Ночь Великой Любви

                НОЧЬ ВЕЛИКОЙ ЛЮБВИ
           эротическая сказка

Прозрачная синева неба густела, становилась мягкой, бархатистой, готовой впитать я себя яркие краски заката.
Осыпанные золотистой пылью отсветов, дрожали перистые облака.
Благоухало сиренью свежее дыханье ветра
Просочившись сквозь навес густой листвы, хлынул золотой ливень предзакатных лучей.
…Догорая, сверкал восхитительный пурпур. Густела ночь…
Шептались травы, перекликались птицы. В куртинах розовых маргариток маленькими живыми часиками тикал кузнечик.
Брачные песни лягушек оглушительно врывались в хор ночных звуков. Они словно миниатюрные дракончики высовывали свои головы из темной воды, барахтались, наползая друг на друга в неутомимой жажде перекричать всех остальных и стать единственным объектом воздыханий всех прекрасных обитательниц жемчужно-зеленого озера… Хотя бы на одну ночь.
И вдруг в кипящем водовороте звуков раздался призывный стон соловья. Всхлип. Пауза… И рассыпались трели. Такие трели, что все стихло вокруг. И тут же совсем рядом зацокал другой соловей.
И ни один из них не хотел умолкать. Казалось, затрепетал и ожил весь сад.
Сердце Дианы неожиданно сбилось с такта. В ее висках забилась страсть.
Соловьиные трели проникали в глубь ее сердца и напоминали ей о том, что наступила Ночь Великой Любви…
Два безумца неистовствовали в ночи. Все вокруг замерло, внимая их поединку.
Диана прислушалась, пытаясь определить, чья трель нежнее, звонче, глубже.
Но глубина звуков и неистовство соперничества, казалось, не имели предела.
Луна сияла в чудном блеске легко очерченного зеркала.
…………………………………………………………
Молодой властелин Констант проснулся как никогда рано.
Ему приснился странный сон – была светлая лунная ночь. Далеко-далеко в глубине космоса мерцали звезды. Они то приближались, то удалялись. Было такое впечатление, что они говорят о чем-то на своем звездном языке… непонятном для других существ вселенной.
Дорога, по которой шел властелин, была чистой и широкой. Она плавно текла между лиственных берегов, обступавших ее с обеих сторон. Казалось, что у нее нет ни начала, ни конца.
Но, вот, она медленно повернула направо, и перед взором могущественного властелина во всем своем великолепии предстал белый струящийся тончайшим серебром храм.
Над его самой высокой ажурной башней стояла полная луна.
Перед храмом была небольшая площадь, устланная плитами из белого мрамора, искрящегося под лучами луны, как первый девственно-чистый снег. Били фонтаны. Таинственно журча, перетекали их воды из одной белоснежной чаши в другую. Белые розы благоухающим ковром устилали преддверие храма Великой Богини.
В храме пахло лавандой и воском. В глубине мерцали свечи.
Пересекалось отражение зеркал…
Несмотря на удивительный покой и ясность, казалось, что внутреннее пространство храма вмещало в себя всю вселенную.
Высокий свод пленял легкостью, изяществом и влекущей недосягаемостью очарованный взгляд всякого входящего в храм.
С мраморных стеблей колонн устремленных ввысь ниспадали кисти ароматных белых цветов. Высоко под самым куполом лианы сплетались, образуя второй потолок из живого благоухающего ажура.
Константу казалось, что он парит в этом величественном храме, достигая полной гармонии с окружающим миром и своей душой.
Возрастало ощущение собственной значительности и силы.
Приближенный к таинству божественного начала, Констант продолжил свой путь.
Шелестела, шептала, вздыхала прозрачная вода в высокой расходившейся длинными лепестками чаши главного храмового фонтана.
Плыла и качалась в полукруге волн белая нимфея изумительной красоты. Ее лепестки вместо аромата источали тончайший лунный свет…
И тут Констант увидел изваяние Богини.
