телесного цвета и даже испугалась тогда этого неистового зова крови, подавляемого воистину титаническим усилием.
Целомудренным движением монашки она в смущении поправила тогда юбку. Разумеется, настолько, насколько только это было возможно, а Гиви очнулся и в смятении отвёл глаза в сторону. И всё оставшееся время не отрывал глаза от сцены, хотя она прекрасно понимала, что спектакль ничуть не занимает его, и он думает только о ней.
И Лиана отвлеклась тогда от красочного представления, увлечённая неожиданно возникшей в сознании ассоциацией. Отчего-то ей вспомнился урок истории в школе и рассказ их учителя Ираклия Андроновича о древней Спарте и юношах-спартанцах, один из которых изловил белку и спрятал её за пазухой. А потом стоял в суровом строю, перед лицом строгого начальника, скрывая зверька, в бешеной злобе выгрызающего все его внутренности, но ничем не выдал своего состояния. Тот юноша погиб, и история не сохранила даже его имени.
Гиви напомнил Лиане того безвестного юношу-спартанца и вполне возможно, его скрываемая неимоверным усилием воли, но всё равно выпирающая наружу огромная, как море, страсть просто пугала её в ту пору. Лишь по истечении стольких лет она хорошо поняла и другой мотив в своём поведении по отношении к нему - протест по отношению ко всему, что советовали родители. Это сейчас, вспоминая и анализируя события тех далёких лет, она понимала: многое из того, что исходило от папы и мамы, и против чего она так рьяно протестовала, она отвергала совершенно напрасно, и родители за исключением совсем немногих случаев были правы.
Отец сердился, а мама быстро отметила эту особенность в её поведении, и, сделав соответствующие выводы, порой в некоторых ситуациях «переигрывала» её, специально делая «дважды наоборот».
Она пришла к беседке в старом парке не в оговоренное время, а на семь минут раньше, но Гиви уже был здесь. Он вскочил со скамейки, приблизился к ней, и она сделала значительное усилие над собой, чтобы не броситься ему на шею.
Должно быть, он уловил это изменение в её отношении к нему. Или глаза её выдали... А может, и сам Гиви ощущал нечто подобное. Как бы там ни было, но ограничились они крепким рукопожатием старых друзей. Таким, как раньше...
Она взглянула в его чёрные глаза, которые были такими же красивыми и выразительными, но теперь казались чуть усталыми, осторожно потрогала шрам на щеке:
-Война закончилась?
-Для меня да.
-Ты жалеешь, что был там?
-Нет. Понимаешь, мне было нужно пройти через это. А потом я многое понял. Самое главное понял. Что не хочу быть тупым орудием в руках амбициозных политиков. Некоторые прикрываются интересами Грузии, а на самом деле думают только о своих интересах. Я больше не хочу бездумно выполнять их приказы.
-Тебе приходилось убивать?
-Приходилось. Это война. Или ты или тебя. Поначалу я был зачислен в медсанбат. И мог бы остаться военным врачом, но, когда у меня на руках умер мой друг, мне вдруг захотелось стать воином. Настоящим, храбрым воином. Может быть, кровь предков взыграла или что-то в этом роде. И когда я им стал, то не сразу почувствовал себя убийцей. Я довольно быстро сделал воинскую карьеру, стал офицером, заместителем командира отряда. Поначалу я даже не задумывался, есть ли у убитых мною осетин или абхазцев семьи, есть ли дети, но однажды...
Он вдруг запнулся.
-Не знаю, стоит ли тебе это всё рассказывать. Наверное, не стоит.
Но Лиана требовательно потянула за рукав, и Гиви продолжил:
-После кровавого боя, в котором погибли двое наших и семеро были ранены, мы взяли абхазское село. Часть обороняющихся мы расстреляли из гранатомётов прямо в их домах. Остатки абхазских ополченцев отступили, но один дом на окраине мы взяли в огненное кольцо и таким образом захватили пленных. Их было двое. Старик, дважды раненый и истекающий кровью, и мальчик лет тринадцати, совсем ребёнок. Пленные на войне тот же товар. Их можно обменять на своих таких же или продать за очень хорошие деньги. Наверное, так и вышло бы. Но всего через час совершенно неожиданно мы получили информацию по рации, что на нас движется большое вражеское соединение, получив приказ немедленно перебазироваться и уходить в горы.
Старик-абхазец к тому времени скончался, а мальчика со связанными за спиной руками выволокли из старого сарая. Видимо, посчитав, что он будет обузой при передвижении, командир приказал мне прикончить пленного.
Одно дело убивать, когда тебя тоже хотят убить. И совсем другое дело лишить жизни безоружного. Надо отдать должное этому мальчику. Он вёл себя, как взрослый мужчина, не молил о пощаде, смотрел прямо мне в глаза и был готов мужественно встретить свою смерть.
Я снял автомат с предохранителя, передёрнул затвор, дослав патрон в ствол Калашникова, но потом послал очередь далеко в сторону. Я развязал руки ничего не понимающему мальцу и, кивнув на густые заросли, приказал ему там спрятаться.
По его глазам я понял: если бы мы поменялись ролями, он, ни секунды не задумываясь, выпустил бы в меня очередь. Как понял и то, что этот паренёк обязательно вернётся в ряды врагов и будет опять драться с нами до последней капли крови, будет мстить жестоко, решительно и бесповоротно.
Да, он стрелял в нас, был взят с оружием в руках. Взят в тот момент, когда в рожке автомата кончились патроны, и, следуя логике войны, его, безусловно, надо было убить. Но я так поступить не мог. Если бы я нажал тогда на курок, я всю жизнь казнил бы себя за это и никогда не нашёл бы покоя.
Я шёл со своим отрядом через горы, и меня не оставляли тяжёлые мысли. Они не оставляли меня ни днём, ни ночью, постоянно сверлили мозг. Одним словом, через два дня я дезертировал, сначала нашёл работу в Сочи, а потом перебрался в Москву. Про войну я могу рассказывать долго, но не хочу...
Он глубоко вздохнул, а Лиана, чувствуя, как тяжело у него на душе, поспешила заметить:
-Давай теперь я про себя расскажу.
-А я почти всё о тебе знаю. И про твою работу, и про обмен квартиры, и про твоего мужа.
-Но... откуда? Ты был так далеко.
- Очень далеко... это верно. Но всегда в мыслях был с тобой.
-Неужели телепатия? - шутливо спросила Лиана.
-Да нет, конечно. Письма... От родителей... от друзей... от Наны... Я всё это время не упускал тебя из виду. Когда была возможность, звонил в Тбилиси по телефону, расспрашивал о тебе, но просил этих людей тебе про меня ничего не рассказывать. Не хотел тебя тревожить. Да... Я знаю про то, что Сергей в столице нашёл другую. Но, честно говоря, многое не понимаю. Например, зачем ты теперь собираешься в Москву?
-К нему! Его готовят к тяжелейшей операции, и вполне возможно, он на всю жизнь останется инвалидом.
-К какой операции? - удивился Гиви.
Лиана поняла: несмотря на хорошую осведомлённость, Гиви ничего не знал о несчастье с Сергеем. Она рассказала ему про это, веско добавив:
-Я должна быть там и тоже не могу поступить иначе.
Гиви тяжело вздохнул. Он внимательно посмотрел на неё:
-Послушай! Тебе в Москве есть, где жить?
-Нет.
-Вот что. Я слышал, ты собираешься продавать квартиру в Тбилиси. Непростое дело затеяла. Лучше, чтобы этим занимался кто-то из грузин. Ну, например, я. Ты же знаешь, какое мнение бытует насчёт русских. Считается, зачем покупать у них квартиру, когда они в конечном итоге жильё и так бросят. Сколько таких семей побросали всё и уехали? Тебе квартиру одной не продать. А в Москве я тебе помогу подыскать жильё. А пока ты с мамой можешь пожить у меня. Я на это время переберусь к другу. Так что поживёте у меня спокойно. Квартира однокомнатная, но зато близко к центру. Метро Павелецкая, а потом всего две остановки на трамвае.
Лиана задумалась. С одной стороны, всё верно. Невозможно ей будет в одиночку провернуть такую операцию и выручить за квартиру хоть какие-то деньги. Помощь Гиви была бы очень кстати и с точки зрения защиты от потенциальных жуликов, от криминального сброда и всякого рода проходимцев. Но, с другой стороны, Гиви предлагал свою помощь, как и обычно в таких случаях, совершенно бескорыстно, не требуя ничего взамен, и ей было очень неудобно обременять молодого человека.
-Ну, хорошо, - согласилась она, - я, пожалуй, приму твою помощь. Ведь мне действительно не обойтись без тебя.
-Вот и прекрасно, - сказал Гиви, и лицо его озарила та самая счастливая улыбка, которая так нравилась её маме.
***
Лиана взглянула на часы. Без пяти семь. Пять минут до назначенной встречи. Она пришла на неё задолго, и сидела в тихом московском скверике, вспоминая всё то, что, собственно и привёло её сюда. На эту самую обыкновенную лавочку.
Она сидела здесь, вспоминала и вспомнила многое. Иные события с оттенком лёгкой грусти по тем славным временам, иные с печальным сожалением, другие с облегчением, что через это ей удалось всё-таки пройти.
Но то, что произошло вчера, в больнице, Лиана не могла вспоминать без содрогания. Как обычно она пришла вечером проведать Сергея и обнаружила его в крайне подавленном состоянии.
-Что-то ты ничего не ешь. Серёжа, - заметила она, - ни к пирогам, ни к фруктам не притронулся.
-Не надо ничего, - махнул рукой тот.
-Да что с тобой? - не унималась она, - тебе перед операцией, наоборот, надо сил набираться.
-Мне уже ничего не надо набираться, - раздражённо заметил Сергей, - только что были от того военного. Младший брат его. Он какой-то блатной, я по разговору понял, не раз сидел, да и сейчас занимается подобными делишками. Так вот что он сказал. За ту самую иномарку, что я разбил вдребезги. Вроде как старший брат был за неё ему должен. А теперь, стало быть, я. А где я возьму четыре штуки баксов?
-Четыре тысячи? - переспросила Лиана.
-Да. И сказал: на счётчик поставил. А самое противное - он великолепно информирован, знает, что у меня есть мать, отец, знает, где они живут. И про тебя тоже знает. Говорит: приватизируй родительскую квартиру, продавай или чтобы ты деньги искала, где угодно. Оставил номер телефона, в течение суток надо дать ответ.
-Дай мне номер, - спокойно попросила Лиана.
-Да ты что! - Сергей аж привстал на кровати, - ты здесь ничем не поможешь.
-Давай, - более настойчиво и резко потребовала Лиана, глядя ему прямо в глаза.
-Ладно, - он черкнул на листочке несколько цифр, - это его, как он выразился, «мобила». Звонить, сказал, можно до двенадцати ночи и с семи утра.
Она позвонила через час, не затягивая, и с трудом разбираясь в воровской фене, уговорилась встретиться на следующий день. Лиана ничего не сказала Гиви. Она не хотела впутывать его в это дело, так как знала горячий темперамент своего друга. «Попытаюсь договориться об отсрочке» - размышляла она, - «и откуда взялись четыре тысячи долларов? Сергей говорил: иномарка очень старая, она и двух штук может не стоить. Надо как-то снизить эту сумму. Но как?»
От этих мыслей просто голова шла кругом. Вот и сейчас с большой тревогой она ожидала разговора, с нетерпением поглядывая на улицу, примыкающую к тихому скверику.
Вот и машина. «БМВ» седьмой серии серебристого цвета, точно соответствующая описанию. Из автомобиля вышли двое, и она поднялась со скамейки, подошла к ним.
-Толян, - представился тот, что постарше, бритый наголо верзила в короткой куртке спортивного покроя из мягкой кожи, - а это, - он кивнул в сторону такого же бритого крепыша в такой же куртке, но меньше ростом, - Виталя.
-Очень приятно, - выдавила из себя Лиана, которой в действительности было не так уж и приятно.
-Слушай сюда, - не стал особо тянуть верзила, - давай добазаримся сразу: если фраерок твой выломится - никаких отмазов не будет, нам дешёвый зехер в падлу. Тогда не только ему в оконцовке хана, сука буду, все вы в жмурков сыграете. Твой-то не штымп, не голимый, как бубен, а метёт пургу, войдотит вместо того, чтобы башлять. Ты же не соска, ты - классная шмара! Так вьезжай: шалявый всегда фуфлом отвечает. Или я чего-то не догоняю?
-Переведите на русский, пожалуйста, - вежливо попросила Лиана.
-Ах ты овца! - встрял в разговор коренастый, - да я тебя ... на тряпки порву, матку наизнанку выверну.
-Глохни! - шикнул на него главный, и, повернувшись к Лиане, сказал, - ладно, слушай сюда. Повторяю специально. Короче. Если твой попытается скрыться, пощады не ждите. Никаких оправданий не примем. Всю вашу семейку найдём и замочим. Он не простак и не такой уж бедный, как прикидывается. Врёт и ноет вместо того, чтобы рассчитаться, как положено.
-Теперь более понятно, - печально проговорила Лиана. - Непонятно только, откуда такая сумма за машину. Кто это определяет?
-Я за базар отвечаю, - повысил тональность разговора бритоголовый верзила, - мы вообще за неё пять забашляли, а она и года не пробегала. Так что я штуку скинул. Я могу и прежнего хозяина тебе предъявить. Поимей это в виду.
-Нет, так не пойдёт, - возразила Лиана, - давайте всё делать по закону. Вы утверждаете: машина стоила четыре тысячи долларов. Хорошо, но пусть это подтвердят специалисты. И потом. У нас сейчас нет таких денег. Мы согласны рассмотреть вопрос об отсрочке. Надо, как положено, в таких случаях произвести квалифицированную оценку. А после этого вы вправе подать заявление в суд...
-Ну ты сука! - перебив её, взвился коренастый Виталий, - у него братан погиб, а ты, чувырла, форшмачишь, прокидываешь. Да мы вас обоих раком поставим...
-Ша! - опять прикрикнул на него верзила, - мне такой базар в падлу! Вот что, - он озлобленно зыркнул на молодую женщину. - Решай быстро, какой расклад тебе по нутру. Или ты находишь быстро бабки. Или...
Он оглядел маслянистым взглядом стройную фигуру Лианы, задержался наглым взглядом на её высоком бюсте и тонкой талии, скользнул вниз по бёдрам - как раздел... От одного такого взгляда ей стало муторно и невыносимо противно.
-Или... отработаешь, - закончил он, - если хочешь знать, даже твою маму можно на рынке азерам сдавать, им по барабану кого... А насчёт тебя и базару нет... станок у тебя классный, на морду ваще супер. Такая тёлка... - он мечтательно закатил глаза... на триста баксов в час покатит... А если какому клиенту глянешься, бери выше - на пятьсот. Минус накладные и счётчик, считай: половина за тобой. Короче... совместишь приятное с полезным. - он хохотнул, и к его веселью присоединился бритоголовый напарник, захихикавший ехидным смехом. - По любому отработаешь быстро. Короче, вари калганом. Сроку тебе два дня. Въезжаешь?
Она промолчала, не зная, что ответить на это и даже дома не могла отделаться от мерзкого ощущения. Пальцем не тронул её ни тот, ни другой бритоголовый, а она явственно ощущала на своём теле прикосновение поганых мясистых пальцев с двумя золотыми печатками.
Она долго мылась в ванной, а затем долго стояла в душе под струёй прохладной воды и ревела, будучи не в силах успокоиться.
В этот день мама, к счастью, ушла в театр, но неожиданно зашёл Гиви, застав её всю в слезах. Несмотря на все усилия, Лиана не смогла скрыть своего состояния и после настойчивых требований рассказала всё до мельчайших нюансов.
-Так, - протянул Гиви мрачно, - давай их телефон.
-Гиви! Может, не надо?
-Слушай, это теперь моё дело. По-другому нельзя. Они тебя в покое не оставят. И насчёт родных - это не пустой трёп. Эти отморозки вполне способны на такое. Не волнуйся, и не в таких ситуациях бывать приходилось. Прорвёмся!
Гиви ушёл, а она долго ещё не могла успокоиться. И лишь с приходом матери, необыкновенно радостной и возбуждённой, переполненной впечатлениями от слушания оперы в Большом Театре, Лиане удалось немного взять себя в руки. Её состояние, впрочем, не удалось скрыть от Ирины Ивановны, которая, прихлёбывая чай, неожиданно прервала свой рассказ, заметив:
-А ты, дочка, сегодня явно не в себе. Что-то случилось?
На её слова Лиана смогла сказать только следующее:
-Устала. Был тяжёлый день...
И это была истинная правда.
***
Лиана плохо спала в ту ночь. Лежала тихонько с закрытыми глазами, стараясь не беспокоить спящую в той же комнате мать, а тяжёлые мысли роем лезли в голову, зудели, как осы, не давая покоя. Как справится со всем этим Гиви? Что будет с Сергеем? Накануне она беседовала с лечащим врачом, с опытнейшим хирургом, который не дал никаких определённых гарантий и был очень осторожен в прогнозах.
-Теперь надо ждать и надеяться на лучшее. Понимаете? – внимательно взглянул он на неё.
-Понимаю, - эхом откликнулась Лиана.
Лазарь Абрамович вздохнул:
-Ничего вы не понимаете. Вы ещё не представляете, что от вас и от него потребуется. И не только в материальном, но больше в нравственном плане. Готовы ли вы? Я не уверен.
Готова ли она? Теперь Лиана чувствовала, как много от неё зависит. От её настроя, от её веры в успех предстоящей нелёгкой операции зависел настрой на благоприятный успех Сергея.
Утром она опять поехала к нему. Заехала на рынок и, удивляясь бешеным ценам, на зелень, долго ходила по рядам. Заговорив по-грузински и очень удивив этим торговца, добилась беспрецедентной скидки и довольная этим, всё ещё под впечатлением, вошла в палату в пакетом фруктов, свежей зелени и букетом ярких хризантем.
-Повезло тебе с женой, - заметил, глядя на Лиану, устанавливающую букет в импровизированную вазу, изготовленную из полуторалитровой полиэтиленовой бутылки, пожилой сосед, - ты погляди, сколько всего натащила, чего тут только нет, - и колбаса, и фрукты, и пироги, и конфеты, и даже мороженое... не успело растаять. Значит, любит.
-Угу, - промычал Сергей, «за обе щёки» уплетающий домашние пирожки с мясом.
Она ни словом не обмолвилась о том драматическом эпизоде в парке. Не хватало ещё тревожить его в такие дни! Главное сейчас - перенести операцию. Слава Богу, аппетит у больного появился. А то в предыдущие дни почти ничего не ел.
Сергей с удовольствием принялся за фрукты. Лиана наблюдала за ним с чувством матери, следящей за трапезой горячо любимого сына.
Но, хорошо перекусив, он сам спросил о том, что беспокоило её больше всего:
-А что эти... больше не появлялись?
-Всё в порядке, - поспешила заверить она, - Гиви сказал, с ними всё уладит...
-Гиви? - Сергей аж привстал на кровати, - Гиви здесь, в Москве?
-Он ещё раньше меня здесь оказался, - спокойно объяснила Лиана, - Гиви в Москве работает.
-Так... - недобрым голосом протянул Сергей, - значит Гиви? И он тебе помогает? Что у тебя с ним?
-Ничего! Успокойся, ради Бога! Гиви - друг! - поспешила заверить его Лиана, - и вообще меня оскорбляет, что ты обо мне так подумал!
-Друг! - повторил Сергей, - знаю я этих горячих ребят с Кавказа. Только и ждут случая…
-Дурак! - довольно грубо оборвала его Лиана, - не смей никогда так говорить!
Странно, но её резкий тон подействовал на Сергея отрезвляюще. Он замолчал, однако перестал есть и уставился в кроссворд из принесённой ею «свежей» газеты.
***
Гиви не стал откладывать дело в долгий ящик, этим же вечером позвонил по тому самому номеру. Но предварительно он сделал ещё один звонок. Знакомому земляку. Невесть как оказавшемуся на службе в Московской ГАИ.
По сотовому телефону ему долго не отвечали, и когда он уже собирался повесить трубку, сонный голос недовольно пробормотал:
-Слушаю.
-Внимательно слушаешь? Тогда слушай, - Гиви старался говорить очень вежливо, хотя внутри его всё кипело, - вы на одного человека из-за аварии наехали. За разбитую иномарку четыре штуки зелени требовали и на счётчик поставили. Так? Я навёл справки. Фуфлайка эта семьдесят восьмого года. Ей штука - красная цена. Но пусть это будет на вашей совести. Я предлагаю разойтись по мирному. Давай так. Я плачу за неё в два раза больше. Или другой вариант: взамен я могу дать свою «Мазду» восемьдесят пятого. Машине семь лет, но она в отличном состоянии. За это вы оставляете парня и девушку в покое.
На том конце провода произошло небольшое замешательство. Затем грубый голос поинтересовался:
-А ты кто такой, баклан, что в наши дела влезаешь? Мы с тобой базары не перетирали, а если эта прошмандовка настучала, так с ней осо…
-Слушай, пёс! – перебил его взбешённый Гиви, - тронешь её или его - найду, где угодно. Замочу без лишнего базара. Но, прикидываю, лучше перетереть всё по тихому.
-Ну ты борзый фраер! - так же закипел верзила. - Просекаешь ли, на кого замахнулся? Я - Толян Молоток, у меня три ходки на зону. Подо мной двадцать пять стволов.
-Засунь эти стволы себе в задницу, - засмеялся Гиви, хотя на самом деле ему не было так весело. Двадцать пять стволов по меркам Москвы начала девяностых годов не так уж и много. Он знал про группировки и покруче - в двести, триста стволов. Но Гиви, конечно же, слышал и про Молотка, излюбленным развлечением которого было выбивать зубы у особо несговорчивых самым обычным молотком. Хотя в арсенале его было и немало других, не менее изощрённых зверств и издевательств. Некоторые из них не применялись даже для допроса пленных в военных условиях. Многие блатные осуждали такие методы и считали их беспредельными, но напрямую Молотку об этом старались не говорить, зная его вспыльчивый характер и крутой нрав.
Разумеется, слух о подобных методах производил такое жуткое впечатление на рыночных торговцев, что те без лишних разговоров платили повышенную мзду, а при приближении криминального авторитета в сопровождении бритоголовых «быков»к их рядам вбирали голову в плечи.
-Странно, Толян, что ты к самому обычному парню прицепился за такие небольшие для тебя бабки, - продолжил Гиви, - я думал, тебе вполне достаточно на рынках бомбить?
-Ну ты загрубил по конски! Да кто ты такой, твою мать? - поразился наглости собеседника Молоток. - Под кем ходишь?
-Доктор Гиви! Может, слышал?
-Доктор Гиви? Слышать-то я слышал. Много чего о тебе слышал, но лично не знаком.
-Так в чём вопрос? Давай познакомимся. Забьём стрелку. Завтра на восемь вечера. Пятнадцатый километр Рязанского шоссе, поворот налево и километр в эту же сторону. Затем по просёлку ещё двести метров влево. И учти вот что. Я приеду один.
-Замётано. Буду, - буркнул Молоток.
В трубке послышались гудки.
***
Неписаный свод бандитских правил диктовал следующее. На так называемую «стрелку» следовало прибыть строго в назначенное время. Прибудешь раньше - заподозрят подставу. Опоздаешь - значит, ты проиграл. Но Гиви не случайно первый предложил встретиться. Он отлично понимал: Толян Молоток после такого разговора не только не оставит в покое Лиану с Сергеем, но к тому же непременно сам выйдет на него.
А раз так, он постарался перехватить инициативу и предложить своё место встречи, которое знал буквально до каждой ложбинки, до каждого кустика и бугорка. Молоток клюнул. Теперь надо постараться продумать действия противника, поставить себя на его место и переиграть его. Толян обязательно подстрахуется. И что должен будет сделать в такой ситуации? Просматривается несколько вариантов, но по любому раскладу все они схожи в одном. Вряд ли опытный «стрелочник» станет рисковать. Ведь место встречи предложил не он, потому заподозрит неладное - поедет минимум на двух машинах, одну из которых пошлёт заранее, и эти его бойцы внимательно прочешут территорию на полкилометра в округе. Затем возможно разделение ролей, засада, условные сигналы и прочее, что было ему так знакомо. Да, на «стрелку» он должен ехать один, но, с другой стороны, одному ему никак не справиться.
-Витя, - набрал он телефонный номер. - Мне нужна завтра твоя помощь. Я рад, что ты заранее согласен, но это не то, что ты думаешь. Ты должен подогнать мою машину в одно укромное место, оставить её там, а сам уходить. Так надо. Значит, в девять утра в офисе я тебе передам ключи и всё подробно расскажу.
Гиви взял чистый лист бумаги и принялся набрасывать варианты, рисовать возможные схемы движения, прорабатывать действия противника. Рыночные выбивалы не особенно изобретательны, не отличаются особым интеллектом, но имеют свою логику, и он постарался влезть в их шкуру. Влезть и понять, как всегда пытается понять и опередить противника опытный шахматист. Я - вот так. Тогда они так. А если я сделаю такой ход, последует...
Постепенно из всего многообразия многоходовок у него осталось всего два основных варианта. По одному из них завтра и будет действовать Молоток и компания.
Он опять набрал номер телефона:
-Николай Николаевич! Извините, что поздно вас беспокою. Вы ещё не спите? Так получилось... Мне на завтра нужен отгул. Я утром буду в офисе и оставлю заявление. Не надо от меня лишних бумажек? Но порядок есть порядок. Хорошо, я понял.
Один пистолет - пистолет системы «ТТ» вполне официально на законном основании числился за Гиви, как за начальником службы охраны. Он достал глушитель, прикрутил его к стволу табельного оружия, проверил затвор и удовлетворённо убрал оружие в наплечную кобуру. После чего вышел из квартиры, поднялся на чердак. Здесь он разобрал кирпичи в одном ему известном месте и извлёк нечто, завёрнутое в тряпку.
Он бережно развернул свёрток. Это был великолепный бельгийский браунинг с длинным глушителем и несколько обойм к нему.
Впрочем, Гиви на войне научился стрелять так быстро и метко, что даже при стрельбе по-македонски одновремённо из двух пистолетов ему не требовалось много патронов. Он успешно поражал цели, вызывая восхищение бывалых воинов. Но он никогда не расслаблялся. Он хорошо помнил слова своего первого командира, нелепо подорвавшегося на мине-растяжке, прикреплённой к телу его младшего, последнего сына, убитого в бою накануне.
Обучая его одновременной стрельбе по двум движущимся целям, тот не уставал повторять:
-Всегда считай своего противника сильным, хитроумным, ловким. Ты должен победить. Значит, стать ещё сильнее, ещё хитрее и быстрее его. Никогда не забывай об этом, мой мальчик.
Два варианта действий завтра. И по каждому варианту он просто обязан победить. Но в обеих этих вариантах, как ни крути, всё равно присутствовал весомый элемент риска для его жизни. И тогда…
Он старался не думать об этом, гнал от себя подобные мысли. А они, как августовские назойливые мухи, лезли в голову, не давали покоя.
И тогда … он не скажет ей то, что давно хотел сказать, но до сих пор так и не осмелился.
Гиви взял ещё один лист бумаги, вывел на нём своим каллиграфическим почерком:
«Дорогая моя, единственная и неповторимая, горячо любимая Лиана!
