День весеннего равноденствия повесть

      (повесть)

   Пролог

Уже больше часа машина «УАЗ» двигалась по извилистой горной дороге, то преодолевая затяжные подъёмы, то спускаясь вниз. Солнце давно поднялось над горизонтом, но лучи его, скрытые за сплошной стеной громадных елей, не пробились ещё на дорогу и не рассеяли ночной туман, который рваными клочьями нависал над дорогой, заставляя при очередном спуске в низину включать приборы освещения.
Машина шла в сторону женской колонии, расположенной в долине за горным перевалом. Старший из охраны, поручив наблюдение за шестью заключёнными-женщинами своему напарнику, дремал рядом с водителем. Машину подбрасывало на неровностях дороги, и при каждом таком толчке он просыпался, ругая начальника колонии, не способного добиться того, чтобы отремонтировали, наконец, эту дорогу.
-Каждую неделю по разу, а то и по два возим их сюда и трясёмся на этих колдобинах, - вздохнул он, повернувшись в пол-оборота и посмотрев на заключённых, которые, расположившись по трое, дремали на сиденьях, совершенно не приспособленных для сна.
Лишь одна Клавдия Петровна Карнаухова, сорокапятилетняя женщина, не спала, не дремала ни минуты за всю эту дорогу. Она ни о чём не могла думать, всё ещё находясь в каком-то оцепенении, охватившем её в ту ночь 21 марта и которое до сих пор не выпускало из своих цепких объятий.
С той самой ночи, после которой у неё не осталось прошлого, не существовало настоящего и не могло быть будущего...
... Всё это осталось там, под покровом тёмной мартовской ночи в день весеннего равноденствия.
Правда, после того, как зачитали приговор суда по её делу и определили срок наказания, на душе стало чуточку легче. Она тогда совершенно не думала о том, мало или велико это наказание. Случись так, что ей определили бы срок в два раза больший, она приняла бы это, как должное.
«Разве может суд на земле, каким бы праведным и гуманным он ни был, измерить и оценить тяжесть греха, который приняла я на свою душу?» - думала она, слушая приговор.
Вот и сейчас, приближаясь к колонии строгого режима, она ни о чём не думала. Сидя с закрытыми глазами, как в тумане видела лица тех людей, с кем довелось столкнуться в последнее время - соседей по камере следственного изолятора, следователя, ведущего её дело, на лице и в глазах которого она иной раз улавливала что-то похожее на жалость и сочувствие.
Затем промелькнули лица судей и прокурора, потом тех, кто ехал с ней в вагоне и теперь сидят рядом в той же самой машине.
«УАЗик», подпрыгнув ещё несколько раз на дороге и сделав несколько поворотов направо и налево, подъехал к воротам женской колонии.
-Вылезай, приехали! - скомандовал старший охранник и первым выскочил из кабины автомобиля. Охранник, находящийся в салоне, открыл задние дверцы фургона и, отодвинув решётку, отделявшую его от заключённых, тоже вышел из машины, добавив:
-Выходи, приехали к вашему «санаторию».
Заключённые начали медленно выходить из машины.
-Ох уж эти менты! Не сумели даже дать автобус с мягкими сиденьями. Всю задницу отбила на этой трясучке, пока не доехали до этого вашего «санатория», - заметила одна из заключённых.
Карнаухова вышла из машины и без особого интереса блуждающим взглядом посмотрела вокруг. Два ряда колючей проволоки, железные ворота, казавшиеся слишком массивными и громоздкими, одноэтажный кирпичный контрольно-пропускной пункт и снова два ряда колючей проволоки и вышки с прожекторами. За колючей проволокой виднелось двухэтажное здание, чуть дальше одноэтажные, похожие друг на друга бараки, а в небольшом отдалении двухэтажные корпуса с большими окнами.
Вот за этой колючей проволокой в каком-то из этих бараков и предстояло ей в течение восьми лет отбывать наказание. Что такое «колония строгого режима» она ещё не представляла. Да это её особенно и не интересовало. Строгого так строгого, какая для неё разница...
Ей сейчас всё было безразлично. Жизнь стала бессмысленной и совершенно ненужной с того самого момента, когда она сама лишила себя всего. Потеряв сына, она потеряла счёт времени, счёт дням, неделям и месяцам. Она даже не знала, какое сегодня число, какой месяц. Кажется, май. А может быть, уже июнь.
Часовой на контрольно-пропускном пункте долго звонил дежурящему сегодня по колонии офицеру и дозвонившись, наконец, доложил о прибытии новой партии заключённых в количестве шести человек.
-Приказано ждать появления здесь начальника колонии, - сообщил он охранникам, сопровождающим заключённых.
-Жди теперь, когда он появится. Раньше этот «товар» дежурный офицер принимал и расписку выдавал, не задумываясь, а у нового начальника всё по-другому, - проворчал старший из охраны, выругавшись отборным матом.
-Значит, мы - «товар» особый,  вот нам  и такие высокие почести, - рассмеялась Анька Морозова, молодая, но уже однажды отсидевшая два года в колонии за мелкую кражу, женщина лет двадцати-двадцати пяти.
-Почести тебе сполна отвалят, пока будешь мотать свой срок,  - не желая оставаться в долгу, парировал тот же охранник.
  Тем временем солнечный диск, прятавшийся до этого за плотной стеной леса, поднялся над вершинами елей, и лучи его осветили колючую проволоку, а затем коснулись бараков, отчего стала сразу же заметна серая известь, которой они были выкрашены, остановившись, наконец, на больших окнах двухэтажных строений. Солнечные лучи отражались от этих  окон и казалось: кто-то включил освещение там, внутри помещения. Дальше за этими строениями у самого горизонта виднелись горы, и солнечные лучи, коснувшись вершины этих гор, чётко выделили снежные наряды, которыми они были украшены в это утро. Белые шапки горных вершин поражали своей белизной, а от этого и сами горы казались величественными и необыкновенно красивыми.
-Глядите, на горах ещё снег не растаял, а ведь уже лето, - произнесла в задумчивости одна из прибывших женщин.
-Ой, правда... красота-то какая! - присоединились к ней другие женщины, будучи не в силах скрыть своё восхищение.
Клавдия Петровна подняла голову и тоже посмотрела на эти горы, которые зрительно как бы отделяли территорию женской колонии от всего внешнего мира. Но её не радовала красота природы. Она с полным безразличием к окружающему ландшафту смотрела на эти горы, на их лесистые склоны и горные вершины, украшенные снежным нарядом, напоминающим шляпу гигантских размеров с неровными полями.
Она смотрела на эти горы, но видела перед глазами совсем другие горы. А, точнее сказать, одна гора - Арчекас, и она вспомнила свой дом, где родилась и где прожила всю свою жизнь. Из окна её дома тоже хорошо просматривались хребты Арчекаса, правда, не такие величественные, как эти вершины. Да и снег там не лежал так долго.
На гору Арчекас она часто ходила собирать грибы. Эта же гора была видна из окон терапевтического отделения городской больницы. Здесь, на втором этаже, она проработала двадцать пять лет. Клавдия Петровна любила свою профессию, свою больницу, была внимательна и заботлива к больным, выхаживая их вместе с лечащими врачами, и не было для неё большего счастья, чем видеть, как на лице больного, измождённого тяжелым недугом, появляется счастливая улыбка.
Она вспомнила, что, как правило, такая улыбка появлялась на лицах тяжелобольных утром, после сна. Эта улыбка делала её счастливой, придавая новые силы, снимая усталость после суточного дежурства и бессонной ночи. В такие минуты она была готова остаться в больнице ещё, чтобы ухаживать за больными, делая всё возможное для того, чтобы они как можно скорее встали на ноги, поправились здесь и в добром здравии возвратились к своим близким.
Да, всё это было, а теперь ничего этого нет. Ни дома, ни семьи, ни любимой работы, ни горы Арчекас, вместо которой вот эти, незнакомые ей вершины, укрытые снежными шапками, названия которых она пока ещё не знает.
-Скажите, куда вы нас привезли, как называются эти горы? - словно угадав её мысли, спросила у охранников Анька Морозова.
-В Чикаго, а за этой горой озеро Онтарио, - желая, видимо,  блеснуть своей осведомлённостью в географии Соединённых Штатов, пошутил один из охранников.
-Ох, девки, вот здорово! Мы в Чикаго! Вот отмотаем свой срок и выйдем замуж за американцев. Они русских баб уважают! - громко сказала Морозова. А затем, немного помолчав тихо добавила:
-А вообще-то насчет озера Онтарио маленькая нестыковочка получается. Чикаго, как известно, находится в южной части озера Мичиган,  а Онтарио от этого города находится слишком далековато, чтобы находиться за соседней горой. Значит, и нет его там. А, честно говоря, я бы с большим удовольствием променяла эту колонию, эти красивые и живописные места на самую захудалую тюрьму в окрестностях этого самого Чикаго. Здесь ты будешь вкалывать от зари до зари, а на твоё содержание будет отпущено целых восемь, а то и десять рублей вон в тех корпусах - она кивнула в сторону двухэтажных зданий с большими окнами. Да все знают, у проклятых капиталистов любая захудалая тюрьма - курорт высшей категории по сравнению с нашими колониями.
Клавдия Петровна поймала себя на мысли, что ей ещё в вагоне понравилась эта разбитная, никогда не унывающая, острая на язык молодая женщина. Она не хотела видеть в ней преступницу, накрепко связавшую свою молодую, только ещё начинающуюся жизнь с преступным миром.
Пока ехали в вагоне, Клавдия Петровна особенно не прислушивалась к разговорам попутчиц. Те, как правило, ругали следователей, которые вели их дело, а заодно и судей вместе с народными заседателями, считая наказание слишком суровым. Но Морозову Клавдия Петровна слушала внимательно. Она не жаловалась на следователя и судей. Наоборот - заявляла, что получила положенное по закону и всем нормам уголовно-процессуального кодекса.
-Значит, ни следователь, ни судьи не виноваты в том, что у нас в стране такие б... ие законы, - говорила она и, немного помолчав, добавляла:
-Один украдёт у государства самую малость... из-за того только, что жрать  нечего, а ему отвалят всё, что полагается. А другой, из высокого начальства нахапает у государства миллионы американских баксов - и ничего! Даже если засветится где - всё равно на свободе, как они говорят: нет состава преступления!  А такому следовало бы по закону дать пожизненное заключение.
-Что же ты, такая правильная, такая умная, воруешь? - не удержалась одна из заключенных.
Морозова ничего на эти слова не ответила, а продолжала рассуждать:
-А ещё я бы не судила, а сразу без суда и следствия вешала на первом же столбе наркодельцов и торговцев наркотиками. У нас ими торгуют чуть ли не в открытую, а если накажут - дадут два-три года, а потом через какие-нибудь полгода-год подведут под какую-нибудь амнистию. Выйдет такой на свободу и снова продолжает торговать. Наше правительство смотрит на всё это сквозь пальцы.
Она замолчала, а затем совсем уже другим голосом произнесла:
-Был у меня парень, мы любили друг друга. Как то он попробовал наркоту, а потом пошло-поехало...
-Он жив? - поинтересовался кто-то.
-Жив... пока... - ответила Аня, - но это уже не человек... Если честно, я и воровать-то пошла ради него. Не могла спокойно наблюдать, как он мучается. Добывала и добывала деньги для покупки очередной дозы. Воруя, ненавидела себя, но не могла ничего с собой поделать...Я никогда ничего не брала у малоимущих и презирала жульё, которое могло украсть у бабушки- пенсионерки на базаре деньги из узелка или платочка. А воровала у тех, для кого пропажа небрежно оставленных на туалетном столике драгоценностей или одного из видеомагнитофонов особо ничего не значит. Некоторые и в милицию об этом не заявляли.
После этого разговора отношение Клавдии Петровны к Ане изменилось, ей после первого же знакомства сразу понравилась эта молодая женщина, почти девчонка, и тогда ей хотелось подойти к Анюте, обнять её, прижать к себе и поделиться своим горем, выплеснув наружу печаль, тоску и страдания. У них оказалось так много общего... И беда была общая.
Вот и сейчас ей захотелось о чём-нибудь поговорить с ней.
-Аня, а какой сейчас месяц, какое число? - поинтересовалась у Морозовой Клавдия Петровна.
Морозова не могла скрыть своего удивления при взгляде на  эту немолодую, до сих пор хранившую молчание женщину:
-Июнь... Сегодня 6 июня. У тебя что, «крыша поехала»? Не знаешь даже, какой сейчас месяц. Может быть, ты не знаешь, сколько лет отсидки тебе припаяли?
-Нет, это я хорошо знаю - восемь ... в колонии строгого режима, - глубоко вздохнула Клавдия Петровна.
-Что-то многовато для твоего-то возраста, - произнесла Морозова, всё ещё внимательно разглядывая эту странную женщину, - но не вздыхай ты так тяжело, жить можно и за колючей проволокой.
Морозова каким-то внутренним чутьём угадала: у этой пожилой женщины тяжёлая душевная травма, и она нуждается в помощи и моральной поддержке.
-Постараюсь попасть в один барак с тобой, а вместе не пропадём, -улыбнулась она, -тебя как звать-то?
Клавдия Петровна назвала своё имя, отчество, фамилию, Аня свои.
-Пять лет с тобой мы будем вместе в этой колонии близ Чикаго, - весёлым голосом произнесла она,  - у озера под названием Мичиган, а не Онтарио, - она кивнула на охранников, и все дружно рассмеялись. Охранники сидели молча, отпугивая назойливых комариков дымом дешёвых сигарет.
Колония тем временем пробуждалась от ночного сна и отдыха, стали раздаваться звуки работы каких-то механизмов, послышались голоса людей, другой какой-то неясный шум. Начинался обычный рабочий день по строгому распорядку, который сохранялся неизменным на протяжении долгого времени. И по этому распорядку дня Клавдии Петровне здесь предстоит прожить долгие восемь лет!
К воротам колонии начали подъезжать грузовые и легковые автомашины. Охранники проверяли пропуска и открывали створки металлических ворот, а некоторые автомобили пропускали в заранее открытые ворота безо всякой проверки. Вскоре и дежурный на контрольно-пропускном пункте разрешил ввести на территорию колонии вновь прибывших заключённых. Старший из сопровождающих группу охранников направился в здание управления с документами на вновь прибывших, а все они пока расположились кучкой около здания управления, которое выделялось среди прочих сооружений колонии как своими размерами, так и архитектурными формами, не говоря уже об особой ухоженности близлежащей территории: к большому крыльцу управления вела широкая дорожка с асфальтовым покрытием, по бокам которой росли серебристые ели, а на газонах были разбиты цветочные клумбы, глядя на которые Карнаухова невольно залюбовалась и на какой-то миг даже забыла о том, куда её привезли и что ожидает её в будущем. Эти цветочные клумбы с растущими на них ранними цветами как бы звали, манили к себе.
Здесь цвели голубые фиалки, горделиво стояли белые и жёлтые нарциссы, весело поглядывали «анютины глазки», а примула радовала глаз неповторимой и разнообразной мозаикой. Она всегда любила цветы. И когда была совсем маленькой девочкой и когда стала взрослой женщиной она любила цветы и просто не представляла свой двор без них.
И вот сейчас, глядя на эти клумбы, на цветы, у которых на нежных лепестках и зелёных листочках в лучах солнца поблескивали капельки влаги, она с особой силой почувствовала их красоту. И самое главное, она впервые с той памятной ночи 21 марта и следующего дня, с того момента, когда жизнь стала для неё бессмысленной и ненужной, как бы вновь ожила и вновь почувствовала себя живущей на земле. Она постепенно начала выходить из состояния душевного оцепенения. Ласково пробуждённая солнышком природа как бы раскрывала перед ней свои объятия, призывая вернуться к жизни. Капельки влаги на цветах были похожи на мелкие изумрудные камешки и так похожи на такие же капельки на цветах там, у неё дома.
Но всё это было в той жизни, и возврата к ней уже не будет...
Она вспомнила слова Ани о том, что сегодня 6 июня, с ужасом подумав, что с того страшного дня прошло всего два с половиной месяца. А ведь эти дни показались ей вечностью...
Переводя взгляд с одного цветка на другой, она задумалась, а в памяти её возникали и стремительно проносились события собственной жизни. Она мысленно унеслась в далёкое прошлое и вспомнила тот выпускной вечер в медицинском училище, на который её подруга Лена Мухорина пригласила своего жениха и его друга - Лёшу Карнаухова.
Ясно и отчётливо увидела Клавдия Петровна его лицо - весёлое, обаятельное и открытое, с располагающей улыбкой. Тогда она весь вечер танцевала только с ним.
А потом они почти ежедневно встречались. Почти ежедневно. Они виделись бы и каждый день, но Алексей работал машинистом на тепловозе и, случалось, бывал в дальних поездках.
Вспомнила она и свою свадьбу, которая состоялась ровно через год после их первой встречи.
А ещё через год у них появился первенец - Серёжа. Как же сильно радовались они появлению мальчика! Алексей горячо любил его, и все втроём были счастливы...
Так счастливо они прожили семь лет, а потом... Она вспомнила Алексея в тот чёрный день, его лицо, его глаза, в которых была мольба о прощении и чувство громадной вины перед ней и сыном. Вспомнила его хриплый, прерывающийся голос. Он сообщил, что встретил и полюбил другую женщину, что не может жить без неё и поэтому вынужден оставить семью.
Её виски словно сдавило железным обручем, появилась тупая боль. Это ощущение было так похоже на то, что она испытала, когда получила это известие. Тогда тоже что-то с силой давило на виски, и была такая же тупая боль.
Она вспомнила суд, на котором дала согласие на развод, вспомнила денежные переводы, которые бывший муж никогда не забывал высылать. Вспомнила она и те две встречи с Алексеем после развода. Один раз, когда он приезжал хоронить свою мать, а в последний раз, когда Сергей служил уже в армии. Тогда Алексей продал дом своей матери и часть тех денег принёс для Сергея. Вот тогда она и узнала, что он не живёт больше в Боготоле, куда он переехал после того, как  ушёл от неё. Но и где он теперь, не сообщил. А спрашивать она не стала.
Вспомнила она и лицо второго мужа, хотя и не очень приятные это были для неё воспоминания. Ведь был он совсем не таким, как Алексей. Любил выпить и поскандалить. Сергей сразу, как он только появился, невзлюбил его и старался как можно реже бывать дома, а чаще у бабушки - матери Алексея. Свекровь всегда хорошо относилась к ней и после развода, а внука любила и сильно баловала одновременно.
Вспомнила Клавдия Петровна своего отца, который умер, когда они ещё жили вместе с Алексеем, и свою мать, которая умерла несколько лет назад, а вскоре за ней последовала и другая смерть - матери Алексея.
Как сильно переживал Сергей потерю своей горячо любимой бабушки! Вот тогда он и попробовал в первый раз наркотики. Она вспомнила, что именно тогда она заметила произошедшие с сыном изменения как в характере, так и в поведении. Но поначалу решила: это возрастные явления...
Боль в висках не проходила, она становилась всё сильнее и сильнее, а в памяти Клавдии Петровны теперь уже помимо её воли всплывали, стремительно врываясь, картины тяжёлого прошлого. Она гнала и гнала от себя эти воспоминания, а они всё лезли и лезли в голову. Вплоть до той самой трагической ночи и того последующего за ней дня, когда она несколько часов стояла на коленях над прорубью с надеждой в последний раз увидеть лицо теперь уже мёртвого сына. Затем всё исчезло, из груди её вырвался глубокий вздох и надрывный крик, на лбу, висках и между лопатками вдруг выступил обильный пот, перед глазами замелькали чёрные круги, а всё тело вдруг обмякло. Она застонала и начала медленно падать ...
... Очнулась она через несколько минут. Открыла глаза, но окружающее различала смутно. Затем почувствовала, как кто-то ёё поддерживает, попытавшись разобрать, кто же это.
Но лица были какими-то расплывчатыми, больше похожими на уродливые маски. Не сразу начали приобретать они нормальные очертания. Клавдия Петровна различила лица двух молодых женщин, прибывших вместе с ней, которые с двух сторон поддерживали её под руки, а прямо перед собой увидела лицо Ани Морозовой, которая своими мягкими и нежными ладонями растирала её, одновременно похлопывая по щёкам.
-Ну и напугала ты нас, Клавдия Петровна! - встревожено  произнесла Морозова, внимательно всматриваясь в неё, -  мы с тобой ещё поживём.
Карнауховой вдруг показалось, что эти глаза, полные горя и страдания, но в то же самое время такие добрые, так похожи на глаза её матери.
Вот такими точно глазами смотрела на неё, тогда ещё десятилетнюю девочку, её мама в последние дни своей жизни. Ей почему-то захотелось обнять эту совершенно незнакомую женщину, прижаться к ней и произнести это такое душевное слово -  «мама». Она пожалела о том, что не подошла к ней, не заговорила за всё то время, пока их везли в одном вагоне...
... Из стеклянных дверей управления колонии, наконец, вышел сопровождающий их охранник, а с ним три надзирательницы. Для Клавдии Петровны начиналась новая, совершенно незнакомая и совершенно непонятная пока жизнь. Жизнь в колонии строгого режима.
   