Сотворенная из целого куска мрамора, она словно сбросила с себя тяжелые одежды, и только тонкие мерцающие нити лунных лучей были вплетены в ниспадающее дыхание складок божественного одеяния сотворенного из воздуха весенней ночи.
Среди почтительно отступивших назад колонн, перед чашей фонтана, бьющегося, как сердце, осыпанная сверкающими брызгами и окутанная ароматами, Богиня смотрела прямо перед собой.
Там в стене, подобно драгоценному бриллианту. Сияло огромное зеркало. Зеркало Вечности…
Под серебряными гранями бился внутри источник света… И преступая зыбкую грань, выплескивал все цвета радужного спектра неиссякаемым фейерверком.
Констант не мог оторвать изумленного взора от величественной статуи Богини, казавшейся ему живой.
Он видел, как то блистал, то туманился взор ее, как черные зрачки поглощали зеркальный свет.
Лунный луч трепетал затаенной улыбкой на чувственных устах ее. Струились волосы, унизанные жемчужными каплями неумолчного фонтана. Волновалась ткань на вздымающейся и опускающейся груди.
Вся с ног до головы она была такой живой! И недосягаемой, нереальной.
-О, Великая Богиня!- прошептали губы Константа.
Его душа засверкала в бездонной глубине карих очей, взмахнула крылами, пытаясь покинуть тело, и  устремиться навстречу ей.
Констант ничего уже более не видя вокруг, сделал несколько шагов вперед. Каждый шаг его величества бы оглушителен в благоговейной тишине храма. Он склонил колени…
И вдруг кто-то похитил тишину. Все вокруг пришло в движение. Необъяснимый свет хлынул отовсюду. Зазвучала органная музыка. Наполнила храм торжественным звучанием, и, оборвав аккорд, умолкла.
Во вновь наступившей тишине, Некто вынес торжественную чащу. На серебряном дне священного сосуда лежало отражение полной луны.
Властелин Констант из рассказов своей старой кормилицы знал, что, тот, кому поднесли эту чашу, выпив ее, становился Верховным Жрецом Лунного Храма. Он получал вечную молодость.
Прослужив Богине 77 лет в храме, он уходил в мир, неведомый простому смертному и по преданию, продолжал служить Богине там.
Богиня может посетить любого целомудренного юношу, приняв облик женщины живущей на данной планете и тогда… избранный приносил ей в жертву свою невинность. Но жрецом становился не каждый.
Все это властелин слышал много раз, но считал красивой сказкой, легендой, не более того…
Констант проснулся в тот миг, когда протянутая чаша, оказалась… не в его руках.
Последнее, что он видел в своем сне – как губы другого прильнули к краю священной чаши.
Его четкий профиль врезался в сердце Константа.
………………………………………………………..
Проснувшись, он тот час велел позвать свою кормилицу и рассказал ей свой странный сон, стараясь не пропустить ничего.
Старая женщина выслушала своего любимца, глубоко вздохнула и покачала головой, - ваше величество! Ваш сон говорит о том, - заговорила она, - что Великая Богиня будет нынешней ночью в вашем замке. Пришло время выбирать Верховного Жреца для Великого Белого Храма.
-О! – жарко выдохнул Констант, и взор его запылал.
-Должно быть, - продолжила старушка, - когда Богиня смотрела в Зеркало Вечности ее взор случайно упал на вас… Но, да простит меня, ваше величество! Она возьмет другого!
- Другого?! – повысил голос Констант.- Ты хочешь сказать, что здесь, в моем замке Великая Богиня найдет более достойного, чем Я?! Но это абсурд! Как ты посмела не только  помыслить об этом, но даже произнести вслух?!
В великолепных карих глазах Константа сверкнула молния. Грозно изогнутые брови сошлись на переносице.
Кормилица еще ниже склонила голову, - для меня, ваше величество, вы достойнее самого достойного, - в ее голосе не было страха. Она слишком любила властелина, и для нее он по-прежнему оставался прелестным ребенком, который нуждался в ее теплоте и успокоении. – Но, - тихо промолвила кормилица.- кто ж может предугадать истинный выбор Богини. Он непредсказуем… как и ее любовь.
