Лена не хотела умирать

Мне было девятнадцать. Как и все в этом возрасте, я мечтала. Мечтала о будущем, строила планы на жизнь и хотела воплотить их в реальность. Но, наверное, в отличие от других, в глубине души я понимала, что этим планам не суждено было осуществиться. Для меня, скорее, это было какой-то сказкой. Я часто сидела за письменным столом, перелистывая свой дневник. «Как интересно», - думала я, перечитывая записи за последние два года. Действительно мне тогда казалось, что многое было написано не мной. Какие-то немыслимые философские рассуждения. Дневник открывала я нечасто. Еще года три назад, когда я только решила сделать свою первую запись, я верила, что эта общая тетрадка в клетку с черной обложкой станет для меня настоящим другом, который поможет в трудную минуту. Но с самого начала все как-то пошло не так. Я боялась, что мои родители или брат найдут мой дневник и прочтут то, что я больше никому не могла доверить.

Началось все одним ноябрьским вечером. Мне было плохо. Очень плохо. Я не могла понять, что я делаю в этом мире, для чего я существую, зачем бог дал мне жизнь. «Ведь жизнь не должна быть такой. Разве это жизнь? За все годы, что я прожила, дни, в которые я была счастлива, я могу пересчитать по пальцам одной руки», - повторяла я тогда про себя. Дома никого не было. Все куда-то ушли. Наверное, снова к кому-нибудь в гости. Меня не позвали. Как обычно. Им было на меня наплевать. Я сидела на кровати, опустив голову к коленям. Мне очень хотелось плакать, в горле застрял комок отчаяния. Но я не могла из себя выдавить ни единой слезинки. Может быть, я все уже выплакала. Потому что до того дня плакала я часто. Я плакала с тех пор, как поняла, что я не такая как все. Я отличалась от них. Но в детском саду или в первом классе я не придавала этому особого значения. Только потом я постепенно начала осознавать, что с этим мне придется жить. Всю жизнь. Двадцать, тридцать, сорок лет… Тогда я не знала, сколько я проживу. Но это должно было остаться со мной, потому что это нельзя смыть мылом в душе или соскоблить ножом. В таком состоянии я просидела час или два. У меня не было подруг, не было парня. Хотя как он мог у меня появиться? Поделиться с кем-нибудь, открыться кому-нибудь я не могла. Тогда я (не знаю почему) взяла альбомный лист бумаги и ручку и начала писать. Я писала с жадностью обо всем, что меня беспокоило, о том, от чего мое сердце готово было в любой момент разорваться на куски. Я высказала все. Одного листа мне хватило. Писала я мелко и поэтому уложилась в две страницы. Когда я отложила ручку, я почувствовала, что могла взлететь. Мне стало так легко и хорошо, что мне снова захотелось жить. Нет, я не нашла ответов на свои вопросы, но груз, который долго висел на моем сердце, куда-то исчез. Я несколько раз перечитала этот лист. Мне было интересно «послушать» себя со стороны. Тогда я в первый раз по-настоящему себя пожалела. Оставить я этот лист не могла, потому что была большая вероятность, что его смогут обнаружить. Я согнула его несколько раз, взяла степлер и щелкнула по бумаге раз десять так, чтобы ее нельзя было развернуть. Затем я выбросила этот комочек в мусорное ведро.

 Именно тогда я решила начать вести дневник. За три года его ведения я ни разу не пожалела об этом. Наоборот я только радовалась, потому что у меня появился настоящий друг, или подруга. Сначала, конечно, я писала не все. Поэтому в дневнике были большие пробелы: по полгода или по два-три месяца. Но позже, когда я поступила в институт, я решила, что от самой себя не нужно ничего скрывать. И тогда впервые в моем дневнике появился мат и все мои откровения, и похотливые желания.

Но по прошествии какого-то времени я поняла, что не справляюсь. Дневник перестал мне помогать. Я снова начала плакать, тайком, чтобы никто не видел. Я дошла до края. В тот день - это было в октябре - я услышала по радио песню. Я не знала, что это за группа, но строчки песни запомнила:

Умри, если хочешь,
Если тебе трудно жить.
Ведь ты не хохочешь,
И не с кем тебе больше дружить (что-то в этом роде).

Я поняла, что, так продолжаться не может, что рано или поздно я сорвусь. Но я не хотела умирать. Мне нужно было внимание, простое человеческое внимание, сочувствие и понимание. Я хотела, чтобы меня пожалели, как жалеют маленького бездомного котенка. Я представила, как я после неудачной попытки самоубийства, иду в институт. У меня забинтованы на запястьях руки, и на шее еще свежий шрам от веревки. Все на меня смотрят. Они наконец-то обратили на меня внимание! Они меня жалеют, сочувствуют и хотят мне помочь! Как я этого хотела!
 
Я посмотрела на часы. Было уже поздно. Родители уже спали. Я пошла в комнату брата, чтобы убедиться, что и он спит тоже. Так и было. Я хотела сделать так, чтобы выжить. Я открыла дверь в спальню родителей, чтобы они смогли услышать. Папа часто просыпался по ночам, он плохо спал. Я была уверена, что он проснется. Я зашла в ванную, разделась. Мой взгляд упал на папину бритву, но я не взяла ее. Вместо этого я поискала новые лезвия. Нашла. Блестящие, острые. Я посмотрела на себя в зеркало. Мне показалось, что я была в тот момент красивой. Я набрала ванную наполовину.