Знала бы ты, сколько раз принимался я за это письмо, а только каждый раз рвал на кусочки написанное. А знала бы ты, сколько раз я хотел сказать тебе то же самое при встрече. Но язык мой становился словно парализованным.
Когда ты получишь это письмо, меня уже…»
Гиви хотел написать «не будет в живых», намереваясь завтра сделать своему другу ещё и такое поручение, но вспомнил про интересную, не лишённую тайного смысла теорию «формирования событий» и решительно вычеркнул два последних слова. Нечего каркать, всё будет нормально.
Он редко писал письма, не любил этого занятия, вызывая справедливые нарекания близких, но сейчас другого способа высказать всё, что наболело на душе, у него не было.
«Когда ты получишь это письмо, ты может быть, вспомнишь другое моё письмо к тебе. Самое первое. Точнее, совсем маленькую записочку, которую я написал в седьмом классе. Нет, сначала я тоже хотел написать большое такое письмо и сказать, как люблю тебя. Хотел сказать, что если бы я умел рисовать, то целыми днями писал бы только твои портреты. А если бы умел сочинять стихи, то посвятил бы тебе не одну книгу. Если бы я умел петь, то воспел тебя, как самую прекрасную на свете. Но я не умел ни того, ни другого, ни третьего. Что говорить, если я даже не мог решиться на то, чтобы записать эти мысли на бумаге.
Вместо длинного письма с признанием в любви я написал маленькую записочку, в которой пригласил тебя на французское кино. Помнишь, я подложил её тебе в учебник географии на перемене, ты открыла его на уроке и прочитала, кивнув в знак согласия. Как же я был счастлив! Я подумал тогда, что после кинофильма всё-таки скажу тебе всё, как есть. Но в кино ты пошла не одна, а с Наной, и я сидел между вами, как последний дурак.
Да, я люблю тебя с того самого седьмого класса, и с годами мои чувства не ослабли, а усилились. Я всё время думал о тебе. Думал на лекциях, сидя неподалёку, думал дома, уткнувшись лицом в горькую подушку, думал на войне, на привалах в горах. Там, в горах, на холодных альпийских лугах, растут такие бесподобные цветы, что мне хотелось набрать огромный, поражающий всех своей красотой букет и бросив всё, примчаться с ним к тебе.
Мне порой казалось: вот я люблю тебя, и между нами существует какая-то астральная связь. Словно какая-то высшая материя помогает мне поделиться своей любовью и как-то защитить тебя от несовершенства этого мира. Ей этой высшей материи самой очень угодно это. Ей это, безусловно нравится, иначе всё было бы по другому.
Когда тебе было плохо, я это чувствовал. Звонил домой и мои родные подтверждали эти самые предчувствия. Не поверишь, но именно так всё и было.
И сейчас я вновь о тебе думаю…
Гиви отложил авторучку и задумался.
***
Толян Молоток был в бешенстве. И дело было вовсе не в четырёх штуках баксов. Что для него четыре штуки! Дело даже не в бабках. Тут депо принципа. Братка погиб, а они, подлюги, ещё изгаляются? Нет, этого он так не оставит. Этот Гиви втрое заплатит, будет войдотить горючими слезами и всю жизнь жалеть, что так непочтительно с ним разговаривал. А в противном случае он всех этих гадов замочит. И Доктора, и бабу с хромоногим. Чтобы другим неповадно было.
-Штос» - призвал он утром помощника, - возьми троих пацанов. Мне тут в восемь стрелку одну надо захороводить. С Гиви Доктором. Короче, возможно мочилово. Поедем двумя тачками. Для начала базар, то, сё, пятое, десятое. Если я тёмные очки сниму, мочите их из засады. Возьмите калаши, пару гранат на всякий случай. Фраер хорошо стреляет, поэтому подбери пацанов. Я поеду вдвоем с Косым, а вы...
Он взял листок бумаги, набросал эскиз:
-Прочешете лесок за пару часов до стрелки и, если всё чисто, мне по рации. Я встану, а вы с боков займёте вот эти сектора обстрела. Под таким углом, чтобы своих не задеть.
Он черкнул фломастером.
-Врубаюсь! - сказал Штос, в первый раз что ли.
- Можно взять винтарь с оптикой, - продолжил Толян, - у тебя, я знаю, снайпер есть.
-Есть, - подтвердил Штос, - недавно появился, из Приднестровья один парнишка дембильнулся- Только на хрена стрелку? Может, без лишних понтов замочим гада прямо у подъезда его хаты? Бросим гранату в его тачку и все дела. Или мину под днище? Да и по дороге можно продырявить из калаша. Без лишнего базла...
-В падлу? - перебил его Толян, - Может, я для начала как раз побазарить хочу. Да и посмотреть хочу на Доктора, Говорят, очень ловкий фраерок! Он воевал в горячих точках и здесь, в Москве, уже успел засветиться на разборках. Короче, ты делай, как я сказал.
-А как насчёт шума? Начнем шмалять, менты всполошатся.
-Насчёт ментов я уже позаботился. Всё схвачено. На том перекрёстке патрульная машина будет стоять с нашими ментами. Они как раз к семи туда подъедут. Тоже лишнее прикрытие.
-Классно» - восхитился Штос, - ты, Толян, просто стратег.
-А то, - самодовольно протянул Молоток, - не в таких разборках участвовали.
Так оно и было. Он старался не связываться с крупными бригадами, но всякую бандитскую мелочь, посягнувшую на его территорию, усмирял жестоко и беспощадно, пристреливая раненых. На его счету было немало убийств торговцев, осмелившихся настучать в ментуру, и свидетелей, собиравшихся дать на него показания.
-Давай, дёргай по делу, - приказал Молоток помощнику, а сам налил полстакана водки и залпом выпил. Это был его обычный способ придти в себя, и он никогда не пьянел в подобных ситуациях.
Гиви заскочил с утра в офис, а потом направился сразу к месту встречи. «Поймав» частника, он велел ему ехать по Рязанскому шоссе и за три километра от перекрестка, щедро рассчитавшись с водителем, отпустил машину, а затем свернул на одну из многочисленных лесных дорог.
В этот майский день в лесу вовсю щебетали птицы, и, стараясь бесшумно ступать мягкими кроссовками по прошлогодней листве, из которой пробивалась уже свежая, ярко-зелёная трава, Гиви невольно заслушался их переливчатыми трелями. На его родине птицы пели немного иначе, но в этом многоголосии попадались и знакомые голоса. К счастью, грибов и, соответственно, грибников в лесу не было, и он совершенно незамеченным пробрался до места назначения.
«Если бы я намеревался устроить засаду, то расположил бы бойцов так», -размышлял Гиви, - «а если они захотят «прочесать» лес, то двинутся скорее всего, таким образом». Он подошел к раскидистой сосне, осмотрел кусты и полянку, а затем крайне осторожно прошёл в гущу смешанного леса, отыскал едва приметную ложбинку и, раскопав в нужном месте углубление, с удовлетворением обнаружил небольшой лаз. Проникнув туда, Гиви закидал прелой листвой дыру и затаился. На фосфоресцирующем циферблате его швейцарских часов было без четверти час, и сознание того, что он успел вовремя, согревало душу.
Было ли ему страшно? Банальная мысль, что только дураки не ощущают страха, не раз приходила ему в голову на войне. Гиви умел подавлять это чувство, растворяя его в неуёмной жажде победы, и подобно сильному и ловкому хищному зверю, умел подчинять все свои чувства и эмоции достижению поставленной цели. Его мозг заставлял слух и зрение становиться острее, улавливая мельчайшие компоненты из потока поступающей информации, а сам этот главнейший орган становился быстрейшим процессором, нацеленным на мгновенное принятие самых оптимальных решений.
Время в «засидке» текло медленно, но Гиви понимал, что ему в общем-то повезло. На деревьях в этом году давно уже появилась листва, а солнце прогрело воздух градусов до двадцати, не меньше. Было бы гораздо хуже, если бы дело обстояло зимой, и тогда холод и свежевыпавший снег стали бы непреодолимыми преградами на пути обеспечения его скрытности. Что бы он делал тогда?
Наконец, за два часа до встречи вдали послышался шум мотора. Гиви снял оба свои пистолета с предохранителей, передёрнул затворы и замер. Ещё было не время.
«Трое или четверо. Нет, четверо», - понял он по приближающимся шагам.
-Штос! - услышал он голос, - давай кукушку на сосну посадим. Он его сверху в нужный момент сразу продырявит.
-Нет, - возразил другой голос, - тот фраер не дурак, может заметить. Лучше пусть «мочила» с винтарём идет в можжевельник. А ты, Факир, затаись в кустах за берёзой. Мы сейчас тут всё осмотрим и тоже сховаемся. За десять минут до стрелки чтоб ни звука!
-«Давайте, ребята, ховайтесь. Ваша логика проста и понятна», - усмехнулся Гиви, - «как хорошо, что у вас нет собаки, нет самой примитивной дворовой шавки, способной сломать все его планы. Теперь самое главное - сработать без шума».
-Толян! Толян? Это Штос! - услышал он голос, - все на местах, тачку спрятали, пока вей тихо. Понял? До связи! Отбой.
«Так. Значит, ещё один сеанс связи. Успею ли? - мелькнуло в голове у Гиви, -только бы не оказалось раций у других бойцов. А, впрочем, зачем они им?»
Время текло невыносимо медленно. Но всё же наступила долгожданная минута. Гиви практически беззвучно выбрался из укрытия. Он прекрасно понял, кто где расположился и до первого же солдатика-снайпера добрался сравнительно быстро, подкрался сзади, как кошка, и железным обручем сдавив ему шею, крутанув резко против часовой стрелки с хрустом шейного позвонка оборвал ему жизнь.
Такая же участь ожидала и второго бойца.
«Плохо вы замаскировались, ребята. Сразу видно, не нюхали настоящего пороху», - размышлял Гиви. Всё пока шло гладко, но до третьего врага добраться было намного сложнее. С боков он просматривал все подходы, а с тыла его загораживал ворох прелых листьев, и подобраться оттуда было очень рискованно - он мог запросто выдать себя.
Гиви пришлось пойти на риск. Он подобрался на максимально возможное расстояние, достал пистолет и прицелился в затылок. Промазать ему никак нельзя! Если противника ранить и он вскрикнет, Штос успеет поднять тревогу по рации.
Два еле слышных чмоканья браунинга с глушителем, и предпоследний супротивник беззвучно оседает в кусты.
Ближайший соратник Молотка Штос так же был недостаточно бдителен. Гиви подобрался к нему сзади и левой рукой приставил под левую лопатку парня острейший финский нож. Одновременно он отбросил правой рукой далеко а сторону не снятый с предохранителя автомат Калашникова, а затем выхватил из-за пояса его пистолет Макарова, сунув себе в карман.
-Копись, падаль, когда сеанс связи.
-Какой сеанс? - оторопел тот,
-Следующий. Что не въезжаешь?
Острие ножа на какие-то миллиметры вошло в тело парня.
-Братан? Не убивай! - запричитал тот, - сеанс без двадцати шесть.
Гиви посмотрел на часы.
-Ну, во-первых, не я, а позорный волк тебе братан. А, во-вторых, надо же! Какое совпадение! Сейчас без двадцати одной минуты. Быстро докладывай шефу. Да, пожалуйста, не огорчай его, что на пере у меня торчишь, а все твои кореша давно на пути в ад. Лучше скажи, что он от тебя рассчитывает услышать. Понял?
Он убрал нож, но направил в лоб парня браунинг с длинным глушителем.
-Понял, - пролепетал Штос и взял рацию в руку.
-Ну' - угрожающе произнес Гиви, - чтоб без фокусов. Если подашь сигнал, замочу точно.
-Толян... Толян... Всё чисто ... тачку спрятали. Мы на месте. По сигналу? Понял!
-Молодец! - похвалил Гиви, - а что за сигнал?
-Толян снимет тёмные очки, - с готовностью доложил парень, - тогда, значит, мочить.
-Мочить... - повторил Гиви, - осталось спросить у тебя, где ваша тачка?
Парень объяснил, запинаясь и волнуясь.
-Ну, прощай? Очень спешу на встречу с шефом! - Гиви отступил на два шага назад и выстрелил точно в лоб обалдевшему от неожиданности парню. Тот мешком рухнул на землю, и Гиви оттащил тело в кусты, после чего бросился к бандитской машине. Времени было в обрез.
Оставалось пересесть в свою машину и, выждав в укрытии, подъехать на то же самое место. Гиви удовлетворенно наблюдал, как проехал «БМВ» Молотка, поменял обойму браунинга и направился на чрезвычайно интересную встречу.
Когда он приблизился метров на пятьдесят и заглушил мотор, те двое находились в салоне машины, но сразу вышли из автомобиля и двинулись по направлению к нему. Он также покинул свою машину.
-Давай так, Доктор, - предложил, улыбаясь, Молоток, - для более задушевного базара медленно-медленно стволы, перышки и прочее на землю и пять шагов вперёд. На счёт «три»,
-Нет проблем, - улыбнулся Гиви, кладя одновременно с Молотком и его напарником, вытащивших и положивших на землю по «Вальтеру», оба свои пистолета на землю.
Затем все они так же освободились от холодного оружия, а Виталик к тому же вытащил из внутреннего кармана лимонку, положил её рядом с ножами, добавив:
-Видишь, Гиви, всё по честному.
-Вижу, - ухмыльнулся тот.
Двинулись навстречу друг другу и остановились метрах в пяти-шести.
-Очень давно хотел познакомиться. Доктор, - продолжил Молоток. - да как-то случая не было. А вот сейчас и случай подвернулся, жаль только, не совсем фартовый. Налетел ты на бабки, это еще ладно, да загрубил при этом. А за базар придётся ответить. К тому же у меня братан погиб, дело принципа, догоняешь? Теперь башлять придётся вдвое. И счётчик тикает. Так что гони восемь штук зелени и разбежимся.
Гиви насторожился и произнёс, тщательно взвешивая слова:
-Насчет братана, Толян, прими мои соболезнования. Но насчёт тачки ты не прав. Я тебе говорил, сколько она стоит, а ты и дальше круто наезжаешь.
-Короче, ты не будешь башпятъ по- нашему?
-Нет.
Толян Молоток медленно снял солнцезащитные очки. Гиви выхватил из-за спины ещё один нож. Молниеносно метнул в Виталия и попал в шею. Тот захрипел, повалился на землю.
-Вот теперь шансы равны, - усмехнулся Гиви. - Не озирайся, твоя братва тебе уже не поможет. Отдыхают под кусточками.
-Сука? - прохрипел Молоток, бросившись на Гиви, но тот, увернувшись от мощного удара, крутанулся на месте и сильнейшим ударом левой ноги бросил его наземь. Толян вскочил и кинулся к оружию, валяющемуся на земле. Но не успел. Второй удар ногой в лицо заставил его зашататься от страшной, неистовой силы и повалиться на землю, а третий удар не дающего опомниться Гиви заставил мясистый нос Топяна провалиться внутрь головы и в ту же секунду остановил мозг. Сто тридцати килограммовый Толян Молоток дернулся и застыл на свежей траве.
Гиви внимательно взглянул на него, как опытный врач, констатировал смерть и подошёл к Виталию, вытащив нож из его горла. Затем он аккуратно протёр рукоять ножа носовым платком и вставил холодное оружие в руку Толяна.
-Бандитская разборка! - возмущённо пробормотал Гиви, вставляя также тщательно протёртый от его отпечатков пальцев браунинг с глушителем в руку одного из бойцов и разворачивая его навстречу двум другим трупам, извлечённых на открытое пространство.
Ему было жаль расставаться с любимым оружием, но деваться было некуда. Не извлекать же из трупов пули!
-«Пусть голову ломают, кто кого и почему, что да как», - размышлял он, заметая последние следы, - пусть собирают улики, доказывают. Я вообще не при чём - я мимо шёл.
С этими мыслями он быстро прошел лесом до своего автомобиля и выехал на трассу.
-«Вот черти! - подумал Гиви, поравнявшись с патрульной милицейской машиной, - «ждите, ждите, когда стрельба начнется, не дождетесь. Короче. прикрывайте дальше».
Он прекрасно понимал: на свою квартиру ехать опасно. Теперь надо, как говориться, «залечь на дно» и отправился на только что снятое жильё, поражаясь счастливому стечению обстоятельств. Про эту квартиру знала только Лиана, но за ней могут установить слежку. Надо как-то предупредить ее.
Часть пятая
С того самого дня, когда Лиана сообщила Гиви телефон бритоголовых парней, она не могла отделаться от гнетущего беспокойства. Зная горячий нрав своего друга, горько жалела про свою минутную слабость. А когда Гиви не зашёл по обыкновению и потом не позвонил, не могла весь вечер найти себе места.
Она не могла успокоиться и на следующий день, ждала его и на следующий вечер, а потом проворочалась всю ночь, сбивая тяжёлые простыни в тугой ком и забылась в беспокойном сне только под утро. Спала она совсем мало, но за каких-то полтора часа ухитрилась увидеть длинный сон. Как будто бы они с Гиви были в горах и катались на горных лыжах, а она очень боялась спускаться с крутого снежного склона.
-Надо научиться поворачивать и тормозить. Но, самое главное, надо научиться преодолевать страх, - говорил он ей и демонстрировал технику поворотов и резких торможений.
Она в своём сне тут же освоила всю эту науку и принялась азартно скользить, резко уворачиваясь от трамплинных горок и воткнутых вешек. А потом они спускались вдвоём с Гиви. И она весело смеялась, не понимая, какой радости было больше: радости от того, что она так быстро научилась кататься или же радости от того, что она была именно с Гиви. Других горнолыжников на том склоне почему-то не было. Они были одни. Совсем одни.
Она проснулась внезапно и помнила всё до мельчайших подробностей. «Странно... - размышляла Лиана, - «Гиви никогда не говорил, умеет ли он кататься с гор на лыжах». И вообще непонятно. Горы были такими знакомыми, они находились в окрестностях Тбилиси, были там на прогулках. Но на тех горах никогда не лежал снег.
Наутро Лиана собралась быстро отвезти передачу в больницу, а потом поехать по адресу новой квартиры в надежде, что именно там она получит хоть какую-то информацию.
«Если что-то случится с Гиви, я не прощу это себе», - думала она и только сейчас до острой боли поняла, всем существом осознала, как много он для неё значит. Она вдруг поняла и другое, не менее важное. Что с недавнего времени постоянно и ежеминутно сравнивает Гиви с Сергеем, а, сравнивая, начинает понимать, какая огромная пропасть лежит между этими мужчинами.
Она ловила себя на мысли, что её безотчётно раздражают гнусавые жалобы Сергея, его непрерывное брюзжанье, но, как и прежде, регулярно возила ему передачи и старалась выполнить все его просьбы. Он стал ещё более капризным, сетовал на скуку в больнице и требовал приносить интересные журналы и только свежие газеты, устроив грозный разнос за то, что она в один из приездов не сумела купить нужный номер «Московского комсомольца».
Лиана заметила, что ни с кем из больных в палате у него не сложились хорошие отношения, все старались избегать общения с ним но отнесла это прежде всего на счёт его плохого настроения перед сложной и ответственной операцией.
-Успокойся, Серёжа, - уговаривала она его, как маленького, - главное: ты остался жив, ты поправишься, и всё будет хорошо.
Он брызгал слюной на неё, повторяя, как будто заученное:
-Лучше сдохнуть. Хорошо мне уже не будет.
-Серёжа, успокойся. Ну чего тебе надо? - увещевала она.
-Ты, наверное, догадываешься, чего, - капризничал он, похотливо поглядывая на её оголённые коленки, - уже сны эротические снятся.
Она пропустила это мимо ушей, но почему-то ей стало очень неприятно. «Эротические сны» - подумала она, - «не так уж плохо он себя чувствует. А что? Питание у него усиленное, лежит, ничего не делает»
Подумала и тут же пристыдила себя за такие мысли. Как она может так думать? Ведь он её муж, которому сейчас так плохо, и она простила его.
Или всё-таки не простила? Долгое время она откладывала для себя решение этого вопроса. Она нужна ему. Это неоспоримый факт. Ведь его родственники ни разу не посетили Сергея здесь, они даже не позвонили в больницу! А потому она будет приходить сюда несмотря на то, что он никогда не интересовался ни её финансовым положением, ни её делами и здоровьем. Несмотря даже на то, что визиты в больницу в последнее время стали вызывать у неё растущее отвращение.
И особенно после того последнего по счёту посещения, когда Сергей стал развивать эту щекотливую и весьма болезненную для него в последнее время тему.
-Наклонись ко мне, - приказал он Лиане, не притронувшись, как обычно, к еде. И прошептал горячо и раздражённо:
-Ты свои супружеские обязанности когда собираешься исполнять?
-Не понимаю, - честно призналась Лиана, - ты, верно, шутишь? Где по- твоему мы можем этим заниматься?
-Другая давно бы нашла где, - с ещё большим раздражением заметил Сергей, - а так мне самому пришлось позаботиться. Я договорился с санитаркой Фаей. Всего десять долларов, и она пустит нас на часок в одну кладовку. Там и кушетка есть.
«Другая... нашла бы где» - пронеслось в голове у Лианы, - «вот и шёл бы к этой другой!»
Но тут же возникшая мысль о возможном суициде Сергея заставила загнать эти размышления глубоко-глубоко, а вместо этого выдавить:
-Ну, хорошо... хорошо... если тебе это поможет...
Она не сразу пришла в себя, когда толстая, красномордая санитарка, приняв зелёную бумажку, сунула ей презерватив с гадливым смешком: «входит в стоимость» и помогла перевезти на тележке Сергея в тесную каморку с тюками использованного белья и стеллажами с одного её края. И даже после всего в торопливой спешке произошедшего там, в этом пахнущем удушливой хлоркой помещением, направляясь домой, она всё ещё не верила, что смогла пойти на такое. Вновь и вновь она явственно ощущала: и тошнотворный запах немытого тела с пролежнями, и ещё один столь же дурной запах из алчущего её поцелуев рта, и животные конвульсии Сергея, кряхтящего, подобно дряхлому старику, и стук одной ноги его, закованной в гипс и спущенной на пол с узенькой кушетки, обтянутой потёртым дерматином. Как хорошо, что это продолжалось недолго, он неправдоподобно быстро насытился, а она довольно скоро смогла оторвать его, присосавшегося к её шее в диком и довольном экстазе и, почти прокричав рвущееся наружу «душно мне», высвободиться из его потных и скользких объятий, отойти к распахнутой форточке, чтобы вдохнуть свежего воздуха.
-Мне пора, - резко бросила она после всего этого, не обращая внимания на просьбы мужчины побыть ещё и его радостное лопотание, можно сказать, детское улюлюканье. Он пребывал в состоянии эйфории, а она не могла отделаться от ощущения, что её только что быстро использовали, как первую подвернувшуюся дешёвую девку, и что Сергею, по большому счёту всё равно, с кем он справит эту свою нахлынувшую похоть.
У неё ещё тогда зародилась мысль: а может, ей заплатить вот этой красномордой дебёлой санитарке. Заплатить за то, чтобы эта самая Фая раскрыла объятия, широко раздвинула свои слоновые ноги и удовлетворила его, Сергея. Без разницы как. Главное: чтобы она, Лиана, никогда больше не опускалась так низко.
И ещё она поняла не менее важное: она никак не может любить это животное. Ей вообще стало не по себе от осознания того, что она называется женой этого, в общем-то ничтожного и жалкого человека. Да, она когда-то совершила ошибку, и теперь платит за неё огромную цену.
«Надо научиться не только скользить вниз» - вспомнила Лиана слова Гиви, - «надо научиться поворачивать и тормозить, надо научиться преодолевать страх»
«Я обязательно научусь» - прошептала она.
***
-Вам записка! – запыхавшийся мальчишка нагнал Лиану почти у самой остановки автобуса. И не успела она хоть что-то спросить, умчался прочь. Лиана взяла клочок бумаги и чуть не вскрикнула от радости, увидев почерк Гиви. Он сообщал, что ждёт её ровно в семь вечера по новому адресу.
«Новому адресу… стало быть, речь идёт о новой квартире» – сообразила она. Ей стало ясно, что не случайно его исчезновение на несколько дней. Не случайна и эта конспирация.
«Гиви грозит опасность!» – запульсировала, забилась в висках тревога, - «и это всё из-за меня!»
Лиана знала: время имеет свойство сжиматься и растягиваться в очень широких пределах, но чтобы эти пределы были подобны пределам безбрежного моря. Нет, решительно никогда она не ждала условленного часа с таким жгучим нетерпением. Ходила по комнате, как маятник, включала и выключала телевизор, принималась за домашние дела, но, не в силах сосредоточиться ни на чём, бросала начатое. Хорошо, мама в этот погожий день отправилась на дачу со своей новой подружкой и соседкой по подъезду. В ином случае не избежать Лиане дотошных расспросов.
Она приехала туда за десять минут до назначенного времени, не без труда отыскав нужный адрес по нехитрому правилу «Язык до Киева доведёт». Типовой квартал двенадцатиэтажных панельных домов ещё только благоустраивался. Сам дом был, очевидно, сдан несколько месяцев назад, но лифт, к счастью работал, хотя и без него она, вероятно, взлетела бы на последний, двенадцатый этаж, как на крыльях.
Она позвонила. У глазка входной двери мелькнула тень. Дверь открылась, и на пороге предстал улыбающийся Гиви. Она не удержалась, бросилась к нему, обвила тонкими руками за шею, а Гиви, никак не ожидавший этого, только смущенно бормотал и по-грузински и по-русски:
-Подожди... Лиана... подожди... у меня руки в муке...
-В муке? - улыбнулась удивлённая Лиана.
-Ну да, - Гиви развёл свои сильные руки в стороны, словно опасался испачкать девушку, - я твои любимые мчады - лепёшки из кукурузной муки делаю. К ним, конечно, сыр сулугуни. А ещё у нас сегодня на ужин лобио и, конечно, салаты. А пить будем моё любимое вино «Хванчкара». Ты не возражаешь?
-Нет, конечно.
Гиви вдруг спохватился:
-Что это я? Надо же за тобой поухаживать, показать квартиру. Отсюда такой чудесный вид. Правда, мебели почти нет, не успел. Вот только стол, два стула и диван-кровать. И на кухне старый стол с табуреткой.
-Пустяки, всё необходимое есть, - отреагировала Лиана, проходя в единственную комнату и застывая на месте от изумления. Везде: на столе и на подоконнике, в импровизированных вазах из обрезанных полиэтиленовых бутылок, и просто на полу стояли красные розы - по три в каждом месте. Рядом с цветами в подсвечниках и просто в стаканах, так как подсвечников не хватило, стояли свечи.
-Двадцать семь! - доложил Гиви, - извини, слушай, не смог поздравить два дня назад. Такая была ситуация...
-Ты не забыл про мой день рождения? - изумилась Лиана.
-Как я мог забыть! Не поверишь, я помнил про него все эти годы, и на войне... и здесь, в Москве, - сказал Гиви, - вот только поздравить тебя не всегда удавалось. Но сегодня я хочу не только поздравить тебя, но и вручить один подарок. Примерь, пожалуйста.
Он протянул девушке маленькую коробочку, и она, открыв её, замерла от восхищения, поражённая красотой и изяществом искусно сделанного перстня с красивым фиолетовым бриллиантом. Лиана извлекла его из коробочки, и ей показалось, что свет от великолепного ювелирного изделия достал до самых отдалённых углов комнаты.
-Даже не верится, - девушка одела перстень на палец и не смогла сдержать своего изумления, - точно по пальцу, но как ты сумел угадать мой размер?