В глубине души она была абсолютно уверена, что ее любимый мальчик был не создан для храма. Он был рожден властелином. И она гордилась им, ведь он был выкормлен ее молоком. Это она баюкала его бессонными ночами, незаметив, как царственный младенец превратился во властного гордого мужчину.
Ему она не сказала больше ничего.
-Ты можешь идти, - холодно обронил Констант.
Когда дверь за кормилицей затворилась, он подошел к огромному зеркалу в оправе из черного дерева и заглянул в глаза своему отражению.
Там в неизведанной глубине зеркала стоял прекрасный юноша. Иссиня-черные волосы струились, огибая высокий лоб, стекая по щекам, окрашенным легким румянцем внутреннего волнения, опускаясь на сильные, словно крылья орла, плечи. Темно-карие, огромные глаза смотрели властно и пристально. Ярко вычерченные чувственные губы не могли не взволновать сердце женщины. Даже  если этой женщиной была сама Богиня.
Высокая статная фигура властелина впечатляла.
Констант протянул руку, и холеные пальцы его узкой руки соприкоснулись с зеркальной поверхностью.
И в этот миг ему показалось, что ни он один любуется отражением- пленительным зеркальным двойником.
За его спиной у алтаря Бога Света закачались кем-то зажженные свечи…
Констант похолодел. Он быстро обернулся. Нет, это лучи рассвета преломлялись в лазурном полукруге и создавали иллюзию зажженных свечей.
И все-таки! – он был уверен, что миг назад свечи горели. Почти неуловимый запах лаванды и воска витал в воздухе.
Еще день назад могущественный и самоуверенный властелин Констант склонял голову и зажигал свечи, следуя традиции… велению предков, а сейчас он был уверен, что его сон сбудется. Нет, не полностью. А на половину. Он никому не позволит перехватить у себя серебряную чашу. Никто не в силах соперничать с ним даже в глазах Богини. Она изберет его. Он познает ее безудержную страсть и обретет вечную молодость.
Конечно, ему придется покинуть свой замок и отказаться от королевской власти. Но разве не приобретет он вместе с тем неограниченную власть?! Власть над временем! И не только над ним…
77 лет будут, моля Богиню, молить его, уповать на его милость. Все! От бесприютного нищего до самых великих и мудрых, стекаясь в храм со всех уголков планеты. А когда минуют 77 лет, и он уйдет в обитель богов, его слава возрастет еще больше. Его фигура будет стоять в храмовом саду в мраморе вечно! Его имя будет с трепетом и благоговением произносить ни одно поколение.
Констант самоуверенно улыбнулся. Итак, он будет вечен!
Властелин не спеша, отошел от зеркала, которое изо всех сил старалось, как можно дольше удерживать отражение Константа. Их обожание было взаимным.
Констант думал о том, как принять Великую Богиню.
Он приготовился усмирить свой крутой нрав ни чем неограниченного властелина.
Кормилица рассказывала ему в детстве, что юношу, которого Богиня посчитает дерзким, она обращала в один из лунных бликов и бросала в глубокую пыль заброшенной дороги. Конечно, это нелепость, но к чему рисковать.
Весь день Констант думал о ночи. Он ждал ее прихода. Он мысленно молил солнце поскорее пасть в огненное море заката.
И, вот, наконец, солнце, вняв его мольбе, облачилось в пурпурную мантию.
Ветер затаил дыхание. Смолк шепот листвы. Где-то в самом сердце сада неожиданно громко запел соловей.
Властелин встрепенулся и неожиданно для себя, полностью погрузился в чарующие звуки этого волшебного гимна любви.
Медленно двигались стрелки…
………………………………………………………..
Томико сидел на подоконнике и смотрел в ночной сад…
Он не понимал, что с ним. Дух его находился в смятенье. Сердце то сжималось от тоски, то захлебывалось в волнах необъяснимой радости, то замирало в ожидании… Чего оно ждало Томико не знал.
