Пыльное летнее предгрозовое

Ещё в метро я поразилась странной размытости красок, эфемерности запахов, ирреальности происходящего со мной. Поднявшись на поверхность, я обнаружила, что странное чувство не прошло, а лишь усилилось.
Казалось, я не иду, а лечу, слегка касаясь ногами пыльной земли, парю над раскалённым асфальтом, обжигающим ступни сквозь тонкую, почти прозрачную преграду подошв босоножек. В неподвижном, даже слегка дрожащем в своей монолитной неподвижности воздухе висело предвкушение ливня – и это чувствовали все. Люди спешили по своим делам, натянув до упора на лица страшные маски равнодушия. Дождя ещё не было, но я уже чувствовала его приближение, видела его красоту. Перед моим мысленным взором первые яркие капли, тяжёлые, как осознание греха, медленно неслись к земле, жадно протягивающей к ним свои руки. Они врезались в неё, взбивая серую городскую пыль в пену шампанского, блестящие, как ртуть, прозрачные, как признания донжуана.
Идя сквозь враждебную толпу, я поймала себя на том, что здесь, возле университета, полно парней – роковых блондинов  с голубыми скандинавскими глазами, прекрасными и холодными, как океан разлуки, страстных брюнетов, воображающих себя точными копиями Казановы, но со стороны похожими на неудачную пародию на поручика Ржевского, долговязые шатены-рокеры с сальным хвостиком волос, дышащие в лицо смешанным запахом дальних странствий, сигарет, красивых текстов чужих песен, дешёвого вина, несбыточных мечтаний, вчерашнего перегара, духа свободы и несвежего дыхания, рыжие мальчики, или толстые, растерянные, похожие на Винни-Пуха, или хитрецы с узкими глазками, еврейской привычкой переспрашивать и отвечать на вопрос вопросом...
Да, их много, вот они идут, небрежно скользя по мне – сквозь меня – невидящим взглядом, по-хозяйски обнимая своих девочек, но что это? Зачем? Зачем мне они, если нет среди них Его, того самого, наилучшего, приходящего ко мне в прохладных сновидениях? Да что я говорю? Я ведь даже не знаю, как Его зовут, где Он живёт и как выглядит! Тут я позволю себе небольшую цитату из «Bon Jovi»:

She don't know me,
She don't see me,
(She don't care)
She can't hear me,
Can not help me,
She don't want me,
Like I want her,
I'm gonna tell her
That I love her.
She doesn't even know my name...

Так и я. И вот что мне интересно: долго ли будет длиться этот кошмарный сон сознания, порождающий чудовищ? Суждено ли мне найти того единственного человека, с которым я не только захочу провести вместе остаток жизни (звучит-то как по-пенсионерски! Фу!:-) ), но и буду обожать каждую секунду каждой клеточкой своего существа, с которым я ни разу не поссорюсь, которому смогу поведать все свои секреты, не опасаясь болтливости или непонимания (что порой даже страшнее), на которого не набросится с пьяными поцелуями моя лучшая подруга, моментально превращая в некое живое подобие «секонд хенда» :-), на которого всегда приятно смотреть (и не только смотреть:-) ) и который любит меня такой, какой я являюсь на самом деле, без приукрашиваний и лживых масок, без постоянных попыток угодить... Увы, мои мечты приносят мне боль, мой идеал нежизнеспособен, и от этого слёзы переполняют душу, не выплёскиваясь, однако, наружу, как этот никак не начинающийся дождь. Мне кажется, случилось самое страшное: я собственными руками сотворила канон, этим самым разрушив счастье:-(. Я ношусь с тесной пыльной коробкой идеала, канона, пытаясь запихнуть в это прокрустово ложе всех парней, встречающихся на моём жизненном пути. Но им или чего-то не хватает (мужества, ласки, красоты, ума, понимания, денег, наконец), или слишком много чего-то другого (развязности, пошлости, притворства, приторно-сладкой лести, самодовольства или, наоборот, комплексов). И старинный футляр, в котором по всем правилам должен красоваться лучший из бриллиантов в золотой оправе, хранит в себе какое-то барахло – слава Богу, недолго. Но вот чудо: все эти случайные прохожие не только останавливаются в гостинице, оставляя за собой след от ржавого гвоздя на стенах или закатившуюся под антикварную кровать XV века дешёвую запонку, – нет, они вытаптывают изумрудные поля моей души, они навеки поселяются в безразмерном готическом замке моей памяти, оплачивая проживание полустёртыми кредитками. После каждого кандидата в Принцы в заповедном лесу души остаётся очередная выжженная полянка, захламлённая до невозможности. И всё сильнее терновник цинизма оплетает некогда крепкие, а теперь крошащиеся от времени стены замка в глубине леса, чахнут и засыхают клумбы роз благодарности, покрываясь сорняками недоверия...
Так найду ли я когда-нибудь свою love forever? Или мне суждено писать проникновенные стихи о несуществующей любви, испытывать чувство привязанности – не страсти, – довольствуясь неким substitute for love (термин Мадонны), мечтать о несбыточном – и...