Глава 1.  Следователь

Старший следователь прокуратуры небольшого сибирского городка Лагутин Виктор Петрович уже несколько дней внимательно изучал уголовное дело по факту убийства Филатова Игоря Сергеевича - жителя того же городка. Просматривая имеющиеся у него материалы по этому преступлению, он думал о том, как мало у него, в сущности, собрано документов, и нет даже самой тонкой, такой тонкой, как паутинка, ниточки, потянув за которую можно было хоть немного продвинуться в поиске истины.
Следователь думал и о том, что впереди кропотливая работа по выяснению связей и знакомств Филатова и выявлению сферы его интересов.
«Много, очень много для такого небольшого городка случаев убийств в последнее время, и как редко удаётся раскрыть эти тяжкие преступления, а судебным органам покарать преступников», - размышлял Виктор Петрович, прикидывая, сколько же накопилось у него папок с нераскрытыми уголовными делами такого рода.
Вот и это новое дело по убийству Филатова не легче!
«Уехал из дома на автомашине марки «ГАЗ-24» номер такой-то, утром 17 марта, а рано утром 18 марта был обнаружен мёртвым в багажнике своего собственного автомобиля у первого подъезда дома №  по улице Ленина, в котором проживал Филатов...» - ещё раз прочёл строчки следователь. Странно...
Лагутин в первый же день работы с уголовным делом разработал подробный оперативно-следственный план работы по расследованию этого преступления: разослал объявления в местную и областную телевизионную сеть, сообщения в  прессу и на радио, приложив, где надо, фотографию погибшего, его приметы с указанием модели и описания автомобиля и сформулировав просьбу ко всем, кто хоть чем-нибудь может помочь следствию, ко всем, кто видел его самого и автомашину 17 марта сообщить ему или в отделение милиции.
Объявление прошло сначала по телевидению, потом прозвучало на радио, однако звонков пока не было.
«Мой муж Филатов Игорь Сергеевич уехал на своей автомашине на работу 17 марта в 8 часов утра. Перед отъездом кто-то позвонил ему по телефону. О чём они говорили, не знаю, так как Игорь больше слушал того, кто находился на том конце провода и лишь в конце разговора сказал: «Сегодня я там буду». С работы муж возвращался всегда примерно в одно и то же время, а когда задерживался, всегда предупреждал заранее или же звонил по телефону. Случалось, он уезжал в областной центр по делам, но 17 марта он туда ехать не собирался...» - прочёл следователь и задумался.
«Он не вернулся с работы в обычное время» - продолжил изучение заявления жены убитого Лагутин, - «не было и звонков от него, что задерживается. Наступила ночь, а его всё не было. Я очень волновалась и не спала всю ночь, лишь перед самым рассветом задремав в кресле. Проснулась, когда рассвело, подошла к окну и увидела его машину, которая стояла на своём обычном месте у нашего подъезда и успокоилась на какое-то время: значит, сейчас поднимется на этаж и зайдёт в квартиру. Но время шло, а он не появлялся. Тогда у меня возникла мысль, что он опять потерял ключи от квартиры и, не желая будить нас так рано, спит в машине. Он очень часто терял свои ключи. Мы купили эту квартиру год назад, а он за это время трижды терял ключи. Я вышла из квартиры, подошла к машине. Дверца её была не закрыта, и, открыв её, я обнаружила ключи в замке зажигания, но самого Игоря в машине не было. Гараж также был закрыт, значит, его нет и там, но где же он тогда может быть? Почему отошёл от машины, оставив ключи в замке зажигания?  Я не могла этого понять - ведь он всегда опасался, что могут угнать его «Волгу» и оставить открытую машину с ключами было, конечно же, не в его правилах. Я стала волноваться, почувствовала недоброе. Ходила долго вокруг машины, не зная, что предпринять. Игорь всегда ходил на работу с «дипломатом», в нём он хранил все свои деловые бумаги. В машине его не оказалось, и это ещё больше встревожило меня. К этому времени жильцы начали выходить из подъезда, направляясь на работу, некоторые подходили ко мне , интересуясь, почему я всё время хожу вокруг машины. Кто-то предложил открыть багажник, я последовала этому совету и... увидела там мёртвого Игоря. Что было потом я не помню. Когда очнулась, возле машины были сотрудники милиции»
Лагутин закончил читать заявление, подчеркнув на одном из листков красными чернилами: «Сегодня я там буду». Знать бы где это «там»! Затем он подчеркнул жирной строчкой «...купили эту квартиру год назад». Надо бы уточнить, у кого он купил квартиру, как прошло оформление купли-продажи. Он внёс дополнение в разработанный им собственный план расследования. Немного подумав, подчеркнул красным слова: « ... его машину, которая стояла на обычном месте». «Так, значит, преступник или преступники знали. где всегда ставит свою «Волгу» Филатов,»  - подумал Лагутин. Таким образом, можно предположить, что это кто-то из местных криминальных элементов.
Виктор Петрович внимательно, останавливаясь на каждом человеке, изучал всех друзей и знакомых Игоря, которых назвала жена погибшего. Среди них не было тех, кто был замешан в каких-либо преступлениях.  Не знал следователь и тех, у кого были деловые связи с Филатовым. Жаль, что Игорь не посвящал в свои коммерческие дела жену. Сейчас это сильно помогло бы в расследовании такого жестокого преступления.
Следователь в самый первый день обошёл всех жильцов первого подъезда, но никто не смог сказать, в какое время появилась возле дома эта машина.
И зачем понадобилось убийце или убийцам гнать машину к подъезду дома своей жертвы? Десяток раз задавал себе этот вопрос Лагутин. И не находил на него ответа. И как установить деловые связи убитого? Маловероятно, что он занимался своей коммерческой деятельностью в одиночку. Офиса у него не было, но компаньоны, скорее всего, были, и кто-то из них должен объявиться.
Прозвучавший телефонный звонок прервал его размышления. Его вызывал к себе начальник следственного отдела.
«Значит, пришли окончательные результаты судебно-медицинской экспертизы трупа и данные баллистического анализа», - подумал Виктор Петрович по пути в кабинет начальника. Там, кроме него, была женщина около пятидесяти лет. По её виду Виктор Петрович сразу определил: у неё случилось что-то очень серьёзное и, вполне возможно, трагическое.
-Вот, у Клавдии Петровны, два дня назад ушёл сын из дома и не вернулся, -  подтверждая его догадки, произнёс начальник отдела, - придётся тебе, Виктор Петрович, взяться и за это расследование. Больше поручить некому, - добавил он, как бы извиняясь.
«Ну и дела!» - подумал Виктор Петрович, открывая новое уголовное дело, - «придётся теперь тянуть два дела со схожей формулировкой - «ушёл и не вернулся». Правда, в первом деле «вернулся», хотя и не за рулём своей машины, а в её багажнике. А этот ушёл, и вот уже два дня нет его. Его, скорее всего, найдут, но мёртвым - охотники, рыбаки или грибники в тайге или на болоте. А может, он всплывёт ниже по течению бурной реки Кия? Сколько таких случаев только на моей памяти?»
Если его обнаружат, преступники навряд ли оставят свои визитные карточки, улики и вещественные доказательства, ухватившись за которые можно было выйти на след.
Лагутин достал из ящика стола чистый лист бумаги, положил перед Клавдией Петровной и попросил написать заявление о случившемся с подробным изложением всех обстоятельств, с указанием точного возраста, роста, комплекции, а также особых примет, если таковые имеются, одежды на тот момент, когда он ушёл из дома, перечислить всех друзей и знакомых и обязательно принести его фотографию. Он особо обратил внимание на последние дни перед исчезновением: не заметила ли она каких-либо перемен в его поведении?
Виктор Петрович всё делал , как положено, с соблюдением всех необходимых формальностей, хотя его не покидала мысль, что это преступление может остаться нераскрытым, а у него на этажерке появится папка с ещё одним не доведённым до конца уголовным делом.
Приготовив всё необходимое для беседы с Клавдией Петровной, Лагутин ожидал, когда она закончит писать заявление. Глядя на неё, он обратил внимание, как дрожала её рука и с каким трудом она выводила каждую букву. Он понимал состояние этой женщины и искренне жалел её. Тяжело матери терять своих сыновей, особенно если это единственный сын. Пережить подобное будет очень нелегко.
Клавдия Петровна закончила с заявлением, поставила дату, свою фамилию и расписалась, передав листок бумаги с неровными, прыгающими вверх и вниз буквами Виктору Петровичу. Она взглянула в глаза следователю, и в глазах её он прочёл скорее безутешное горе и какое-то, не разгаданное пока им беспокойство, но, к большому своему удивлению, не обнаружил в них ни мольбы о помощи, ни затаённой надежды увидеть того, кто так неожиданно исчез.
Множество таких глаз видел за время своей работы следователь Лагутин, и часто отражалась в них мольба о помощи, светилась какая-то надежда. 
Очевидно, Клавдия Петровна всё ещё находится в шоковом состоянии, и сегодня беседа с ней не получится, - решил он.
Получив необходимую для начала расследования информацию, Виктор Петрович попрощался с Клавдией Петровной, пообещав принять все меры по розыску пропавшего сына. Женщина тяжело поднялась со стула и медленно, с большим трудом передвигая ноги, пошла к выходу из кабинета. Виктор Петрович проводил её взглядом, и ему показалось, что идёт она не по ровному полу, покрытому линолеумом, а по глубокому снегу или топкому болоту.
Когда дверь за Карнауховой закрылась, он взял в руки её заявление и прочёл:
«Мой сын Сергей Алексеевич Карнаухов,  возраст 23 года, проживает вместе со мной на улице Социалистическая, дом № 32. 20 марта около 8 часов он ушёл из дома и больше не вернулся. Его приметы: рост 174 см, среднего телосложения, волосы тёмные, на лбу над переносицей родинка. Был одет в кожаную куртку коричневого цвета и такого же цвета кожаную фуражку, в синие джинсы и серый свитер»
Да, подумал Лагутин, всего 23 года, и вполне может быть, тот день 20 марта был последним днём жизни так мало прожившего и почти ничего ещё не повидавшего в своей жизни парня. Он углубился в изучение заявления. Дальше в нём были указаны адреса и фамилии знакомых Сергея: Устюгов Андрей, Клименко Виктор. Оба работают в мастерской по ремонту автомобилей по улице Пролетарской. Филатов... Филатов Игорь, проживающий по улице Ленина, дом №....
Филатов! Игорь Филатов! Неужели она ничего не слышала о нашумевшем в городе убийстве?  Странно! После 20-го числа ещё понятно. У неё было собственное горе, затмившее собой все остальные трагические события. Но до этого были три дня, когда все в городе возмущались этим убийством, а в милиции и в прокуратуре раздавались телефонные звонки, в которых так или иначе ставился один вопрос: когда же всё это кончится и куда смотрят органы?
А дальше на листке бумаги значилась фамилия Седых Виталия и его адрес - та же самая Социалистическая улица, дом №.
«Вот с этого Виталия Седых завтра и начну эту часть работы по расследованию», - решил Лагутин, - «а сегодня надо обзвонить приёмный покой травматологического отделения, станцию скорой медицинской помощи, дать указание в городской отдел милиции о проверке медицинского вытрезвителя и районных отделений: не задерживали ли они человека с указанными приметами? И, после того, как Карнаухова принесёт фотографию сына, подготовить и направить в местную газету и на телестудию соответствующее объявление. Надо обязательно переговорить с ближайшими соседями  Карнауховых. Может, кто-нибудь и заметил что-то необычное в этот день накануне дня весеннего равноденствия.
Лагутин шёл по Социалистической улице, направляясь к дому Седых. Старательно обходя лужи и перепрыгивая через весело журчащие ручейки. Он думал, как рано и как стремительно наступила в этом году весна, а снег, которого было так мало в эту зиму,  почти совсем растаял. Лагутин любил эту весеннюю пору и эти ясные солнечные дни. Солнце и весёлые ручейки напоминали ему детство и кораблики, которые он сначала мастерил собственными руками, а потом отправлял в далёкое плавание. Он усмехнулся, вспомнив свои наивные детские мечты и надежду, что его кораблик непременно преодолеет весь лабиринт ручейков, ручьёв побольше. затем малых и больших рек и доплывёт-таки до самого Ледовитого океана.
Поравнявшись с домом  № 32, Лагутин подумал, что в этом доме до 20-го числа жил Сергей Карнаухов, и он, может быть, как и все мальчишки запускал в весеннюю пору кораблики и надеялся, что его кораблик поплывёт далеко-далеко...
Он даже почувствовал желание зайти в этот дом и расспросить  Клавдию Петровну о детских увлечениях её сына и о чём он мечтал в годы юношества. Но тревожить лишний раз убитую горем мать не хотелось, она, по-видимому ждёт от следователя  не вопросов, а радостных, обнадёживающих её сообщений.
Он прошёл мимо, взглянув на громадный особняк с причудливыми башнями, выстроенный несколько лет назад преуспевающим коммерсантом. Почти напротив него и стоял дом за № 38, где проживал Виталий Седых.
Но там его ждало разочарование - Виталия дома не оказалось, он работал вахтовым методом по контракту.
-Ожидаем, вот-вот должен вернуться на отдых наш Виталик, - сказала Мария Алексеевна, его мать.
Лагутин, сожалея о том, что столь неудачно закончился его визит, стал расспрашивать Марию Алексеевну о соседях - Карнауховых. Он ещё, как только вошёл в дом и представился, сразу же объяснил. что у Карнауховой несколько дней назад пропал сын - Сергей, и прокуратура расследует этот случай.
Он удивился, что Мария Алексеевна ещё ничего не слышала об этом несчастье и внимательно слушал её рассказ.
-Да что сказать? - начала она своё повествование, - пока был мальчишкой, вроде бы был таким, как все ребята. Он вместе с моим сыном учился. С ним вместе бегал по улице, и они одно время дружили, хотя Сергей был постарше моего и в армию ушёл раньше. Вот только после армии всё не может определиться, найти себе постоянную работу. Виталий приглашал его ехать вместе на Север, но тот отказался. Может быть, Клавдия Петровна этого не захотела. Я ведь, честно говоря, тоже не хотела, чтобы Виталик работал по вахтовому методу, - она тяжело вздохнула, - но он на своём настоял, всё равно уехал, и вот теперь ждём его. А Клавдия Петровна очень хорошая женщина... уж такая она добрая и обходительная. А в больнице, где она работает медсестрой, все больные в ней души не чают и только и ждут, когда она выйдет на дежурство. Я и по себе знаю - приходилось лежать в терапевтическом отделении, где она работает. Не знаю, как она перенесёт это несчастье с Сергеем, если с ним что-то случилось.
Мария Алексеевна вздохнула:
-Вы уж постарайтесь, товарищ следователь, разыскать его. Он один у неё... как у меня мой Виталик. А если, не дай Бог, что случилось, найдите его хоть мёртвого. Она похоронит его, как полагается, будет знать, где его могила...
Мария Алексеевна,  прощаясь, посмотрела прямо в глаза Лагутину. В её глазах он чётко увидел и жалость к своей соседке, и мольбу о помощи, и надежду, что всё должно хорошо кончиться. Увидел неожиданно для себя то, чего не заметил, не уловил в глазах самой Клавдии Петровны.
