Любовь из белой ночи

Пролог

 Я тебя никогда не забуду. Ты свет в моем сердце. Сколько лет прошло с той поры, но до сих пор я вижу тебя так явственно и отчётливо – необыкновенно-красивую девушку, появившуюся, словно из сказки, белой летней ночью, подарив мне незабываемый месяц радости, любви и переживаний, полностью изменивших мою жизнь!

-1-
Весна

  В ту пору я заканчивал первый курс мореходного училища, где обучался на Радиотехническом отделении. Не так давно началась летняя навигация, и мы с нетерпением ожидали, когда же закончатся экзамены и начнётся летняя практика. Нас ждало кругосветное плаванье на прекрасном белоснежном паруснике «Адмирал Крузенштерн». А пока учёба шла очень напряжённо, причём тяжелее всего мне давались точные науки, без которых моряку никуда! Только как учиться, когда в городе весна? В парке за окнами пели птички, с улицы слышался девичий смех, и все мысли были совсем о другом! Сидя за партой, я часто ловил себя за тем, что не слушаю скучных лекций, а просто смотрю в окно, на молодую зелёную листву и ослепительно-синее небо... Весна!

  А в городе шла пора белых ночей – стояли тёплые и светлые вечера, и, казалось, весь Петербург вышел на прогулку! Влюблённые парочки, студенты, туристы... центр города гудел, словно улей! А ровно в час ночи начинали разводить мосты – это завораживающее зрелище всегда собирало толпы восхищённых зрителей – и когда тяжелые махины медленно поднимались ввысь, на Неве появлялись корабли – огромные лесовозы и многопалубные паромы, длиннющие грузовые суда и прогулочные корабли. Ночью река превращалась в оживлённый проспект, по которому сплошным потоком шли суда... Здесь действовали свои законы и правила, не менее чёткие, чем на дороге...

  После занятий ребята (среди которых было много иногородних) часто любили обсуждать, как было бы здорово сбегать ночью в Центр -  на развод мостов! Конечно, туда их влекли их не только красоты Северной столицы! Тёплой весенней ночью знакомиться с девушками намного проще (особенно, когда на тебе романтичная морская форма!), и потому, чем сильнее припекало солнышко, тем смелее становились план. Кто-то даже разработал целую стратегию - как грамотно выбраться через форточку в парк и вернуться до подъёма в кубрик. Согласно безумному плану в первый же день, сбежавший должен был познакомиться с девушкой, и тогда у него ещё оставалось целых восемнадцать учебных дней (а точнее ночей) для свиданий!
  В какой-то степени столь бредовые идеи порождали суровые училищные порядки – в город нас выпускали крайне редко и неохотно, а когда мы всё-таки выбирались, то сразу спешили домой, поэтому дольше разговоров дело так и не заходило.

-2-
«Лицо училища»


  Одним весенним днём нашу группу назначили дежурной. На утреннем построении каждый получил персональный «боевой пост»: кому-то достался камбуз – накрывать столы и чистить картошку от глазков, кто-то резал хлеб, кто-то убирал листья в парке. «Особо отличившиеся» драили палубы и трапы. А я получил самое почётное место – дежурство на проходной!

- Тебе очень повезло, - веско сказал дежурный офицер – мичман Семенчук, - сегодня ты лицо училища! Всё телевиденье тебя будет снимать, всё радио!
  Но телевиденье в тот день так и не приехало. Мичман тоже быстро куда-то сбежал, и я остался один. Впрочем, не совсем. Где-то там, в конце коридора дежурил мой однокурсник Васька Лыков с красной повязкой «Како».
  С восьми утра в училище стали приходить преподаватели и офицеры, а я всё стоял, как вкопанный,  в белой парадной форме, с синей нарукавной повязкой «РЦЫ», отдавая приветствие офицерам и включая звонок в начале и в конце каждого занятия. Звонок в училище – не школьный колокольчик! Это резкая сирена, напоминающая корабельный сигнал тревоги. Подержав палец на кнопке секунд двадцать, я брал в руку холодный микрофон и строго объявлял: «Начать занятия! Начать занятия». Мой голос разносился по этажам, разлетаясь по коридорам, отражаясь от крутых лестничных пролётов гулким раскатистым эхо...

