the day after tomorrow

Мы думали, всё будет, как в прошлый раз. Мы сбежали от обеда, но не
удeржались и выпили каждый по молочному коктейлю. Потом мы закупались -
всякие приятные вещи типа пиццы, шоколадного пуддинга и киндр-сюрприза. И
вкусных соков - вишню и банан (чтобы потом сделать "баки"). На "потом" ещё
есть трава, много. Подготовились.

Мы сидим на диване в гостинной у Евелин. Её родители уехали на три дня,
поэтому весь дом пустой и в нашем распоряжении.

-Будем начинать?
-Давайте в семь, а то совсем светло ещё.
-ОК, я тогда пока начну делить.
-Сколько будем есть?
-Сколько здесь?
-10 грамм. Тут всё - и наши, и которые ты у Маттиаса брала.
-Что, все съедим?
-Да, можно.
-Фиг знает - смотри какая куча.
-Так ты раздели на три, тогда посмотрим.
-Ну вот, так получается.
-И как? Будем всё есть?
-Да.
-Да.
-Да.

Все тщательно жуют. Евелин первая справляется со своей кучкой. Потом Якоб. Я
свою так и не доела.

-Кто-нибудь хочет ещё? Мы можем и оставить, потом доедим, попозже.

Еви и Якоб выбирают несколько грибочков из оставшейся кучки, что-то всё
равно остаётся. Мы пьём чай. И начинаем ждать, хотя прекрасно знаем, что
ожидание это ничего не принесёт. Я действительно научилась замечать, когда
начинается действие. Я чувствую своё сердце и теплоту, которая расходится от
него в руки.

-Началось вроде.

Мы сидим с саду. Дверь в гостинную открыта, оттуда играет музыка. Музыка мне
не знакомая, но приятная. С трёх сторон нас прикрывают стены, с четвёртой -
вишнёвое дерево. Мы сидим за столом, накрытым яркой до невозможности
клеёнкой. Курим. У нас много сигарет, всяких разных - хочешь с ментолом,
хочешь - без.

Мы начинаем смеяться. Так как я редко когда-либо смеялась. У меня из глаз
идут слёзы, из носа тоже бежит - так много жидкости. Я и Еви - мы о чём-то
говорим. Якоб видит, как стена справа сама себя ест. Он смеётся, пытается
что-то сказать и говорит только "ах, нет у меня никаких объяснений". И
смеётся дальше. Из его глаз тоже льются слёзы. Я и Еви рассматриваем лицо
Якоба. Каждый сидит на своём стуле, мы сидим треугольником, поэтому удобно и
видно каждого. У Якоба на левой щеке ходят волны. Я удивляюсь и не верю,
смотрю внимательнее - да, действительно волны. Я так смеюсь, что мой
подбородок начинает дрожжать. Столько слюны во рту. Еви рассказывает, что у
Якоба два лица. Она видит через кожу его вены и артерии. Якоб смеётся,
выпучивает глаза и ничего не говорит.

