Рассказка 4-ая, про скупого мальчика рому

ПРО СКУПОГО МАЛЬЧИКА РОМУ, ЧИСТОПЛЮЯ И МЕРЗАВЦА

Надобно вам сказать, что проживал некогда в нашем доме некий мальчик Рома, и был он таким скупердяем, какого свет не видывал. Никто не знал, сколько было у него денег всего, но что было точно известно, так это то, что ему всегда было их мало, даже когда он был еще совсем ребенком. Целыми днями он, пропуская занятия в школе, слонялся по улицам, выискивая стеклянную тару, за которую можно было б получить несколько звонких медяков.
Боялся он потратить лишнюю копейку, а потому с собой завсегда таскал круглые металлические цацки, которые использовал вместо монет, ежели надо было позвонить по телефону или выпить газировки.
С возрастом аппетиты его только возросли. Не довольствуясь жалкими копейками, которые он и не тратил-то даже, Рома занялся спекуляцией, приторговывая импортными шмотками. Не упускал маленький негодяй и возможности запустить руку в карманы зазевавшихся добропорядочных граждан.
По вечерам, приходя домой, Рома разлаживал перед собой на столе добытые деньги и прилежно рассортировывал их: рубли к рублям, трешники к трешникам и так далее. При накоплении определенной суммы Рома заворачивал пачку денег в тряпочку, перевязывал и прятал в надежном месте. Мелочь он, также в определенном порядке, распределял по копилкам. 
При таком образе жизни на уроки времени совсем не оставалось. Рома и в школе-то появлялся лишь затем, чтобы продать одноклассникам какой-нибудь товар. Учителя взывали к его сознательности, вызывали в школу родителей, но все было бесполезно. В конце концов, поменяв несколько школ, из коих его выгоняли за совершенное отсутствие какой бы то ни было успеваемости, Рома вообще перестал учиться.
Родители, недоумевая по поводу того, в кого же пошел их раздолбай сынишка, долгое время принимали строгие меры по перевоспитанию, вплоть до изъятия одной из его копилок, которых множество было попрятано по дому и вне его. Но экспроприация нажитого Ромой добра вызвала у того припадок, он упал на пол, дергаясь и пуская слюну. Родители, не на шутку перепугавшись, поспешили копилку вернуть.
Отец Ромы Савелий Лазаревич, проштудировав Дейла Карнеги, пришел к выводу, что, поскольку применяемые им меры воздействия сверху не действуют, надо, чтобы Рома сам увидел, сколь необходима ему учеба.
- Ну вот кем ты станешь, не учившись как следует? Хорошо, если не бомжом. Куда ж без образования? Даже, чтобы ассенизатором быть, и то учиться надо! - воззвал к Роминой сознательности отец. - А вот выучишься, станешь большим начальником. Будешь деньгу конкретную зашибать!
- Ты закончил универ - много ты получаешь? - пробубнил недовольно Рома, уткнувшись в книгу "Как заработать свой первый миллион".
- Так ведь времена другие были, когда я учился! - отвечал отец. - Кому сейчас нужна квантовая физика? Работаю-то я не по специальности, а "Сникерсами" торгую и прочей дрянью!
- Вот и я буду учиться-учиться, а потом все одно на рынок идти торговать! - пробубнил Рома, еще глубже засовывая нос в книгу.
Савелий Лазаревич на секунду смутился, но все же решил не отступать.
- Ну так я ж не на то учился! Молодой был, глупый! - ответил он. - Это я сейчас понимаю, что ученые никому не нужны. А можно б было время вернуть назад, я б в политики пошел или в экономисты-бизнесмены. А если совесть свою придушить, то можно и журналистом стать, продаваться двум вышеперечисленным категориям.
- Бизнесмен - это хорошо, - раздался из-за книжки голос Ромы. - Я бы хотел быть бизнесменом.
