Измена

... и тогда я решил уехать из Москвы, найти работу, новых друзей и т. д. Глупо, конечно, но для осуществления своих, как мне казалось, жизнеспособных планов я выбрал город Санкт-Петербург.

 Знакомых в Питере (не люблю почему-то это слово - "Питер"),
 если не считать нескольких местных фриков, у меня не было, и
 на что я надеялся - непонятно. Планы по изменению себя мне еще
 тогда казались слишком непрочными, но это не помешало мне
 ледяным ноябрьским утром выйти на перрон Московского вокзала.
 Примерный ход моих мыслей: найти жилье, устроиться на работу,
 обзавестись знакомыми, посетить Эрмитаж и клуб "Грибоедов".
 Бабок, что сдают комнаты и квартиры, по причине раннего утра
 на вокзале еще не было и, естественно, я отправился пройтись
 по Невскому. Погода ужасная, а все бары уже открыты...

 В общем, попав к одиннадцати утра на какую-то там площадь, где
 питерские бабки сдают свои заплесневелые углы, я был настолько
 пошатываем пронзительным питерским ветром, что приличное жилье
 мне сдать отказались.

 - Я москвич, приехал по работе в ваш город, - объяснял я
 морщинистым риэлтершам причину, по которой мне нужна недорогая
 квартирка в центре города.
 - Москвич, а с утра пьяный уже, - защищали они свою
 жилплощадь.
 Все мои сомнительные планы и туманные перспективы были бы
 уничтожены уже тогда, если бы одна из них не сжалилась и не
 отвезла меня смотреть комнату на канале Грибоедова. Комната
 как комната: перепаханная чьими-то телами кровать, книжный
 шкаф и огромное окно (через которое я вскоре сбегу отсюда) -
 жить можно. Хозяйка квартиры мне тоже понравилась. "Какая
 милая и интеллигентная женщина", - подумал я. "Слышь,
 "москва", с вентилем газовым в ванной аккуратнее обращайся, а
 то е**нет", - сказала она. Хозяйка действительно была
 интеллигентной бывшей учительницей, просто вконец спившейся.
 Попросив показать документы и взяв плату за месяц вперед, она
 предложила сгонять за водкой. Я не обиделся: глядя на мое
 невыспаное с дороги и опухшее от утренних алкогольных
 возлияний лицо, предложение сбегать за водкой казалось вполне
 естественным. Однако я отказался от продолжения банкета и
 пошел обживать свое временное пристанище.

 Разобрав вещи, взял из книжного шкафа "Путеводитель по
 Ленинграду" и принялся его изучать. Но странный звук,
 доносившийся непонятно откуда, мешал мне сосредоточиться: было
 такое ощущение, что кто-то рядом ел газеты. И действительно.
 Она сидела в шкафу и ела старые газеты, нагло смотря на меня
 тусклыми глазами. Ничего не имею против крыс, домашних
 особенно, но моя хозяйка могла бы и предупредить меня о
 соседке по комнате. А потом вышел на кухню и понял: здесь все
 так и должно быть. На стене огромной кухни было намалевано: "Я
 вызываю тебя, Капитан Африка". В голове сразу стали всплывать
 образы столпов питерского андерграунда - Новиков, Африка,
 Курехин. На грязной плите в грязной кастрюльке кипела грязная
 вода, а на диванчике, стоящим тут же на кухне, лежало нечто.
 Это нечто я сразу зауважал, увидев нечтину обувь - сапоги
 примерно 48 размера. Телесную оболочку хозяина сапог увидеть
 не представлялось возможным, так как все это было накрыто
 несвежим одеялом. Но, судя по тому, что запах перегара достиг
 моего заложенного носа даже сквозь толстое с грязной жировой
 прокладкой одеяло, лежащий на диване заслуживал мега-респекта.
 Окунувшись в затхлое болото типичной питерской коммуналки с
 сильныи креном в бытовой алкоголизм, решил выбраться на свежий
 воздух, подумав, что если тотчас же не сделаю этого, то
 навсегда останусь в этой квартире и в этой жизни, научившись
 лет через пять дышать перегаром сквозь одеяло. Оделся,
 внимательно посмотрел крысе в глаза и вышел на съежившуюся от
 мороза и прохожих улицу.
 Решил сходить в Эрмитаж. Сходил. Красиво там, конечно, но,
 учитывая то, что пить я начал еще рано утром, сокровища
 мирового искусства плохо ложились на мое состояние, и поэтому
 через 15 минут, отчаявшись самостоятельно найти оттуда выход,
 я, стараясь не дышать на смотрительницу музея, спросил, где
 выход, и ушел. Санкт-Петербург - хороший город. Но только не
 поздней осенью 1998 года. Главная артерия города - Невский
 проспект выглядела как вена, в которую только что загнали пять
 миллилитров свернувшейся крови. Мертвые фонари, грязно-серые
 дома и много сумасшедших. Где еще на улице к вам подойдет
 пьяный художник и предложит нарисовать ваш портрет за любое
 количество имеющейся в вашем кармане наличности? Где еще вы не
 сможете отказаться и, купив себе и художнику по бутылке пива,
 пойдете работать натурщиком на подоконнике грязного питерского
 подъезда? Вот мы и сидели. Я с пивом и натянутой дурацкой
 улыбкой (так было надо для экспозиции), свесив ноги с
 подоконника. Он - заросший, с желтыми свисающими сосульками
 давно не мытых волос, с папиросой в правой руке и тоже пивом в
 левой. Третьей, непонятно откуда взявшейся рукой, он умудрялся
 еще и рисовать. По лестнице то и дело шмыгали бабки с
 мусорными ведрами, заглядывали художнику через плечо, давали
 советы и заставляли дышать запахом своих мусорных ведер. Через
 пятнадцать минут я был нарисован. Фальшиво улыбающийся Я
 смотрел на меня на фоне Петропавловской крепости. Это обошлось
 мне в бутылку крепкой "Балтики" и десять рублей мелочью.

