unikey. 3

3.1.

Заглотив в себя весь свет - все взгляды, фонари и прочая - по-депутатски карбонированный, бликующий автомобиль (большой, представительский, недоступный пиару) буквально вплыл под балку на бархатных шинах, и уже через несколько секунд жизнь продолжалась. Так проехала власть. Там, в столице, в паутине вроде бы обычных улочек и переулков. И почему-то захотелось, чтобы один из депутатов покончил с собой на трибуне - странное желание? Потому что надоели. Вышел по регламенту, с докладом, со своми поправками - или намерениями поправить. И поправил. Вот был бы шок! И все очумели и кинулись вон, когда депутат, помолчав и оглядев зал заседаний парламента, вскинул руку - испугался своего промедления - и выбил пулей свою жизнь куда-то в сторону (а кто-то даже проследил, куда кусок отлетел - и ничего не увидел, так как соседи вскочили и стали его выталкивать с места дай пройти, это какой-то ужас; операторы побежали вниз). Политизированное сознание. Да?

3.2.

Дождь, похоже, - нормальное состояние этого лета. Вот и всё, собака (потрепать тебя по голове; нравится; сунул нос в ладонь; такие мягкие уши - сшить бы из собачьих ушей одеяло), похоже, вечером мы с тобой никуда не пойдём. Лучше посидим дома, ты можешь сходить прямо здесь, только позови меня, чтобы я подставил тазик. Мне лень выходить под дождь на улицу, мочить ноги и куртку. Или ты правда хочешь? Посмотрим, может дождь оставит нас в покое. Это не макондо. Но уже льёт без остановки со вчерашнего вечера, лужи на глазах пухнут и пухнут, а по их берегам - ярко-жёлтая пенка. Но это из-за ливня. Это началось вчера, после молитв на ступенях мраморных храмов. Налетевший с востока сухой воздух выел краску с домов, зелёное солнце ослепило окна, и лето пропало, заменившись одуряющим зноищем. Северное лето более живое, на мой вкус, оно не может сводить с ума, оно не должно. И вот полило ведро, быстро всё превратилось в водищу, небо стало ссано-липовым, ненатуральным, запах озона и чадящих смолами тополей окончательно передвинул дату наступления абсурда на ближайшее время. И сегодня утром я понял, как сера жизнь моя, проходящая за грязным стеклом, и как несчастны дети, мечтавшие поджигать пух вокруг деревьев, - сейчас он превратился в грязные разводы на утоптанной земле дворов. Вот, опять впадаю в юношеский маразм. Болезнь роста. Кто же говорил? Инфантилизм, скептицизм и нарциссизм. Страшно. Моё лицо в стекле монитора маячит, это лицо, такое не моё, и не лицо даже - так, что-то. А пальцы-то, пальцы - бегают по клавишам, и не остановить их, беглецов, но вот ступорит, и потеряна А, и забыта точка. Отчего же такая усталость? Слоняюсь по квартире, прислушиваюсь к шумам из подъезда: вот лифт тронулся (умом я), и едет, едет, едет... Сяду рядом на стул с собою начну говорить тихо безумно ветрено и скажут мне выходи наружу счастливец праздный а я - счастливец? И ссано-липовый город с ветром (бушующие тополя - откуда тьма набежала, откуда вдруг после спокойствия ливневого скандал тополей?) во мне вот тут вот сидит - открываю холодильник, ем ветчину, ем джем, пью молоко, нездоровый. И опять коридоры квартиры, а потом зеркало и угри, и чтение облика - моя ли рожа, ваше ли лицо? Спойте мне песню, прохожий, прохожий-похожий, не забывайте её стихи, никогда от них не откладывайтесь, мой друг, мой образ на насесте скуки и яйца пожарить, правда? Сейчас я даже смогу написать порнуху, я могу выложить себя на его живот и ласкать себя его руками - не казните, я забьюсь как табак в трубу ванной и буду себя изводить уже своею