Никогда не попрощаться взглядом,
Никогда не вымолвить: “Люблю!”,
Не услышать вместо “Нет, не надо”
Нежности мелодию твою.

Не махнуть платочком на прощанье,
Не оставить запаха духов,
Никогда не загадать желанье,
Заблудившись в лабиринтах снов.

Не поцеловать тебя украдкой,
Не шептать ночами тёплых фраз,
Никогда не отгадать загадки
Голубых твоих прекрасных глаз.

Не упасть внезапно на колени
За пьянящей пеленой ночей,
Не попасть однажды в царство теней,
Очутившись в полутьме свечей.

Не дарить себя всю, без остатка,
Не ответить на любви вопрос —
Лишь сидеть в тумане горько-сладком,
Задыхаясь от безумных слёз;

Ждать тебя входящим ниоткуда,
Видеть счастье в призрачном тепле
И потом, не дожидаясь чуда,
Засыпать с мечтами о тебе...

Позже, блуждая пустынными коридорами университета, я наслаждалась бесчисленными внезапными поворотами, лестницами, поднимающимися снизу, из пылающей преисподней, вверх, в пугающе-сладкую, манящую, притягивающую, как магнитом, неизвестность бесконечности, безлюдными аудиториями, где в укромных уголках лежат, всё ещё теплясь жизненной энергетикой бывших хозяев, разрозненные шпаргалки, почти пустые бутылки, на самом донышке которых горит янтарём яркая капля драгоценной жидкости, кусочки мела, старательно выведенные на доске каракули формул, тупое великолепие совершенства которых кощунственно нарушено в самом низу, слева одним, но сразу бросающимся в глаза маленьким участком, небрежно вытертым, скорее даже размазанным сухой тряпкой, с ликующим росчерком на освободившемся пространстве: «Миша+Маша=любовь!».
Как же дорог мне этот запах мела и скрип рассохшегося паркета, ощущение потерянности во времени и чувство провала в безнадёжное вчера, в тот момент, когда всё живое синхронно покидает помещение, здание, город, страну, континент, планету, Вселенную, оставляя за собой только эти пустые коридоры, едва уловимый запах знаний, трепет нераскрытого обмана невинных уловок и осознание студенческой сплочённости, этот кусочек мела, эти парты, стройными рядами уходящие в неизвестность, взмывающие к небесам... о, это словно фантастическое deja vu, пережитое героями «Лангольеров» Стивена Кинга!
А может, я попала в чистое, новое и таинственное завтра? Может, через несколько часов... минут... секунд... мгновений сюда придут люди, заполняя своей неукротимой волной присутствия, энергии и жизненной силы все пустоши, как оторванная пуговица прирастает к старому полинявшему халату, да и сам халат становится совершенно новым, иллюстрируя прокрученную в обратном порядке киноленту жизни на чудесной машине времени?
Всё может быть. И с этим болезненно-сладостным чувством вновь обретённой гармонии, упорядочившегося хаоса, приторной ностальгии, которая нашёптывает самые мелодичные песни, вонзает самые острые осколки в сочную мякоть сердца, услужливо именуя их дорогими воспоминаниями, я покидаю это сонное царство величавых куполов и потаённых курганов.
На улице идёт мелкий серый дождик, безобидный, как маленький ёжик со смешными колючками. Я поднимаю голову к небу, с которого моросит тусклая осень, и словно слышу: «Успокойся. Время идёт. Всё будет в порядке».
И даже если в глубине души я сомневаюсь в правильности слов невидимого великого советчика, то на поверхности моей души уже плещутся, как на поверхности моря, маленькие золотистые рыбки узнавания, и я с воображаемой улыбкой, не признавая мнимой защиты зонта, иду вперёд.