СОН. Глава 1

Глава I (в сокращении)

Заполнив анкету, которую требовали в отделе кадров, я посмотрела на календарь, висевший на стене, чтобы поставить дату. Тринадцатое сентября 2093 года. Меня удивило, что кончался уже девяносто третий год. Казалось бы, совсем недавно в стране произошел переворот, который изменил жизнь всех людей, по крайней мере, в нашем государстве. Но оказывается, это было так давно — два года назад.
Положив анкету вместе с городской рекламной газетой «Русские глаза и уши», где я нашла объявление о работе, и другими документами в полиэтиленовый пакет, я вышла из дома.
Оказавшись на улице, я постаралась взглянуть на мир другими глазами, потому что мне предстояло начать новую жизнь. Все вокруг было по-прежнему, как и десять, как и двадцать лет назад. Только сто лет назад было все немного по-другому, как рассказывала мне когда-то бабушка (она слышала от своей матери). Но даже в то время, наверное, так же светило солнце, так же лил дождь, как и сегодня. Да, на первый взгляд, все было по-прежнему, но, как только я вспоминала, куда иду, мне становилось страшно: на самом деле все изменилось, и изменилось явно не к лучшему, хотя кое-кто находил настоящее прекрасным, а все эти ужасные перемены — превосходными, потому что они, по их мнению, решали многие проблемы общества. Но я считаю, что не решали, а только добавляли проблем и обостряли уже имеющиеся. Вот, например, мне пришлось искать работу.
Правда, я не была уверена, что меня примут на место учителя в школу, куда я сейчас шла. Нет, это была не частная школа, а школа для бедных, которая финансировалась из городского бюджета, но в настоящее время это было весьма престижное место со стабильным заработком. Хотя… что сейчас может быть стабильным в наше нестабильное время? Бабушка, умершая в прошлом месяце, рассказывала мне, что похожее уже было сто лет назад, как ей рассказывала мать.
Я шла в школу со слабой надеждой, которой мне казалось слишком много: в остальных местах, где требовались люди, на меня даже не смотрели, а разговаривать со мной я их даже не просила — по телефону, услышав мою речь, просто молча клали трубку, а на резюме, посланные по электронной почте, естественно, не отвечали. Это меня нисколько не удивляло: я была посредственной женщиной, ничего не умевшей делать — только то, что требовалось от меня в моем обществе. А теперь это общество умирало.
Наконец я пришла в школу. С собой у меня был только пакет с документами, моими работами и зонтом. Я заглянула в приемную директора, секретарь попросила меня подождать пять минут, пока она сама меня не позовет.
Я села на стул, положив пакет рядом. Вдруг через некоторое время в пустом коридоре школы раздались шаги. Шли два человека. Когда они подошли к двери приемной, я взглянула на них и узнала в мужчине того, с кем у меня три года назад были довольно близкие отношения, вернее, была любовь, как мне тогда казалось. Позже я часто встречала Степана (таково было его имя), но всегда с новой подругой, вот и теперь он был с симпатичной девушкой, но она меня в тот момент не интересовала. Он тоже узнал меня.
—Привет! Что это ты тут делаешь? Насчет работы что ли? — спросил он.
Его манеры остались такими же, его внешность — тоже: высокая мускулистая фигура, короткие очень светлые волосы, большие карие глаза. Наверное, только внешностью он и мог привлечь девушек, хотя сейчас, наверное, у него было и многое другое, ведь времена изменились. А чем он привлек меня тогда, несколько лет назад, заставив забыть свое общество, ведь он к нему не принадлежал? Своей правильной речью? Приятными манерами? Внимательным обхождением? Заботой? Любовью? Нет, ничем из этого он не обладал. Я для него была всего лишь очередной девушкой, только из высшего общества — немного выше, чем тот круг, в котором он вращался. Поэтому, быть может, наш роман продлился немного больше, чем другие его связи, — почти год. Наверняка это можно считать рекордом — в его отношениях с девушками. Может, поэтому он до сих пор помнит, как я выгляжу.
