еществ в приро

Аню всегда веселило, когда герои дешевых детективов в бумажных обложках с раздражением говорили друг другу, что они ведут себя как герои дешевых детективов в бумажных обложках. Аня громко хихикала, дергая длинными ногами в толстых шерстяных носках домашней вязки, и неслась в кухню, чтобы прочитать этот отрывок мужу Косте. Костя пил зеленый чай из фиолетовой кружки, натянуто улыбался безупречными зубами и поправлял безупречно натянутый узел галстука. Костя был серьезным, но не очень большим человеком. Каждое утро он приезжал в офис, загружал компьютер и задумчиво жевал глазами грудь арт-директора Виолетты. Виолетта была эффектной шатенкой с демонстративно не выведенными веснушками и бульдожьей хваткой. Она хранила во втором ящике стола три диплома о высших образованиях, небрежно-легко передвигалась на высоченных шпильках, приносила компании львиную долю прибыли и изредка, но официально, спала с Антоном П. – генеральным директором и правой рукой хозяина. Антон П. был большим усталым человеком с некоторыми предпочтениями и одному ему понятными принципами. На вечеринках он выпивал четыреста граммов водки, объяснял соседу справа, что нужно людей выбирать сердцем, уважать себя и никогда не пить из грязного стакана; вымученно улыбался одними глазами в ответ на акулий оскал Виолетты и крепко, по-хозяйски, стискивал под столом бедро жены Катеньки. Катенька была младше Антона П. на двенадцать лет. Катенька откровенно скучала и всерьез подумывала: стоит ли купить бордовый тюль в спальню? Она где-то прочитала, что это очень стильно, солидно и загадочно. Она вообще любила читать. А Антон П. любил, когда Катенька убирала волосы с лица, затянув их в высокий узел на затылке. Он почему-то называл ее тогда дриадой и тут же неуклюже, по-медвежьи, заваливал в постель, задирая тунику от Биажотти и размазывая натуральный макияж от де Санжа. Катенька легонько гладила ногтями заросший затылок сопящего, дергающегося мужа, а потом, сжимая руками металлические прутья спинки кровати, закрывала глаза и думала о смешной девочке Ане, которая на последний Новый год одарила весь офис мужа чудовищными серыми носками. Носки были домашними, ужасно колючими, а один был больше (меньше?) другого на два размера. Но это было совершенно не важно. Потому что под той дурацкой итальянской елкой в минималистском ч/б санузле под можжевеловую зимнюю водку и музыку Аня накручивала на палец длинную светлую прядь и, хрипло хихикая, рассказывала Катеньке, как она вышла за Костю, потому что Стас оказался таким кретином, ведь два года, два года, Катя, а ведь его действительно, божеееее, какая я пьяная, какую чушь несу, да ладно, все нормально, у тебя глаза безумно красивые, думаешь, улыбка, знаю, дурак твой Антон, твой Стас тоже, да и Костя не лучше, хахахаха, дай сигарету, нет, у тебя просто потрясающие глаза и руки тоже, и поцелуй тот удивленный, когда под эту самую елку с шорохом-грохотом, водка по полу, и поцелуй тот шалый, когда ладонью до разреза, две идиотки, да нет, да или нет, что, что, что ты говоришь, тсссс, молчи, я тебя спрашиваю, зимняя, зимняя…