Энтропия

Прошел слух, что Евгений Евгеньевич ищет человека для опытов. В чем они будут состоять, знаю пока только я. Потому что никакого Евгения Евгеньевича в помине нет: я его выдумала.


Евгений Евгеньевич для общения имел мало времени. И общался письменно, по отработанной схеме: «входящие письма – в левый карман пальто; исходящие – в правый». Приходилось носить пальто даже летом. Но Евгений Евгеньевич мерз постоянно, и пальто в любую погоду как ничто другое его устраивало.
- Как я замерз! Как я замерз! – причитал он, направляясь к себе через прихожую. Кивком приветствовал хозяйку квартиры, задумчиво сидевшую на самом верху стремянки посреди кухни.
Из-за ремонта уже вторую неделю все окна в квартире стояли открытыми. За продрогшим ученым, вздыхая, поплелся хозяйский пес Нил. Престарелая шерсть была кое-где покрыта ревматическими солями. Только оглянувшись, чтобы не прищемить Нила дверью, Евгений Евгеньевич рассмотрел, что это пятна масляной краски.
Похоже, бедному Нилу за последнее время тоже досталось: устало шаркнув лапами, собака уселась на хвост и прямо в глаза постояльцу сказала: «две недели уворачиваться от плевков масляной краски! дышать растворителем и оббегать известковые лужи – не то же ли это самое, что две недели шарахаться от открытых форточек и сквозняков! Нет, хоть режь меня, не вовремя она затеяла этот жуткий ремонт!».
- Да, надо что-то делать! – согласился ученый, сокрушенно качая головой.
Плотнее закрыв дверь в свою комнату, чтоб не дуло, изобретатель потер ледяные ладони, недоверчиво взглянул в окно. Картина цвета мятного холза любому подсказала бы, что пальто уже можно снять, форточку открыть, купить дешевого пива и разложиться где-нибудь на скамейке до последнего атома.
Но ученый не пил.
Не открывал форточек и никогда не сидел на холодном.
Натягивая на колени колючее одеяло, он сосредоточился на проблеме. Холод. Он снял очки (которые носил из выпендрежа, считая себя в душе давно ослепшим). Закрыл глаза. И представил.

- Евгений Евгеньевич! На когда намечен первый эксперимент? Как ведет себя испытуемый? – микрофоны мечутся от плеча к плечу, не поспевая за изобретателем.
Коридор внезапно кончился, Евгений Евгеньевич остановился, обернулся к репортерам, набрал в легкие воздуха.

И, прислушиваясь к ледяному нутру, почувствовал, как там капризно толкнулась идея. Тщедушной и синей ножкой. Евгений Евгеньевич приложил руку к животу. И улыбнулся.
«Ой!» - с восторгом подумал он.
И услышал, как по соседней крыше идет кошка. А за ней - кот, на квартал отставая. Он вздрагивает слегка в тот момент, когда кошка наступает на острый камень. И приседает, когда она видит голубя. И не прибавляет шагу. Внутри него пусто и только слегка прохладно.
Неделю спустя идея все еще оставалась зародышем.
Цвела черемуха.
Вдоль ламинированных солнцем улиц бегал ветер с другой планеты, злой и искусный. Отрицательным обаянием сверкали окна кварталов. Острые грани весны так ранили душу, что до булочной не добраться. Приходилось скрываться за занавесками.
- С лимоном или зеленый, Евгений Евгеньевич?
На другом конце комнаты чайная ложка скользнула по краю чашки. Китайские церемонии.
В семь сорок две его заставили снять пальто, чтобы подшить карманы. В восемь ноль три незаметно повесили пальто обратно ему на плечи, осторожно пошарив в «исходящих» и печально разведя руками, не найдя для себя ничего. В восемь ноль семь поставили между бумаг китайскую чашку с чаем. «Оглушительно молода, - подумал ученый и сгорбился над столом, - и ее любят студенты». Сквозняк пробрал его до костей.
Евгений Евгеньевич кивнул на стопку тетрадей и скрюченным от холода пальцем качнул державшую ее когда-то полоску шершавой бумаги.
- Осталось всего пять.
- Угу, - услышал он под скрип половиц у двери.
- Женечка, - поторопился сказать он, - а не могли бы мы теперь поискать?
Шаги у двери замерли.
Евгений Евгеньевич потушил фитилек под закопченной склянкой и подул на руки.
- Не могли бы мы поискать человека?
От фитиля вспорхнула синяя струйка.
- Человека для моих опытов?