—Добрый день. Действительно, я пришла по объявлению.
—Мы тоже, — сказал Степан и что-то шепнул девушке.
Она отошла. Он подошел ко мне.
—Слушай, я тут подумал, что мне надо сменить подружку. Я ей помогу насчет работы, а с тобой мы сегодня сходим на танцы. Как, согласна?
Я была возмущена таким предложением и хотела что-то резко ему ответить тоном, неподобающим мне по положению, но понятным ему лучше всяких слов, как вдруг дверь открылась и выглянула секретарь. Она хотела пригласить меня, но, увидев моего бывшего друга, расплылась в улыбке. А он не терял времени даром. Махнув рукой своей «подружке», он прошел вслед за секретарем в приемную, и его девушка побежала туда же. Дверь закрылась. Я бы вошла следом, если бы там были незнакомые мне люди, и потребовала бы объяснений, но, решив, что они скоро выйдут, осталась на месте.
Через десять минут из приемной вышла девушка. Ее лицо светилось от счастья. Она свысока посмотрела на меня и хихикнула. Затем, приплясывая, пошла по коридору и скрылась за поворотом.
Еще через полчаса из приемной вышла секретарь и сказала, что сожалеет, но вакансий в школе нет. Когда я попросила ее уточнить значение ее слов, она сказала, что вообще на то воля директора, а директор дает места только рабочему классу, потому что они умеют трудиться, а такие, как я, умеют только дома сидеть и детей рожать.
—Простите, что я так выразилась, — добавила секретарь, — но я передаю его точные слова, ведь вы сами просили объяснений.
—Да, я все понимаю, — только и смогла сказать я.
Секретарь вернулась в приемную, и сразу же оттуда вышел мой бывший приятель.
—Так как насчет моего предложения? — спросил он. — Знаешь, какую я теперь должность занимаю? Даже выше, чем твой отец.
—Что значит «теперь»? Неужели твоя должность переменилась после общения с секретарем? — Я не удержалась от усмешки. — И что ты знаешь о моем отце?
—Я знаю про тебя достаточно, и про него тоже. Твой отец владел, как оказалось, не одним заводом, а десятками. Это недавно выяснилось. Так вот, я управляю работой всех текстильных фабрик страны.
—В нашем городе нет ни одной текстильной фабрики, — заметила я.
—А это не мешает мне управлять ими, — не растерялся Степан.
Он попытался обнять меня, шепча на ухо:
—Я еще ни разу не встречал такой девушки, как ты, я от тебя все еще без ума.
Я оттолкнула его, взяла свой пакет и спокойно пошла по коридору к выходу. Даже сейчас меня не удивляет, почему у нас с ним возникли какие-то чувства. Наш круг был слишком узок, чтобы найти там достойного человека, подходящего мне во всех отношениях. А этот мужчина умел копировать манеры тех, с кем общался. Судя по тому, как он себя вел и как говорил, подумала я, после меня он еще ни с кем не общался из людей моего общества.
Расстроенная тем, что не получилось устроиться на работу, я решила немного прогуляться по городу. Куда еще, кроме школы, я могу устроиться? Поставить детям обучающий фильм я могла, в крайнем случае, объяснить непонятные места. Что еще могла я? Играть на фортепьяно? Петь? Нет, сейчас в моде совсем другие песни и другие голоса. Кроме меня, много людей, особенно из рабочих, могут играть и петь. Что я могу такого, чего могут только люди из моего общества? Скорее всего, ничего.
Гуляя по городу, я вспомнила, что давно не общалась с людьми своего круга. Как они живут? Наверное, кое-кто из них придумал, как выжить в новых условиях. Сейчас было около шести вечера. Я еще помнила, что именно в шесть мы собирались вместе, чтобы в семь послушать оперу. Я быстро, почти бегом, направилась к той улице, где проходили встречи. Можно было доехать на бесплатном автобусе, но вряд ли он остановится передо мной. Обязательно либо обольют грязью из-под колес, либо наговорят грубостей под смех пассажиров, либо просто проедут нужную остановку. Такое уже случалось, и теперь я стараюсь передвигаться по городу пешком.
