Нам салютуют Хибины часть 1

                Моему другу Сереге Мальцеву
                в знак благодарности за все
                причиненное мне добро

Предисловие
Вроде совсем недавно все это было, ан глядь – уже шесть лет пролетело. Тогда казалось – оно и дальше так пойдет, все еще впереди… И только теперь начинаешь понимать, что на самом-то деле те времена, когда каждый твой год воистину шел за два, похоже, окончательно канули в Лету, а воспоминания о них, в силу естественного хода событий, грозят так и остаться едва ли не самыми яркими в твоей жизни, пусть даже она пока еще и достаточно далека от своего логического завершения. Несмотря на то, что и тогда, весной 1996 года, ничего экстраординарного, по большому счету, не произошло. Просто четверо молодых людей приятно провели время на свежем воздухе…
Человеческая память несовершенна. Факт в целом прискорбный, хотя следует оговориться, что не всегда. Взять, к примеру, 1999 год, в котором удача улыбалась мне, пожалуй, даже в меньшей степени, чем известному своей хронической невезучестью герою итальянских комедий синьору Фантоцци. Лично я ничего не имею против того, чтобы забыть к чертовой матери все перипетии того злополучного похода и последовавшие вслед за тем события - да простят меня прочие их невольные участники, некоторые из которых проявили тогда по моей милости поистине чудеса физической выносливости и стойкости духа. Сам же я тогда долгие месяцы был обречен вести сугубо лежачий образ жизни, квартиру мою обворовали, а моя правая нога в конечном итоге оказалась так нашпигованной металлом, что я с тех пор упорно «звеню» в аэропортах с особо чувствительной «рамкой»… И рад бы забыть все это, да где там!
Как назло, потихоньку стираются из памяти именно те – пусть даже не очень значительные, но приятные и забавные – моменты, воспоминания о которых могли бы придать особый колорит и даже некоторую изысканность твоему скромному жизненному багажу. Досадно, если в один прекрасный день ты, в кои веки временно наплевав на рутину будней, примешься благоговейно ворошить этот самый багаж собственного прошлого, и вдруг с удивление обнаружишь, что жизнь вроде как идет, а вспомнить-то тебе особенно и нечего! Школа, армия, или, допустим, институт; потом работа, жена, дети… Все как у всех, никакой «изюминки»!.. А ведь были, были эти «изюминки» - но что-то из этого ты сам в свое время не оценил, посчитал несущественным, что-то оказалось «замазанным» более поздними и менее приятными событиями. Это как в живописи – на любую, даже самую темную картину, вроде ночного пейзажа, расходуется гораздо больше белил, чем черной краски.  А в результате – сплошная чернота. Вот так-то… Откуда уж тут взяться здоровому оптимизму по отношению к будущему, когда у тебя создается полное впечатление, что даже лучшие годы – и те прошли (а они прошли ребятки, объективно прошли!), оставив за собой какое-то форменное болото! И хорошо еще, если найдется друг, который, хлопнув тебя по плечу, как-нибудь воскликнет: «А помнишь?..» И ты при этом не примешься, кивая головой и глупо улыбаясь, мучительно перебирать в голове: «Да неужели? И когда ж такое было?». Не ценим, не ценим мы приятных мелочей… Вот и приходится порой спасать их от забвения, выдергивая на бумагу из потаенных закоулков памяти. Может быть, кто-нибудь мне за это и спасибо скажет? Не в гордом же одиночестве я переживал эти славные мгновения!
Повторяю, рассказ здесь пойдет о самом заурядном выезде в горы, не принесших каких-то особенных лавров его участникам, но необъяснимым образом оставившем у всех них исключительно теплые воспоминания. Это был тот счастливый случай, когда человеку повезло оказаться в хорошем месте в хорошее время, да к тому же в на редкость хорошей компании. Уверяю вас, это не такое уж распространенное сочетание! И еще одно обстоятельство: этот выезд, как ни один другой, постоянно сопровождался какими-то милыми забавными курьезами, так украшающими  любой поход – конечно, при условии их «недоведения до греха». Стиль официального отчета, разумеется, не оставил бы для них места, а именно эти мелочи мне было бы особенно жалко рано или поздно запамятовать. Поэтому жанр предлагаемого вашему вниманию произведения будет иным, чем-то вроде документального репортажа с лирическими отступлениями – будем считать, что одно из них вы только что одолели. С того похода не осталось почти никаких записей, кроме отметок о восхождениях в наших альпинистских книжках, но, как вы быстро поймете, на восхождениях там свет клином не сошелся, было много чего интересного и помимо них – так вот, это-то «много чего» мне придется воспроизводить по памяти, несовершенной, как уже указывалось выше. Впрочем, степень ее несовершенства могут проверить лишь три человека. Не так уж много, однако… Ну, и фотографии, конечно придут на помощь. Итак, поехали!

Поехали!
Идея сломать в ту весну привычное расписание походов (март – Приполярный Урал, май – Полярный) и почтить своим присутствием Хибинские горы пришла в голову Сереге Мальцеву неспроста. Помимо объяснимого желания сменить обстановку, здесь лежал и вполне «шкурный» интерес. Дело в том, что глава мурманских альпинистов Олег Иванович Шумилов буквально за год до этого подсуетился классифицировать в Хибинах сразу несколько вполне приличных маршрутов восхождений (вплоть до 4Б категории трудности!), что давало реальную возможность всем альпинистам северо-запада нашей необъятной Родины подтянуть свои спортивные разряды, не организуя длительных и дорогостоящих экспедиций в горы Кавказа и Средней Азии, как это практиковалось ранее. К тому же, назвать эти регионы вполне безопасными для приезжих в последнее время можно было лишь с большой натяжкой.
Другое дело – Хибины! При всем при том, что лежат эти горы за Полярным кругом, назвать этот район «медвежьим углом» язык не поворачивается. Вполне божеский для своих широт климат, относительно развитая инфраструктура, неплохие горнолыжные трассы… Питерцы вообще считают Хибины своей законной вотчиной. Еще бы: сел вечером на поезд – а в обед ты уже на месте! И при этом никаких тебе наглых «погранцов», алчных таможенников и импульсивных «джигитов», порой так «достающих» туристов и альпинистов на южных маршрутах… Но то – Питер. Наш же путь туда был не в пример дольше и занятнее –  впрочем, об этом чуть позже.
Кстати, о нас. Всего желающих отправиться в Мурманскую область набралось четыре человека, причем всем нам, как на подбор, тогда шел тогда тридцатый год от роду. Идейным вдохновителем мероприятия был вышеупомянутый Серега Мальцев, в ту пору пока еще второразрядник по альпинизму. Работая руководителем детской секции альпинизма и скалолазания (за что друзья, в подражание  «детишечкам», издевательски величали его Сергеем Леонидовичем), он горел естественным желанием поднять свой авторитет, заработав себе, наконец, 1 разряд. Такое же объяснимое желание было и у Паши Некрасова, преподавателя физики и заведующего отделением  лесотехнического техникума – единственного из всей компании, имевшего опыт восхождения даже на «семитысячники» (за год до того он поднялся на пик Ленина в Памире). В отличие от них, третий второразрядник в нашей компании, Шура Туманов, предприниматель, директор малого предприятия, особенных спортивных задач перед собой не ставил, намереваясь просто со вкусом отдохнуть, и, тряхнув стариной, пройти пару-тройку относительно несложных маршрутов. Кстати он, как и Мальцев, уже имел опыт похода в Хибины, совершенного еще в бытность ленинградским студентом. Ну, и, наконец, автор этих строк, тогда еще только начинавший свою карьеру начальника лаборатории на газоперерабатывающем заводе – совершеннейший «чайник» в альпинизме с минимальным опытом простеньких восхождений, не имевший в то время даже пресловутого значка, а не то, что спортивного разряда.
Итак, выезд из Ухты был запланирован на утро 17 марта. Изначально предполагалось доехать поездом №175 Воркута – Москва в южном направлении до станции Коноша I, а там пересесть на поезд Вологда – Мурманск, на котором ехать уже на Север до станции Апатиты. Этот простой и логичный план сразу же полетел в тартарары по причине…банального отсутствия в кассе билетов на поезд! И чего я отговорил Мальцева купить их заранее? Правда, никто из нас не ожидал подобного подвоха от железнодорожников задолго до начала сезона отпусков – но в итоге наше стремление сэкономить на комиссионных сборах несколько тысяч, так сказать, «неденоминированных» рублей привело к тому, что поезд № 175 уехал, а мы в глубокой задумчивости остались сидеть на ухтинском вокзале. Задуматься было от чего. Положение усугублялось еще и тем, что скорый поезд № 21 того же сообщения, который должен был идти следом с интервалом примерно в полчаса, как выяснилось, ходил теперь только по четным числам. То есть не сегодня. Вот вам и причина отсутствия билетов!
Ну, и что было делать? Переносить отъезд на следующий день? А пока ехать восвояси – после всех этих сборов-проводов?! Ну уж нет! После непродолжительного совещания решаем все же двигаться вперед: на перекладных, на чем угодно… Что там у нас ближайшее на юг? Местный, Печора – Сыктывкар? Вот на нем и поедем! Вечером будем на станции Микунь – это все-таки почти 250 километров в нужном направлении. А там разберемся! Так началось наше увлекательное путешествие по железной дороге, включившее в себя три ночевки и пять пересадок…
Шестичасовая поездка до Микуня ничем примечательным не ознаменовалась. Прибыв туда примерно в семь вечера, мы со всем барахлом разместились на вокзале. Вообще вокзал на станции Микунь довольно уютный, несмотря на то, что после реконструкции, в ходе которой у него заложили кирпичом остекленный фасад и надстроили двускатную крышу, он и стал смахивать снаружи на большой кирпичный барак. Сразу выяснилось, что до утра нам ловить здесь нечего. Да и утром сразу удасться доехать максимум до Котласа. Ладно, хоть так… А пока следовало побеспокоиться насчет ужина.