- Евгений Евгеньевич! На какое число намечен первый эксперимент? В каких условиях будут проходить опыты? Как чувствует себя испытуемый? – микрофоны маятниками метались от вопросов к ответам, не поспевая за изобретателем.
Испытуемый бежал рядом.
- Не поддавайтесь панике, - говорил ему Евгений Евгеньевич.
- Я не поддаюсь, - отвечал испытуемый, стараясь не наступить на летящие за ученым шнурки.
- Не поддавайтесь, все будет по плану!
Чтобы согреться приходилось бежать. С пылью в легких, опережая всех. И мерзнуть, мечтая присесть у огня. Но оставалось совсем немного.
Накануне испытуемый, Женя, 25 лет, провел какую-то преддуэльную ночь.
Новость, потрясшая университет, словно влетела в форточку: лекарство от холода! Из правого кармана пальто в открытую Женину форточку. Сумасшедший препод искал человека для опытов. Если повезет!.. Женя увидел солнце. Большое и… желтое.
- Ты же знаешь, что это бред! Эй! – Женин приятель, собираясь махнуть официантке, зачем-то вскочил из-за стола, - а где мое пиво?
Солнце игриво выгнуло бровь.
Женин приятель рухнул на место. И замотал головой:
- Ладно, короче, я тебя прошу, прекрати! Хочешь, я позвоню твоей маме?
Женя стрельнул глазами. Его приятель забил сигарету обратно в пачку:
- Не вопрос! – он долго смотрел на Женю поверх скрещенных пальцев, потом как в кино наставил на него указательный палец, - откуда забрать тело, напишешь по СМС.
Женя дернул плечами.
- А как ты хотел? – взвизгнул приятель, - фИговый доброволец!
Женя молчал. И молчал. Приятель топтался у стойки бара, роняя недокуренные сигареты, салфетки и деньги, хватая охранника за рукав и пытаясь заставить его нести три кружки  пива в кучу девчонок.
Пробираясь мимо их с Женей столика, приятель сказал, загибая пальцы:
- Почки, печень и пожизненный рецепт на виагру! Ты меня понял?
Но другого выхода у Жени не было (хотя на самом деле он, конечно, ни разу в жизни не усомнился в том, что из любого дерьма бывает не один, а множество выходов. Как ни странно. Но выйти можно только одним. Поэтому другого выхода у Жени не было).
- Дай мне его телефон, - сказал Женя, протолкавшись сквозь толпу.
- А может навалять тебе лучше, пративный?
- Давай телефон. Я иду спать.
Женя сунул в карман бумажку с записанным телефоном. Он был уверен, что даже если до утра случайно постирает свои джинсы в беспрецедентном состоянии лунатизма, телефон все равно выживет и выведет Женю из пустоты прямо в светлое завтра, где можно будет расслабиться, забыть и вообще спать спокойно.

«Женя!
Женя! Мультики!»
Он считает свои кеды, прыгающие через ступеньку. Прерываясь на цифре 8, он задирает голову к потолку и… ага! На паутине вокруг лампы нет ни одной новой бабочки. Хитрый паук удивленно качает паутину ногами – ни одной новой бабочки. Наверное, вчера никто не зажигал лампу.
«Паук ничего не поймал!» - шепчет мама, наклоняясь так низко, что ее зрачок и ресницы видны как сквозь лупу. «Все хорошо!» - мама протягивает руки и забирает маленького Женю от Жени большого. На солнце ее спина покрывается разноцветным пухом, мама вспархивает крыльями у самого края крыши и уносится вместе с Женей, становясь совершенно бесшумной…

