Взгляд из савана

Крепчали молодые кустистые деревца, выстреливая гроздья соцветий, благоуханьем заполняя обновлённый выспавшийся воздух, трепетавший в весенних лучах.
В переливчатом несмолкаемом щебете птиц слышалась радость долгожданного пробуждения и продолжения жизни.
Свежесть распустившейся зелени со временем матерела и желтое цветение одуванчикового пробуждения завершалось многочисленным парением парашютиков, умножавших солнечность земли.
Затем в городах начиналось нашествие тополиного пуха, назойливо напоминая о неизбежном серебрении прядей волос.
Плавное таяние снегов переходило в стремительное течение времени весны и  замедлялось к осени, когда ветер поторапливал с наготой, срывая веселые неподдающиеся наряды. Особенно с высоты проглядывался спор золота с багрянцем в сквере под окном, закладывавших продолжение жизни для долгой зимы.
Среди всего этого великолепия нехотя и настороженно взрослело худенькое тело девочки. Вглядываясь в себя в зеркало пугливо, едва ли замечала махонький, едва заметный, огонёк души. Да и со зрением было плоховато, поэтому Наоли сходила к доктору и выписала хорошие очки.
Изредка присматривалась через очки к себе и к миру, смутно представляла то, что привлекло бы её или вызвало бы интерес.
Из окна последнего этажа просматривалась автострада шоссе с эстакадой. Машины, словно жуки, бесконечно сновали по ним, то кучковались, как одурманенные, и ползли еле-еле, то уносились как угорелые.
Раздавался осторожный скрежет трамвая при его повороте на мост.
Жизнь безудержно развевала разноцветные ленточки жизни, но девушка передвигалась нехотя и скованно, будто что-то ей мешало.
Юные души горели страстью общения, единения, привязанности, желая встречи и отклика в других душах. Знакомились, встречались, миловались, ожидая восход своей любви и раскручивая веретено судьбы, шли в парк или кино. Находились и места, куда тянул инстинкта зов.
Наоли  чуралась доверительности в таинстве чувств, да и ребята сами сторонились  застенчивости. А пока она думала и решалась на что-то, её поезд уходил, унося ожидание чуда такой встречи.
Всё, казалось, бурлило в этой жизни – все перемещались и даже мчались куда-то. Кто-то с кем-то встречался. Одних заботили деньги, других – житейские проблемы, третьи погружались в чувственность. Глубинные переживания завязывались и продолжались, при счастливом стечении обстоятельств, в семейных узах. Романтичные души лелеяли  надежду на искромётность любви.
В гуще красок Наоли представляла очень серьёзными все намерения. Даже повзрослев, попадая в общество, держалась стороной, не реагируя на  шутки, таилась мышкой в углу.
Носила всё серое, не выделяясь переходом к ярким тонам. И нельзя сказать, чтобы не хватало денег, чтобы приодеться, встать на каблучки или шпильки, накраситься и напомадиться, ну, вообщем, навести шик и блеск, как делает это большинство. Не делала это принципиально, из своих убеждений и внутренних установок, хотя определилась с отдельной квартирой, даже замуж для этого вышла, фиктивно.
Обставила жильё - живи, да радуйся невеста с готовым приданым. Даже после этого
не стала прихорашиваться. Слыша пересказы о непостоянстве мужчин, стала страшиться  соблазна и остерегаться их трусости. Замужние женщины чаще жаловались на непроворот домашних дел, чем пели о счастье.
Плакать в подушку, влюбившись в идеал? Пишут о любви и страданиях, а где  вздохи и внимание? Где тайно-влекущий взор и  ухаживания? Кому до этого дело?
Напитки Бахуса крадут застенчивость,  и броские наряды дразнят демона.

Открытые шлюзы секса несут в примитив, умаляя возвышенность отношений. Поэтичность растворяется, лирика отношений отступает и только описательность романов влечёт фантазией пишущего.
Грусть простиралась по планете, а так хотелось найти что-то иное – где подсказка?
А где искать и как? Где оно? Как выглядит? Как увидеть и прикоснуться?
Все заняты чем-то своим, земным и только жгучая тоска свербила душу. И жажда иного, чего-то более тёплого и ласкового всё больше печалила. И созданный образ мышиный манил, но не в царство великой повелительницы, а в царство Танатоса.

Словно в чистом поле - ветер одинокий пригибал ковыль.
Словно ветер постоянный задувал огонь, уносил.
Никому не разглядеть строй души, глаза.
Что таится там внутри – неведомая заря.

Серая необъятность невзыскательна к стилю. Туфли удобны, когда растоптались, хоть и расцарапались. Уйти в них мягко, неслышно, совсем и навсегда в никуда – укорит ли это слепых и чёрствых, бездушных и похотливых?
В перенасыщенном городе марионеточны хлопоты. Скучно, холодно среди людей.
Что, что остаётся в этом мире? Подстрой и пристрой? К кому и к чему?
Редки улыбчивые взгляды, как именные бриллианты.
Глядит саван, обряжая  в платок траурный для полёта с Гипносом в царство Аида. Он зовёт в облике рыцаря. Не сдержать соблазна полёта, ведь он не требует изнурений на высоких каблуках, обтягиваний стана, о чём всё жужжат искушённые женщины. Увлекает такую, какая есть, нераскрытую, тайную.
Здесь останется тлен, предмет жажды людской – имущество, деньги, квартира.
Лучше быть ближе к небу, звёздам и мечтам. Прощайте, люди, человечки!
Взмахнула руками, чтобы лететь, но почувствовала жёсткий ухват:
-Ты что же вздумала, негодная? Увильнуть от жизни? Думала, здесь легко и приятно? Не хочешь маяться, страдать и мучиться в добровольных узах? Не хочешь знать минуты сладострастья и шагать через тот порог? Через него несут и рожают, пусть на голову свою и переживания.
А ты хотела избежать ошибок этой участи? Этот изюм ты распробуй, познай свою участь, - настаивал незнакомец, продолжая держать её на весу, – душа избрала это воплощение – так и иди, дари себя пылко, страстно, открывая грань Божественности в терпении и покорности. Поделись теплом души и светом радости, растя лю...
Низкий бас нанизывал её, словно бусинки, пока Наоли не пробудилась от удушья.
Лучик, отщекотав ресницы, уже давно сидел зайчиком на стене.
-Боже, какой кошмарный приснился сон, как хорошо, что это только сон.
Солнечный свет наполнял комнату, даруя радость.
Шире распахнув балконную дверь, впустила поток свежести.
За окном мерно гудела столичная жизнь.
Память высвечивала редкие улыбчивые лица, от которых веяло теплом и искренностью, постепенно озарявших и её лицо вместе с солнцем.
Она вспомнила, что не смогла вчера обрисовать красоту вечера, и теперь неспешно подстраивались слова: «Надышавшись ароматом весны, окунусь в золото заката, накроюсь покрывалом из шелеста, щебета и журчания на шёлке трав. Раскачаюсь с лучом надежды и прыгну в зеркало воды во взбитые облака, орошая прозрачным бисером ветра».
-И воспряла душа из тёмных глубин… - донёсся низкий бас включённой радиоволны.
 Июнь 2004года