Еще издалека увидев двери Оперы, которая была теперь просто клубом, где собирались избранные, то есть представители моего общества, я с радостью заметила, что там толпятся люди — значит, я не опоздала (опаздывать я считала ниже своего достоинства). Но, подойдя ближе, я поняла, что это были простые люди, которые не были членами клуба и пытались прорваться туда, чтобы бесплатно послушать оперу. …
Я протиснулась в толпу, стараясь пройти к дверям, чтобы все-таки войти в Оперу… Но двери были закрыты. Вдруг кто-то потащил меня за руку назад. Я обернулась и увидела невысокую женщину лет шестидесяти, лицо которой показалось мне хорошо знакомым. …
—Что вы тут делаете? Вход с другой стороны, — сказала женщина. — Пойдемте.
Мы вошли в большие двери, назвали охраннику свои имена. Я осмотрелась: тот же интерьер, те же люди в вечерних платьях и фраках, тот же полумрак, та же приятная атмосфера.
Спускаясь по ступеням, я спросила мою спутницу:
—Вы здесь раньше бывали?
Глупый вопрос, но больше нечего было сказать.
—Да, я часто прихожу сюда. Несмотря на то, что многое изменилось.
«И я часто бывала здесь», — подумала я.
Когда мы спустились в зал, где находилось все общество, гардеробщик почему-то не помог мне снять плащ, вернее, гардеробщика вообще не было. Моя спутница быстро сняла свое пальто и повесила на вешалку, прибитую к стене, затем быстро прошла в фойе, скрытое за колоннами, за которым, как я помнила, был зрительный зал, где скоро начнется спектакль.
Я осмотрела собравшихся. Почти все бросили быстрый взгляд на меня, затем отвернулись и продолжили то, чем занимались до моего прихода. Кто-то стоял с бокалами шампанского в руках и тихо беседовал, кто-то развалился на диване и смотрел в огромный, во всю стену, телевизор, из больших колонок которого громко разносились по залу голоса героев какого-то фильма. Раньше телевизора не было. Да и зачем он здесь, если рядом скоро начнется живое представление? Я старалась вспомнить, как давно я не была здесь. Года два. Долгий ли это срок?
—…Несмотря на то, что наши платья и фраки запылились и стали нам велики, несмотря на то, что мы вместо оперы смотрим телевизор — мы вместе. А это главное! — донесся до меня громкий голос какой-то женщины, которая, наверное, выпила слишком много шампанского.
Я присмотрелась к людям: действительно, они почти все так похудели, что платья на дамах были неумело ушиты, а фраки на мужчинах свободно болтались. А что это она сказала насчет оперы? Что вместо нее — телевизор? Я посмотрела туда, куда скрылась моя знакомая, и увидела, как она выталкивает из-за колонны какого-то высокого мужчину, а тот сопротивляется.
Я подошла к беседующим дамам. Они приветливо улыбнулись мне.
—Здравствуй, рады видеть тебя снова в нашем кругу, — сказала одна.
—А мы уж начинали думать, что ты потеряна для нашего общества, — добавила другая.
—К сожалению, семейные проблемы не давали мне поддерживать отношения с обществом, — ответила я. — Сначала внезапная смерть матери, потом болезнь бабушки и ее смерть.
—Как жаль! Наше общество теряет лучших людей! — искренне воскликнула первая из них.
—Кто-то пустил слух, что вы связались с рабочим классом, как они гордо теперь себя называют. Только деньги получают и нечего не делают! Все за них делают роботы, созданные нашими дедами! — сказала вторая.
—Да, верно, два года назад у нас жил такой человек. Но когда мать умерла, он забыл к нам дорогу, — объяснила я.
—Можно было этого ожидать! — сказала первая.
