Записки Синей Бороды

Всем привет. Меня зовут Роман Херцигов. Фамилия у меня батина, болгарская, и вообще я весь в батю – жгучий брюнет и душа компании. На друзей мне везет, зато не везет с женами. Сколько раз женился, не поверит никто. Нет, я гражданских жен тоже считаю. Носки стирает, обед готовит, живет у меня – все, считай жена. В ЗАГС я тоже прогулялся пару раз. С черной Волгой, пупсом на капоте, выкупом, тамадой, невесту в подсобке ресторана прятали, мамки плакали – ну все как у людей. Только счастья это мне не принесло, однозначно.

Когда в первый раз женился - молодой я был, глупый как кутенок. Учился в институте, жил в общаге, дружился с однокурсницей своей. Роскошная была девица, длинноногая, смазливая мордашка, любовь-морковь и романтические свидания. А потом – опа, задержка. Прибегает она в мою комнату в общаге. Рвет мне рубашку на груди, мочит ее слезами и кричит, что не может сделать аборт, потому что как она потом будет жить, а если не сделает аборт, то как посмотрит в глаза родной матери, в общем ультиматум – иди и объясняйся с потенциальной тещей или она так и будет рыдать на моей общажной койке. Ну что делать? Как честный человек обязан жениться, купил розочки и пошел объясняться с ее мамой. Сказать, что теще я сразу не понравился – это просто ничего не сказать. Совратил ее сокровище (хотя это еще вопрос, кто кого совратил – Алисочка была ого-го какая горячая женщина), на носу второй курс, ребенок, пеленки, как же вы будете и все такое. С другой стороны, внука тоже хочется понянькать. Приехали мои родители, организовали свадьбу, сняли комнату в коммуналке и началась наша супружеская жизнь. Только что-то странно она началась. То, что Алиска дрыхла часов по 12, перманентно заливалась слезами и гоняла меня к теще за солеными огурцами - по-моему можно и не говорить, но вот не толстела она совершенно, не рвало ее по утрам, и даже такой неопытный дурак как я все-таки заподозрил неладное. Взял за руку, отвел к гинекологу, а потом, вместе со справкой – к мамочке за ручку. Была у Алиски дисфункция и истерическая беременность, никаким ребеночком в ближайшую пятилетку и не пахло. Когда до Алиски дошло, что она ничем не связана, кроме курса гормональной терапии, она резко похорошела и начала убегать пожить к мамочке домой, к мамочке на дачку, к тете на каникулы, в санаторий отдохнуть, а потом загуляла окончательно и мы с ней без всяких дрязгов и судов развелись.

После Алиски была веселая разбитная Ксюха на все лето в Ялте, дочура моей квартирной хозяйки. Она все мечтала попасть в Москву «на презентацию». Уж не знаю, чем ей далась именно презентация, но каждый раз после быстрого перепихона Ксюха щурила на солнце кошачьи янтарные глазищи и выпевала:
- А там иду я, с бокалом мартини... И платье у меня такое классное из бутика, шелковое и спина голая... И каблуки такие, чтобы все в подмышку дышали... Вокруг бомонд, все на меня смотрят... А я - стильная и равнодушная, иду сквозь толпу и передо мной все расступаются...
Моя отпускная Ксюха своим шестым кошачьим чутьем все-таки отыскала свой зигзаг удачи. Понятное дело, это был не я. Пару раз я даже увидел ее довольную мордашку в телерепортажах с популярных околоКВНных тусовок, надеюсь, что и сейчас у нее все путем.

Потом почти полгода у меня жила Жанна, свой человек и вообще хорошая баба. Из ничего и пяти рублей сооружала офигенную закуску. Я мог заявиться домой без предупреждения во сколько угодно и с друзьями – ни упрека, ни наезда, сидела с нами, хохотала заливисто, рассыпала кудри золотые, песни пела - залюбуешься. Хорошо мне с ней было, наверное. Только однажды я нашел ее в ванной в луже крови, с перерезанными венами. Вовремя нашел, отвез на скорой, успели, зашили... Назавтра Жанна, помертвевшая, серая, вся какая-то уже чужая, смотрела в стену, как будто ничего нету интереснее этой обшарпанной больничной стены. А я все ждал как побитая собака, может скажет чего. Наконец, повернула ко мне голову и говорит:
- Эх, Рома-Ромашка... Не тебя я люблю... А как бы все просто было... Уходи сейчас, и без тебя тошно...
Из больницы, как мне сказали, ее забирала сестра под расписку, а я даже и не знал, что у нее сестра есть. Скорее всего, та же сестра собрала Жаннин чемодан и оставила ключ от квартиры в кухне на столе.