-Честно говоря, я сомневался до этой самой минуты, - радостно сказал Гиви, - я помню твои руки, как и тебя ... все твои родинки и царапинки до мельчайших подробностей. Вот, например, небольшой шрам у запястья левой руки. Помнишь, мы собирали металлолом в школе, ты неосторожно подошла, а из груды железа на тебя вывалилась одна такая железяка. Я ходил тогда с тобой в здравпункт, а твоя мама очень боялась, что возникнет заражение крови. Но всё обошлось.
-Верно, - подтвердила девушка, машинально посмотрев на свою руку, где действительно осталась такая отметина.
-А насчёт перстня ... Беспокоился я потому, что прошло немало времени, -
продолжал Гиви, - хотя ты почти не изменилась. И я по-прежнему, как и раньше...
Он вдруг запнулся, отвёл глаза в сторону и предложил:
-Посмотри, какой вид отсюда. Или можешь одеться и выйти на балкон.
С двенадцатого этажа квартиры, оба окна которой были обращены на западную сторону, открывалась величественная панорама новых микрорайонов столицы. Отсюда был виден широкий проспект, по которому нескончаемым потоком текли с обе стороны автомобили, небольшой сквер с молодыми, недавно посаженными деревьями, типовые качели-карусели для детишек и до самого горизонта одинаковые кварталы типовых домов, возле которых стояли крошечные, совсем игрушечные автомобили и сновали люди, мелкие, как муравьи. Лиана увлечённо рассматривала всё это, но не только этот вид занимал её. Почему не договорил Гиви, отчего запнулся... что он хотел сказать?
Это волновало её.
-Что по-прежнему? Что, как и раньше? - напрямую спросила Лиана. Но он покраснел, как мальчик, и вместо ответа на поставленный вопрос, смущённо сказал:
-Потом скажу. Мне надо закончить на кухне, а ты ... тут посиди. Можешь включить магнитофон. Я быстро там всё закончу.
Она предложила Гиви свою помощь, но он отказался. Видимо, очень хотел остаться наедине с собой и своими мыслями.
Наконец, стол был накрыт. Гиви откупорил бутылку вина, разлил по стаканам, поднялся со стула:
-Я хочу сказать тост. Сегодня за этим столом мы отмечаем юбилей...
-Почему юбилей? - не удержалась Лиана, перебив Гиви, - двадцать семь не считается.
-Сейчас объясню, - нисколько не обиделся на реплику Гиви, - двадцать лет многие считают юбилеем, да?
-Да, - признала Лиана.
-И семь - цифра магическая, правильно? Через семь лет после свадьбы многие празднуют это событие.
-Правильно, - весело подтвердила Лиана.
-Двадцать плюс семь - двадцать семь. Значит, двойной юбилей получается,- подытожил, улыбаясь, Гиви, - а если добавить, что через три года тебе исполнится тридцать, а три - тоже цифра необычная, Бог, например, любит троицу, что тогда? Выходит, такой важный юбилей, просто грех его не отметить.
-Какая у тебя странная логика, - рассмеялась Лиана, - но мне нравится ход твоих мыслей.
-Тогда слушай дальше. Слушай и не перебивай, - Гиви шутливо подмигнул Лиане, - позволь на правах старого друга пожелать тебе в этот день огромного счастья, крепкого здоровья, успехов во всех делах. Позволь заметить: за время, что мы не виделись, ты ещё больше похорошела, расцвела, как красивейший, самый лучший в мире цветок, превратившись в прекрасную женщину, которую ... которую ... я любил и люблю ...
Он опять запнулся, и Лиана решила помочь ему:
-Ты мне это и хотел сказать?
-Да... А ещё пожелать, чтобы ты такой оставалась всегда. Такой, как ты есть.
-Спасибо. Так давай выпьем.
-Давай.
Вино было великолепным, но не крепким. Но не вино ударило Лиане в голову, а нечто другое. Она поймала себя на мысли, что скажи эти слова Гиви раньше, она отреагировала бы на них совершенно иначе, чем теперь. Он замолчал после этого, и Лиана вновь пришла ему на помощь. Уплетая лепёшки, она вспоминала забавные случаи из их детской, а потом и студенческой жизни, и они смеялись, совершенно не заметив, как сгустились сумерки. Лиана встала со стула и потянулась было к выключателю, но Гиви также поднялся, упредил её:
-Погоди! А для чего тогда я приготовил свечи?
Он последовательно зажёг все двадцать семь свечей, щёлкая зажигалкой, и комната превратилась в волшебное, необычное помещение, наполненное чарующим ароматом роз. Их колеблющийся свет проникал сквозь нежные лепестки, играл на стенах, и от этого самые затрапезные обои принимали вид чудесных и волнующих картин, будоражащих воображение.
-Ничего более красивого я не видела, - призналась Лиана. - Цветы и свечи! Мне кажется, даже хорошо, что в этой комнате нет лишней мебели. Она здесь просто лишняя. Давай теперь выпьем за тебя.
Они сдвинули бокалы.
-Прости меня, Гиви, - вдруг сказала Лиана.
-Простить? За что? В чём ты виновата?
-Я очень, очень перед тобой виновата. Виновата в том, что не сумела вовремя разглядеть тебя, понять твою душу. И вовремя понять самое важное. Что никто и никогда не сможет меня так полюбить, как ты. Я совершила очень большую ошибку, измучила и тебя и себя. Ведь это из-за меня ты бросил учёбу, бросил свой родной город и ушёл на войну. А ведь ты мог там погибнуть! Как мне искупить свою вину? Наверное, до конца своих дней я не смогу заслужить у тебя прощения? А за эти несколько дней, за эти несколько последних дней я поняла, что ...
Слова отчего-то тоже застряли в горле, и она поняла, почему так случилось у Гиви.
-... что тоже полюбила тебя - выпалила Лиана, взяла бутылку и, налив себе полный бокал, хотела залпом осушить его до дна, но, пригубив совсем немного, вдруг отставила в сторону, - и теперь мы никогда не расстанемся, правда?
-Конечно, родная... - проговорил совершенно ошарашенный Гиви, - мы начнём всё с начала и теперь всегда будем вместе.
По стёклам окна забарабанил дождь, а вслед за осветившей комнату молнией раздался раскат грома. Потом одна за другой последовали две, три, четыре вспышки с грозовыми раскатами вслед за ними. Как будто кто-то там, наверху, ставил не точку, не многоточие, а несколько громких и весомых, радостных и торжественных, долгожданных и волнующих восклицательных знаков в этом важном диалоге двух людей, наконец-то нашедших не только друг друга, но и самих себя в этом динамично изменяющемся, многогранном, полном опасностей и неожиданностей мире...
-А ты мне недавно приснился, - нарушила молчание Лиана.
-Правда? Даже не верится, - признался Гиви.
-Правда, - подтвердила девушка, встала со стула и поцеловала Гиви в губы, сухие и горячие. И это была действительно истинная правда.
Он совершенно обалдел от этого и даже, как показалось Лиане, вздрогнул.
-Мне приснилось, - соврала она, удивляясь своей смелости и наглости, - что ты стал отцом моего ребёнка. Я иду в ванную. Чтобы через пять минут у тебя всё было к этому готово!
«Что это со мной?» - размышляла девушка, подставляя пылающее лицо и тугие, набухшие груди под струи прохладной воды, - «я никогда не хотела этого с такой неистовой силой. И никогда мне так ясно не представлялось, что именно сейчас, в один из майских вечеров, и именно здесь, в этой необычной квартире, находящейся на двенадцатом этаже типового многоэтажного дома на окраине Москвы, в комнате почти без мебели, но зато уставленной свечами и розами, и именно от этого, не верящего в своё, неожиданно свалившееся с неба счастье, мужчины с горящим взором, должен зародиться её первенец. Наверное, это судьба».
И Лиана решительно сделала шаг ей навстречу, вышла из под душа, подошла к Гиви, отбросив далеко в сторону влажное ещё большое полотенце и нисколько не удивилась, что от восторженного созерцания её обнажённого тела этот большой и сильный, несомненно владеющий собой в иных обстоятельствах, но в данный момент такой робкий и застенчивый мужчина, сейчас не смог вымолвить ни слова...
В эту ночь они не сомкнули глаз. Лишь под самое утро, с первыми проблесками света, уснули, крепко обнявшись. Слишком о многом хотелось рассказать друг другу. А дождь всё лил и лил, как будто хотел остудить и отмыть эту землю, на которой за день произошло не только немало хорошего, но и немало плохого.
О плохом говорить совсем не хотелось, однако тревога не покидала Лиану, которая рядом с большим и сильным Гиви чувствовала себя в относительной безопасности. Она ощущала себя совсем маленькой доверчивой девочкой, чувствующей как ей тепло и уютно поблизости от такого защитника.
Утро следующего дня выдалось солнечным. Лиана выскользнула из объятий любимого, проскользнула в прихожую и набрала номер телефона мамы, которая могла по возвращении с дачи обнаружить её отсутствие и начать беспокоиться о ней. Телефон молчал, но вдруг, когда она уже собиралась повесить трубку, незнакомый голос вдруг пробасил:
-Да, слушаю.
Предположив, что ошиблась номером, Лиана повторила набор. Соединение прошло уже без задержки. И тот же голос сказал:
-Да, говорите.
Она опять в замешательстве повесила трубку
-Кому ты звонила? - голос Гиви, прислонившегося к дверному косяку, был встревоженным.
-Маме. Она будет переживать за меня, если не обнаружит дома. Но там ... ответил какой-то мужчина.
-Плохо! - сделал вывод Гиви, - нас там ждут. Не надо было тебе звонить отсюда, можно было отъехать немного на метро и позвонить из телефона-автомата. Но теперь поздно. Необходимо срочно сматываться с этой квартиры и постараться перехватить Ирину Ивановну. Собирайся!
Они быстро вышли из подъезда, прошли через арку на широкую улицу и поймали такси. Гиви указал адрес стоянки, где они, пересев на белую «шестёрку» помчались в направлении дачного посёлка.
-Чья это машина? - спросила Лиана.
-Моя, - удовлетворил её любопытство Гиви, - «шестёрка - самый распространённый и соответственно самый неприметный автомобиль. А иномарка бросается в глаза. К тому же вот этот поистине народный автомобиль оформлен по доверенности. Поэтому больше уверенности, что о нём наши преследователи не знают.
-И я не знала, - Лиана внимательно посмотрела на Гиви.
-А зачем болтать? - серьёзно ответил Гиви, - ты много о чём не знаешь. Замечу: денег нам хватит. Нельзя сказать, что я очень богат, но можно сказать, обеспечен. Знаешь грузинский ресторан в центре?
Гиви назвал известное заведение на одной из улиц старой Москвы.
-Конечно.
Лиане как-то приходилось в нём обедать.
-Так это мой ресторан.
-Как! - удивилась Лиана.
-Очень просто. Хозяин этого ресторана рано овдовел и завещал его перед смертью своему единственному сыну и моему боевому другу. Мы не раз выручали друг друга, но один раз ему не повезло, он был тяжело ранен, и я, как врач, ничего не мог сделать. Володя умер у меня на руках, но успел перед смертью составить завещание, в котором завещал мне не только ресторан, но и два небольших магазина. За это я обещал заботиться о его бабушке, которая живёт здесь, в Москве. Больше у него никого нет.
-Ничего себе подарочек! - вновь поразилась девушка, - так ты при этом богатстве ещё и работаешь?
-Понимаешь, - объяснил Гиви, - с Николаем Николаевичем меня познакомили наши ребята из Тбилиси. У них и теперь общие дела. И он очень помог мне по магазинам. Подобрал надёжных, проверенных людей, и сейчас процесс идёт практически без моего участия. Поэтому я только время от времени контролирую его. А работаю с ним я потому, что он мне доверяет, как самому себе.
Они выехали за город, машина помчалась по широкой аллее, и Гиви приоткрыл форточку автомобиля.
-Какой чудный воздух! - восхитилась Лиана, - как легко дышится после дождя!
-Да, - согласился Гиви, - но я вот о чём хотел бы переговорить с тобой. Я должен буду на некоторое время исчезнуть. Кроме тебя у меня никого здесь нет. Я подготовил тут записку. В ней фамилии, телефоны, адреса людей. Телефон моего адвоката, которого ведёт мои дела и которого я посвятил в курс дела. Даты, цифры. Ты разберёшься.
Он достал из внутреннего кармана куртки и протянул ей сложенный вчетверо листок бумаги.
-Так ты предлагаешь мне представлять твои интересы? - ещё более удивилась Лиана.
-Именно так! - подтвердил Гиви, - и прошу тебя: не отказывайся. У меня немало надёжных друзей и знакомых. Но больше всех я доверяю тебе.
-Хорошо. Я выполню эту. Но только на время твоего отсутствия, - пообещала Лиана, - но что будет с нами дальше? Не можешь же ты всю жизнь скрываться?
-Спасибо, - крепко пожал руку Лиане Гиви, как будто пропустив мимо ушей её вопрос.
Они свернули с шоссе на другую дорогу. До посёлка оставалось около десяти километров. Машин в этот час на дороге совсем не было, и не случайно поэтому повернувшую вслед за ними синюю «девятку Гиви приметил сразу.
-Похоже, за ними «хвост», - удручённо заметил он, - эта машина за нами давно привязалась, а теперь у меня нет никаких сомнений.
-Четверо, - печально отозвалась Лиана.
-Вижу, - коротко бросил Гиви, выжимая всё возможное из мотора автомобиля, - приготовься прыгать!
-Нет, я тебя не оставлю! - возразила Лиана, заметившая, как синяя машина также прибавила в скорости.
-Я что сказал?! Прыгай сразу за вторым поворотом, я приторможу, - тоном, не терпящим возражений, почти прокричал Гиви, - вдвоём мы точно не прорвёмся, а так есть шансы и у тебя и у меня. Потом беги, как можно дальше в лес, здесь ты не заблудишься.
Он на такой высокой скорости прошёл один поворот, что Лиану бросило резко в сторону и, не снижая скорости, понёсся дальше. После второго виража резко ударил по тормозам и вытолкнул девушку из машины. Лиана скатилась по откосу дороги вниз и увидела, как «девятка» за счёт остановки нагнавшая машину Гиви, пошла на обгон. Послышались автоматные очереди, затем пистолетные хлопки. Это, видимо, отстреливался Гиви.
Обе машины скрылись из виду, но буквально через минуту раздался оглушительный взрыв, потом ещё один.
Лиана бросилась в лес, но потом, забыв про предостережение Гиви, повернула к месту этих взрывов. Она бежала по лесу, раздвигая ветки кустов, два раза споткнулась, разодрав в кровь ладони и коленку, и скоро её глазам предстала жуткая картина. Две машины, врезавшись одна в другую, горели таким жарким пламенем, что подойти близко было совершенно невозможно. Тем не менее, она сделала попытку приблизиться, и тут раздался ещё один взрыв. Взорвалась машина, в которой буквально десять минут назад ехали они с Гиви. Разлетевшиеся далеко осколки стекла и куски металла чудом не задели девушку, она в испуге отпрянула далеко в сторону и потом в смятении устремилась вглубь леса.
Внезапно силы оставили её. Лиана повалилась ничком на землю и на несколько минут потеряла сознание.
Но словно какой-то толчок заставил её очнуться и подняться с влажного мха. Лиану, как магнитом, тянуло снова на то место, где догорали автомобили, и она, пошатываясь пошла туда. У бывшей «шестёрки» девушку словно ударило током. На асфальте лежали часы Гиви, которые она хорошо запомнила. Ведь эти редкие швейцарские часы ему подарил на день двадцатилетия отец, и они, тогдашние студенты, в ту пору ему по-хорошему завидовали.
Кожаный ремешок почти сгорел, и от него вился тоненький едкий дымок. Холодный пот выступил на лице Лианы. Как громом ударила мысль: «Всё кончено. Гиви больше нет» Она попыталась представить, что произошло здесь, и вспомнила. Он говорил ей, что на самый крайний случай у него в машине найдётся парочка гранат. Скорее всего, это как раз и был тот самый «крайний случай». Он пожертвовал собой, и все теперь мертвы. Кроме неё!
Получается: она обязана жизнью ему. Если бы не Гиви, её расстреляли бы в машине из автоматов на этой самой дороге.
Вдали послышался нарастающий по громкости звук сирены милицейской машины.
«Бежать! Скорее бежать отсюда! Гиви она уже ничем не поможет, а милиция бывает всякая» - подумала она, быстро скрываясь в чаще леса. Ноги почти не слушались её, но девушка, спотыкаясь и поднимаясь, шла, раздвигая колючие ветки кустарников, обходя кучи хвороста и поваленные сухие деревья. Шла по лесу в направлении посёлка, думая также о том, что нечто ужасное может произойти и с её матерью.
***
... Три дня после трагедии на загородном шоссе Лиана провела практически в бессознательном состоянии, валяясь в кровати и поднимаясь с постели только для того. чтобы попить воды. Тогда, к вечеру того дня, она вышла, наконец, по просёлочной дороге к дачному посёлку и, не обращая внимания на удивлённые взгляды благообразных и мирных отдыхающих на её растрёпанный и оборванный вид, пошатываясь, подошла к нужному дому и зашла в калитку.
Мать мирно сидела на скамейке в палисаднике, вязала носки и, увидев дочь, всплеснула руками:
-Что с тобой, Лиана!
-Мама! Они убили его!
-Кого?
-Гиви! Они убили его ... недалеко отсюда... на шоссе.
Девушка сбивчиво рассказала всё, что произошло с ней, не забыв упомянуть и о том, что именно тревога за мать вызвала необходимость их поездки.
-А я сегодня и не собиралась уезжать. Уж больно погода стоит хорошая, - объяснила своё присутствие на даче Ирина Ивановна. Она внимательно посмотрела на дочь, заметив:
-Теперь уже ничего не поправишь.
А затем горестно вздохнула, покачала головой и удручённо добавила:
-Ты очень плохо выглядишь. Отдохнуть бы.
Это было понятно и Лиане. Как было понятно то, что она, в сущности, ничего не может изменить. Только сейчас она осознала, как много значил для неё Гиви. Когда потеряла его! Если бы можно было вернуться в те весёлые студенческие годы, когда у них было всё для счастья, а ей казалось: она найдёт нечто большее. А счастье все эти годы, которые, к великому сожалению, уже не вернёшь, как раз и находилось с нею рядом.
Вот уж действительно вышло по пословице: «Что имеем - не храним, потерявши, плачем»
Она рухнула тогда на койку и долго не могла унять слёзы. Лиана вдруг вспомнила, что у неё нет даже фотографии Гиви. Кажется, в одном из старых семейных альбомов был один снимок, где она и Гиви в числе нескольких ребят из их класса были сфотографированы в школе на перемене. Они тогда учились в седьмом классе, и уже тогда она чувствовала, как совершенно по особенному относится к ней этот паренёк, превратившийся в высокого и сильного мужчину, но, несмотря на перенесённое, оставшийся таким же добрым, милым и непосредственным.
Ей было странно, но она не могла представить его - такого доброго, порой нерешительного и застенчивого на войне, и рассказы Гиви о боевых эпизодах, о тяжёлых потерях и другой - кровавой и бессердечной изнанке войны она поначалу воспринимала как нечто отстранённое от своего друга. И лишь его шрамы, наглядно свидетельствующие о полученных ранениях, заставляли поверить в то, что ему действительно пришлось пережить.
Лиана казнила себя за то, что раньше была к нему не особенно ласкова. А Гиви, красавец Гиви, который, между тем, не был обделён вниманием другой половины человечества, но не отвечал этой самой половине взаимностью, не обижался на подобное отношение. Лишь однажды, демонстрируя своё понимание ситуации, будто невзначай привёл слова Пушкина: «Чем больше женщину мы любим, тем меньше нравимся мы ей» Она усмехнулась вслух тогда на эту широко известную мысль классика, но про себя подумала: «определённо что-то в этом есть. Вполне возможно, не относился бы Гиви к ней так трепетно, она изменила бы своё отношение к нему»
Изменила бы своё отношение к нему. Ещё тогда, а не теперь, когда она готова, стиснув зубы, корчиться от острейшей душевной боли, молотить в полном бессилии кулачками мокрую от слёз подушку, осознав, что полюбила человека, любящего её всю свою сознательную жизнь, и они могли бы быть счастливы, но этот человек ушёл навсегда.
Почему жизнь так несправедлива к ней?
***
Этот тёплый майский день Лиана могла бы назвать одним из самых чёрных дней в своей жизни. Пожалуй, так плохо ей было только в день похорон отца. Она с утра заставила себя поехать к Сергею, прекрасно понимая свои чувства и убеждая себя всю дорогу, что кроме неё помочь ему просто некому. И так уже она должна была быть у него позавчера. Нехорошо получается. Пусть она не любит его. Это так. Но есть, наконец, долг. Вот поправится муж, встанет на ноги, она откровенно расскажет ему обо всём. И сама подаст на развод.
Она ехала в переполненном автобусе и размышляла, когда это реально может произойти. По практическому опыту Лиана знала: закрытый перелом правой ноги не так опасен, кости срастутся, и это вопрос времени -два, от силы три месяца. Другое дело - левая нога с тяжелейшим открытым переломом. Тут никто не может гарантировать скорейшего выздоровления, случается всякие осложнения.
Так и получилось. Её худшие опасения подтвердились. Медсестра предупредила, что её спрашивал ведущий хирург, и Лазарь Абрамович огорошил с порога:
-Пустыркина? Я вас искал. Мы сделали рентген конечностей вашего супруга. С правой ногой всё пока идёт нормально. Через месяц попробуем снять гипс. Но вот левая... Тут я должен огорчить: остиомиелит в начальной стадии!
-Остиомиелит! - ахнула Лиана, опускаясь на стул. Она прекрасно знала, ЧТО скрывается за этим названием. Другими словами: гнойное воспаление костей, ведущее к ампутации.
-Что же теперь делать? - беспомощно спросила она.
Лазарь Абрамович снял очки, для чего-то протёр носовым платком и без того чистые линзы, внимательно посмотрел ей прямо в глаза:
-У вас, насколько мне известно, высшее медицинское образование. Это в значительной степени облегчает мне задачу. Запаситесь терпением. Потому, что шанс есть. Про аппарат и методику профессора Илизарова вы, надеюсь, слышали?
-Да, - подтвердила Лиана.
-Так вот, - продолжил хирург, - смотрите, что я предлагаю.
Он набросал фломастером на обороте бланка рецепта голень ноги и концентрические кольца.
-Удаляем здесь и здесь, - Лазарь Абрамович резко ткнул в рисунок, жирно выделив поражённые участки кости, - а потом начинается самое ответственное. Попытаемся по методике Илизарова с помощью его волшебного аппарата буквально миллиметр за миллиметром сдвигать эти участки. Вот так!
Он опять ткнул фломастером в рисунок.
-Миллиметр за миллиметром, - снова повторил Лазарь Абрамович, но вы знаете, голубушка, это стоит больших денег. Я даже не говорю пока про антибиотики, цефалоспорин, гемодез. Для частых перевязок потребуется димексид. Но сам аппарат! Это очень дорогая штуковина. Вы меня понимаете?
-Понимаю. Я согласна ...
-Понимаете... Гм... Вероятно, не совсем, голубушка, - Лазарь Абрамович, который был скорее удивлён скорым ответом девушки, вновь протёр очки и пристально взглянул на неё, - дело в том, что... затраты по самым скромным подсчётам составят ...
Он назвал сумму.
-И, тем не менее, я согласна, - сказала Лиана. – Это мой долг, я просто не могу поступить иначе.
Часть шестая
Дела на работе у Михаила Лугова шли неплохо. Конечно, хлопот было много, но и результаты говорили сами за себя. Его издательство расширялось, недавно созданная полиграфическая фирма активно закупало оборудование для фирмы «Паритет» и размещало его на площадях Пригородной типографии, благо места было предостаточно.
Он лично съездил на Рыбинский завод полиграфического оборудования, внимательно осмотрел машину для резки листов на формат, после чего принял решение: брать! Пришлось посетить также несколько бумажных комбинатов, чтобы договориться о поставке нужного сырья - в начале девяностых годов такого добра было недостаточно - надо было подстраховаться.
Директор Пригородной типографии Овечкин был сама любезность, и Лугов недоверчиво выслушал реплику Николая Николаевича, когда тот однажды, как бы между прочим, заметил:
-Ты с Овечкиным смотри... поосторожней. Жук он!
-Что значит «жук»? - полюбопытствовал Лугов.
-Под себя гребёт. Ты про историю с корейцем знаешь?
-Был у меня один знакомый кореец. Ким. Книжки оптом у нас купил.
-А тот - Мун. Главным инженером у Овечкина был. А до того, как пришёл в типографию, у него уже были хорошие наработки. И связи были, и бабки. Короче, вместе с Овечкиным они фирму создали. А потом тот кинул корейца, как лоха позорного. Обобрал до нитки, а всё оборудование оставил себе. Не будет же Мун его с фундаментов сдёргивать? Так что смотри! Мун, бедолага, до сих пор по судам мотается.
-Что-то не верится. Беспредел какой-то. И что же, за кидок этот и не спросил с него Мун? Как же так?
-Не знаю, Миша. Может, и были какие у них разборки. Знаю точно одно: у Муна теперь своя небольшая типография, и никакие дела с Овечкиным он больше не ведёт.
-Понятно, - буркнул Лугов, которому, если честно признаться, не по душе был этот разговор.
Удальцов регулярно звонил из центрального офиса с сообщениями о своих достижениях. А, точнее, с какими новыми заказчиками ему удалось договориться. Лугов каждый раз благодарил его, отмечая высокую работоспособность, предприимчивость и даже смекалку. Благодаря его деловой хватке оборот возрос, а в журнале заказов появились новые организации, многие из которых до этого никогда с его предприятием не сотрудничали.
-Разговаривал с заместителем директора опытного завода, - докладывал Удальцов, - протянул ему свою визитку. Он взглянул на неё и завернул меня к начальнику отдела. Дескать, не мой уровень. Хотя, если разобраться, могли бы и мы с ним вопросик порешать.
-Что ты предлагаешь? - спросил Лугов, смутно догадывающийся об истинной подоплёке реплики молодого сотрудника, - тебя статус начальника отдела маркетинга не устраивает?
-Да что вы, Михаил Алексеевич. Очень даже устраивает, - ответил Удальцов, - вот только для дела будет лучше, если я буду именоваться, например, заместителем директора или коммерческим директором.
-Гм, - промычал в телефонную трубку Лугов.
-Да вы не так меня поняли, Михаил Алексеевич! - поспешил заверить Удальцов, - я согласен, не так давно я работаю, но оклад вы можете мне и не повышать. В конце концов, можно, опять же в интересах дела... я подчёркиваю, Михаил Алексеевич... так сделать. Я, допустим, буду числиться, как есть, начальником отдела. А визиточки, например, можно у нас же отпечатать на меня, как на коммерческого директора.
«А может, для дела действительно сделать его коммерческим» - подумал Михаил, - «парень способный, хваткий. Не то, что дубоватый Артур. И вроде честный малый», а вслух сказал:
-Ладно. Раз для дела нужно... сделай визитки на коммерческого. А там видно будет.