Лагутин вышел из ворот дома Седых. Перед ним, теперь уже справа, возвышался особняк похожий на замок. Он своей громадой как бы охранял покой и безопасность всех этих небольших, почти одинаковых домиков на улице Социалистической и, казалось, что здесь должно быть всегда тихо, мирно и спокойно...
... Из разговоров с ближайшими соседями Лагутин понял: Клавдия Петровна очень любила своего сына. Она исполняла все его желания, когда он был мальчишкой, никогда не наказывала, а во всех детских потасовках неизменно защищала своего сына, даже если инициатором драки был её Серёжка.
От соседей Лагутин узнал, что отец Сергея, муж Клавдии Петровны, оставил семью, когда сыну было всего шесть лет, и она одна растила и воспитывала сына. Соседи очень тепло отзывались о матери Сергея:
-Она добрая, отзывчивая женщина, никогда не ссорится с соседями, очень трудолюбивая. У неё раньше, чем у других, поспевают все овощи, и к ней очень любят ходить покупатели за ранними овощами, - свидетельствовала одна соседка, указывая Лагутину на огород Клавдии Петровны, который был виден из окна её дома. Правда, в последний год, перед тем, как Сергея призвали в армию и особенно после его возвращения она стала более молчаливой, чем прежде, реже стала появляться улыбка на её лице.
Женщина чуть помедлила, словно собираясь сказать о чём-то очень важном:
-Ну, а вчера, когда я встретила её около дома, на ней лица не было. Она стала какая-то другая, и вроде бы меня даже не узнала.
Лагутин понял, что эта встреча с соседкой произошла, когда Карнаухова направлялась в прокуратуру или же возвращалась обратно.
«Но почему, почему ближайшие соседи не от неё узнали о несчастье этой женщины, а совершенно от посторонних людей. Как ни тяжело, но если пропал сын, совершенно естественно поделиться этой бедой с соседями, поинтересовавшись, может быть, кто-то знает об этом, видел его или способен предоставить необходимую для расследования информацию» - размышлял Лагутин, ставил и ставил перед собой этот вопрос и не находил на него ответа.
-Да.... - медленно протянул молчавший до этого муж соседки, - Серёжка после возвращения из армии стал каким-то другим, непохожим на себя прежнего.
Лагутин внимательно посмотрел на него и тот продолжил мысль:
-Может, побили там его, с головой не в порядке? - высказал он предположение, - сейчас, слышал, «старики» над молодыми измываются, и везде эта «дедовщина», порой и офицеры руку прикладывают.
И как бы надеясь найти поддержку  сказанному, взглянул в глаза следователю:
- А в наше время такого в армии не было. Я, отслужив положенный срок, даже и не знал про «дедовщину».
-Да, - согласился с ним Лагутин, - здесь вы, к сожалению, правы, - есть пока такое явление в нашей армии, есть так называемые «внеуставные отношения». И есть горе-офицеры, которые пытаются воспитывать солдат не словом, а кулаком.
Но его не оставляла всё та же мысль. Почему Карнаухова ничего не сказала о том, что заметили даже соседи?
Переговорив с соседями. Лагутин повернул в сторону Пролетарской улицы и направился в авторемонтную мастерскую, чтобы переговорить с Устюговым и Клименко. Где находится эта мастерская, понять было нетрудно - у поворота на Пролетарскую улицу Лагутину бросился в глаза большой рекламный щит с изображением красивой иномарки с перечнем предлагаемых услуг мастерской, и по стрелке-указателю он понял, что пройти предстояло всего каких-нибудь двести метров.
Мастерская разместилась в одноэтажном кирпичном здании. Очевидно, это был раньше гараж, который принадлежал какой-нибудь разорившейся организации. Лагутину указали, где можно найти Устюгова и Клименко, и он довольно быстро разыскал их.
Поздоровавшись, назвал себя и попросил уделить несколько минут, объяснив, что пришёл по уголовному делу, которое ему поручено вести в связи с исчезновением Сергея Карнаухова.
-Когда же он успел пропасть? - с явным удивлением в голос произнесли Устюгов и Клименко, - 20 марта он был у нас здесь.
-И о чём он говорил с вами?
-Да так, как всегда... почти ни о чём. Мы, правда, сделали ему конкретное предложение - пригласили его снова поработать вместе с нами на ремонте. Ведь он работал у нас. В последнее время нагрузка увеличилась, иномарок в городе прибавилось, а они, как известно, не выдерживают наши дороги. Короче: работы хватает, - сказал Устюгов.
-А он что?
-Отказался... сказал, не по душе такая работа, - добавил Клименко.
-Да он после дембеля себя найти не может, - вступил в разговор Устюгов, - да, кстати, я вспомнил: Серёга говорил о том, что скоро с вахты вернётся Виталий Седых, его сосед, он живёт на одной с ним улице. И что он, скорее всего, уедет с ним на Север работать по вахтовому методу.
-А что ещё говорил Сергей?
-Он больше молчал, смотрел, как мы разбираем ходовую часть. Да нам и говорить-то с ним было некогда. Порядок в мастерской строгий - машину надо отдать клиенту в оговоренные сроки. Порой нам приходиться вкалывать без выходных...
Лагутин понял, что отвлекает от работы этих парней и поспешил задать последние вопросы:
-У Сергея были враги?
-Откуда! Бизнесом он не занимался, девок у парней не отбивал, за чужими жёнами не волочился, - пожал плечами Клименко.
-Он вам ничего не говорил в тот день, когда вы последний раз виделись, про 21-е число?
-Абсолютно ничего!
Лагутин понял, у этих ребят он больше ничего нового, такого, что могло бы хоть как-то повлиять на ход расследования, он не узнает и попрощался с парнями, которые чем-то ему понравились. Возможно тем, что сумели в такое сложное время найти неплохую работу в городе и зарабатывают на жизнь своим трудом.
В тот день Лагутин, как обычно, шёл пешком на работу. Он редко пользовался городским транспортом, предпочитая давке в переполненном автобусе утреннюю прогулку, когда можно, не торопясь, обдумать всё то, что предстоит сделать за день. Только проливной дождь мог изменить его давнюю привычку. Вот и сейчас он шагал и размышлял о том, что пошла вот уже вторая неделя, как он занимается этими двумя уголовными делами, а «воз и поныне на месте». По делу об убийстве Филатова он опросил всех предпринимателей в городе, но никто не мог ответить, чем же конкретно занимался Филатов.
-Скорее всего, он был одним из посредников какой-то фирмы, - высказал предположение один из опрошенных им предпринимателей.
«Знать бы, что это за фирма, и где она находится» - уже несколько раз думал Лагутин.
При первоначальном и очень тщательном осмотре машины Филатова не было обнаружено ни дипломата, ни записной книжки и даже какой-нибудь бумажки, по которой можно было высказать какие-либо суждения о характере деятельности убитого. «Да, нет человека, нет документов, по которым можно было установить, с кем он был связан», - отметил про себя Лагутин. Один из знакомых Филатова сообщил, что довольно часто Игорь навещал свою одноклассницу Ирину Фатееву, помогая ей материально.
Но и беседа с Ириной ничего не дала. Она, как и жена Филатова, не имела ни малейшего представления, чем занимался Игорь.
-Да, он помогал мне после смерти мужа, - ответила она на вопрос Лагутина, - помогал деньгами, а иногда привозил и продукты. Я сначала категорически отказывалась, но затем, когда узнала, что этот вопрос он согласовал со своей супругой, не стала противиться его помощи. Помогать другим было его правилом. Он и в школе всегда старался помочь. Таким он и остался, - закончила она тихим голосом, и Лагутин, увидев слёзы на её глазах, не стал задавать больше вопросов.
Он понял тогда, что она убита этой трагедией, ей очень тяжело, и эта потеря непоправима.
А по второму делу - вообще полный «вакуум». Абсолютно не за что зацепиться. Разослали объявления и фотографии с приметами, прошли объявления по радио и телевидению, но никто не откликнулся, и никакой пока информации не поступало.
«Что ещё можно сделать?» - подумал Лагутин и вдруг вспомнил, что он не побывал ещё в доме Карнауховых.
-Стареешь, Виктор Петрович, - произнёс он вслух, - нет у тебя прежней гибкости ума и способности мгновенно оценить обстановку, правильно сориентироваться в ней.
Как же он забыл, что вещи могут говорить о многом!  О человеке, его увлечениях и пристрастиях, о связях, о его порядочности и наоборот. Он решил сегодня после рабочего дня обязательно зайти к Карнауховым, ознакомиться с вещами без вести пропавшего, а заодно ещё раз поговорить с его матерью, поинтересовавшись, что же произошло с Сергеем за время службы в армии. Она, вероятно, уже несколько отошла, и с ней можно будет об этом поговорить.
Он уже почти подошёл к зданию прокуратуры, как заметил идущих навстречу парней из автомастерской, с которыми он уже беседовал в первый день расследования дела Сергея Карнаухова.
«Устюгов Андрей и Виктор Клименко», - вспомнил следователь, - почему же я в тот раз ничего не спросил у них про Игоря Филатова? Очевидно, они тоже знали его и наверняка что-то могут сообщить. Хотя бы то, где он ремонтировал свою «Волгу». Да, действительно, нет прежней гибкости мышления, - снова мысленно покритиковал он себя и, поравнявшись с ребятами, поздоровался с ними, как с прежними знакомыми.
-Как ваши дела в автосервисе? - поинтересовался Виктор Петрович, - укладываетесь ли в сроки?
-Всё нормально. Вот закончили и сдали заказчику очередную автомашину - джип «Grand Cherokee», идём отдыхать до завтрашнего дня, - ответил Андрей. Что такое отремонтировать джип такой марки Лагутин представлял плохо, все джипы для него были на одно лицо, но по уставшим лицам ребят понял, что их рабочий день, продолжавшийся почти сутки, выдался нелёгким. Он ещё раз подумал, как тяжело достаются им деньги, но всё-таки решил немного задержать их очень важными для него вопросами:
-Ребята, скажите, вы знали Игоря Филатова? Которого убили две недели назад?
-Конечно. Мы все учились в одном классе, и мы, и Игорь, и Сергей Карнаухов. С первого по последний класс, - ответил Клименко
-А что он был за человек - Игорь? С кем дружил? Не было ли врагов у него?
-Игорь? - переспросил Андрей, - Игорь был «правильный» парень, не то что Серёга. Он всегда для других старался. Да и после окончания школы таким остался, всегда старался помочь другим и советом, и делом.
Лагутин уловил особую теплоту в голосе Устюгова и спросил:
-А кому он помогал и как?
-Ну, например, Ирине Фатеевой, тоже нашей однокласснице, - подтвердил уже имеющуюся у Лагутина информацию Устюгов, - у неё муж умер, и она осталась одна с маленькой Ксюшей. Игорь взял на себя все заботы по обеспечению Ирины.
У Виктора Петровича уже начался рабочий день, но он внимательно слушал ребят.
-Друзей у Игоря особенно не было, хотя он был в приятельских отношениях со многими, одинаково тепло относился к ним, а врагов у него и быть не могло. Его все любили и уважали. На похоронах было очень много народа, приехали даже наши бывшие одноклассники из других городов. Он со многими переписывался, - добавил Клименко, - а чем он конкретно занимался, мы не знаем, но очень часто выезжал по делам в областной центр. Свою «Волгу» он в нашем автоцентре не обслуживал, так как мы специализируемся на иномарках, а отдавал её для ремонта в автомастерскую, которая находится около ремонтно-механического завода, на улице Набережной.
-Жалко Игоря... - не хочется верить, что его больше нет ...хороший был парень... - закончил Андрей Устюгов, и по лицам парней, по искренней боли и неподдельной печали в глазах Лагутин понял, как тяжело переживают они эту утрату.
-Извините, что задерживаю вас, но у меня ещё вопрос: отчего умер муж Ирины Фатеевой?   
-Он сам загубил себя, став наркоманом. Как говорят - «сел на иглу», кололся и пил вдобавок. Вот и «сыграл в ящик», оставив Ирину с маленькой дочкой на руках.
Лагутин поблагодарил парней, попрощался, но тут Устюгов произнёс:
-Да, кстати. Мы вам не сказали, а может, это пригодится: Сергей Карнаухов тоже наркоманил. Мы это впервые заметили, когда он у нас работал.
Это сообщение было совершенно неожиданным для Лагутина. «Странно» - подумал он, - «почему мать Карнаухова скрыла этот факт во время беседы? И ничего не написала в своём заявлении. А если он наркоман, есть большая вероятность того, что он принял «золотую» - так называют наркоманы смертельную дозу - и лежит мёртвым где-нибудь в подвале или на чердаке. Если подтвердится факт передозировки и, следовательно, самоубийства, дело принимает другой оборот. Надо сегодня поинтересоваться у Карнауховой, как далеко зашёл Сергей в своём пристрастии к наркотикам.
Он вспомнил глаза Карнауховой и своё удивление тем, что в их первую встречу он не заметил в них явной мольбы о помощи. Не заметил надежды, что сына найдут живым и здоровым. Поднимаясь по лестнице к себе на второй этаж, думал о том, что, начиная расследование этих двух уголовных дел, он столкнулся с трагедией молодой семьи Фатеевых, ставшей очередной жертвой захлестнувшей страну наркомании, искалечившей уже столько молодых жизней.
Не успел он войти в свой кабинет, как раздался телефонный звонок начальника отдела:
-Зайди ко мне, Виктор Петрович, есть новости.
По взволнованному голосу шефа Лагутин понял - новость очень важная и заспешил к нему.
-Ну, Виктор Петрович,  лёд по делу Карнаухова, кажется, тронулся, а может, и не тронулся, а повалил всей своей многопудовой массой, - встретил Лагутина начальник, - известны подозреваемые в убийстве Карнаухова, их адреса и даже место его захоронения.
На лице Лагутина отразилось искренне удивление.
- Вот ордер на их арест, высылай группу и после задержания немедленно приступай к допросу, - взволнованным голосом закончил шеф.
Лагутин взял в руки ордера, прочёл:
«Хребтов Василий Семёнович, проживающий по адресу: Социалистическая, дом №....
Наумов Алексей Иванович, проживающий по адресу: Социалистическая, дом № ...»
«Оба с той самой улицы, где живёт Карнаухова и жил сын её,» - отметил Лагутин, -«жаль, не дошёл он тогда до этих домов в тот день, когда опрашивал соседей. А успел бы он сделать это, может, и заметил бы что-то подозрительное в разговоре с этими людьми.
-А где же место захоронения? - поинтересовался Лагутин.
-Карнаухова они закопали в огороде Хребтова,  - ответил начальник, - но прокурор просил пока не раскрывать это место. Постараться, чтобы сами они на него указали. Не спрашивай отчего так, сам не знаю...
Лагутин держал в руках ордера на арест и размышлял: «Как же могло случиться такое? Преступление совершено у нас, а мы по его раскрытию пока ничего не сделали. Кроме разговора с соседями да знакомыми Карнаухова. А в областной прокуратуре каким-то образом раскрыли это преступление и будто подарок вручили его мне. Дескать, бери, Виктор Петрович, веди дело дальше и учись работать...»
Мысли Лагутина прервал голос начальника, который будто прочитал его мысли:
-Голову ломаю, но ничего понять не могу. Кроме сводки о происшествиях мы никаких иных сведений в областную прокуратуру не давали. А они нам преподнесли готовеньких подозреваемых. Может, был и третий соучастник, который одумался и явился с повинной? Но почему не к нам, а в областную прокуратуру? Странно и не вполне понятно всё это. Ну, ладно. Думаю, с этими вопросами ты, Виктор Петрович, сам разберёшься. Действуй! У тебя сегодня будет «горячий денёк».