Город Микунь представляет собой несколько кварталов четырех-пятиэтажных «хрущовских» кирпичных домов, обрамленных тоже не слишком-то обширным частным сектором. Население его в основном трудится на железной дороге, а поскольку этот вид транспорта довольно консервативен по своей сути, то нет ничего удивительного в том, что и сам город выглядит как бы «законсервированным». Во всяком случае, никаких сколь-нибудь выдающихся новостроек там я не наблюдал за все годы, сколько езжу мимо – за исключением, разумеется, той самой «реконструкции» вокзала. Единственный известный мне большой продовольственный магазин находился неподалеку, но надо было поторопиться, поскольку работал он только до восьми вечера. Затарились хлебом, колбасой, кильками в томате, кое-чем к чаю, ну, и бутылочка портвейна украсила наш нехитрый ужин. Происходи все на обратном пути, Сергей Леонидович Мальцев непременно затеял бы готовку горячего, дожигая в примусе чудом сохранившиеся остатки бензина. Что там вокзал, когда он, случалось, и в тамбуре поезда проделывал подобные манипуляции с легкостью необычайной! Но Серега мудро предпочел не тратить драгоценное топливо в самом начале пути. Ничего, под портвешок и сухой паек пошел за милую душу!
Как и любой мало-мальски крупный вокзал, вокзал в Микуне оказался не самым идеальным местом для ночевки. Но худо-бедно покемарить все-таки удалось. И лыжи не сперли. Попытка же Шуры Туманова «вписаться» к каким-то своим микуньским дальним родственникам (а может, просто знакомым) оказалась безрезультатной – тех попросту не оказалось дома. Да и не влезли бы мы все к ним в квартиру…

«Кровоостанавливающий порошок» Мальцева
Поезд Сыктывкар – Котлас, на котором мы, наконец, покинули пределы Республики Коми и переместились в соседнюю Архангельскую область, отправлялся из Микуня ранним утром. Был он неестественно длинен для своего местного «калибра» (целых 12 вагонов!) и на диво безлюден. С комфортом расположившись в одном из пустующих купе нашего общего вагона и расстелив на них спальники, мы с лихвой компенсировали недостаток сна, так что в Котлас приехали свежими и отдохнувшими. Вдобавок здесь нам откровенно повезло с оказией: буквально через пару часов отсюда отправлялся поезд Котлас – Архангельск, что было очень кстати. И с билетами на него, слава Богу, не было никаких проблем. Словом, пока все шло неплохо. Разве что Шура Туманов каким-то образом ухитрился стереть себе руку и теперь молча страдал от образовавшейся на месте содранной мозоли язвочки. В общем, времени было в обрез, но не сидеть же эти два часа безвылазно на вокзале! И мы с Сергеем Леонидовичем, оставив Пашу и Шуру караулить вещи, направились исследовать район, прилегающий к станции Котлас-Южный.
Котлас – это вам, конечно, не Микунь. И история побогаче, и население побольше. Церковь, вот, опять же, симпатичная... Но и тут складывалось впечатление, что звездный час города давно миновал. И вновь, думается, по причине его «зацикленности» на обслуживание предприятий транспорта. А этим сейчас, как показывает практика, сыт не будешь. Когда-то, во времена существования самостоятельной Печорской железной дороги, здесь располагалось ее Управление, что придавало городу известный лоск. Так, большой, «сталинской» архитектуры, вокзал был возведен именно в те славные времена. Но ПЖД, объединившись с Северной железной дорогой, давно канула в Лету, теперь же  даже отделение дороги находится не в Котласе, а в соседнем Сольвычегодске… Что же касается речного транспорта, то нынче с него, похоже, и вовсе нет никакого навару. Да и сама Северная Двина, протекающая в буквально двухстах метрах от вокзала, год от года все больше мелеет и, несмотря на свою почти километровую ширину, далеко не каждое лето бывает здесь по-нормальному судоходной. Продукцию местного пивзавода мне случалось пробовать неоднократно, и не скажу, чтобы она приводила меня в дикий восторг. Впрочем, может быть, за эти годы там кое-что и изменилось – научились же, наконец, варить пиво в городе Саранске, а ведь мне тоже когда-то казалось, что этого не произойдет никогда! Есть еще крупный Котласский целлюлозно-бумажный комбинат, но и тот на самом деле находится в городе Коряжме, в 30 км от Котласа, и что-то непохоже, чтобы он серьезно облагодетельствовал город, давший ему название…
Погоды меж тем стояли прекрасные. Фланируя по городу, мы с Сергеем Леонидовичем зашли сперва на бездействующий до открытия навигации речной вокзал (неподалеку от него года через три начнут возведение здоровенного автомобильного моста через Двину; сейчас он уже практически готов), полюбовались на местную церковь (думаю, не единственную в городе), заглянули в магазин спорттоваров, где наше внимание привлекли призывно блестевшие новенькие «маунтбайки» всего-то за полтора «лимона». После чего ноги привели нас к порогу аптеки. В принципе, мы вполне могли бы пройти и мимо, но – не прошли. Так начался, пожалуй, самый комичный эпизод всей нашей поездки...
Вообще-то, по части медикаментов и перевязочных материалов мы были экипированы совсем неплохо. Помимо всего прочего, Мальцев, например, ухитрился раздобыть где-то даже несколько ампул трамала – а это, я вам скажу, не для всех доступное обезболивающее.  Но мало ли чего интересного (и даже реликтового) может оказаться на прилавках наших провинциальных «каличных»? Вот и здесь Мальцеву, кажется, повезло. «Лев, смотри, смотри! - жарко зашептал он мне в ухо, осматривая аптечные полки,- Это же кровоостанавливающий порошок! Надо купить!» «Чего?!! Что еще за фигня такая?» Сергей Леонидович принялся сбивчиво объяснять мне все прелести означенного средства. С его слов выходило, что сей препарат следовало сыпать прямо на раны, отчего они-де переставали кровоточить и вообще быстро заживали. «Ну-ну… Что же я про такой никогда не слыхал? Небось, просто дезинфицирующее средство какое-нибудь, вроде фурацилина…» - недоверчиво ответил я, изъявив, однако, желание лично взглянуть на новинку фармакологии. Сам-то я, хотя и считался в нашей команде продвинутым по части медицины, в таких случаях до сих пор по старинке отдавал предпочтение банальным бинтам и йодной настойке. Но если последние веяния велят сыпать на рану какой-то там порошок… «Давай, давай! Ты что? Надо брать! Кровоостанавливающий порошок!» – нетерпеливо теребил меня Мальцев, присовокупляя, что это как раз то, что наверняка избавит от мучений нашего страдальца Шуру Туманова. Это, конечно, был веский аргумент…
Получив мое «добро», Сергей Леонидович приобрел заветный порошок и, чувствуя законную гордость за общественно-полезный поступок, отошел от прилавка. Чудо-снадобье представляло собой плотный ламинированный пакетик, наполненный чем-то сыпучим. Правда, название средства было достаточно нейтральным и свою «кровоостановливающую» сущность вроде бы никак не подтверждало. Инструкцию же по его применению, написанную мелким шрифтом, я второпях читать не стал – зачем, если Мальцев знает! К злоключениям этого порошка, достойным пера Джерома К. Джерома, мы будем возвращаться еще не раз, а пока – еще несколько слов о наших последних минутах пребывания в славном городе Котласе.
Итак, до отправления поезда оставалось примерно полчаса, до начала посадки в него, как вы понимаете – и того меньше, но мне вдруг чертовски захотелось посетить ту часть города, которая располагалась за железной дорогой. Поэтому все практически все последующие перемещения были проделаны в ритме бойкого галопа. Та «зажелезнодорожная» часть Котласа, которую я успел осмотреть, перейдя станционные пути по пешеходному мосту, была выстроена чуть ли не до революции. Во всяком случае, дома выше двух этажей там отсутствовали, как класс –  вид, может быть, и городской, но не вполне. Однако и деревней этот район тоже назвать было никак нельзя. Все это, скорее, напоминало какой-то маловразумительный символ торжества учения о смычке города и деревни.
Здесь мне неожиданно повезло. Затариваясь в одном из продмагов прохладительными напитками в дорогу, я приобрел полуторалитровую бутылку какой-то газировки, которая, как выяснилось впоследствии, на вкус была почти точь-в-точь, как приснопамятный напиток «Байкал» (приснопамятный, потому что нынешние напитки с этим названием ничего общего с оригинальным «Байкалом» не имеют). Ну вот, а я еще ругал местный пивзавод…   
Посадка на поезд прошла без каких-либо эксцессов. Не успел он отойти от перрона, как Мальцев выказал желание попользовать Шуру Туманова своим новомодным препаратом. «Сейчас… - бормотал он, извлекая из кармана заветную пачку «кровоостанавливающего порошка», - Посыпем этим на твою руку, и все тут же заживет!» Шура был, в принципе, не против того, чтобы избавиться, наконец, от своей надоевшей болячки, хотя ему, как здравомыслящему человеку, подобная чудодейственность и показалась несколько подозрительной. Так или иначе, но прежде чем подставлять конечность под целительное снадобье, он решил для начала все-таки ознакомиться с инструкцией по его применению.
