Непостоянство истинной любви

- Мааа-ма! Нам сёдня в саду давали кофесмолоком! – это я. Мне, наверно, года четыре, может даже меньше. Весь восторг в том, что детям нельзя, ну просто совершенно нельзя пить кофе, а нам его в саду давали. Эта серенькая безвкусная совершенно однородная водичка, как бы на молоке (но может и нет), но если его совсем-совсем нельзя в обычной жизни – почему бы и не восхититься? Хотя, что в нем нашли эти взрослые? С Фантой даже рядом не стоит.

По воскресеньям мама делает какао «Золотой ярлык». Ложку какао и три ложки сахару надо залить горячим молоком и потом тщательно размешать, чтобы не оставалось камушков. Это все, конечно, совершенно не похоже на то, как должно пахнуть, когда читаешь в книжке про «мадам пила горячий шоколад».

Потом будет 13 лет, кофе растворимый с бутербродом перед школой. «Пей, у тебя же низкое давление», и укоризненный индейский профиль на жестяной банке. Мелкие пузырьки поднимаются со дна чашки и кружатся, кружатся... Очень похоже на недолговечную спираль чьей-нибудь галактики. Галактика в чашечке кофе. Очень неплохое название для научно-фантастической повести. Или не научно-фантастической. «И немедленно выпил.»

Мамина Арабика. Мамина джезва. Мамина ломающаяся кофемолка, которой надо было «всего-навсего перепаять щетки». Какие там могут быть щетки? Мамина вторая кофемолка, Braun, в которой я молола сушеную цедру на торт, а потом кофе, и был такой запах... Мамино низкое давление. Четыре рецепта кофе – турецкого, с корицей, на жженом сахаре и еще один, с апельсиновым соком, который мы ни разу не пробовали.

Студенчество, совпавшее с водкой по талонам и кризисная, абсолютно голодная кафешка. Можно купить кофе за два рубля, капнуть в него коньяка за 10 рублей и сверху ложку мороженого из стальной многострадальной вазочки, больше в меню ничего нет. Кофе-гляссе, путч, сбежать с первой лекции и рассуждать «Кофе располагает к философии. Нет, это философия располагает к кофе!» Позорное четыре по этой самой философии.

Потом молодой человек в белых джинсах, бедный как церковная мышь и при этом ужасно расточительный, с черными демоническими кудрями, который даже не был любим (так, слегка интересен), но заразил своей страстью – кофе с пенкой и с сыром дома, кофе с коньяком в баре, кофейный джаз, заразил своими описаниями ленинградских узких кофеен, студенческих каникул, «покупаешь билет на самолет и вечером звонишь маме, что ты уже в Питере»... А потом мы пьем кофе на проспекте, открываем пакетик немецких пряников и у него все пряники почему-то оказываются с пузырьком на шоколадной глазури – «Юрка, это у тебя сердце с дыркой, никто в нем не задерживается...»

Нет, я конечно же ему изменяла. Я в очень редких случаях могла заставить себя выпить кофе из автоматической кофеварки, противно пищащей, на двенадцать чашек мазутной жидкости. Даже если бухнуть туда много сахару и сухого молока, пить этот продукт нефтяной промышленности невозможно. Я не понимаю своих коллег. Кофе – это мое, это индивидуальное, не заглядывайте мне в декольте и в чашку. Some like it hot. Кофе надо пить утром, в халате, со сливками, свежей газетой и круассаном, но уж никак не на совещании, когда он откровенно воняет «производственной необходимостью» и «невыполнением в сроки». Нет, спасибо, мне чай. Я доброжелательно улыбаюсь коллегам и думаю, что в некоторых офисах надо вводить кофеин внутривенно. Представляю себе как вон тот, тот и этот в трудовом порыве собираются у холодильника, достают ампулы и синхронно ширяются. Я смотрю на них и вспоминаю свою первую работу. Энтузиазм помноженный на мизерные оклады плюс случайные халтуры. Пакетики кофе «три в одном». Липкие ложки воруют из липких чашек, чтобы сахар помешать. Черная офисная мебель заляпана кругами от мокрых кружек и пивных бутылок. В корзине для бумаг - остатки вчерашнего дня рождения, тараканы их дожирают и всей тусовкой идут к чайнику погреться. В порыве отчаяния я перехожу на минералку, и завтра кто-то на автопилоте поливает ей цветочки...

Да, я люблю его. Люблю-обожаю-наслаждаюсь, но изменяю и по сей день. Что лучше – сделать наслаждение приевшейся привычкой или редким удовольствием? Я постоянно пью чай, на автопилоте, даже не замечая этого. Вот сейчас, в эти минуты, я пью остывший чай. И мне все равно, какого он сорта и давно ли я кипятила чайник. Но пить – холодный – кофе? Кощунственно. Лучше вылить и – свежемолотого, в джезве на одну персону, только для меня, кафе-о-ле-капуччино-латте-мокка-маччиато-фрапуччино-американо, 140, 260, 370, 470, 510 калорий, 30, 40, 45, 55, 75 милиграмм холестерола, что угодно, только не декаф. Декаф – это как секс в презервативе, это как смотреть футбол в записи с безалкогольным пивом. Я ни фига не берегу свой организм. Я живу в стране больших страстей и стойких привычек. Я разнузданно позволяю себе выходить за рамки калорий, пунктов и режима экономии. В конце концов, я же очень немногого хочу, это не коробка шоколадных конфет и не торт «Графские развалины», это просто чашечка-чашенция-стаканище кофе с вот такуууусенькой чуточкой печеньки-рогалика-сырка. Я люблю тебя. Правда. Может быть, не с первого взгляда, но на всю жизнь. В богатстве и в бедности, в печали и в радости. Это уже навсегда.

Единственное, чего мне все-таки не хватает – это кофе в постель...