Когда-то я поднимаюсь со своего стула. Нам надо пить! Откуда-то появляется
бутылка с минералкой, мы долго держим её в руках, не понимая, зачем. Потом я
пью. Вода с газом и живёт своей жизнью у меня во рту. Это меня удивляет, я
не могу её проглотить и выплёвываю в чашку. Мы долго держим бутылку в руках,
всё-таки пьём. Я начинаю бегать. Я сняла носки и свитер. В майке и босиком
приятно бегать. На полу мелкие белые гладкие камушки. Они ещё тёплые от
солнца, хотя уже вечер. Зелёный шланг с оранжевым наконечником. Я бегаю по
стульям, прыгаю с одного на другой. Так легко! Еви встаёт удивляется тому,
как это легко. Якоб тоже встаёт и почти падает от неравновесия - он тоже не
ожидал такой лёгкости. Мы как-то двигаемся по саду, но не можем отойти от
шкафа. Он такой большой и притягивает. Говорить можешь, но не понимаешь -
зачем? Иногда всё-таки кто-то что-то говорит. Мы стоим в каких-то странных
позах. Я и Якоб. Напротив нас - Еви. Я рассматриваю его лицо - волны на
левой щеке всё ещё есть. Я трогаю их пальцем, они разбегаются от моего
пальца, но как только я его убираю, щека продолжает ходить волнами. Мы
рассматриваем небо. Еви больше не напротив, а рядом. Небо удивительно. Еви
говорит о треугольниках, которые выглядят, как алмазы. Вот они. Сколько их?
Куча. И все выстроились в одну линию. Она находит слова, чтобы это описать.
Я - нет. Мне как-то лень говорить. Еви снова напротив, я понимаю, что она
ушла дальше, чем я и Якоб. Она начинает меняться. Она садится на стул, я и
Якоб рассматриваем её. Лица сменяют друг друга, цвет волос, голоса. Сколько
людей! Евелин в зимней куртке, я босиком. Она вытягивает шею, как черепаха -
далеко. Я и Якоб удивлены и смеёмся. Якоб рассматривает стены. Они дышат и
показывают ему какие-то египетские иероглифы. Евелин упорно повторяет, что
всё это уже было, что всё это мы уже пережили тысячу раз. Она сидит спиной к
стене и Якоб говорит мне : "Вот сидит Эвелин, рассуждает, и не подозревает,
что творит стена у неё за спиной". Я смеюсь, потому что мне забавно, что
Евелин не замечает, что стена раздувается пузырями. Я сажусь на свой стул и
смотрю на стену, оплетённую диким виноградом. Листья начинают танцевать под
музыку. Я вспоминаю, что играет музыка. "Давайте All I need, я хочу All I
need". Евелин меняет диск, я хочу быть ближе к источнику музыки. Мы все в
гостинной, музыка растекается по комнате, по мне. Я хочу, чтобы она влилась
меня, чтобы я была в ней и она во мне. Я закрываю глаза и растворяюсь в этой
мелодии. Когда я снова открываю глаза, я пытаюсь понять, где Еви и Якоб. Они
сидят на том же ливане, что и я, но я понимаю, что не могу за ними
следовать. Да и не хочу. Я ухожу из гостинной в сад, не пытаясь вникнуть в
их мир. Я сижу на стуле и курю. Как всегда, рассматриваю горящую сигарету -
как огонь умирает, оставляя серый пепел. Мне не видно их, сидящих на диване,
но я их слышу и вижу. Эвелин снова меняется. Она стареет и молодеет. Седые
волосы.... Всё это мне слишком много. Я ухожу дальше в сад, сажусь на
скамейку и смотрю в небо. Мне приходят лучшие воспоминания всей моей жизни,
с самого детства, я упеваю за секунды вновь испытать пережитое уже счастье
от каждого из них. Я плачу. И говорю спасибо. Я знаю, что Еви и Якоб тоже
плачут. В их путешествии они про меня забыли, но теперь нас снова принесло в
одну реальность и они меня ищут. Они думают, что я ушла на игровую площадку.
Они волнуются. Я не хочу говорить и звать их, я знаю, что скоро они меня
найдут сами. Вот они. "Ирене"! "Ирене!" Они стоят в двери в сад. Нас
разделяет эта дверь и арка. Нас разделяют два мира. Еви хватает шланг, и
Якоб вспоминает, что ему надо в туалет. Они смеются. Я, вроде, тоже. Якоб
уходит. Еви приходит ко мне и говорит "Я была всё". Я знаю. Я не хочу пока
говорить. Она сморит на меня и говорит :" Ты дружелюбная божья коровка".
Появляется Якоб, приносит сок и сигареты. Он тоже узнаёт во мне дружелюбную
божью коровку. Я не хочу пока ничего - ни говорить, ни пить, ни курить. Я
пытаюсь объяснить, что недавно (недавно? время потяряло всякий смысл)
проходили соседи и надо бы потише смеяться. Евелин меня не понимает. Мне
надо в туалет и я убегаю. В гостинной меня подхватывает музыка и заставляет
прыгать по комнате. Забегает Еви, которая неверно истолковала мой рассказ
про соседей и спрашивает меня: "как полиция? где?" Я пугаюсь и мгновенно в
мозгу появляется ясность. Уже готов план действия и общения с полицией,
когда я понимаю, что это просто ошибка. Что мы просто друг друга не поняли.
Забегает Якоб с сигаретой, Еви ругает его и отправляет в сад, потому что в
доме курить нельзя. Тот пытается выкрутиться и говорит, что он только хотел
сказать нам, чтобы мы не заходили в дом с сигаретой. При этом он
единственный, кто в дом с сигаретой забежал. Ерунда какая!
Мы сидим в саду на скамейке, я снова говорю. У меня столько ясности в мозгу,
столько мозга вообще. Я вновь замечаю, что нахожусь на другом уровне, не
там, где Еви и Якоб. Они сидят передо мной на скамейке, я кладу голову на их
колени. Они много смеются, Якоб дурачится и говорит голосом Джона Уейна. Он
курит, как он и говорит так же "John fucking Wayne, baby". Никто из нас не
знает, кто  Джона Уейн такой, но мы уверенны, что Якоб изображет именно его.
Мы переходим к столу. Мы хотим покурить травы и идти гулять, потому что как
раз уже стемнело. Мы курим. Первым останавлевается Якоб. В момент паровоза я
замечаю в его глазах пустоту. Я немного пугаюсь: "Якоб!" После паузы он
отвечает :"Да?"
- Что такое?
- Я больше не курю.
- Принести тебе попить?
- Да.

