Сидя на рундуке в кузове машины, которая везет тебя в неизвестность, где есть только доверие и ощущение близкой и крепкой дружбы, где есть многое, неприятное тоже, но об этом говорить не хочется, потому как сбивается мысль, самое негативное пусть останется там, где проезжает наш грузовик, я хочу сказать, пусть углядим в этом тост, впрочем, то, что я вам пишу, даже это бесконечное предложение, которое кончится, конечно же, я смотрю на дорогу, которая бликами рыбьей чешуи, расставанием безмолвия и гудящего шума цикад, свистом сурков и звуками каких-то неведомых зверей, вьется впереди.
Наш водитель, прожженный спиртом и жизнью, смотрит прищурясь. Ему, наверное, не привыкать к такому положению вещей. Я не завидую, не ворчу, не делаю вообще ничего, да и что сделаешь, когда позади тысячи и впереди многие километры, когда солнце восходит летком мартеновской печи и заходит за спиной, исчезая искоркой последнего, уходящего вдаль маяка.
Сидя на рундуке машины думаешь о многом. К примеру, можно считать ворон. Или, если вороны надоели, да и, если честно, в этом пространстве, на первый взгляд, мертвом, нет никакой живности, а тем более этих забавных птиц, можно просто считать потертые разделительные полоски на дороге. Ящерицей, ныряя в вековые выбоины, дорога соединяет крупные, во времена похороненной памяти, населенные пункты.
Ночью, кроме звезд, естественно, звезд, не видно ни хрена. Может быть, сделаю такое допущение, кто-то такой же сумасшедший, едет либо попутно, либо убегает оттуда, где рождаются эти светлячки. Их путь - линии света фар -  промелькнули и исчезли. Быть может это остановка, чтобы помочь незадачливому трактористу в перевозке абрикосов, сладких поначалу, но по прошествии пары дней вызывающих тошноту.
Сидя в кузове я думаю о телепатии. О, это воистину великая тема. Мне бы не пришлось тогда стучать по клавишам и я бы потолстел. Но телепатия пока не в ходу, по-этому, сообщу тебе, как прекрасны на рассвете дальние горы. Их цвет меняется каждое мгновение, от цвета твоих щек, когда только светило вылезает из-за горизонта, кстати, эта линия здесь немного сбивает с ног, потому как ощущения таковы, будто стоишь на выпуклой линзе, цвета твоих щек, который меняется. Когда ты проснулась, когда ты смотришь исподлобья, когда ты врешь, когда ты пьешь чай и после этого выдыхаешь от наполняющей тебя полноты и счастья. От этого цвета - далекий путь к черным, бездонным твоим глазам, к цвету маленького озера, как будто вопрошающего, почему и зачем я здесь, среди этого фиолетового, желтого, синего, красного, зеленого цветника, скромного и прекрасного.
Но пока я еду и вдыхаю пыль. Возможно, так пахли твои щеки, когда ты в первый раз попробовала мамину косметику, но именно в тот момент, когда мама смыла ее и ты вытерлась чистым полотенцем, так похожим на облака, что наползают перьями, предвещая ветреный день.
Утро. Ночь. День. Вечер.
Возьми это пространство в свои ладони и тихонечко подуй, чтобы твоим дыханием мир расплескало по волнам памяти и будущего, неизвестного, выдуманного, но сладкого и манящего своей степной простотой.
Спокойной ночи.
Спи.