Этим он поистине спас своего друга от совершения уголовно наказуемого деяния. Во всяком случае, чем дальше они с Пашей вникали в содержание надписей на пачке, тем больше округлялись их глаза. О, да! Сей «медикамент», пожалуй, и в самом деле мог бы остановить кровь кому угодно, причем раз и навсегда: «разводить одну ложку на ведро воды… раствор применять в резиновых перчатках… перчатки после употребления выбросить…» Словом, Шура здорово рисковал, доверяя свое здоровье нашему доморощенному эскулапу – хваленый «кровоостанавливающий порошок» на деле оказался каким-то могучим средством для дезинфекции сортиров!
Осознав, чем его только что собирались «лечить», чудом уцелевший Туманов, под наш с Пашей ехидный смех, обрушил в адрес опешившего Сереги несколько достаточно справедливых упреков, с трудом удерживаясь при этом в рамках парламентских выражений. И то сказать – тут даже со слабеньким растворчиком следовало обращаться не иначе, как в резиновых перчатках, да и те после этого напрочь выходили из строя, а ведь ему-то собирались насыпать неразведенного порошка, да еще прямо в открытую рану!.. Такое еще можно было бы ожидать от какого-нибудь врача-эсэсовца типа Йозефа Менгеле, но от милейшего Сергея Леонидовича?! «О-хо-хо! – давясь от смеха, стонал я, в восторге хлопая себя ладонью по коленке - Суров же ты, однако, Мальцев! Ну, откуда у тебя эта примитивная жестокость?» В ответ незадачливый лекарь только усмехался в бороду – сказать по существу ему было нечего...

А разве здесь есть горы?
Вот так, весело, начался третий этап нашего путешествия. Продлиться он должен был до станции Обозерская под Архангельском – это километров 600 от Котласа, откуда от основной магистрали отходила построенная в годы войны ветка, соединяющая Северную и Октябрьскую железные дороги. Ехать еще довольно долго, поэтому, от нечего делать, снова прошу у Мальцева карты (не игральные) и в очередной раз изучаю, куда это, собственно, понес нас черт. Итак, горная система Хибин находится за Полярным кругом, компактно занимая пространство в западной части Кольского полуострова между озерами Имандра и Умбозеро. Ближайшие города – Кировск и Апатиты (на одной из «самопальных» карт безграмотно обозванные Аппатитами). Горы сравнительно невысокие (до 1200 м над уровнем моря), со сглаженными платообразными вершинами, но с довольно интересными, крутыми и даже скальными склонами. Топонимика преимущественно саамская. Нашей целью являлись массивы Вудъяврчорр и Тахтарвумчорр – все это сравнительно недалеко от Кировска, так что «турецких походов» не предвидится и можно будет целиком посвятить время восхождениям. Лишь бы с погодой повезло. Пока – тьфу-тьфу – видимость «миллион на миллион», но это тут, «на Юге»…
Как обычно, приятно разнообразили дорожный досуг мои с Шурой политические дискуссии, начинавшиеся обычно после употребления некоторого количества пива. Сам я, будучи человеком достаточно левых взглядов, не мог не схлестываться на эти темы с «капиталистом» Тумановым, а доза пенного напитка лишь прибавляла мне красноречия. В чью пользу заканчивались эти (вполне, впрочем, дружелюбные) дебаты – оставляю судить нашим благодарным слушателям, однако замечено, что спустя некоторое время Шура уже старательно избегал при мне заводить подобного рода разговоры.
Проехали Коношу. Здесь заканчивалось южное «плечо» нашего маршрута и, начиная с этого момента, наш путь лежал строго на север. Поезд прибыл на станцию Обозерская в 4 часа утра и мы, побросав лыжи и рюкзаки на лавки в пустующем зале ожидания, естественно, ринулись к расписанию. Увы, здесь нас ждало разочарование – движение в нужном направлении оказалось достаточно редким и ждать предстояло аж до вечера. Ничего не оставалось делать, как, подремав немного, отправиться – благо, погода была великолепная – осматривать местные достопримечательности. Таковые, впрочем, так и не были нами обнаружены – поселок Обозерский, несмотря на гордое звание «городского типа», внешне выглядел, как большая деревня. Во всяком случае, единственный дом, архитектура которого показалась нам мало-мальски нетривиальной, вызвал острое желание сфотографироваться на его фоне. Забрели в продовольственный магазин. Неугомонный Мальцев ухитрился и здесь купить целую банку какого-то подозрительного порошка, оказавшегося, впрочем, всего лишь безобидной растворимой шипучкой,  почему-то израильского производства. Побродив еще часок-другой по улицам поселка и посетив, помимо продовольственного, промтоварный и книжный магазины, мы вернулись на вокзал с целью подкрепиться. Вокзал здесь, кстати, тоже был деревянным, но довольно внушительных размеров: о двух (или даже трех, если считать просторную мансарду) этажах. Такая вокзальная архитектура, как я заметил, вообще весьма характерна для Архангельской и Вологодской областей.
Надо сказать, что слоняющиеся по поселку личности в капроновых штанах, бахилах и анораках ощутимо диссонировали с его патриархальным укладом. Кто мы такие и что здесь делаем – так, наверное, никто толком и не понял. Хотя, кое-кто и пытался это выяснить. Например, продавщица в продмаге, которая, отпуская нам провизию, робко поинтересовалась: «А вы, наверное, туристы?» «Нет, мы альпинисты!» - возразил ей Паша, трепетно относящийся к подобным нюансам терминологии. На что молодая аборигенка с искрен-ним удивлением произнесла фразу, до сих пор потрясающую меня своей чистой, незамутнен-ной наивностью: «А что, разве у нас тут есть горы?!» О, это простодушное дитя природы было действительно поставлено нами в тупик. Ведь известно, что в радиусе нескольких сот километров от Обозерского не то, что гор – приличного холма не сыскать!               
«Кемска волост»
Местный поезд Емца – Маленга состоявший из двух общих вагонов, запряженных в маневровый тепловозик (такого рода поезда Сергей Леонидович метко именовал «подкидышами»), неторопливо продвигался на запад, намереваясь обогнуть с юга Белое море. Переехали почти свободную ото льда из-за быстрого течения реку Онегу… Уже смеркалось, когда Мальцев вдруг сообщил нам, что в поселке Малошуйка (который мы должны были проезжать часов в 8 вечера), оказывается, живут его родственники. Поскольку наш «подкидыш» должен был стоять там целых 40 минут, у него появлялась реальная возможность с ними встретиться.
По прибытии в Малошуйку, мы с Мальцевым минут двадцать метались по станции в поисках телефона, каковой был, наконец, обнаружен в каком-то служебном помещении. О встрече с родней Серега договорился, но не в самой станции Малошуйка (туда они уже никак не поспевали), а на следующем полустанке, где наш кланяющийся каждому столбу «подкидыш» тоже должен был сделать остановку. И он ее таки сделал, в результате чего после рандеву с родней Мальцев вернулся с довольной улыбкой и – о, чудо! – трехлитровой банкой еще горячей картошки! Такая вот «искорка нежданной радости»…
На станцию Маленга наш убогий экспресс притащился поздно вечером. Выйдя из вагона, я обнаружил прямо напротив нас маленький вокзальчик из белого кирпича, на плоской крыше которого возвышалась табличка, на которой, помимо названия станции на нашем «великом и могучем», было с гордостью выведено латинскими буквами: MALENGA. Из чего я сделал вывод, что мы уже въехали на территорию суверенной Республики Карелия.
Однако посетить этот вокзал нам оказалось не судьба. К счастью для нас, «подкидыш» Емца – Маленга удачно стыковался здесь с еще одним поездом (столь же сиротского вида) Маленга – Кемь, так что уже через полчаса мы снова имели удовольствие слушать знакомый перестук. Тем не менее, даже кратковременное пребывание в Маленге принесло мне некоторую пользу: рядом с путями я подобрал в снегу прекрасную столовую ложку из нержавеющей стали, причем была она как две капли воды похожа на … мою собственную! На всякий случай, проверил «жор-набор» - нет, моя на месте! Так я неожиданно я стал обладателем двух абсолютно идентичных столовых приборов. Впрочем, один из них я через несколько лет снова где-то посеял…
Вагоны здесь были «сидячего» типа, и свободных мест было достаточно. Не успел я глазом моргнуть, как Пол Абдулыч (эту кличку Паша получил за некоторое сходство имени-отчества – он у нас по батюшке Альбертович – с именем-фамилией популярной в начале 90-х годов американской певицы) тут же уединился с какой-то девицей на соседнем кресле и принялся о чем-то нежно с ней ворковать. Учитывая то обстоятельство, что старина Полли был в те годы как-никак женат на моей родной сестрице, я счел возможным присоединиться к ним. Девушка оказалась и впрямь весьма симпатичной, каковое впечатление еще более усиливал вагонный полумрак. Сама она была из Костомукши, а сейчас ехала до Беломорска. Вот так, втроем, мы мило и протрепались почти всю дорогу, пока ей не настала пора выходить. Собственно, там же, в Беломорске, поначалу планировали выходить и мы, поскольку отсюда уже можно было пересесть на прямой мурманский поезд, но в последний момент я отказался от этой мысли и решил малой скоростью проследовать до самой Кеми, чтобы ожидать мурманский поезд уже там. Предложение было принято на «ура». «О, йа, йа! Кемска волост!» - с воодушевлением процитировал Шура Туманов фразу из известной кинокомедии. «Йа, йа! Кемска волост!!!» - наперебой заголосили с тем же идиотским акцентом Паша и Сергей Леонидович. Решение, таким образом, было принято единогласно.