Струны мандолины то печально стонали, то тихо ворковали под его рассеянной рукой.
В глубине сада пел соловей. Было что-то необычное в этом пении, каждая новая трель звучала неистовей и призывней предыдущей.
Казалось, уронив последний звук, сердце маленького певца разорвется, Невыдержав переполняющей его любви.
Томико вспомнил чьи-то случайно услышанные в предвечерье слова, - «Сегодня наступит Ночь Великой Любви».
Сердце Томико еще не знало любви. И он не хотел думать о ней. Кто он?.. Всего лишь бедный юноша, который служит великому властелину. И хотя он был постоянно перед глазами его величества, Констант замечал его не чаще, чем замечают собственную тень.
Последнее время Томико часто испытывал желание покинуть замок, но он еще не знал, как  ему осуществить свое желание. За пределами замка у него не было никого и ничего. Он родился и вырос в стенах этого замка. Все, что он знал и умел, он получил здесь же в этих, казалось непреклонных стенах…
Он был волен покинуть замок в любую минуту. С тех пор, как не стало его родителей, в замке не осталось никого, кто хотел бы удержать его подле себя.
Те, кто были такими же, как он сам, относились к нему ровно и дружелюбно, потому что он всегда так относился к ним.
В отрочестве Томико надеялся, что его величество заметит его, оценит его преданность, но вскоре Томико понял, что его величеству абсолютно не нужен ни он сам, ни его преданность.
Однако, это разочарование не оставило глубокого следа в сердце Томико. Он ни в чем не винил властелина, решив принимать все, как есть.
И даже покинув замок, он никогда бы не смог предать Константа, даже память о нем не стал бы выбрасывать из сердца. В конце концов, каждому свое.
-Возможно, - думал Томико, - мне стоит однажды такой же лунной ночью покинуть замок и уйти далеко-далеко, чтобы найти свою судьбу, свое предназначение.
Луна, зависнув перед самым окном, заглянула в глубокие задумчивые глаза юноши.
Томико показалось, что кто-то отворил дверь в его комнату…
Юноша повернул голову – на границе тени и света он увидел женскую фигуру. Ее одежда струилась подобно лунным лучам. Но лицо женщины было в тени, как луна за облаком, и Томико не мог разглядеть его.
Он соскочил с подоконника и сделал шаг в ее сторону.
Незнакомка шагнула ему навстречу и приложила палец к губам.- Тихо!
Теперь в сиянии лунного света он увидел ее лицо и замер в удивлении.
Большие зеленые глаза смотрели ласково и изучающее, четкие сочные губы едва заметно улыбались ему. Овальное лицо обрамлял овал светлых волос, которые, легко светясь, падали на плечи незнакомки и стекали вниз.
Но кроме правильности ее черт и магии светящихся волос было еще что-то необъяснимое, недоступное пониманию.
Диана, а это была она, с интересом рассматривала юношу.
Его карие бархатные глаза смотрели с неосознанным благоговением.
Длинные пушистые ресницы трепетали, как крылья певчей птицы. Прядь жгуче-черных волос, выбившись из общей массы смоляных кудрей, упала на спелые полуоткрытые губы, и прильнула к ним.
Правая рука юноши, взлетев, легла на грудь, а левая сжимала мандолину. Возле ног лежал смычок, словно стебель оставшийся без розы…
Казалось, что юноша перестал дышать. Он не сводил с Дианы восхищенных глаз.
Это явно был не властелин Констант.
Диана не знала, что заставило ее открыть именно эту дверь, какие чувства привели ее сюда.
Тот же рост, тот же цвет глаз, так же темны и густы великолепные кудри.
Только губы мягче, только взгляд доверчивей, только сердце…
Диана приблизилась к юноше, наклонилась, подняла смычок и протянула ему. Но он зачарованный не шевелился.
- Возьми, - сказала она.
Томико машинально протянул руку. Его пальцы скользнули по руке Дианы, как потерянные. Кожей ладони она ощутила прохладу и нежность его длинных пальцев. И это ощущение приятно взволновало ее.