—Я тоже не удивилась, когда это произошло. С тех пор мы жили в крайней нужде, — спокойно сказала я. — А вижу, все мы оказались в таком положении.
—А по тебе и не скажешь. Прекрасно выглядишь! — воскликнула первая дама.
Я слабо улыбнулась.
—Да, наверное. Я старалась выглядеть как можно лучше, чтобы меня приняли на работу в школу.
—На работу? Какая гадость! Зачем на работу?
—Да у нее же нет выбора. Надо же на что-то существовать, — сказала подруге вторая дама.
Тут кто-то глубоко вздохнул у меня над ухом. Я обернулась и увидела черный новый фрак на больших плечах, безупречно белую рубашку и галстук-бабочку. Подняв голову выше, я увидела не очень красивое лицо, которое я не стала рассматривать долго, - а ровно столько, сколько позволяло приличие — не более секунды.
—Добрый вечер, — сказала я и повернулась к дамам, надеясь, что они нас представят друг другу, но они что-то горячо обсуждали, не обратив внимания на мужчину.
Я вспомнила, что где-то уже видела его лицо. На какой-то фотографии. Кто же ее мне показывал? Наверное, та женщина, с которой я пришла сюда.
—Позвольте, я помогу вам снять плащ, — сказал мужчина приятным голосом за моей спиной.
Мне пришлось снова посмотреть ему в глаза. …А такие глаза, как у него, заставляли забыть о неправильных чертах его лица. Большой рот,  нос с горбинкой, скорее всего когда-то сломанный, даже овал лица были далеки от идеала, а его лоб полностью закрывали волосы, которые поразили меня не меньше, чем его глаза.
По всей видимости, мои мысли не отразились на моем лице. Он снял с меня плащ и повесил на вешалку, где висели плащи и пальто членов клуба. Я внимательно наблюдала за ним, отмечая ленивую уверенную походку и грациозные движения. Вернувшись ко мне, он предложил мне пройтись  по клубу. Я в мыслях хвалила себя за то, что за два года не потеряла способность, свойственную всем представителям моего общества, — не разучилась скрывать свои чувства.
Он представился, назвавшись знакомой мне фамилией, принадлежавшей другу моего отца, который умер несколькими днями раньше моей матери. Я тоже назвала свой титул и фамилию, посетовав на то, что среди друзей некому нас представить друг другу. Он сказал, что есть такой человек, но он предпочел сегодня оставить его одного. Я сразу же обратилась к нему по фамилии, прибавив к ней, как требовали приличия, титул, но он улыбнулся и просил называть его только по имени. Звали его Питер (видимо, он был моим ровесником, потому что в годы, когда я родилась, была мода давать детям английские имена — такие, какие были у героев популярного тогда телесериала длиною года в три).
—Хорошо, — ответила я. — Но мне кажется, будет странно, если вы меня будете называть по фамилии, а я вас по имени.
—Этого не будет, если я вас тоже буду называть по имени.
—К сожалению, не принято малознакомого человека сразу же называть по имени, — возразила я.
—Я думаю, что когда-нибудь можно сделать одно исключение, — ответил Питер.
Так он узнал и мое имя.
—Раньше я вас здесь не видел, Элеонора. Странно, почему такая необыкновенная молодая девушка избегает  нашего общества.
«Ничего себе — необыкновенная молодая девушка в тридцать лет!» — подумала я, но спокойно, не показывая своего удивления, сказала:
—Я вас тоже раньше здесь не видела. Очевидно, это потому, что два года я решала семейные проблемы, у меня просто не было времени. Поверьте, я исправлю эту ошибку и впредь буду чаще бывать в клубе.
—Как жаль, что я приехал в город как раз два года назад, а не ранее, — сказал он.
Наверное, Питер тоже скрывал свои чувства, но тогда я убедила себя в том, что он просто проявил любезность к новому человеку, появившемуся в клубе, тем более что этот человек был женского пола и одинок (обычно женщины приходили в клуб либо с мужчиной, либо с дамой более старшего возраста). Я решила непринужденно продолжать беседу, как этого требовал этикет, тем более что мне хотелось многое узнать. Но после секундной паузы он не дал мне ответить, добавив:
—Мне приятно видеть, что вы не следуете моде.
