Жестокий танец на обломках детства

За окном светит майское солнышко. Урок математики. Элли и Лёшик сидят за партой, крепко держатся за руки. Обычно, после реплики “Если любишь, отпусти”, выкрикнутой кем-то из них, рукопожатие размыкалось. Но сегодня их прикололо держать друг друга за руки долго. Кто не выдержит первый, сдастся и попытается разомкнуть рукопожатие? Марфа Васильевна давно заметила, что сидящие на задней парте возле окна, в данный момент далеки от преподаваемого ею предмета. Вот её терпение лопается.
– Элли, к доске.
Прилив адреналина в кровь. Горячая ладонь, солнышко за окном. И так просто обратить всё в банальность. Просто разомкнуть ладонь, встать и выйти, взять в руки мел. Но… проходит секунда за секундой, сердце отстукивает всё более завораживающий ритм. Пауза затягивается. Учитель кидает глупые фразы, повышает голос, играет свою роль, а что ему остаётся? И вот Элли поднимается и выходит к доске вместе с Лёшиком, их руки так и остаются переплетёнными. Вот и всё, монотонно текущий день обрушен весёлым происшествием. Истерика преподавателя, размалёванный замечаниями дневник и возбуждённое настроение всего класса. Звонок на перемену. Эмоции, эмоции… немного тягостно от предвкушения неприятной беседы с родителями, от этой игры в преступление-наказание, но… пошло оно всё, это будет потом, а они ещё не разучились жить настоящим моментом, а он так эстетически прекрасен. Лёшик добавляет к академичным жалобам преподавателя в дневник Элли новую запись “Принести в школу презерватив”. А парта разукрашивается экспрессивным не в меру изречением “Марфа Васильевна – ****а” и всё в таком роде. Отрываться, так уж на полную катушку. А что было дальше не стоит вниманья, сюжет до банальности прост. Давление родителей и преподавателя, компостирование мозгов, аппеляция к самосознанию, прощение и упование на исправление. Какая нравственность, какая испорченность, причём тут эти не в меру умные слова. И никаких проблесков догадок о реальной природе этих подростковых поступков. Это в сценарий не входит. Майское солнце тускнеет, Элли смотрит на него сквозь пелену подростковых слёз. Всё дело в том, что детство уже уходит, но ранимость ещё чрезвычайно велика, она усугубляется поиском смысла жизни. Ведь в детстве нет такой проблемы, в детстве есть только настоящий момент и мечты, и вера в их исполнение. Есть обиды, есть неудовлетворённые желания, эйфория, красота. Этого всего так много, оно друг друга компенсирует.
Элли просто всегда была немного другой. Это создавало определённые проблемы. Если ты обладаешь собственным миром и хочешь донести его до других, а они не готовы хотя бы чуть-чуть изменить Правила игры, ты обречён на боль и страдание. Ты художник, а тебя заставляют рисовать не то, что ты хочешь, ты музыкант, а тебя заставляют слушать другую музыку. Фильтры, ограничения. Многим удаётся приспосабливаться. Самым талантливым и терпеливым иногда удаётся подыгрывать и не губить свою творческую индивидуальность. И при этом становиться Личностью, но это дано далеко не каждому. Но за пределами этих правил всегда кипит бурная, настоящая жизнь.
Слёзы понемногу подсыхали, чувствовалась усталость от пережитого стресса. Элли заснула беспокойным сном.
Металлический скрежет незнакомого цеха. Движущаяся лента конвейера. Какие-то склизкие отвратительные механизмы орудуют щупальцами, прицепляя к едущим по конвейеру предметам деталь за деталью. Зловонные ароматы слизи. Элли ищет выход из этого мрачного здания. Дверей не видно. Подойдя к конвейеру ближе, Элли увидела, что на нём находятся люди. Отвратительные механизмы собирают людей. Конвейер оканчивается чёрной дырой, куда все собранные благополучно проваливаются. Неожиданно один человек со светящимися безумным огоньком глазами вскакивает с конвейера и бросается наутёк. Один из роботов щупальцем, оканчивающимся острым топором резко ударяет его по голове. Во все стороны брызгает кровь, глаза человека мутнеют. Механизм поворачивается в сторону Элли и смотрит на неё своими стеклянными глазами-окулярами. Элли громко кричит и в холодном поту просыпается.
– Эй, Элли, вставай. Сколько можно спать, тебе уже пора в школу.
– Встаю, мам, уже встаю.