-Вот спасибо, Михаил Алексеевич, вот спасибо! - затараторил Удальцов, - вы не беспокойтесь, я злоупотреблять не буду. Кстати, хотел сказать вот о чём. Работы у меня добавилось, мотаюсь по городу на своих двоих. А тут в нашем дворе парнишка есть один, после армии никуда пока не устроился. Он в принципе может на «шестёрке» своего отца у нас работать. Я ... то есть наша фирма, конечно, тогда ещё больше раскрутились бы. А платить ему не так уж много придётся. Я тут обзвонил по объявлениям в газете и узнал, сколько платят. Могу к вам в любой день и час подъехать и показать конкретно, с цифрами в руках: выгода налицо.
-Хорошо, Валерий Дмитриевич, я подумаю над вашим предложением. До свидания, - закончил Лугов и повесил трубку.
«Без машины, действительно трудно, надо успеть везде. Ничего не поделаешь - придётся пойти на такие затраты», - подумал он, решив объявить о своём решении Удальцову. Но не теперь - при случае.
***
Если на работе пока всё было нормально, домашние дела у Михаила не заладились. И это произошло, как ни странно, как раз оттого, что на работе пока всё было нормально. Дело заключалось в том, что созданная по предложению Овечкина полиграфическая фирма «Паритет» должна была по его же предложению возглавляться двумя содиректорами - женой Овечкина и его Михаила супругой.
Но если половина Овечкина и не думала заниматься делами фирмы, предпочитая им домашние хлопоты, а появлялась в офисе лишь для того, чтобы в дни выдачи заработной платы аккуратно проставить подпись против своей фамилии и затем удалиться с деньгами, то супруга Лугова, наоборот, чересчур даже активно и напористо включилась в коммерческую деятельность, быстро освоилась, затребовала сначала отдельный стол, а затем и отдельный кабинет. Она с большим опозданием, но ежедневно ходила на работу и буквально спустя два месяца сильно удивила Лугова, когда тот, попросив на правах содиректора срочно подписать платёжное поручение, услышал:
-Мне надо разобраться. Что за платёж? Кому? На основании какого счёта? И вообще: если я ставлю свою подпись, то вправе знать, за что именно я несу ответственность.
Михаил был обескуражен. Он не ожидал такого поворота событий и совершенно не был готов к этому. И, главное, не знал, как противодействовать такому повороту в её поведении. С одной стороны, он сам был не против. Не против того, чтобы она трудилась здесь, в фирме и помогала общему делу.
А Овечкин, наблюдая их очередную перепалку, только посмеивался в пшеничные усы:
-Надо держать жену на поводке. Вот я, например…
Он рассказывал о своём могучем статусе главы семьи, приводя конкретные случаи.
И удалялся в кабинет, посмеиваясь над Михаилом.
А супруга Лугова продолжала активно укрепляться в аппарате фирмы, убедив его в необходимости принять на работу в качестве помощницы её хорошую подругу и бывшую сотрудницу по прежнему месту работы Машу. Эта самая Маша, несмотря на кажущуюся внешнюю простоватость, обладала незаурядной деловой хваткой, и приходилось только удивляться: за что же она потеряла прежнее место службы.
После очередной стычки с женой весьма раздосадованный, кипящий, как масло на раскалённой сковородке, Лугов выехал по срочному делу. Осень выдалась на удивление холодная, и, несмотря на середину октября, за ночь улицы города покрывалась тонким ледком. Он уже поторопился сменить свою летнюю резину на зимнюю и теперь лишний раз убеждался в правильности этой тактики.
Переезжая трамвайные пути, Михаил, желая подстраховаться от идущего слева трамвая, переехал через всю линию и на треть корпуса автомобиля выехал на проспект. Машин на нём в этот момент не было, но лучше бы он этого не делал. Потому, что пролетевшая на жёлтый свет белая «семёрка», вдруг по кривой, совершенно нелогичной и неправдоподобной траектории выросла в размерах, и Лугов до предела отчётливо и ясно, как будто под очень мощным микроскопом, разглядёл искажённое гримасой ужаса лицо водителя – молодого парня лет двадцати-двадцати пяти с ямочкой на подбородке.
Лязга столкнувшегося металла, звука осыпающегося стекла и удивлённых возгласов прохожих Михаил уже не слышал. Он мгновенно провалился в какую-то глубокую яму, потерял сознание.
*** Солнечный зайчик от проезжающего автомобиля скользнул по лицу и пробежал по ослепительно белой стене больничной палаты, а затем так же быстро исчез. Михаил открыл глаза. Он увидел не очень большую, светлую и совершенно квадратную комнату с минимумом мебели –двумя металлическими, незамысловатыми кроватями с панцирными сетками, двумя тумбочками, двумя поцарапанными табуретками и небольшим столиком у окна, занавешенного смешными и трогательными ситцевыми занавесками снизу ровно до половины.
На второй кровати лежал человек, и его лицо показалось Михаилу очень знакомым. Он заметил пробуждение Лугова и, несмотря на бинты, крест-накрест опоясывающие его лицо, одарил того искренней улыбкой:
-С пробуждением! Как вы себя чувствуете?
-Спасибо! – искренне поблагодарил Лугов, отметив про себя, что голос его стал совершенно другим – слабым и каким-то хриплым.
Он снова оглядел их пристанище:
-Где я?
-В платной палате одной из городских клиник на окраине города. Сначала вы двое суток находились в реанимации, но, как видите, живы, слава Богу. Хотя пока не здоровы. Головой сильно ударились. Но легко отделались. Тот парнишка, что в вас врезался, скончался по дороге в больницу.
-Даже так?
-Да, не повезло… Он, как и вы, один ехал. Тут дело случая. Бывает, автомобили в лепёшку, а водители без единой царапины. Тут иной поворот. Ваши машины, конечно, повреждены, но, как мне удалось разузнать, подлежат ремонту. Вот телефон инспектора ГАИ. Машину вашу должны были отбуксировать на одну стоянку.
-Спасибо. А скажите, Лугов повнимательнее всмотрелся в лицо своего собеседника, - мы раньше никогда не встречались? Ваше лицо кажется мне знакомым.
-Давайте познакомимся, - не стал долго церемониться сосед по палате, - меня зовут Гиви, - но об этом никто, кроме вас, не должен знать.
-Гиви? Гиви Доктор? Это вас я видел с Николаем Николаевичем в ресторане.
-Так точно! – подтвердил Гиви, - и я о вас много слышал.
-Хорошего или плохого?
-Конечно, хорошего. Иначе не был бы здесь с вами. Мне повезло, что я увидел, как вас в каталке, в бессознательном состоянии провозили по коридору. Это я сделал так, чтобы после реанимации вас перевели сюда, в отдельную палату, в изолятор. Не обижайтесь, Миша, но я позаботился и о том, чтобы ни тебя, ни меня не было в списках больных.
-Зачем?
Гиви встал с кровати, взял табуретку и подсел к кровати Михаила, взглянув ему прямо в глаза.
-Можно на «ты»?
Лугов кивнул утвердительно.
-Понимаешь, мне грозит опасность... смертельная опасность. Очевидно, какое-то время придётся скрываться за кордоном. Отсиживаться там, как суслик в норке. Но не это главное. Опасность грозит и моей любимой девушке. И обратиться за помощью не к кому. Да и кое-какие финансовые дела требуют срочного вмешательства.
Он опять присел на табуретку, тяжело вздохнул:
-А чем я вам могу помочь? – с некоторым недоумением спросил Лугов
-Дело в том, - Гиви встал с табуретки и прошёлся по комнате, - что тебя не знают. А мне нужны деньги. Ты недолго здесь пробудешь и, как только немного оклемаешься, я попрошу тебя съездить к моему человеку с этим поручением. И ещё надо сделать ряд телефонных звонков. Нужен компьютер, чтобы обработать одну информацию. Я в долгу не останусь.
-Да дело не в этом. Отчего не помочь хорошему человеку, - согласился Лугов. И вдруг, словно приглушённый расстоянием, но чётко и ясно в сознании его зазвучал знакомый голос. И он неожиданно для себя спросил:
-Скажи, Гиви вот что. Где конкретно за границей ты собираешься отлёживаться?
-О! Это вполне комфортабельная нора – двухэтажная вилла со всеми удобствами на побережье Греции неподалёку от Лептокарии. С видом на Олимп, участок десять соток. А оформлена она на моего друга, грека по национальности, который когда-то учился со мной в одном классе. Он проживает по соседству и за ней приглядывает.
-Замечательно! –заключил Лугов
-Чему ты так радуешься? Даже там я не буду чувствовать себя в безопасности. У этих подонков связи везде: в аэропорту, на таможне, в милиции да и за границей. Всюду, где существуют деньги и сильна их власть. Разве что у папуасов Новой Гвинеи они не найдут полного взаимопонимания. Так и то попробуют предложить какие-нибудь стеклянные бусы и всё равно попытаются решить вопрос
-Сейчас объясню, - продолжил Лугов, в голове которого по подсказке того самого неведомого покровителя уже вполне оформилась смелая, можно сказать, даже фантастическая идея. – Дело в том, что … я давно мечтал поработать … писателем в спокойной обстановке. Да только текучка проклятая не позволяла. И сейчас не позволяет, а задумок много… Что ты скажешь, если … если мы на время поменяемся местами. Я так мечтаю пожить у моря. А для этого…
Лугов обстоятельно изложил свой план, удивляясь необычному решению и по завершении своей краткой речи немедленно адресовал невидимому мыслящему существу краткий, но важный вопрос.
«Зачем это?»
Ответ был также предельно лаконичен:
«Потом поймёшь»
***
-Позвольте уточнить, - седоусый профессор строго посмотрел на Гиви, потом на Михаила. Вам, - он указал на Гиви, - необходимо так сделать пластику, чтобы вы стали похожи на него?
Он кивнул на Лугова.
-Так точно! И не просто похож, доктор! Я должен стать его точной копией. Как брат-близнец. Ведь мы одного роста и телосложения. У нас даже походка очень похожа. Главное – сотворите лицо! А волосы, линзы, одежда – по сравнению с ним ерунда.
-Ну, знаете! – воскликнул профессор, - Точное сходство! Этого вам ни одна клиника, даже самая продвинутая не может гарантировать. Есть некоторые индивидуальные особенности мягких тканей, есть …
-Извините, доктор, - перебил его Гиви, - я знаю: вы делаете чудеса и думаю хорошо вознаградить вас за очередное такое чудо. Что вы скажете о такой сумме в зелёных?
Он назвал цифру, от которой у Лугова перехватило дух.
-Согласны? Тогда ещё одно необходимое условие: об этом никто, кроме вас и ближайшей вашей помощницы, не должен знать. Никто! Понимаете? Никаких записей, никаких историй болезни, никаких следов! Не удивляйтесь, так необходимо. И уверяю: ваше искусство послужит во благо людям, а не против них. Заверяю также с полной ответственностью – никаких криминальных целей мы не преследуем. Скорее, наоборот.
Профессор встал с колченогой табуретки, зачем-то подошёл к окну палаты, отодвинул занавеску. Словно убеждаясь, не подслушивает ли кто их беседу, стоя на карнизе шестого этажа, и после тяжёлого вздоха вымолвил:
-Ну, что же, голубчик. Давайте попробуем.
*** Разбогатеть и как можно скорее! Этого и только этого желал Удальцов. Он с завистью провожал глазами удачливых коммерсантов, разъезжающих на сверкающих «Мерседесах» и «BMW», с грустью вглядывался в глянцевые страницы рекламных проспектов, обещающих красивый отдых на Бали или на Майорке, и со вздохом отворачивался от попадающихся навстречу эффектных красавиц, не обращавших никакого внимания на него, Удальцова, с его модной, но далеко не новой джинсовой курткой и стоптанными башмаками.
«Погодите», – цедил он сквозь зубы, обращаясь непонятно к кому, - «вы ещё узнаете Валерия Удальцова»
Он с большим трудом поступил в Горный институт, но по конкурсу прошёл еле-еле, и поскольку один экзамен сдал на тройку, стипендию ему не назначили. Мать, учительница, отказывала себе во всём и набирала дополнительные часы, стараясь полноценно накормить и приодеть своего Валерочку, но всё равно это у неё удавалось не так, как того хотелось молодому студенту-сыну. Но даже не столько материальные проблемы волновали сильно Удальцова, как отсутствие какой-либо перспективы. Рассматривая своих вполне благополучных одногруппников, многие из которых подъезжали на занятия на подаренных папами новеньких автомобилях, Валерка вдруг отчётливо до боли в груди осознал: даже если он будет все силы отдавать учёбе, никогда он не заработает на такую машину, не будет жить в таких престижных больших квартирах и отдыхать в шикарных круизах. Ведь для этого надо было родиться в семье министерского чиновника или ответственного работника! И у них в институте ещё не самые сливки учатся – что говорить про тех «мажориков», которых папы протолкнули в МГИМО или МГУ.
С одним из таких представителей «золотой» молодёжи он познакомился на концерте «Машины времени», и очень гордился этим знакомством. Удальцов тогда кое-как закончил второй курс и с трудом выклянчил деньги на билет у матери.
-Пойми, Валерочка, - причитала она, - зарплата будет через неделю, а эти деньги у меня отложены Танюшке на репетиторов. Послезавтра начало занятий, надо платить.
-На репетиторов! – взревел тогда Валерий, - что же я без них поступал. А мне сейчас денег надо. Когда ещё следующий концерт будет? И будет ли?
Он пнул дверь и вышел с кухни.
Сестра бросилась к матери:
-Мам, я действительно без репетиторов смогу. Вот увидишь.
Но та с неожиданной твёрдостью в голосе отрезала:
-Нет! Позанимаешься с репетиторами – может, постараешься и сдашь без троек. Тогда после зачисления сразу назначат стипендию. Глядишь, легче нам будет, и деньги на репетиторов вернутся. А Валерке я дам денег. Не переживай! Сейчас дам! А завтра займу у кого-нибудь. Как-нибудь выкрутимся!
На том концерте Валера Удальцов и познакомился с Вадиком. Как-то так получилось, что и места оказались рядом, и нравились им одни и те же композиции. А когда выяснилось, что, как и Вадик, Валера обожает такие рок-группы, как «Whitesnake» и «Black Sabbath», им стало ещё интереснее общаться друг с другом.
Объединяла студентов и страсть к коллекционированию рок-музыки. Правда, у сына профессора из МГУ и студента факультета журналистики этого же факультета и сына учительницы географии средней школы и студента Горного института возможности были далеко не одинаковы. Вадик имел огромную коллекцию виниловых дисков, и как-то пригласил Валеру к себе домой.
Профессор жил неподалёку от главного корпуса университета на Воробьёвых горах, и Валерия, после их двух комнат в четырёхкомнатной коммунальной квартире на троих «хозяев» просторная шестикомнатная квартира с огромной кухней поразила ещё больше, чем коллекция пластинок.
-У меня только фирменные, - с гордостью представлял диски Вадик, - для удобства я расположил их по алфавиту. Начиная с группы «Alkatraz» и заканчивая тоже американской «ZZ Top».
-Ничего себе, - открыл рот Удальцов, с восхищёнием дикаря, впервые увидевшего спички, - просто классно! У тебя столько дисков «Rainbow»!
-А то! – самодовольно откликнулся Вадик, - полная коллекция. Я вообще собираю все рок-группы, что вышли из бывшей «Deep Purple». Сейчас я тебе новьё поставлю.
Он ловко выудил виниловый диск из конверта и, зажав его ладонями по краям, опустил на японский проигрыватель «Technics».
-Классно? – спросил он Валерия при первых же аккордах, донёсшихся с мощных колонок.
-Классно! – подтвердил поражённый Удальцов.
-А пишу я на «Philips» – пояснил Вадик, указав на громоздкий катушечный магнитофон с огромными бобинами в углу.
-Пишешь? Для чего? – не понял Валера, - можно так играть.
-Как это для чего? – искренне удивился Вадим, - ну ты даёшь! Играть! Во-первых, не буду же я фирменный винил иглой пилить. Хотя у меня и фирменная аппаратура. Может, подвернётся случай, и я его удачно сдам или поменяю на нужный мне диск. И во-вторых, я пишу за бабки. Студентам и другой продвинутой московской тусовке.
-Вот бы мне так! – не удержался от восклицания Валера.
-А платёжеспособный спрос у тебя в Горном есть?
-Ещё какой! У нас столько лохов с бабками в общаге! Сынки шахтёрских начальников или других крутых с Сибири, Урала, с Казахстана. Кавказцы всякие! Все торчат по такой музыке!
-Так чего же ты зеваешь? – оживился Вадим, - давай их окучивать, пока такая мысль не пришла в голову кому-нибудь другому. Вот тебе распечатка всех групп с их концертами. Брать с них будешь, как в киоске граммзаписи, а качество-то не сравнишь! Быстро крутанёшься. Давай договоримся так. Плёнка и работа моя. А от прибыли мне восемьдесят процентов, тебе двадцать. Идёт?
Валера обалдел и молча стоял под громкую музыку. Он не верил собственным ушам – наконец-то у него появилась реальная возможность заработать.
-Ну ладно, старичок! – примирительно сказал Вадик, не догадавшийся об истинной причине молчания собеседника. - Ладно -давай семьдесят пять моих на двадцать пять твоих! Я же всю работу основную делаю.
-Давай! – поспешил согласиться пришедший в себя Удальцов.
-По рукам! – подытожил Вадик. Он подошёл к бару, достал узорную бутылку с яркой наклейкой. Налил две рюмочки, разломил шоколадку, подал рюмку Валерию:
-Давай обмоем сделку!
-А что это? – покосился на бутылку Удальцов.
-Текила! – самодовольно произнёс Вадик, - батяня мой из Мексики с симпозиума привёз. Крутая вещь! Да ты не тушуйся, оба предка на лекциях, в квартире только домработница, а она сюда не зайдёт.
-Ух ты! – Удальцов еле перевёл дух. Так зажгло в груди от крепкого напитка, ударило в голову.
-Давай по второй и разбежались, - мне надо к французу одному заскочить. Он недавно ездил домой и кое-что из шмоток должен был мне привезти.
Удальцов ехал домой под впечатлением встречи и ещё долго вспоминал эту шикарную квартиру, а подкатившая и охватившая всё его существо зелёная зависть ещё долго не давала спокойно спать. «Живут же люди» – говорил он сам себе, обходя комнаты общежития и с большой энергией организуя их с Вадиком новый бизнес. Произносил он эту фразу про себя и тогда, когда укладывал в свой старенький портфель записанные кассеты и тогда, когда отсчитывал Вадику его семьдесят пять процентов в виде скомканных студенческих рублей, трёшек и пятёрок.
-Ну ты даёшь, старичок! – усмехался Вадик, - к чему мне такая капуста? Не мог что ли поменять в сберкассе? Как я с иностранцами этим хламом рассчитываться буду?
-Не догадался, - честно признавался Валера, удивляясь величине заработанной за неделю суммы.
-Ладно, имей в виду на будущее, - милостиво изрекал Вадик.
Их «бизнес» быстро набрал обороты. Валера слегка приоделся через того же Вадика в фирменные вещи, приобретённые у иностранцев, но деньги в семейный котёл не отдавал, рассудив, что ему они в данный момент нужнее. Как-то под Новый год у Вадика познакомился он с Сэмом из Заира. Вместе вышли из подъезда и пошли к ближайшей станции метро.
-А тебе не нужны доллары? – спросил широкоплечий африканец в потешной шапке-ушанке.
«На кой они мне?» - хотел сказать Удальцов, но вместо этого вымолвил:
-Почём?
Так и начал он помимо Вадика «работать» ещё и с Сэмом. И всё было бы прекрасно, если бы в один из тёплых весенних вечеров, когда он только что удачно купил чеки и партию валюты, не окружили его внезапно люди в штатском. Двое крепко взяли за руки, третий - за новенький «дипломат, а четвёртый, по всему видно старший, сунул прямо под нос красную книжицу и задышал прямо в лицо луково-чесночным перегаром:
-Старший оперуполномоченный Таганского районного отделения милиции капитан такой-то…
Приехали!
Плакала на свиданиях мать, плакала Танюшка. С института исключили, но, к его удивлению, дали очень хорошую характеристику. Наверное, мать постаралась – ходила, умоляла. Но ещё раньше до суда удивил Вадик, когда в камеру передали от него коротенькую «маляву», то есть записку.
«Спасибо, друг! Папа по твоему вопросу помогает»
Понятно, почему «спасибо» – ведь на допросах он ни единым словом ни обмолвился об их конкретной совместной деятельности. И это несмотря на предложение следователя скостить срок, если он выйдет на чистосердечное и расскажет о своих подельниках.
«Папа» ли помог, а может, суд сжалился над ним, студентом из бедной московской семьи, в своём выступлении просящем учесть его тяжёлое материальное положение, но дали ему по низшему пределу, предусмотренному Уголовным Кодексом для данной статьи.
«Какая чушь», - ухмылялся он, сидя в своём кабинете, - теперь за валютные операции не только не сажают, а, скорее, наоборот. Банки и конторы, занимающиеся обменом валюты, теперь не только «на слуху», но и в большом почёте в стране.
Сидел он в Пермской области, и «хозяин» зоны, смекнув, что от бывшего студента можно получить немало пользы, если использовать его опыт и знания, приспособил его для ведения документации по хозяйственной деятельности колонии.
Освободившись, Удальцов не стал даже и пытаться продолжать своё образование, а подал объявление в газету. Он удивился, как быстро откликнулись на него, а повстречавшись с Луговым, тут же сделал вывод:
«Лох! Я такого сделаю!»
Надо заметить, что несмотря на горькое сожаление от потерянного в заключении времени, кое-что полезное для себя он оттуда вынес, не только получив практические знания по способам надувания и облапошивания, но и усвоив новые правила игры – не жалеть лохов и наживаться на них без всякой жалости.
«Тоже мне писатель!» – думал про себя Удальцов, видя, как заскочивший к ним в офис Лугов не скрывает своего огорчения после очередного отказа в редакции толстого московского журнала, - «хотя, если подумать, подобные его занятия мне только на руку, он меньше времени будет уделять своей основной и соответственно моей деятельности. В сущности, замечательно, что этот лох-директор всецело доверяет мне и почти совсем не контролирует, ограничиваясь общим отчётом. Более того, он хвалит меня за увеличение оборота, не понимая очевидное: чем выше оборот, тем легче и тем незаметнее можно тяпнуть приличный кусочек».
Валерий решил использовать именно это обстоятельство.
У него созрел план, но для его успешного осуществления необходимо было заручиться поддержкой главного бухгалтера. Ведь все деньги шли через счёт бухгалтерии в офисе, где находился директор, а ему, Удальцову, лишь периодически сообщали, какая сумма и от кого поступала, да и то, если речь шла непосредственно о его заказах.
Но как «подъехать» к главному? К неприступной даме предпенсионного возраста, которая явно не пойдёт ни на какую аферу.
И вдруг удача!
-Валерий Дмитриевич! – позвонили ему из другого офиса, - в пятницу на следующей неделе после работы ничего не планируйте. Людмила Ивановна устраивает всем прощальный ужин.
-В отпуск что ли собирается? – не понял Удальцов, - вроде бы недавно была.
-На пенсию!
-На пенсию! Обязательно буду, - радостно сообщил Валерий, - а кому, если не секрет, она дела сдаёт.
-В том-то и дело, что пока некому. Уже подобрали вроде кандидатуру, как вдруг этой самой новой кандидатуре на другом предприятии делают ещё более заманчивое предложение. Ищём, - прошелестело в телефонной трубке.
Удальцов призадумался. «Вот где случай удобный подвернулся», – мелькнула у него радостная мысль, - «только бы не сорвалось».
Сразу же по возвращении домой он бросился к телефону:
-Надюша! Как я рад тебя слышать! Звоню и думаю: дома ты или ещё на работе. Как так временно не работаешь?. Ты же трудилась главным бухгалтером? Фирма разорилась? Ай-ай-ай! А желание есть у тебя потрудиться? Давай-ка встретимся, погуляем и обсудим возможность твоего трудоустройства. Холодно гулять? Так я же из-за твоего благоверного, приревнует ещё. Как развелись? Вот те на! Значит, ты предлагаешь к тебе? Ладно, беру коньяк, конфеты и еду. До скорого!
Нет, определённо ему стало везти…
На прощальном вечере он специально тогда подсел поближе к Лугову и после нескольких рюмок как бы невзначай поинтересовался:
-Так в понедельник Людмила Ивановна уже не появится? Мне надо с кем-то по счетам поговорить, сверить отгрузку по накладным.
-Не волнуйся, появится, - успокоил Лугов, - она ещё дела не сдала.
-А что так?
-Как вам объяснить? Пока не найдём подходящего главного бухгалтера, она будет работать. Так я с ней договорился.
-Кстати, - как можно более небрежно проговорил Удальцов, подливая водку себе и Лугову, - есть у меня знакомая, Плехановский институт закончила.
-А по какой специальности?
-Так как раз по этой! – так же спокойно проронил Валерий, - бухгалтерский учёт, два года работала главным бухгалтером.
-На самостоятельном балансе? – уточнил Лугов.
-На самостоятельном, конечно, - подцепив ломтик красной рыбы и отправив его вслед за водкой, проговорил Удальцов, - но, вполне возможно, она уже где-то работает. Такими специалистами не разбрасываются.
-Верно, Валерий Дмитриевич, - согласился Лугов, - но вы всё-таки поинтересуйтесь.
-Для вас – обязательно! – отчеканил Удальцов, не забывая лишний раз подчеркнуть не просто свою лояльность начальству, но необыкновенную, просто собачью преданность, - так может, если часом она согласна, пусть к вам подъезжает на беседу? Чем вы рискуете? Не понравится, в крайнем случае, так это ваше законное право – вежливо отказать. Это же только беседа.
-А, собственно говоря, почему бы и не побеседовать? Побеседовать можно. –охотно согласился разомлевший от водки Лугов, - давай присылай.
-Давайте за бухгалтерию, - провозгласил общий тост Удальцов, - от них тоже зависит, чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было.
«Где-то я это уже слышал?» – подумал Лугов, но тост, под дружный смех сотрудников поддержал.
Удальцов лишь пригубил рюмку, думая о своём, а на губах его гуляла загадочная сатанинская улыбка.
Вечером он немедленно по возвращении домой набрал номер Надежды:
-Это я … Соскучилась? И я тоже очень соскучился. Но главное – у тебя неплохие шансы устроиться к нам главбухом. Я договорился о встрече. Нет, птичка, несмотря на твои привлекательные ножки, на эту встречу короткую юбку лучше не надевать. Стиль одежды должен быть подчёркнуто деловой, но впечатление ты должна произвести. Да причём тут это? Я тоже только тебя люблю, я совсем о другом впечатлении. Он же не для постели тебя подбирает. Побольше сыпь мудрёных слов. Он в бухгалтерии не рубит, так что тут всё от тебя зависит. И ещё. Не говори, что давно уже ищешь работу. Наоборот,! Болтани что-то: приглашают типа в два других места, но зарплата не устраивает. Но не переборщи, девочка! Тут каждое слово имеет значение.
Удальцов вздохнул. Справится ли Надюшка? Как отнесётся к задуманной им авантюре?
-Да … это я по тебе вздыхаю. Сегодня не приеду, много работы… устал. Может быть, послезавтра.
Всё получилось, как по маслу. Надежда умела подать себя и уже к исходу недели была зачислена в штат фирмы. Она быстро освоилась, и работа ей понравилась.
-Не знаю, как тебя и благодарить, Валерочка, - щебетала она по телефону, - операций не так много, оклад замечательный, сижу одна в комнате. Очень по тебе соскучилась.