Утром в квартире изобретателя раздался звонок.
И запах вечернего чая. Евгений Евгеньевич соскочил, спеша содрать трубку и снова лечь носом к той самой чашке. О чем это он? Впервые за три года он забыл нацепить очки. Холодно, холодно. Вдоль дивана текла, подрагивая, солнечная полоска.
- Который час? – шепчет Евгений Евгеньевич.
- Четверть седьмого. Простите, наверное, это рано. Вы уже нашли человека?
- Я нашел, да… нашел… Как вас зовут?
Евгений Евгеньевич потянулся свободной рукой к дивану, пытаясь наскрести свои очки, к которым так привык, что без них иногда действительно ни зги не видел. Забыв, на чем остановился, он хриплым голосом начал сначала:
- Любой опыт обусловлен набором предварительных условий. Не буду углубляться в идею о гомогенности времени. Но именно она заставляет нас искать для исследований основополагающий неизменный субстрат, в котором можно наблюдать изменения. Следуя общим принципам: причинности, сохранения субстанции и энергии, должно существовать что-то, репрезентирующее ту реальность, которая сохраняется во всех временах, - ученый помедлил, - и само время.
- Меня зовут Женя, – сказали на другом конце провода.
- Да… - ученый, наконец, нашел свои очки и нацепил их на нос, - меня т…
Евгений Евгеньевич вдруг представил себе очень знакомого человека, согласного на условия небесспорного эксперимента. Что пробуем? Новое лекарство психа, которому не удается наладить контакт с теплом. Источник тепла не ясен.
- Да, путь, которым можно прийти к законам природы… - Евгений Евгеньевич осекся. – Встретимся сегодня в пять.

Женю колошматило от любви. По крайней мере, ему так казалось. Вот уже несколько месяцев. Его организм неудержимо старился. Он не мог ручаться, что это не так, просыпаясь измученным от сердцебиения. Разбитым и истекшим воспоминаниями, похожими на мечты.
Глупость.
Понимая, какая это большая глупость, он приходил на занятия первым и ждал - притаившееся где-то начало лекции. Начало вообще всего. Примерно в восемь пятнадцать оно покупает билет на метро, в восемь пятьдесят пять огибает модель молекулы прямо по коридору. И сейчас войдет. Это по четвергам. Обо всем остальном можно только гадать.
Первые парты вдыхают запах свежего чая.
Женя боится, хочет и не хочет получить даже это.
Синтетический страх, в основе его – аксиома. Любовь старит. А хочется хотя бы зевнуть…

Женя сам навязался на разговор. Честно говоря, препод задал только один вопрос: знает ли Женя, что такое холод?
- Понимаете, у меня большая проблема. Последние несколько месяцев я дрожу.
- Почему вы решили, что это от холода? – Евгений Евгеньевич начал догадываться. Дрожь, которая щекочет нервы и не дает спать?
- Дрожишь, значит холодно. Аксиома, - Женя мялся. Ему хотелось рассказать преподу все. Но останавливало… что? Зависть? Препод был красив в своем диком пальто.
«Я моложе!» - подумал Женя.
- Вы надеетесь после приема лекарства согреться?
- Нет. Я надеюсь не чувствовать холода.
- Так я и думал.
- Вы указали это в изложении сути эксперимента. Скажите, я действительно потеряю чувствительность к холоду?
- Крысы теряли.
- Значит, им было тепло.
- В холодильнике?
- В холодильнике.
- Нет, в холодильнике было холодно. Но крысам оказалось по барабану. Им было не тепло. Им было по барабану.
- А! – Женя кивнул.
Поморщившись, старикан выдавил:
- Ваш холод никуда не уйдет. Но мы понизим вашу температуру так, что вы перестанете его воспринимать. Вы не согреетесь. Наоборот.
- Замечательно! – Женя попробовал улыбнуться.
Профессор взмахнул полой пальто:
- У вас есть семья?
- Нет.
- Дети?
- Ха! – Женя попробовал сделать вид, что соображает, - нет. Хотите сказать, что могут появиться проблемы? – Женя хихикнул.
Профессор поджал губы и посмотрел на люстру:
- Никаких нарушений здоровья у испытуемых крыс обнаружено не было. Могу познакомить.
Женя скривился.
Профессор уставился на него и сказал:
- Я почему-то пробую вас отговорить. Вам так не кажется?… Не знаю... Сколько вам лет?