-Я должна идти, - сказала она, и неожиданно для себя обеими руками притянула к себе голову юноши, убрала прядь волос с его губ и поцеловала эти мягкие приоткрытые губы.
На этот раз Томико уронил не только смычок, но и мандолину, которая жалобно вскрикнула и глухо застонала, упав на толстый ковер.
Чувственные губы незнакомки обожгли сердце Томико, он задохнулся от ее поцелуя, - Бог мой, кто вы?!
- Разве это важно?- спросила она. Ее рука коснулась лица Томико, скользнула по щеке, обвела контур губ, остановилась на миг на подбородке.
- Пожалуйста, кто вы?- прошептал он вновь.
-Прости… Я должна уйти…
- Нет!- неожиданно проговорил он.- Не надо, не уходите. Я больше не буду спрашивать,- он порывисто сжал ее руку и замолчал, смутившись.
- Ты уверен? – она улыбнулась.
-Да…
Диана знала, что она никуда не уйдет из этой комнаты… до утра…
Она вновь потянулась к губам Томико.
-Я хочу, чтобы ты разделся. - В ее голосе было страстное желание. Сгорая от стыда, непослушными пальцами Томико пытался поскорее избавиться от одежды, но путался в ней.
Наконец он оказался в постели, и, натянув на себя спасительную прохладу простыни, закрыл глаза.
Несколько минут Диана издали любовалась прекрасным лицом юноши, потом подошла ближе, наклонилась и поцеловала огромные мягкие крылья его ресниц, которые затрепетали, забились под сладкой тяжестью ее губ, и покорившись, затихли. Пальцы Дианы обводили линию его подбородка, осторожными прикосновениями ласкали шею юноши.
Когда она прильнула к его губам, Томико сладко вздохнул и беспрепятственно пропустил ее горячий язык…
Диана с явным наслаждением пила чистую влагу его рта.
Волосы юноши пахли ночными фиалками и жасмином. Аромат окутывал Диану, усиливая желание.
Ее руки стали перебирать его локоны, касались кончиками пальцев его плеч.
И снова она тянулась к его губам… Ее поцелуи становились все горячее, все неистовей.
Юноша открыл огромные, влажные глаза. Томность этих глаз была неотразимой.
Он словно в полусне, протянул руки и, обвив ими Диану, потянул ее к себе.
Диана, целуя обвившие ее руки юноши, стала тихонько опускать простыню, которой он был укрыт…
Зардевшись на миг, Томико закрыл глаза, и простыня поползла вниз быстрее.
-Ах, - выдохнул Томико, чувствуя как прохладный воздух и горячие губы Дианы овладевают его обнаженным телом.
 Ее руки с нарастающим нетерпением поглаживали грудь Томико, бедра, живот, скользили по мускулистым ногам, притронулись к затвердевшему естеству юноши.
Томико застонал. Сердце его забилось так быстро, что казалось вот-вот вылетит из груди.
Руки Дианы сделали полукруг и опустились ниже.
Волны желания бежали и расходились внизу его живота. Томико глубоко вздохнул и приподнялся ей навстречу. Его губы уткнулись в ее грудь, несмело сжали затвердевший сосок.
Диана сбросила распахнутую одежду и легла рядом с юношей.
Болезненное напряжение между его ног усиливалось, капли желания упали с головки его фаллоса и потекли капельками жемчужной росы по упругому вздрагивающему стеблю.
Томико прижался всем телом к Диане, словно это могло помочь ему слиться с ней и стать одним телом, одной душой.
Чувствуя трепет его тугого естества, Диана призывно зашептала, - я так хочу тебя, Томико, мой милый мальчик…- и осторожно опустилась на его изнемогающий от зноя цветок.
Томико ощутил невыносимую сладость, ему казалось, что он умирает от наслаждения. Бессознательно тело его стало двигаться навстречу ее телу.
Влага дианиного грота становилась все обильней… Движения ее тела из осторожных и нежных превратились в порывистые, ураганные.