-Цени! – коротко отвечал Валерий, - может, когда и отблагодаришь.
-Конечно, конечно, - тараторила молодая женщина, - приезжай ко мне вечером, я пирогов с капустой настряпаю.
«Нужны-то мне твои пироги, мама с мясом вкуснее делает», - думал Удальцов, которому навязчивая любовь Надежды начинала уже надоедать, но, памятуя о том, что отношения с ней всегда должны находиться на самом пике, вслух говорил:
-Постараюсь, дорогая. Но ты же понимаешь, как много у меня работы.
Всё шло по плану. Но надо было переходить к следующему этапу его осуществления Наконец, Удальцов дождался нужного момента и как-то в телефонном разговоре с Луговым изобразил искреннюю обиду ребёнка, у которого понапрасну отняли любимую игрушку :
-Не представляете Михаил Алексеевич, как неудобно стало работать?
-О чём это вы?
-О бухгалтерии. Приходится отвлекаться от работы, приезжать в ваш офис, чтобы оформить счета, поставить печать на бланках накладных. Если бы не эти непроизводительные потери…
-Что же вы раньше об этом не даже не заговаривали?
-Так раньше разве такой объём был? – даже обиделся Удальцов, нарочно не предлагавший выгодное ему решение, а хитро подводящий к нему руководителя.
-Что же можно придумать? – вслух размышлял Лугов, - действительно потери непроизводительные.
-Я же только о деле забочусь, - продолжал свою линию Удальцов, - приедешь в ваш офис, а там такая сутолока в бухгалтерии. Комнатка-то маленькая, а находятся в ней двое.
-Ну куда же я снабженца-то дену? – озадаченно произнёс Лугов, - к вам же ешл в офис не посадишь - мы же с типографией много совместных проектов ведём. Он помогает.
-Конечно, конечно, - быстро вмешался Удальцов, в планы которого никак не входило, чтобы снабженец переехал к ним, - я считаю: Фёдор Петрович у вас, то есть при типографии на своём месте. Конечно, у него к бухгалтерии вопросов почти нет, это здорово придумано, что закупки сырья производятся вагонными партиями в кооперации с типографией и по оптовым ценам.
Он не упустил случая отметить то, что было в своё время предложено именно директором и медленно, но неуклонно подводил Лугова к решению. И, наконец, услышал то, что хотел:
-Действительно. Коль скоро очень много операций производится на вашем, бланочном производстве, а по издательству операций немного, было бы разумнее, и в интересах дела, чтобы главный бухгалтер находился в вашем офисе. В конце концов можно изготовить и вторую печать.
«Про вторую печать тоже неплохой для меня ход, но самое основное, что главный вопрос, похоже, решился в мою пользу», - размышлял Удальцов и, закрепляя успех, сказал:
-Ну, если вы так считаете… Думаю, все одобрят ваше мудрое предложение.
И одновременно с этим подумал:
«Пусть считает, что это его собственная идея»
Надежда встретила предложение о переезде с восторгом, тем более, что в центральный офис от дома ей было добираться чуть ли не вдвое ближе. Но особенно радовало её то обстоятельство, что теперь она будет работать в соседней комнате с любимым Валерочкой.
А Удальцов выждал недельку, да и взял, что называется, быка за рога, изложив при удобном случае свой план Надежде.
В очередной раз оставшись у неё ночевать, после бурной интимной близости он, набросив подаренный девушкой дорогой испанский халат и пересёв в глубокое кресло, спросил:
-Надюш, а ты меня любишь?
-Очень люблю, - горячо выдохнула не остывшая ещё от ласк девушка, - а ты?.
-Ну, разумеется, ты ещё сомневаешься. А за что ты меня любишь?
-Ты такой красивый, нежный, внимательный, заботливый. Ты энергичный, умный и предприимчивый…
-Энергичный, умный, предприимчивый, - хмыкнул Удальцов, - только толку-то что с того? На дядю за оклад работаю. Сколько новых заказчиков я привлёк, на сколько оборот нарастил! А мне Лугов оклад лишь на десять процентов увеличил. Как собаке кость!
-Так ведь всё впереди, Валерочка! – затараторила Надя, - ты всего восемь месяцев у него работаешь, а у тебя уже свой кабинет, своя машина с водителем и оклад очень даже неплохой.
-Неплохой? – обиженно протянул Валерий, - ты же знаешь теперь, какие бабки через наш счёт проходят.
-Так ведь это вал, - мягко пояснила Надежда, - ты же понимаешь сколько уходит в налоги, за аренду, сколько приходится платить за сырьё.
-Понимаю, - раздражённо бросил Удальцов, который осознал и другое: несмотря на горячую любовь девушки, она психологически не готова, и сейчас было бы крайне рискованно переходить непосредственно к изложению своего плана. Надо было подойти с другой стороны. А если попробовать так?
-Знаешь, Надюшка! Ты у меня самая красивая, самая лучшая!, Я всё время только о тебе … и о нас думаю.
-Правда? – выдохнула Надя.
-Правда! – выпалил Валерий, сбросив халат и, изобразив сильное желание, бросился в объятия девушки. Если честно, рыхловатая и невысокая Надежда была совсем не в его вкусе, ему нравились длинноногие блондинки с голубыми, а не с карими глазами. Но, с другой стороны, нужен ли был он им? Приходилось с горьким сожалением констатировать: нет, на данном временном отрезке красивый и хорошо сложенный Валерка Удальцов с его мизерными заработками и положением был абсолютно не нужен. Как и то, что на данном этапе Надя не такая уж плохая любовница – с квартирой и вполне приличным заработком. Вот когда он заработает достаточно и разбогатеет, тогда держитесь, молодые и длинноногие голливудские красавицы.
Надежда стонала и извивалась в его объятиях, а он нашептывал ей на ушко разные нежности, не забывая время от времени также отвечать постаныванием. Она очень быстро пришла к высшей точке наслаждения, и так страстно обняла его, что и Валерий неожиданно для себя ощутил тот же самый высший пик наслаждения.
-Любимая, - горячо, и как ему самому в этот миг показалось, искренно, выдохнул он, - как же мне хорошо с тобой!
На этот раз он не стал отсаживаться в полюбившееся кресло, а переместился таким образом, что крашенная в дурацкий каштановый и вульгарный цвет головка Надежды легла на его крепкое мужское плечо.
-Да, я всё время о нас думаю, о нашей будущей жизни, - продолжал Удальцов, - сейчас время такое – капитализм на дворе. Как в Америке в тридцатые годы. Период первоначального накопления капитала…
-Ты это о чём? – встревожено спросила прикорнувшая Надя.
-О нас, о нас, - поспешил заверить Валерий, - вот скажи: отчего ты ребёнка с мужем не завела? Не хотела?
-Ещё как хотела! А муж был против! Говорил, дескать, зачем нищету разводить? Я даже один раз забеременела, захотела оставить, так он такой скандал устроил! Пришлось на аборт идти…
-Гад какой! – осудил Удальцов, быстро сообразивший, что тактика игры на материнских чувствах может дать гораздо больший эффект, чем тактика игры на любви к нему этой девушки, - я слышал: в Польше и многих странах аборты категорически запрещены, и это считается тягчайшим преступлением.
-А ты как к ребёнку относишься? – мягко, но в то же время недоверчиво спросила Надежда.
-Ещё как положительно! – горячо выпалил Удальцов, который, если честно, вообще пока не задумывался о продолжении своего удальцовского рода, - я детишек очень люблю.
Надежда покосилась на противозачаточные таблетки, лежащие на тумбочке:
-Если бы ты знал, как мне этого хочется. Как мне порой хочется …выкинуть эту муру в мусорное ведро и завести ребёнка! Мальчика! И чтобы он был похож на тебя! Или девочку – всё равно! Видимо, мне пора…
Удальцов молчал, прекрасно понимая, что он на верном пути, и его иезуитская, тонко психологическая тактика по сути единственно верная на пути достижения его цели. Он нежно поглаживал девушку и терпеливо, как рысь в засаде, выжидал дальнейшего развития событий.
-Что ты молчишь? – поинтересовалась Надежда.
-Думаю…
-А как же работа? – вдруг спохватилась девушка, - ты нашёл мне такое хорошее место. Я же потеряю его!
-Я всё продумал, - бодро доложил Удальцов, - надо создать собственное дело. Тогда ты сможешь работать, если надо и дома, и вообще быть полной хозяйкой своего рабочего времени. Пахать на себя, а не на дядю!
-Он хороший, - робко запротестовала Надежда.
-Хороший, хороший, - поспешил заверить Удальцов, - пока ты ему бабки приносишь и слова поперёк не возражаешь. А предложит, например, переспать с ним и ты откажешься – вполне может пнуть под зад! Шучу, разумеется. Лугов, действительно, из всех начальников, которых я видел, более-менее подходящий. Спать он тебе, конечно, с ним не предложит, ты ему нужна для другого. Короче, дело надо заводить своё!
-Ты шутишь? – Надежда даже приподнялась и пристально взглянула в глаза Валерию, - разве ты не понимаешь, что необходим приличный стартовый капитал? Где мы возьмём его?
-Заработаем! Это тоже входит в мой план. Знаешь, что я узнал? Оказывается, когда открываешь свою фирму и придумываешь название в соответствующем отделе районной администрации, поиск на такое же название производится только в пределах этого района.
-Ну и что?
-А то! Мы можем зарегистрировать фирму с названием «Корвет» в нашем районе! Зарегистрировать, изготовить свою печать, а потом запросто открыть свой расчётный счёт в другом банке.
-«Корвет»? Зачем? Не проще ли другое название придумать? «Фрегат» или предположим, «Каравелла»?
-Не проще, Надюшка, не проще! Я столько заказчиков нашёл именно под это название! И что теперь – подарить их хозяину должен? За здорово живёшь! Не-ет! Я считаю: этот не просто название, а «бренд», и эта, скажем, марка раскручена в том числе и благодаря мне. Более того, я достоин гораздо большей доли. Так что вот какое мое предложение: я принимаю заказы, затраты будет нести настоящий «Корвет», а потом я объезжаю заказчиков с письмом-просьбой ввиду смены счёта денежки перегонять уже на наш счёт. Или другой вариант. Сейчас часто стали выставлять счета на предоплату в пятьдесят процентов. Так можно половину на теперешний счёт, а вторую половину уже на наш! Понимаешь?
-Понимать-то я понимаю, но как-то …
-Что? – Удальцов постарался придать своему голосу как можно больше убедительности. – Главное, не бойся, – Лугов в бухгалтерии полный профан и нам доверяет полностью. Никакого криминала тут нет – мы же эти бабки не из кармана его берём, а зарабатываем. И в конце концов раскрутимся – вернём ему эти монеты. Мы только на время возьмём их из оборота, создадим своё дело, а потом…
Он ещё крепче обнял девушку и горячо проговорил ей:
-А потом поженимся и будем жить с хорошими бабками. Ты мне веришь?
У Надежды последние сомнения из головы как будто вылетели. Она мысленно словно бы уже унеслась в то светлое будущее, что несколькими энергичными мазками нарисовал ей любимый и прошептала:
-Конечно, любимый!
Часть седьмая
-Лианочка! Так нельзя! – голос матери, уговаривающей дочь, менял свою эмоциональную окраску ежесекундно, варьируя от ласковых интонаций до резких, командирских, - не хочешь кушать, Бог с тобой, но выпей хотя бы кефира.
Ирина Ивановна осторожно подносила дочери бокал, но кисломолочный продукт также молча отвергался, как и другие кушанья. Лиана даже не прикасалась к ним. И даже самое любимое блюдо – сациви, над которым Ирине Ивановне пришлось немало постараться, было полностью проигнорировано.
-Ну что ты лежишь ничком уже который день? – всплёскивала руками Ирина Ивановна, - такое горе ничем не поправишь. Изменить ничего нельзя. Но надо жить дальше…
-Жить… зачем? – с такой пугающей и страшной силой произносила Лиана, что мать бросало в дрожь. С холодком, гуляющим по спине, на совершенно ватных ногах она уходила на кухню, прикрывая за собой плотно дверь. И там тихо плакала, включая радио. С простым расчётом, чтобы карамельные песни-однодневки поп-певцов и певиц заглушали её рвущиеся наружу всхлипывания.
Самым невыносимым в этой ситуации было то, что мать ничем не могла помочь дочери.
Но вдруг в один из таких тягучих, чёрных вечеров Лиана вдруг сама вышла на кухню, где Ирина Ивановна в одиночестве грустно потягивала свой любимый зелёный чай, и открыла дверцу холодильника. Они встретились взглядом, и любящая мать, великолепно изучившая своего ребёнка, скорее какими-то глубинами подсознания, нежели разумом уловила: не банальный голод, а нечто чрезвычайно важное не подняло - подбросило её дочь с постели, привело сюда и начало грандиозную перемену в её отношении к жизни. Она искоса, но от этого не менее внимательно продолжала молча наблюдать за Лианой, и её тактика принесла нужный результат. Дочь сама подтвердила её догадки.
-Да, мама. Теперь мне есть для кого жить…
-А ты уверена? – скорее для проформы, нежели действительно сомневаясь спросила мать, и Лиана, также осознавшая формальный характер вопроса, улыбнулась:
-Мама, я же врач. Мне не надо покупать в аптеке тест на беременность, я сама, как тест.
Целый рой звенящих, как возбуждённые нападением осы, вопросов загудел в голове Ирины Ивановны. Возможно, Лиане, которая теперь была действительно не одна, явно покровительствовала могучая сила, заставляющая мыслить на порядок быстрее, просчитывая все возможные и невозможные комбинации и ходы вплоть до впечатляющих глубин подсознания и извилистых лабиринтов интуиции. Вот почему она мгновенно оценила ход мыслей матери и пресекла ненужную дискуссию, бросив короткое и веское:
-Я справлюсь!
Ирина Ивановна внимательно взглянула прямо в глаза дочери. Она хотела ещё что-то спросить, но вместо этого слегка отодвинула простенькую ситцевую занавеску и совершенно новыми глазами, как будто впервые оглядела сутолочный и бестолковый днём, а теперь отходящий на покой, засыпающий огромный мегаполис, за одним из стандартных окошек которого совсем недавно зародилась и с каждым днём развивалась и крепла новая жизнь.
***
Прошёл месяц.
В один из обычных вечеров Лиана выходила из магазина, как вдруг вынырнувший неизвестно откуда юркий мальчишка, внимательно посмотрел на нёё, словно сверяясь с данными ему приметами, и удовлетворившись увиденным, вложил ей прямо в перчатку сложенный многократно листок бумаги, выпалив:
-Вам записка!
-От кого? – недоумённо спросила девушка, но парнишка исчез так же быстро, как и появился, подвесив её не получивший ответа вопрос прямо под уныло светящиеся стандартные фонари обычного городского квартала.
На улице в этот вечерний час было не так много народа. Все по обыкновению спешили по своим делам, и наверное поэтому никто и не обратил особого внимания на то, что стоящая у одного такого фонаря красивая девушка держит перед глазами листочек бумаги с грузинскими буквами и будто бы разговаривает сама с собой:
-Не может быть… этого не может быть. Но как же мне хочется, чтобы всё было именно так…
А может быть эти обрывки фраз не производили никакого впечатления на прохожих и потому, что в Москве, как и в любом другом крупном городе, случается всякое… И что такого особенного было в девушке? Которая тихо-мирно постояла себе у фонаря, бормоча какие-то фразы, а затем пошла в другую сторону, продолжая говорить:
-Целый час … целый час до встречи … как жестоко…
Скверик и лавочка в старом московском квартале недалеко от центра города показались Лиане местом изощрённой пытки. Так мучительно долго тянулись эти тридцать пять минут до предполагаемой встречи. Зная пунктуальность Гиви, она ещё за две минуты до времени свидания принялась лихорадочно оглядываться, но её взгляд продолжал останавливаться на той же самой, начинающей раздражать картине – всё те же липы, жухлая трава, тихо прогуливающиеся с детскими колясками мамаши, да парочки беседующих по скамейкам седовласых пенсионеров.
И тут ещё один человек – мужчина в модном кожаном плаще, высокий, ростом с Гиви и такой же плечистый, как он, вдруг свернул с главной аллеи и направился прямо к ней.
«Неужели хочет банально поухаживать за сидящей в одиночестве женщиной? Как ей быстро отшить его?»
И что-то очень знакомое внезапно ударило по сознанию: «Где-то она видела его лицо? Кажется, это было в том цветном и необычном сне, который так запомнился ей. А походка? Почему она тоже знакома ей? Где же она встречалась с этим человеком?»
Эти мысли мгновенно пронеслись в голове и не привели ни к какому решению. Мужчина к ужасу девушки присел на самый край скамейки и с осторожностью прокажённого, попавшего в мир обычных людей, но понимающего свою потенциальную опасность, вдруг голосом Гиви сказал:
-Гамарджоба, Лиана. Не бойся и не удивляйся. Выслушай…
-Вы от Гиви? – только и смогла выдавить из себя перепуганная Лиана.
-Я и есть Гиви!
-Имя в Грузии очень распространённое, - несколько более спокойно произнесла начинающая приходить в себя девушка, которой появившийся внезапно мужчина не делал пока ничего плохого, - говорите, что вам от меня нужно? Или уходите. Сейчас ко мне должны придти.
Она внимательно взглянула на таинственного собеседника, который разговаривал таким родным голосом, что беседуй она с ним по телефону, сразу бы поверила: это её Гиви вернулся с того света. Но теперь она ни в чём не была уверена. И продолжала настороженно изучать человека, сидящего рядом с ней на скамейке. Лицо доброе, типично русское. Глаза внимательные, но такие интересные. Один скорее зелёный, чем голубой. А второй скорее голубой, чем зелёный. Нос прямой, правильный, и совсем не такой, как у Гиви. Волевой подбородок. А уши? Они разные. Нет, это не Гиви!
Мужчина словно прочитал её мысли. Он закатал рукав плаща и обнажил левую руку, на которой находилась такая знакомая татуировка: змея, обвивающая не символическую медицинскую чашу, а обоюдоострый боевой кинжал. Именно из-за этой татуировки они сильно разошлись во мнениях, и тогда, на втором курсе, Лиана ещё в сердцах обругала его дешёвым шпанёнком, А Гиви поначалу обиделся, но спустя год сделал попытку вывести татуировку. Об этом говорят и почти незаметные линии.
Мужчина отогнул воротник и продемонстрировал коричневое родимое пятно у правой ключицы.
«Ну и что?» – затерзал её червь сомнения, - неужели татуировку и родинку в наше время при таком уровне медицины невозможно в точности воспроизвести? Запросто! Кто-то несомненно мог видеть всё это у Гиви. А голос - можно легко записать его на диктофон, не так и сложно говорить примерно так же. Тренировка и ещё раз тренировка.
-Дешёвые штучки, - как можно более раскованно процедила она, - сейчас на них только полных дурачков можно ловить. И можете не развлекать меня такими байками, как, например, какая кличка была у нашего декана или какой палец на кокой руке сломал себе забияка Зураб Бродзели в восьмом классе. Эти факты могут знать многие.
-Не веришь! – заключил мужчина. Я – Гиви и не Гиви! Гиви в прежнем виде должен был исчезнуть. На время или навсегда. Как получится. Мне пришлось сделать сложнейшую пластическую операцию, стать другим человеком по паспорту, и это был единственный выход. Но я больше всего боялся не смерти. Больше всего я боялся тебя потерять… Хорошо, я не буду говорить про небольшой шрам у запястья твоей левой руки, который появился при сборе металлолома в школе. Я не буду также напоминать про родинку под левой грудью. Эти факты могли знать немногие, например, врач или твой бывший муж. Я скажу тебе то, что могли знать только мы с тобой. Помнишь тот вечер, когда по всей Москве грохотала гроза, сверкали молнии… когда я напёк твоих любимых лепёшек из овсяной муки, приготовил лобио и салаты по-грузински с твоими любимыми соусами? Мы в тот чудный вечер пили грузинское вино «Вазисубани».
-Допустим, - озадаченно протянула Лиана, в голове которой был полный хаос и анархия.
-А помнишь, что было потом?
-Что?
-Мы признались друг другу в любви, договорились начать всё сначала. А ты удивила меня ещё одним признанием. Ты неожиданно для меня сказала, что тебе приснился странный сон. Будто бы я стал отцом твоего ребёнка. Это тогда, когда между нами ещё ничего не было! А потом у нас была сумасшедшая ночь.
Он посмотрел в глаза Лианы, которые вдруг засветились ясным светом, и продолжал:
-Да… была сумасшедшая ночь. За окном, не переставая ни на секунду, лил дождь …всю ночь. А нам было так хорошо! Под утро ты удивила меня ещё раз - призналась, что чувствуешь - у нас первым ребёнком будет мальчик. И решили: если так будет, то придумать ему имя. И почти сразу же придумали - оно нам обоим очень понравилось.
-Потому, что так звали твоего лучшего друга, убитого на войне и в то же время так звали моего умершего отца? – не сказала, а почти выкрикнула Лиана.
-Да!
Теперь она нисколько не сомневалась. Встала со своего места, подошла к этому человеку, который был не Гиви и в то же время был именно им. Она взяла его крепкую руку. Ту самую, до боли знакомую. И глядя в незнакомые глаза, сказала:
-Вот тебе ещё одно заявление. Да я действительно говорила в тот вечер: мне приснилось, что у меня от тебя будет ребёнок. Так вот! Теперь это уже не сон. Это факт!
*** Удальцов ликовал. Мало того, что ему удалось без сучка и задоринки зарегистрировать второй «Корвет» в администрации Центрального округа, изготовить печать и без промедления открыть расчётный счёт, так неожиданно и ещё одна удача привалила – его непосредственный шеф попал в аварию. Жив, но в больнице и, наверное, не скоро появится. Так что можно раскручиваться смело.
Он уже заготовил на компьютере нужный образец письма в сотрудничающие с настоящим «Корветом» организации и энергично распечатывал на принтере обращения к их руководству с просьбой переводить все деньги по договорам на новый расчётный счёт, а для новых заказчиков подставлял в «болванке» текста свою фамилию. Поначалу Удальцов занимался этим только в вечернее время, забирая долмой из офиса все бумаги и дискету с текстом, но с болезнью Лугова осмелел и стал распечатывать также и днём.
Удальцов потирал руки: очень скоро на расчётном счёте «Корвета», у которого директором был он, Удальцов Валерий Дмитриевич стало столько же денег, как и у настоящего предприятия, где директором числился Лугов. Удальцов направлял счета на оплату и приобретение материалов за оба предприятия – старое и новое. Он приносил ворох бумаг Надежде и ставил в нижнем уголке понятную только им двоим цифру «1». Это означало: все затраты должно нести предприятие Лугова. Один раз туповатый Артур поинтересовался, что это за цифра значится в углу.
-Оплатить в первую очередь! – нашёлся предприимчивый Удальцов, - раз у нас директор болеет, это значит: мы должны работать ещё лучше, чем раньше.
-Понял, - чесал в голове Артур и удалялся.
«А с чего это я, собственно, должен возвращать Лугову позаимствованные из оборота его фирмы средства» - как-то раз, направляясь домой, подумал Удальцов, - «предположим, я их не верну? Что он мне сделает? Да что он мне может вообще сделать? Жалкий писака! Кишка тонка с меня стрясти бабки. Впрочем, будет совсем не лишним, если я через свои криминальные каналы выясню: кто стоит за ним и стоит ли кто вообще»
Он решил не откладывать дело в долгий ящик. С этой мыслью по возвращении домой без промедления набрал телефон одного приятеля, с которым в своё время чалился в Пермской колонии и который недавно, как говаривали там, «откинулся».
*** Лугов ехал по шикарному шестирядному автобану на арендованном в ближайшем прокате новеньком «Опеле-корса», стараясь не пропустить указатель поворота. Здесь, в Греции, с этим всё было в порядке, и надписи не позволяли заблудиться. Он слегка сбросил скорость легко разгоняющейся комфортабельной и экономичной машины и мельком взглянул на дорожную карту. Хорошо было бы изучить маршрут поподробнее, но на автобане останавливаться нельзя – дорожные законы здесь строгие, и с этим он уже успел столкнуться. Не успел притормозить на автомагистрали в пригороде Афин, чтобы слегка перекусить, как тут же, откуда ни возьмись, появился полицейский на патрульном джипе. И тут же по-гречески, а затем и по-английски: «What’s the matter?». В чём, дескать, дело?
Узнав, что русский всего неделю в стране, сменил гнев на милость. На первый раз простил.
Вот и поворот на городок Паралия. «Ничего себе сказанул Гиви – по соседству», – подумалось Лугову, - «то есть, в соседнем городке». Впрочем, на пустующей несколько лет вилле всё поддерживалось в полнейшем порядке, в чём он уже успел убедиться. Никаких попыток проникновения и разграбления за всё это время! Что удивляться, если многие греки не только обычные, но и открытые автомобили типа «кабриолет» оставляют у магазинов и банков, не закрывая и не опасаясь оставлять в них на виду сумки и продукты. Приходящей домработнице по телефону были даны необходимые указания, в нужное время его ожидали, и Лугов прямо с самолёта заселился в красивейший особняк у самого Эгейского моря.
Довольно скоро он отыскал нужный дом на одной из отдалённых от делового центра улочек, благо знание английского помогло, и нажал кнопку домофона на кирпичной тумбе забора.
Ему ответили по-гречески, но он, помня подробные наставления, негромко произнёс заклинание
-Я от Гиви.
-Заходи, дарагой!
Сказано это было с сильнейшим грузинским акцентом. Запор двери щёлкнул, и Лугов вошёл во двор. Навстречу ему устремился невысокий, но крепкий, начинающий седеть мужчина - брюнет лет пятидесяти-пятидесяти пяти с открытым, радушным, доброжелательным лицом, на котором выделялись весёлые горячие, чёрные глаза.
-Заходи, заходи, - протянул и крепко пожал он руку, - как там мой друг Гиви? Как его здоровье?
-Хорошо, Давид Георгиевич, - коротко ответил Лугов, прикидывая, как перейти к делу, но крепыш опередил его, предложив:
-Сейчас будем ужинать, господин Блинов, - а по делу чуть позже переговорим. И тоном, не терпящим возражений, добавил:
-Я хотя и грек по национальности, но грузин по воспитанию. Так что не возражай, дорогой, а проходи на веранду, - кстати, как тебя звать по имени?
-Михаил, - отрекомендовался Лугов, которому умелец подпольного паспортного стола, поменяв фамилию и отчество, оставил по крайней мере своё имя. Лугов ещё подумал тогда: «Пусть уж лучше буду Блинов – по крайней мере лучше, чем, например, Сопляков или Непейпиво.
-Пакет документов надёжный, - прокомментировал тогда Гиви, - тебе не только с именем повезло - сделано в серьёзной структуре, - это у блатарей вытерки фуфловые, а с этим всё надёжно. Бланки подлинные, по всем спискам организаций проведено, как положено.
И словно угадав, что Лугова просто подмывает спросить про подробности, протянув общегражданский паспорт, заграничный паспорт с проставленной визой, военный билет, два диплома и водительские права, сухо добавил:
-И всё на этом. Лучше запоминай про Грецию…
… Ужин был великолепен. Грузинские и греческие кушания чередовались, и вскоре Михаил начал было отказываться, как бы не хотелось ему ещё попробовать. Они беседовали про провалившуюся перестройку, Москву, в которой у Давида осталось немало друзей и родственников, про жизнь в Греции.