- Вот и я говорю, сынок! - обрадовался Савелий Лазаревич, уловив в голосе Ромы нотки заинтересованности. - Вот выучишься, станешь крутым буржуином, деньги воттакеной лопатой гребсти будешь. Вот ты поучись пока в школе, а я на следующий год тебя запишу на подготовительные курсы по менеджменту. Тогда вступить на экономический для тебя раз плюнуть будет! А если передумаешь, то и политиком станешь, один хрен! Главное - учиться надо, потому как тебя и коллеги-то всерьез воспринимать не будут, если ты чурбан необразованный и безкультурный. Вон, даже новые русские посылают своих детишек учиться куда попрестижнее.
С большим трудом после нескольких, подобных приведенному выше разговоров, отцу все же удалось убедить Рому пойти в очередную школу, где он неожиданно для всех начать прилежно учиться. Учителя с тех пор нахвалиться не могли, - какой же хороший мальчик Рома: и учится на отлично, и не озорничает совершенно; непонятно, как это он в других школах был таким отстающим учеником?
Родители тоже не могли нарадоваться, вознося хвалу Богу за ниспослание сему миру величайшего из когда-либо живших мудрецов Дейла Карнеги, силой учения коего нерадивый отрок был поставлен на путь истинный.
Однако же, знай они о другой стороне жизни Ромы, они бы отнюдь не радовались. Ибо, хотя дома и в школе Рома и стал выглядеть более полезным для общества элементом, на самом деле внутри он остался таким же паразитом, только и думающим о том, как увеличить размеры своего капитала за счет наивности или неосторожности трудящихся. Впрочем, с законом Рома стал более осторожен и предпочитал "зарабатывать", насколько это было возможно, легальными путями: как же экономическую карьеру делать, если анкетка подпорченная будет? Хотя, когда он был абсолютно уверен в своей безнаказанности, то не гнушался и преступить закон.
Наиболее срамным, но в то же время и предоходнейшим, способом зарабатывания денег было для Ромы - стыдно сказать! - попрошайничество. Оно оказалось даже более прибыльным, чем торговля шмотками. Трудно было в это поверить, но сын столь интеллигентных и культурных людей, какими были его родители, ничуть не стыдился того, чтобы, облачившись в грязную одежду, припрятанную им в подвале дома, и вымазав голову и руки в грязи, отправляться просить милостыню. И не из нужды он это делал, отнюдь! Родители его были, хотя и не богачи какие, но вполне приличная еда всегда в доме была, да и одет он был ничуть не хуже других детишек.
Гнала попрошайничать Рому его безмерная скупость, благодаря которой не чувствовал он ни унижения, ни брезгливости, - а надо сказать, что был он большим чистоплюем и в обычном своем виде пятнышка на одежде терпеть не мог. Из дома он выйти не мог без того, чтобы не надраить до блеска обувь, не надушиться обильно одеколоном и не смахнуть щеточкой все пылинки с костюмчика - конечно, при условии, что он не шел вымаливать у доверчивых граждан деньги.
Так вот он и жил. В первой половине дня Рома старательно учился в школе; потом приходил домой, обедал и отправлялся умножать капитал: шел либо попрошайничать, либо приторговывать. Впрочем, последним он занимался все реже и реже. Конкуренция в  этом бизнесе возрастала, усилия надо было прилагать все больше, а доходы становились все меньше и меньше.
Но вот однажды, случилось так, что отец его, шедший в церковь на какой-то большой религиозный праздник поставить свечку за упокой души раба божьего Дейла Карнеги, проходя мимо толпы нищих, столпившихся христарадничать, заметил среди них знакомое лицо. "На Ромку маво похож, - мимоходом заметил Савелий Лазаревич, - токмо чумазый чрезвычайно. Прям дитя подземелий какое-то". На этом бы все и закончилось, если бы у Ромы, также заметившего отца, не сдали нервы. Он запаниковал и попытался скрыться за спинами других попрошаек.