***
Ваську Хребтова по кличке «Косой» и Лёшку Наумова взяли, что называется, тёпленькими после ночного сна. Накануне у них было много «работы» - они должны были объехать всех должников и выбить из них причитающиеся их шефу платежи, а заодно и получить «проценты» за просрочку платы с тех, кто не сумел рассчитаться в установленные сроки. Взимание процентов с должников - это была идея Косого, и шеф не знал, что кругленькие суммы идут дополнительно в руки его подручного «на карманные расходы», как любил выражаться Хребтов.
По этой простой причине он разрешал отсрочку платежей под выплату процентов. Но только тем, кто не общался напрямую с его шефом. Лёшке Наумову из этих денег не перепадало ни копейки. А сумма подобных сборов была порой сопоставима с основными податями должников, установленными шефом.
-Идея моя - значит, и проценты мои, - авторитетно заявлял Косой, в ответ на недоумённый взгляд напарника и перекладывал очередную кругленькую сумму себе в карман. Справедливости ради надо заметить, на очередной пьянке он щедро угощал Лёшку выпивкой. От этого Наумов никогда не отказывался, хотя и пил меньше Косого, с большим трудом перенося хвастливую трепотню своего собутыльника. Иногда застолья затягивались далеко за полночь, утром больная голова требовала опохмелиться, и лишь после этого они отправлялись на свою «работу».
Шеф особенно не придирался к их позднему появлению. Для него было безразлично, в какое время суток они выполняют свои функциональные обязанности сборщиков денег. Главное - собрать всю причитающуюся сумму , не забыв никого из подопечных коммерсантов. И конечно же шеф не знал, что разработанный им график сбора хитрый Косой давно уже откорректировал, установив более жёсткий график сбора. Вот эту разницу по срокам, выливающуюся в кругленькие суммы, и приходилось компенсировать незадачливым предпринимателям.
Вот и вчера, удачно «поработав» и получив причитающиеся проценты, они почти всю ночь глушили «Смирновскую» водку, которую Косой приобрёл из денег, полученных за убийство Карнаухова.
Косой был в ударе, пил много. И как всегда, осушив очередной стакан, принимался хвастаться, как удачно удалось ему обработать «клиентов».
-В нашем деле надо знать их психологию. Вечером они более сговорчивы, чем утром. Почему?
И сам же отвечал на свой вопрос:
-Да потому, что утром у них в запасе целый день, а вечером, кроме тёмной ночи, впереди и нет ничего! 
-Коммерсанты очень боятся темноты, - хвастливо продолжал бахвалиться Косой. И, не дожидаясь, когда Лёшка Наумов выпьет, наливал себе новый стакан, залпом опрокидывая в рот.
Лёшка Наумов знал: Косой очень любит похвастаться своими подвигами. Ещё когда они были пацанами, тот любил сообщить, как удачно придушил он, например, очередную соседскую кошку. Ему нравилось, когда это раздражало многих мальчишек, и это тоже доставляло ему удовольствие. Сколько раз Васька Седых, не дослушав до конца хвастливую болтовню Косого, бросался на него с кулаками, и у них завязывалась драка.
Вот и позавчера, «нахлеставшись» до одурения, он расхвастался, что и в милиции у него есть «крыша», сболтнув перед этим, что Серёгу Карнаухова закопали у него в огороде.
«Как бы этот трёп не вылез для нас боком?» - подумал Лёшка Наумов. И чтобы заглушить возникшую у него ещё позавчера тревогу, одним глотком осушил полный стакан «Смирновской». Они пили до глубокой ночи, даже не подозревая о том, что эта ночь будет для них последней ночью на свободе, а утром наступит горькое похмелье...
... Первым на допрос Лагутин вызвал Хребтова. Чутьё подсказывало ему:  именно он являлся главной фигурой в данном преступлении. Тот вошёл в кабинет в сопровождении охраны. Чуть выше среднего роста, плотного телосложения, с большими залысинами над массивным лбом и с чересчур, как показалось Лагутину, длинными руками. Виктор Петрович указал арестованному на стул, взглянул в его глаза, уловив в них недоумение, злость, настороженность и какие-то недобрые огоньки, отметив, что зрачки их смотрят в разные стороны.
-Ваша фамилия, имя, отчество, - задал он свой обычный протокольный вопрос.
-Ну, Хребтов Василий Семёнович.
-Так Хребтов или Нухребтов? - снова задал вопрос Лагутин, - если Хребтов, давайте договоримся: в дальнейшем обходиться без «ну».
-Хребтов Василий Семёнович, - с явным раздражением в голосе ответил арестованный.
-Год, число, месяц и место рождения, адрес постоянного проживания.
-1976 год, 20 февраля, место рождения  -...
Хребтов назвал местом своего рождения город постоянного проживания. «Может быть, и родился он в том же самом доме, где совершил убийство Карнаухова», - подумал Лагутин.
-Где и кем работаете? -задал он свой следующий вопрос.
-Сейчас не работаю, безработный, на работу устроиться не могу.
-А где работали раньше?
-На лесоперевальной базе, стропальщиком. Уволился два года назад.
-Причина увольнения?
-Не платили деньги. А кто задарма будет горбатиться?
-А на какие средства живёте вот уже два года?
-Подрабатываю... на погрузке-разгрузке в магазинах, на шабашках, когда подвернётся выгодная работёнка...
С самого начала допроса Лагутин уловил стойкий запах алкогольного перегара. Да и опухшее лицо арестованного подтверждало: этот безработный в глубоком похмелье, и деньги на высокоградусные напитки у него водятся.
-Были ли судимы, находились ли под следствием? - задал он следующий вопрос.               
-Осуждён на один год условно в январе этого года.
-За какое преступление?
-Драка в буфете Дворца культуры в ноябре прошлого года.
-Расскажите поподробнее, что это была за драка и с кем.
Хребтов с явной неохотой рассказал, как в буфете Дворца культуры его толкнул парень, а он ударил его, и началась драка. За парня вступились его друзья, и Хребтов ударил одного из них бутылкой по голове. Бутылка не разбилась, но парень получил черепно-мозговую травму и сотрясение мозга.
-Фамилия этого парня, который пострадал во время драки, была не Карнаухов... Сергей? - задал вопрос Лагутин, заметив как при упоминании этой фамилии Хребтов вздрогнул, а на его лице мелькнула тень беспокойства.
«А ты, оказывается, не способен сдерживать свои эмоции, и чувство страха, испуга и удивления можно прочитать на твоём лице», - отметил для себя Лагутин, - фамилия Карнаухова явно тебя насторожила.
-Нет, его фамилия Сычугов... Иван... - ответил Хребтов, а Лагутин подумал: «Отчего суд принял такое, чересчур мягкое решение? Ведь этот Иван Сычугов вполне может остаться на всю жизнь инвалидом. Надо будет поднять это дело, посмотреть, кто из следователей вёл его, а заодно и поинтересоваться составом суда.
Лагутин не торопился задавать вопросы по убийству Карнаухова. Он ждал результатов осмотра места преступления и обыска в доме Хребтова. Если Карнаухова убивали там, вполне могут где-нибудь остаться следы крови.
-Вы знакомы с Сергеем Карнауховым? - наконец, задал он вопрос. И снова заметил, как тень беспокойства промелькнула на лице Хребтова, как округлились зрачки его глаз и стали непомерно большими и направленными в разные стороны.
«Да, если ему дали такую кличку, то она вполне соответствует» - отметил Лагутин.
-Конечно, знаком. Мы живём на одной улице и росли вместе.
-Где и когда в последний раз встречались с ним?
-Каждый день видел его на нашей улице, мы почти соседи, а последний раз - в тот день, когда он пропал.
-Откуда вы знаете, что он пропал?
-Его мать, Клавдия Петровна, спрашивала у меня: не встречал ли я где-нибудь его.
«Вот ты и начинаешь уже крутить», - подумал Лагутин, зная о том, что Карнаухова даже ближайшим соседям не сообщила о пропаже сына, и задал следующий вопрос:
-А когда она вас об этом спрашивала?
-Точно не помню, какое это было число, но она говорила, что Серёги нет дома вот уже два дня.
-А где вы были в ту ночь 21 марта, когда ушёл из дома Карнаухов?
-Разве я помню, где был 21 марта? Спросите меня, где я был два дня назад, и то не скажу. Я записей, где и с кем был, не веду.
Зазвонил телефон. Лагутин снял трубку и услышал известие, которое он ожидал с большим нетерпением. На кухне, за печкой, в углу, за кухонным столом, в чулане, на крыльце дома и на поленице дров - везде обнаружены пятна засохшей крови.
Теперь сомнений в том, что перед ним сидит убийца, и убийство совершено в его доме, у Лагутина не было. Можно было начинать допрос безо всяких оговорок. Можно было теперь, не взирая на указание прокурора, не скрывать от подозреваемого в убийстве, что следственным органам известно о месте захоронения тела, смело и открыто заявить Хребтову, что об этом наглядно свидетельствуют ведущие туда следы крови. Но Лагутин решил не спешить с выяснением места захоронения. Пусть назовут сами...
-Так вы точно не помните, где были в ночь с 20-го на 21-е марта этого года? - повторил свой вопрос Лагутин.
-Нет... совершенно не помню. Может быть, дома.. может, у бабы какой, у меня их много, - ответил Хребтов, усиленно морща лоб, тем самым как бы показывая, что он пытается вспомнить.   
-А кроме знакомых женщин где вы ещё бываете ночью?
-Дома, где же ещё. На дискотеки я не хожу, а больше в нашем городе и пойти-то некуда.
-Тогда мы вам поможем вспомнить ту ночь. Вы назовёте нам фамилии и адреса всех женщин, а мы переговорим с ними. Может быть, кто-то подтвердит, что в ту ночь вы были у неё. Называйте адреса и фамилии! - сказал Лагутин и положил перед собой чистый лист бумаги в готовности записывать.
-Не надо писать адреса, - сделал протестующий жест рукой Хребтов, - я вспомнил. Был дома.
-Хорошо, - спокойно продолжал Лагутин, - кто был вместе с вами в ту ночь?
-Лёшка Наумов. Он часто бывает у меня. Иногда ночевать остаётся. Мать в отъезде - места хватает.
-Чем занимались с Наумовым в ту ночь?
-Чем обычно занимаются два холостых мужика? Водку пьют и «телек» смотрят.
-Вы были вдвоём с Наумовым? Или был кто-то третий? Может, Сергей Карнаухов? - решил проверить реакцию Хребтова Лагутин. И заметил: с лица убийцы мгновенно исчезла былая самоуверенность.
-Я же вам сказал: Карнаухова последний раз видел днём, а вечером, тем более, ночью я его не видел, - ответил Хребтов, но в голосе его не было прежней твёрдости.
-И будете утверждать это и в дальнейшем?
-Да, буду и готов поклясться на кресте.
-Вы что, в Бога верите?
-Верю. Сейчас все стали верующими. Наш президент даже посещает церковные храмы и усердно молится.
-Давайте оставим в покое нашего президента. Ну, а  вы, если поклянётесь на кресте, что в ночь с 20-го на 21-е марта Карнаухова не было в вашем доме, и вы его не видели, не боитесь, что вас покарает Всевышний? - глядя в упор на Хребтова, суровым голосом проговорил Лагутин.
-Нет, не боюсь. Ещё раз повторяю: Карнаухова я видел последний раз днём 20-го марта.
Лагутину уже стала надоедать эта бесполезная словесная игра, он решил перейти к основной части допроса:
-За что вы убили Карнаухова 21-го марта нынешнего года в своём доме? - продолжая в упор смотреть на Хребтова, сказал Лагутин, - расскажите всё подробно.
-Кто вам мог сказать такое?! - изобразил удивление Хребтов, - я и не собирался его убивать.
-В вашем доме обнаружена кровь, - «раскрыл карты» следователь, - кровь на кухне, в чулане, на крыльце...
-Так это моя мать перед отъездом к внучке, - сбивчиво пробормотал Хребтов, -  поотрубала головы всем нашим курам. Да и петуху заодно...
-Зачем же она это сделала? - заинтересованно включился в игру Лагутин.
-Боялась... я не буду их кормить, и они все передохнут.
-А много ли кур у вас было?  Вместе с петухом? - улыбнувшись, спросил Лагутин.
-Шесть ... с петухом, - проговорил Хребтов.
-И вы, конечно, всех их уже съели?
-Разумеется, - подтвердил Хребтов, - жрать ведь что-то нужно! Я сейчас не работаю - в нашем городе и работы-то не найдёшь!
Лагутину ещё больше стала надоедать эта словесная игра с явным преступником, но он пересилил себя и спокойно сказал:
  -Хорошо. Насчёт кур мы поинтересуемся у соседей. Это такая птица, которая очень любит посещать соседние огороды и вряд ли останется незамеченной. А кровь курицы или человека - это определит анализ. Советую всё же признаться и рассказать: за что вы убили Карнаухова?
-Я не убивал, - повторил Хребтов.
-Допустим. Ну, а если после анализа выяснится:  кровь не курицы, а человека, - что вы на это скажете? Кстати, где ваша мать отрубала головы курам?
-А я почём знаю? Она рубила им головы, а не я.
-Значит, вы утверждаете, что не убивали Карнаухова, и кроме вас и Наумова никого в доме не было?
-Да, утверждаю.
-Зря запираетесь, Хребтов! Чистосердечное признание учитывается при вынесении приговора. А убивали вы или нет, скоро станет ясно. Криминалисты определят, чья кровь обнаружена в доме. Которую вы даже не потрудились убрать... Я уже не говорю про те предметы, которые могли бы служить орудием убийства и на которых тоже остались следы. И всё тогда встанет на свои места.
Хребтов тяжело вздохнул. Он начал понимать, что разоблачён. Что нет никакого смысла отпираться дальше. Он метнул в сторону следователя взгляд, полный злобы и ненависти, и выдавил из себя:
-Пиши, начальник.
Лагутин положил перед Хребтовым несколько листов чистой бумаги и авторучку:
-Да нет, напишите лучше вы сами. Только подробно и чистую правду. Поверьте: так будет лучше для вас.
Глядя на Хребтова, который пока ещё не приступал к описанию событий той кровавой ночи после дня весеннего равноденствия, следователь подумал, что ещё вчера это уголовное дело было так далеко от раскрытия. А сегодня его можно считать почти раскрытым. Остаётся предъявить подозреваемым неоспоримые улики. Такая стремительная смена ситуации - в его богатой следственной практике подобного ещё не было. Порой приходилось мучительно долго и упорно, кропотливо и настойчиво собирать буквально по крупицам информацию, тщательно анализировать все факты и улики, по миллиметру продвигаясь к завершающей стадии расследования.
Он уже начал догадываться, что в этом преступлении есть свидетель, очевидец кровавой драмы, который пожелал по непонятным причинам остаться неизвестным для местной прокуратуры, заявив об убийстве в областной центр. Но почему он так поступил? Что помешало ему обратиться сразу в городскую прокуратуру? Для Лагутина это пока оставалось загадкой. Он подумал сейчас о том, что, пожалуй, нет особого смысла идти к Карнауховой для ознакомления с личными вещами её сына, как и необходимости подробно расспрашивать её про погибшего.
Теперь уже ни ему, ни ей ничем не поможешь. Единственное, что он может сделать - это предоставить ей возможность похоронить его. Он думал, как же тяжело будет сообщить эту горестную весть. Сказать, что нет больше у неё её единственного сына, пригласив на эксгумацию трупа для его опознания. А ещё тяжелее будет видеть её горе и страдания во время всей этой процедуры.
Лагутин с ненавистью посмотрел на Хребтова, который склонился над столом и, не переставая облизывать свои губы, водил авторучкой по бумаге, фиксируя на ней то, что произошло в его доме в ту ночь.
Наконец, он закончил выводить своё «чистосердечное признание» и подал исписанные листки следователю. Лагутин, взглянув на них, с удивлением для себя отметил, что у Хребтова на редкость красивый почерк, несмотря на то, что писал он в крайне возбуждённом состоянии.
Он углубился в изучение показаний...
Хребтов сообщал, что 21 марта он, Наумов и Карнаухов выпивали у него в доме и что было выпито очень много водки ( и это при всём при том, что по словам Хребтова, ему жрать нечего, усмехнулся про себя Лагутин). Карнаухов «окосел» и полез на Хребтова с ножом, а он попытался вывернуть руку и отнять нож. Наумов в это время хотел бутылкой ударить по правому плечу Карнаухова, чтобы выбить нож, но промахнулся и ударил того по голове. Тут Карнаухов покачнулся и напоролся на нож, который к тому моменту оказался в руке у Хребтова. Ночью мы отвезли Карнаухова к реке и сбросили в прорубь.
Лагутин внимательно изучил показания и понял, что чистосердечного признания в них или нет или, по крайней мере, очень мало.
-Как  вы считаете: Карнаухов умер от ножевого ранения или от удара бутылкой? -  попросил уточнить Лагутин.
-Откуда мне знать, я же не судебно-медицинский эксперт.
-Карнаухов умер сразу или ещё был живой в течение какого-то времени?
-Точно не знаю. Мы были очень напуганы случившимся и, чтобы успокоиться, выпили с Наумовым по стакану водки. А когда подошли к Серёге, он был уже мёртвым.
-В чём был одет Карнаухов, когда пришёл к вам?
-На нём была коричневая кожаная куртка, - не задумываясь, ответил Хребтов.    
-И вы сбросили Карнаухова в прорубь в этой самой куртке?
-Разумеется, мне чужого барахла не надо.
-Зачем же вы решили избавиться от трупа Карнаухова? - задал очередной вопрос Лагутин, и, не дожидаясь ответа, продолжил, - раз не было преднамеренного убийства, а была драка, зачинщиком которой, по вашим словам, был Карнаухов, не проще ли было заявить в милицию? Тем более, что судебно-медицинская экспертиза могла бы подтвердить эти ваши показания.
-Мы были очень напуганы случившимся, - повторил уже сказанное ранее Хребтов, - плохо соображали, что делаем.
-Очень жаль, хотя время терпит, - сказал Лагутин, - подождём до половодья, тогда труп Карнаухова ... всплывёт... где-нибудь ниже по течению. Вот тогда можно будет провести судебно-медицинскую экспертизу. Взглянув на Хребтова, он заметил промелькнувшую на его лице ухмылку удовлетворения и злорадства, а по выражению лица понял её смысл: «дескать, жди - не дождёшься».
-Итак, вы утверждаете, что тело Карнаухова лежит на дне нашей реки Кия? - продолжал Лагутин, всё ещё внимательно глядя на Хребтова.
-Откуда мне знать? Может, лежит на дне, может, плывёт по течению. Река у нас стремительная, - не задерживаясь с ответом, сказал Хребтов.
-А вот около поленицы дров на вашем огороде тоже есть следы крови. Чья это кровь, и откуда она там появилась? - задал очередной вопрос следователь.
-Понятия не имею. Может быть, мать рубила там головы нашим курицам, -ответил Хребтов, и Лагутин заметил, как сразу изменилось лицо этого убийцы.
-Хорошо, это тоже установит наш криминалист, он точно скажет, чья это кровь. И если окажется, что она принадлежит человеку, тогда мы вынуждены будем раскапывать землю у этой поленицы в поисках тела убитого вами Сергея Карнаухова, - твёрдым и уверенным голосом закончил Лагутин, не отводя глаз от лица сидящего напротив подозреваемого и заметив, как при последних словах вновь изменилось выражение лица Хребтова.
-Для первого раза достаточно, - подвёл итог Лагутин, - больше у меня к вам на сегодня вопросов нет. Второй раз мы побеседуем после того, как я допрошу Наумова и получу результаты судебно-медицинской экспертизы. А ваши показания буду считать чистосердечным признанием.
Он нажал кнопку вызова охраны и при появлении охранника распорядился:
-Арестованного - в камеру, Наумова - ко мне!
От взгляда следователя не ускользнула растерянность на лице Хребтова, удивление и желание что-то ещё сказать ему. «А с Наумовым, пожалуй, разговаривать будет проще, дорожка проложена. Теперь остаётся выяснить, кто из них сыграл в убийстве главную роль, и за что они убили Карнаухова», - подумал он.
Вошел конвоир и попросил разрешения ввести Наумова. Лагутин с интересом рассматривал его. Высокого роста парень, с круглым лицом и короткой стрижкой. На правой щеке - шрам от пореза. Подойдя поближе, он цепким, оценивающим взглядом посмотрел на следователя, как бы прикидывая, насколько тот опытен в делах дознания. Получив разрешение, он сел напротив следователя.
Лагутин заполнил все необходимые графы протокола, задал все необходимые для этого вопросы и приступил к выяснению главного:
-Хребтов в своих показаниях написал, что вы оглушили Карнаухова бутылкой по голове, и он от удара покачнулся и получил ранение в грудь ножом, который пытался отобрать у него Хребтов. Очевидно, это ранение и оказалось смертельным.
По лицу Наумова пошли красные пятна, а в глазах мелькнула злость и ненависть. Он резко бросил:
-Вот сучара! Решил пришить мне «мокруху», а сам остаться чистеньким! Как будто не он хапанул все «бабки», а мне отвалил всего каких-то сто баксов.
Лагутин моментально осознал: да ведь это заказное убийство!  Но кто «заказал» Карнаухова, кому помешал этот парень?
-Степень вины и долю участия каждого в этом заказном, - Лагутин специально выделил голосом это слово, -  убийстве - мы выясним при очной ставке с Хребтовым после того, как получим результаты судебно-медицинской экспертизы убитого вами Карнаухова.
Он давал тем самым понять Наумову, что место захоронения известно.
-А теперь напишите подробно всё, как было ночью 21 марта и учтите: чистосердечное признание учитывается и смягчает наказание для подсудимого в суде.
Пока Наумов писал о событиях той ночи, Лагутина не оставляла мысль: кто же может быть «заказчиком» этого убийства?  По словам матери Карнаухова и парней из автосервиса он никогда не занимался какой-либо коммерческой деятельностью или другим бизнесом, не работал подолгу на одном месте и вряд ли мог иметь себе врагов из числа коммерсантов.
Кто же? Кто мог «заказать» это убийство?
Лагутин взглянул на часы. Уже давно прошло время обеденного перерыва, а он так и не пообедал. А после того, как Наумов закончит своё письменное признание, с ним предстоит ещё долгий разговор, после которого надо сопоставить показания Хребтова и Наумова.
Наумов закончил и передал следователю два листа бумаги, исписанные крупным почерком. Лагутин взглянул на первые строчки признания, и ему, может быть впервые за всю его многолетнюю следственную практику в органах прокуратуры стало не по себе...
«Хребтов получил деньги и заказ на убийство Сергея Карнаухова от его матери Карнауховой Клавдии Петровны  и уговорил меня помочь выполнить этот заказ» - такими словами начиналось чистосердечное признание Наумова...
Лагутин перечитывал эти строчки снова и снова и не верил тому, что было написано. Он закрыл глаза, посидел так мгновение, снова открыл. Нет, он не ошибся! Но разве может быть такое?
Он вспомнил беседу с Карнауховой. Так вот почему в глазах Клавдии Петровны в их первую встречу он не увидел ни надежды, ни мольбы о помощи. Да, в тот момент наблюдательность не подвела следователя.
Он углубился в чтение показаний. Наумов подробно описал все события той кровавой ночи: как долго убивали Сергея, а он просил не убивать его и много раз спрашивал: за что же его убивают? Как потом рыли яму, а земля была ещё не совсем оттаявшая, как волокли тело убитого на огород и закопали возле поленицы дров. Лагутин читал это, а строчки прыгали перед глазами.
-Мать Карнаухова знала, что вы с Хребтовым закопали её сына в огороде? - всё ещё находясь под сильным впечатлением от прочитанного, спросил Лагутин.
-Нет. Мы ей сказали, что тело её сына сбросили в прорубь.
Теперь Лагутину стало ясно, почему Хребтов упорно доказывал, что Карнаухова сбросили в прорубь - он был уверен, что Наумов тоже будет говорить про прорубь, и их показаниям могут поверить. «Трупа в этом случае пока нет, нет пока и результатов судебно-медицинской экспертизы и тогда можно утверждать, что произошла драка, а убийство вышло случайно. В действиях подсудимого суд не определит преднамеренности убийства, а это уже совсем другая статья - очевидно, на это и рассчитывал Хребтов», - решил Лагутин, заканчивая допрос Наумова.
Затем он вызвал конвоира, приказав увести заключённого...
-Ну, как идёт допрос арестованных? - спросил Лагутина начальник отдела, когда тот вошёл к нему в кабинет.
-Оба сознались в заказном убийстве, известен заказчик.
-В заказном? - удивлённо и заинтересованно переспросил начальник следственного отдела, - и кто же заказчик?
-Не заказчик, а заказчица, - уточнил Лагутин, - родная мать Сергея Карнаухова! Вот показания.
Он протянул листки бумаги. Начальник отдела прочитал текст, затем поднялся со своего кресла и стал молча ходить по своему кабинету в глубокой задумчивости.
Лагутин не нарушал его молчания, думая о своём: «Разве может родная мать пойти на такое преступление? Что может вообще толкнуть её на такое жестокое убийство?
-А знаешь, Виктор Петрович, о чём я сейчас подумал? - остановившись напротив Лагутина, произнёс после долгого молчания начальник отдела, - не допустили ли мы с тобой ошибки, связав всю свою жизнь с работой в следственных органах? Я впервые сейчас об этом крепко задумался.
-Да, Андрей Николаевич, после этого уголовного дела поневоле о многом задумаешься... -ответил Лагутин.
-Но что поделаешь! Кому-то и такими грязными делами приходиться заниматься, - с глубоким вздохом произнёс начальник отдела. Он помолчал немного и добавил:
-Готовь ордер на арест Карнауховой, а я пойду к прокурору.