Я удивленно взглянула на него и опять постаралась не очень долго задерживать на нем взгляд.
—Не понимаю, о чем вы, Питер. В нашем положении, как вы видели, теперь приходится носить то, что осталось от старых добрых времен. Потому что на новые вещи просто не хватает средств, — ответила я.
—Я не это имел в виду, Элеонора. Не одежду. А вашу внешность, манеру говорить и держаться в обществе.
Я улыбнулась и взглянула на него. Он тоже улыбался. Я про себя отметила, что с улыбкой он выглядит несколько странно, но более привлекательно.
—Признаться, и мне приятно было увидеть, что вы не стараетесь подражать другим членам клуба, которые внешне теперь похожи на рабочий класс. Хотя человека из элиты всегда можно узнать.
—Как и человека из рабочего класса.
—Скорее всего.
—А вы думаете, что я из элиты?
—Вы хотите убедить меня в обратном?
Питер засмеялся.
—Я бы попробовал, но боюсь, что это невозможно.
Мне показалось, что разговор перетекает не в то русло, вернее, он вообще теряет смысл.
—В этом нет необходимости, — сухо сказала я, подумав, что он издевается надо мной.
При чем тут он и рабочий класс? В клубе были только люди из избранного общества, и ни разу еще за все время его существования сюда не попал человек извне, то есть кто-то, кто живет и думает не так, как мы. Члены клуба могли заниматься, чем угодно, общаться с разными людьми и относиться к ним так, как считали нужным, но клуб был своего рода святыней, где  собравшиеся могли пообщаться друг с другом, обсудив проблемы, или просто расслабиться. Новичков тщательно проверяли, даже если у него было много друзей из элиты, — он должен был обязательно иметь такое же происхождение, то есть иметь родственников, посещающих клуб.
Питера тоже должны были проверить. Хотя многое могло измениться за два года. Но он сказал, что приехал в город два года назад. Почему его раньше никто не знал? Наверное, здесь живут его родственники. Та женщина… Как ее зовут? Как же я могла всех забыть?! Всего за два года! Наверняка это его родственница. Мать? Тетя?
Я посмотрела на него. Он молчал. В этот момент мы подходили к дверям, служившим когда-то входом в зрительный зал, а сейчас, наверное, они открывались раз в месяц, только чтобы кто-нибудь мог там убраться. Я предложила ему войти и спросила, успел ли он увидеть хотя бы один спектакль.
—Да, к счастью, актеры отыграли полсезона, несмотря на протесты властей. Вернее, их пригласили играть в другом театре, при мэрии города. Они долго думали, но в конце концов согласились, — спокойно сказал он, как и подобает человеку из нашего общества: я не поняла, сожалеет ли он об этом или нет, и решила узнать.
—Актеры действительно были лучшими. Главное, что они остались в городе, мы можем всегда посмотреть их игру, послушать их голоса, хотя бы и в другом театре.
—Нет, я видел их игру в том театре. Убогое зрелище. Актеры первоклассные, а спектакли бездарные. Настолько, что их смотреть нельзя, а слушать музыку… можно, только заткнув уши.
Я удивленно на него посмотрела: его речь теперь не была похожа на речь членов клуба. Может, он действительно из рабочего класса?
Между тем мы вошли в зрительный зал и, оказавшись в ложе, посмотрели вниз.
—Я предпочитаю видеть пустой зал, чем то, что я видел недавно в том театре, — сказал Питер. — Я попал туда, переодевшись и притворившись пьяным, чтобы спокойно посмотреть спектакль. Знаете, захотелось вспомнить, как это было. Но не получилось: там было совершенно другое. Но представление имело успех, все аплодировали. Может, это оттого, что в буфете была очень дешевая водка.