Тут-то в мозгу Савелия Лазаревича и шевельнулось слабое подозрение, от которого ему стало слегка не по себе. Он сделал шаг к прячущемуся мальчику, чтобы удостовериться в нелепости своего предположения, тот запаниковал еще сильнее и уже навострился дать стрекача, но споткнулся в густой движущейся массе попрошаек и упал прямо в лужу на обочине. Сверху, на него сразу же навалилось несколько нищих, вдавливая лицом в отвратительно грязную землю. Просто тошнотворная вонь, исходящая от давно немытых человеческих тел, давила на Ромину нежную душу белоручки не менее, чем сама груда костлявых тел на его тело.
Савелий Лазаревич, уже почти поверивший тому, что это его родной сын позорит честь семьи, попытался вытащить Рому из грязи, но тут остальная орава попрошаек, подумав, что какой-то богатый господин в порыве раскаяния раздает деньги, рванула с мольбами и стонами к нему. Он попятился, но было поздно: обезумевшая от жадности, вопящая о братской взаимопомощи и любви Божьей толпа налетела и едва ли не втерла всей своей массой его в асфальт. Но этого будто бы было мало - они еще и потоптались на нем, а затем обыскали бесчувственное тело, обращаясь с ним весьма неподобающим образом.
Прибежали милиционеры, но, как обычно, поздно - тело Савелия Лазаревича, полураздетое и истерзанное, принесенное в жертву Мамоне прямо перед храмом Господним, было уже бездыханно.
Нищие бросились врассыпную. Вместе со всеми кинулся наутек и Рома. Об отце своем он как-то даже и не вспомнил. Все его мысли в данный момент были заняты исключительно грязью на его теле и пятнышком на его анкетке - буде он пойман милиционерами.
Отбежав на безопасное расстояние, Рома нырнул в какой-то пустынный переулок и остановился, тяжело дыша. Его воротило от вони и грязи, прилипшей к его телу. Кружилась голова, перед глазами все плыло. Он перегнулся через низенький заборчик палисадничка, и изблевал недавно потребленную свиную тушенку на ромашки, посаженные чьей-то заботливой рукой.

* * *
- Э-э! - неожиданно прервала свой рассказ Шахерезада Михайловна. - Да ведь за окном уже рассвело давно! Пора нам на сегодня разговоры заканчивать!
- Да ты гонишь, бабка! - возмутился старшенький внучек и хотел уже прибегнуть к уговорам совсем не по методу Карнеги, но было поздно: бабушка уже вся обмякла в своем любимом кресле и тихонько захрюкала во сне.
Делать было нечего. Акоб отправился в школу, чтобы по примеру мальчика Ромы двинуть украденную автомагнитолу, а Макоб так сильно хотел спать, что остался дома, свернувшись калачиком на сундуке с бабушкой.
В школе Акоб только о рассказке и думал. Сидел смирно и смотрел на доску и говорящего учителя отсутствующим взглядом. Учителю Владимиру Павловичу такое необычное для Акоба поведение показалось странным. Он все поглядывал на него, а к концу урока решил вызвать к доске: ведь, может, - чем шайтан не шутит? - исправился маленький мерзавец и весь урок сосредоточенно внимал речам учителя. Акоб, как и следовало ожидать, получил очередную двойку.
А вечером того же дня возвращающегося из школы Владимира Павловича кто-то жестоко избил. В больнице, куда его после этого доставили, пришедшему навестить его участковому Владимир Павлович описал нападавшего как: завернутого во все белое, включая балахон на голове, в котором были прорезаны лишь дыры для глаз. Лоб нападавшего украшала зеленая лента, а пояс - дюжина украденных, - как отметил Владимир Павлович, - из школьного музея гранат времен Второй мировой. Гранаты были пустые и не представляли никакой боевой ценности, но, - как добавил Владимир Павлович, - в наше безнравственное время нашу раздолбайскую молодежь необходимо воспитывать в патриотическом духе, чему, вне всякого сомнения, способствует лишнее напоминание о славном боевом прошлом нашей родины.
С наступлением ночи Акоб вернулся домой. Макоб уже ждал его, сидя на бабушкином сундуке.