рукой, хлипеться в звоне кафеля и эмали своего ничтожества, казню себя, вам уже нет работы. А потом, а потом - ну, что? Убегать в свои дебри, да? Стараться не думать о его трусиках и до боли узкой талии, кажется - переломишь, и взрываешься, ах, мой юноша прекрасный, моё фантазио, ваши тутовые волосы легко не высечешь из памяти, не вскроешь и вены - тогда как я буду вас вспоминать? Не взрежу, нет, я вас оставлю на будущее, ваши задыхательные (во мне воздух разрежен) обнажёнки, носик и маленькая ягодица под хлопком. Я страдаю, страдаю, страдаю, я рождён не в то время и не в том фильме. Мы с вами гуляем по Гарибальди, вы - в Генуе, а я - рядом. Лифт опять рвёт канаты, и несёт вверх сохлую мочу в углу своей кабины, неужели - ко мне, неужели - так сразу? Вот, успокоился, сел, встал, снова прошёлся, включил тв, ничего нет, как всегда, и одна - о д н а - реклама, ресницы, тампоны, специалисты эйчпи, вдруг - а-а! выключаю - самый гладкий, самый пляжный, самый мужчина с грудью роскошной идёт навстречу, наодеколоненный, и я подыхаю, мерзкий. Выходит наружу, разбивши стекло кинескопа, я тщетно и нервно рву розетки и бьюсь током о лоб, а он-то всё надвигается, и уже надо мной вертится вертушка маскулинного зада и плывущие в глазах яды восторга. Я не могу вас уцепить, я слишком... я слишком... парнишка высокий флорентийское тленье. А после - курить, курить, курить. Окруживший себя книгами, покрывший себя пылью, сошедший в дым. Я не из тех, кто в сатине и довольстве, я режу растительность продажных юнг-политиков в яппи-костюмах и с очками на лице, они могут хвалиться знакомством со мной, но позади, за ширмой моего ухода, смеются и шушукаются, им претит угловатость, им нужен мой финансовый отчёт и мой нерадикализм, они лицемерят и бахвалятся сартром - мы читали сартра (вы ничего не уловили), вы на парижских баррикадах лишь тени из будущего, вы хотите обрезать волосы хиппи и повязать галстуки. Я серьёзен, вы - нет. Вокруг сплошные книги, лица влюблённых друг в друга женщин, и мужчины, мучающиеся от вида этой любви, мастурбирующие на диване. Смешны, набойки ботинок выстукивают марш Мендельсона, всё зря, мы катимся в пропасть, оставим их, этих красавцев с бранными лицами и потными губами, я вернусь к своему, в Италию-Лигурию, буду у Сан-Лоренцо белить волосы солнцем, ожидая немого взгляда. Пойти по рукам - о, мой чудный, о, курящий, заставляете меня грустить не по чему лаяться с отражением греметь нелепой посудой на кухне всё валится из рук собака молчи тоже в своём углу молчи сам всё знаю соберу эти кастрюли с пола закатилась под стол ябеда обидная деталька крушащегося вокруг всего и вся жизнь так флейта и индийское лето мужчина с глазами тусклыми не видящими почему именно такие взгляды влекут к себе раскрыть их веки на себя посмотреть со стороны неясно и склоняет голову где его зрачки спрятали определённость внутри глаза на дне икона шире и шире, твёрже и глубже. Наевшийся, тихо сползаю в омут отупения сытостью, по мне сейчас стенка плачет, к которой приставили, и уже тв не так скучно, даже интересно, возможно - забавно, президент встретился с премьером, министр подготовил доклад, обвал крыши терминала, возможен терракт, об этом все говорят, терракт, диверсия, взрыв. Спохватываюсь - нет, не может того быть, дымящие здания, кого-то спасает молитва, кого-то - ничто. Что скажет комиссия? О каких датах идёт речь? Комиссар вынес вердикт и выступил с обращением, коалиция сил, новая серия взрывов, песок на телах и армейские формы (пятна, шлемы, сапоги), они бегут за спиной репортёра, а я