Почему-то сейчас она вспоминает одного из своих одноклассников, Комара. Когда-то в младших классах, они были весьма дружны, они оба хорошо учились. Комар был способным, но забитым парнем. Над ним любили издеваться одноклассники. Она иногда пыталась его защищать, но от этого он начинал комплексовать и закрываться в себе ещё больше. В целом он был скучным и непонятным, забитым, но всё-таки тоже другим, выделяющимся из общей массы. Вспомнился весёлый случай, когда во время школьного чемпионата по футболу их класс проиграл параллельному классу. Проиграли якобы из-за несправедливого судейства и решили протестовать. Не придумали ничего лучшего, чем сорвать урок, который вела классная руководительница победившей их команды. Когда преподаватель задавал вопрос, каждый из ребят вставал и нарочито молчал. И вот, спрашивают его, Комара. А он был на поле, он был в той же команде. Причём был одним из лучших игроков. Преподавательница знала об этом. Но на нём стереотип, стереотип пай-мальчика. Все в ожидании.
– Как называется отношение прилежащего катета к гипотенузе?
– Косинус.
   Разочарованные одноклассники-ребята, ликующий учитель, с любопытством наблюдающие девчонки. В Комаре что-то переворачивается.
   – А Как называется отношение противолежащего катета к гипотенузе?
   – Косинус.
   – ??? А отношение прилежащего катета к противолежащему?
– Косинус.
Класс взрывается смехом. Футбольная команда торжествует, а дневник Комара ложится на учительский стол в одну стопку с дневниками бунтарей. Это была игра, где невозможно было сохранить нейтралитет. Или… или.
Сентябрьская прохлада, запах жёлтых листьев, запах осени. Элли застукали, когда она разрисовывала стены школьного туалета нелицеприятными надписями.
Очередная промывка мозгов, но всё уже по-другому. Перед вечерним собранием в кабинете директора, где должны были присутствовать её родители, директор и несколько преподавателей, она закинулась несколькими колёсами димедрола и теперь ей всё по барабану. Она лицезреет происходящее как на экране. Она диссоциировалась от происходящего. До неё с трудом доходит, что эти высокопарные речи, вздохи, это про неё. Просто она наблюдает за этой игрой со стороны, в ней не участвуя.
Жестокая, оглушающая головная боль. Полная беспомощность. Отстаньте все от меня. Съебитесь нахуй. Мне невыносимо плохо. Тупое раздражение колышет мою душу. Всё до жути прозрачно. Они просто роботы, роботы навешавшие на себя горстки правил и сами ужасающиеся от всего нагороженного ими хлама. Ищущие причины вечно в чём-то или ком-то другом. Это утро. Их прямолинейный мир разбит, но разбит с помощью гранёного стакана, с помощью провалов памяти после пакета на голове. А что дальше? Ведь жизнь только начинается.
А началось всё не так давно. Однажды в школьном дворе она повстречала некоего викинга, здоровенного грязного агрессивного чувырлу, всего обёрнутого в кожу и с выбритым на голове ирокезом. От него тащило крепким алкоголем, как-то позже он изрёк: “Мужик должен быть велик и могуч, волосат и вонюч”. С этого момента и произошло окунание в настоящую жизнь. Идеал дикого жёсткого подросткового протеста, уничтожающего подавляющее большинство навязываемой морали, уже вызрел. Плюющий на всё человек с ирокезом подошёл вполне. Пусть “Панки Хой – всегда бухой”, путь шутки и выходки не отличались особой интеллектуальностью, но, знаете, всё равно это как-то больше было похоже на самореализацию. Условности были сокрушены. 
Гитарная музыка, подвалы, репетиции. Да, ещё один момент: окружавшие её люди были много старше и обладали значительным жизненным опытом, а также многочисленными, хотя и бессистемными знаниями в области мистицизма, сатанизма, язычества, истории культуры и музыки. И тяжело врать. При всех психозах, вызревании цинизма, при таком образе жизни происходит нечто более главное, а именно реализация творческого и эмоционального потенциала. Открыто высказываемые суждения, нескрываемые устремления, как возвышенные, так и низменные. Этот притягивающий и отталкивающий коктейль из нервных потрясений, воспарений над миром, разочарований. Крепнущие крылья за спиной, которые через пару лет обрежет хищный Вавилон…, но только не у Элли, неумолимо вышагивающей по кирпичной дорожке к исполнению своих Заветных желаний.