Светка прижилась у меня дома случайно. Один пацан у меня на работе должен был встретить троюродную сестру невестки своей бабушки, в общем, седьмая вода на киселе, которая приезжала в наш город из далекой провинции поступать. Как поступит, пойдет в общежитие. Не поступит – вернется в свой задрюпинск готовиться. Одного он не учел - что его жена будет рожать на месяц раньше положенного срока. Я сидел на работе и молодого отца после вчерашнего отмечания даже и не ждал, когда он появился на пороге, прямо с вокзала, с похмельем, Светкой и неслабым таким рюкзаком. Жену, ребенка и нагрянувшую помогать тещу в своей однушке он еще как-то представлял, но Светка была уже лишняя. И Светка временно осталась у меня. Девушка была строгих правил, сортир мыть могла, а вот пальцем к ней и не прикоснись. Сняла чеканку голой бабы над тахтой, повесила иконку. По вечерам молилась за успешное поступление, свечки жгла. Мне было жутковато, но всякие окрошки-вареники регулярно появляющиеся в холодильнике здорово поднимали настроение. Через 2 недели вывесили списки поступивших, Светка прошла по конкурсу, попрощалась и ушла в общежитие. А поздней осенью я увидел ее на углу улицы совершенно босую, в какой-то черной рясе, раздающей листовки о конце света. Светка почти меня не узнавала, твердила о божеской любви, всепрощении, избранных сорока сотнях, которых живыми на небо возьмут и улыбалась, глядя куда-то за горизонт. Жалко ее стало, пропадет ведь дура со своими сектантами. Отвез к себе домой, накормил, дал спортивные тапочки, спать уложил на ту же тахту. Несколько суток она ела, спала и смотрела в потолок, в себя приходила. Потом опять начала отмывать квартиру, готовить вареники, в общем все то же самое, что и до поступления, но без иконки над кроватью. Я только было успокоился на ее счет, расслабился, пришел домой под банкой и начал жизни учить, что зря она, Светка, в город приехала, не ее это, вернулась бы домой, вышла замуж, детей нарожала, как все и началось. Светка заголосила, что она – страшная грешница, нет и не будет ей прощения, еще что-то об искуплении грехов, успеть бы ей до конца света, подхватилась и убежала из дома. Хорошо хоть на этот раз в обуви. Больше я Светку не видел. В деканате сказали, что готовят ее к отчислению за прогулы, у своего родственника она тоже не появлялась, в больницы, морги и СИЗО ничего похожего не поступало. Друзья начали уже шутить, что я – фокусник, у нормальных людей бабы просто так бесследно не пропадают, даже если очень хочется, а у меня такая везуха – две подряд как корова языком слизала, и ценных вещей не прихватили. Я помалкивал, что на самом деле искал Светку через дружбана в милиции, и в конце концов она обнаружилась у родителей, целая и невредимая, но по-прежнему повернутая на конце света.

Потом была соседка Оксана. Эта захватывала территорию по всем правилам – забегала за солью и спичками, просила вбить гвоздь, ввинтить лампочку, подвесить полочку, подсовывала пирожки-огурчики попробовать и сверкала из халатика соблазнительными с ее точки зрения местами. Не могу сказать, что я поддался на ее уловки-хитрости. Видно было, что бабе нужно замуж, и с молотком в руках, и в постели я ее устраивал, но – не лежала у меня к ней душа. Оксана была удобная в быту, но уж чересчур хваткая бабенка. Не люблю, когда за меня уже все решили, но забыли меня же поставить в известность. Я почувствовал, что сижу в горящем самолете и надо как-то выходить из пике пока можно. Оксана уже строила планы проломить между нашими квартирами стену и сделать дверь. Человеческих разговоров она не понимала, когда я начал демонстративно приводить к себе других женщин – стучала в стену, скандалила и сама же вызывала милицию, жалуясь на дебош у соседа. Но тут мне неожиданно повезло – институтский друг позвал поработать на хорошую фирму в другом городе. Я выписал бате довереность на квартиру и уехал.