-Какие классные здесь дороги! – восхищался Михаил, - говорят, что многие при хунте, которой нас пугали в школе, построены.
-Не только! А аэропорты, современные порты, красивейшие отели и надёжные коммуникации? Всё, между прочим, при них, чёрных полковниках», сделано. И абсолютное большинство народа, как ни странно, благодарно им не только за наведение порядка, но и за то, что научили народ здорово работать. Страна преобразилась, а жить стали намного лучше, хотя кое-что мне не нравится, например, высокие налоги.
Он ненадолго отлучился, вернувшись с подносом сладостей и двумя чашками ароматного кофе.
-Теперь по делу. Всё в полном порядке. Тебе нужно подойти в банк вот по этому адресу, предъявить свои документы, вот эти бумаги и уладить кое-какие формальности. В течение нескольких часов будут активированы денежные средства в греческих драхмах в размере тридцати тысяч долларов США. На жизнь пока хватит.
-Лептокария! – изумился углубившийся в протянутые документы Лугов, - это совсем рядом. От виллы до города по побережью моря можно минут за пятнадцать минут дойти.
-Зачем дойти? А машина зачём? Пойдём!
Они вышли из помещения и прошли под навесом из полузасохшего дикого винограда в гараж на три автомобиля.
-Вот мой «Рено», это «Хундай» моей супруги, а «Фольксваген» – он указал на новенький автомобиль – это автомобиль, который куплен для Гиви, и он поручил передать его тебе. Разве он ничего не говорил?
«Про это разговора не было» – припомнил Михаил, - «хотя Гиви сказал одну фразу насчёт создания всех условий для работы. Автомобиль в стране, где не особенно развит общественный транспорт, действительно не роскошь, а необходимое средство передвижения».
-Нравится? – поинтересовался Давид, уловив восторг в глазах Лугова, - «Опель», конечно, у тебя неплохой, у него есть октан-корректор, он экономичен по расходу топлива и надёжен, но это арендованная машина. Дороговато выходит.
-Верно, - согласился Михаил.
-Езжай спокойно домой. А завтра новая машина будет у тебя, - сказал после слов прощания Давид, - да … чуть было не забыл. Вот! Это тоже тебе!
Он вытащил из кармана и протянул сотовый телефон:
-Запиши, дорогой, мой и, кстати, и свой новый номер. Если что, звони!
*** За две недели проживания на побережье Эгейского моря Михаил выработал строгий режим труда и отдыха. И самое интересное, что не сам он его выработал. Это первый день он просто наслаждался жизнью и тёплой погодой – пил холодное пиво на скамейке под ореховым деревом, провожая взглядом плывущие по морю океанские лайнеры, гулял по городу, бессмысленно заходя за пустяковыми и совсем ненужными вещами в многочисленные магазины и магазинчики. И, казалось, отличался от любого представителя поредевшей к ноябрю толпы разноголосых туристов лишь проживанием на отдельной вилле, а не в отеле.
На второй день за полчаса до рассвета словно какая-то могучая сила подбросила его в спальне, подтолкнув к морю.
«Ступай, освежись и быстро за компьютер» – услышал он давно подзабытый голос и даже обрадовался ему. Схватил махровое полотенце, и не вышел – просто выбежал к пляжу, словно подталкиваемый в спину невидимой силой. Но, памятуя о нередких в этих местах скоплениях вредных морских ежей, с которыми он уже имел несчастье познакомиться, чуть замедлил движение и осторожно зашёл в прозрачную и прохладную воду, не расцвеченную ещё первыми лучиками солнца.
Это для теплолюбивых греков температура в шестнадцать градусов по Цельсию равносильна температуре воды у Северного полюса, а Лугову было не привыкать. Он пронырнул под водой метров шесть-семь во мгле, и поплыл по слегка волнующейся поверхности.
«Плавать в темноте» – пронеслась мысль, - «очень необычно и интересно».
«Но некоторые и живут в полной темноте, - вдруг послышался голос, идущий казалось бы из глубины. Но не из глубины моря, а из глубины его сознания. Ты, кажется, хотел о таком человеке роман написать, да всё некогда было»
«Точно!» – вспомнил Лугов, - «хотел»
Ещё лет десять назад журналистская работа забросила его в один из городков области, где познакомился он со слепым музыкантом. Тот создавал такие симфонии, что зрячие композиторы удивлялись. И каким-то совершенно непостижимым образом его сочинения попали в Америку, где были оценены по достоинству. Американская ассоциация так высоко оценила музыку, что оттуда даже пришла необычная посылка: японская техника для нотной записи через звукозапись и электронное фортепиано, ничем не отличающееся по звуку от звука рояля.
Лугов вышёл из воды и прошёл по холодному песку, усыпанному разноцветными дарами моря: причудливой формы ракушками, обрывками водорослей зеленоватого и бурого цвета, отполированными с течением времени камешками. «Не по этому ли берегу гулял слепой поэт и певец Гомер, автор «Иллиады» и «Одиссеи»? – подумалось ему. Вполне возможно, ведь величайший из аэдов странствовал по всей Греции, и за право считаться родиной Гомера спорили семь городов.
Первые лучи восходящего солнца скользнули по морю, дышащему мерно и размеренно, как часы, и заиграли на макушках волн. Ни яхт, ни катеров, ни океанских лайнеров в этот час не было, и Лугову показалось, что так же точно это море дышало и в первую неделю после сотворения мира. И ещё ему показалось, что это самое море, чуть прохладное, но всё равно ласковое и приветливое он уже где-то видел. Может быть, во сне? Да и сейчас он не мог отделаться от ощущения, что всё, что произошло с ним за последний месяц, не более, чем сон. Сон красивый и яркий, но способный прерваться в любую минуту совершенно неожиданно.
Он стал потихоньку одеваться, и вдруг в голове его начали складываться строчки:
Мне этой ночью море снилось
В расцвете всей своей красы,
Оно тихонько шевелилось,
Дышало мерно, как часы.
Оно то тихо говорило,
То замолкало до поры,
На полосе песка дарило
Мне разноцветные дары.
И никого на водной глади!
И я премного удивлён -
Как будто бы во всей Элладе
Мир пять минут как сотворён!
Он наспех оделся и бросился на виллу. Где схватил листок бумаги, записал всё это, а две минуты спустя ещё такие строчки:
И в этом мире я и волны!
И ночью звёздный водопад,
Здесь всё без меры, всё бездонно,
Как миллионы лет назад.
Мне этой ночью море снилось,
Многоголосьем пело лир,
Оно сияло и искрилось-
Непостижимое, как мир...
…Непостижимое, как мир. Он, этот непостижимый мир, был вокруг него. Но он был и внутри. И сложно сказать, где его было больше! Тот мир, что был внутри его и был велик, толкал на то, чтобы попытаться разобраться во многих проблемах, которые волновали не только его. Они волновали очень многих людей, живущих в больших и малых городах, разбросанных по всем частям света. Эти люди говорили на разных языках, были разного пола и возраста и вообще были очень разными. Однако их объединяла неукротимая жажда докопаться до сути многих вещей и ответить на жгучие, рвущиеся наружу и не дающие жить спокойно вопросы. Эта жажда побуждала искать и находить источники утоления. И ими становились великие произведения слова, музыки и живописи. Они создавались непросто и порой цена, которую приходилось платить за их создание, была очень высока.
Да и не только за создание. Порою, если поставленная задача не отвечала имеющимся возможностям, или время пока для величайшего откровения не наступало, то и за элементарный доступ к творениям высочайшего уровня приходилось нередко расплачиваться по самой крутой мерке. Сколько гениальных людей сошли с ума, или просто плохо кончили? Очень длинный список!
Да вспомнить хотя бы Иоганна Себастьяна Баха. Отчего он, не будучи ещё преклонным старцем, начал терять зрение и почти совсем ослеп, хотя и продолжал создавать свои бессмертные творения? Многие объяснили этот факт просто. Как известно, брат великого композитора был простым церковным органистом, жёстко запрещающим Иоганну играть произведения таких выдающихся органистов того времени, как Пахельбеля и Бухстехуде. И молодой Бах попросту крал у брата рукописи нот, чтобы затем по ночам при свете Луны украдкой переписывать их. А затем играть, играть…
Судьба слепого музыканта, взволновала Михаила ещё тогда, много лет назад. Он написал статью, которая была опубликована, вызвала большой резонанс. А потом все снова как бы забыли о нём. А ему так хотелось, чтобы произошло чудо.
«Тебе хотелось чуда?» – внезапно услышал он властный голос, - «чтобы предположим, несчастного талантливого музыканта не просто поощрили очень дорогой, но не меняющей его состояния аппаратурой, но чтобы некто, оценив его талант по достоинству, нашёл ещё большие средства. Чтобы его, например, пригласили в одну из лучших американских, японских или европейских клиник, чтобы ему сделали там операцию, и к нему вернулось, наконец, зрение. Так ведь чудо в значительной степени зависит от тебя»
«От меня?» – откликнулся он, - «да что я могу? Создать сказку. Только и всего!»
«Так создай!» - голос, судя по интонации, нисколько не шутил, - «создай, сотвори эту самую сказку. И возможно, всё так и произойдёт на самом деле. Ты ведь слышал про материализацию идей?»
«Слышал» – откликнулся сам Михаил, - «я также слышал и такое. Тем, кто слышит разные голоса, психиатры сразу же ставят соответствующий диагноз , изолируя от общества»
«Это ты зря. Я тебе не раз помогал и теперь помочь хочу. А то, что думают недалёкие люди, мне неинтересно. Сейчас уже научно доказано то, о чём раньше толковали только в психушках. Что мысль, например, материальна. А вот теория Дарвина, наоборот, рассыпается прямо на глазах, не выдерживая никакой критики».
Лугов подошёл к окну и открыл жалюзи. Солнечный свет заполнил комнату, озарил картину и дисплей компьютера.
«А что если … - возникла в его голове сумасбродная, почти фантастическая идея , - «Гиви правильно рассудил: все условия для творчества у меня есть. И я способен ещё на многое»
Он сел за клавиатуру и услышал далёкий голос. Звучащий как будто с вершины высокой горы:
«Вот и правильно! Сосредоточься на главном в своей жизни. Надо, как следует поработать, а об остальном не беспокойся!»
*** Лугову-Блинову было не так тяжёло в новой роли, как Гиви-Лугову. Хотя бы по той простой причине, что у него не только близких родственников – вообще никого не было в Греции, а настоящий Лугов имел не только родственников, постоянно проживающих в российской глубинке, но и жену, которая хотя и проживала в последнее время в другой московской квартире, могла одним разом всё испортить.
Гиви-Лугов приходил в ужас от одной мысли. Вдруг ему придётся с этой совершенно чужой и незнакомой женщиной не только общаться, но и ложиться в постель. И что тогда он, день и ночь страстно думающий только о Лиане, будет в этом поганом случае делать? Слабым утешением было уверение Михаила, что у них давно уже нет таких близких отношений, и что из этой ситуации он может запросто выкрутиться.
Гиви-Лугов едва успел с большим трудом справиться с механизмом замка квартиры Михаила и укротить проворачивающийся в нём ключ, как раздался телефонный звонок. Гиви колебался совсем недолго, не желая поначалу поднимать трубку, но его решительный характер быстро возобладал и в этой ситуации:
-Да!
-Это ты? – раздался приглушённый расстоянием голос раздражённой женщины, - так вот слушай! Я подала на развод. Я тебе говорила, что мне не раз объяснялись в любви и делали предложение. А я отказывалась. Думала, ты одумаешься. А ты никогда не понимал меня и никогда не ценил.
«Вот и замечательно», - хотел сказать Гиви, сообразивший, с кем он разговаривает, но вместо этого брякнувший:
-Вот и ступай … к этим своим ухажёрам!
-Я так и знала, что ты опять будешь мне грубить, - возвысила голос супруга настоящего Лугова, - Так вот знай: я пыталась … всегда… и на этот раз сохранить семью, а ты… У тебя точно кто-то есть.
-Есть, - честно признался Гиви, прекрасно осведомлённый, что у Михаила Лугова никого нет и не было, но которому смертельно надоела вся эта телефонная комедия.
-Я знала, я так и знала! – запричитала Лугова, но Гиви бросил трубку. «Так будет лучше», - подумал он, и проигнорировал следующую долгую, как порожний товарняк, телефонную череду звонков, а потом и ещё одну такую же.
Но на третий звонок, прозвучавший через двадцать минут, он без лишнего промедления снял трубку, думая, что ему может позвонить Лиана – ведь он сообщил ей этот номер.
-Папа! Ты опять довёл до истерики маму! – услышал он взволнованный юношеский голосок, - неужели нельзя было всё решить по хорошему?
-Я пытался, - честно признался Гиви, представляя, какой он – его названный сын Дима.
-Она сказала: у вас всё кончено. Может быть, это и к лучшему? – заключил парень.
-Я тоже так думаю, - тихо сказал Гиви, старающийся произносить поменьше слов.
-Кстати, пап. Мне надо бы подкинуть бабок. Моя подруга по универу собирается на новогодние каникулы во Францию. Её предки финансируют. Вот и меня приглашает. Скажи, идея классная? Новый год в Париже!
-Неплохая, - согласился Гиви, - а сколько тебе надо?
-Ну … всего лишь … полторы тонны…
-Чего?
-Баксов, разумеется.
-Хорошо. Завтра, нет, лучше послезавтра зайди ко мне в офис.
-Классно! – завизжала от восторга трубка, - но ты какой-то сегодня странный?
«Всё! Засыпался!» – пронеслось в голове у Гиви. Но он продолжал стоять до последнего и спросил, как ни в чём ни бывало:
-А чего странного-то?
-Ну… насчёт бабок, - протянул Димка, - обычно… - ты не сразу соглашаешься отстегнуть … начинаешь допытываться, что да как, да почему так много. А тут.
-Это я могу, - весело заключил Гиви, - если хочешь, давай выкладывай. Что, да как да много так почему? А нельзя ли урезать смету? Хочешь – держи ответ по всей форме. А нет, тогда до послезавтра. Я отчего-то сегодня очень устал.
-До послезавтра, - согласились в трубке, - а скажи, только честно: у тебя на самом деле другая женщина?
-Есть! – как на духу признался Гиви сыну Лугова.
-Ну, это тебе решать. Твоё личное дело. Пока, - окончательно попрощались в трубке.
-Пока…
Гиви вытер холодный пот со лба и глубоко вздохнул. Он порядком переволновался. Это с его-то выдержкой и хладнокровием!
Он ещё раз прокрутил в памяти разговор с Луговой, и его затерзали сомнения. Имел ли он право поступить так? Взял и всего одним словом разрушил чужую семью. А может, наконец, разрубил «гордиев узел»? Ведь в конце концов, успокаивал себя Гиви, Лугов и сам давно хотел порвать со своей супругой, да всё не решался. Слабым утешением было и то, что их сын Димка понимал отца.
Всё равно на душе было тяжёло. Но не менее ответственное мероприятие, а, возможно, и самое главное, предстояло ему завтра в офисе. Надо было не просто на какое-то время подменить Лугова. Из разговора с ним следовало – не всё в порядке было в этом «датском королевстве». А многое Лугов мог просто не знать. Это и необходимо было завтра обязательно выяснить.
Гиви опустился в удобное кресло и призадумался. Он чувствовал себя шахматистом, играющим сразу на нескольких досках. И при этом его противники обладали разным мастерством и могли выкинуть всё, что угодно, в самый неподходящий для него момент.
Игра в офисе – не самая ответственная партия. Гораздо серьёзнее партия с теми, кто чуть не лишил его жизни. Он тогда понял свою главную ошибку. Ведь ещё в далёко время, когда он только осваивал азы восточных единоборств его тренер и духовный наставник не уставал повторять: «даже со слабым противником всегда считай его намного сильнее». Но не реже он напоминал и такую фразу: «будь всегда готов, что за одним твоим противником появится следующий. И он может появиться с любой стороны, в том числе и со спины».
Так и произошло. Он успел в тот день рассмотреть лица своих преследователей и понять, к какой группировке они принадлежали. Видимо, произошла такая же ситуация, как при гибели известного лайнера «Титаник», который, как известно, успел отвернуть от небольшой надводной части айсберга, но получил сокрушительный удар от его подводной, более мощной части.
Теперь, размышлял Гиви, чтобы выжить, он должен победить, а победить он сможет, если нанесёт внезапный и сильный, смертельный удар. Если разобраться, он для своих врагов мёртв. И со своим новым лицом, по сути дела, как человек-невидимка, обладает невиданными возможностями. А если ещё сыграть по умному?
Но для этого необходимо очень хорошо подготовиться. И на первом этапе осторожно, но целенаправленно собрать как можно больше информации.
С этой мыслью он набрал телефон Николая Николаевича:
-Алло! Это Лугов!
Часть восьмая
Всего месяц прошёл с того дня, как Лугов приступил к работе над романом, а результаты работы поражали его самого. Если дело пойдёт такими темпами…
… И что, собственно, тогда? Рукопись просто быстрее, чем обычно ляжет в стол, как и многие другие, ей предшествующие.
«Ты над этим не задумывайся!» – раздался вдруг в его сознании давно уже не звучащий голос. Странно, но он обрадовался ему, как родному, и когда тот продолжил, даже от души рассмеялся. Голос стал как будто тише и старался быть очень убедительным:
«Если бы великий Набоков всё время оглядывался, создал бы он свои произведения? – полемизировал невидимый собеседник, - «ты пиши давай, пиши ярче, насыщеннее. И, самое главное, душу вкладывай. А всё остальное придёт, оно пока тебя не касается»,
Душу он и так вкладывал. Герои его романа ожили, их черты выкристаллизовались, а поступки приобрели весомое значение. Они будто бы вместе с Луговым вдохнули полной грудью живительного и целебного воздуха и зажили на страницах будущей книги своей собственной, очень интересной жизнью. Его главный герой - слепой музыкант старался творить так, чтобы как можно меньше людей, услышавших его сочинения, оставалось равнодушными, а большинству посвященных и поэтому счастливых хотелось сорваться с места, закружиться в танце, парить над землей на дельтаплане, купаться под струями водопадов или бежать под облаками далеко-далеко. Иным хотелось попасть снова в те места, где они были когда-то. А некоторым пробудить и освежить музыкой, словно живой водой свои слегка потускневшие воспоминания. В аккордах зарождалась нечеловеческая сила, которая побуждала смеяться и рыдать, любить и ненавидеть.
И такая же могучая сила порой вырывалась из под клавиш его компьютера, заставляла на время оставить в сторону эту главнейшую работу и поразмыслить в спокойной обстановке с тем, чтобы писать ещё лучше.
В такие минуты любил Лугов пройтись вдоль моря в сторону города Лептокария и посидеть в уютном кафе на набережной. Декабрь в этом году выдался по греческим меркам очень холодным. Один раз даже выпадал снег, но быстро растаял, и он, увлечённый своей работой, так в тот день его и не увидел. В кафе он садился у окна, заказывал кофе и долго смотрел на море. Иной раз Лугов вместе с кофе вдруг просил у официанта карандаш или авторучку и чисто из-за баловства записывал на первой же подвернувшейся салфетки такие строки:
…Стемнеет, и город рекламой зальётся.
В вечерних кафе Лептокарии смех,
Пройдите вдоль моря, и вам улыбнётся
В уютном кафе предприимчивый грек.
Хотя языка греки в общем не знают
Но ты улыбнёшься, конечно, ему.
За что-то нас, русских, они уважают.
Вот только за что - я никак не пойму…
Некоторые стихи он, усмехаясь, тут же выкидывал в ближайшую мусорную корзину, а иные сохранял на память. Может, пригодятся. Но стихи были пустой затеей. Он хорошо осознавал своё предназначение. Главным делом его был роман, герой которого попал-таки к этому времени в вожделенную Америку.
Собственно, и Лугов, и главный герой книги его прекрасно понимали: не Америка им была нужна, а волшебная страна, где они не только были бы оценены по достоинству, но где им смогли бы помочь в самом главном. И если бы такие потенциальные творческие и научно-медицинские возможности присутствовали в славном городе Урюпинске или Нефтеюганске, они с эквивалентной силой стремились бы попасть именно туда.
Лугову нравилось уноситься мыслями далеко-далеко. А ещё нравилось быть волшебником. Он понимал: ему по плечу осуществить многое. Всего за месяц его герой прожил необычайно бурную жизнь, а ведь главное было ещё впереди.
Но в один из дней Михаил с горечью осознал, что несправедливо обошёлся со слепым композитором, лишив его права на личную жизнь. Такой человек, безусловно, был достоин не только поклонников, но и поклонниц. Так неужели не нашлось бы среди них одной, всего лишь одной женщины, способной не только высоко оценить и полюбить эту музыку, но и самого талантливого слепого композитора?
Лугов должен исправить это положение, и он хотел это сделать без промедления, но тут же поймал себя на такой мысли. Не зря говорят: бумага всё стерпит. Это на книжных страницах всё возможно, так ведь у него в конце концов не сказка. Роман должен быть жизненным. А что если? Предположим, слепого музыканта полюбит такая же слепая. Или женщина с другими существенными физическими недостатками. Или всё-таки …
Он оделся, вышел за калитку и пошёл вдоль берега моря, которое в этот день штормило. Но он не обращал на это внимания и шагал на некотором удалении от солёных брызг, ожесточённо споря сам с собой.
Он шёл, увязая в мокром песке и не находил ответа…
-Простите…
Лугов повернулся и увидел молодую женщину в изящном тёмном пуховике, стоящую у так называемого «грибка».
-Простите… Вы – русский.
-Да. Но как вы определили? Наверное, по одежде?
-Да нет. Одежда у вас вполне европейская. И вы вполне могли бы сойти за кого угодно – хоть за шведа. Хоть за чеха или югослава. Не важно…
Лугов внимательно вгляделся в лицо незнакомки. Вроде бы ничего особенного не было в этой натуральной блондинке среднего роста лет примерно около тридцати. Обычная фигура. Обычное русское лицо обычной русской женщины, каких немало и в столице и в российской глубинке. Не красавица, но вместе с тем что-то в ней было не просто очень привлекательным, а завораживало своей необычностью. Возможно, летящие вразлёт брови или красивые, очень выразительные серо-голубые глаза.
-Как я определила? – улыбнулась она, - вы мимо меня туда-сюда по пляжу два раза прошли и что-то бормотали. Довольно громко и по-русски.
-А я вас и не заметил, - пробормотал смущённый Лугов, - простите.
-Да что вы! Это вы меня простите, что я вмешиваюсь не в своё дело. Просто мне стало очень интересно. Вы похожи на человека творческого.
-Так и есть, - подтвердил Лугов, - пишу вот роман, да сегодня чего-то он не заладился.
-А что так?
Лугов поделился своими сомнениями.
Незнакомка задумалась и посмотрела в сторону моря, как будто пытаясь там, среди волн с белыми барашками, разглядеть ответ на интересующий их двоих вопрос.
-А скажите, пожалуйста, - повернулся к молодой женщине Лугов, - вот вы, предположим, смогли бы полюбить слепого композитора?
Незнакомка опять задумалась. Так, молча, они простояли некоторое время, может быть с минуту. Затем вместо ответа она протянула Лугову тёплую ладошку:
-Люба.
-Михаил.
Женщина вздохнула. Словно припомнила что-то очень значительное в своей жизни. А потом ответила просто и ясно:
-Если честно, не знаю. Никогда не задумывалась над этим. Может быть, и смогла бы.
*** Из беседы с Николаем Николаевичем Гиви получил кое-какую полезную для себя информацию, но эти сведения породили ещё большее количество вопросов. Вроде бы все в фирме трудились нормально, но оборот и прибыль снизились.
-Бывает и так, Миша, - пытался найти объяснение Николай Николаевич, -это водка только относительно стабильно продаётся. Не считая праздников, конечно. А бензин, например, как сам понимаешь, с сезонными всплесками. Сейчас спад, а три месяца назад, в сентябре завозить бензовозами на заправки не успевали. Может, у тебя то же самое. В общем ты мужик грамотный, разберёшься, что к чему. Удальцов во время твоей болезни, как я замечал во время своих нечастых посещений, особо не скучал. Бегает, крутится. Ты поощри его, парнишка шустрый.
-Если заслуживает, поощрю обязательно, - заверил Гиви.
-Овечкин крутит, зараза, - продолжил Николай Николаевич, - мне доложили: создаёт новую структуру.
-Какую?
-Точно не знаю, но пока твоих дел вроде бы это не касается. Хотя тоже посмотри повнимательнее.
-Ладно. С фирмой разберёмся. Расскажи-ка мне, Николаич, про одну структуру.
Он назвал и почувствовал замешательство в трубке.
-Да ты что! – Николай Николаевич даже голос повысил, - почему они тебя заинтересовали? Это серьёзные ребята. Проворачивают крупные операции с импортом, имеют льготы на уровне правительства. Работают с драгметаллами и редкими металлами типа палладия и, кроме того, с алмазами. У них свои охранные структуры, и есть разрешения на стволы. Даже Гиви с ними не стал бы связываться. И ты поосторожнее.
-А может, стал бы, - ввернул Гиви.
-Гиви был молодец, - похвалил Николай Николаевич, добавив несколько погрустневшим голосом, - такого парня потеряли. Ты, Миша, тоже будь поосторожнее. Я тебя очень прошу.
-Хорошо, - пообещал Гиви.
*** Издательство «Корвет» вполне условно делилось на три подразделения, у каждого из которых были свои задачи. Первое занималось чисто выпуском книг и возглавлялось одним из заместителей Лугова Зинаидой Петровной, проработавшей в типографиях более сорока лет, но продолжавшей трудиться уже в частной фирме Михаила Алексеевича. С книгами Гиви всё было ясно, он отчего-то сразу поверил этой старушке и не стал особо вдаваться в отчётность, поскольку показатели были и так неплохими, чего нельзя было сказать о двух других направлениях – этикеточном и бланочном. Руководство этикеточным производством формально было возложено на начальника отдела Машу, а точнее, Марию Егоровну Конькову, лучшую подругу жены Лугова., а бланочное производство вообще было отдано на откуп Удальцову и находилось в другом офисе вместе с общим главным бухгалтером всего издательства.
Гиви в первые же дни заинтересовался этим необычным обстоятельством, хотя Зинаида Петровна попыталась тут же успокоить его:
-Ну и что же здесь такого, Михаил Алексеевич? У нас на книгах платежи крупные, да редкие. А у Валерия Дмитриевича мелочёвки много, - они ведь иногда и по сто штук бланков печатают. И визитками не брезгуют. Как я понимаю: курочка по зёрнышку клюёт. Вот Валерий Дмитриевич и убедил руководство, что там главный бухгалтер нужнее. А когда надо, Наденька приезжает. Очень милая девушка!
Гиви-Лугов поблагодарил добрую бабушку, не преминув заметить клубочек шерсти и спицы под плитой её письменного стола и по возвращении в своё кабинет немедленно позвонил этой самой милой Наденьке с просьбой предоставить всю отчётность, отметив определённую нервозность в её речи.
-Вы не волнуйтесь. Разберёмся, - миролюбиво заверил он главного бухгалтера на прощание, и разумеется не видел, какую смертельную бледность приобрело вдруг лицо этой девушки. Как не знал и то, что едва положив трубку, Наденька бросилась в соседний кабинет и взволнованно проговорила прямо в лицо Удальцова:
-Звонил Лугов! Только что! Требует всю отчётность к себе. Что нам делать?
Удальцов спокойно выслушал девушку.
