Бутерброд с зернистой икрой...

      
      
      Б У Т Е Р Б Р О Д   С  З Е Р Н И С Т О Й
   
                И К Р О Й...


      ... Икра  всегда была дорогим продуктом,  но,  всё же,  не так, как теперь, а, кроме того, - икра была разная: и для богатых, и для бедных...  Самой дорогой была,  конечно, икра чёрная зернистая, её продавали в фирменных гастрономах, важные продавцы в  синих беретах набирали её маленькими лопаточками из больших банок синего цвета, на верхней крышке которой был изображён кокетливо изогнувшийся осётр... Когда снимали крышку, оставался  красивый высокий слепок икры. Мама никогда её не покупала: "Фи, - говорила она, - посмотри, она же похожа на лягушачью!..", и я невольно вспоминал лягушачью икру,  не  раз  виденную  мной  по весне в небольших водоёмах и канавах.
      ... Дело, как я понял много позже, состояло в другом – черная икра была дорога, нам "не по карману": как сейчас помню, до войны она стоила сто рублей за килограмм, после войны - ещё дороже, а теперь и вовсе - на вес золота, а вся наша семья из четырёх человек жила на скромное папино жалованье, мама не работала. Была ещё более дешёвая, прессованная, так называемая, "паюсная" икра и ещё, с плёнками, последний сорт, действительно на вид отвратная, - забыл, как называлась... Вспомнил - "ястычная"! Ну и икра!.. Мы такую, тем более, не покупали...
      Нам была доступна другая - икра  лососевая, тоже зернистая, но её просто называли красной икрой.  Она была намного дешевле, что-нибудь, - раз в пять!  В магазинах,  даже не фирменных,  её подкатывали к прилавкам в больших бочках. Продавцы заполняли ею оригинальные  глубокие эмалированные ванночки,  которые ставили за стекло прилавка,  и уже из них набирали и  отвешивали,  кому сколько нужно.  Потом в этих ванночках стали выставлять за прилавок селёдку разных видов и посолов,  потом исчезла и селёдка, а потом - и самые ванночки...
      Мама поручала  нам  покупать иногда немного красной икры и сотворяла нам с сестрой бутерброды для школы и института:  разрезала сбоку французскую булку,  щедро покрывала её внутри сливочным маслом, за  что я  всегда (о, милая мама!..), выказывал ей своё капризное недовольство, а затем, не менее щедро, дополняла конструкцию бутерброда красной икрой... Неплохой завтрак, да?..
      ... Снабжённый таким-то бутербродом, я и отправился однажды на занятия в институт,  и случилось всё на лекции по органической химии.  Помнится, о химии я уже рассказывал, мученьи моём... Но, насколько ненавистна была мне неорганическая химия, - органику я полюбил! Скудость моих познаний не помешала мне сразу войти, "врасти" в неё, освоить логику построения структурных формул, - это уже было нечто живое, близкое и, потому – гораздо  легче познаваемое.  Потом была биохимия - это вообще потрясающе интересная наука - химия живого  тела!..  Я  старался  не  пропускать  и тщательно записывать лекции.  Кафедра органической и биохимии помещались не в основном клиническом городке  института,  а на Садово-Кудринской улице,  рядом с Планетарием. В этом же здании,  на четвёртом этаже, помещается так называемая лаборатория мавзолея Ленина,  туда вход был, естественно, - закрыт.
     Преподавали нам замечательные учёные-биохимики профессора Борис Ильич  Збарский (он бальзамировал тела Ленина и Сталина) и Сергей Руфович Мардашов.  Лекция по органике была в  тот  день  не первой -  мы приехали из клиники на Пироговской улице,  и я решил, наконец, перекусить перед лекцией маминым бутербродом.
      Чтение лекций на этой кафедре сопровождалось оригинальными записями лектора,  но не на доске (её не было):  лектор  просто макал перо  в чернильницу и писал чернилами на стеклянной доске у себя на столе - каким-то образом,  путём светового  преломления, всё написанное, в увеличенном изображении, чётко проецировалось на экране позади лектора, он даже не отворачивался! Нигде больше я не встречал такое...  Лекцию в этот день читал  доцент Рево - неулыбчивый, но тихий и деликатный человек.
      ... Наскоро вместив в себя этот французский икросодержащий бутерброд (понятно, не успев запить его!), я занял своё место в аудитории и  с истинным наслаждением принялся записывать начало лекции по любимому предмету, как вдруг почувствовал, что ко мне "подкатывает" нечто физиологически объяснимое, но фатально непреодолимое,  короче,  - икота!.. Как я ни сдерживался, пришлось "икнуть",  первый раз не так громко...  Никто на это не обратил внимание,  но я с ужасом почувствовал,  что неумолимо приближается следующий "йик"...  И он,  конечно,  не замедлил явиться и беспощадно овладел мною,  и громче прежнего, уже с Большой Буквы,  я продекламировал:  Ййик!..  Кто-то хихикнул,  доцент Рево молча посмотрел на меня поверх очков. Ах, если бы этим и закончилось!  Но, как я ни старался преодолеть эту напасть – глубоко дышал,  задерживал  дыхание,  отвлекал себя прилежными записями лекции, получилось ещё хуже!.. Из заполненной живительным, наукоодухотворённым воздухом груди моей - вырвался на свободу, упрямо извергнулся громкий воинственный клич: Йййик, Йййик!!! Вот она, "сухомятка", бич вечно спешащих!..
      ... В  аудитории  уже  откровенно хохотали - я понял,  что оставаться на  лекции теперь уже решительно не мог - мешал лектору, а этой проклятой икотке не видно было конца... С сожалением и,  даже,  злостью (вот - не во-время!..) я выскочил в коридор, где хорошенько "отъикался" и подавил дальнейшие мучения глотками  воды из крана в туалете...  На второй час лекции,  опасаясь смешков студенческой братии,  я,  конечно, не пошёл - уехал домой,  сожалея о пропущенной лекции; пришлось потом переписывать у ребят. Ах, какая была лекция, какая была жалость!
      ... Бедная моя, дорогая мама! Она-то ни в чём не виновата, она хотела - как лучше, а вышло, теперь бы сказали, - как всегда... Никогда не забуду её заботливых рук, её бутербродов...




               Июль 2002 г.  Ашкелон.