Кемь, куда мы прибыли в начале пятого утра, встретила нас чувствительным предрассветным морозцем. Разместились, как водится, на вокзале, сдвинув по собственному разумению длинные скамейки. С билетами проблем не намечалось, и теперь оставалось только подождать несколько часов до ближайшего мурманского поезда. Однако эти несколько часов прошли весьма содержательно. Сначала в зал ожидания явилась некая помятая и не вполне трезвая личность, громко требовавшая денег у одной из работниц вокзала. Получив в конце концов желаемое, помятая личность удалилась. Однако, спустя некоторое время, тот же гражданин снова появился на горизонте, на этот раз уже с бутылкой водки и, присоседившись к какому-то горемыке аналогичной наружности, шумно принялся употреблять ее содержимое на пару с ним. По мере улучшения его настроения уровень шума рос. В конце концов явился наряд милиции и увел нарушителя спокойствия в неизвестном направлении. Именно в неизвестном, поскольку, когда милиция уводит в направлении известном, оттуда так быстро не возвращаются. А тут наш «клиент» не позднее, чем через час снова нарисовался на вокзале и, хотя уже не орал больше во все горло, все же продолжал вести себя достаточно беспокойно. Что самое интересное – урезонивать его ни у кого из нас не было никакого желания. Скорее даже, мы прониклись к нему известным сочувствием. В наибольшей степени это, похоже, коснулось Сереги Мальцева. Он в это время как раз затеял перекладывать содержимое своего рюкзака, и тут ему снова на глаза попался пакет пресловутого «кровоостанавливающего порошка». Уж не знаю, какими соображениями Сергей Леонидович руководствовался на этот раз, но только он вдруг встал и, решительно подойдя к алкашу, без каких-либо объяснений вручил ему злополучный пакет, после чего с чувством выполненного долга вернулся на свое место.  Логика этого поступка была настолько расплывчатой, что какое-то время мы с Пашей сидели на месте, тупо пытаясь сообразить – что это, собственно, на этот раз затеял наш друг? Как бы то ни было, для меня было совершенно очевидно, что средство для обеззараживания отхожих мест нужно было этому старому алконавту, пожалуй, в еще меньшей степени, чем попу гармонь.
«Мальцев! Ты зачем отдал ему это?» - спросил я, понизив голос. «Так-это… А чего он тут у меня лежит? Куда мне его теперь?» - было мне ответом. Ага, все ясно! Значит, Сергей Леонидович решил, наконец, избавиться от не пригодившейся вещи, служившей, к тому же, постоянным напоминанием о котласском конфузе. Но и просто так выбросить ее ему было жалко, поэтому он, видимо, решил «облагодетельствовать» кого-нибудь из ближних. Вот только объект для благодеяния им был выбран крайне неподходящий. «Ты что, Мальцев, с дуба рухнул? Он же этот порошок сейчас по пьяни разведет и выпьет! Пойди, забери обратно!» «Да не-е, неудобно…» «А если он помрет, удобно будет?!» Наконец, после довольно продолжительных уговоров, Сергей Леонидович, видимо понял, что смерть этого несчастного и впрямь может пасть тяжким грехом на его душу и, нехотя перелезши через сдвинутые скамейки, отправился изымать опасный подарок…

Нам салютуют Хибины!
О, неистребимые студенческие привычки! Мы уже давно (и сравнительно неплохо) зарабатывали на жизнь честным трудом, но все еще норовили сэкономить на чем угодно, предпочитая, в частности, по-спартански перемещаться по стране в общих вагонах. Но на этот раз номер не прошел – в скором поезде С-Петербург – Мурманск общих вагонов не было вовсе. Ну, что ж, пришлось раскошелиться на плацкарт. Однако брать постельное белье – это было бы уже слишком! И мы, как обычно, раскатав по полкам спальники, сладко захрапели под перестук колес… До цели, как нам казалось, было уже рукой подать.
Проснулся, как всегда, на остановке. Время – около 12 дня. Продрав глаза, выглядываю в окно. Станция Лоухи, стоянка 10 минут. Прогуляться, что ли?
На улице чувствуется, что мы почти подобрались к Полярному кругу – уже нет ни намека на солнце, небо плотно затянуто серыми облаками. Север в этих краях характерен не столько холодом, сколько ненастьем… Название станции наводит на совсем уж давние воспоминания: отрывки из эпоса «Калевала» в одной детской книжке. Была там такая противная старуха Лоуха (колдунья, естественно), которая жила в мрачной северной стране Похъела и вечно пакостила доброму кузнецу Ильмаринену – ну, в общем, долго рассказывать… Судя по названию, приехали мы уже чуть ли не на край Земли – ан, нет – самое интересное еще впереди! И мы мчимся дальше, в Мурманскую область.
Запомнилась Кандалакша. Своими грациозно изогнутыми у подножия сопки станционными путями и симпатичным, напоминающим теремок, вокзалом. Это уже Заполярье. И погода продолжает портится на глазах... Наконец, в пятом часу вечера поезд прибывает в Апатиты. Наш  путь сюда занял более трех суток!
Погода к этому времени становится совсем уже невразумительной – температура чуть ниже нуля, метет, видимость, мягко говоря, неважная… Словом, типичный циклон. М-да, а каково сейчас в горах? А между тем, нам сейчас как раз туда! Впрочем, для начала надо добраться хотя бы до Кировска, а как? Насколько я понял, электрички по проложенной туда железнодорожной ветке не ходят (если вообще когда-нибудь ходили), да и рейсовых автобусов, как на грех, тоже что-то не видать…Не на такси же, в самом деле, ехать? Положение спас Пол Абдулыч, сторговавшийся с водителем какого-то частного автобуса. Причем тот согласился отвезти нас не просто до Кировска, а сразу до Полярного ботанического сада, что находился еще в нескольких километрах далее, прямо у подножия гор. Ну что ж, у нас за последнее время было столько пересадок, что было приятно уменьшить их количество хотя бы на одну!
Кировск находится примерно в 15 километрах от Апатит, уже практически на горных склонах, и выглядит из-за этого не в пример живописнее. Здесь находятся крупные горнорудные предприятия и одни из лучших в стране горнолыжных трасс, хотя, признаться, им все же далеко до австрийских или швейцарских. Обогнув озеро Большой Вудъявр и миновав рабочий поселок «25-й километр» (на картах – Кукисвумчорр), наш автобус повернул налево, проехал еще  с километр и остановился возле какого-то недостроенного железобетонного здания. Все. Остаток пути нам предстояло проделать уже на своих двоих.
Вытряхиваемся из автобуса. В лицо ударяют порывы ветра, метет. Судя по карте, идти всего несколько километров, но куда? Видимости почти никакой, да и смеркается уже. Даже гор – и тех не рассмотреть! А ведь там еще надо будет где-то место для лагеря выбирать, палатку ставить, стенку от ветра городить… Учитывая все эти обстоятельства, острого желания ломиться невесть куда на ночь глядя не испытывал никто. Внимательно всматриваемся в окружающую муть. По правую руку от нас высится упомянутая уже «замороженная» стройка, по левую – домики комплекса Ботанического сада (уже интереснее!), а в паре сотен метров прямо по курсу виднеется какой-то пятиэтажный корпус, смахивающий на гостиницу (это уже явно не про нас, вариант даже не рассматривается). Итак, двигаемся к ботсаду. Сначала там нас ждало разочарование – рабочий день научных сотрудников уже закончился, и договариваться о ночлеге в одном из домиков было уже попросту не с кем. Я уже умыл было руки и вернулся обратно к оставленным на дороге рюкзакам, но тут меня окликнул Шура Туманов и сообщил благую весть – удалось-таки договориться о ночлеге со сторожем и шоферами ботсадовского гаража. Ну что же, это уже неплохо!
По узкой лестнице мы поднялись наверх и, открыв дверь, оказались в маленькой, насквозь пропахшей соляркой, бытовке с двумя длинными лавками, небольшим грязным столом, журнальным разворотом с Наташей Королевой на обшарпанной стенке и до жути замазученным полом. Здесь нам и предстояло провести ночь. М-да, комфорт, конечно, тот еще – но, по крайней мере, тепло, светло и не дует! Засим, пожелав нам приятного времяпровождения, хозяева деликатно удалились, напоследок посоветовав нам воздержаться от прогулок на свежем воздухе после 11 вечера, поскольку в это время сторож выпускает на территорию собак.