тут тешу своё самолюбие, мечтаю! Ничего не изменю - довольно? Вот идёт снова дождь, гнус, затем покажется солнце, рассвет, лето однажды кончится, будет осень (куртки, грязь и листья чёрные), сыпанёт в ноябре снег и на карнизе моего окна вырастет сугробик, но и зима изойдётся... Ничего не изменю, буду курить и смотреть на людей. Утром свет зальёт двор, сирени - июньские сирени, снежно-белые - пенистыми гроздьями пахучих цветков начнут впитывать в себя свежесть отходящей ночи, я ночью смотрел с балкона - погулять, может, ночью? Давно не прохаживался в такое время, осторожно шажочками нащупывая на асфальте мелкие возвышенности, сухие уже. А в Москве, помнишь? Шёл по трамвайным путям, и никого не было на улице, и я думал - обманул, обманул, повёл за собой, водил по парку за нос водил я тогда сидел на плешке у большого и ждал неясного и он подошёл и снял меня я не проститутка но зачем пошёл ноги дрожали не хотелось просидеть в сквере на плешке у гранитных шаров у остановки напротив гостиницы и смотреть как люди-туристы прогуливаются он же подошёл и в лоб спросил сколько я хочу за ночь ноги сдвинул замялся я конечно сообразил о чём он говорит о том о самом для чего я пришёл сюда только скрывал и от себя думал просто посижу и понаблюдаю как они тут тусуются может романтика есть в плешках никакой романтики вопрос в лоб сколько хочу за ночь я не знаю ответил я не знаю я не знаю а для чего тогда пришёл и я соврал просто посидеть устал я решил обойти центр ночью ноги в новых ботинках режет в кровь мозолька не поверил и стал спрашивать какой у тебя член сколько сантиметров я не знаю я не знаю я не знаю я не знаю ничего я просто сижу и курю здесь он же - тут так просто никто не сидит никогда ты же знаешь что это за место вижу что знаешь так что не набивай цену всё равно больше двухсот за тебя не дадут как не ломайся я знал что я не парис-нарцисс вопрос в лоб так пойдёшь или нет пойдёшь или нет удавиться сбежать поймает себе на голову ввязался уже устал от домогательства пойти может и дело с концом может всё выйдет у меня и ничего такого страшного не случится вспомнил газетные крики не ходите дети в африку гулять приманка на конфетку где же конфетка на гея совсем не похож и тоже не ахти какой красавец неопрятный хочется назвать его митрофанушкой а представился пашей тоже хорошо тоже похоже увалень паша в мятых тонких брюках и сандалиях на босу ногу не как я в новых твёрдых английских ботинках плешка просто панель я пришёл за романтикой просто посмотреть и никак не думал - но встал к паше и пошёл он ведёт меня к метро он платит за меня карточку и мы едем в полупустом вагоне и он кричит мне я оглядываюсь на компанию напротив не слышат ли что если я боюсь идти с ним то могу успокоиться на плешке такие типы попадаются правда они всё больше пидовок ищут а с ним, с пашей, мне бояться нечего он добрый и да - заплатил же за меня (вот ведь наивность заплатил заплатил заплатил и я уже ведусь и верю и успокаиваюсь), а на выходе из метро купил мне сигарет lm красные которые я не курю тем более ночью тем более в москве но синих не было и я видел что паша расстроен но я согласился ну пусть будут красные так красные а потом так - т а к с и в ы л е з а й п р и е х а л и я з а п о м и н а л м а р ш р у т я в р о д е б ы у м н ы й п а р е нь я з н а ю к а к с е б я в е с т и в п о д о б н ы х с и т у а ц и я х п л о х о ч т о и з г а з е т о б э т о м з н а ю л у ч ш е б ы и з к р а с и в ы х ж у р н а л о в а я и з г а з е т и з р а з д е л а у г о л о в н о й х р о н и к и я н е з н а ю