Я внимательно посмотрела на него, пытаясь представить, как он выглядел, когда притворялся пьяным человеком из рабочих, и одновременно понять, что его связывает с нами и что — с простыми людьми, которые гордо называют себя рабочим классом. Почему он заговорил о людях, о которых все здесь старались умалчивать?
Питер поймал мой пристальный взгляд и спросил:
—Почему вы так не любите рабочий класс?
—Опять вы о них! Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном, например, о вашей семье, — предложила я.
—Вот как раз об этом я и хотел вам рассказать. А для этого мне необходимо знать ваше мнение. Как вы относитесь к рабочему классу?
—Вы чуть раньше сказали, что я таких людей не люблю, — с неохотой ответила я.
—Тогда я вам задам другой вопрос, если вы не хотите отвечать на этот.
—Это допрос?
—Да, — просто ответил Питер и зачем-то улыбнулся.
Мне было не до улыбок, и я нахмурилась.
—У вас есть в этом городе кто-нибудь из родных? Может, вы были замужем?
—Наверное, вы уже навели справки у своей родственницы. Возможно, она и посоветовала вам развлекать меня в этот вечер, — резко ответила я.
—Она только сказала, что у вас нет родственников и не было мужа. Я просто хотел уточнить, правда ли это. Ведь люди любят сплетничать и выдумывать всякие истории.
—Я не понимаю, кто должен рассказать все о моей жизни: я  или вы?
—Как вам будет угодно.
Я посмотрела ему прямо в глаза и, нисколько не смущаясь, спросила:
—Вы так и будете надо мной издеваться?
—Просто я хотел попробовать убедить вас, что я не такой, как мужчины из вашего общества.
—Я это сразу поняла, как только вас увидела. И почему вы сказали «из вашего»? Из нашего общества, — поправила я его.
—Примите мои извинения, если я действительно невольно издевался над вами, как вы изволили выразиться. Чтобы вы на меня не сердились, я хотел бы рассказать о своей жизни. А потом, если захотите, вы мне можете тоже что-нибудь рассказать. Давайте присядем.
Мы сели в кресла, и Питер продолжил:
—Давно, лет тринадцать назад, так случилось, что я уехал из города. Я был младшим сыном в семье. Мой брат работал с отцом в руководстве фирмы, и мне было ясно, что весь бизнес достанется ему. Отец считал, что мне нужно еще учиться, но это было отговоркой, он и не собирался давать мне место даже в совете директоров. Я тогда был молод и решил попытать счастья в других городах. Тем более что свой бизнес я не собирался открывать: мне надоели все эти бумаги еще тогда, когда я помогал отцу на нашем предприятии, довольствуясь местом менеджера по рекламе. Надеясь найти работу и своими силами добиться чего-либо, я уехал в Москву — к счастью, она всего в пятистах километрах от нашего города. Но я не стал учиться в университете, где учился мой отец и брат, хотя сказал родным, что поеду учиться, и закончил даже три курса, а потом бросил. Мои друзья не из нашего общества выступали на ринге, участвуя в соревнованиях по боксу. Так они подрабатывали. Я тоже решил зарабатывать этим деньги. Надо сказать, неплохие. Мне это тогда нравилось больше, чем мыть полы и разносить почту в какой-нибудь фирме. Семья отнеслась к моему уходу из университета и образу жизни недоброжелательно и почти не поддерживала со мной связь. Но вдруг случилось несчастье. Погибли в авиакатастрофе родители, а потом на нашем предприятии произошла авария, вероятно, подстроенная рабочими, которые в те годы совершали так называемую революцию, а попросту захват власти. Мой брат погиб. Я оказался единственным наследником всего состояния и всего нашего бизнеса. И вот два года назад мне пришлось вернуться сюда. Мое прошлое сослужило добрую службу: мое предприятие, которое в некотором роде является монополией, не попало в список тех, которые подлежат конфискации. Я вспомнил те три года работы менеджером по рекламе и три курса университета, подучился, в основном, по старым книгам, изменил структуру управления предприятием, купил несколько заводов, чтобы снизить расходы на материалы, и теперь бизнес процветает не хуже, чем в годы моего отсутствия. Возможно, сыграло роль и то, что боксером в то время был и наш президент. Он выступал со мной на одном ринге, в одной команде.