Я бегу на кухню, набираю в кружку воды, он её выпивает. Мы заходим в
комнату. Я чувствую, что сильно накуренная. Мы смотрим в зеркало, сначала
все втроём, потом я и Якоб. Якоб совсем другой - его зрачки закрыли все его
голубые глаза, поэтому глаза у него теперь чёрные. Я вижу Якоба, через 10
лет. Потом я вижу его ребёнком.
Наша энергия отражется в зеркале, проходит через нас, ударяется об стенку за
нашей спиной, снова проходит через нас, снова отражается в зеркале, снова
проходит через нас... Сильнейшие потоки энергии, мы уходим от зеркала. Якоб
и Еви хотят делать пиццу, включают духовку. Я сажусь на диван. У меня очень
болит живот. Я ничего не могу понять. Потом говорю, что у меня болит живот и
что пойду-ка я схожу в туалет.

Я ухожу на второй этаж, захожу в туалет и сажусь. Единственное, что я
чувствую - это боль. Нереальную боль повсюду. Она рождается где-то в животе
и расходится по всему телу. Я асбсолютно не могу контролировать свои мышцы.
Я безумно хочу в туалет, но не могу заставить свои мышцы работать. Тогда я
жду, пока сила тяжести мне поможет. Когда-то это происходит. Я уже целую
вечность сижу в этом туалете. Лучше не становится. Единственное, о чём я
могу думать - это моя боль. Мой организм посылает мне какие-то сигналы, но
мой мозг не может их расшифровать. Боль поднимается в голову и я перестаю
слышать. В глазах темнеет, я начинаю падать вперёд. "Ирене!" - голос Якоба
снизу. Хватаюсь за раковину слева от меня. Я снова здесь. "Я в туалете".
Боль, сколько боли во мне! Я пытаюсь вспомнить, что произошло, что
происходит. Внезапно всплывает мысль "Грибы! Мы же ели грибы!" Я совсем про
это забыла. Теперь я немного ориентируюсь в происходящем. Так, мы ели грибы
и, по всей видимости, я их переела. Поэтому надо блевать. Я встаю перед
унитазом. Приходится помогать пальцами, наконец меня рвёт. Боль становится
меньше. Меня рвёт ещё и ещё, целую вечность. "Ирене!" - снова Якоб зовёт
меня снизу. "Да, сейчас"  Наконец, я решаюсь спуститься вниз. Решаю не
рассказывать, что мне было плохо, чтобы никого не пугать. Расскажу завтра.
Я захожу в гостинную. И понимаю, что всё ужасно. На белом кресле я вижу
пятно от вишнёвого сока и куски пиццы - кого-то из них вырвало. Это значит,
что кошмар вовсе и не закончился, как я решила, а всё как раз в самом
разгаре. Мне становится темно, я напрягаюсь и захожу на кухню. У раковины
стоит Евелин, её рвёт. Якоб стоит посреди кухни. Мне становится темно, я
снова начинаю
проваливаться. Нельзя, нельзя, всем херово, надо держаться. Евелин говорит,
что ей плохо и она не знает, что делать.
- Со мной то же самое сейчас было в туалете. Пусть тебя рвёт. Пей воду и
пусть тебя рвёт.
Евелин начинает усердно пить.
- Тебе правда уже лучше? - спрашивает меня Якоб
- Да.
- То есть когда тебя рвёт, это помогает?
- Да.
- Точно? - он сморит на меня своими непривычно чёрными от зрачков глазами и
я замечаю, сколько отчаянья и надежды в его вопросе.
- Да, становится лучше.
- Тогда я пошёл.

Он уходит в туалет, тут же, на первом этаже. Я остаюсь на кухне. Я слышу
Якоба, вижу и слышу Евелин, их рвёт хором. Евелин тоже слышит Якоба за
стеной и спрашивает меня:
- Это Якоб?
- Да.
- Мне так плохо.

Евелин говорит не своим голосом. Это не её голос. Она говорит спокойно, без
истерики, просто констатируя факт.