Жизнь на новом месте складывалась удачно во всех отношениях. Для такой фамилии как у меня надо сразу ковать железную репутацию, и я ковал – и в офисе, и на проекте, и на тех же пьянках с руководством и рядовыми работниками. Ходил и обаял направо и налево, конечно, с учетом того, что жениться мне еще не время и не стоит дамам подавать надежд. Как-то получилось, что из всего роя незамужних бабочек, крылышками бяк-бяк-бяк, я запомнил только одну. Разведена, ребенок, карьера, бассейн и солярий, нечастые ресторанные (и постельные) свидания и никаких попыток меня захомутать. Пока я тянул время и старался продать свою свободу подороже, она списалась с каким-то брачным агентством и уехала замуж за рубеж. Я остался, как на поезд не успел. Вот тебе и железная репутация.

В следующий раз я завершил красивый роман с красивой женщиной маршем Мендельсона. Лариса была ухожена, амбициозна, неплохо продвигалась вверх по служебной лестнице, в нужный момент умела из снежной королевы превратиться в знойную женщину, мечту поэта и наоборот. Мы друг друга по-человечески устраивали, но не стали бы жениться, если бы Ларисе не надо было демонстрировать стабильность своего семейного положения в американском посольстве. Она постоянно моталась за рубеж, вела переговоры, заключала сделки, обмывала сделки, но ночевала всегда дома. Мы были женаты три года и я уже начал привыкать к мысли, что в моей зебре жизни наконец-то началась белая полоса, когда неожиданно все рухнуло. С утренней летучки у шефа меня вытащил телефонный звонок:
- Мистер Херцигов? Сэр, мы с прискорбием сообщаем, что ваша жена...
По ту сторону океана Лариса и ее бизнес-партнер, как я теперь понимаю, он же любовник, погибли в автокатастрофе, не справившись с управлением на хайвее. Судя по всему, они возвращались вдвоем после делового? романтического? уик-энда на побережье в самый час пик, когда одна из машин впереди потеряла управление, слетела с полосы, ударилась о бетонное ограждение, снова вылетела на полосу... То, что осталось в этой мясорубке из пяти или шести спрессованных автомобилей, было опознано сотрудниками американского филиала. От меня требовалось только согласие на кремацию.

Я скучал по Ларисе. Первое время я даже забывал во сне, что ее уже нет. Может быть, потому что я никогда не видел ее мертвой. Я скучал по размеренной жизни без проблем, которую не могли восстановить старые знакомые и случайные подстилки, хотя, надо признаться, очень старались. С одной стороны, приятно, когда этакая Гелла в одном передничке кофе в постель подает, а с другой – на третьей-четвертой Гелле уже достает однообразие, хоть бы нового чего придумали. На тех же самых презентациях и выходах в свет я начал вглядываться в лица, искать не холодный, не расчетливый и не глупый по молодости, человеческий взгляд. Если раньше оценивал всякие там руки-ноги-губы-плечи, то сейчас начал примерять на всех – а эта мне изменит? А эта мне родит? А эта не сбежит замуж по переписке? Я много вглядывался. Случайно ее увидел.

Почему я вам все это рассказываю? Вот сейчас я сижу и смотрю на бархатную коробочку, такую знаете, как в хорошем кино. Внутри кольцо, конечно. Сижу и думаю – ну вот он я, Роман Херцигов, Синяя Борода, хоть два раза в день брейся, все равно щетина вылезет. Не везет женщинам со мной, проверено. Может, сначала и ничего, но потом обязательно что-то случается. Стоит ли портить ей жизнь? Может быть, нету мне счастья – а может в восьмой раз и повезет, все наладится, будет все хорошо, дети-внуки, и борода поседеет – буду как батя, соль с перцем и никакой синей бороды. Не хочу я ей больно сделать – она ведь такая женщина, просто сказочная...