  С началом занятий, училище погрузилось в звенящую тишину, нарушаемую лишь громким тиканьем электрических часов «Луч» и тихим жужжанием ламп дневного света. На большом плакате была приклеена старинная фотогравюра, на который был изображён парусный фрегат. Мой взгляд упирался прямо в него, и от нечего делать я рассматривал каждую его деталь, внимательно изучая палубы, ванты и мачты. И почему сейчас так мало парусных судов? – думал я, - это же так красиво, плыть куда-то под парусами! Сильные руки команды натягивают снасти, и под самые небеса взмывает белоснежный парус, надуваясь от сильного ветра... В свои семнадцать лет я был безнадёжным романтиком - век скоростей ещё не успел меня захлестнуть.

  Через пару часов меня пришёл сменить мой друг - Сашка Рыжиков. Явился и мичман, на ходу пристраивая на голову чёрную военную пилотку – «к пустой голове руку не прикладывают»! Хотя мы и гражданские моряки, дисциплина у нас почти военная – это чтобы мы заранее привыкали к флотскому порядку. К тому же, случись что гражданские моряки должны быть готовы надеть погоны и взять в руки оружие. Поприветствовав мичмана, мы с Сашкой замерли друг против друга, приложив руку к козырьку.

- Курсант Рыжиков пост принял! – звонко отрапортовал мой друг.

Я снял повязку и отдал ему. Ловко натянув синие полоски чуть выше локтя, он занял моё место – напротив фрегата, а я отправился вверх по гулкой лестнице, в надежде чем-нибудь подкрепиться на камбузе. В коридорах стояла прохлада и полумрак. На угрюмых зелёных стенах висели старинные пожелтевшие плакаты с фотографиями кораблей. На красной доске почёта висели фотографии выпускников тридцатилетней давности. Фотографии были чёрно-белыми, форма тоже тогда была немного другой, отчего и лица людей выглядели иначе, взрослее, серьёзнее, мужественнее. Словно не были они такими же весёлыми и беззаботными пацанами, словно не сидели за теми же партами, не толпились тех же коридорах, не зубрили те же предметы... Старое фото наделяло их каким-то таинственным величием, заставляя нас – их потомков, испытывать к ним невольное уважение!