Полагаю, приютившие нас водилы никогда еще не видели столь чистых полов в своей штаб-квартире, какие мы оставили им после своего пребывания там! Однако ошибаются те, кто подумал, что мы, по доброте душевной, решили сделать им приятное. Увы, мытье полов в бытовке было насущной необходимостью прежде всего для нас самих, поскольку на этом самом полу нам предстояло спать. А поскольку стелить спальники прямо на покрывавший его плотный слой грязи нам решительно не хотелось, пришлось засучить рукава и полчаса энергично поработать тряпками. После того, как естественный цвет полов был восстановлен, в углу бодро загудел примус - экономить бензин, находясь в стенах гаража, особого смысла не было. Вскоре состоялся ужин, украшенный, помимо всего прочего бутылочкой все того же портвейна. В разгар трапезы мы с Пол Абдулычем, также заядлым болельщиком,  вдруг вспомнили, что сегодня вечером как раз должен был состояться ответный матч «Спартака» с «Нантом» в четвертьфинале Лиги Чемпионов (да, да, дорогой современник: теперь в это, конечно, верится с трудом, но ведь были времена, когда наши в Лиге Чемпионов ухитрялись выходить из группы!). Естественно, возникло желание проследить за его ходом. С этой целью я направился прямиком к сторожу, у которого имелся радиоприемник. Возражений против моей компании у того не возникло, и мы славно провели время, выпив за время репортажа и последовавших затем разговоров «за жизнь» не менее трех… чайников чая! Словом, когда я, счастливо избежав встречи с собачками,  вернулся в нашу бытовку, там все уже давно спали.
Наши, кстати, после того матча благополучно вылетели из Лиги. В этом плане русские футболисты и тогда не отличались оригинальностью... 
Утро обрадовало резким улучшением погоды. Выйдя на улицу и осмотревшись, я, наконец-то увидел кусочек того, за чем мы, собственно, сюда и прибыли – Хибинских гор. Правда, «пупырь», под которым примостились постройки Ботанического сада, горой можно было назвать еще с некоторой натяжкой, однако поодаль виднелись и более внушительные формы рельефа. Путь наш лежал по дороге к озеру Малый Вудъявр (размером примерно километр на два), которое занимает значительную часть довольно обширной межгорной котловины примерно в 4 километрах от нашего последнего приюта. Вот там-то нам и надлежало разбить базовый лагерь для последующих радиальных выходов на восхождения.
Надо сказать, что наем «шерпов» из числа местных жителей в наши планы не входил; в то же время значительное количество разного рода личного и общественного имущества практически не позволяло утащить все это за один раз. Рюкзаков у нас было больше, чем людей, и даже маленькие пластмассовые волокуши, предусмотрительно захваченные Мальцевым, помочь тут никак не могли. Таким образом, предстояло совершить по меньшей мере два челночных рейса. Альпинизм вообще характерен тем, что подразумевает использование множества специфических штуковин, часть из которых занимает много места (например, веревки и каски), а часть – имеют немалый вес (ледорубы, кошки, карабины, лавинные лопатки, крючья, закладки и прочее «железо»). Если же присовокупить к этому джентльменскому набору переносную радиостанцию «Карат», а также прибамбасы сугубо лыжного туризма (палатка, тент, спальники, пила,  топор, складная печка, примуса, а также топливо для этих самых примусов, плюс немалые запасы продовольствия и теплых вещей), то нет ничего удивительного, что на перетаскивание всего этого богатства на место будущего лагеря у нас ушел практически целый день!
Впрочем, все это нам пока только предстояло. А пока, распределив поклажу на два рейса и оставив половину ее в гараже, мы нацепили лыжи и сравнительно налегке двинулись в горы. Дорога к озеру Малый Вудъявр пересекала невысокую гряду, таким образом, для того, чтобы попасть туда, нам надо было преодолеть своего рода «микроперевал». Подъем был достаточно пологим и совершенно не напрягал, но видимость до поры до времени несколько ограничивал. Зато с верхней точки открылся замечательный вид на окруженную горами озерную котловину. Само озеро, лежащее на высоте около 350 метров и занимающее пространство примерно километр на два, было покрыто толстым льдом и располагалось чуть поодаль. Дорога, идущая в сторону перевала Рамзая, огибала его с востока и севера, нас же интересовали горные склоны, лежащие западнее. Поэтому, свернув с дороги, мы спустились вниз и пошли напрямик через котловину, двигаясь мимо выгнутых подковой обрывистых круч массива Вудъяврчорр. В последующие дни мы проделывали этот маршрут несчетное количество раз, и каждый раз я восхищался, с каким тонким вкусом матушка-природа  «слепила» весь этот район. Местным жителям определенно повезло – такая красота, и прямо под боком!      
Часть незанятого озером пространства котловины покрыта лесом, им же покрыты и подножия гор. Впрочем, на склонах, смотрящих на север, деревья забираются вверх сравнительно невысоко. Склоны же с южной экспозицией отличается куда большей «небритостью» - граница леса доходит здесь местами до 700 м над уровнем моря.
Головы у всех дружно повернуты строго налево, на ходу изучаются маршруты будущих восхождений. Периодически останавливаемся, чтобы в очередной раз свериться с описанием. Вот этот косой глубокий шрам, рассекающий гору снизу доверху, называется «Лавинный кулуар». Выглядит устрашающе, и название подходящее – сразу видно, что лавинам там действительно есть где разбежаться. Дальше в хребте видна небольшая зазубрина, словно кто-то тюкнул по горам топориком – перевал Географов. Здесь Вудъяврчорр кончается и начинается уже Тахтарвумчорр, простирающийся до самого перевала Рамзая. Высота этих массивов чуть больше километра, но на меня, не избалованного тогда еще роскошными видами высочайших вершин Кавказа, они произвели впечатление. Ведь самыми большими горами, которые мне до этого приходилось посещать, были скалы Форосского канта в Крыму и Полярный Урал. Впрочем, даже не в высоте дело – что интересного в пусть даже сравнительно высокой горе, если на нее можно взойти, что называется, пешком? Окрестные же ледово-скальные маршруты нам такой легкой жизни явно не обещали!
Погода великолепная, просто удивительно – еще вчера здесь была такая беспросветная муть… Что же, будем считать это яркое хибинское солнышко своеобразным салютом в честь нашего прибытия! В его лучах особенно выигрышно смотрятся огромные ледяные фигуры, образовавшиеся из фонтанировавших летом водяных скважин. Ими буквально утыкан участок долины, по которому мы продвигаемся. Мамочка моя, я тридцать лет жил на свете и не знал, что лед может быть такого интенсивного голубого цвета! Форма у этих замерзших фонтанов самая причудливая. Вот этот, словно павлиний хвост, распустился почти плоским трехметровым веером (боже, сквозь него просвечивает солнце! красотища-то какая!), а тот – вылитый роденовский «Мыслитель»! Уже только ради того, чтобы просто увидеть все это, стоило приехать сюда, а ведь наши планы куда как обширнее…
Последний отрезок пути был проделан уже непосредственно по льду озера. Место для лагеря было выбрано в чахлом лесочке на берегу, у подножия массива Тахтарвумчорр. Разгрузились, припрятали барахлишко и двинулись обратно в Ботанический сад за остальным снаряжением.
  Наконец, приступили к установке лагеря. Надо сказать, процесс обустройства долговременного жилища в условиях зимнего Заполярья имеет свою специфику. Так, у нас на Полярном Урале некоторые туристы-пижоны даже ухитрялись строить себе из пиленого снега «иглу» на манер эскимосских и, говорят, неплохо там себя чувствовали. Мы до таких извращений решили не доходить и взяли с собой нашу старую добрую палатку «Зима» с полиэтиленовым тентом. При желании в «Зиму» можно запихнуть хоть десять человек, так что вчетвером нам там должно было быть вполне комфортно. Правда, дно у нашей палатки было отрезано, но это было сделано сознательно. Конечно, тепла такое «усовершенствование» ей не прибавляло; зато теперь, согласно, хотя и спорной, но неоднократно опробованной в деле, доктрине Мальцева (который в свое время и провел эту вредительскую акцию), мы получали право смело опрокидывать в ней котелки с супом, разливать на пол сгущенное молоко и вообще безнаказанно свинячить внутри палатки в свое удовольствие без риска развести там грязь и сырость.
Процесс же ее установки в общих чертах выглядит примерно так. Сначала снег на выбранном месте тщательно утаптывают лыжами до требуемой степени твердости. Процедура это совершенно необходимая, но наблюдающий ее со стороны имел бы все шансы заподозрить ее участников в недостаточной умственной полноценности: представьте себе четырех странно одетых мужиков, с мрачным видом и без видимой цели бродящих кругами по глубокому снегу! Затем утоптанная площадка густо засыпается еловым (или пихтовым – смотря где что произрастает) лапником. Важно, чтобы слой лапника был достаточно толстым – дна-то у палатки нет! После этого необходимо изыскать материал для центральной опоры. Обычно в походах ее роль выполняют особым образом связанные лыжи, их же используют и для фиксации боковых растяжек. Однако в нашем случае этот вариант использовать было невозможно. Не могли же мы здесь все время обходиться без лыж! Поэтому следовало позаботиться о поиске чего-нибудь длинного и прочного – иными словами, большого деревянного кола, в который вскорости и превратилась одна из росших неподалеку берез. Кстати, окружающий нас лесок оказался не таким уж чахлым, просто на его внешнем восприятии сказался «эффект Мюнхгаузена» - при толщине снега в добрые два метра мы могли видеть лишь верхушки деревьев.