я н е з н а ю з а ч е м п о ш ё л к а к б ы н е х о т е л у б и ть с е б я а т а к с и с т в с ё п о н я л о н у ж е н е р а з в о з и т м а ль ч и к о в с д я д е нь к а м и в м о с к в е у ж е в с е с г о в о р и л и сь е с л и ч т о т о с в и д е т е ль и з н е г о н и к а к о й н е п о л у ч и т с я я н и к о г о н е п о д в о з и л в т у н о чь я н и к о г о н е в и д е л я н и к о г о н е п о д в о з и л в т у н н н н о чь о н и в ы с а д и л и сь у п а р к а о к о л о п с и х б о ль н и ц ы и я у е х а л и п о ш л и т у д а п а ш а м е н я в е д ё т в п а р к з а о г р а д у и я у ж е с м е х п р и м и р и л с я с е й ч а с о н м е н я с в я ж е т и и з н а с и л у е т н а х у й м а м а я н е х о ч у т а к д о х н у ть в п а р к е у п с и х у ш к и н е х о ч у в д р у г п а ш а о с т а н о в и л с я и с п р о с и л м о ж е т п о к у р и м в о т с е й ч а с я п о л е з у в п а к е т з а с и г а р е т а м и о н н а б р о с и т с я н а м е н я и н а ч н ё т т т р а х а ть н и к т о и з п с и х о т в н е у с л ы ш и т т т р я д о м к а к к к о е т т о ш о с с е и т т д а ж е м а ш и н н е т т о т т а к с и с т б ы л п о с л е д н и м к т т т о п е р е д у б и й с т т в о м п р о е з ж а л м и т т м о я п р о с т т о п р о е з ж а л н о н и к о г о н е в в в и д е л и н е п о д в о з и л н е у ж е л и д а ч т о в ы г о в о р и т е м а ль ч и к а и з н а с и л о в а л и и в ы б р о с и л и в п р у д т т п о д ы х а ть ч т т т о о т и с д е л а л в с к о р о с т и. Только зачем ему меня убивать? Маньяк меня бы не повёз на такси, увёл бы в лес, да и вообще не стал бы знакомиться на плешке. Одно странно - почему парк у психбольницы? Вот уже отвечает (прочитав мои мысли): "Т у т в с е г д а т и х о м ы и н о г д а с д р у зь я м и п р и х о д и м с ю д а и у с т р а и в а е м п и к н и к и я ж е ж и в у т у т н е п о д а л ё к у з а т е м и д о м а м и н а с е в а с т о п о ль с к о м". Бульвар Себастополь? Нет, Севастопольский. Не ответит мне паша из рощи из сквера почему было так стыдно было так просто засунуть член его в рот никто не скажет а я смогу вспомнить вкус и гладкость мыловидного отростка что-то там леденцы думай о леденцах просто работай когда он кончит и смогу ли глотать надо ли так над собой издеваться в первый и в последний но отказаться не в силах уронить себя и все определения послать и спустить в унитаз я не могу паша так делать но он настоял впрочем крепость пала быстро я тронул свою струну я же могу только бы отстал и не разочаровался на фиг бы он тогда меня возил и покупал сигареты это же просто взять и ни о чём не думать что бы ни случилось потом после завтра в толпе обычных вот моя как там слово инициация я становлюсь другим бутон расцветающий уже лепестки почернели за один присест если откусить и убежать клац-клац брызнет в рот он будет орать я вспоминаю никому не расскажу никогда уже столько раз мысль об этом меня настигала уже когда вернулся домой в свой город и вдруг становилось паршиво это давно но никогда я знаю меня не оставит только в могиле но стоит отвернуться и сразу парк больница я на коленях господи я не хотел и не мог меня будто за верёвку тянули у меня был выбор настоять на своём ещё у большого и никуда не идти посидеть а после шляться по москве по центру по милым улочкам ночью до самого утра смотреть рекламы а я пошёл и если даже прошло два года снова нахлынет и ничего не могу придумать как забыть и руки сами тянутся закрыть лицо спрятать физиономию урод-я и дрожь в дыхании кто бы знал как я хочу взорваться но я иду дальше