Как я иду на работу

Каждое мое утро начинается одинаково, вне зависимости от того, какое сейчас время года, где находится президент и что спела на последнем концерте звезда рок-н-ролла. Я одеваюсь, умываюсь, на скорую руку готовлю себе омлет (каждый раз не нахожу специй, чтобы как-то разнообразить завтрак – и поэтому использую только соль), выпиваю кружку кофе и лениво бреду на работу. По дороге встречаю одних и тех же людей – в понедельник с утра почти все хмурые и задумчивые, в остальные дни – просто спешащие; лишь изредка мелькнет где-то в толпе чья-то улыбка, веселый или приветливый взгляд. Но сейчас осень – и это лишь усугубляет наше внутреннее состояние. Просыпаешься – и с тоской смотришь на затянутое серой пеленой небо, обещающее вот-вот разразиться дождем или снегом. Пока чистишь зубы, успеваешь настолько глубоко задуматься о чем-то своем, что звуки лже-бодрого радио перестают волновать; затем – порция утренних новостей: что еще плохого случилось за прошлую ночь на Земле и насколько обострилась демографическая ситуация в России. С окончательно испортившимся настроением я выхожу из дома.  Уже на улице решаю, какой маршрут сегодня предпочтительнее: происходит сопоставление и сравнительный анализ загрязненности, уровня шума и плотности пешеходов различных участков дороги. Самое лучшее – идти в обход, по берегу, затем спускаться к центру. Странно, что в нашем городе (тогда еще поселке) улица, идущая вдоль берега, вопреки всем традициям, сложившимся за годы социалистического реализма, не названа Набережной; на стареньких домах гордо красуются таблички: «ул. им.  В.И. Ленина».
У реки воздух прохладный и свежий. Иногда оттуда поднимается туман и окутывает город, а над водой танцуют белесые призраки. Осенью воздух прозрачнее и чище, поэтому с высоты можно разглядеть дно реки – песчаное, с черными языками каменного угля, завезенного еще летом, с большими валунами, похожими на надгробные плиты, с затонувшей лодкой, так и не вытащенной хозяевами. На улице много деревьев: берез, сосен, елей, склоны украшены кустами с резким запахом, невысокой травой, которая остается зеленой до первого снега. А главное, почему я снова и снова иду по этому маршруту – здесь царит покой. Тишину не нарушают даже шумы стройки – лязг металла отзывается запредельным эхом, человеческие голоса просто теряются над водой.
Я дохожу до перекрестка. Здесь всегда оживленно: много машин, людей, все находится в непрерывном движении, лишь памятник Ильичу замер с поднятой рукой – то ли он указывает путь в светлое будущее, то ли почти отмахнулся в отчаянии. Я сворачиваю и начинаю спускаться по пологому склону в Нижний город, на дно спущенного еще в 19 веке озера. Разбитый асфальт, мелкие лужицы, по краям дороги – различные учреждения, от поликлиники до магазинов, здания которых в большинстве своем простояли почти полвека, палисадники с березами и изъеденными за последние годы ивами, несколько больших плакатов, имеющих целью пробудить спящее в каждом жителе чувство патриотизма, перекресток без светофоров, которые были выворочены в пьяном экстазе лет шесть назад, пара остановок, где терпеливо ожидают автобуса спешащие на работу – все это и есть наш центр. Но моя работа находится еще дальше. Прохожу метров тридцать и сворачиваю на одну второстепенную улочку, почти круглый год утопающую в грязи. Здесь очень много заброшенных домов, которые беспомощно взирают выбитыми окнами на прохожих, в конце улочки из года в год растет и ширится болото, а воздух, особенно жарким летом, наполнен зловонием. Здесь нет ни одного фонаря, поэтому вдвойне страшно ходить одной в темное время суток, особенно зимой. Если бы какой-нибудь фотограф в пасмурный день сделал тут несколько снимков, избегая попадания в объектив жилых домов, он с легкостью мог бы рассказать о своем супер-опасном путешествии по Чернобылю.
В дождь последний участок моего маршрута превращается в полосу препятствий. По шатким мосткам, пням, по кочкам и случайным доскам, отбиваясь порой от злых собак, под злобное карканье ворон я, наконец, дохожу до места моей дислокации на ближайшие восемь часов.