-Ну и что ты переживаешь? Как будто в первый раз. Ничего он не накопает там. А по заказчикам ездить и подавно не будет. Некогда ему. А тебе волноваться в твоём положении вредно.
Он вышел из-за стола и положил свою руку на округлившийся живот девушки. Та всхлипнула:
-Я боюсь.
-Иди работай, дурочка, - шутливо потрепал её по щеке Удальцов и, как только за женщиной закрылась дверь, потянулся к сейфу и достал оттуда бутылку коньяка «Хенесси». Налив сразу половину гранёного стакана, залпом выпил, закусив конфеткой.
«Не накопает. Ну, а если и нароет чего, тогда будет второй, силовой вариант разрешения конфликта», подумал Удальцов, который навёл справки о «крыше» Лугова, а точнее, о её отсутствии, - «Вот если был бы в живых Гиви, тогда Николай Николаевич мог бы помочь. А с гибелью этого ловкача-грузина вся охранная структура потеряла свою былую силу, а кое-кто даже уволился».
С этими мыслями он взял калькулятор и продолжил свои расчёты. Однако одна мысль всё-таки не давала покоя:
«Странно вот что. Не успел выписаться из больницы, как с головой окунулся в дела. И сразу на Надюшку наехал. Очень на Лугова не похоже»
Удальцов решил завтра наведаться в офис издательства, расположенный в типографии, чтобы попытаться разнюхать обстановку на месте. Валерий Дмитриевич очень надеялся на свою наблюдательность.
Но этим же необычайно развитым качеством отличался Гиви. Окна его кабинета выходили на дорогу, и он, размышляя о своих делах, поглядывал по старой привычке в окно, как вдруг заприметил одиноко стоящий напротив здания автокран. Присмотревшись он заметил, что он вполне исправен, а водитель его, покуривая, периодически поглядывает на часы.
Вот к нему вышел и Овечкин. Коротко переговорил, махнул рукой. Ожидай, дескать.
«Странно это» - подумал опытный разведчик, - «в типографии рабочий день заканчивается, а директор, наоборот, не торопится. Насколько ему было известно, автокрана в типографии не было, и его всегда приглашали со стороны, изо всех сил стараясь провернуть всю погрузку-разгрузку в утреннее или дневное время. Значит, тут что-то не так».
Он вышел из кабинета, зашёл в киоск рядом со столовой, купил пачку сигарет и зажигалку, хотя никогда не курил. Подойдя к грузовику, зашёл с противоположной стороны, чтобы из некоторых окон здания его не было видно. Шофёр, пожилой, усатый мужчина, заметил его и сам вышел из кабины.
Гиви закурил сам и с открытой улыбкой угостил сигареткой водителя, щёлкнув зажигалкой и первым начав разговор:
-Давайте закурим что ли! Василий Владимирович мне навстречу попался, сказал: надо немного подождать.
-Да директор ваш только что выходил, - сказал: не волнуйтесь, всё почти готово.
-А маршрут-то проработали? - простецки протянул Гиви, выпуская клуб сизого дыма, - этакая-то бандура не по любой улочке проедет.
-Тут не очень далеко, по окружной, а потом по Варшавскому, там в здании бывшей котельной и разгрузимся. Там, где будет ваш филиал.
-Ну да. Вы осторожно поезжайте, - улыбнулся Гиви, которому хорошо было известно это место, но ничего про филиал Пригородной типографии.
-Мне ваш директор уже говорил. Оборудование новое. Два «Ромайора», чешский «Доминант», резак гидравлический и копировальная рама. Не дай Бог, стукнешь, сказал – вовек не рассчитаешься, - озабоченно проговорил водитель. Он посмотрел на часы.
-А компьютеры и принтеры со сканерами на легковой, наверно, отправили? – ещё шире улыбнулся Гиви.
-Конечно, – согласился шофёр, - очень хрупкие штуковины. Их Ахмед на своём джипе ещё утром увёз.
-Ахмед? Ну, как же знаю, – спиртом занимается. Чеченец.
-Чеченец или другой кавказец – мне без разницы. Платит хорошо, не обижает, – сказал водитель.
-Это точно, какая разница, лишь бы человек был хороший, - согласился с ним Гиви, подумав, что ему лично, чтобы не засветиться, пора бы уходить, - ладно, желаю успеха.
«Полностью типография в сборе» – сообразил Гиви, - «Очевидно, создаются полиграфические мощности, сопоставимые с мощностями Пригородной типографии и, кажется, ясно для чего. Но как Овечкин ловко всё провернул?»
Гиви выяснил весьма интересные факты, и теперь у него была другая задача. Он прекрасно понимал: если в деле Ахмед, который никогда не любил лишних свидетелей и делал так, чтобы их практически не было, стало быть было бы неплохо как можно скорее незамеченным удалиться домой.
Это было не так сложно.
*** В напряжённой работе прошёл январь. Но слепой музыкант в романе Лугова получил, наконец, ответ на важный вопрос из уст русской девушки Любы. Правда, она не сообщила своё мнение ни в тот день, когда познакомилась с Михаилом, ни в другие дни последующей недели, которую она провела в Греции, а сделала это лишь в самый последний вечер.
Стоит заметить: девушка Люба была здесь с сугубо деловой целью. Московская фирма, где она работала, занималась импортом шуб из Греции и командировала её на короткий срок в эту страну с целью обеспечения поставок.
Люба с поставленной задачей успешно справилась. Вечера были у обоих свободны, и Михаил с удивлением отмечал, что прогулки по берегу моря не только не сказываются на написании романа, но, наоборот, влияли весьма положительно. После таких бесед он садился за компьютер и писал с удвоенной энергией.
В воскресенье они вместе съездили на машине Лугова в Афины, преодолев четыреста километров всего лишь за три часа, и пробившись, наконец, по запруженным улицам к Парфенону, долго молча ходили по древнему храму, поражённые его величием. А девушка, успешно закончившая в своё время исторический факультет Уральского университета, рассказывала об этой древней стране и особенно о выдающихся деятелях её многовековой истории и культуры, сообщив немало интересного и совершенно нового для Лугова.
-Вам бы, Любаша, преподавать. Такой талант пропадает, - замечал Лугов.
-Так я и преподавала одно время. Только бросила это занятие. Мне ведь надо ребёнка ещё кормить, а преподаватели истории, судя по их мизерной заработной плате, у нас в стране, не в почёте. Вот и подалась я в специалисты меховых дел.
С мужем она разошлась несколько лет назад, и эту тему затронула лишь однажды. А Лугов сам и не спрашивал. Он вообще был робок с женщинами.
В тот вечер он отвёз её на машине в аэропорт города Салоники. Девушка молчала всю дорогу, искоса поглядывая на Михаила, а непосредственно перед расставанием, когда машина остановилась у здания аэропорта, вдруг спросила:
-Вы со всеми девушками такой робкий?
-Нет, только с теми, которые нравятся, - попытался пошутить Лугов, но понял, что это было очень похоже на правду.
Люба ему действительно нравилась, но в то же время казалась строгой и неприступной, в чём он успел убедиться, когда ему приходилось однажды наблюдать, как ловко она ставит на место некоторых чересчур назойливых греков, пытавшихся оказывать знаки внимания.
-Это вы зря! – просто заметила она, - а вы мне, между прочим, очень понравились. Вот приеду в следующий раз – так просто не отделаетесь. И давай на «ты»!
Она улыбнулась своей милой и обворожительной улыбкой, а затем взяла да и поцеловала его прямо в губы.
-Так я же женат, - покраснел Лугов. И поспешил добавить:
-Формально… Друг сообщил – моя жена сама подала на развод.
-Для меня штамп в паспорте – это не главное, - заключила девушка.
-А скажи, тебе мой роман понравился? – спросил Михаил, прочитавший своей знакомой несколько первых глав.
-Да, - ответила Люба, - я подумала и решила: если человек интересный, я смогла бы жить с ним, даже если он слепой. Более того, я вполне могла бы полюбить такого человека, заботиться о нём и жить для него.
-Пожалуй… - согласился Лугов, - я буду очень скучать без тебя.
Он ехал домой по шикарной автостраде и из памяти его долго не выходил образ красивой русской девушки. Он вспоминал её и в те минуты, когда выходил на свои прогулки, и когда ехал с сторону Афин, направляясь однажды к Давиду.
Он звонил в Москву Гиви один раз в неделю и один раз в неделю Димке. Знал бы он, что папа находится не на другом конце города, а за две тысячи километров от него. А Любаше стал звонить дважды в неделю, и когда однажды трубку снял мужчина, а потом передал девушке, долго не мог уснуть ночью, всё ворочался и ворочался.
И с особой силой почувствовал, что значит для него эта девушка, осознав, что полюбил…
А Люба, видимо также почувствовав его состояние, вдруг удивила ранним утренним звонком.
-Ты, наверное, хочешь спросить, кто это вчера поднял трубку моего телефона? – без всяких предисловий спросила она, - это Алексей, мой друг. Он когда-то у нас в фирме работал, а сейчас помогает мне делать ремонт.
-Понятно… - протянул Михаил таким тоном, что девушка резко оборвала его:
-Ничего тебе не понятно. У нас с ним ничего не было. И не будет. Он женатый человек. Правда, он объяснился мне год назад в любви, но у него двое маленьких детей, и я решила не рушить его семью. Знаю, как тяжело одной поднимать сына. А двоих… Одним словом… мы перевернули эту страницу.
Связь неожиданно прервалась, но Лугов не стал набирать номер. Ему надо было собраться с мыслями. Может быть, он сам виноват с его дурацкой нерешительностью. Ведь в конце концов не монашка же она. Скорее бы приехала сюда ещё раз. Тогда бы он постарался всё исправить.
Всякие мысли лезли в голову, но он ожесточённо гнал их прочь, набросившись на написание своего произведения с удвоенной энергией.
Слепой композитор давно уже жил в Америке, создавая в этой сытой и благополучной стране свои гениальные творения. Он, наконец, был вознаграждён большой удачей в личной жизни, когда одна из поклонниц полюбила не только музыку, но и её автора. Лугов описал предмет его увлечения с особой тщательностью и выразительностью.
Михаил напряжённо трудился почти до утра, чего с ним раньше никогда не случалось. А днём, перечитывая снова и снова отпечатанные на лазерном принтере листы, поразился: в той девушке из романа он описал Любашу.
Если бы Лугов был художником, то увешал бы её портретами все восемь комнат большой виллы у моря . Но, к великому своему сожалению, он совсем не умел рисовать.
*** Гиви третий час подряд корпел над документами, которые ему привезли из центрального офиса, делал выписки, производил нехитрые расчёты. И нисколько не сожалел о затраченном на это времени. Его увлекла эта проверка, и он обнаружил в некоторых документах любопытные для себя моменты. Отчего, предположим, многие заказчики, как сговорились, стали осуществлять не полную, а пятидесятипроцентную предоплату. Или почему, например, усиленно закупались материалы под заказ, который вообще до сих пор не оплачивался, а другой заказ, оплаченный, второй месяц стоял без движения. Всё это было более, чем странно.
Гиви позвонил по одному телефону, указанному в фирменном бланке письма на имя Лугова. Но не одному из хронических должников издательства, а как раз наоборот. В ту самую организацию, которая аккуратно заплатила всю сумму без промедления и вежливо представился:
-Лугов Михаил Алексеевич. Издательство «Корвет».
-«Корвет»! Наконец-то! Инструкции на электроплитку всё-таки напечатали? А когда доставите? – зарокотал в трубке голос начальника отдела снабжения, - что же это вы нас, братцы, подводите? Мы ещё месяц назад оплатили всю сумму по счёту, а вы … Сколько лет работаем с вами, и никогда такого безобразия не было! Мне вчера директор такое на оперативном совещании высказал! Я уже звонил вашему заместителю … как его? – в трубке запнулись, … - Валерию Дмитриевичу.
-Когда вы звонили?
-Так сразу же после разноса нашего директора и позвонил. Чего откладывать? И он заверил, что всё будет готово. Сослался на поломку печатных машин, нехватку рабочих рук.
-Какую поломку, какую нехватку? Какому моему заместителю. Никакой он не заместитель, – не смог сдержать изумления Гиви, который вдруг понял, что если будет дальше разговаривать, не разобравшись в данной ситуации, то попадёт в глупую ситуацию.
-Примите мои извинения за задержку. Разрешите заверить: я, как директор разберусь и ваш заказ будет выполнен и доставлен в кратчайшие сроки, - успокоил он снабженца.
-А что, Зинаида Петровна, - звонил Гиви тут же ветерану полиграфического фронта, - сложная это штука – инструкция на электроплитку?
-Чего же там сложного, Михаил Алексеевич? – искренне удивлялась бабушка, - хотя тираж и приличный, вся инструкция - листочек бумаги, вчетверо сфальцованный. На полдня работы!
-А чего же тянете? Заказ-то давно оплачен.
-Так ведь Удальцов тормознул. А запустил другие заказы. Много!
-Какие?
-Ну, бланки пенсионного фонда, например.
-Понятно, спасибо, - благодарил Гиви, углубляясь в бумаги. Пенсионный фонд одного из районов заплатил всего лишь половину, а исполнению заказа дана «зелёная улица». Очень интересно!
А вот и их телефончик! Разумеется, не дело директора тормошить должников ввиду их задержек с оплатой, на это есть другие сотрудники, но уж больно интересно становится.
-Здравствуйте, будьте добры пригласить главного бухгалтера, - беспокоил Гиви, - извините ради Бога. Издательство «Корвет». Тут за вами должок за бланки. Пятьдесят процентов вы перечислили платёжным поручением № 324, а другую половину пока нет, хотя отгрузили мы вам по накладным всё в полном объёме.
-«Корвет»? Минуточку! Сейчас посмотрю! – слышался приятный девичий голосок.
Гиви, воспользовавшись паузой, сделал большой глоток кофе. И чуть не поперхнулся, когда тот же милый голосок сообщил:
-Да нет, мы вам почти сразу же и вторую половину оплатили. У меня и платёжка есть. Вы, пожалуйста, проверьте по своему банку. Это иногда случается.
-Конечно, - согласился Гиви, - мы обязательно проверим. А что у вас финансовое положение ухудшилось? Почему раньше оплачивали сразу всё, а теперь по пятьдесят процентов.
-Так ведь по вашей же просьбе, - удивилась девушка, - вот у меня тут, в папке, и письмецо ваше подшито. Как вы просили, так мы и сделали.
-Хорошо, - согласился ещё более поражённый Гиви.
Он набрал ещё два номера. И картина стала вырисовываться ещё более любопытная.
На следующий день утром Гиви вместо того, чтобы ехать на работу, заехал сначала в отделение пенсионного фонда и постучал в одну из дверей. К его удивлению обладательницей приятного девичьего голоска оказалась дородная, обесцвеченная перекисью водорода, дама лет тридцати пяти – сорока. Она охотно вызвалась помочь Гиви, который, естественно отрекомендовался Луговым, и быстро нашла нужный документ.
-Вот, пожалуйста, - кокетливо улыбаясь, дама протянула ему папку с закладкой, - всё, как я вам вчера и говорила. А привезла это письмо Наденька. Мы её хорошо знаем. Такая девушка приветливая. Чай с нами пила. Конфетами «Птичье молоко» угощала.
Но Гиви, не слушая её щебетанье, углубился в бумаги.
Фирменный бланк его издательства. Обычный бланк. Какой и используется для деловой переписки. Письмо, набранное на компьютере и выведенное на незнакомом лазерном принтере с полосой слева на имя начальника отделения от имени М.А. Лугова с короткой просьбой ввиду изменения номера расчётного счёта издательства вторую половину по счёту такому-то перечислить на новый расчётный счёт. И реквизиты …
Вместо знакомой подписи Михаила Лугова палочка и размашистая подпись Удальцова. Что-то ещё не так! Ах да! Печать! Такая же на первый взгляд, как и хорошо знакомая ему по всем недавно изученным документам. Но нет! Не она! Вот по ободку отличительная особенность – иная мелкая надпись – не «г. Москва. Северо-Восточный округ», а «г. Москва. Центральный округ».
-А счёт на вторую половину можно посмотреть?
-Конечно, - ещё более приветливо заулыбалась женщина, - а может, чаю?
-Нет. Спасибо, - Гиви взял и другой документ. Так и есть! Расчётный счёт другой. Но ещё больше его поразило, что в бланке счёта на оплату в самом низу значилось:
Директор издательства «Корвет» В.А. Удальцов
Вот это да! Зато теперь всё встало на свои места!
И Гиви попросил разрешения взять на время оба документа.
Часть девятая
Вчера вечером Лугов закончил роман и с нетерпением ждал, когда приедет Любаша. Ему очень хотелось, чтобы именно она выступила первой читательницей его произведения. Тем более, что она уже прочла три из четырёх частей его ранее, и теперь должна будет узнать, наконец, что же стало с главными героями книги в самом конце повествования.
А закончилось всё в романе просто замечательно. Талантливому композитору из глухого российского городка чрезвычайно продвинутые американские хирурги сделали уникальную операцию, и зрение было восстановлено. Счастливая пара улетела на Гаваи, где на последних страницах романа плавала в ласковом море на быстроходной яхте, наслаждалась гавайской кухней в ресторанах, ныряла с аквалангом и при этом своими глазами любовалась сочными красками яркой южной природы архипелага. Тем более, что будущее их было безоблачным, как гавайское небо: ещё со слепым композитором был заключен ряд долгосрочных контрактов на гастрольные туры по большим городам Соединённых Штатов и Канады, и следовательно финансовое положение их должно быть устойчивым, как статуя Свободы. Да и до гастрольного тура денежки у них водились.
Люба должна была прилететь завтра с вечерним рейсом, и Лугов вот уже два дня откровенно бездельничал. Он хотел было заняться уборкой, но обнаружил, что приходящая домработница – пожилая гречанка – так ревностно относится к своим обязанностям, что ему попросту не оставляет никакой мало-мальской работёнки.
Лугов решил было совершить обычную прогулку вдоль моря, но свирепый ветер, часто дующий с моря в конце февраля, загнал его обратно на виллу. Он давно не беседовал со своим невидимым другом, и был бы не прочь получить от него хоть какую оценку своего труда. Однако тот не появлялся, и даже при сражениях Лугова в шахматы с компьютером, ничем не проявил себя, хотя раньше очень любил советовать.
Этим баталиям он посвятил весь день, а ближе к вечеру обнаружил в большом холле первого этажа за большим камином стопку американских газет и решил освежить свои знания английского.
Газеты были летние и непонятно как попали на виллу. Возможно, они остались после какого-нибудь постояльца ближайшего отеля, где добрая гречанка-домработница также работала горничной, и экономная женщина принесла их для растопки дров в очаге, но камином Лугов не пользовался, так как и так в комнатах поддерживалась вполне приемлемая температура. Как бы то ни было, но он с интересом углубился в чтение и вскоре наткнулся на весьма интересное объявление.
Американское издательство, название которого абсолютно ничего не говорило ему, объявляло конкурс прозаических произведений крупных форм и, что самое интересное, – до конца завершения конкурса ещё был целый месяц. Он бросился к компьютеру с газетой и набрал адрес электронной почты, указанной в объявлении.
Невероятно! Пять лучших произведений, помимо награждения их авторов весьма высокими денежными премиями и дипломами, будет экранизировано на киностудии, принадлежавшей той же мощной киноиздательской корпорации, что и упомянутое в газете издательство! Лугов с удивлением обнаружил, что таланты предполагалось искать по всему белому свету, отчего в международное жюри принимались произведения, написанные не только на английском, но и на немецком, французском, испанском, португальском и русском языках.
«А чем чёрт не шутит!» – вдруг послышался знакомый голос, и Лугов вздрогнул от неожиданности.
-«Ты, наверное, газеты подбросил?» – задал он вопрос невидимке.
-«Да ты с ума сошёл! Я и перышко из твоей подушки не способен в воздух поднять!» – откликнулось в его сознании, - «повторяю: это не я».
Но Лугов был не уверен в этом.
*** Вечером следующего дня он с огромным удовольствием готовил на кухне плов для Любаши, которая отдыхала с дороги в глубоком кресле и дочитывала его роман. Михаил пока ничего не рассказал ей о том, что взволновало его в американской газете. Он решил сообщить это тогда, когда узнает её мнение о романе.
После двух рюмочек «Метаксы» за встречу и здоровье долгожданной гостьи Лугов задал свой вопрос.
-Не обижайся, Миша, но конец романа мне не понравился, - напрямую заявила Люба, - если бы ты не был талантливым писателем, тогда другое дело. Сколько подобных книжек издаётся крупными тиражами и валяется затем по киоскам. Но ты способен на большее. Ты даже плов, например, готовишь так, что он становится настоящим произведением искусства.
Лугов пропустил мимо ушей комплимент его кулинарным талантам:
-А конкретно, что тебе не понравилось?
-Хэппи-энд. То, что произошло у тебя, легко прогнозируется и оттого роман твой похож на подобные романчики, как две рыбы одной породы, отличаясь лишь своим размером и незначительными особенностями поведения.
-А я даже хотел его двинуть на конкурс, - разочарованно протянул Михаил.
Он с некоторой грустью поведал Любаше о том, что ему посчастливилось узнать в американском издании.
-А я бы не торопилась с публикацией. На твоём месте вернулась бы снова к роману и многое изменила бы в нём. Тем более, что ты собираешься участвовать в таком грандиозном мероприятии, - заметила на это она.
Лугов налил по третьей рюмочке коньяка и призадумался. Если честно, ему самому не очень нравилось чересчур уж благополучное завершение романа. С одной стороны, бедный композитор так настрадался по всей своей предыдущей жизни, что вполне заслуживал снисхождения и спокойной, обеспеченной старости. А с другой стороны, он слышал мнение: что сытый и благополучный человек уже не способен в полной мере проявить себя в творчестве и довольствуется в лучшем случае тем, что было наработано им же раньше.
-А ведь ты права! – воскликнул Лугов, - я непременно переделаю роман! Хотя и говорят, что всё гениальное просто, но простота пареной репы мне тоже не нужна.
-А давай прогуляемся по набережной, - предложила Люба.
-С удовольствием, - откликнулся Лугов, – тем более, ветер стих.
В тот вечер они долго не возвращались домой, а потом долго не могли ещё уснуть после того, что случилось по возвращении, как будто заново знакомясь друг с другом.
***
Лиана с утра должна была зайти в платную женскую консультацию, а затем ехать навещать своего формального мужа Сергея, который вот-вот должен был выписаться из клиники, и уже одевала пальто, как вдруг раздался телефонный звонок.
Это как раз и был Сергей. Сухо сообщивший, что после выписки переезжает жить к Фаине – той самой краснолицей дебелой санитарке, которая жила с ним, как жена, и вот теперь он, наконец, принял, решение.
-На развод подам в ближайшие дни. И ещё. Фая помогла мне с работой. Её брат меня берёт к себе в магазин автозапчастей.
-Замечательно, - отреагировала Лиана, и Сергей повесил трубку.
Она сообщила эту новость маме, и та философски заметила:
-Наверное, так будет лучше вам обоим.
Сложнее было объяснить ей такую совершенно неподвластную разуму пожилой женщины вещь. Что произошло на самом деле с Гиви? И они решили ничего не говорить ей. Пока это слишком опасно. А там видно будет
В один из вечеров после того памятного дня, когда она встретила Гиви в новом облике, Лиана заметила:
-Мама! Я встретилась с одним человеком и хочу переехать к нему.
-Ох, дочка! – только и вздохнула Ирина Ивановна, зная твёрдый характер своей дочери, - а как он к твоему будущему ребёнку относится?
-Как к своему, - сказала истинную правду молодая женщина.
-Хорошо, познакомишь меня, ладно? Меня-то хоть будешь навещать, старую?
-Ну, а как же, - улыбнулась Лиана. Она обняла мать и прильнула к ней, вспоминая то время, когда делала это, будучи совсем маленькой девочкой.
После того, как Лиана вновь обрела Гиви, она больше всего на свете боялась потерять его. Переехав к любимому, молодая женщина всегда старалась находиться рядом и очень любила отдыхать, прислонившись к его широкому плечу на диване. В таком положении она часто вспоминала их детство и юность, словно уносясь в сказочную солнечную страну, где можно было отогреть свою израненную душу.
-А помнишь, Гиви, как мы в пятом классе участвовали в конкурсе на лучшую самодельную игрушку? И Вано принёс игрушечную змею. Она была так похожа на живую, что, когда перед уроком труда мы бегали с ней по коридорам, многие пугались по-настоящему, А визг стоял такой, что до конкурса эта игрушка не дошла. Помнишь, почему? Её на перемене отобрал директор школы. Помнишь?
-Ещё бы! – улыбнулся Гиви.
-Из чего он сделал эту штуковину? Знаешь?
-Обыкновенная верёвка, которую Вано мастерски обшил кусочком материи, а потом наклеил пластмассовые чешуйки и покрыл лаком, который ему принёс отец с завода. Самое главное. Чтобы змея была, как настоящая, надо было сделать живые глаза. И Вано справился - глаза у той змеи были как живые. Страшные!
Гиви вдруг тяжело вздохнул и тогда Лиана, тонко чувствуя его настроение, спросила:
-О чём это ты?
И Гиви отвечал:
-Не хотел тебе рассказывать, но наш Вано погиб. В Южной Осетии. Он подорвался на мине-растяжке и умер не сразу. Меня в то время там не было, но мне рассказывали. Ему оторвало обе ноги, осколками было нашпиговано всё тело, ему было очень больно, и он до самой смерти пел, чтобы не кричать от дикой боли. А перед самой смертью всем своим друзьям велел передать привет.
Гиви вздрогнул и спохватился:
-Зачем я тебе эти подробности рассказываю? Тебе в твоём положении надо волноваться как можно меньше.
Раздался звонок в дверь. Гиви повернулся к Лиане:
-Мы кого-нибудь ждём? Мама твоя, кажется, в пятницу к нам в гости собиралась? А сегодня среда.
Он кошкой и немного боком проскочил к двери и заглянул в дверной глазок. Затем открыл дверь. На пороге стояла пожилая женщина с воспалёнными красными веками над заплаканными глазами.
-Я Надина мама.
-Проходите, - засуетилась Лиана, - присаживайтесь.
-Спасибо, - поблагодарила женщина, - я вижу: вы тоже в положении.
-Тоже? – спросила Лиана.
Женщина кивнула:
-Только у Наденьки срок поменьше.
-Надежда Васильевна беременна? - удивился Гиви.
-Да, Михаил Алексеевич, - подтвердила мать бывшего главного бухгалтера «Корвета», - и беременна от этого подлеца. Это он обманом вовлёк её в это преступление. А теперь всё на неё сваливает. Дескать, это Наденька подкинула ему такую идею. А она не могла, просто она такая доверчивая. Наденька у меня единственная дочь.
Женщина зарыдала:
-Помогите, Михаил Алексеевич! Христом-Богом прошу! Она сидит в камере с уголовницами! Это ужасно!
Гиви всегда собранный и уравновешенный, был растерян. Он понимал горе матери, но ничем практически не мог помочь в данной ситуации.
-Поймите, я ничего не решаю. Единственное, что могу сказать это то, что суд, безусловно учтёт беременность вашей дочери при определении наказания.
И когда за рыдающей женщиной закрылась дверь, добавил:
-Очень жаль их обоих, но в нашей жизни за всё надо платить.
И тяжело вздохнул.
*** Лугов с новыми силами накинулся на роман, но у него ничего не получалось. Михаил набирал страницу, читал и стирал заново. Он вспомнил, что в школе перечитывал и рвал свои первые стихи, и ему стало весело.