или еду в автобусе мою посуду или хуже того - во время разговора с матерью вспомнил она же что-то спросила а мне стало так паршиво меньше всего хочется ей рассказывать я уже отрубил себя от неё буду нести в себе и никому, никогда, ни слова... Бегать, бегать по улицам, шарахаясь от ровесников-папаш, катящих коляски (жена рядом - может к петровым зайдём?), таить... Простите меня простите скорбно великодушный падаю ниц перед обвинителем я ересь бельмо руки в крови рот на замке, мой горделивый взгляд высшего ровно скользит по кругу, оценивает и снова, дабы не задерживаться на незаслуживающем, - в сторону, в себя, читайте мою исповедь, выкладка на ладонях - я вас боюсь, презирая, осиновый лист, иуда, гангренозные фатальности в сколе породы, а может - цветы преподнести вам, или - хотите, я вас встрою в холст пикассо и вывешу в лувре, чтобы толпы, бес-взбесение, вас узнавали и чувствовали то же самое? Клык из пасти (клац-клац), третий глаз (может к петровым зайдём), сломанная шея (оттрахал и в пруд бросил), полиомиелит (и зачем?) - всё зелёное, оранжевое поле-гладь. Кома - и мать отвернулась (зазвонил телефон), алё, привет, галя, ну как у тебя? запор у гали, ей пятьдесят восемь, запоры мучают, ни мишке, ни олежке, - никому дела нет до матери, болей, умирай тут - никто не придёт проведать, и мать ещё сыплет - да, всю жизнь на них работай, сумки таскай, ломи как лошадь, а как придёт пора - и тю-тю, а что там с мамой - словом не обмолвятся. Вот, кажется, взять бы и обидеться, мама, я куплю вам норковую шубу, я вас отвезу в виши, на воды, в баден-баден, не поверит, продолжает, даже не пытаясь прочесть мысли - да, галя, а как придёт пора - и тю-тю, а что там с мамой - словом не обмолвятся, а нужна будет квартира - первыми и прибегут делить, ничего не поделаешь, я-то мамке всё время помогала, я не могу выслушивать их бред, мама, выключи громкую связь, у меня башка раскалывается, будто не слышит - да, да, да, не говори, галя, да, да... - тоже мне, ну ладно, тогда уйду я, обсуждай галькин запор и камни, желчь и систему малахова. Вопрос в спину - ты есть будешь? нет. Три слова и палец, уже на балконе с сигаретой, она смотрит телевизор в комнате, галя сказала ну, давай, не буду отвлекать пока привет привет. С приветом. Плохое лето, холодно, дождливо, циклон-антициклон - сказали. Мать, когда вышел, сняла очки и строго посмотрела, и добавила к словам взгляда - я знаешь что подумала? давайте съездим на будущий год в европу, а? (ух, зачем тогда такой взгляд? Я уже её боюсь, как бы не пронюхала) Польша-чехия-дрезденская галерея-может даже париж шенген-ская виза. С чего бы это? В этом году поехали в сочи, понравилось, двадцать лет никуда не ездили, отпуска не было, двадцать лет, тут-то двадцать дней в сочи, за долгие годы. Я смотрю на экран: в дом обывателей зашёл весь призовой фонд сорванный джек-пот, они, сверкая, стесняясь заглядывать в объектив, от смущения заговорили книжками и съездами - я чувствую, как в душе расцветает небывалое чувство, это чувство, которое я чувствую. Бедные люди. Она счастлива, он счастлив - мы теперь купим машину, потом сыну компьютер, все вместе поедем во францию - моя жена учитель французского, она всю жизнь об этом мечтала (мать - вот повезло, ну ничего, мы тоже съездим). Мать надела очки и уткнулась в книгу - система оздоровления, глянцевая мягкая обложка, - а я вижу: призёры ко мне повернулись, смотрят прямо в камеру, в объектив, без улыбок. Что с вами? Даже страшно, игры телевизора. А они: тебе же мы купим кое-что другое. Тебе нравится том круз?