Ну, а после установки палатки и натягивания поверх нее тента, начинается самое интересное – строительство вокруг нее ветрозащитной стенки, сначала со стороны господствующих ветров, а затем и по всему периметру. Здесь волей-неволей приходится прибегать к элементам эскимосской архитектуры, ибо снег – это единственный подручный материал, который позволяет быстро и без особенных проблем возводить подобного рода циклопические сооружения. Стенка периодически достраивалась и приобрела свой окончательный вид лишь через несколько дней, зато вышла на славу – в человеческий рост, с контрфорсами… Вещь это в высшей степени нужная: ведь помимо защиты от ветра, стенка играет также и роль теплоизоляции. Может быть, где-нибудь в гуще леса особой необходимости в строительстве такой стенки и нет. Однако попытки сэкономить силы и время на ее сооружение где-нибудь на открытых всем ветрам просторах тундры или, как в нашем случае, на берегу замерзшего горного озера, могут запросто привести к тому, что обитателям такой незащищенной палатки в один прекрасный день (а скорее всего, ночь) придется играть в Скарлетт О’Хару, которую сами знаете, что унесло. Не говоря уж о том, что в насквозь продуваемой палатке от холода все время ни у кого зуб на зуб попадать не будет…
Кстати, о борьбе с холодом, этой основной проблеме любого зимнего похода. Теоретически, при наличии у всех хороших спальных мешков, палатку можно не отапливать вовсе. Но существование в таком «холодном режиме» на протяжении полутора недель (а именно столько мы планировали прожить на берегу Малого Вудъявра) едва ли можно назвать комфортным. Для тех же, кого не привлекает перспектива постоянно видеть пар у своего рта, существуют специальные мини-печки, изготовленные из тонких листов титанового сплава. Печки эти в сложенном состоянии занимают очень немного места и на удивление легки, несмотря на то, что обладают почти всеми атрибутами «настоящих» печек – у них есть и труба (удивительная, кстати, штука – длинный тонкий лист металла, самосворачивающийся вдоль; при транспортировке его для экономии места сматывают уже поперек), и даже специальный короб-экономайзер для более полной теплоотдачи. А вот чего у этой чудо-печки нет, так это колосниковой решетки и поддувала. В силу чего она очень разборчива к качеству дров и что попало в ней гореть или просто не будет, или будет, но плохо. Кроме того, ее «карманные» размеры диктуют необходимость распиливания дров на совсем уж коротенькие чурочки, что резко увеличивает количество этих самых распиливаний.
В безлесных районах (если, конечно, не тащить туда дрова с собой) можно обогреваться примусами. Вообще-то это не самый хороший вариант: во-первых, элементарно небезопасно, во вторых, продукты сгорания бензина при этом поступают непосредственно внутрь палатки (трубы-то у примуса нет!), что, мягко говоря, неполезно для здоровья. Не буду вступать в полемику с теми, кто считает кощунственным кочегарить примус вхолостую с единственной целью согреться, рискуя при этом здоровьем и расходуя драгоценное топливо, но думаю, что в сильные морозы, по крайней мере, готовку на примусах стоит проводить все-таки внутри палатки…
Печку мы с собой взяли, предполагая, что с дровами здесь проблем не будет. Лес действительно как бы имел место, но ни одной приличной сушины, которую можно было бы спилить и пустить на дрова, в обозримой близости нам так нигде и не попалось. Кривая же карельская береза, не будучи высохшей на корню, гореть в нашем титановом очаге категорически отказывалась. Несмотря на все усилия, она лишь тихо тлела, почти не давая тепла, зато усиленно наполняя палатку дымом. Во всяком случае, о том, чтобы готовить на такой печке, не могло быть и речи. Тогда на свет Божий появились примуса. Их у нас было аж две штуки: общественный «Шмель» и личный мальцевский «Огонек», отличающийся маленькими размерами и отсутствием насоса. Так что без горячего мы, разумеется, не остались, но ночью было все же холодновато.
Кстати, разбирая свой рюкзак, Сергей Леонидович снова наткнулся среди вещей на знакомый ламинированный пакетик и вознамерился было немедленно утопить проклятый порошок в озере. Экологическую катастрофу предотвратило только активное вмешательство остальных членов группы…

В начале славных дел
На следующий день восхождений пока еще не намечалось. Необходимо было решить некоторые организационные вопросы (в частности, определиться с датой обратного выезда и купить в Кировске обратные билеты на поезд – полагаться на удачу в этом вопросе нам больше не хотелось), пополнить запасы продовольствия и просто отдохнуть. Помимо этого, Сергей Леонидович упорно желал соблюсти все альпинистские приличия и поставить в известность о наших планах председателя местного отделения Федерации альпинизма, уже упоминавшегося выше О. И. Шумилова.
Решено было оставить Пашу с Шурой «на хозяйстве», мы же с Мальцевым сразу после завтрака надели лыжи и покатили через заструги по заметенному льду озера в направлении все того же Ботанического сада. Тут я впервые обратил внимание еще на одно хибинское чудо (про себя я назвал его «обратный след»). Суть его заключается вот в чем. Все привыкли, что лыжня всегда вдавлена, углублена в снег. Так вот, в Хибинах мне сплошь и рядом попадались выпуклые(!) участки лыжни, возвышающиеся над поверхностью окружающей снежной целины. Более того, выше в горах встречались мне и цепочки обычных следов, аккуратными бугорками выступавших наружу!   
Полагаю, причиной этого любопытного явления служат постоянные ветра и повышенная влажность воздуха. По-видимому, снег после прохождения человека уплотняется здесь сильнее, чем это бывает обычно, и остается на месте даже после того, как ветер сдует весь остальной верхний рыхлый слой снега. Так обычный, вдавленный след в конце концов становится «обратным», выпуклым…
Снова идем мимо знакомых уже «голубых фонтанов». Зрелище феерическое… Поскольку сегодня времени у нас было предостаточно, решаем уделить фонтанам большее внимание. Скользя по ровному ледяному куполу метров десяти в диаметре, приближаемся к уже упоминавшейся фигуре, напоминающей огромный хрустальный веер или распущенный павлиний хвост. Внутри «веера» слышится тихое журчание. Присмотревшись, действительно замечаем в его нижней части пульсирующую под слоем льда струйку воды. Это, пожалуй, самая эффектная ледяная фигура во всей долине, особенно, когда сквозь нее просвечивает солнце… Подмывает на нее залезть – но без кошек это совершенно невозможно.
Трехметровая фигура а-ля  «Мыслитель» Родена оказывается более  покладистой и, после непродолжительного карабканья по его скользкому ледяному торсу я, наконец забираюсь на самый загривок Мыслителя. Затем, покрасовавшись там перед объективом фотокамеры, осторожно спускаюсь вниз. Если угодно, можете считать это моим первым восхождением, совершенным в Хибинах!
Перевалив через гряду и лихо скатившись вниз к Ботаническому саду, мы с Сергеем Леонидычем, не долго думая спрятали лыжи в подвале недостроенного дома, и последние полтора километра до автобусной остановки в поселке «25 километр» проделали уже пешком. Поселок этот, состоящий из нескольких улиц, застроенных одинаковыми панельными пятиэтажками (кстати, без единого балкона – так же, как и в самом Кировске, да и в Воркуте полно таких домов – думаю, тоже по причине сильных ветров), не был бы ничем примечателен, если бы не окружавшие его ландшафты. Я всегда недоумевал, почему горняками именуют людей, которые не только не поднимаются в горы, но даже совсем наоборот, норовят забраться куда-нибудь глубоко под землю. Только здесь, в Хибинах, я, наконец, убедился, что горнодобывающая промышленность действительно умеет добывать… горы! И, доложу я вам, вид взорванной горы, возвышающейся над поселком – впечатляющее зрелище! Можете убедиться сами…   
Поездка на рейсовом автобусе с молодой симпатичной кондукторшей до центра города Кировска заняла не больше 15 минут. Проезжая мимо, невольно обратил внимание на располагавшийся ниже, ближе к озеру, железнодорожный вокзал – довольно большой, но абсолютно никчемный, ведь пассажирского движения по железной дороге в Кировске уже нет. По электрифицированной ветке, проходящей через город, возят теперь только апатито-нефелиновый концентрат и прочую продукцию местных рудников и горно-обогатительных фабрик.
Автобусное сообщение в Кировске формально сплошь пригородное, поскольку осуществляется из соседнего города Апатиты, откуда и ведется дорожный километраж   (т. е. «25 километр» - это от Апатит, а от Кировска дотуда совсем рядом).  В силу чего номера всех маршрутов начинаются здесь с сотни, хотя по городу они почти всегда идут со всеми остановками. Интересны и сами автобусы. Во-первых, почти все они были «забугорного» производства (очевидно, кто-то догадался не то купить, не то взять в лизинг подержанные машины из Норвегии), а во-вторых, на многих из них новые хозяева даже не удосужились снять норвежские маршрутные трафареты, в результате чего порой можно было подумать, что автобус идет прямиком в какой-нибудь Нарвик.
Первое, что мы сделали, оказавшись в Кировске – дали домой телеграммы о том, что добрались до места, причем не только за себя, но и за оставшихся в лагере. Затем от центральной площади мы поднялись вверх по одной из улиц (как я уже говорил, Кировск лежит на склонах гор, поэтому улицы, идущие перпендикулярно основной дороге, огибающей озеро Большой Вудъявр, обладают значительной крутизной), отыскали там предварительные железнодорожные кассы и, отстояв не очень большую очередь, взяли обратные билеты на 30 марта до станции Коноша, на поезд Мурманск – Вологда. Всем, кроме… Шуры Туманова. Причиной тому был заявление, сделанное Шурой накануне, и касающееся его несогласия с предлагаемым Пашей и Сергеем Леонидовичем графиком восхождений. Уж не знаю доподлинно, какая муха укусила тогда нашего дражайшего  Александра Юрьевича – возможно, наслушавшись о подготовке «сепаратного» некрасовско-мальцевского штурма одного из самых сложных окрестных маршрутов (оцененного тогда в 4Б, но впоследствии разжалованного), он и сам решил никуда не уезжать, не совершив чего-либо столь же выдающегося – но, так или иначе, брать себе обратный билет он нам тогда категорически запретил. Ну что ж, хозяин – барин… Однако, забегая вперед, скажу, что уже через несколько дней после этого неожиданного «демарша», альпинистские аппетиты нашего друга естественным образом вошли в разумные берега, что вызвало необходимость в спешном порядке решать проблему обратного выезда теперь уже для него самого. Хорошо еще, что ему удалось взять билет на тот же самый поезд и даже в тот же самый вагон, что и нам!      