 Сидя в каком то кафе, начал думать, что аэродром, который я
 выбрал для старта к новой жизни, слишком давно никто не
 убирал. И такой старт мог оказаться опасным. Купив пачку
 пельменей и бутылку самого дешевого вина, отправился в свое
 временное пристанище. Деньги, которые я уплатил за жилье,
 материализовались в виде кучи водочных бутылок на кухонном
 столе. Хозяйка салона снова предложила выпить с ней и ее
 друзьями, но я отказался, сварил пельменей и отправился спать.
 Проснулся ночью от громкого стона диванных пружин. Мог бы и не
 выходить на кухню и так понимая, что моя хозяйка остервенело
 делает sex с кем-то из участников званого ужина. Но все-таки
 вышел... Если вы когда-нибудь видели умилительную картину
 соития двух немолодых и сильнопьющих людей, то наверняка, как
 и я, остались тронутыми увиденным. Сильное зрелище, чего уж
 там.

 Странно, но именно эта картина стала решающим фактором в моем
 желании немедленно вернуться в Москву и прекратить изображать
 из себя одинокого отверженного мученика, решившего убежать от
 всех и вся. Проснувшись рано утром от холода, быстро собрал
 вещи и попытался уйти. Однако питерские всегда были хитрыми
 ребятами (что и сегодня наглядно демонстрируют) и на ночь
 заперли дверь ключом, которого у меня не было. Походив по
 комнатам и насмотревшись на распластанные в немыслимых позах
 осколки местной интеллигенции, понял - будить кого-либо из них
 и что-то спрашивать бесполезно. Вернулся в комнату, допил
 вино, украл книжку преследующего меня всю ту осень Лимонова,
 открыл окно и прыгнул. Со второго этажа на козырек подъезда.
 Оттуда в сугроб. Невысоко. Прибавить полбутылки выпитого
 только что вина и отнять нетяжелую в сумку. В сторону вокзала
 я шел, нет, не шел - почти бежал. По пути купил в ларьке
 журнал "ОМ" трехлетней давности и свежую "Астру" от Новых
 Композиторов. Эти покупки плюс портрет "Я" стали самым ярким
 моим воспоминанием о городе, который оказался сильнее меня.

 А еще я понял - невозможно пытаться что то изменить в жизни,
 поменяв лишь местожительство. И нужно ли вообще пытаться
 изменить свою жизнь? И не означает ли это изменить себе? За
 последние тысячу лет мир видел немало революций и ни одна из
 них не сделала никого по-настоящему счастливым. Любая
 революция (это грубое вмешательство немытых лап эскулапов в
 нежную плоть истории) всегда менее действенна, чем старая
 добрая и ужасно скучная эволюция. И можно попытаться изменить
 что-то в жизни, не отрывая при этом жопу от дивана. Спасибо за
 это озарение пьяному художнику в подъезде, переплетенному
 клубку немытых ног в жарком соитии, холоду, дешевому алкоголю
 и крысе с грустными глазами, которая, я уверен, до сих пор
 пережевывает старые газеты где-то на канале Грибоедова.