- Хавать принес? - сразу спросил он.
- На, держи! - сунул брату несколько пачек чипсов и бутылку пива Акоб.
- Эх, почему чипсов с кониной не продают! - печально вздохнул Макоб, распечатывая пачку с нарисованной ухмыляющейся мордой борова.
- Ничего, завтра пойдем на рынок к Азамату - он, говорят, отличную конину продает! Я малость деньжатами разжился. Давай бабку выпустим. Пусть жует и рассказывает дальше.
Братья извлекли из сундука Шахерезаду Михайловну.
- Ух! Свежий воздух наконец-то! - воскликнула старушка. - Внучата, мне б ужо того, надо бы совершить омовение плотской нечистоты. Скока ж можно без мытья-то? Ведь чистота - залог здоровья. А то еще вусатые в волосах заведутся - это ж срам какой!
- Ничего. Дядя Рустам однажды не мылся четыре с половиной года и вполне живой и здоровый был! - заявил Акоб.
- А еще он говорит, что при мытье тела счастье смывается, - добавил Макоб.
- Ну, с такими внуками у меня одно сплошное шчастье, хочь мытая, хочь немытая! - счастливо произнесла старушка. - Так что, может, я все-таки помоюсь?
- Скоро тебя обмоют, бабка, не переживай! - заверил ее внук, кидая ей на ноги пачку чипсов.
- Тьфу ты! Опять еда окаянная! - с отчаянием воскликнула старушка. - Ну, вы хочь бы яблочек али морковочки натертой принесли старухе! Это ж есть невозможно! И ведь сказать смешно: пожарють картошку так, что ни хрена, - прости, Господи, - от нее не останется, и берут за нее дороже, чем, если бы продавали впятеро больше свежей картошки! И охота вам шпекулянтов выручать?
- Бабка, жри давай, а то и этого не получишь! - пригрозил Акоб.
Старушка глубоко вздохнула и начала распечатывать пачку.
- Тьфу! Они ж ешче и не кошерные! - досадливо пробормотала она, но ужин не прервала.
По окончании трапезы, причмокивая и отдуваясь, Шахерезада Михайловна выпила бутылку пива и, подгоняемая угрозами и пинками внуков, продолжила рассказ про мальчика Рому.

Жить Роме с матерью стало очень тяжело после смерти отца. Выделили им, конечно, кой-какие деньжата, да разве ж их надолго хватит! Мать надрывалась как могла, чтобы прокормить и себя, и сына. Да еще и приодеть свое чадо ненаглядное надо, чтобы не хуже других сынишка выглядел. Опять-таки на учебу много денег уходило.  После смерти Савелия Лазаревича ее голова только о Роме и болела: как его в люди вывести, чтоб достойным отца своего был.
Зато Рома к своей матери был совершенно равнодушен. Даже, когда холодильник был пуст, а в хлебнице тараканы с голоду умирали, он из своих несметных запасов не выделял ни копейки. В таких случаях он мог разве что для себя, да и то, преодолевая жадность, выделить малость денег и пойти купить немного пищи.
Смерть отца не произвела на Рому ни малейшего впечатления, будто бы умер совершенно незнакомый ему человек. Не изменилось ни его порочное мышление, ни аморальный образ жизни, хотя и изменялись формы, которые он принимал.
Шли года. Постаревшая и осунувшаяся Ромина маманя вывела-таки его в люди, оплатив ему учебу в престижном ВУЗе, после чего стал он перспективным квалифицированным кадром. Рома был рад, что закончились годы попрошайничества, и что теперь он мог заняться настоящим бизнесом, сулящим ему большие барыши. Тем более, что мать ему к концу его обучения уже не помогала: ее свалила тяжкая болезнь и сынок отправил ее поскорей в дом престарелых.
Так что, поступившее сразу после окончания ВУЗа предложение о приеме на работу в крупную нефтяную компанию было как нельзя кстати.