Следующим пунктом был продуктовый магазин. Затарились разными вкусностями, обеспечив себе несколько дней сытной жизни – ведь в ближайшие дни нам будет не до выездов в город. Помимо съестных припасов, было приобретена на пробу пара литровых пачек крепленого вина «Золотые купола» мурманского разлива (помните те времена – вино в пачках в любом ларьке?!), ставшего затем «культовым» напитком всей поездки. Там же мне случилось впервые попробовать темную «Балтику-четверку», стоившую тогда 4200 рублей за бутылку, что было вполне по-божески.
Из магазина путь наш лежал в баню, также расположенную недалеко от центра города. Баня в Кировске мне понравилась – чистая, уютная, с хорошим паром. Сергей Леонидович тоже остался доволен: все-таки возможность попариться в бане во время похода в горы – это дорогого стоит…  Мне повезло побывать в этой бане еще раз, но это было уже незадолго до нашего отъезда из Хибин.
Через пару часов, чистые и довольные, мы вышли из этого достойного заведения и, сфотографировавшись на фоне памятника крестному отцу города Сергею Мироновичу Кирову, отбыли на место постоянной дислокации. Из всей программа невыполненным оставался лишь один пункт – не удалось наладить связь с главой местных альпинистов: Олег Иванович Шумилов, в силу достаточно веских личных причин, появлялся домой не ранее 11 часов вечера.
Вернувшись к оставленным утром друзьям уже в сумерках, мы обнаружили, что и они даром времени не теряли. Прежде всего, в палатке наконец-то было тепло и сухо, а в углу весело гудела раскаленная чуть ли не докрасна печка. Откуда дровишки? Оказывается, Шуре с Пашей повезло найти где-то (кстати, довольно далеко) часть старого деревянного столба, который они прилежно распилили, накололи на мелкие части и перетащили все это к палатке. Дрова оказались отменными, и до самого отъезда мы больше не знали хлопот с обогревом.
По такому случаю ужин прошел в особенно теплой и дружественно обстановке, чему в немалой степени способствовали «Золотые купола». Дошло дело и до гитары, приобретенной мной еще на первом курсе института в магазине на Нижней Масловке (что в славном городе Москве), и с тех пор неоднократно ломаной, благодаря чему звук ее теперь оставлял желать много лучшего, но зато ее совершенно не жалко стало брать в походы. Все было очень хорошо и душевно примерно до 10 часов вечера, когда Мальцев вдруг куда-то засобирался. Оказывается, он все еще не отказался от мысли связаться с Шумиловым, для чего ему всего-то требовалось пробежать 4 км до ближайшего телефона, который находился в гостинице возле Ботанического сада. Оно бы и ничего, если бы не ночь на дворе. В общем, мысль бежать сейчас незнамо куда, незнамо зачем, показалась мне откровенно бредовой. Да и, похоже, не мне одному, поскольку и Шура, и Паша также принялись отговаривать его от этой странной затеи. Бесполезно. Торопливо нацепив лыжи, патологически верный своему долгу Сергей Леонидович покинул нашу разомлевшую компанию и растворился во мраке. «Маньяк!» - было самое корректное из того, что прозвучало ему вслед. Впрочем, несмотря на кажущуюся нелепость этого ночного марша я не мог не отметить про себя, что наш друг Серега на наших глазах совершает Поступок. Ибо надо иметь недюжинную силу духа, чтобы вот так, невзирая на уговоры, все-таки покинуть уютную теплую палатку с ее «Золотыми куполами» и веселыми песнопениями для того, чтобы в одиночку рвануть куда-то по ночному зимнему Заполярью!
Вернулся Мальцев около полуночи с хорошей новостью: Шумилов благословил нас на спортивные подвиги. С тем и залегли спать… 

Откол, или мое посвящение в «значки»
Субботнее утро 23 марта началось с того, что бодрый мальчишеский голос снаружи палатки попросил разрешения войти. Кто это там ходит в гости по утрам? Развязываем входной тубус и приглашаем визитера внутрь. Им оказался симпатичный молодой человек семнадцати лет от роду по имени Никита. Прислал его к нам не кто-нибудь, а сам Олег Иванович, которому, очевидно, не на шутку польстило наше присутствие в его, только что им же классифицированной, вотчине. Надо сказать, что «эмиссар», несмотря на свою молодость, оказался довольно опытным альпинистом, во всяком случае, этот район за пять лет занятий он, похоже, успел изучить, как свои пять пальцев. Что ж, описания описаниями, но живой человек – это всегда как-то надежнее… 
Итак, настало время продемонстрировать все наши знания и умения на практике. Разумеется, принцип «от простого – к сложному» действует и в альпинизме, поэтому для начала выбираем маршруты попроще. Мне, поскольку все еще числюсь в «новичках», пока еще не положено проходить маршруты сложнее категории трудности 1Б, а маршрут такого уровня поблизости только один – подъем на так называемый «Откол» массива Тахтарвумчорр через перевал Географов. Маршрут комбинированный, то есть наряду со ледово-снежными участками есть и участки чисто скального лазания. Ну что ж, это хорошо, это как раз то, что мне нравится! Правда, погода несколько испортилась, вершины закрыты облаками, но ветер несильный и не очень холодно – то есть все вполне приемлемо. Распределяемся следующим образом. Я вместе с Пашей иду на Откол; целью Мальцева, Шуры Туманова и Никиты будет подъем на Вудъяврчорр по Лавинному кулуару (маршрут этот оценен в 2А, то есть формально соваться туда я пока еще не имею права).
Выходим все вместе, пока еще нам по пути. На лыжах поднимаемся выше границы леса (склон имеет северную экспозицию, в силу чего она проходит здесь примерно на высоте 300-400 метров, выше даже кустов нет), затем, уже почти без набора высоты уходим влево. Вообще, траверсировать фирновые склоны на лыжах без металлической окантовки – удовольствие ниже среднего. Лыжи то и дело соскальзывают вниз, и это начинает раздражать. К счастью, длится это недолго. Наконец сваливаем в «цирк» у подножия скальных обрывов Вудъяврчорра. В нижней его точке – приметное местечко, там лежит здоровенный камень размером с автобус (не иначе, по кулуару когда-то прикатился), и на ближайшее время он станет весьма посещаемым нами пунктом. Оставляем здесь лыжи, надеваем  кошки - и наши пути расходятся.
Подъем к перевалу Географов технически несложен. Опираясь на лыжные палки, мы с Пашей довольно бодро шагали вверх, хотя довольно скоро я почувствовал, что мои физические кондиции сегодня все-таки далеки от идеальных. Употребленные накануне «Золотые купола» мстительно напоминали о себе зверской жаждой. Во всяком случае, к термосу с чаем я прикладывался куда чаще, чем обычно…
Набирая высоту, уходим в облака, и видимость сразу ухудшается. Примерно на тридцатой-сороковой минуте подъема от оставленных возле камня лыж достигаем, наконец, перевала. Это узкий стометровый проход через гору, который с южной стороны массива переходит в сравнительно пологий спуск в направлении Апатит. Видны следы недавних посещений, но само это место слишком уютным не назовешь – ветер дует, как в аэродинамической трубе. Не останавливаясь на отдых, начинаем подъем по правому боковому откосу на вершинное плато Тахтарвумчорра.
Крутизна подъема по мере набора высоты не уменьшается и остается в пределах     30-35 градусов, а может, и поболее. До ледорубов дело пока не доходит, но без кошек тут никак. Паша же, как на грех, уже в третий раз останавливается, чтобы поправить слетевшую с ноги кошку. Удивительно! В отличие от меня, не мудрствуя лукаво цепляющего кошки прямо на бахилы для лыжных походов (резиновые галоши с пришитым капроновым верхом, надеваемые поверх обыкновенных валенок), Паша идет в пластиковых горных ботинках с широким рантом на носке и пятке, казалось бы, кошки на них должны сидеть идеально – и вот, поди ж ты... У меня  же им, кажется, и держаться не за что – а сидят пока, как влитые (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!).
Наконец, подъем несколько выполаживается и мы выходим на вершинное плато Тахтарвумчорра. Первый этап завершен. Теперь нам предстоит найти расщелину, отделяющую Откол от основного массива, чтобы затем перейти на ту сторону. И тут мы столкнулись с явлением, получившим название «белая мгла». Представьте себе, что вы не видите совершенно ничего вокруг себя, кроме… самого себя! Не видно гор вдалеке (они скрыты облачностью), скал (они остались внизу), снега под ногами (в условиях столь специфической освещенности, когда ни один предмет не отбрасывает тени, даже следы на снегу становятся невидимыми), неба (оно имеет такой же равномерный мутно-белесый оттенок, что и снега вокруг). О том, поднимаешься ли ты на бугорок, или спускаешься в ямку можно судить лишь по тому, насколько затрудняется либо облегчается твое продвижение. Линия горизонта растворяется и сливается с окружающей беспросветной белизной… Ощущение забавное, но несколько жутковатое – впечатление такое, что тебя просто подвесили в пустоте. Если бы не идущий рядом Паша, вполне можно было бы подумать, что весь мир вдруг провалился в тартарары! 