Вечером Евгений Евгеньевич, склонившись над кафедрой, записал все данные испытуемого в книжку. Помедлив немного, добавил: «щекотка».
Двадцатисемиэтажное пространство зло уставилось в его окно. Евгений Евгеньевич уставился тоже. Аксиома! Ученый хмыкнул. Все аксиомы при свидетелях столько раз осыпались меловой пылью. Солнце встает каждый день. Но проверить правдивость этого можно только в течение одной жизни.
Евгений Евгеньевич написал Женечке записку, перечел ее и опустил в левый карман. Почему ему захотелось написать ей – неизвестно. Может, если отречься от субъективизма, это происходило до сих пор каждый день. Но, моргая на субъективизм, он мог точно сказать, что на ее письма отвечает в последнюю очередь.
Утром она прибежала. Когда еще не рассвело. Евгений Евгеньевич был озадачен.
- Здравствуй, - сказал он и пожал ее теплую ладонь, - хочется чаю, - он удивленно пожал плечами.
- Чаю? – с вызовом проговорила Женечка. Бросила на стул свою шаль. Евгений Евгеньевич еще раз удивленно поднял плечи.
- С чего это вам хочется чаю? – и глаза ее сверкнули так, то ученый примерз к стулу.
Солнце встает каждый день
Евгения Евгеньевича пробирал особенный холод. И навязчиво лезла в голову мысль о ее теплой руке.
- Я знаю этого мальчика! – крикнула Женечка и протянула ученому раскрытые ладони. – Он мой студент.
Евгений Евгеньевич вжался в диван, на который пересел случайно между ее фразами.
- Лучший из моих студентов!
Вместо солнца взошла луна и висела в форточке бледная и никчемная.
«С чего она так перепугалась?» - подумал ученый и шмыгнул.
- Мне страшно! Эта ночь… Я бежала сюда пешком.
«Только не плачь!» - мысленно воскликнул изобретатель, и из его кармана посыпались письма.
- Что происходит? Мало вам было крыс! Возьмите хотя бы меня! Ешьте ваши таблетки сами!
- Мне приходила в голову эта мысль, - пролепетал ученый и до него дошло, что он имеет с Женечкой серьезный разговор, - боюсь я не весьма, совсем… подхожу под условия эксперимента,  - с большим сомнением закончил он.
- Вы трусите? Трусите? – Женечка захлебнулась, задохнулась, замахала руками. Сглотнула, - ну крыса же выжила, в холодильнике, выжила!
Евгений Евгеньевич облегченно отдулся. Он не говорил ей, что при первом эксперименте почему-то погибли крысины дети (их держали не в холодильнике, нет). И при повторных опытах – тоже. Как ни холил их Евгений Евгеньевич, они не хотели жить. Вслед за ними в идеальных условиях сдох супруг испытуемой, которая выжила в холодильнике и пожирела.
- Это не честно! Мне страшно! – Женечка опрокинула китайскую чашку, неловко оказавшуюся у нее под рукой.
«Скандал!» - ученый ухватился за внезапную мысль:
- Вот видишь, иногда неизбежно… - он не успел договорить.
- Не врите! Я знаю все ваши идеи!
«Все?» - ученый имел право на эту не к месту мысль. Спохватившись, он тут  же вернул покорность в глаза и проскулил:
- Женечка!
- Не надо, я сама отговорю его!
Ученый покрылся мурашками:
- Он согласен со всем, что его ждет! – закричал он. Ей вслед, - напротив, он даже этого хочет!
Убегая, она схватила со стула свою шаль:
- Плевать! Я вам обоим не дам губить человека! – Женечка выскочила, хлопнув дверью.
Евгений Евгеньевич остался стоять под аккорды, заплясавшие вдруг по жестяному подоконнику. Казалось, ужу кончился день. И хотелось хотя бы зевнуть.
Дождь продолжался долго, шлепая бешено по раскисшим газонам и листьям, уставшим отмахиваться.