—Вот видите. Имеют значение и связи, и происхождение. Будь вы человеком из рабочего класса, у вас бы ничего не получилось, — заметила я.
—Спортсмены тоже относятся к рабочему классу.
—Вы теперь крупный промышленник, а не спортсмен. Главное — не то, из какой семьи человек, не то, чем он занимается, а то, какой он есть. Но чем больше узнаю людей, тем больше убеждаюсь, что главное целиком зависит от того, что не является главным. Особенно это заметно в нашей стране и в наше время.
—Да, все перевернулось. Осталась только горстка людей, которые понимают, что происходит. Их можно разделить на две группы: первые — те, кто руководил захватом власти, они всегда уверены в себе и в том, что будет происходить в стране, и вторые — те, кто приспосабливается к новым условиям. Я отношу себя ко второй группе.
—К сожалению, не все члены клуба понимают происходящее и знают, как приспособиться. Я, например, представления не имею, как найти работу.
—А вам и не нужна работа. Вам просто надо выйти замуж за кого-то, желательно из рабочего класса, чтобы его дохода и влияния хватало на семью.
Я пристально посмотрела на него, стараясь прочесть по его лицу, что именно он имел в виду. Его лицо было серьезным, но в словах я все-таки уловила легкую издевку. Так как он молчал, ожидая, видимо, ответа, я спросила:
—Вы, кажется, недавно говорили о своем отношении к рабочему классу? Могу я считать, что вы к нему принадлежите и вашего дохода и влияния хватит на семью?
И сразу же пожалела, что так ответила, потому что на его лице отразилось удивление.
—Простите, — сразу же извинилась я, — что не удержалась и сказала столь грубые слова. Но мне в оправдание могут послужить те два года, в течение которых я не общалась ни с одним человеком из нашего общества. Наверное, утратила привычку говорить вежливо и без иронии.
Питер засмеялся и, наклонившись ко мне, глядя прямо в глаза, сказал почти шепотом:
—Я был бы для вас лучшей кандидатурой в мужья, тем более что мы оба — члены одного клуба и у нас много общего.
—Вы меня разыгрываете?
—Нет, Элеонора. Предлагаю стать моей женой.
Я постаралась, чтобы на моем лице не отразилось удивление и растерянность, и задумалась над ответом. Мне тогда казались эти слова пустыми, ведь ясно, что ни один человек не может после нескольких минут знакомства предложить руку и сердце. Кроме того, он не сказал, что меня любит, — а это было для меня главным. Считая, что ответа он так и не дождется, Питер сказал:
—Я бы мог предложить вам место моего секретаря, начальника чего-нибудь или другую должность.
—Да. Над этим предложением я бы подумала.
—А над первым? — настаивал он на ответе, который я не решалась ему дать.
—Что бы я ни сказала, это не будет иметь значения.
—Почему?
—Потому что это сон. Только во сне мне могут предложить выйти замуж. Я проснусь — и будет все по-прежнему, та же жизнь, все то же. За последние два года я поняла, что такое настоящая жизнь. А то, что было ранее, все это был сон. И вот сейчас мне снова снится сон, только уже немного другой.
—Как вам доказать, что это не сон?
—Не стоит тратить драгоценное время, — сказала я и, посмотрев на часы, поднялась, собираясь уйти в фойе. — Наверное, ваша тетя нас уже ждет.
—Это моя крестная мать. Она была подругой вашей матери, поэтому многое о вас знает и многое рассказывала.
—Надеюсь, только хорошее? И про то, что у меня был роман с человеком из рабочего класса?
—А вот это интересно. Мне она ничего об этом не говорила. Присядьте, расскажите.
—Как-нибудь в другой раз. Если мы снова увидимся в моем сне.