-3-
Самоволка

  С Сашкой Рыжиком мы дружили с первых дней в училище. Как-то случайно так совпало, что мы оказались за одной партой, и в столовке (или по-морски «камбузе») мы сидели за одним столом, а в кубрике наши койки стояли напротив. С самых первых дней мы постоянно делились впечатлениями от новой и непривычной флотской обстановки, обсуждали училищные порядки, ругали или хвалили преподавателей. А в октябре в училище была дискотека, на которой мы познакомились с двумя девушками – Катей и Настей. Это сблизило нас ещё больше. С Катей Рыжик встречается до сих пор, а с Настей мы расстались. После трёх месяцев ярких встреч и свиданий, она вдруг неожиданно заявила мне, что всё ещё любит своего бывшего парня, и, несмотря на то, что тот «вёл себя как скот», она всё же решила дать ему второй шанс. А я, в общем и целом, «хороший мальчик» и обязательно «кого-то встречу». Это был гром среди ясного неба! Мне не хотелось встречать «кого-то», и когда я понял, что остался один, мне стало очень грустно. Никто вокруг не замечал моей печали, и только Рыжик мог часами утешать меня, слушать, успокаивать, давать советы. Дружба наша крепла не по дням, а по часам, поэтому мы были рады, что нас назначили дежурить на КПП вместе.
  За день мы несколько раз сменили друг друга. В перерывах между вахтами я успел пообедать и поспать. Наступил вечер. Мне стало скучно, и я пришёл проведать Сашку.
  Мичман по-прежнему где-то прохлаждался, и потому мы были совершенно одни. Вечером КПП самое тихое место – входные двери заперты на засов, никто не ходит. Можно болтать хоть после отбоя – здесь никто не спит. Позабыв про строгие правила морского устава, мы сидели прямо на ступеньках парадной мраморной лестницы. Рыжик рассказывал мне, как они со своей Мариной ездили купаться на Финский залив, как его отец строит дачу в садоводстве «Пеньки», и как его мама случайно постирала его белую форменку с цветным бельём, и он не знал, как появиться в училище в клубнично-розовом наряде! Наконец, все темы исчерпались, нам стало скучно, и потянуло на озорство. Вспомнилась любимая тема - весна, белые ночи и смелые планы наших друзей о том, как бы удрать к Неве! Поначалу мы долго не решались что-то предпринять. Мы ходили из угла в угол, бросая косые взгляды на дверь. Вот она – стоит только отворить, и ты на улице! Пробежать, не оглядываясь, через парк, и ты в городе, где уже никто не спросит, почему ты не в училище! Можно хоть всю ночь гулять, когда на проходной дежурит твой друг!
Первым нарушил тишину Сашка.
- Что-то мичмана давно не было, - задумчиво сказал он, озабоченно поглядывая на дверь.
- Дрыхнет, наверное, в своей каморке, - пожал я плечами. В то время нам всё время хотелось спать и, казалось, что любой нормальный человек, если у него есть такая возможность, тоже сразу же пойдёт спать!
- Как пить дать! – согласился Сашка, - даже не пришёл на очередную смену... А ты не помнишь, кто сейчас должен дежурить?
- Нет... – покачал я головой, - не помню. Мы уже два часа болтаем, и пропустили исторический момент смены поста. Хочешь, я подежурю?
- Давай! – Сашка с радостью стянул повязку с руки и протянул мне. Я молча нацепил её - просто так, без ритуала. Всё равно никто не видит, зачем устраивать цирк!
- Курсант Рыжиков пост сдал... – скороговоркой пробормотал Сашка. Я прыснул от смеха.
- Может, он про нас забыл? – вдруг обиженно вскричал он, - мы что тут никому не нужны? Так же можно всю ночь просидеть на ступеньках, и никому нет дела!
- эл-а! – отозвалось звонкое эхо, убегая вверх по лестнице.
- А между тем, - важно добавил Сашка, - мы караулим вход. Захотим и в город убежим!
- А что, ребята давно собирались, - усмехнулся я.
- Мда, шутники, - нервно засмеялся он.
- Сразу вдвоём уходить нельзя, - покачал я головой, - опасно. Мичман может вернуться в любой момент, что мы скажем?
- А мы и не пойдём вдвоём, - отвечал Сашка, - мы по очереди пойдём.
Его уверенность удивила меня. Я посмотрел на него чуть внимательнее, чем обычно, но его лицо выглядело как обычно, и точно сказать было нельзя – шутит он или взаправду хочет уйти в «самоход». С минуту мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова.
- Ты это серьёзно? – наконец спросил я.
- Почему нет?
- А если мичман хватится?
- Не хватится, - отмахнулся Сашка от этой мысли, словно от назойливого комара, - Кто-то один всегда будет на месте. Кроме того, всегда возможно придумать какое-то оправдание...
- Но до Невы далековато - минимум полчаса!
- Я думаю, двух часов тебе хватит? А потом ты придёшь и меня сменишь.
- Значит, первым пойду я?
- Конечно! А потом я. Давай - давай, не робей, - и чтобы показать, что разговор окончен и обсуждать больше нечего, он протянул мне свою холодную руку. Я пожал его “краба” и, стянув с рукава повязку с грозным названием «РЦЫ», быстро сбежал по ступенькам к выходу. Медленно отодвинув тяжёлый засов, я приоткрыл дверь. По ту сторону было ещё совсем светло - как днём! На секунду зажмурившись от яркого света, я скользнул в эту щель и тихонько прикрыл за собой огромную дубовую дверь. Верный Рыжик тотчас же задвинул засов на место. Путь назад был отрезан.

- 4 –
Незнакомка

  Наше училище находилось в живописном парке, среди вековых дубов, раскидистых вязов и клёнов. Жили мы в старом графском особняке, который уже много лет пребывал в страшном запустении. В некогда роскошных покоях, (впрочем, изрядно перестроенных при Советской власти), мы спали, учились и принимали пищу. В просторной гостиной находился актовый зал. В бывшей столовой – спортзал. Комнаты для прислуги были поделены на перегородки, и в них были устроены классы. Графские апартаменты стали кубриком. А в детской был... кабинет начальника училища. Мы очень любили свою «альма-матер» и гордились ей!