«А почему рвал? Стало быть, сам ставил оценку и, как в прыжках в высоту, поднимал планку всё выше и выше», - подумал он. Нечто подобное с ним происходило и сейчас. Только задачи стояли помасштабнее.
Наконец, он придумал, как должен развиваться сюжет.
-Любашка! - не проговорил, а прокричал он в телефонную трубку, - наш герой не выдержал испытания славой.
-Такое бывает, - спокойно проговорила она, и Лугов бросился творить дальше.
Он опять ощущал себя исследователем человеческой души, которая представлялась ему бесконечной Вселенной. И, начиная с освоения части маленькой Галактики, он, конечно же, знал о бесконечности целого мира, но и не предполагал, насколько бесконечна окажется эта, ничтожно малая её часть. Насколько бесконечным может стать исследование человека, и в том числе его самого.
-Вот море! – сказал он сам себе, выйдя на побережье, - на первый взгляд огромно и безгранично. Но я знаю, что там за горизонтом, очень далеко есть земля, и её в конце концов можно достичь, и, по большому счёту море, невелико. Человек, напротив, на первый взгляд невелик. Однако, чем больше исследуешь его, тем больше он становится, вырастая, как объект исследования, до поистине гигантских размеров.
Кто я? Что я? Вопрос задаю,
Вечный, как и само мироздание,
Не познав ни души, ни себя самого,
Я ничтожной пылинкой стою
На краю
Океана познания...
Я огромен,
Поскольку частица его…
Эти строчки записал он по возвращении домой, и понял важное: насколько велика должна быть его ответственность. Он ощутил себя не просто в роли исследователя, но творца. Правда, в узких рамках предоставленных ему полномочий.
Предоставленных неизвестно кем и когда…
*** Невозможно очень коротко без ущерба для всеобъемлющего понимания пересказать содержание даже последних страниц в конце романа, а не то, что его самого. Скажем так: герой романа Лугова взял да и не выдержал испытание. Испытание славой и, если хотите, деньгами. А может его нельзя было подвергать такому испытанию? Ведь если человека очень долго не кормить, то есть совсем не давать есть, а потом вдруг предоставить ему возможность насытиться от пуза, не всякий человек выдержит. И это общеизвестно. Вот и герой Лугова, его любимый пианист, композитор и, как выяснилось, вполне привлекательный мужчина, оглядевшись в Америке, увидел не просто высокие здания, роскошные отели и мощные автомобили и широкие автострады, но и множество обожающих его женщин.
Первая из них, на удивление стройная и красивая американка, познакомившись с ним, можно сказать, по работе – она обеспечивала его гастроли по стране и к тому же была страстной любительницей классической музыки, влюбилась в героя не столько как в композитора, сколько в его фантастическую, сочную, будоражащую воображение музыку. Он и не мечтал о такой женщине, отчего-то считал, что она некрасива, а когда открыл глаза после операции и воочию увидел её, то очень удивился и ещё больше полюбил. Однако с гениями тяжёло приходится в быту – они нередко капризны и эгоистичны, тем более, что не испытывают недостатка в повышенном внимании со стороны других людей, в том числе и со стороны особ прекрасного пола.
Талантливый композитор, продолжая сочинять музыку после возвращения с Гавайских островов, заметил, что в этом плане у него наступил творческий кризис – явление в общем-то для гениальных людей типичное. Как он поссорился со своей некогда горячо любимой женщиной, в общем-то тоже не важно. Обычно, это случается из-за мелочей, но истинная причина может лежать гораздо глубже.
За первой ссорой последовала вторая, затем третья. Даже Лугов не стал их подробно описывать в своём романе. Тем более и я не стану этого делать в своём.
В один такой день прекрасная американка, носившая короткое, как удар хлыста, совсем не романтическое имя Джейн собрала вещи и покинула большой дом композитора с простой русской фамилией Богданов. А он сначала как будто бы не придал значение этому событию. Однако спустя неделю начал тосковать, перестал писать музыку. Зато обратил своё внимание на большой ассортимент спиртных напитков в американских барах.
В одном из таких заведений он познакомился с другой женщиной. Потом ещё с одной. Эти особы требовали не только повышенного внимания, но и больших денег, которые имели способность испаряться, как эфир с протянутой ладони. Очень скоро наступил такой момент, что деньги почти кончились, и наш композитор был вынужден снизить обороты своей разгульной жизни и серьёзно призадуматься над вопросом: как и, самое главное, на что жить дальше.
К счастью, к этому времени у него появился открытый и преданный, доброжелательный американский друг с лицом покорителя Дикого Запада и типично американским именем Ли, который не оставил его наедине с этой проблемой, а приспособил для создания музыки к кинофильмам и даже к рекламным роликам. Этот заработок и начал кормить героя романа Лугова
Как бы то ни было, а так он прокантовался около года и совсем бы уже привык к своей жизни в сытой и благополучной Америке, кабы не совершенно русская душа его, которой не хотелось покоя, как сердцу из известной песни. Душа его начала тосковать, а он утешал её, подливая вина, от которого она не пьянела, а только болела ещё больше.
Было очень непонятно: по любимой и единственной девушке с именем, коротким как удар хлыста или по своей далёкой родине душа его страдала сильнее, но разболелась она до такой невыносимой степени, что его чуть было не причислили к касте душевнобольных. Если бы не американский друг с лицом покорителя Дикого Запада. Он вытаскивал его из самых немыслимых заморочек, будучи настоящим американским другом. А в свободное от этого время находился в коротких командировках. Ведь он тоже должен был делать деньги…
Так он оказался в одном большом американском городе и, отдыхая в каком-то скверике, вдруг заметил очаровательную девушку с коляской, в которой признал любимую девушку композитора Богданова, а в ребёнке, как вы все правильно догадались, именно сына талантливого музыканта.
Гордая девушка жила в самой богатой и сытой стране мира и к тому же имела сбережения, позволяющие ей быть такой гордой. Друг с именем Ли немедленно рассказал всё, что увидел композитору, который тут же заказал авиабилет на ближайший утренний рейс, и пока целую ночь терзался в ожидании встречи с единственной и неповторимой, вовсе не для того, чтобы скоротать время, сел вдруг за рояль и создал величайшую симфонию. Это произведение он отчаянно проиграл ей при встрече. От громких звуков музыки наверху проснулся их общий малыш. И горько заплакал, но увидев лицо своего настоящего папочки, вдруг успокоился и умиротворённо заснул. А девушка с именем, похожим на удар хлыста, услышав чудесную симфонию, посвящённую ей, окончательно простила своего непутёвого и жутко талантливого бывшего возлюбленного, создавшего такое великолепное произведение.
Тем более, что после страстной и бурной ночи он написал ей ещё одно, а после завтрака, за которым они обсудили детали предстоящего мирового турне, третье...
…Спустя несколько месяцев сыграли свадьбу…
На ней американский папа с бабочкой и в ковбойской шляпе и американская мама со следами былой красоты на лице познакомились с простыми российскими родителями, которые нисколько не тушевались в гостях, иногда украдкой ковыряя в носу и кушая от пуза. Они вели себя абсолютно раскованно и свободно на удивление всей высокой публики, хотя никогда в своей жизни дальше райцентра не ездили.
-Ничего удивительного, - объяснял этот феномен счастливый и очень новобрачный композитор, - тот, кто нырял в прорубь, меня поймёт. В ней тоже не холодно. Обжигает! Вот в областном центре они бы поёрзали! А здесь, как в проруби – в состоянии шока.
И уступая просьбам публики, удалялся к роялю. Зазвучала чудесная музыка, и она заполнила собой всю последнюю страницу романа…
-Ну как? – спросил Лугов Любу, когда та закончила чтение до конца.
-Что-то мне и этот конец не нравится, - честно и откровенно сказала она.
-И мне, признаться, тоже, - вздохнул Лугов.
–Что будешь делать?
–Работать!
*** Гиви подъехал к зданию бывшей котельной затемно и заблаговременно потушил фары своего «Ниссана». Поставив автомобиль за соседнее строение, он тихо прикрыл дверь и бесшумно двинулся к забору. Посмотрев в щель и увидев свет в одном из окон первого этажа, решил не раздражать понапрасну ночного сторожа и двинулся вдоль дощатого забора и вскоре увидел то, что хотел. Вытащив пару досок, легко протиснулся внутрь территории. Подойдя к огромному контейнеру, достал фонарик и посветил туда, как научил Лугов.
Лучик света выхватил из недр металлического короба тонкие металлические пластины.
–«Столичная, московская, экстра, горькая лимонная» … - где прочитал, где догадался по знакомым изображениям Гиви, - «вот, значит, что вы тут, господин Овечкин печатаете. С размахом! Вагонные поставки - не иначе!». Он бросил взгляд на рулоны бумаги, стоящие под навесом и тем же путём выскочил наружу, прихватив несколько металлических пластин.
Утром, всего через четыре часа, он должен был встретиться с некоронованным королём спиртоводочной мафии, и встреча эта многое могла изменить. Наблюдательность и хладнокровие никогда не подводили Гиви, которому удалось сделать поразившее его открытие: одни и те же люди чуть было не лишили жизни его и Лиану тогда, на загородном шоссе и теперь активно занимаются переоборудованием бывшей котельной в подпольную мощную типографию.
Он чуть не вскрикнул от удивления, когда в один из вечеров своего скрытного наблюдения за объектом заметил знакомый автомобиль, некогда преследовавший его, а потом и двух парней, вышедших из машины и проследовавших внутрь здания. Там уже находился Овечкин, а спустя пять минут проследовал Ахмед, джип которого с находящимися внутри водителем и двумя охранниками долго стоял с потушенными фарами. И вот он сидит в уютном ресторане за чашкой кофе, беседуя с человеком, который тоже принадлежит к их лагерю. И этот могущественный человек вправе не поверить ему, и очень жёстко и просто закончить их беседу с чужаком, посмевшим бросить тень на его, короля, подданных.
Но вместо этого спрашивает Гиви:
-Чем можешь доказать свои слова?
И Гиви, не раз и не два, прорабатывающий в уме возможные варианты и последствия такого разговора, просто даёт ключ от багажника своей автомашины:
-Пригласите своих людей. Попросите принести формы, всё тогда станет понятно.
И пока телохранители шефа, стоящие всё это время за дверью, заходят по сигналу и тот повторяет просьбу, Гиви успевает пояснить:
-Вся работа идёт по ночам, а к рассвету готовые этикетки увозят в цех розлива. Мне удалось узнать, где он.
Гиви наглядно, что называется, «на пальцах» раскрыл всю схему левого оборота, а также то, как Овечкин на бумаге списывал устаревшее оборудование, а на самом деле вывез действующие станки, а в заключение добавил:
-Придумано гениально. Все знают, что время тоже деньги, но чтобы столь незначительное время превратить в настолько большие деньги – это надо уметь. И по сути дела они ведь вас не обманывают – ваши средства - все до копейки будут возвращены точно в расчётный срок, а между тем значительная часть их начала крутиться раньше, чем вам доложили, и с каждым днём отыгрывается приличный процент.
-Сволочи! Крысы! – подвёл итог собеседник Гиви, - покрупнее, чем те, о которых ты мне рассказывал. Говори: что ты хочешь от меня?
-Одного, - проговорил он, - я вам ничего про это не говорил. А своим людям вы можете объяснить, например, что я приехал просить вас выступить в роли спонсора моего нового журнала. Или просить денег на издание нового романа.
Собеседник Гиви ухмыльнулся:
–Нового романа? Не беспокойся. Я соображу, что сказать. А ты имей в виду: за слова свои отвечаешь. Если твоя информация, Лугов, не подтвердится, не обижайся. Правила игры знаешь.
–Знаю, - подтвердил Гиви, пожимая тяжёлую крепкую руку с массивным золотым перстнем.
Он вышел из ресторана в сопровождении телохранителей и ощутил липкий пот на спине…
*** Ощущение опасности долго ещё не покидало Гиви, весь этот день он чувствовал себя уходящим от погони и готовым к решительной схватке, и даже Лиана, встретившая вечером тёплым ужином, внимательно глядя на него, поинтересовалась:
-У тебя всё в порядке?
-Всё хорошо. И, надеюсь, будет ещё лучше. Ты лучше расскажи про свои дела. Как ты себя чувствуешь?
–Хорошо. Так хорошо, как может себя чувствовать женщина на восьмом месяце беременности.
Гиви потеплел лицом. Он вспомнил ту самую ночь в дождливую, мокрую пору, гром и молнии за окном, хрупкую Лиану. Беременность нисколько не испортила молодую женщину – наоборот, её глаза стали ещё нежнее, излучая мягкий свет. Она и сама как бы стала ещё теплее и женственнее. Он невольно залюбовался ей.
Подливая чай, Лиана включила небольшой телевизор на кухне. Шли новости, и после блока экономических новостей диктор перешла к новостям на криминальную тему.
–Второй час продолжается тушение пожара в помещении бывшей котельной, где прогремел мощный взрыв. По предварительным данным в результате взрыва пять человек получили ранения разной степени тяжести. Все они сотрудники коммерческой фирмы, арендующей здание. Не исключается версия умышленной диверсии. Правоохранительные органы в интересах следствия пока от подробных комментариев воздерживаются.
На экране мелькнуло хорошо знакомое Гиви здание. Огонь был почти уже побеждён. Но огнеборцы продолжали заливать некоторые оконные проёмы толстым слоем пены, видимо, опасаясь повторения возгорания.
Лиана взяла пульт управления и переключила канал:
-Давай лучше музыкальную программу посмотрим.
Но Гиви мягко перехватил пульт и снова включил новости.
-И, как нам только что стало известно, недалеко от кольцевой автомобильной дороги автомобиль одного из известных столичных предпринимателей Ахмеда Чертиханова и автомобиль его охраны был сначала обстрелян из гранатомётов, а затем расстрелян из автоматического оружия. Сам бизнесмен, находящийся рядом с ним директор Пригородной типографии Овечкин, а также шесть других человек, находящиеся в машинах, от полученных ранений скончались на месте. Нападавшим удалось скрыться. Недалеко от места происшествия в придорожных лесопосадках обнаружено брошенное оружие... – снова зазвучал голос диктора криминальной хроники.
-Убийства, взрывы, трупы, кровь! Как же ты любишь всё это! - упрекнула Лиана Гиви.
–Вовсе не люблю, - ответил тот, - так, кое-кого из знакомых увидел … если, хочешь, можешь переключить.
-Знакомых? - Лиана внимательно посмотрела на него, но Гиви больше не сказал ни слова. Он задумался о чём-то своём. Возможно, о том, что в самое ближайшее время за этими весьма интересными новостями обязательно должны последовать и другие, не менее интересные.
И не только криминальные. Он днём разговаривал с Луговым, сообщил про очередной перевод тому денег, и тот сообщил ему потрясающую новость:
-Не поверишь … - прозвучало в трубке, - я не так давно отправил свой роман на конкурс в американское издательство и, честно говоря, ни на какие награды особо не рассчитывал. И вот сегодняшний звонок. Ты представляешь, мне присуждён приз в моей номинации! Полмиллиона долларов! И это ещё не всё. Я ожидаю звонка из одной известной кинокомпании. Её менеджеры готовят контракт со мной на экранизацию моего романа. Это уже дополнительно.
-Молодец! – похвалил Гиви, - я тоже, честно говоря, не ожидал.
-Знаешь что, - голос Лугова был взволнован, - если бы не ты. Я так благодарен. И хочу из тех денег, что достанутся мне в качестве приза, отдать тебе долг. Всё, что ты перечислил и даже больше.
-Да брось ты! – Гиви даже удивился от такого поворота событий, - я никогда бы не потребовал эти деньги с тебя. Более того, я именно благодаря тебе решил очень большие проблемы.
-Всё-таки решил?
-Почти до конца. Потом я расскажу тебе про всё подробно. А по поводу твоего предложения скажу вот что. Ты ещё тогда в больнице рассказывал про слепого композитора из глухого городка в провинции. Который стал прообразом героя твоего романа. Так вот потрать эти деньги лучше на него.
-А что! – отреагировал Лугов, – это хорошая идея. Я так и сделаю. Почему бы не попытаться вернуть ему зрение? И неплохо было бы остаться для него инкогнито. Сейчас столько разных благотворительных фондов. Одному из них можно дать адресное поручение. Да, чуть было не забыл. Ты мне в прошлый раз говорил про Удальцова и главного бухгалтера. Честно говоря, жаль мне её. Мне кажется, это он во всём виноват.
-Я в этом нисколько не сомневаюсь, - сказал на это Гиви. - Кстати, сначала он топил эту беременную от него же женщину, как только мог, утверждая, что это она всё организовала. Но потом у него совесть, наверное, проснулась. И недавно Удальцов изменил показания, заявив о своей главной роли. О том, что именно он вовлёк её в преступление и оказывал определённого рода давление.
-А может, он понял, что суд всё равно докопается до истины? –высказал предположение Михаил.
-Возможно, - согласился Гиви.
Эпилог
«Прощай же. Я доволен…»
(В. Набоков)
Прошло два года…
Лайнер американской компании «Панам» «Боинг-747» быстро, как болид «Формулы-1» разогнался по бетону взлётной полосы и легко, как молоденькая чайка, взмыл в воздух, а потом медленно развернулся в небе и взял курс на восток. Он летел в Россию и был в основном заполнен россиянами. Более того: в основном россиянами, привыкшими запросто, как небольшую речушку по перекидному мостику, пересекать Атлантику туда и обратно. Но были на борту его граждане, впервые совершающие этот перелёт.
Два таких гражданина встретились, эта встреча была неожиданной, и один такой пассажир был известный российский писатель Лугов. Он прославился совсем недавно, победив в престижном международном конкурсе. Выпустив сначала один восторженно принятый читателями роман, затем другой, а в промежутке ещё и сборник экстремально психологических рассказов, в которых герои сначала создавали себе совершенно невыносимые условия, а потом эти трудности героически преодолевали, проявляя удивляющие читателя свойства характера. Лугов стал известен и как талантливый автор ряда пьес, соавтор телевизионных передач и киносценариев. Поражая всех невероятной работоспособностью, он, как сообщали дотошные журналисты, успевал заниматься бизнесом, расширив своё издательство до крупного холдинга и даже создал свой собственный телеканал, активно занимаясь шоу-бизнесом.
Лугов неохотно общался с прессой, никогда не отвечал на вопросы, касающиеся его личной жизни, но пронырливые папарацци выведали, что он живёт то в Москве, то в Греции на берегу тёплого и чистого Эгейского моря. Или в пригороде Лос-Анжелеса, где он год назад приобрёл небольшой по тамошним американским меркам дом. Лугов поражал порой всех невероятной способностью только что быть в одной стране и тут же оказываться вдруг в другой за тысячи километров. Поговаривали, что у него родился ещё один сын, которого назвали Володей, а некоторые «жёлтые» издания, кляузничали, что у него, помимо красавицы жены есть и весьма эффектная любовница, обращая внимание читателей на то, что он очень интересуется магией и оккультными науками.
Впрочем, сам известный писатель эти слухи никогда не подтверждал, но не тратил время и на их опровержение.
Вторым пассажиром был совершенно счастливый человек. Он был прекрасно знаком с Луговым, но увидел его впервые. Так же точно, как впервые увидел этот аэропорт, деревья и зелёную траву за окном, синее небо и крохотные, словно игрушечные, самолёты самых разных авиакомпаний мира, стоящие вдали на бетонных полосах аэропорта.
Он, этот счастливый человек, жадно смотрел на мир вокруг себя и, казалось, не мог насмотреться. Сравнить его со спортсменом, ныряющим с маской и трубкой в море или с пожарником, вышедшим из угара пожарища, пожалуй, было бы неправильным. И тот и другой, жадно хватая воздух, через весьма непродолжительное время успокаивали дыхание и самих себя в отличие от немолодого человека в самолёте. Как вы догадались, это был прототип героя романа Лугова, который был успешно прооперирован в одной из ведущих американских офтальмологических клиник и после длительного периода реабилитации возвращался на Родину абсолютно зрячим человеком. Естественно, он никогда не видел Лугова, хотя беседовал с ним и не забыл, конечно же, его голос.
Оттого, вероятно, он так обрадовался, когда узнавший его Михаил, обратился к нему, искренне радуясь встрече и, в особенности, радуясь произошедшим со своим старым и добрым знакомым совершенно волшебным переменам.
Их места оказались по счастливой случайности на противоположных рядах кресел, и это обстоятельство также удивило Лугова.
Но ещё больше удивил давно уже не звучавший в сознании голос:
«Вот тебе ещё один подарок! Ты доволен?»
«Ещё как доволен», – отослал он ответ, продолжая слушать прозревшего композитора, описывающего всё произошедшее с ним в Америке и не расставаясь с ощущением, что всё это когда-то уже с ним происходило.
«И я доволен» - прозвучал голос, и Лугову вдруг захотелось перенестись из заполненного людьми салона «Боинга». Перенестись туда, где можно остаться наедине. Не со своим живым собеседником, а с самим собой и, следовательно, с тем, кто появляется и исчезает так внезапно. Ему хотелось задать ему очень много вопросов, но его невидимый, но такой могущественный покровитель пресёк все эти попытки одним коротким словом:
«Прощай!»
Возможно, Лугов не очень удивил другого своего собеседника, который тоже время от времени смотрел в иллюминатор, удивляясь и синему небу и режущей глаз стерильной белизне кучерявых облаков. Михаил, пожалуй, чуть дольше обычного задержал своё внимание на этой величественной картине, словно пытаясь увидеть там, среди неторопливо плывущих мимо облаков что-то очень важное. Или, может быть, разглядеть кого-то.
Но там, за стеклом иллюминатора было пустынно, как в такой же холодной и безжизненной, арктической снежной пустыне. Лишь серебристый самолёт, следующий встречным курсом на такой же примерно высоте, вынырнул вдруг из сплошной пелены и моментально пропал в ней же.
Из таких коротких мгновений тоже состоит наша жизнь. Она, наша жизнь, как ковёр, в котором неведомый никому ткач эти мгновения и гораздо более длительные события, наши и чужие стремления и желания, мечты и реалии, дела и поступки людей, накопленные знания, опыт и многое, многое другое сплетает в такой фантастический орнамент, что, вероятно, и сам потом удивляется.
Потому, что в узор этот сплетаются и судьбы людские. И судьба Надежды, которой дали минимальный срок и спустя полтора года, амнистировали, как женщину, имеющую на руках малого ребёнка. И самого Удальцова, которому, наоборот, как рецидивисту, дали срок максимальный. И судьба выздоровевшего Сергея, которого бывшая жена спасла от инвалидности, несмотря на подлость его и измену.
И двух счастливых женщин, Лиану и Любашу, нашедших своё счастье с двумя такими разными, но внешне абсолютно одинаковыми мужчинами.
Вполне возможно, ткач наших судеб и сам порой удивлялся.
Как удивлялся, улыбаясь непонятно чему летящий в самолёте на восток Михаил Лугов, и с лица его не сходила чуть глуповатая улыбка счастливого человека…
Оставим же его именно в этот момент…
Северо-Восточная Греция – Россия, Челябинск.
Высшая Материя - мистический детектив
© Copyright: Александр Кожейкин, 2004
Свидетельство о публикации №204060800111
Свидетельство о публикации №204060800111
Рецензии
Круто! Ей богу, круто! Местами дух перехватывает (и таких мест очень много). Прочитал 94 процента (добрался до Любы), не тороплюсь - хочется растянуть на "подольше", посмаковать. Один из "главных" героев списан прямо с меня! Приятно, что он к тому же и мой тёзка!) шучу, конечно) Давненько, наверное, я такого не читал, всё больше последнее время на Александра Беляева и Михаила Афанасьевича налегал, рассказы и т.д. Детективом увлекался раньше. Шерлока то прочитал ещё в классе втором-третьем. Понятно, там другое - английская интеллигентность! Был просто опьянён, после окончания школы, приходя с работы (а работал подсобником на дерево-обрабатывающем), читал запоем все подряд детективные романы и повести. Как раз в самом начале девяностых, где-то в 91 г. Потом на "приключения" перепрыгнул. А там и до "фантастики" добрался.
"Высшая материя" - одновременно и приключения и остросюжетный детектив и фантастика и драма и... в общем - натурально написано, как сама жизнь.
Очень захватывает, многое передано романе. И яркий пример того, как можно в своё творение, в сочный художественный сюжет, вложить всё своё наболевшее, сокровенное. И приятно, что это сокровенное - высокодуховное. С удовольствием говорю от всех читателей (в моём скромном лице), спасибо за такой добротный труд!
Артур Арапов 09.01.2010 16:30 • Заявить о нарушении
"Высшая материя" - одновременно и приключения и остросюжетный детектив и фантастика и драма и... в общем - натурально написано, как сама жизнь.
Очень захватывает, многое передано романе. И яркий пример того, как можно в своё творение, в сочный художественный сюжет, вложить всё своё наболевшее, сокровенное. И приятно, что это сокровенное - высокодуховное. С удовольствием говорю от всех читателей (в моём скромном лице), спасибо за такой добротный труд!
Артур Арапов 09.01.2010 16:30 • Заявить о нарушении
Cпасибо, Артур!
Рад такой высокой оценке.
С дружеским приветом
Александр Кожейкин 10.01.2010 21:32 Заявить о нарушении
Рад такой высокой оценке.
С дружеским приветом
Александр Кожейкин 10.01.2010 21:32 Заявить о нарушении
Всё. Дочитал.
Эпилог напечатан дважды - "опечатка". Да, местами, понятное дело, опечатки есть и в словах, что нисколько не мешает чтению. Сам понимаю, насколько трудно справляться с большим количеством "материала", я бы даже сказал "высшей материи"! Хотя, сам я, сознаюсь, до такого ещё не дорос...
Одно обидно мне, что же стало с добрым парнем Артуром с деревянной фамилией (что говорит о его стойкости, разумеется:)) шучу.
Кстати, у меня сына зовут Богданом (ещё одно совпадение:), я тоже верю в высшую материю. Что интересно, часто натыкаюсь на подтверждение зеркально точного людского единомыслия, независимо от местонахождения голов, где эти мысли рождает эта высшая материя. Бесконечно интересующая тема, дающая надежды на вечную жизнь...
Артур Арапов 11.01.2010 10:42 Заявить о нарушении
Эпилог напечатан дважды - "опечатка". Да, местами, понятное дело, опечатки есть и в словах, что нисколько не мешает чтению. Сам понимаю, насколько трудно справляться с большим количеством "материала", я бы даже сказал "высшей материи"! Хотя, сам я, сознаюсь, до такого ещё не дорос...
Одно обидно мне, что же стало с добрым парнем Артуром с деревянной фамилией (что говорит о его стойкости, разумеется:)) шучу.
Кстати, у меня сына зовут Богданом (ещё одно совпадение:), я тоже верю в высшую материю. Что интересно, часто натыкаюсь на подтверждение зеркально точного людского единомыслия, независимо от местонахождения голов, где эти мысли рождает эта высшая материя. Бесконечно интересующая тема, дающая надежды на вечную жизнь...
Артур Арапов 11.01.2010 10:42 Заявить о нарушении
Спасибо, Артур.
Я дважды скопировал, вероятно.
Подправил.
Александр Кожейкин 11.01.2010 11:03 Заявить о нарушении
Я дважды скопировал, вероятно.
Подправил.
Александр Кожейкин 11.01.2010 11:03 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.