Пытаясь представить себя в самом лучшем свете, Рома стал готовиться к встрече с начальством за несколько часов. Он принял ванну, не пожалев ни мыла, ни шампуня, что с эти скупердяем случалось редко. Надел свой лучший костюм: хотя и старый, но вполне еще приличный. Надушился, нагуталинился, набриолинился, посмотрел в зеркало и вполне остался доволен собой: из зеркала на него смотрел презентабельный молодой человек безупречного вида с решительным выражением лица и кристально честными глазами. Разве что костюмчик еще от какого-нибудь Трусарди, бабу длинноногую (только чтоб не слишком дорогую), спортивный автомобиль и прочие аксессуары красивой жизни и картина была бы идеальна. Рома улыбнулся и щелкнул пальцами: "Ничего, все еще будет: и машина, и дом огромадный, и баба с большими сиськами и большим же капиталом! Вся жизнь впереди. Может, у будущего начальника дочка имеется. Эт ничего, если и сиськи у нее будут маленькие, пущай хоть страхолюдиной будет, главное - чтобы капитал к ней прилагался!"
Рома пошел в гараж, где у него стоял старенький дешевенький мопед - машина, прямо скажем, совсем несолидная, особенно, для бизнесмена. Но что делать: на мотоцикл денег Роме было жалко, хотя, по самым скромным подсчетам, он мог сотню самых лучших мотоциклов купить. Об автомобиле и говорить при такой скупости не приходилось, хотя и планировал он когда-нибудь, как станет миллионером, купить оный. Вообще, все свои материальные проблемы Рома планировал решить после удачной женитьбы, и потому особо не торопился тратить годами накопленные сбережения.
Рома заправил мопед бензином, который он гнусно воровал через подкоп из соседнего гаража, надел шлем и уже хотел было дать газу, как его взгляд упал на зеркало на стене. Сомнения одолели вдруг Рому. Как же так - в таком костюме и по открытой дороге? После каждой поездке на мопеде, Роме приходилось тщательно выстирывать свою одежду, всю перепачканную в грязи и дорожной пыли. А поскольку стиральный порошок у Ромы был дешевый, то, соответственно, и одежда после каждой стирки портилась и выцветала.
Недолго думая, Рома снял пиджак и брюки, галстук и пикейный жилетик, и сложил все это в чемодан, прикрепленный к мопеду. "Потом одену, как к офису подъеду" - решил Рома.
Взглянув после этого снова в зеркало, Рома недовольно поморщился. "Вот ведь зараза-то! - мысленно выругался Рома, - Рубашка-то белая, накрахмаленная. Я и ста метров не проеду, как она будет грязной! Да и придется потом еще отбеливать ее - дополнительные затраты!". Рома решительно снял рубашку, которая отправилась вслед за костюмчиком.
Однако, и новый вид не устроил его. "За трусами уход нужен особый! - сказал сам себе Рома. - Эт вещь интимная, близкорасположенная к жизненно необходимым органам; нельзя, чтоб они пачкались!". Снял Рома и трусы. Ехать на мопеде без трусов, но в майке показалось Роме глупым, и он стянул и майку. Та же участь постигла и носки с ботинками. "А то что ж такое получится, - рассуждал Рома, снимая с себя ботинки, - драил я их гуталином, драил, поеду в них, а в результате явлюсь пред лице начальника в грязной обуви! Стыд-то какой! Да он такого замараху и на работу нанимать не станет! А если и наймет, то про дочку его все равно забыть можно будет! Это ж пятно на репутацию на всю оставшуюся жизнь! Кто с грязным типом водится захочет?! Вот как подъеду к офису, так сразу все надену и буду чистым, будто только из дома вышел!".
Взглянул Рома в зеркало и снова остался недоволен: увидел он там свое белое тело - чистое, ухоженное и холеное, с тщательно выбритыми ногами и подмышками. "А вдруг вымажу? - подумал Рома. - Что ж - зря мыло на мытье тратил? Опять же: мочалка зря изнашивалась". Пришлось и кожу снять с себя аккуратненько.
