Пирожки с любовью

АНДРЕЙ САВИНЫХ

ПИРОЖКИ С ЛЮБОВЬЮ

-Бабушка, бабушка, а вы с дедушкой друг друга крепко любили?
-Мы-то? У-у, внученька!.. Ишо как крепко!
-А как?
-А вот послушай. До войны дело было. Тогда не легше жилося, чем нынче-то, зато веселье люди любили пушше пряников. До свадьбы я с девками на танцульки часто шастала. Сапоги кирзовые через плечо - и босиком до клуба. А там трямпочкой ноги обтираешь, обуваисси - и ну топать. Красота-а! А как за Ваню маво вышла, не до танцулек стало: утром - хозяйство, днем - работа, вечером - снова хозяйство. А развлечься-то все одно охота, молода же ишо! Ну, и взялась я на картах пригадывать. Сначала подружкам незамужним, потом - соседкам, а опосля них вся деревня гуртом потянулася. Много у каво душа не на месте, тайны сердешные им разрешить надобно, хошь тресни. А Ванька осерчал, ногой топнул. «Наталья, - говорит, - покою нету! Брось эти свои цыганские гадалки, Народу кажный вечер больше, чем в наш клуб валит!» «Ванюшка, - смеюсь, - заревновал, штоль?» «Ишшо чаво!» -надул он губы, будто телок. Посмеялась я тихонько да на другой вечер сызнова за карты уселась. А он злой прилетел - шишку набил, када в погреб лазил - да как с цепи сорвалси: «Я те чо сказал?! А ну, дай!» Сгреб у меня из рук колоду, пополам порвал - во силишша-то кака! - да в печь половинки зашпиульнул. «Гадать, - отрезал, - не будешь!»
-И что? Что дальше, бабуля?
-И не стала гадать. И разговаривать с ним больше не стала. Молча спать легла, молча поутру с хозяйством управилася. На работу молча ушла, и пришла тоже молча. А Ванька глядит, что я воды в рот набрала, и тоже набычился. У него, вишь ли, гордость из нутрей поперла, будто квашня из кадки. А вечером пятничным ревнивец мой нову рубашку напялил, гармошку на плечо - и эдаким петушком за калитку. Слышу, вскорости где-то заиграл, а следом девки дурнымя голосами затянули, будто хор Пятницкого. Схватилась я было за коромысло, да тут же и бросила. Негоже сор из избы несть. Приплелся Ванька заполночь, поддамши, а девки ево ажно до калитки пасли, стервьы. Дождалась я, када он уснул, вынесла тихохонько енструмент евоный да как измохратила колуном, что када Ванька на крыльцо утречком вышел, «мама» заголосил. «Натаха-а! Да ты!..Ты за чо гармошку попортила, зараза?!» «За тебя, кобель! Ишь, вздумал меня по деревне позорить! Хвостокрут» «А гармошка причем, дурна ты баба?!» «А причем карты были, кавалер юбошный?!» «Я?! Да я!.. А ты!..» «Чаво?! Ну давай, матюкай жену! Ты же у нас первый парень на деревне!» Закинула я косы за спину да в огород пошла. Вечером хлопочу по дому, а он на печи лежит, хмурый как туча. Воскресенье так прошло, друга неделя началася - а я молчу. На работе-то вдосталь наговорюсь, а дома - молчок. Зазря он ждал, када я сдамся. Вздыхал на печи, будто лось, поминки по гармошке справлял. А мне сперва смешно было, да потом жалко стало. Ему бы подластица ко мне, а упрямство мужицкое не дает. Через три денька гляжу - совсем извелся. Ни ест, ни пьет. Другая б может, под крылышко ево, ан нет же, я покуражить вздумала. В нову пятницу теста завела на пироги, стряпаю да под нос себе пою-мурлыкаю. Потом приоделась понаряднее - и за стол. Пирожок в рот, глаза в потолок, а сама слушаю, как Ванюха слюну кадыком гоняет. Затаился за трубой, а в пузе-то бурчит, будто в бочке. Ну, поела я да гулять пошла. Подруг проведала, посмеялась вместе с ними над дружками ихними, а када домой вернулась, гляжу - муженек мой у пустово чугунка сидит и кряхтит. «Спасибо, Натальюшка, - говорит. - Добрые пироги испекла. И прости ты меня, дурака... А коли простишь, то приголубь. Тока... сама уж подойди... а то я с голодухи вон как набузовалси...» Рассмеялась я тут и заплакала враз, да так крепко ево объяла, што он, хошь и дюжий был, заверешшал, будто заяц какой. И зажили мы мирно, пока война не пришла, а как мой Ванюша в орденах из-под Берлина вернулси, мы ему нову гармошку справили. Так и прожили 62 годка в любви да в согласии.