Глава 2.  Виталий Седых

В этот тёплый апрельский день Виталий Седых выехал в областной центр к прокурору. Почему именно к прокурору, он толком не знал. По его делу вполне можно было обратиться и к начальнику уголовного розыска, но Виталий решил именно к прокурору. В его родном городе прокурор был очень уважаемым, авторитетным человеком, и все, кто встречался с ним, неизменно отмечали его честность, порядочность и неподкупность в сочетании с готовностью помочь любому, кто обращался к нему с жалобами. Областной прокурор, подумал Виталий,  тоже должен быть таким, как наш Владимир Сергеевич, и решил непременно попасть к нему на приём.
Сержант Воздушно-десантных войск Седых несколько месяцев назад демобилизовался, прослужив последние четыре месяца в Чечне. Но в своём городе подходящей работы не было. Из объявления в газете он узнал о работе на нефтяных месторождениях Севера Тюменской области, наведался в бюро и без особых размышлений подписал контракт. Вот уже второй месяц Виталий трудился на вахтах. Мать, понятное дело, возражала. Сколько ей пришлось пережить, когда её единственный сын служил в  «горячей точке»! Как хотелось, чтобы после возвращения живым оттуда, он постоянно был рядом, скрашивая старость! Но сын сделал свой выбор.
Вот уже и вторую вахту отработал, приехал на положенный отдых.
 По возвращении Виталий узнал горестную весть: незадолго до его прибытия убили его одноклассника - Игоря Филатова, а вскоре после этого ушёл и не вернулся домой Сергей Карнаухов, который со своей матерью жил по соседству. Соседом раньше был и Игорь, но затем приобрёл трёхкомнатную квартиру в пятиэтажном доме и переехал жить на центральную улицу города. Этот дом был виден из окна дома Виталия. Несколько раз Игорь при встрече приглашал в гости, объясняя, как просто найти его квартиру: «Первый подъезд, третий этаж, дверь налево». А он так и не собрался, не навестил старого приятеля и одноклассника...
И вот теперь его нет... Хороший был парень, в школе дружил со многими, был очень общительным, много читал и всегда мог рассказать что-то интересное. А какой он был добрый и отзывчивый. Взять хотя бы его помощь их однокласснице Ирине.
А Сергей - совсем другой, своенравный, драчливый и агрессивный. Ещё в школе он постоянно дрался не только с ребятами из их класса, но и из других. Да и, вернувшись из армии, пожалуй, не стал лучше. Скорее, наоборот. Порхал, как мотылёк, с одного места работы на другое, и нигде подолгу не задерживался. Но, тем не менее Виталию было жаль Сергея. Он не мог отделаться от мысли, что его тоже, как и Игоря, нет в живых...
Много ребят, подорвавшихся на мине-«растяжке», погибших от пули затаившегося в развалинах снайпера или в открытой схватке с бандитами, проводил в последний путь Виталий. Но одно дело - там, на войне. Другое дело - здесь, в мирной жизни. В тихом, спокойном городке, вдали от «горячих точек». И убийцы - не чеченские бандиты, а, скорее всего, свои же, местные. Он до мельчайших подробностей вспомнил позавчерашний вечер у Васьки-Косого и всё, что там услышал...
В тот поздний вечер он возвращался домой от Сашки Михайлова, своего одноклассника. Тот тоже только что демобилизовался, и надо же случиться такому совпадению - тоже служил в «десанте». Но в Чечню его часть не направили, хотя и Сашке было что вспомнить!  Недавние солдаты прилично выпили, а мать Сашки всё хлопотала возле стола, вкусно угощая друзей.
Не забыли помянуть своего одноклассника Игоря, сожалея о том, что так рано он ушёл из жизни...
...Во многом благодаря отменной закуске, возвращаясь домой, Виталий твёрдо держался на ногах, прошёл уже было дом Косого, как тот распахнул створку окна, прокричав вслед:
-Эй, «чечня», не проходи мимо!  Мы с тобой ещё за твоё возвращение оттуда не выпили!
Если бы Виталий был трезвым - скорее всего, прошёл бы мимо, но хмельная голова распорядилась по-другому - повернулся, отворил калитку, поднялся на крыльцо и вошёл в дом.
За столом в комнате помимо Васьки сидел его закадычный друг-собутыльник Лёшка Наумов. На грязной скатерти стояли две бутылки водки местного разлива и лежала «палка» колбасы., а на двух тарелках были разложены солёные огурцы и квашеная капуста с вкраплениями ярко-красной клюквы.
-Мать вот уже третий месяц нянчится с внучкой в соседнем городе - так что нам никто здесь не мешает, - довольно произнёс Васька, разливая водку по стаканам. - Ну, давай выпьем за твоё возвращение из Чечни!
Он наклонился над столом, поднося свой стакан к стакану Виталия, и неловко пролил часть жидкости на стол. Выпили молча. Виталий не допил свой стакан, поставил его на стол, хорошенько закусив квашеной капустой с сочными ягодами клюквы. «Хорошо готовит капусту Васькина мать» - отметил про себя Виталий, - «надо бы попросить маму засолить такую же».
-Что не пьёшь до дна, десантник? - прохрипел Васька, - пей, у меня водки хватит. Он осушил свой стакан, не закусывая.
Виталий удивился, подумав: «откуда у нигде не работающего Васьки деньги на выпивку?» А тот продолжал расспрашивать.
-Расскажи, как там, в Чечне? Как воевал с бандитами? Как удалось уцелеть? Ведь тебя даже не ранили! - как будто сожалея об этом, проговорил Васька.
-Воюют и гибнут наши ребята, война без жертв не обходится... Да что говорить! - Виталий махнул рукой, - у нас здесь что творится! Игоря Филатова убили! Серёгу Карнаухова который день ищут, ищут!
Особо делиться с этими пьянчугами боевыми воспоминаниями Виталию не хотелось, он подумывал было о том, чтобы идти домой.  А Васька, не дожидаясь, налил себе полный стакан водки, залпом выпил, хотя  и был уже изрядно пьян.
-А что Серёгу-то искать? - осклабился он и выпалил, - вон он лежит, в моём огороде!
Виталий чуть не вскрикнул от удивления, но вовремя взял себя в руки. Он заметил краем глаза, как Наумов метнул в сторону Васьки неодобрительный взгляд и тихо шепнул ему:
-Кончай трепаться, Косой.
На что тот вальяжно похлопал его по плечу:
-Не дрейфь, Лёха, у меня есть надёжная «крыша» в городской «ментуре». Если прижмут - выручит.
И снова плеснул водки в свой стакан.
Виталий сделал вид, что и те и эти слова прошли для него незамеченными, спокойно закусывая. Он решил прикинуться изрядно поддавшим, сделать вил, что совсем туго соображает и изо всех сил играл эту роль. А сам только и думал, как скорее смотаться из этого зловещего дома. Ему даже на какое-то мгновение показалось - он явственно ощущает запах крови. Запах, так хорошо знакомый ему ещё по Чечне. Быть может, за этим столом сидели они все, а в этой самой комнате произошло убийство. А на столе стояла вот эта же миска с квашеной капустой, всё так же посыпанная яркими ягодами клюквы. Он вдруг почувствовал непреодолимое отвращение и к этой капусте и к этой клюкве, цвет которой напомнил ему кровь...
Виталий припомнил, как жестоко, ещё будучи пацаном, Васька расправлялся с кошками, как он сразу вешал их или, в зависимости от настроения, долго истязал, непременно потом убивая. И как он дрался  с ним, отбивая очередное несчастное животное. « Да, Васька Хребтов по кличке «Косой» способен пойти на убийство» - твёрдо решил для себя Виталий.
А Косой, окончательно захмелев, еле шевеля языком и губами, пробормотал:
-Пусть, как говорится, земля в моём огороде будет для Серёги пухом.
И уронил голову на стол.
Виталий, с трудом подавляя отвращение, посидел ещё немного, потом тяжело поднялся из-за стола, простился и, отлично понимая, что Лёха следит за ним, шарахаясь из стороны в сторону, побрёл к выходу, изображая ничего не соображающего пьяного. Он справился с этой ролью, но едва скрылся из виду Наумова, как походка его резко изменилась. Виталий твёрдым шагом совершенно трезвого человека заспешил домой. Хмель давно уже покинул его, но отнюдь не тревожное беспокойство.
«Эх, и угораздило же меня впутаться в эту историю!» - рассуждал он по дороге, -  «теперь просматривается такой расклад. «Косой» постарается любыми путями втянуть меня в свои тёмные дела, а то и в «мокруху», а в противном случае -просто убрать, как опасного свидетеля. То, что Васька с Лёхой крутят криминальные дела, он и раньше догадывался, а сегодня убедился в этом окончательно. Но почему они убили Серёгу?  Тот не занимался никаким бизнесом и, следовательно, не мешал никому из дельцов - возможных конкурентов или воротил бизнеса. Может, была просто драка во время совместной пьянки?
Он ещё раз припомнил слова Косого. «Да, скорее всего, так оно и было», - решил Виталий, входя к себе домой.
Ночью он ворочался на кровати и долго не мог заснуть. Его не оставляла назойливая мысль: «Ещё не хватало, оставшись в живых в Чечне, погибнуть от рук местного криминального сброда. В то же время Косой бахвалился своей «ментовской крышей». Кто его знает, может, и действительно кто-то есть у Васьки там. Нет, в местную милицию обращаться не стоит. Тогда остаётся единственное - ехать в областной центр и лучше всего - в прокуратуру. От этой мысли он успокоился и, приняв такое решение, наконец, уснул.
Ночью Виталию снова приснилось мерзкое лицо Косого, его наглые раскосые глаза и удавка в руках. Он душил этой удавкой кошек, и вот теперь пытался набросить её на него.
Весь в холодном поту Виталий проснулся и долго не мог потом уснуть. Он тихонько, стараясь не разбудить спящую мать, проскользнул на кухню и подставил лицо, а потом и всю голову под холодную воду, стараясь отделаться от противного ощущения чего-то гадкого и липкого.
«Завтра надо осторожно разведать обстановку, не заподозрил ли что Косой», - подумал он.
Утром он нарочно прошёл мимо его дома и, заприметив на крыльце Ваську, зашёл во двор.
Поздоровались.
-Я вчера здорово перебрал у тебя... не помню, как домой добрался... - доверительно сообщил Виталий Ваське, - слушай, у тебя похмелиться не найдётся?
Косой цепким, оценивающим взглядом своих раскосых глаз смерил с головы до ног Виталия, затем молча прошел в дом, вынес стакан и початую бутылку водки. Налив ему, так же молча опрокинул в рот оставшуюся в бутылке жидкость и, вытерев рот ладонью, ухмыльнулся:
-Слабоват ты оказался на выпивку, десантник!
-Да видишь ли... перед тем, как к тебе ... хорошо нагрузился у друга... да ты его знаешь - Сашка Михайлов, тоже из ВДВ.... «дембильнулся». Вот мы и нарезались! Да так, что я ничего не соображал.
Взгляд Косого чуть потеплел. «Всё прошло нормально», - отметил про себя Виталий, - «пусть считает, что я ничего не помнил»
-Ну, спасибо, выручил. Сразу полегчало, - поблагодарил он Хребтова и направился к калитке. «А где-то здесь, в огороде, совсем рядом, находится труп Серёги», - возникла мысль. Он справился с возникшим волнением. И, чтобы и дальше усыпить бдительность Косого, сказал:
-Я завтра собираюсь на рыбалку к деду в деревню, со мной не желаешь?
-Нет, завтра не могу, много работы. Как-нибудь в другой раз, - отказался от приглашения Косой.
«А ты мне и не нужен! - подумал Виталий, прекрасно осведомлённый о том, что Васька терпеть не может рыбалку, - «а завтра я буду у прокурора».
Вечером он предупредил своих домашних, что поедет на рыбалку, и мать его искренне обрадовалась: наконец-то Виталик навестит дедушку и бабушку. Ведь после возвращения из армии он у них ещё не был...
... Междугородный автобус шел по асфальту, и почти все пассажиры, удобно устроившись на мягких сиденьях, дремали. Только один Виталий не мог заставить себя хотя бы на короткое время расслабиться и погрузиться в это сонное состояние. Он всё думал про убийство Игоря и Сергея. «А что, если эти убийства - дело одних и тех же рук?» - вдруг возникла мысль, но он после некоторого раздумья отогнал её: «Нет, почерк разный»
Он прибыл в областной центр и, хотя никогда прежде не бывал здесь, без особого труда нашёл нужное здание. Ему очень повезло: именно в этот день недели у областного прокурора были назначены часы приёма посетителей.
Желающих попасть на приём было немного. Несмотря на это, молодая и симпатичная блондинка поначалу не хотела включать Виталия в очередь.
-Запись была вчера, а сегодня мы уже никого не записываем. Да и журнала нет - он уже у Игоря Васильевича., - строго заявила она, мельком взглянув на Виталия.
-Но я же из другого города, - удивился он, - только что с автобуса.
-Хорошо, я спрошу у него, может, он и примет. Как о вас доложить, вы по какому вопросу?
-Я вернулся из Чечни, а меня незаконно выписали из квартиры, где я проживал до призыва в армию, - соврал Виталий первое, что пришло ему в голову.
-Хорошо, я так и помечу в журнале: участник чеченской кампании по вопросу восстановления прописки, - уже более внимательно взглянув на Виталия и даже милостиво улыбнувшись, сказала девушка.
Ему пришлось подождать. Наконец, когда из кабинета вышел очередной посетитель и наступила очередь Виталия, секретарша хорошо поставленным голосом произнесла:
-Игорь Васильевич примет вас, но только постарайтесь покороче изложить вашу просьбу, он очень спешит на совещание к губернатору.
-Постараюсь, - ответил Виталий, предвидя, что короткое сообщение вряд ли получится.
В кабинете он ожидал увидеть немолодого и солидного прокурора, но за большим столом сидел относительно молодой человек.
-Так кто же посмел выписать солдата из квартиры, пока он воевал в Чечне? - строго спросил он, едва только Виталий назвал свою фамилию.
-Да нет... я совсем не по квартире, - сказал Виталий, заметив как тень недовольства легла на лицо прокурора. Тот поглядел на часы, явно жалея, что принял этого посетителя.
Стараясь быть кратким, он изложил всё, что стало ему известно в тот вечер.
-Почему же вы обратились ко мне, а не в городскую прокуратуру, к прокурору вашего города?
Виталий объяснил, что Косой упоминал про «крышу» в милиции и свои опасения.
-Хорошо, я всё понял, я приму меры и обеспечу вашу анонимность. Но если то, что вы сообщили окажется ложью, придётся отвечать за клевету по всей строгости закона, - предупредил прокурор.
Виталий согласился с ним.
-Ну, а если всё подтвердится так,  как вы изложили, тогда спасибо тебе, солдат, - добавил он, - и... береги себя! А сейчас извини - я очень тороплюсь.
Виталий встал, и прокурор области крепко пожал ему руку...
... Под вечер Виталий Седых возвращался домой на междугороднем автобусе. Скоро уже будет одна остановка, от которой всего лишь три километра до той самой деревни, где живут его бабушка с дедушкой и где он так давно не был. Он живо представил, как от неожиданной встречи с любимым внуком начнёт суетиться и бегать туда-сюда по избе его бабушка, а дедушка горько сожалеть, что уже закрыт магазин, и встречу придётся проводить «на сухую». Как потом он, спохватившись, побежит за бутылкой к соседям, но Виталий остановит его на полпути и достанет из «дипломата» бутылку хорошей водки. Ну, а бабушка, понятное дело, станет хлопотать вокруг плиты, организуя под это дело вкусное угощение.
А потом они все сядут за стол, и Виталий будет отвечать на вопросы дедушки про службу и Чечню, а, дедушка, в свою очередь,  сам вспоминать годы войны и трудные фронтовые дороги от Курска до самого Берлина и встречу с союзниками на Эльбе, в которой ему посчастливилось участвовать. И так просидят они очень долго, вплоть до глубокой ночи, а бабушка будет постоянно подкладывать что-нибудь вкусненькое в их тарелки.
  Ну, а завтра... завтра они может быть, и в самом деле возьмут и отправятся вдвоём на рыбалку. Виталий не особенно любил рыбные блюда, но от удовольствия посидеть с удочкой на водоёме редко отказывался. И особенно летом в тихой и укромной заводи. Да и зимой у лунки тоже нравилось.
Тем более, сейчас у рыбы икромёт - только дёргай и дёргай!
Автобус остановился на нужной остановке,  и Виталий по знакомой тропе устремился в сторону деревни и очень скоро был уже на крыльце знакомого дома.
Потом всё было именно так, как предполагал Виталий. Только в этот раз бабушка, обнимая его, плакала и всё повторяла: «Слава Богу! Слава Богу! Живым вернулся мой внучек, а я уж и не чаяла...»
На следующий день Виталий долго бродил по окрестностям деревни, вспоминая, как бывал здесь во время школьных каникул. Успел он и порыбачить с дедом.
Он ехал домой и вёз с собой свежую рыбу, которую так обожала его мама, хотя отец его, как и сам Виталий, не разделял её восторгов.
Дома ему сообщили, что сегодня арестовали Ваську Хребтова и Лёшку Наумова, добавив, что те, по всей вероятности, где-то проворовались или избили кого по пьянке. За ними, добавил отец, это водится.
При всех Виталий промолчал, а про себя отметил: «Чётко сработал областной прокурор Игорь Васильевич». Потом, когда они остались с отцом наедине, он рассказал ему за что в действительности арестовали Ваську с Лёшкой и о том, что это именно он сообщил в областную прокуратуру об убийстве Сергея. Виталий никогда ничего не скрывал от своего отца, а отец, когда надо, умел хранить молчание.
А спустя всего несколько часов после возвращения Виталия из деревни вездесущие мальчишки разнесли по всей Социалистической улице слух: в огороде Хребтовых будут выкапывать убитого Сергея Карнаухова.
Когда Василий с отцом подошли к дому Хребтовых там уже толпились соседи, в основном женщины, а мужчина в штатском уговаривал кого-нибудь из них быть понятыми в опознании убитого. Женщины переглядывались между собой и выступать в качестве понятых не соглашались.
Тут мужчина в штатском - а это был следователь Лагутин - заметил подошедших Виталия с отцом и попросил их выступить в роли понятых. Виктор Петрович и не догадывался, что именно из-за этого парня, из под ворота рубашки которого виднелась полосатая тельняшка десантника, он сегодня уже остался без обеда и неизвестно когда ещё поужинает, а, по большому счёту, что  именно ему он обязан столь молниеносному раскрытию этого до недавнего прошлого казавшегося безнадёжно сложным преступления.
Закончился следственный эксперимент по воспроизведению обстановки и событий той ночи, начиная с убийства и до того момента, как убитого перетащили из чулана к поленице дров. Арестованные Хребтов и Наумов, оба в наручниках рассказали, как в начале убитый Сергей Карнаухов лежал за печкой, как затем они перенесли его в чулан, где он находился до следующей ночи.
Рассказали о том, что почти целый день долбили мёрзлую землю под могилу, а костёр не разводили из опасения привлечь внимание соседей. Лагутин для себя  отметил: преступникам не откажешь в некоторой сообразительности, и место захоронения они выбрали так, что слева была поленица дров, а справа сарай, и поэтому соседи не могли видеть происходящее за этими укрытиями.
Работники милиции усердно работали лопатами, выбрасывая наверх комья земли, а Лагутин внимательно следил за их действиями, ожидая,  когда же появится труп убитого. По рассказам арестованных следовало, что Карнаухова зарыли неглубоко...
... Сначала Лагутин увидел скрюченные пальцы правой руки, затем точно такие же скрюченные пальцы левой руки. Вот показались обе руки,  и следователю показалось, что убитый протягивает вверх свои руки в надежде на помощь...
Тело осторожно освободили от земли и подняли из ямы, на дне которой лежала кожаная куртка коричневого цвета и фуражка. Лагутин пригласил понятых, и в их присутствии арестованные вновь подтвердили, что это убитый ими человек, а понятые опознали в нём Сергея Карнаухова...
«Эксгумация закончилась, теперь дело за экспертами» - подумал Лагутин после того, как дал указание отправить труп на судебно-медицинскую экспертизу. Он проводил взглядом машину с телом, которая выехала из двора дома Хребтова и медленно двинулась по Социалистической улице. В тот момент, когда она почти поравнялась с домом Карнауховых, от его ворот отъехала другая милицейская машина, в которой увозили арестованную Карнаухову.
«Вот тебе и встретились ...мать с сыном» - горько усмехнулся следователь, наблюдая, как обе машины друг за другом повернули на центральную улицу.
Автомобили скрылись из вида, но Лагутин знал: их пути-дороги потом разойдутся, и что один повернёт налево, туда, где будет проводиться экспертиза,  второй - направо и доставит арестованную Карнаухову в следственный изолятор, туда, где следователь будет проводить первый допрос заказчицы этого преступления. 
... Сергея Карнаухова похоронили через три дня. Похороны организовал Виталий Седых, собрал деньги на погребение у соседей - кто сколько сможет,  взял у бывших одноклассников Карнаухова, добавил и свои средства из заработанных на Севере. С гробом помогли отец и мать. Отец сколотил его, а мать отдала для обивки красную и чёрную материю, заготовленную, как она объяснила, «на всякий случай».
А чтобы могила Сергея не затерялась, решил Виталий похоронить его в старой части городского кладбища, где уже давно не хоронили, рядом с дедом и бабкой по материнской линии.
С большим трудом, с помощью соседа Карнауховых отыскал Виталий их могилы, но ещё больше усилий затратил он на то, чтобы чиновники городского соответствующего ведомства разрешили похоронить там Сергея Карнаухова.
На похоронах народу было немного: одноклассники, некоторые соседи да несколько старушек из числа тех, что постоянно сопровождали все похоронные процессии в городе. Никто над могилой не плакал, а венок был лишь один - от Виталия Седых.
 А через несколько дней уехал Виталий опять на Север. Уезжал он с какой-то щемящей болью в сердце. Точно такое же чувство испытывал он, когда терял боевых друзей в Чечне. Как проклинал он себя за то, что не сумел уговорить Сергея поехать с ним вместе!  Уговорил бы он его тогда, был бы понастойчивее,  нашел бы более убедительные слова - вполне возможно, ничего бы и не произошло, и Сергей был бы жив...


