Мы засыпали, обнявшись

Нас положат рядом. Засыплют землей. Будет звучать скорбная песня, и дождь протянет к нам свои тонкие руки. Люди станут тесно, бок о бок. Их дыханья сплетутся в одно. Мои короткие волосы примут венок из незабудок, твои до плеч – алую гвоздику. Мы видели друг друга каждый день. И никто больше не видел нас. Теперь мы на виду у всех. И только наши глаза закрыты. Это, наверное, сон. Долгий и глубокий. Странно, но я все еще чувствую вкус томатного сока.

Помню, ты ждал звонка, а я курила под звуки твоего молчания. Сидела у твоих ног. Сначала ты положил трубку на рычаг, а потом голову мне на плечо. Смотрели в пустоту перед собой, но точно видели что-то. Так мы могли сидеть часами. Я сказала: «Пора». Знала, что ты должен уходить. Вышла проводить тебя. Ты не прощался. Просто ушел, тихо закрыв за собой дверь. Я осталась одна впервые за несколько лет. Тогда мне показалось, что впервые за всю жизнь.
Сколько себя знаю, мы жили в этой квартире. Спали под одним одеялом. Дышали друг другом. Мы редко выходили на улицу. Были далеки от цивилизации. От бурлящего потока проблем и забот. От ощущения «сиротства в толпе». Нам было все равно день за окном. Или ночь. Дождливо или солнечно. Весело или тоскливо. Ты прятался от жестокости. Любые ее проявления во внешнем мире были тебе не по силе. Думаю, всему виной была твоя чрезмерная чувствительность. Или твое твердое убеждение в том, что она чрезмерная. Мы жили затворниками уже много лет. Ты хотел уберечь себя. Я же просто хотела быть рядом.
Ты вернулся на рассвете. Принес с собой запах белых халатов. Твои руки были в грязи. «Я сбежал», – еле слышно проговорил ты. Я представила, как ты роешь подземный ход. Слышала учащенное дыхание и хруст ломавшихся ногтей. Потащила тебя в ванную. Ты походил на робота. Движения были скованными. Молчал. Игнорировал мои настойчивые вопросы. Я усердно терла твои ладони. Грязные брызги залепили лоб. Вспотела. Казалось, ты ничего не видел перед собой. Бормотал что-то себе под нос. Чесал пятки. Жадно слизывал капли воды с плеча. Неожиданно замирал: «Я заболеваю». Внимательно слушал звуки вокруг. Дрожал. Громко стучали зубы. Я вытирала тебя полотенцем. Ты становился возбужденным. Вскакивал с места. Бежал к окну. Размахивал руками. Выкрикивал непонятные слова. Падал на пол возле холодильника. Обхватывал колени руками и подтягивал их к животу – ребенок, который не успел родиться. Звал меня, произнося имя медленно, по слогам. Я опускалась рядом. Прижималась к тебе всем телом. Боялась дышать. Ты беззвучно плакал. Лизал мои ключицы. Щекотал за ухом. Мы засыпали, обнявшись.
Ты просыпался бодрый. Шутил за завтраком, как в старые добрые времена. Я смеялась. Весь день мы валялись на кровати, разглядывая потолок. Пели старые песни. Ласкались. Потом ты становился серьезным. Садился по-турецки. Много говорил. Я делала вид, что слушаю. Понимала: лечение не помогает. Осторожно сказала тебе об этом. Ты задумался. Вышел в другую комнату. Сел у окна. Смотрел на заплату из неба. Облака, которые отражаются в миллионах чужих глаз, почему-то пропустили твои. Ты погрузился в молчание. В таком состоянии ты мог находиться неделями. Я послушно сидела рядом. Выносила горшки. Обмывала тебя влажным полотенцем. Еду ты не принимал. Уговоры тоже. Спал сидя, склонив голову на грудь. На закатах лучи заливали твое лицо кровью. Я боялась прикасаться к тебе в такие минуты. У тебя был взгляд человека, который боролся с безумным желанием убить. Руки сжимались в кулаки. Зрачки расширялись. Ты прятался от солнца. Жадно пил томатный сок. Пускал красные струи по стенам. И опять садился у окна. Иногда мне казалось, что ты ждешь чего-то. Я спросила. Ты ответил, что ждешь конца света. Говорил, что небо постепенно чернеет. И, что ты уже видел первых голубей-самоубийц. Они бросались вниз, сложив крылья. Асфальт превращался в коврик из внутренностей и перьев. Дети уносили на подошвах воспоминания о голубых далях. Я верила тебе. Ночью бродила по улицам. И слышала тихие стоны деревьев.
Случалось, ты говорил со мной. Я внимала каждому слову. Боялась, что оно будет последним. Всхлипывала. Ты брал меня за руку. Долго смотрел в глаза. Искал в них следы от порезов. Но рубцы остались только на запястьях. Они помнили: бритва была острой. А кровь густой и сладкой на вкус. Врач сказал, что шрамы останутся. На следующий день ты купил мне широкие браслеты. Они не снимаются. Дома я жгла свечи одну за другой, забивая запах бинтов. Ты читал вслух Г. Г. Маркеса. Говорил, что я похожа на ангела, которого заперли в курятнике. Смастерил мне бумажные крылья. Я запротестовала. Лететь мне некуда, да и незачем. Я уже была дома. В тот вечер мы сожгли последнюю свечу. Аромат лаванды еще долго висел под потолком. Его впитали наши потрескавшиеся губы.
По ночам ты открывал окно и впускал в комнату ночных мотыльков. Они бились телами о плафон лампы. Некоторые обжигали крылья и падали вниз. В предсмертной агонии они копошились у моих ног. Ты смотрел на это глазами безумца. Невероятно было то, что тебе нравилось наблюдать за смертью. «Знаешь, ты изменился», – заметила я. Ты знал. Все то, что ты отвергал раньше, становилось частью тебя. Днем ты стрелял из рогатки по воробьям. А ночью топил котов в пруду. Твои руки были нежны. Движения осторожны. Казалось, ты совершал древний магический ритуал. Круги на воде исчезали уже через несколько минут. Жажда мучила тебя еще несколько суток после. В отчаянии ты склонялся над мутными лужами. Пил свое отражение. Твои слезы смешивались с грязью. Ты оплакивал то, что не смог уберечь.
Ты начал источать сильный запах. Отвратительная смесь болотной тины и тухлых яиц. У меня возникло ощущение, что ты гниешь изнутри. Эта гниль постепенно разрушала твой мозг. Ты совсем перестал походить на человека. Лежал неподвижно с закрытыми глазами, раскинув руки вдоль тела. Не знаю, спал ты или бодрствовал. Не знаю, узнавал ли ты меня в редкие минуты просветления. Иногда ты хотел видеть небо. Подползал к окну. Я поддерживала тебя за талию. Ноги больше не слушали тебя. Ты долго смотрел вдаль. Я прижималась губами к твоей горячей щеке. Бешено стучали сердца. Руки тянулись навстречу апрельской влаге. Мне на ладонь падали черные дождевые капли. Обжигали кожу. Вдруг ты повернул голову. И впервые за долгое время посмотрел на меня живыми глазами.
Из аптеки я вернулась через семь минут. Разложила перед тобой разноцветные упаковки. Ты выбрал красную, наугад ткнув пальцем. Я налила два стакана томатного сока. Мы засыпали, обнявшись.