Мне становится темно, я начинаю пропадать, меня куда-то затягивает, темно.
Нельзя, нельзя, надо оставаться тут. Нельзя оставлять остальных. Я бегу в
коридор, зову Якоба. Он отзывается. Потом ещё раз. Он отзывается. Потом он
приходит. Евелин садиться за стол в гостинной, мы оба стоим перед ней.
Чужим, спокойным и нереально ясным голосом она говрит: "Ирене, это так
ужасно. Так ужасно". И повторяет это снова и снова. Я в панике, я
проваливаюсь, я вижу, что она проваливается тоже, только ещё глубже. Я
пытаюсь говорит с ней, просто зову её по имени. Она отвечает "Да". "Да". И
потом снова этим пугающим невозмутимым голосом "Ирене, это так ужасно." Я
вижу, как борется Якоб. У него получается. Он за что-то цепляется и остаётся
здесь. Евелин уходит. Я вижу, что она сдаётся. Она закрывает глаза и падает
на спину. Я вижу, как подпрыгивает её голова на стуле, слышу удар о дерево.
Такого ужаса я не переживала никогда. Я смотрю на Якоба, он на меня. Мы оба
думаем, что Евелин умерла. Я наклоняюсь к ней и вижу её лицо, открытые глаза
 и никакого движения. Я делаю шаг назад, успокаиваю свой голос и зову её
"Евелин". Пауза. "Евелин". "Да!" Громкий вдох и она садится. Всё, больше я
не дам ей так провалиться. Моя чернота пока отступила, Якоб со своей
справляется, надо вытягивать Евелин.

- Евелин, поднимайся, пей и пусть тебя рвёт. (мой голос, к счастью, не
выдаёт мой страх, надо создать иллюзию действия, какой-то активности)

- Надо отсюда уйти, уйти из кухни - это говорит Якоб.

Мы идём на второй этаж в комнату Эвелин. Включаем свет, телевизор - чтобы
создать ощущение нормальности. Эвелин садится на кровать, я и Якоб на
кушетку. Я приношу ей ведро, она сидит с кружкой воды, постоянно пьёт и её
постоянно рвёт. Я разговориваю с ней, постоянно. Мне плохо, Якобу тоже, но
мы уже вне опасности. Надо вытаскивать Эвелин. Она всё ещё говорит "Ирене,
это так ужасно". Реже, но всё ещё говорит. Тем же голосом, нагоняющим на
меня ужас.

Она уходит в туалет. Я смотрю на Якоба и говорю "Якоб, мне так страшно.
Может вызовем врача?"
- Мы не можем просто так врача вызвать. Единственный врач, который возможен
в этой ситуации, это мой папа.
- Ты ему позвонишь?
- Да, но пока мы подождём. Уже вроде лучше. Только если хуже станет, я ему
позвоню.
- ОК.

Появляется какое-то спокойствие и надежда. Мы не одни, если что, у нас будет
помощь.

Евелин возвращается. Снова пьёт и сидит в обнимку с ведром. Её начинает
трясти.

- Прекрати трястись! - говорю я
- Я не могу.
- Можешь.

Эвелин снова борется, и побеждает. Дрожь прекращается.

- Мне холодно.
- Дать тебе одеяло?
- Нет, я включу обогреватель.

Она садиться перед обогревателем, так и не выпуская ведра и кружки с водой
из рук.

- Мне станет лучше?
- Да.
- Это ведь пройдёт?
- Да.
- Вам ведь уже лучше?
- Да.


Потом я бегаю, приношу попить, я и Якоб едим пиццу. Еви убрала ведро и ест
шоколадный мусс. Кошмар утихает. Иногда кого-то из нас снова захлёстывает
этой темнотой, но это быстро проходит.

- Когда же это совсем пройдёт?
- Завтра, сейчас поспишь и всё будет хорошо, будет завтра
- Скорее бы завтра.

Евелин снова говорит её нормальным голосом. Пытаемся не говорить о
произошедшем, потому что этим слишком легко снова вызвать темноту.

Ужасная жажда, я постоянно бегаю за водой. Постепенно все понимают, что
пришла усталость.

Мы выключаем свет, спать остаёмся все в одной комнате. Я остаюсь держать
вахту, пока все заснут. Смотрю телевизор. Время четвёртый час утра и
смотреть нечего. В четыре я не выдерживаю, выключаю телевизор и засыпаю.

Утром я слышу бодрый храп Якоба, вижу, как поднимается от ровного дыхания
одеяло на плечах у Евелин. Всё позади. Весь день вместе. Ничего не делаем,
время протекает незаметно. Смотрим футбол по телевизору, потом ненадолго
уходим в город, посидеть в кафе, проветрится. Потом снова домой. Якоб
уезжает к себе, я остаюсь у Эвелин. Я долго разговариваю с ней, пока она
засыпает.

Сегодня готовим обед, идём в кино, потом она отвозит меня домой. Всё ещё
какая-то усталость. Надо какое-нибудь простенькое занятия для мозга найти -
пойду включу телевизор, посмотрю футбол...