 Это оказалось не так больно, как я себе представляла. Кровь потекла сразу. Ее становилось все больше и больше. Я заплакала. Меня начало тошнить, голова закружилась. Я не могла двигаться. Меня словно парализовало. Я надеялась, что папа сейчас проснется и спасет меня. Потом начнутся крики, слезы. Наконец-то на меня обратят внимание! Потом в больнице ко мне будут приходить одногруппники. Все будет хорошо, все наладится. Мое сознание начало затуманиваться, и я погрузилась в какую-то темноту. Вдруг я услышала, как папа зашел в туалет. Наконец-то! Я спасена! Мне становилось хуже. Я специально не закрыла дверь в ванную на защелку. Он должен был увидеть свет и проверить. Но вдруг свет в ванной погас. Папа снова направился в спальню. НЕТ! Он просто выключил свет. Он не зашел, не проверил! Мама часто забывала выключать свет. Он подумал, что это снова она забыла выключить! Дальше мое сознание все больше затуманивалось, и через мгновение все вокруг оказалось во мраке…

Я не помню точно, когда меня обнаружили. Скорее всего, утром, когда все собирались на работу. Мама сильно кричала, папа и брат молчали и не знали, что делать. Хотя было уже поздно… Вскрытие показало, что я захлебнулась. Странно, правда? Я резала себе вены, а умерла оттого, что захлебнулась. Похоронили меня в деревне. Местные жители хотели, чтобы меня хоронили за оградой кладбища как самоубийцу. Но родители не позволили и похоронили рядом с бабушкой. В институте поставили практически у самого входа стенд с моей фотографией, которую пересекала черная ленточка. Под фотографией была надпись: «Порогова Елена Николаевна, студентка третьего курса, трагически погибла 20 октября 2001 года. Приносим соболезнования близким и родственникам. Скорбим. 11.05.1982 - †20.10.2001»

Многие студенты подходили, смотрели. Кто-то даже плакал. Некоторые отходили в сторону и говорили: «Ну и дура! Кончать собой – это не выход!» Как мне хотелось подписать под фотографией: «Она не хотела умирать!»

Я добилась того, чего хотела. Но что теперь? Какой мне от этого прок? Они обратили на меня внимание, но я не могу этого принять, как бы я этого не хотела. Ведь я здесь, а они - там. Сейчас на мою могилу никто не приходит. Ее занесло снегом по самую верхушку. Даже памятника не видно. В семье со дня моей смерти царит тишина. Только один раз с мамой случилась истерика. Тогда она нашла мой дневник. Прочитали все. Брат, уже сидя у себя в комнате, смотрел на мою фотографию и ругался: «Чертова лесбиянка! Как ты могла? Почему ты ничего мне не рассказала? Я бы попытался понять. Тогда бы все было по-другому» Он сидел и плакал. Я в первый раз увидела, как мой брат плачет. Мне хотелось обнять его, успокоить. Ведь я не виновата. Я не хотела умирать.

Сейчас мне снова стало легче. Я высказала все, что у меня наболело. Жаль, что я снова не могу вести дневник. Я нашла эти листы под кроватью своего брата. У него в комнате всегда беспорядок, поэтому он вряд ли заметит пропажу. Я не хочу его пугать. Может быть, когда-нибудь он и мои родители поймут, что Я НЕ ХОТЕЛА УМИРАТЬ... Наверное, тогда я, наконец-то, смогу успокоиться…

***
Андрей зашел в комнату, дожевывая яблоко. Это был коренастый парень, на вид ему было лет двадцать восемь. Обычно от яблока не оставалось ничего, даже зернышек. Но в этот раз ему попалось червивое, поэтому негодную часть он выбросил в корзину. Его взгляд остановился на дне корзины. Он точно помнил, что всего лишь полчаса назад выбросил весь мусор, и за это время червивый кусок яблока был первым, что он бросил в корзину. Но там лежало еще кое-что. Это была бумага, сложенная несколько раз и скрепленная в нескольких местах степлером. Он замер. Так делала только его сестра, чтобы никто не смог прочесть то, что она выбрасывала. Дрожащими руками он достал этот листок. Затем он взял со стола ножницы и аккуратно разъединил все скрепки. Это были два больших листа, испещренных дырочками от скоб. Он узнал почерк сестры. Немного изменившийся, но это был ее почерк:

«Мне было девятнадцать. Как и все в этом возрасте, я мечтала. Мечтала о будущем, строила планы на жизнь и хотела воплотить…»

Дочитав до конца, Андрей медленно опустился на стул. Затем он бросил взгляд на фотографию Лены. Его взгляд был абсолютно растерянным, руки уже не дрожали. Нет. Они просто ходили ходуном. Он снова не знал, что делать, как тогда, когда они нашли ее в ванной.
- Лена? – тихо произнес он, оглядываясь по сторонам. – Это ты? Ты здесь?
Он почувствовал, как похолодел от страха. Он не хотел плакать, но слезы катились сами собой. Ему очень хотелось поговорить с сестрой. Эти году Андрею ее очень не хватало. Он любил сестру. Но понял он это слишком поздно.
- Лена, - снова прошептал он.
Но никто не ответил. Никто и не мог ответить. Потому что Лена была уже далеко. Наконец-то, она обрела покой. Покой, которого у нее не было при жизни, и который она так долго искала после смерти. Но теперь все позади. Все закончилось. Ведь ее брат узнал, что она не хотела умирать…