Глава 3. Прокурор

Владимир Сергеевич Храмцов вот уже несколько раз пытался поставить свою подпись в ордере на арест гражданки Карнауховой Клавдии Петровны, но всякий раз что-то останавливало его, и он откладывал ордер в сторону. 
Три года он проработал в этой должности, заслужил и признание и уважение жителей, которым довелось побывать у него на приёме по различным житейским вопросам или незаконным действиям городских властей и организаций. Да и руководителям предприятий города, по тем или иным вопросам столкнувшимся с ним, импонировала его честность и порядочность в сочетании с высокой компетентностью.
   Хотя были и те, что считали его строгую принципиальность в соблюдении законности, и особенно в части работы следственных органов, излишней, а требования по нормальному содержанию подследственных в изоляторах чересчур завышенными. Местные судьи полагали его слишком ревностным сторонником и не в меру педантичным исполнителем принципа презумпции невиновности.
Но, в конечном счёте, и те и эти относились к городскому прокурору с большим уважением.
Владимир Сергеевич снова взял ордер на арест, ещё раз пробежал текст глазами, взял авторучку...
И снова положил все на стол, поднялся из своего кресла и подошёл к окну кабинета.
Из окна его кабинета, расположенного на втором этаже здания прокуратуры, хорошо просматривалась улица Социалистическая, застроенная преимущественно одноэтажными домами частного сектора. Улица самая что ни на есть обыкновенная.  Тихая, спокойная. Таких улочек много в небольших сибирских городках. Со стандартными, будто изготовленными по одному трафарету домами в три окна на улицу и одинаковыми, как братья-близнецы, ставнями и палисадниками, отличающимися между собой только наличием у некоторых из них террасы или же веранды.
«И в каждом из этих домов идёт своя жизнь, с непременными радостями и горестями и типичными житейскими заботами. А порой кипят нешуточные страсти...» - подумал он и без особого труда отыскал среди домов один неприметный внешне дом - с крышей из кровельного железа, выкрашенного зелёной краской. Вот в этом самом доме до недавнего времени жил молодой парень - Сергей Карнаухов, у которого впереди была целая жизнь, могла быть счастливая семья, могли быть собственные дети, а потом и внуки или внучки. В этом доме сейчас живёт Карнаухова Клавдия Петровна, приговорившая к смерти собственного сына и для ареста которой он должен подписать ордер.  А ведь  у неё могли бы быть тоже внуки или внучки, с которыми она могла бы быть счастлива...
А дальше по улице, на противоположной её стороне есть дом похожий чем-то на дом Карнауховых, в котором  в ночь на 21-е марта за глухим забором и плотно прикрытыми ставнями разыгралась кровавая драма. Эта часть улицы была не видна из окна - её загораживал недавно выстроенный особняк одного из преуспевающих предпринимателей.
Прокурор никогда внимательно не рассматривал это величественное строение за  солидным забором из красного кирпича, подступающего к зданию самой прокуратуры, с множеством изящных окон и двумя башнями по углам фасада. И вот только сейчас надолго задержал на нём свой взгляд, отметив и высокое, красивое крыльцо и массивную дверь, так резко отличающуюся от двери подъезда дома, где он проживал.
Храмцов снова перевёл взгляд на дом под зелёной крышей. Он никогда сам не видел Клавдию Петровну, но по словам его супруги, это честная, добрая и приветливая женщина, у которой она покупала овощи с огорода. Клавдия Петровна продавала их по ценам значительно ниже рыночных, при этом у неё значительно раньше, чем у других огородников, вызревали ранние овощи. И всё это благодаря огромным усилиям, которые она затрачивала на своём участке и в теплице.
-Представляешь, - удивлялась жена Храмцова, Ольга Алексеевна, - у Клавдии Петровны в огороде такой порядок! Всё посажено ровно по линеечке, и ни одной травинки на грядках!  А продаёт она свои овощи очень дёшево, а когда спрашиваешь, почему так, отвечает: на базаре нужно тратить время, стоять и ждать, пока кто-то купит, а время - это тоже деньги.
Владимир Сергеевич вспомнил слова своей жены, подумав: «Да, придётся теперь тебе, Ольга Алексеевна, за свежими овощами бегать на рынок или в магазин. А может, первое впечатление о человеке и обманчиво? Интересно, какую оценку Карнауховой даст его жена после всего случившегося. И что же заставило её пойти на такое?»
 Эти мысли, чередуясь, одолевали прокурора. Он опять прошёлся по кабинету и вдруг подумал: «Пока трудно сказать, что произошло между ней и сыном. Что творится у неё на душе? А что если... а что если она ...покончит жизнь самоубийством? Надо срочно брать её под стражу!»
Он сел за стол, пододвинул к себе ордер на арест и произнеся знакомую со студенческих лет фразу: «Dura lex, sed lex» * («Закон суров, но это закон) , размашисто подписал бумагу, дал указание немедленно переправить ордер для срочного его исполнения.
Долго ещё после этого он сидел за столом, размышляя над кровавой драмой. И все его мысли сосредотачивались совсем не на исполнителях данного убийства. Он думал о Карнауховой и десятки раз задавал себе одни и те же вопросы и главный из них: «Что же заставило её решиться на такое преступление, и каковы его мотивы?»  Но найти ответ на этот вопрос он пока не мог.
Его поражала чудовищность её поступка, но в это же самое время он поймал себя на мысли, что, верный своим профессиональным принципам, он ...не хотел пока видеть в Карнауховой преступницу. За годы своей работы в прокуратуре Храмцов повидал всякое. Расследовал преступления, которые поражали своей жестокостью, цинизмом и дерзостью. Были тщательно спланированные, блестяще скоординированные и дьявольски хитроумные, запутанные и пускающие по ложному следу. Были, наконец, случаи, когда матери умерщвляли своих новорожденных, но такого, когда мать подписывала смертный приговор единственному сыну, которого она вырастила и воспитала и который должен был стать её опорой и надеждой в старости, в его практике ещё не было...
Он обратился к другим документам. По некоторым из них сегодня надо было принимать решение, иные срочно переправить для работы его заместителям. Владимир Сергеевич взял одну бумагу, углубился в чтение. Но никак не мог заставить себя сосредоточиться - он читал текст, а мысли его работали совершенно в ином направлении, и в конце концов он отложил бумаги в сторону, резко встал и подошёл к окну, повинуясь вдруг охватившему его ощущению, что произошла непоправимая ошибка.
У ворот дома с зелёной крышей уже стояла милицейская машина...
 