Томико почувствовал себя охваченным вихрем, огненным вихрем ее страсти. Он кружился, стремительно улетая в бездну! И вдруг восхитительно-яркий свет промелькнул перед его глазами, он услышал громкий вскрик Дианы и ее рассыпающиеся один за другим стоны.
Его набухший цветок взорвался изнутри и полностью раскрылся, горячее семя хлынуло в ее лоно, доставляя ей еще большее наслаждение.
Когда через несколько мгновений Томико пришел в себя, то понял что никогда раньше не испытывал ничего подобного. Безграничное блаженство овладело его душой. Он благодарно прильнул влажными губами к ее руке, а потом сполз вниз и замер возле ног Дианы. У него не было сил пошевелиться…
Он все еще не мог поверить, что случившееся с ним не сон.
Диана позвала юношу, и он поднял голову, заглянул в ее бездонные глаза, улыбнулся вопросительной улыбкой и получил взамен ее улыбку, приподнялся и потянулся к ее губам.
Поцелуй Томико был нежным и трепетным.
Диана обняла юношу за плечи, и стала ласково гладить их ладонями. Переместила руки на спину и крепко прижала его стан к своему телу.
Тотчас она почувствовала, как юноша весь затрепетал. Чувственные губы Дианы улыбнулись сладко и томно. Она опрокинулась на спину, потянув Томико за собой. Оказавшись на ее высокой груди, он замер на миг и тут же прильнул к ее губам долгим поцелуем. Она надавила на его плечи, и он почувствовал, как сильно она хочет его. Томико потерся кудрявой головой о плечо Дианы и уткнулся лицом в ее грудь. Он сдавливал губами то один, то другой сосок, при этом крепко обхватив ее груди руками. Он вылизывал каждую бусинку так, как заботливая мама-кошка вылизывает своих котят.
Диана извивалась и стонала. Она раздвинула ноги, и его фаллос уткнулся в огненное кольцо…
Чувствуя, что любимая сгорает от желания, Томико чуть-чуть приподнялся и ввел свое естество во внутрь ее лона.
Он заглянул сияющими очами в ее сводящие с ума глаза, и в тот миг, несговариваясь, они оба опустили ресницы. Каждому из них хотелось полностью погрузиться в бездну наслаждения.
Горячими волнами Диана исходила под телом Томико.
Почувствовав, что пик его блаженства близок, он замер, прижимаясь к ее губам.
Диана хрипло застонала, первой взойдя на вершину. Но едва Томико шевельнулся, как она вновь обвила его шею руками, и он понял, что она по-прежнему нестерпимо страстно желает его.
Предоставив ему короткий отдых, Диана снова стала ласкать юношу, пробуждая его любовные силы. Пылая от страсти, она вдавливала его в себя, и он чувствовал, как ее желание капля за каплей перетекает в его кровь, в его плоть, в его сердце, заставляя их загораться.
Его мужское естество снова стало упругим и вошло в укромное местечко Дианы, истекающее влагой.
На этот раз они плыли медленно…
Сначала остров наслаждения дрожал и таял в далекой дымке, как мираж, потом материализованный обоюдным желанием, он приобрел форму и цвет, и, наконец, они одновременно добрались до него. Горячие волны нахлынули и вытолкнули их… они упали на обетованный берег,  не разжимая объятий, утомленные и бесконечно счастливые.
Томико пытался что-то прошептать, но губы не слушались его.
Диана взяла руку юноши и медленно стала целовать его пальцы. Она словно драгоценные перстни нанизывала на них свои поцелуи.
-Ты хочешь уйти отсюда?- спросила она Томико.
-О, да!- выдохнул он.
 Она поняла, что уйти он хочет только с ней…
И все-таки спросила, - а куда бы ты хотел отправиться?
-Мне все равно, - прошептал он, - лишь бы видеть вас! Хотя бы иногда… Издали…- его взгляд умолял, почти не веря, что его мольба может быть услышана.