И вот, в условиях почти полного отсутствия видимости, мы уже добрых полчаса бродим по Тахтарвумчорру, пытаясь отыскать цель нашего восхождения – ведь без подъема на Откол оно не может быть засчитано! Но где он, это Откол? Неужели придется возвращаться, несолоно хлебавши? Наконец, нам везет – справа Паша замечает чернеющий в некотором отдалении скальный обрыв. Подходим ближе. Ого! Внизу, скрываясь в клубящихся облаках, уходят метров на четыреста вниз два почти отвесных кулуара, которые, смыкаясь примерно в десяти метрах под нами, образуют узкую снежную перемычку. Спустившись по скалам на эту перемычку, можно перейти по ней на сторону Откола и, потом так же, по скалам, подняться на него. В общем, ничего сложного, но вот если ненароком улететь в один из этих кулуаров… Поэтому решаем организовать страховку по всем правилам, благо, подходящих камней вокруг навалом, да и в веревках недостатка нет. Первым, как более опытный, идет Паша. Спускается на перемычку, проходит по ней, забирается на Откол. Все в порядке. Сейчас до него по прямой – отсилы двадцать метров, но фигура его едва проглядывает сквозь туман… После возвращения Паши, тем же маршрутом прохожу и я. Лазание, действительно, оказывается несложным, но без этого участка восхождение, пожалуй, лишилось бы своей изюминки.
Итак, маршрут пройден, записка заложена в тур – стало быть, программа на сегодня выполнена и можно подумать о возвращении. Сматываем в бухту веревку, убираем обратно в рюкзаки страховочные системы, а когда собрались взять в руки лыжные палки, то увидели, что Хибины преподнесли нам очередной сюрприз.
Про так называемую «хибинскую изморозь» я где-то читал и раньше, но увидеть ее воочию мне впервые пришлось именно здесь, на вершине Тахтарвумчорра. За то время, что мы с Пашей посещали Откол, наши воткнутые в снег лыжные палки успели покрыться красивой бахромой из длинных  (до 10 сантиметров!) нитей инея. Такой же бахромой были покрыты и большинство окрестных камней. Почему на хибинских вершинах все предметы индевеют, причем таким странным образом, сказать наверняка не могу, но думаю, что и тут дело в характерной для этих мест повышенной влажности воздуха.
Далее все происходит в обратном порядке – мы спускаемся на перевал, а оттуда двигаемся вниз, к оставленным у камня лыжам. Погода, тем временем, несколько улучшилась. Лицом мы теперь повернуты в полевую сторону, так что рассматривать с высоты птичьего полета лежащую под нами долину становится гораздо удобнее. Замечаем интересное явление: горы на противоположной стороне долины пересекает узкая, освещенная солнцем через щель в сплошных облаках, полоска, выше и ниже ее все по-прежнему лежит в тени. Смотрится все это красиво, и я снова пускаю в ход свой видавший виды «Зенит»…
   К моменту нашего возвращения в базовый лагерь Сергей Леонидович и Шура уже успели вернуться. Услышав их голоса, Паша, едва скинув лыжи, хитро ухмыльнулся и нырнул в палатку. А вот когда его примеру вознамерился последовать и я, путь мне преградила его же внушительная фигура и настоятельная просьба немного подождать на улице. Что они там опять затеяли?
Тем временем из «Зимы» слышалась какая-то возня, сопровождаемая приглушенным смехом. Наконец, через минуту из входного проема высунулась довольная бородатая физиономия Пол Абдулыча, держащего в руке небольшую эмалированную кружку. За ним показались Мальцев с Тумановым. Улыбки на их лицах отдавали некоторым ехидством… «Закрой глаза!» - потребовал Пол Абдулыч и поднес кружку к моим губам. Ощущая во рту обжигающе-терпкий вкус коньяка, послушно осушаю емкость. «А теперь закуси!» - слышу радостный возглас Сереги Мальцева, и тут же в рот мне влетает что-то неимоверно соленое! От неожиданности широко раскрываю глаза и вижу довольные лица друзей, который наперебой кидаются меня поздравлять. Да что, собственно, такое произошло?
Ах, да! Успешно завершив свое первое категорированное восхождение , я заработал право на значок «Альпинист России», влившись в когорту представителей этого славного вида спорта. А все только что произошедшее – и выпивание мной коньяка, и закусывание его бульонным кубиком – было своеобразным обрядом посвящения в альпинисты. Признаться, немного неловко становиться «значком»  на тридцатом году жизни, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Это, по крайней мере, значит, что ты хоть что-то можешь, что ты – не совсем уж законченный «чайник»! Ну что же, теперь надо было делать себе настоящий разряд…               
Что же касается Сереги и Шуры, то они в тот день вместе с Никитой  без особых проблем в довольно высоком темпе прошли Лавинный кулуар и успешно поднялись на Вудъяврчорр. Спустившись по пути подъема, сами они двинулись обратно в лагерь, Никита же направился прямиком к себе домой. Каких-либо особенно проблемных мест при прохождении маршрута в кулуаре ими отмечено не было. А стало быть, завтра туда же пойду и я! Чем я, в конце концов, хуже?               
Планы Паши и Сереги, подстать их квалификации, куда более серьезные. Размявшись сегодня на единичках-двойках, они намерены приступить теперь к выполнению своей основной задачи – прохождению двух маршрутов справа от Лавинного кулуара - 3Б и 4Б к/т.  Причем «тройка» эта являлась, по сути дела, частью «четверки». Она получалась, если подъем к середине маршрута осуществлялся не по скальной башне, идущей с самого низа, а по Лавинному кулуару с последующим уходом вправо траверсом снежного склона, что было, конечно, значительно проще, чем карабкаться по почти отвесной стене. Вот такая хитрая комбинация. Что же до Шуры Туманова, то его планы на следующий день оставались неопределенными. В Лавинном кулуаре он только что побывал, ну, а более сложные восхождения Пол Абдулыч с Мальцевым твердо намерены были совершать сугубо в паре...
Ужин, как и накануне, прошел в теплой дружественной обстановке, однако напитки на этот раз были уже сугубо безалкогольные. Памятуя о томлении духа, с которым я выходил сегодня утром на маршрут, я пришел к мудрому выводу, что с возлияниями накануне восхождений, пожалуй, стоит завязывать. Этому правилу я в дальнейшем следовал неукоснительно, однако во время трапез налегал все больше не на горячий чай (что было бы естественно в зимнем походе), а почему-то исключительно на ледяной раствор купленного Мальцевым в Обозерском израильского «оранджа», который мы тут же дружно обозвали «еврейским напиточком»... К величайшему изумлению окружающих, я невозмутимо хрустел оранжевыми льдинками на зубах даже тогда, когда все остальные откровенно мерзли!
Вообще, забавно, но уже успело подрасти целое поколение, искренне считающее, что пищевые концентраты – это последний писк моды, пришедший к нам, в дикую Россию, с цивилизованного Запада. Они, похоже, всерьез думают, что бульонные кубики придумала фирма «Галлина Бланка», а до «Юпи» или – прости, Господи! – «Инвайта» в природе не существовало растворимых напитков... Да ничего подобного! Просто все эти «деликатесы» холостяцкого быта наша Родина к тому времени уже давно разжевала и выплюнула! Ведь в свое время у нас было все – и бульонные кубики ГОСТ 5.106-68 в жестяных коробочках по 50 копеек, и «шипучки» за пятачок, и много еще чего… Другое дело – кому это все мешало?
Возвращаясь же к теме обогрева, скажу, что печку мы топили исключительно с вечера, и к утру в палатке было довольно свежо. Обычно же в походах во время сильных морозов печку топят всю ночь, предварительно составляя график «дежурства по печке», причем, чем больше было в группе народу, тем, естественно, короче оказывалось время вахты. Нас же было всего четверо, сильных морозов не намечалось, дрова были в известном дефиците – словом, к практике «всенощной» эксплуатации печки мы решили не прибегать. Так что в спальники мы залезали, как правило, в верхней одежде…
Поздно вечером выхожу из палатки и сразу задираю голову вверх. Ого! Надо мной безоблачное звездное небо, ни намека на полуденные тучи. Красота! Но что-то странное на небе привлекает мое внимание. Не считаю себя крупным знатоком астрономии, но по-моему, вон то размытое пятно в одном из околополярных созвездий явно лишнее… В легком недоумении, но преисполненный оптимизма, отправляюсь спать. Черт с ним, с пятном, главное – погода завтра будет! С тем и отправляюсь на боковую.
Что же касается заинтересовавшего меня небесного объекта, то его загадка раскрылась только после возвращения домой. Сверившись со звездными картами в журнале «Наука и жизнь», я выяснил следующее. Озадачившим меня пятном оказалась… комета Хиякутаке, как раз в это время пролетавшая недалеко от Земли. Стало быть, получается, что в Хибинах я, сам того не подозревая, впервые в жизни увидел настоящую комету!  Что ж, после «облома» с кометой Галлея, которая, как известно, за десять лет до того показала землянам нос (ухитрилась пролететь так, что ее и видно толком не было), и это было неплохо…