Цой

Серб Вантала
Он всё сказал

Если есть шаг – должен быть след,
Если есть тьма – должен быть свет!

Вот уже и тринадцать лет минуло. И сердца подростков по-детски наивно не настаивают больше на задней стене кинотеатра о том, что “Цой жив”. Все сошлись на том, что он вышел покурить. Навеки.
Но поражает другое. Мы-то ладно, поколение старых рокеров, воспитанное на балладах Константина Никольского и группы “Воскресенье” – воспринимали каждый новый альбом Виктора Цоя вполне адекватно, и стоически ждали появления в кооперативных киосках новых кассет с его записями. Но откуда у современных юношей, выросших под жужжание надоедливой мухи-попсы, такое проникновение в музыку и ритм стихов поэта? Прочёл недавно, что 15-летняя девчонка влюбилась в песни Цоя, даже не ведая, что его уже давно нет. И узнать о судьбе любимого музыканта для повзрослевшей девушки стало шоком (“Неделя”, издаётся в Уфе, № 33 за 2003 год).
Музыка и слова Виктора, казалось бы, просты как дыхание, не вязнут на зубах оскоминой, не настаивают на своей исключительности. И – не устаёшь ни от слов, ни от музыки, хочется слушать ещё. Конечно, и великие не избегают ошибок, огрехов, и не хотелось бы все слова о нём сводить к похвалебным трелям. Да это, думаю, не нужно ему сейчас, ведь кто-кто, а он, на равных с героями своих песен, мог и звёзд рукой коснуться, что это сон – не считая, и с каждым своим слушателем своей музыкой просто  рядом побыть.
Не я сказал, что в кажущейся простоте и заключается гениальность творца. Поэтому и ставлю наших Константина Никольского, Юрия Шевчука и Виктора Цоя, а может быть, и Земфиру,  в один ряд с поэтами серебряного века русской словесности. Как минимум. Но не удивлюсь, если в памяти потомков начнётся их приближение к веку Пушкина. Ведь в таких расстановках очень трудно определиться современникам, но гораздо легче это сделать время спустя. Как-то написал уже о Викторе, что это великий русский поэт с нерусским разрезом глаз. Но вот смотрю сейчас на его портрет: а глаза-то русские. Грустные. Ведь это только россиянин до костного мозга может произнести такие слова:

Где же ты теперь, Воля-вольная,
С кем же ты сейчас
    ласковый рассвет встречаешь,
        ответь?

Да что же это с нами такое? Вот уже второй великий поэт в России южных нерусских кровей. Вот уже какого по счёту поэта мы любили и берегли всем миром. Да не уберегли. А может, это наши поэты, провидчески чуя беду, подставляют свои мужские сердца, пытаясь нас оберечь?
Кем бы он был, не случись трагедии – этого нам не дано угадать. Это только поэтам доступно самого себя вопросить о будущем:

Камнем лежать
Или гореть звездой?..

И предвещать:

…звездой.

А мы, ровестники Цоя, взрослеем, седеем. И для нас времена молодёжного цинизма, всёсебедозволенности сменяются мужской ответственностью за детей, за землю предков – перед теми же детьми, перед Богом. Константин Кинчев из «Алисы» смывает уже с лица грим и поёт о том, как берёт разбег Душа. А эстафету молодецкой удали и цинизма принимает следующее поколение пацанов. Берите, и дай вам Бог не совершать наших ошибок. Своих поэтов берегите.