- Эта ночь, - заговорила она,- наступила для того, чтобы я исполнила… твое желание… Сегодня ты отдашься мне еще раз. А потом закроешь глаза и погрузишься в сладчайший из снов… недоступный обычным смертным… Когда ты проснешься, то твое желание уже будет исполнено.
В глазах Томико не было даже искры удивления. Его бархатисто-карие очи смотрели на нее покорно и благоговейно. Он не сомневался, в том, кем была его любимая!
- Я не ошиблась,- сказала она, - ты создан для моего храма, как сотворен лунный цветок для объятий ночи!..
Диана жадно прильнула к отзывчивым губам Томико. Она сжала в нетерпеливых объятиях его податливое тело. И он собрав остатки своих мужских сил, храбро бросил их на алтарь ее чувственности.
…………………………………………………………
Спокойное ожидание Константа сменилось нетерпением и неосознанной тревогой.
Текло безжалостное время, и Ночь Великой Любви таяла с каждым мгновением, становилась все короче и короче. Где же Богиня?!.
Ощущение нарастающей опасности зависало в воздухе. Константу вдруг показалось, что соловей в глубине сада поет ни для него, и луна смотрит ни в его окно…
Как-то странно перешептывалась листва, то ли с опаской, толи с сожалением…
Констант заметался по комнате, словно вихрь. Взмахи его алого плаща опрокидывали и гасили свечи. Упавшая на пол ваза залила  ковер водой и усыпала осколками дорогого стекла. Разбросанные в беспорядке цветы издавали запах похожий на стон раненного сердца.
В темноте Констант наткнулся на зеркало. Холодное стекло отрезвило его. Он не видел своего отражения, но знал, что из глубины Зазеркалья на него смотрел его величественный двойник.
И он так же неотразимо красив и самоуверен, как и сам властелин Констант.
О. нет! Теперь он был так же беспомощен и печален. Отчаяние объяло его и стало душить в своих коварных объятиях.
И, вдруг Констант вспомнил! Он вспомнил, где он видел эти губы, прильнувшие к священной чаше. Вспомнил тонко очерченный и одновременно четкий профиль, отблеск очей.
 -О, нет!!! – закричал Констант в оглушительной тишине.
Безумная ненависть властителя разжала цепкие объятия отчаяния и оно, заскулив, рухнуло к ногам Константа и отползло в сторону.
Констант метнулся к двери.
Как смерч, все сметающий на своем пути, он летел по коридорам и переходам, минуя холлы и залы, взлетая по лестницам. И вот перед ним та комната, которую он уничтожит!
Констант распахнул дверь. Комната была пуста. Влетевший в окно ветер, перебирал струны мандолины, и она тихо постанывала. Рядом на ковре лежал смычок и делал вид, что ничто в этом мире его не касается…
Повсюду были разбросаны ноты и лепестки роз. Их утонченное благоухание причиняло Константу почти физическую боль.
Он бросил взгляд на постель Томико и бессильная ярость ослепила его.
-Прочь! Прочь отсюда! – вырвалось у него сквозь стиснутые зубы.
Констант приказал, чтобы завтра же, нет, сегодня, сейчас! От этой комнаты не осталось и следа!
Его приказ был выполнен.
… Томико исчез бесследно в Ночь Великой Любви.
Однако это было не совсем так, и беспощадная молва донесла до слуха оскорбленного властелина, что в Храме Великой Богини новый Верховный Жрец. И им стал никто иной, как исчезнувший из его дворца Томико.
…………………………………………………………
Уходила ночь, разбрасывая тени. Перламутр предутреннего тумана становился прозрачным. Шелестели лиловые ресницы сирени, стряхивая капли полночной росы. Еще лились серебряные трели в глубине сада. Над лазурной колыбелью нарождающегося утра звучала божественная скрипка соловья.
Одного соловья.
Сладко трепещущий малахит листвы пронизывали преломленные лучи восходящего солнца.
Постель Дианы еще была пуста. По зеркальному стеклу пробежали волны беспокойства… Но мягкие отсветы луны лукаво говорили, - ты же знаешь,  Зеркало Вечности, что Ночь Великой Любви завершится в храме Богини…