  Крадучись миновав волейбольную площадку, я пробежал во весь дух спортгородок, и уже спокойно зашагал по широкой берёзовой аллее. Ночное небо казалось неестественно белым. От тёплого вечернего ветерка высокие старые деревья негромко шумели листвою. Кое-где, в глубине парка, ещё сидели весёлые компании школьников. На скамеечках, укрытых в зелени и цветах, целовались влюблённые парочки. Их вид меня немножко расстраивал, напоминая о моих неудачах на любовном фронте. Рана на сердце ещё не заросла, и вид чужого счастья напоминал мне о собственных невзгодах.
  Наконец, парк кончился. Я вышел на шумный проспект, и окунулся в вечернюю городскую суету. Мимо меня проносились десятки машин, ехали велосипедисты, звенели трамваи, шли пешеходы.
  Старый Петербург – удивительный уголок прошлого! Здесь он такой, каким был сто лет назад: изящные доходные дома, одетые в серый гранит и мозаику, с причудливыми мансардами и башенками, напоминающими башни грозных замков, витыми чугунными решётками балконов, узкими вытянутыми окошками и невысокими крылечками, ведущими в милые крохотные магазинчики! Я любил гулять здесь один – в этом сказочном, кукольном городе! Даже простые, обычные вещи здесь казались чудесными и удивительными!
  Здесь никто меня не знал, и я словно на время погружался в другую жизнь – свой маленький мир... И какая-то неземная радость наполняла моё сердце, какое-то чувство свободы! Я чувствовал, что никому и ничего не должен, я свободен, я гуляю тёплым весенним вечерком, и от этого моя душа просто пела! Мне хотелось улыбаться всем прохожим, которые, впрочем, меня не замечали.

  Большая часть моей жизни - прошла на окраине Петербурга, в районе пыльных типовых «коробок», где все дворы были похожи друг на друга, а улицы были нужны только для того, чтобы по ним ездили машины. Там не было красоты и эстетики – обыкновенный спальный район. Как загон, как гараж, как док, в который встают на ремонт корабли.
  Когда же я впервые оказался в центре, то сразу почувствовал, что здесь всё по-другому! Все улицы, все дома строились, словно с какой-то нежностью к их обитателям. Тот, кто их придумал, безусловно, любил тех, кто будет в них жить, и потому, наверное, заботился о том, чтобы им было удобно и комфортно здесь жить!
  Жить в этом сказочном городе чертовски приятно! Когда в твоей квартире просторные светлые комнаты, широкие коридоры, высокие потолки, а сам дом похож на дворец, в него хочется возвращаться, где бы ты ни находился! Живя в нём, ты чувствуешь, что твоя жизнь проходит благополучно. Ты доволен собой и своей жизнью. И напротив, живя среди серых кирпичных домов с облупившейся плиткой на стенах, унылыми рамами на окнах и пыльными кустами под окном, ты чувствуешь, что и жизнь твоя такая же серая, без красок и красоты. И когда я случайно оказался среди завораживающей красоты старого города, я вдруг почувствовал себя всего лишь бедным родственником, случайно допущенным на этот пир роскоши и гармонии! Словно это был какой-то другой город, где-нибудь за границей, там, где нас нет...

  Но вот, впереди вырос огромный мост. Я в задумчивости остановился. Куда дальше? Не хватало только большого гранитного валуна: «налево пойдёшь – в училище опоздаешь, направо пойдёшь – фуражку потеряешь, прямо...». А пойду-ка я прямо!

  Было ещё рано, (вернее недостаточно поздно), и мост не был разведён. По нему ещё спокойно мчались машины и, как ни в чём не бывало, прогуливались пешеходы. Вот пара японских туристов застыли, словно два сеттера в охотничьей стойке, перед громадным фотоаппаратом на штативе, похожим на пушку-мортиру. Щуря и без того узкие глаза, они по очереди целились в глазок объектива, стараясь запечатлеть великолепную Неву с тысячей золотистых солнечных зайчиков, которыми низкое вечернее солнце щедро усыпало тёмную речную воду. Вечером солнце не бывает слишком ярким, оно не слепит глаза. Но свет его ярок, словно золото, отчего фасады старинных зданий на набережных, приобрели красивые розовато-оранжевые тона!

  Я, не спеша, пошёл по мосту. Далеко внизу, подо мной проплывали яхты, катера и речные трамвайчики, полные туристов. С рёвом пронёсся быстроходный «Метеор» пеня и взбивая воду. Слева на вечном приколе стоял героический крейсер «Аврора», украшенный праздничными флажками. В морской телеграфной азбуке каждый флажок означает какую-то букву. Рядом с крейсером на набережной стоял лазурный дворец Нахимовского училища, тоже напоминающий корабль. Когда я заканчивал восьмой класс, то, сначала хотел поступать туда. Но тогда меня разубедили. Однако своей мечты я не оставил и после школы всё-таки пошёл учиться на моряка, правда, уже гражданского. Поначалу, мама очень расстраивалась тому, что меня теперь по неделе нет дома, а потом, когда я выучусь, меня не будет и по году. Но вскоре она привыкла к этой мысли и с гордостью говорила своим подругам: “А мой Митя теперь моряк!”.