"А что, если и мускулы испачкаются?" - вдруг пришло в голову Роме. Так что вынужден он был снять с себя и всю мускулатуру вместе с подкожным жиром. После этого Роме не понравилось, что кишки будут развиваться по ветру, когда он будет ехать на мопеде. Да и вероятность потери иных внутренних органов тоже была весьма велика. Пришлось вытаскивать внутренности и слаживать их все в тот же чемодан.
Остались на Роме одни лишь косточки - белые-пребелые, без единого пятнышка. Жаль было пачкать такую белизну, так что и косточки отправились в чемодан.
Взглянул после этого Рома в зеркало и что ж он там увидел? А увидел он там свою грязную черную душу. "Как же так? - в ужасе изумился Рома. - Как же и когда она могла так ужасно вымазаться, что на ней не осталось даже хоть ничтожно малого чистого места?!"
Запаниковал Рома. Кинулся он домой, залез в ванну, мыл там свою грязную душу, не жалея ни шампуня, ни мыла, ни даже стирального порошка, тер ее мочалкой и щеткой. Целый день драил ее, но все понапрасну. Какой была душа Ромы грязной, такой и осталась.
И никто с тех пор не хотел иметь с Ромой никаких дел, потому как всем было видно, какая грязная у него душа. Поняв, что планам его на светлое будущее не дано осуществится, от безысходности Рома повесился. Все его денежки, которые копил он долгими годами, достались другим, которые быренько их все потратили на свои текущие насущные нужды. Ну, а душа Ромы не покинула этот бренный мир, а до сих пор бродит среди живых, едва лишь наступит тьма, и ищет свои утерянные кубышки. Так что, если у кого припрятана солидная сумма денег и он не тратит ее, пусть знает: придет к нему однажды призрак мальчика Ромы, чтобы отобрать ее, почитая за свою.
А мораль сей рассказки такова: не будь жмотом, иначе останешься без ничего. Есть деньги - трать в свое удовольствие сколько угодно, нет - отдай бабушке, она им применение найдет в хозяйстве. А еще: не показывай никому и краешка своей души, держи свои мысли и чувства при себе, а то узнает кто-нибудь, каков ты есть и отвернется с отвращением от тебя. Да и плюнуть может в душу-то твою доверчиво раскрытую.

* * *

- Эт верно, - заметил старший внук. - Скока разов на дело ходили, и почти всегда выручала моя невинная простодушная харя.
- Это у тебя-то харя невинная?! - хмыкнул Макоб. - Да у тебя на лбу написано: злобный преступник-рецидивист.
- Зато я в школу хожу! - ответил Акоб. - Выучусь - буду бизнесменом, как мальчик Рома, только умнее, потому что душу никому не покажу. А ты будешь улицы подметать за мизерную зарплату!
- Я и без твоих школ крутым буду.
- Это ты неправ, внучечек, - вмешалась в спор бабушка, - образование - вешч в век научно-технического прогресса просто необходимая. И если тебе было недостаточно уже рассказанного, то я могу убедить тебя в этом на примере рассказки про мальчика Вову, который не хотел учиться в школе.
- Рассказки - одно, а жизнь - совсем другое! - заметил Макоб.
- Все, что я ни рассказываю вам, дражайшие внучата, всё - истинная и святая правда! Вот, чтоб мне сдохнуть, если вру! - с чувством произнесла старушка и трижды перекрестилась на икону.
- Так уж и всё? - недоверчиво спросил Акоб.
- Всё! И если вы дадите мне поведать вам рассказку про мальчика Вову, то сами в этом убедитесь.
- Ну хорошо, бабка, - сказал Макоб. - Но только, если поймаю тебя на одной, хоть самой маленькой лжи, ты сразу же отправишься к праотцам.
- Хорошо, - спокойно сказала старушка, сумев выторговать для себя еще ночку. - устраивайтесь поудобнее и слушайте.