 
Глава 4.     Лагутин и Карнаухова

Пора было вызывать на допрос Карнаухову, а Лагутин был ещё не готов к беседе с этой женщиной.
Он волновался. Волновался точно так же, как в самом начале своей работы следователем в прокуратуре. Но тогда это было его самое первое уголовное дело, первое убийство, которое он должен был расследовать, и первый преступник, вину которого он должен был аргументировано доказать, предъявив неоспоримые свидетельства. А он в то время был только начинающим следователем и совершенно не имел опыта в подобной работе.
А сейчас, проработав уже достаточно долго в прокуратуре, раскрыв множество преступлений, он волновался и никак не мог понять причины этого.
Как поведет себя Карнаухова на допросе? Признается в том, что она заказала убийство своего родного сына? А если не признается и будет доказывать, что всё это клевета. Кто поверит без достаточных улик показаниям преступников, что именно она заказала убийство своего родного и единственного сына. Да что говорить - Лагутин и сам всё еще не мог поверить в это.
Он взял чистый лист бумаги и, разделив его на две части, в левой набросал несколько вопросов, которые он должен задать Карнауховой, если она признается в том, что заказала убийство, а в правой – в случае отрицания ей своей вины.
Поверить в то, что она преступница, слишком трудно. Трудно поверить в это после тех хороших и тёплых слов, что услышал он от её соседей.
«Очевидно, и характеристика с места работы тоже будет положительной», - подумал Лагутин и, сняв телефонную трубку, позвонил главному врачу городской больницы:
– Следователь городской прокуратуры Лагутин. Мне срочно нужна характеристика на медицинскую сестру Клавдию Петровну Карнаухову. Прошу сегодня представить её в прокуратуру, - не объяснив для чего она требуется, попросил Виктор Петрович и, попрощавшись, положил трубку.
«Пора начинать допрос», - решил Лагутин.
-А волнение ... волнение пройдёт, как только начну разговор по этому убийству, – неожиданно для себя вслух произнес следователь и попросил привести Карнаухову.
За два прошедших дня после эксгумации тела Сергея, полученных результатов судебно-медицинской экспертизы и допросов Хребтова и Наумова, картина этого зверского убийства в принципе Лагутину была ясна.
На теле Корнаухова было обнаружено множество ножевых ранений. От ударов повреждены внутренние органы, а смерть наступила от механической асфиксии – удушения.
На втором допросе Хребтов уже не пытался доказывать, выгораживая себя, что убийство Карнаухова произошло случайно. Данные экспертизы, отпечатки пальцев Хребтова  на рукоятке ножа и показания Наумова изобличали его, как основного убийцу в этом чудовищном преступлении.
Ножевые ранения и те удары ногами, в результате чего были повреждены внутренние органы были тяжелыми, но не смертельными. Очевидно, от выпитого алкоголя рука убийцы не была столь твердой, чтобы нанести смертельный удар, и Хребтов, взбешенный тем, что Карнаухов после всех нанесенных ударов по-прежнему не расстаётся с жизнью, задушил его.
-Как долго душил Карнаухова Хребтов? – задал вопрос Наумову Лагутин.
-Несколько секунд... «Косой» не то что человека - быка своими длинными «рычагами» за несколько секунд задушить может, - ответил Наумов, а Лагутин вспомнил, что на длинные руки Хребтова он обратил внимание еще при первой встрече с ним, перед первым допросом.
Итак, убийца – Хребтов, а Наумов – соучастник этого преступления. Теперь остается только выяснить, была ли Карнаухова заказчицей этого убийства, и если это так, признается ли она в этом сама .
Анализируя это, Лагутин всё еще надеялся, что вот сейчас, когда приведут Карнаухову,  что-то изменится и она, родная мать убитого, окажется  невиновной в том, в чем её подозревают.
Взглянув на Клавдию Петровну, которую ввели  в кабинет, Лагутин заметил, как изменилась она после первой их встречи, когда она писала заявление о том, что не вернулся её сын. Она была совсем другой, непохожей на ту женщину, что сидела перед ним всего лишь две недели назад.
Заполнив все необходимые графы протокола допроса, Лагутин прочитал показания Наумова.
-Это правда, что Вы заказали убийство своего сына Карнаухова Сергея, как пишет в своих показаниях Наумов?
-Да, это правда. Я просила Василия Хребтова убить ...моего Сергея, - чуть слышно и с очень глубоким, вырывающимся откуда-то изнутри, тяжелым вздохом произнесла Карнаухова, и из её полуприкрытых глаз покатились слезы.
-Вы не судите строго Хребтова, он выполнил мою просьбу и виновата только одна я... – прерывающимся голосом закончила она.
«Если бы ты знала, как зверски убивали твоего сына», - подумал про себя Лагутин.
Теперь, когда у Лагутина уже не было никаких сомнений в том, что перед ним сидит мать – заказчица убийства собственного сына, он знал, как вести допрос и дознание всех обстоятельств этого убийства. Сейчас необходимо заглушить в себе эту неприязнь к этой женщине, которая появилась у него в момент признания вины в совершенном преступлении. Нужно подавить ту ненависть и отвращение к ней, как к человеку. Сейчас важно видеть в ней не преступницу, а мать.
Тогда легче будет определить мотивы преступления и обстоятельства, которые толкнули на этот роковой поступок, - решил для себя Лагутин.
-Клавдия Петровна, расскажите, пожалуйста, о своей жизни, начиная с того момента, когда вы вышли замуж, - попросил Лагутин, с большим для себя трудом назвав эту женщину по имени и отчеству. И, отложив в сторону протокол допроса, приготовился внимательно  выслушать ее.
Карнаухова говорила с большим трудом, часто голос её начинал дрожать, и она на некоторое время умолкала. Лагутин не торопил и старался не задавать лишних вопросов.
Он слушал, а она рассказывала, как познакомилась с весёлым машинистом электровоза Алексеем Карнауховым, который водил поезда от их узловой станции до Богатола и обратно. Как через год они поженились. Как ещё через год у них появился сын – Серёжа.
Рассказала о том, как дружно, одной семьёй жили в доме его матери, как любили своего сына, особенно бабушка, баловавшая его больше всех. Так продолжалось семь лет. Но затем Алексей встретил женщину, полюбил её, и они расстались. Сергей очень тосковал без отца, который после того, как ушёл из семьи, переехал жить в Богатол. Она долго не могла поверить в случившееся и надеялась, что Алексей вернётся назад, но этого не произошло, и через два года она согласилась дать ему развод.
После того, как она осталась одна с сыном, всю свою любовь она отдала Сергею. Она любила его и прощала ему многое, никогда серьезно не наказывая.
Незадолго до того, как Алексей покинул их, у неё умер отец и они стали жить в доме её матери. Сергей очень любил свою бабушку – мать Алексея, и после того, как остался без отца, целыми днями бывал в ее доме. Она понимала – сын тоскует, ему очень не хватает отцовской ласки. Может быть, поэтому его так тянет в дом отца.
Алексей ещё до развода регулярно высылал деньги, не забывая делать подарки и в день рождения Сергея. Он по-прежнему любил своего сына.
Лагутин слушал рассказ Карнауховой о своей жизни, а сам думал: «Типичный случай для семьи, которую бросает отец. Вот почему появляются трудные дети, особенно, если это мальчишка, которому нужен обязательно отец».
Он внимательно выслушал Карнаухову, когда она стала рассказывать о том, как вышла второй раз замуж, когда её сыну исполнилось десять лет. Слушал о том, что второй муж оказался не совсем порядочным человеком, и её сын с первых же дней возненавидел его.
- Мы прожили с ним два года, и пока он жил у меня, Сергей старался как можно меньше бывать дома, а большую часть времени проводил у своей бабушки – матери отца, - говорила Карнаухова, а Лагутин искренне жалел этого мальчишку.
-Вот за эти два года и изменился мой сын. Он стал часто грубить,  не выполнял поручения, которые я давала ему. На него стали жаловаться соседи, говорили, что он обижает их детей. А я очень любила его и прощала ему очень многое. Прощала даже то, за что надо было строго наказывать.
«Вот это начало всего того, что произошло в конечном итоге», - подумал Лагутин. - «Она не приучила сына отвечать за свои поступки».
Он слушал рассказ Карнауховой о своей жизни, а когда она замолчала на какой-то период, чтобы собраться с мыслями, анализировал всё, что услышал от неё. У него уже была полная уверенность, что добром дело не кончится. Он не сомневался, что Сергей или начнёт пить или, что часто случалось, попадёт в зависимость от наркотиков.
Он несколько раз собирался задать вопрос, когда Сергей первый раз попробовал наркотические средства, но каждый раз откладывал, зная, что скоро она сама расскажет об этом.
- Сергей учился в десятом классе, когда  в самом конце учебного года умерла его бабушка – мать Алексея. Она умерла неожиданно для всех от острой сердечной недостаточности, - продолжала свой рассказ Клавдия Петровна. И по её хриплому, прерывающемуся на полуслове голосу, Лагутин понял: сейчас начнётся то, о чём ей особенно трудно будет говорить.
-Сергей зашел к ней после школы и обнаружил её мёртвой. Смерть любимой бабушки потрясла его. Он не мог поверить, что её больше нет, никак не мог примириться с этим. Но особенно тяжело ему стало после того, как, отметив девять дней, уехал его отец. Когда Сергей расставался с отцом, он всегда был каким-то подавленным.  А в этот раз он потерял бабушку, и расставание с отцом было для него просто невыносимым. Он просто не находил себе места. В состоянии нервного потрясения Сергей был долго и, несмотря на все мои усилия,  я не смогла вывести его из этого состояния.
Карнаухова замолчала, как бы собираясь с силами для продолжения рассказа, и Лагутин решил облегчить ей дальнейшее:
- Потом вы заметили, что сын вышел из этого состояния, стал прежним жизнерадостным, деловым и общительным и не поняли, отчего это произошло. Не поняли, что он впервые принял дозу наркотика, - произнёс Лагутин, воспользовавшись её молчанием.
-Да, всё так и было. Я обрадовалась, что мой сын сумел наконец-то побороть себя и выйти из состояния душевной депрессии. О том, что он одурманил себя зельем, я тогда догадаться, конечно, не могла, а узнала, к сожалению, значительно позже от самого Сергея...  А тогда...  тогда я совершила большую ошибку, из-за которой, может быть, Серёжа и стал наркоманом. Я не отпустила его на время летних каникул пожить у отца в Богатоле. А отпусти я его, там, у отца, он, конечно, не стал бы колоться или принимать порошки. Но я не отпустила его, хотя он и настаивал.
Мне хотелось, чтобы он был всегда рядом. Да и за домом моим и домом свекрови нужно было присматривать. Я ведь работала по суткам. А у нас есть любители поживиться чужим добром в домах, когда нет хозяев дома, - проговорила она и снова замолчала.
Лагутин, выслушав последние слова Карнауховой, мысленно представил себе, как развивались события дальше: после первого сеанса и первой дозы Сергею захотелось попробовать ещё, затем это стало повторяться периодически. Наверное, из дома стали пропадать некоторые вещи, а может быть, и деньги. Она уговаривала его бросить это пагубное для здоровья человека занятие, но все безуспешно. И скрывала от всех. Скрывала, как могла, что её сын попал в наркотическую зависимость, стал законченным наркоманом.
- Я не сразу заметила пристрастие своего сына к наркотикам, и обнаружила это только тогда, когда Сергей уже закончил школу. Он умел принимать наркотики скрытно. Не заметили этого и учителя в школе. Если бы из дома начали пропадать деньги или какие-нибудь вещи, у меня возникли бы подозрения. Но деньги были на месте несмотря на то, что я никогда их от него не прятала. Когда я дежурила, он иногда ходил в магазин за продуктами, брал деньги и все то, что оставалось после магазинов, клал обратно, не пропадали и ценные вещи. Потом я узнала, что он подрабатывал на разгрузке автомашин с водкой или пивом. Торговых точек сейчас много, и хозяева этих ларьков  и магазинов не  отказываются от услуг молодых парней, которым можно меньше платить за работу. После школы Сергей не стал учиться дальше. В нашем городе кроме сельхозтехникума и лесотехникума, других учебных заведений нет, а продолжать учебу в них Сергей не захотел, - продолжала она.
Лагутин внимательно слушал, не перебивая.
- А ехать в другие города и продолжать учиться в институте сейчас трудно. Надо платить большие деньги, чтобы учиться на коммерческой основе. Да я и не хотела его отпускать, мне хотелось, чтобы он был рядом со мной.
На работу устроиться он не сумел. Промышленных предприятий у нас не так уж много и устроиться на работу молодым парням, которым скоро уходить в армию, практически невозможно.
Лагутин мысленно представил,   как могли развиваться дальнейшие события и как её сын мог попасть в наркотическую зависимость. Все это так типично для наших нынешних социальных условий, когда молодой человек, юноша, окончивший школу, вдруг оказывается ненужным своему отечеству и в самом начале своей самостоятельной жизни остаётся невостребованным. А у него много энергии, физических сил, и может быть,  нераскрытых способностей. Он морально подавлен, вокруг пустота и избыток свободного времени. И чтобы всё это заглушить и хотя бы на короткий момент уйти от всего этого, он погружается в «кайф » от принятой дозы наркотика.
А Карнаухова, как бы уловив мысли следователя, продолжала:
- Попробовав один раз, после смерти бабушки, он постепенно, хотя вначале и с большими перерывами, стал употреблять эту гадость. А после окончания школы от вынужденного безделья, стал всё чаще и чаще злоупотреблять этим. Я долго не замечала всего этого, хотя уже начала подозревать, что деньги, которые он зарабатывал на разгрузке автомашин, уходят не на дискотеки, как уверял Сергей, а совсем на другое. А о том, что Сергей постоянно подрабатывает на разгрузках, мне стали говорить даже мои знакомые.
- Я много лет работаю... извините, работала в больнице, - поправилась она, и Лагутин заметил, как слезы, постоянно стоявшие в ее глазах, вдруг быстро-быстро поползли по щекам, а несколько крупных слез упало на полированную поверхность стола.
Дальше она говорила, как много раз пыталась убедить сына прекратить употребление наркотиков, внушала ему, что это приведет к непоправимым последствиям - даже к преждевременной смерти.  Он обещал бросить, месяц- два воздерживался, а затем всё повторялось заново.
 Лагутин слушал её, а сам не мог оторвать своего взгляда от слез этой матери, которые поблескивали на его столе.
И впервые за всё время, пока он слушал Клавдию Петровну, ему показалось, что перед ним сидит не преступница, совершившая чудовищное, как ему казалось до этого, преступление, ему показалось, что перед ним сидит убитая горем мать.   
Как-то незаметно для него улетучилось отвращение, ненависть и неприязнь к этой женщине, а впервые появилось жалость и сочувствие к ней. И по мере того как менялось отношение к ней, также внезапно заклокотала в нем ненависть к торговцам наркотиками, к поставщикам губительного зелья, к дельцам и воротилам весьма прибыльного наркобизнеса.
-Многие матери боятся отпускать сыновей в армию, - продолжила свой рассказ Карнаухова,-  я наоборот. Боялась, что Сергея туда не возьмут, если узнают про его пагубную страсть. В армии, я надеялась, он не станет употреблять наркотики. Но я ошиблась, его призвали в армию, а моя надежда, что в армии нет наркотиков, не сбылась. Из армии Сергей вернулся, уже имея стаж наркомана. Как я ошиблась! Мне нужно было сообщить в военкомат о его пристрастии, и тогда сына отправили бы на принудительное лечение. Но я надеялась, что его вылечит наша армия.
Клавдия Петровна надолго замолчала, а Лагутин продолжал свои размышления о наркомании -  болезни нашего общества.
-Да, наркобизнес – это зло и трагедия, особенно для молодого поколения. А наркобизнес  подобен  гигантскому пауку, раскинувшему свои сети, в которые попадаются и не могут вырваться всё новые и новые жертвы.
Его размышления прервал голос Карнауховой, глухой и прерывающийся.
-Может быть, всё и обошлось бы и Сережа вернулся из армии нормальным парнем, но в начале второго года его службы неожиданно умер его отец. Он умер, как и мать, от острой сердечной недостаточности. Сергей ездил хоронить его, а после этого уже не мог жить без наркотиков. Так это или нет не знаю, но Сергей говорил мне, что стал употреблять наркотики после смерти отца, - с глубоким вздохом закончила она, и Лагутин понял, что сегодня для неё достаточно тяжелых воспоминаний.
Он вызвал охрану и попросил отвести Карнаухову в камеру, а затем, взглянув на чистый лист протокола, стал анализировать все, что услышал от этой женщины. Он искренне жалел её и её сына, ставших жертвами этой страшной, так стремительно ворвавшейся в Россию эпидемии наркомании.
Эта эпидемия опутала и захлестнула не только крупные города, но добралась и до маленьких, таких как его городок, в котором  еще совсем недавно не существовало таких понятий, как наркомания, наркоторговец и наркобизнес.
Лагутин вспомнил о том, что совсем недавно в его руки попала сводка Минздрава, где значилось число россиян, употребляющих наркотики – три миллиона человек. В основном это молодежь, подростки. И из них десятая часть – дети. В старших классах элитных школ двадцать семь процентов детей употребляют наркотики, в обычных – двенадцать, и уже в сельских школах около трех процентов  детей тоже употребляют наркотики.
Он с сожалением думал о том, что в нашем государстве нет четко выработанной программы борьбы с наркоманией и в первую очередь, с наркодельцами, с крупнейшими воротилами в сфере наркобизнеса.
Думал о том, что слишком гуманны наши законы по отношению к наркодельцам и слишком они парадоксальны. Глупый подросток, спрятавший в своем кармане 0,001 грамма героина и наркокурьер с мешком «травки» из Средней Азии караются одной и то же мерой ответственности.
Уже давно кончился рабочий день у Лагутина, а он по-прежнему спорил сам с собой,  думая о том, как бороться с этой напастью. Он размышлял о том, почему по статье 228 УК России с каждым годом становится все больше и больше заключенных в наших колониях за наркотики и в большинстве своём отбывают срок наказания за хранение «без цели сбыта».
- Забиваем тюрьмы несчастными наркоманами, не обращая внимания на корень зла- наркобизнес, -  вслух произнес Лагутин.
У него даже мелькнула мысль: «А может, нашему правительству выгодно не трогать крупных воротил наркобизнеса, а брать с их баснословных доходов налоги и латать дыры в нашем государственном бюджете».
Ему стало страшно от этой мысли. 
Стало страшно от того, что сажают наркоманов, для которых угроза наказания менее значима, чем наркотический голод и связанные  с ним физические страдания. Но они не представляют угрозу обществу  - крупнейшие наркодельцы – они на свободе. А тем временем наркомания косит одно поколение за другим.
- Неужели наше правительство не видит этого и не понимает, что наркомания – это болезнь общества, которая убивает будущее, - произнес Лагутин.
«А что станет через несколько лет, если не будет принята у нас глобальная программа по борьбе с наркобизнесом», - продолжал он свои размышления.
Рано или поздно, если её ещё нет,  появится у нас настоящая наркомафия и тогда, эта  высокоорганизованная и всесильная структура внедрится во все органы государственной власти, чтобы диктовать свои условия. А с помощью купленных ею авторитетных учёных умов поставит всё с ног на голову и, например, докажет,  что больных СПИДом было бы значительно меньше в случае узаконенного санитарно-эпидемиологического наблюдения и контроля за лицами, употребляющими наркотики. Предложит простой способ – открыть легальные клубы любителей наркотиков. А помещений для этих клубов у нас предостаточно. Вон сколько пустует одних только кинотеатров. И пусть на здоровье употребляют  эти наркотики в благоустроенных помещениях, нежели в грязных подвалах и темных дворах.
Что стоит этой наркомафии, с помощью «политиков» в законодательных ветвях власти, доказать. что в нашем высоко демократичном и цивилизованном государстве каждый член его имеет свободное право употреблять то, что кому нравится: фруктово-ягодные соки, напитки, широко рекламируемое пиво, виноградные вина, водку, денатурат или наркотики. Наркомафия этого добьется, а денег, чтобы заплатить за эти услуги, она не пожалеет.
Лагутин вдруг представил, что в одном из этих клубов любителей наркотиков сидит и его пятнадцатилетний сын.
– Нет, такого не может быть...  всё, что угодно, только не это, - произнес он вслух и вспомнил, что у его сына сегодня день рождения, что уже все собрались и ждут только его.  Он быстро убрал со своего стола все документы и быстрыми шагами направился домой.
Он шел, а мысли о наркомафии не покидали его. Она представлялась ему в виде огромного, плавающего в океане айсберга. Перед глазами чётко вырисовывались очертания этой ледяной громады, большая масса которой скрыта под толщей океана. Вот  об эту подводную часть плавающего айсберга, только коснувшись его, разбиваются пока ещё слишком слабые попытки борьбы с наркобизнесом.

***
На втором допросе Лагутин снова старался не задавать много вопросов Карнауховой. Он больше слушал, слушал её  рассказ о нелёгкой в сущности жизни, думая о страданиях матери, сын которой на её глазах погружался в наркотическую бездну. Она поведала ему, что первое время после возвращения из армии Сергей воздерживался от употребления наркотиков, и эти перерывы достигали порой до двадцати дней.
-Я в эти дни была просто счастлива, так радовалась тому, что мой сын решил, наконец, бросить пагубную страсть. - говорила она глухим, прерывающимся голосом. - Но вскоре он вновь принимался за наркотики.
Лагутин понял из её слов, что Сергей после армии подолгу нигде не работал.  Устроившись, он быстро увольнялся и снова искал новое место.
-Когда Сергей нашёл работу в автосервисе, я обрадовалась - ведь там трудились его бывшие одноклассники Андрюша Устюгов и Витя Клименко. Но и там сын долго не задержался, хотя эти ребята уговаривали его остаться, - глубоко вздохнув, проговорила она, а Лагутин подумал: «Вероятно там, где он кратковременно работал, наркоману работать было невозможно»
-Первое время, пока Сергей не втянулся в употребление наркотиков, ему хватало тех денег, что зарабатывал на погрузо-разгрузочных работах, - продолжала Клавдия Петровна, -  но дозы увеличивались, а перерывы в употреблении сокращались. Он с трудом контролировал своё поведение. Вот тогда из дома и начали пропадать ценные вещи. Он или отдавал их за бесценок или сразу менял на дозу.
Рассказала Карнаухова, как выведала адрес дома, где Сергей доставал зелье. Как много раз бегала в тот дом на Алтайской улице и умоляла живших там цыган не продавать наркотики её сыну. А те всем своим многочисленным семейством поднимали невообразимый шум, крича в один голос, что они и представления не имеют о наркотиках, а тем более, никогда ими не торговали.
Она говорила о том, что сообщала об адресах наркоторговцев в милицию, сделала даже письменное заявление, но получила оттуда стандартную отписку, что «в ходе проверки наркотиков по данному адресу обнаружено не было».
«Как же так «обнаружено не было», - размышляла Клавдия Петровна, - «ведь я своими глазами видела, как в тот дом один за другим заходили молодые люди, юноши, а порой и совсем дети и вскоре выходили оттуда»
Лагутин слушал Клавдию Петровну, а в своём воображении видел эту Алтайскую улицу, пересекающую Социалистическую улицу, где живут Карнауховы, этот дом и цыганское семейство, отца-цыгана, который непосредственно не занимался торговлей наркотиками, детей, которые как раз этим и занимались, и занимались, на удивление, как раз малолетние. - торговал цыганёнок, не умевший ни читать, ни писать, но зато прекрасно разбирающийся в том, сколько ему должны заплатить за одну сотую грамма кокаина или одну тысячную грамма героина.
Лагутин подумал: дьявольски хитро всё придумано. Допустим, при проверке обнаруживают у этого самого цыганёнка кокаин или героин. Проинструктированный заранее отцом тот без запинки ответит, что совершенно случайно подобрал этот пакетик на вокзале, где занимался по обыкновению попрошайничеством, просил, так сказать, «денежку на хлеб». Попробуй докажи!
Но почему органы внутренних дел закрывают глаза на такое? Неужели не видят, как у них на глазах в этот дом заходят молодые люди, подростки. Почему не задаются вопросом: зачем же они туда ходят? Он чётко представил все этапы падения её сына.
А Карнаухова продолжала рассказывать о своих страданиях. Как много раз обращалась к Богу, умоляя избавить сына от пагубной страсти, которая кроме мучений и неизбежной смерти ничего не сулит её сыну. Как, не смотря ни на что, надеялась, что Всевышний прислушается к её молитвам, придёт на помощь...
Но время шло, и становилось очевидно: молитвы матери не дошли до того, кому предназначались. Сколько раз в своих мечтах она видела такую картину. Сын, проснувшись утром, обращается к ней, говоря о том, что наркотики - это всё в прошлом, и он больше никогда не будет их принимать.
Но в действительности всё шло, как раньше. Сын, проспав до полудня просыпался, и ему вновь требовалась новая доза. Он требовал деньги, угрожая ей, и в такие минуты бывал страшен...
А она всё чаще думала о том, что рано или поздно его угрозы могут привести к непоправимым и даже трагическим последствиям. А что будет с ним, если он, не дай Бог, останется один на свете? Это она представляла очень хорошо...
Клавдия Петровна рассказала, как несколько раз её Сергей умирал после передозировок:
-Я много лет проработала в больнице. Повидала всякое. На моих глазах умирали тяжело больные люди. Некоторых одолевали мучительные боли в последние часы жизни, и я очень сильно переживала вместе с ними. Однако мучения моего единственного сына не шли с этим ни в какое сравнение.  Я не могла видеть эти судорожные конвульсии, его искажённое от нестерпимых страданий лицо. И я с большим трудом выхаживала его, видела его мучения и мучалась от сознания собственного бессилия. Но ведь это... это не могло продолжаться до бесконечности...
Карнаухова замолчала, и её лицо поразило следователя нечеловеческой болью. Женщина собралась с силами и продолжила с тяжёлым вздохом:
-Да, это не могло продолжаться... после одного такого дня я и решилась. Я обратилась к Хребтову и попросила его сделать то, что он и сделал...А дальше вы всё знаете...
Она низко опустила голову, а потом совсем тихо добавила:
-Только вы не судите его слишком строго. Он выполнил мою просьбу.
Клавдия Петровна подняла голову и взглянула в глаза Лагутину. И в её глазах увидел следователь то, что не заметил в их первую встречу: боль, мольбу и надежду. Он понял: на сегодня достаточно, и не стоит больше задерживать Карнаухову, задавать дополнительные вопросы, бередить рану. Он вызвал охрану и попросил отвести её в камеру.
Клавдия Петровна рассказала следователю всё, что он желал от неё услышать. Скрыла от него только, как много слёз выплакала по ночам около спящего сына уже после того, как приняла чудовищное решение, как ни на минуту не сомкнула глаз в ту самую ночь. В ночь убийства своего родного, горячо любимого и единственного сына.
В ту ночь дул сильный ветер. Он завывал в трубах, стучался в стекла, и её казалось, что эти порывы доносят до её слуха голос Сергея, взывающего о помощи. Она набрасывала пальто, выскакивала из дома, чтобы бежать на помощь. Бежать в дом Хребтовых, чтобы грудью защитить того, кому она дала жизнь и кого сама же и приговорила к смерти.
И снова  замирала на пороге...
Какой же долгой показалась ей эта ночь! Падая на диван, на котором ещё вчера спал её сын, она содрогалась от рыданий, и казалось, даже стены дома дрожали от нестерпимой боли.
Не рассказала она следователю, как утром у неё возникло неудержимое желание взглянуть в последний раз на своего, теперь уже мёртвого сына. Она пыталась взять себя в руки, но на этот раз не удержалась, выскочила из калитки и забарабанила в дверь Хребтова.
Тот, заспанный и отёкший от чрезмерно выпитого спиртного, открыл не скоро. Спокойно объяснил: тело сбросили в прорубь, и она помчалась к реке, отыскала эту самую прорубь под крутым обрывистым берегом.
У проруби она простояла на коленях несколько часов, надеясь сквозь тёмную воду разглядеть лицо своего Сергея и не обращала никакого внимания на пронизывающий холод...
Сквозь толщу воды дно просматривалось лишь тогда, когда из хмурых облаков ненадолго выглядывало солнце, высвечивая мелкие камешки и крупный песок на  речном дне. Она никого там не увидела, но продолжала стоять у проруби даже, когда солнце скрывалась за тучами и приходилось снова ждать его появления... В воде она вдруг испугалась своего отражения. вздрогнула - её потрясли не столько резко обозначившиеся чёрные круги под глазами, сколько глаза - глаза обезумевшей от горя женщины.
Колени так окоченели, что она не смогла разогнуть их при попытке подняться, упала в серый снег и долго ползла до крутого берега, а затем, цепляясь за мёрзлые коренья и продолжая обдирать в кровь свои руки, с трудом вскарабкалась по склону и с невероятным трудом поднялась на ноги, побрела прочь от реки..
Внезапно что-то произошло в её сознании, на глаза нахлынул туман, земля закачалась Она не сразу отыскала свою улицу и свой дом, где прожила всю жизнь, и ещё около часа бесцельно бродила по улицам, слегка пошатываясь, как пьяная...
С этого раннего утра наступило какое-то душевное оцепенение. Жизнь стала бессмысленной и ненужной, все краски поблекли, а сама она как бы отупела...