Евгений Евгеньевич не ел целый день.
Он пытался оправдать ее непонятный испуг. И даже начертил на бумаге формулу страха. По всему выходило, что у Женечки просто капризы.
К вечеру Е. Е. стал волноваться об эксперименте. С каким-то злорадным чувством подготовил все как можно подробней и ждал. Испытуемый еще мог взять себя в руки.
Евгений Евгеньевич ждал и ждал. Иногда забывал, чего больше. В восемь пятнадцать она должна войти в метро, обогнув цветочницу с букетом тюльпанов. На станции над ней будут качаться люстры.
В восемь сорок пять она закроет книжку. И встанет, оправив свитер. И выйдет на дождь. И придет, придет. Рябит в луже отраженье ноги от носка до колена. Хлопает мокрая дверь. Не слышу.
Евгений Евгеньевич сжал голову. Сжимал все время, то глядя на ливень, то сидя на диване, то прижавшись спиной к двери.
«Я действую правильно», - думал он. Только хотелось послать все подальше и начать собирать бабочек. В детстве, он помнил, они сами летели к нему.
Но только одну бабочку ему действительно хотелось поймать. Редкую, распластанную на страницах энциклопедии, не сравнимую с другими картинками. (Если он не придумывает это сейчас),
Он начертил формулу желанья. И увидел, что ей подчиняется все остальное. По крайней мере, в мире симметричных тел в трехмерном пространстве. Он уже почти готов думать об этом всерьез. И подумает. Позже.
А сейчас встанет, откроет дверь. И… мне будет тепло!
- Здравствуйте!
- Здорово! – ученый усмехнулся от неожиданного для себя слова. Наконец-то! – Ты опоздал!
Промокший мальчик за дверью выглядел усталым.
- Мы перешли на «ты»?
- Да, мы с тобой на «ты». Это условие эксперимента.
Евгений Евгеньевич хихикнул и повел испытуемого в комнату, по дороге заметив в зеркале измученное ухмыляющееся лицо.
- Я пытался отговорить тебя, правда?
- Пытались, - студент шмыгнул, - но я не хочу так больше жить! – запоздалый порыв. Продрогший, с мокрыми волосами, Женя выглядел отчаянно жалко. Ученый представил, как похорошеет студент после эксперимента.
- Почем ты знаешь, что все измениться к лучшему? – Евгений Евгеньевич показал испытуемому на кушетку. Он не ждал ответа и хотел, чтобы мальчик молчал.
- Вы хороший ученый, - сказал Женя, - я верю.
«Не ври!» - Е.Е. повторил про себя Женечкины слова. И возликовал: она его не отговорила. Просто пугала. Или не смогла?
- Пей.
Женя взял склянку и отхлебнув, подавился. Они долго смотрели друг другу в глаза.
Евгения Евгеньевича взяла досада. Она за тебя боролась! Она бежала пешком. Не реши ты сам все так безмозгло и быстро, у тебя остался бы шанс.
- Пей!

Он проснулся от того, что верблюжий плед колол щеку. Отстранился от кушетки и взглянул на часы. Семь сорок пять.
В другом конце комнаты звякнула в чашке чайная ложка.
На столе – свежая стопка тетрадей. Евгений Евгеньевич погладил перехватывающую ее полоску шершавой бумаги. И возложил на нее ладонь.
- С лимоном, Женечка. Или зеленый!
В ответ из угла зашуршал пакетик, и Евгений Евгеньевич понял, какой чай ему пить.
Расцвело небывалое солнце, крутилось весь день колесом, к вечеру, как положено, подтянуло к себе лепестки, и закатилось за розовые дома.
- Женечка, я люблю! – коряво сказал Евгений Евгеньевич и согрелся.
День за окном втягивал щеки, меняя взгляд на томный, немного усталый. Нежные ветки лукаво застыли. Фехтуя отчаянно, насекомые подлетали совсем близко к окну…