мое сентябрьское счастье

Самый замечательный месяц на свете – сентябрь. Школа, воротнички белые пришивать, галстуки гладить, гольфы белые – красота неописуемая. Лежишь накануне 1 сентября, и сердце сладко замирает. Особенно если перед этим никого из класса не видел. И думаешь – чем  завтра таким летним будешь хвастаться. Ну,  кроме загара,  шрама  от гвоздя на ноге и  ворованных деревенских яблок.
А в середине  сентября каждое утро тебя будит запах горящих листьев.  По дороге в школу мечтается о работе дворника и  прекрасных перспективах сжигания громадных лиственных куч до самой старости.  А по дороге домой -  топтание у догорающих костров, доедание  расплющенных в портфеле бутербродов и  предвкушение арбузной пирушки. В нашем поволжском  городе все знают, что настоящая арбузная вакханалия начинается  в сентябре.  когда в каждом дворе  появляется огромная машина с полосатыми арбузами, а вокруг выстраивается  много теток, берущих на пробу «по одному  арбузику». Потом у всех  в подъезде балконы заваливаются этим счастьем,  и каждый вечер  на кухонных столах растут горы корок. В  тазиках. Арбузы такие огромные, что с балкона их нужно выкатывать, а не приносить. И такие спелые, что  - не доесть и оставить на ночь – кощунство. 
И в этот момент к нам приезжает бабушка.  На неделю. Как она говорит – «чистить почки», а как мама тихо шепчет – изводить гостей, тараканов и её. Но я  бабушке  радуюсь. Во-первых, она готовит макароны по-флотски так, как я люблю. Она  всегда спрашивает меня:
-  Ну что, отвариваем макарошки с дырками? -  и достает настоящие ребристые короткие обрубочки.
Мама, если и варит макароны, то всегда – спагетти. А потом кладет туда жареный фарш с луком и заливает все томатной пастой. Это, мол, «спагетти болоньез». Но мы-то с бабушкой понимаем правильную флотскую жизнь! в макаронные дырочки забивается мясо и есть такое блюдо не отказались бы даже моряки дальнего полярного плавания! А мясо должно быть не жареное, а вареное. Это очень важно. Очень. Потому что на флоте  сначала варится борщ с большим количеством мяса, а потом половина из него вылавливается и суется в мясорубку. Я на флоте не была, но бабушке верю. Пока она жарит лук с морковкой на сливочном (!) масле (самая вкуснотища, хоть и вредно для мозга), я кручу мясорубку. Изо всех сил. Так, что кусочки мяса летят на стенки, откуда мы их все равно собираем. А потом  всю эту миску невесомой прокрутки бабушка – ба-бах! На сковородку! В масло! И быстро мешает, другой рукой подбрасывая макароны в дуршлаге (кажется, он так называется?). И тут же  она  на лету смешивает  мясо с макарошками,  и накладывает мне в алюминиевую миску. Это обязательно – чтобы в алюминиевой миске. Мама когда это видит – сразу кричит, что  даже собаки уже везде едят из тарелок. И еще  - про вредные вещества, которые из нагретого алюминия попадают мне прямо в мозг и отравляют его. Но я знаю, что на флоте из тарелок не едят, а все должно быть по-настоящему.
И мы уминаем это произведение поварского искусства за обе щеки и запиваем компотом из сухофруктов. И нет на свете человека счастливей меня.
А  в однажды  мама решила стать виноделом.  На даче  у ее подруги неожиданно созрел синий виноград. И никто не знал – куда его деть. В итоге – у нас на балконе появилось 6 ведер с виноградом, книга про изготовление домашнего вина и  мешок сахара.  Мама читала книгу две недели. Виноград начал портиться и бродить, когда она решилась:
- Все! Сегодня мы ставим вино. Если получится – купим летом  дачу и  высадим виноград. Чем мы хуже французов?!
Мы с папой хотели сказать чем – климатом. Но вовремя промолчали.
Две двадцатилитровые бутыли  стояли в теплой кухне и не проявляли признаков брожения. Мама забеспокоилась и начала звонить знакомым виноделам. Слава богу, не во Францию. Ей посоветовали сделать на горлышках индикатор. Чтобы она знала по бульканью или свисту, что процесс пошел. Но мама же – гений виноделия! Она надела на каждое горлышко по хирургической перчатке, и мы стали ждать. Сначала перчатки висели  уныло  и неподвижно. И мы уже стали забывать про вино. И бутыли перетащили в кладовку, чтобы мама не расстраивалась. И вдруг, однажды утром, она ворвалась на кухню с радостным криком:
- Ребята! Левый мизинец распух, а правая ладонь   поднимается!
Мы с папой тревожно переглянулись и уставились на мамины руки в поисках  признаков  страшной болезни. Но она потащила нас в кладовку смотреть на бутыли. С того дня  мы с интересом  стали наблюдать за распуханием перчаток.
И вот приехала бабушка. Первые два дня мы суетились, подстраиваясь под ее распорядок дня и привыкая  к  развешанным на дверях комнат  бабулиным халатам.  На этот раз она привезла не весь свой гардероб, так что жизненное пространство еще оставалось. И в суете забыли про вино. А  процесс брожения не останавливался не на минуту.  И когда  на третий день  бабушка  пошла в кладовку за банками, прямо в лицо ей  взметнулась гордая перчатка.  Истошно крича, бабуля вихрем пронеслась на кухню:
- Труп!!!! Труп !!! Убиииилиии!!!!
Папа проглотил спичку, которой задумчиво и расслабленно ковырял в зубах после ужина, а мама  уронила  на кота  вилку.
- Бабушка, откуда у нас труп?! В кладовке?! Может, тебе показалось?..
Но бабушка  кричала, что она мертвого от живого уж как-нибудь отличит и требовала от нас быстрых  и разумных мер. А когда все, наконец, выяснилось,  оскорбленная бабушка  собрала все свои 48 халатов и пожелала покинуть «этот дурдом, где нет места нормальному человеку».  А напоследок тайно и мстительно разрезала ножницами все пальцы у перчаток.
Но вино все-таки получилось. Потом мы его переливали в бутылки поменьше, разлив  по полу остатки. И соседи долго морщили нос, когда выходили в общий коридор. А ведь раньше у нас была репутация  хоть и ненормальной, но  все-таки весьма умеренно пьющей семьи.

13.11.03