***
Да, теперь, перед очередной встречей с Карнауховой Лагутин хорошо мог представить жизнь этой женщины, понимал мотивы, толкнувшие её на  чудовищное преступление. Он поймал себя на мысли: теперь это же самое преступление не казалось ему столь жестоким и чудовищным, как вначале.
Однако предстояло выяснить кое-какие детали.
Он дал команду охране привести к нему арестованную. Странно, пронеслось в голове - сейчас я вновь буду допрашивать эту несчастную, измученную женщину, а не тех, кто снабжает наркоманов очередной дозой страшного зелья. Не тех, кто держит в руках рычаги преступного бизнеса. Как ему хотелось, чтобы они узнали про эту историю, посмотрели в глаза Клавдии Петровны...
 «Необходимо сегодня же закончить с этим делом, передать материалы этого, теперь уже раскрытого преступления в судебные органы. Для неё эти допросы, все эти экскурсы в прошлое слишком тяжелы. Чем скорее всё кончится, чем скорее состоится суд - тем лучше. В наказании есть всегда что-то определённое и законченное, а это лучше, чем неопределённость и ужас ожидания» - подумал он.
Размышления его прервало появление охранника, который попросил разрешения ввести арестованную.
Клавдия Петровна медленно, тяжёлой походкой приблизилась, робко взглянув в лицо следователю. От неё не ускользнуло что-то похожее на сочувствие и доброту, жалость и сострадание.
Ещё вчера Лагутин внимательно изучил поступившую на Карнаухову характеристику с места работы. В этом документе не было обычных, свойственных сотням аналогичным характеристикам, сухих, канцелярских  фраз о добросовестном отношении к работе и активном участии в общественной жизни коллектива. По манере изложения, по стилю  и некоторым деталям чувствовалось: тот, кто писал данную бумагу, по-настоящему уважал Клавдию Петровну. В характеристике приводились живые примеры и отдельные факты её деятельности в роли медсестры и делался вывод, что она - истинная «сестра милосердия».
К характеристике был приколот небольшой листок бумаги. В нём говорилось, что не только медицинский персонал терапевтического отделения, где она непосредственно работала - весь персонал больницы может поручиться за Клавдию Петровну Карнаухову.
Лагутин подумал тогда, что, пожалуй, и он, опытный следователь со стажем,  поручился бы...
Но закон есть закон, его не обойдёшь, и ему предстоит сделать всё в строгом соответствии с этим законом. Он обязан закончить дело.
Следователь положил перед собой листок начатого два дня назад протокола допроса, в котором кроме общих для всех граф, ещё ничего не было заполнено, и задал первый вопрос Карнауховой:
-Скажите, почему с предложением убить сына вы решили обратиться именно к Хребтову с Наумовым? Вы были уверены - они пойдут на такое?
-Нет, я не была в этом твёрдо уверена. Но знала: такими делами они точно занимаются. Мы же соседи. Как-то однажды проходила вечером возле их забора и услышала обрывок фразы, сказанной Хребтовым в ответ на реплику неизвестного: «Если он откажется - ты знаешь что делать». Хребтов смачно выругался и как-то обыденно -  вроде как и не о человеке речь, а об курице или поросёнке, произнёс: «... замочу падлу!». Я  поняла, что убить человека для него - дело обычное... Я подумала, если будет совсем плохо, обращусь к нему.
-Вы знали, что вашу просьбу он будет выполнять вдвоём с Наумовым?
-Догадывалась. Они всегда вместе хороводились. Да и многие соседи поговаривали: все свои тёмные дела Васька с Лёшкой проворачивал.
Лагутин заполнял протокол допроса. «Интересно, почём теперь жизнь человека?» - пронеслось у него в голове.
-Сколько вы обещали заплатить Хребтову за ...  - взглянул он на Карнаухову, не решаясь произнести слово «заказ», - если он ... выполнит вашу просьбу?
-Пять тысяч... рублей... Больше у меня не было, перед отпуском я не получила ни расчет, ни отпускные.
Клавдия Петровна опустила голову, как бы сожалея, что она так мало заплатила за убийство собственного сына,  а затем закончила:
-Эти пять тысяч от продажи дома своей матери оставил отец Сергея. 
«Знал бы отец, на что пойдут эти деньги», - пронеслось в голове у Лагутина, а Карнаухова продолжала:
-Я эти деньги берегла, не тратила. Думала: пригодятся на свадьбу Серёже. Всё надеялась, она когда-нибудь да состоится. Даже, когда он вернулся из армии и нужно было  покупать новую одежду, я экономила, урывала от зарплаты и подсобного хозяйства,  занимала даже в долг, но этих денег не расходовала.
Лагутин слушал, не перебивая, но вдруг Клавдия Петровна замолчала, словно поперхнувшись. Она вспомнила, как нравились её грядки на огороде сыну. Он называл их образцово-показательными, а ей это нравилось. Помимо осознания того, что её труд высоко оценил собственный сын, появлялась и надежда - всё должно измениться к лучшему.
Клавдия Петровна вспомнила эти давно ушедшие года, и слёзы внезапно навернулись на её глаза, покатившись по щекам.
Лагутин, глядя на плачущую женщину, молчал. Он чувствовал, как в душе его закипала дикая ненависть. И к тем, кто был непосредственным исполнителем убийства, и особенно к тем, кто ворочал огромными деньгами от наркобизнеса, ломая судьбы людей, при этом оставаясь как бы «за кадром». По их вине разыгралась эта кровавая драма на тихой Социалистической улице маленького сибирского городка. И сколько ещё таких кровавых драм на их совести? Сколько судеб ими уже покалечено, а сколько ещё будет. Он смотрел на эту убитую горем женщину и не торопился задавать ей следующий вопрос. «Пусть поплачет, может, лучше станет», - думал он, не спеша заполняя графы протокола, - «я подожду».
Кое-что ещё необходимо было выяснить.
-Хребтов согласился выполнить ваш «заказ» именно за эти деньги, или требовал дополнительную плату, - помедлив, спросил Лагутин.
-Нет... Он не требовал , не торговался. Сумма его вполне устраивала, - ответила Карнаухова.
-В каких купюрах вы ему заплатили?
-Все деньги были сторублёвыми бумажками, - ответила женщина, а Лагутин отметил такое обстоятельство: при обыске дома Хребтова были обнаружены три тысячи рублей в сторублёвых купюрах. «Очевидно, пропили остальное», - подумал следователь, припоминая, что видел в этом доме наполовину выпитый ящик водки.
-Так, - продолжил Лагутин, - а когда вы рассчитались с Хребтовым: до убийства или после?
-После того... после того, как всё произошло, - ответила она, а следователь понял, что ей до сих пор сложно произнести слово «убийство».Это было выше её сил.
-На следующий день... -  уточнила Карнаухова, - он пришёл поздно вечером. Сказал: «Теперь надо произвести расчёт за выполненную «работу». Сделали всё, как просила - без мучений, без криков»
«Видавшего виды» следователя прокуратуры Лагутина передёрнуло от слова «работа» и хладнокровия убийцы. Виктор Петрович вспомнил признание соучастника Наумова, рассказавшего в ходе допроса, как долго убивали Сергея, как тот кричал, недоумевая. И подумал: «А может, и к лучшему, что она пока всего не знает. Хотя во время суда сможет узнать про такие страшные обстоятельства от самих убийц».
    Допрос подходил к концу. Всё, что нужно было формально выяснить, он выяснил. Бланки протоколов допроса заполнены за исключением последнего. Надо обязательно выяснить ряд вопросов.
-Как часто сын требовал от вас деньги, необходимые ему для приобретения наркотиков? - спросил следователь.
-Последние три месяца - ежедневно.
-Знал ли он, что его отец передал вам деньги от продажи дома, предназначенные ему на свадьбу?
-Да, он это знал, требуя их. И с каждым днём - всё настойчивей.
-Почему же вы их ему не отдали?
-Я знала, на что пойдут эти деньги.
-Ваш сын угрожал вам?
-Да. Он говорил, что способен на страшные поступки ... на что угодно, и что это возможно помимо его воли. Что он становится неуправляемым в тот самый период ломки, когда ему остро необходима очередная доза наркотика.
-Вы боялись смерти? Боялись умереть от рук собственного сына?
-Нет, собственной смерти я не боялась... а вот оставить сына одного... Вот чего опасалась больше всего! Знала - он долго не выдержит! Быстро израсходует все деньги, которые, возможно, обнаружит, перевернув всё вверх дном в доме. А потом? Потом будет продавать всё, что только можно продать. Наконец, очередь дойдёт и до продажи за бесценок самого дома. А дальше у него не останется ничего, и он долго и мучительно будет умирать.
Лагутин должен был задать ещё один вопрос.
-Клавдия Петровна! - особо выделяя её имя и отчество, обратился Лагутин, - раскаиваетесь ли вы  в совершённом преступлении?
-Разве может мать, которая больше всего на свете любила собственного сына, жалеть о том, что кончаются его страдания, когда он уходит из такой жизни? Это может понять только та мать, что пережила всё это. Которая видела, как одновременно медленно и мучительно и в то же время неотвратимо приближается смерть собственного сына, который стал наркоманом. А другие этого и не поймут.
Клавдия Петровна произнесла последние слова совсем тихо, и Лагутин понял, что физические и душевные силы скоро могут покинуть пожилую женщину. Он закончил заполнение протокола допроса, протянул листки для ознакомления Карнауховой, попросив прочитать и расписаться.
Карнаухова поставила свою подпись, не читая, и, вздохнув с облегчением от того, что допрос окончен, передала листки следователю.
«Итак, это преступление раскрыто» - размышлял Лагутин после того, как Карнаухову увели из его кабинета, - «остаётся оформить обвинительное заключение и направить все документы прокурору на подпись А там уже дело суда, который на основании собранных доказательств и личности подсудимых рассмотрит все обстоятельства, вынесет решение о мере наказания для каждого. Возможно, суд примет во внимание смягчающие обстоятельства и назначит Карнауховой наказание по  более «мягкой», чем это предусмотрено кодексом статье № 64 УК РФ».
Странно, но Лагутин не чувствовал никакого особого удовлетворения, как это бывало обычно после завершения других дел. Когда удавалось не без труда выйти на след преступника, а потом долго и кропотливо распутывать ниточку, чтобы затем задержать преступника или преступную группу, предъявив им неоспоримые доказательства.
Однако на этот раз он был совершенно не удовлетворён. И не столько потому, что в этом случае ему не довелось самому участвовать в распутывании сложного клубка,  медленно, кропотливо, шаг за шагом идти к цели - изобличению преступника, опасаясь обрыва тоненькой ниточки - следа. Не потому, что преступников ему как бы преподнесла на тарелочке «в готовом виде» областная прокуратура. Причина крылась в другом. Он отлично понимал: главные преступники останутся на свободе и продолжат своё грязное дело. Более того - они на глазах правоохранительных органов активно расширяют его, ничуть не беспокоясь о том, что в числе их жертв всё больше и больше молодых людей, и вполне возможно - кое-кто из их потомков тоже не останется в стороне от страшной напасти. Государство оказалось бессильным перед захлестнувшим общество валом наркотического дурмана. Так что может он - простой следователь городской прокуратуры в российской глубинке?
Что может сделать он для простой русской женщины, чем помочь в её беде? Лагутин ещё раз перечитал характеристику с места работы Карнауховой и решил обязательно написать письмо начальнику колонии, где она будет отбывать наказание.
Да, пожалуй, это всё, что он может...
Лагутин отодвинул в сторону законченное уголовное дело и вспомнил, что несколько дней назад к нему заходил один частный предприниматель, сообщивший некоторые сведения о Игоре Филатове. Вот перед ним эти показания гражданина Владимира Павловича Смехова:
«Мне известно, что Филатов Игорь был посредником у торговой фирмы, которая занималась реализацией дорогостоящей бытовой техники. Адрес этой организации в областном центре - ...»
Это уже кое-что. Можно двигаться в этом направлении для того, чтобы найти и покарать тех, кто убил Игоря - «правильного парня» по выражению Клименко и Устюгова.
Лагутин извлёк из стола свой план расследования, набросанный на листке бумаги, и внёс необходимые дополнения:
«-выехать в областной центр, посетить «фирму», ознакомиться с её деятельностью, связями, контингентом работающих,
-установить, чем занимался и с кем конкретно сотрудничал Филатов,
-узнать в областной прокуратуре, не зафиксировано ли случаев нарушения законодательства со стороны этой самой организации и не связаны ли они с «криминалом»

Эпилог

Виктор Петрович Лагутин вышел из здания городской прокуратуры. Его рабочий день давно закончился. Обычный рабочий день, вот только, в отличие от вчерашнего, ближе к вечеру был один интересный телефонный звонок.
Неизвестный, не пожелавший представиться, сообщал, что располагает весьма важными сведениями по убийству Игоря Филатова.
После душного кабинета, через окна которого с самого утра немилосердно жгло солнце, у здания в тени под высокой густой кроной тополя было относительно прохладно и не хотелось выходить на расплавленный асфальт. Лагутин решил немного постоять здесь, подышать свежим воздухом. Июнь, переваливший за половину, был необычайно жарким, и лишь к вечеру  дышалось значительно легче.
Но пока солнце ещё стояло высоко, и прохлады не ощущалось. Лагутин взглянул на пышущий жаром солнечный диск. Как там по этому случаю у Маяковского?

«В сто сорок солнц закат пылал,
В июль катилось лето.
Была жара, жара плыла -
На даче было это...»

«На даче» -  выделил Лагутин, подумав, - «а вот на моей даче завтра побывать, скорее всего, не получится» Он припомнил, как мечтала его супруга уехать туда на оба выходных. Однако неизвестный абонент, категорически отказавшийся от визита в прокуратуру, как раз на ближайшую субботу и назначил встречу Лагутину.
«Надо непременно встретиться», - решил Виктор Петрович, - «может, его сведения позволят продвинуться вперёд в расследовании дела, которым он занимается вот уже три месяца. Он был недоволен самим собой, хотя в отличие от предыдущего дела по убийству Карнаухова, сам дал сведения в областную прокуратуру на подозреваемого «заказчика» этого преступления, и за ним давно уже установили наблюдение.
Уже несколько раз особняк его посещали и подозреваемые исполнители. Вполне возможно, приходили за очередными «заданиями». Конечно, можно взять их под стражу, но улик было маловато. Было принято решение продолжить наблюдение.
Лагутин снова и снова взвешивал, анализировал имеющиеся у него факты и доказательства причастности подозреваемых к совершённому преступлению. Вот и сегодняшний телефонный разговор - новая пища для размышлений. Слишком много «почему?»
Почему звонивший скрывает своё имя и фамилию? Почему не желает явиться в прокуратуру? Почему, наконец, назначает для встречи уединённое место на берегу реки Кия, у старой водокачки?
У старой водокачки.  Только старожилы городка знали про это место. Следовательно, он из местных и достаточно давно живёт здесь.   
Водокачка не работала давно. Ещё до войны в городской водопровод подавалась вода из Кии, но затем подачу её стали осуществлять из артезианских скважин, и надобность в насосной станции отпала.
Лагутин хорошо знал это место. Будучи мальчишкой, любил бегать туда летом купаться и загорать. «На водокачке» всегда было безлюдно, лишь коровы паслись по берегам реки. Лагутину нравилась тишина, насыщенный ароматом цветов воздух, мягкая, сочная трава и крутой, обрывистый берег, с которого можно было смело нырять в реку и откуда открывался великолепный вид на подножие и склоны горы Арчекас.
Он давно не бывал в тех местах. Пожалуй, с тех пор, когда был ещё студентом юридического факультета университета. Нет, помнится, один раз он ненадолго заезжал туда с сыном на велосипедах. Там  завтра и состоится встреча с незнакомцем.
Он ещё и ещё припомнил его последние слова:
-«Вы меня, пожалуйста, не ищите, я первый подойду к вам».
 Он доложил об этом звонке по команде начальству и хотел было ехать один, но начальник отдела и прокурор настояли на прикрытии. Лагутин был не робкого десятка и не опасался, однако начальник был непреклонен.
-Не хватало ещё, чтобы и ты вернулся в багажнике своей машины, -мрачно пошутил он.
И резко рубанул рукой, давая понять, что спорить с ним на эту тему бесполезно.
«А может, это один из соучастников преступления решил «выйти из игры» - продолжал размышлять Лагутин, - «вполне укладывается в логическую схему. Ведь собрано много доказательств, круг вокруг подозреваемых сужается, преступники гуляют на свободе последние дни. Хотя в этом случае ему выгоднее было бы явиться в органы с повинной»
Стоя в тени под деревом, Лагутин подумал и о том, что завтра его жене и сыну предстоит добираться до дачи в переполненном автобусе. А затем ожидать его. Но когда он освободится - неизвестно. Это он представлял смутно. После встречи он предполагал ещё поработать в своём рабочем кабинете.
С этими мыслями он направился по направлению к дому. С детской площадки напротив раздавались весёлые детские голоса, слышался смех. Эта площадка была оборудована совсем недавно по инициативе одного из городских бизнесменов, выделившего кругленькую сумму и на строительство и на приобретение аттракционов, а радостные голоса детей свидетельствовали: они весьма довольны новым сооружением.
Лагутин поневоле остановился, любуясь детскими забавами и наблюдая, как резвятся на надувном батуте мальчишки, стараясь с визгом и криками взлететь один выше другого, или как крутятся дети на каруселях, а те, что вдоволь накатались, рисуют мелом на асфальте, участвуя в объявленном конкурсе и мечтая выиграть приз.
Он с удовлетворением отметил, что всё продумано до мелочей. Пока дети занимались на качелях-каруселях,  их мамы и бабушки сидели неподалёку в тени от разноцветных зонтов за столиками, угощаясь прохладительными напитками и мороженым. А ведь ещё несколько дней назад ничего этого не было.
Лагутин мысленно поблагодарил щедрого бизнесмена. Глядя на этот мир детства, следователь хоть ненадолго отвлёкся от своих размышлений. Вместе с неунывающей детворой он из жестокого и безжалостного мира криминальной действительности перенёсся в их беззаботный и весёлый мир.
Из городского сада доносились звуки музыки. По пятницам проводилась молодёжная дискотека. «Сын обязательно пойдёт на неё» - подумал Виктор Петрович.
Его обогнала группа юношей и девушек, по праздничным нарядам которых он безошибочно узнал выпускников, спешащих на свой последний школьный бал. Как ему хотелось, чтобы все они были счастливы. Чтобы ребятам не довелось быть убитыми в возникающих то здесь, то там «горячих точках» и чтобы не захлестнула их всех волна прокатившегося по всей стране криминального беспредела, насилия и обошла стороной наркомания.
Чтобы не повторилась в их жизни судьба двух парней - Игоря Филатова и Сергея Карнаухова.