Однажды летним вечером в москве

ОДНАЖДЫ ЛЕТНИМ ВЕЧЕРОМ В МОСКВЕ
                эксклюзив - рассказ



Много миллионов лет назад,  где-то в палеозойской эре, когда я была маленькой девочкой, мама, из педагогических соображений, за малейшую провинность строго наказывала меня. Она грозилась отправить меня в посылке к  отцу и злой мачехе, запрещала есть «ее» продукты, выгоняла  из дома. С тех пор я панически боюсь остаться без жилья, и не менее панически боюсь, что кто-то останется  без  жилья. Тогда, в далеком палеозойском прошлом, я тихо мечтала умереть и грызла ногти.
Позже, в другой эре, когда я родила ребеночка без мужа и жила в маленькой комнатке со своей крохотной дочкой, пустынными зимними вечерами, сидя у морозного окна, я мечтала о том, как дом мой когда-нибудь заполнится друзьями, и мне не будет так пусто и одиноко. Тогда я уже не мечтала о смерти, потому что доченька моя оказалась мощным жизненным допингом. И я  не могла себе представить, что кто-то другой, кроме меня поцелует ее перед сном, подоткнет одеяльце, возьмет на руки и будет шептать милые глупости в отчаянной попытке спастись от одиночества.
Следующие эры были семейные, это когда я столкнулась с предательством мужчин и женщин. И то и другое было больно. Я шла по жизни, мечтая умереть, потому что, уж лучше одиночество, чем предательство. И, надо же, каждый раз это было больно. Каждый раз, как первый.
Эры сменялись. Тихий семейный уют закончился с уходом последнего мужа. Видимо это было наказанием за то, что я бросила предыдущего. 
И вот, когда я умирала… Я не хотела умереть, я просто умирала, лежа дома на диване, слезы текли из глаз, и я устала дышать, потому что это было невыносимо. Так вот, когда я умирала, пришли люди. Разные. И с ними пришло второе дыхание, и я стала жить дальше. Смешно? Я открыла свои двери для всех, в любое время дня и ночи ко мне приходили больные, обиженные, счастливые и дарили мне, каждый свою частичку печали  или радости.
И животные в моем доме появились случайно. Я не хочу иметь дома животных. Это ненормально. Они должны обитать в естественных условиях. Кот – в камышовых зарослях, крыса в подвале, а пудель, вероятно в королевском замке на руках у славной инфанты.
Сначала мне принесли кота, который не любил мужа предыдущей хозяйки. Потом мне отдали нелюбимого пуделька, который тут же заболел чумкой. Чумку я вылечила, но,  в последствии он начал лысеть, но не перестал быть общим любимцем, и это ничуть не повлияло на его жизнерадостный характер.
Потом моя дочь принесла крыса. Крыс был умненький и замечательно пугал некоторых из моих гостей.
Время шло. Люди приходили в мою жизнь и не спешили уйти из нее, если я сама этого не слишком хотела.
Однажды, летним  вечером в Москве я встретилась с давней приятельницей. Нас разлучили ее желание жить в столице, и мечта сделать карьеру уж и не знаю кого - то ли политика, то ли писателя…
Странные люди эти писательницы.
Много лет назад, в одной из эр, не помню какой, мы были отчужденно холодны друг с другом. Она дружила тогда с  молодой писательницей же. И однажды та описала в очередном своем опусе мою знакомую. Пора уже дать ей имя. Пусть будет Тошка. Созвучно и с ее настоящим именем и с тем прозвищем, которое ей дали любящие ее соприятели.
Опус получился некрасивый и грубый. Тошка тогда сильно переживала и с подругой  рассорилась. Это не сблизило нас, необъяснимая стена отчуждения  по-прежнему возвышалась между. Сблизил нас как раз уход моего супруга.
Мы стали встречаться, общаться, делиться интимными и творческими подробностями, что, впрочем, у писательниц составляет единое целое.
Мы могли не видеться по полгода, но сознание того, что она где-то рядом, просто где-то рядом, успокаивало. А потом она уехала. Было грустно и каждый раз, проходя мимо ее дома я смотрела на мертвые темные окна и сердце сжимала тоска. В моем окне всегда горит свет. Как свеча. Если вам плохо, или наоборот очень хорошо, приходите. Должен же быть кто-то кто всегда ждет. Пусть это буду я, хотя бы потому, что меня то уж не ждет никто.
Я повторюсь. Однажды, летним вечером в Москве…
Собственно, сначала я ей позвонила.
- Машка! – закричала она в трубку, - ты где?
- В Москве.
- Вечером, метро Беговая, в восемь.
Вечер, метро Беговая, восемь, я жду. Вот и она. Глаза грустные, как у бездомной дворняги. Я плачу. Это нервы. Я излишне эмоциональна. Она, кажется удивлена. Мы  выходим в душный московский вечер и бредем по улице в поисках местечка, где можно будет посидеть, выпить и выплеснуть друг другу то, чего никому другому никогда бы …
У нее ненормально много денег, по моим понятиям. Она заказывает мартини и креветки, и мы долго, взахлеб рассказываем друг другу о разных новостях, которых немало произошло.
Я не буду описывать подробности, вы можете прочитать это в ее рассказе.
Я прочла. Через три месяца дома. Позади была отпускная пора, Турция, летние впечатления. Мне передали ее рассказ и весело сказали:
- Узнаваемый персонаж.
У нее все персонажи узнаваемы.
Я прочитала рассказ на улице, не снимая перчаток.    Было холодно, и знакомое чувство тоски сжало мое сердце. На душе стало гадко и пусто. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется… Я вспомнила ее грустные, больные глаза. Я все понимала. Но было так больно…
Вечером, уложив дочку спать,  я уселась на кухне и закурила.  А потом легла в постель и долго не могла уснуть.  Грызла ногти и мечтала умереть…
P.S. Однажды зимним вечером в Норильске, в моей квартире раздался звонок. Это была она. Приехала по делам. И я  поняла, что люблю ее по прежнему. Потому что, однажды, взяв в руку  бумагу и «перо», обнажилась перед целым миром. И не на кого пенять.


Октябрь 2000
Норильск