  Часы Петропавловского собора пробили полночь. Золотой остроконечный шпиль с парящим ангелом упирался прямо в небеса! Я наслаждался красотой ночного города! После училища – замкнутого мира со строгой дисциплиной, всё вокруг, даже простые очевидные вещи, казались в новинку и в радость! Сердце не покидало ощущение праздника! В тот момент я был по-настоящему благодарен Сашке Рыжикову за то, что он подвиг меня на этот риск! Сильный ветер с моря изо всех сил дул мне в спину, гюйс задирало и прижимало к затылку. Но я не обращал на ветер никакого внимания. Мне хотелось поднять руки к небу и петь, скакать, как маленькому...

  У памятника Суворову стоял длинный свадебный лимузин. Жених и невеста целовались, крепко обнявшись, а многочисленные гости, окружив их плотной стеной, громко кричали: «будьте счастливы!». Слышался смех, музыка, веселье... В воздухе парили воздушные шарики. Но тут снова, будто бы кто-то невидимый открыл закладку в книге моей памяти, и из недр моей души полились воспоминания: «Возможно, я совершаю сейчас ошибку, но я должна попробовать, понимаешь? Я решила дать ему второй шанс. В этот раз он хочет большего. Да и какая у нас с тобой могла быть жизнь? Он учится в институте, он серьёзно ко мне относится, заботится обо мне. А ты... Дим, не обижайся, но ты ещё пацан. Иногда ты ещё очень несерьезен, даже смешон. Да и вряд ли ты устроишься в жизни после своего училища. Мне немного грустно, и это решение далось не просто. Извини, что я сообщаю тебе всё письмом. Прошу тебя, больше никогда мне не пиши и не звони. Настя».

  Светлое вечернее небо померкло в одночасье, хотя на нём, по-прежнему, не было ни облачка. Сердце сжалось так, будто кто-то сдавил его холодной и крепкой рукой. На глазах выступили слёзы. Надвинув козырёк фуражки на глаза, я брёл вдоль гранитных перилл набережной. С правой стороны была решётка Летнего сада, с левой – спокойная невская вода. Но в тот момент я почти ничего не видел перед собой. Моё сердце терзали горестные мысли, и я даже не сопротивлялся им...

  Но тут все мои мысли словно разлетелись прочь. Впереди, метрах в двадцати от себя, я увидел прекрасную девушку в белом платье. Розоватые лучи закатного солнца очень хорошо освещали её, а тёплый ветерок легонько колыхал её красивые светло-русые волосы. Она стояла совершенно одна и смотрела в густую тёмную воду.
  Я смотрел на неё, не сводя глаз, и она становилась всё ближе и ближе. А я думал о том, что мои сокурсники, бесцельно потратили столько часов, без конца обсуждая способы побега, когда уйти, оказывается так просто. Но ни один из них и словом не обмолвился о том, как воспользоваться этой желанной свободой – как подойти к понравившейся девушке в городе и завязать разговор... У меня ещё не было такого опыта, а когда я пытался разузнать, как нужно действовать у опытных ребят, они отвечали крайне туманно: «действуй по обстановке», «ты сам всё увидишь», «да это просто! Раз и всё!». Нет, это было чертовски не просто!

  Чем ближе она становилась, тем сильнее мне казалось, что она слишком красивая для меня – нет, она даже не захочет разговаривать со мной... Лучше пройти мимо. А морская форма, которая, как казалось, должна привлекать девушек, ставила меня теперь в ещё менее выгодное положение. Но когда до прекрасной незнакомки оставалось не более трёх шагов, я вдруг услышал тихие всхлипывания. Она плакала тихо, почти беззвучно, но в этом плаче слышалась такое отчаянье, что стало не по себе. Я подошёл к ней не как к девушке, а как к человеку, который страдает, которому плохо и одиноко и заговорил, слегка сбиваясь и запинаясь:
- Девушка, я вас очень прошу, не плачьте. Вы такая красивая, ну что у вас случилось?

  Она подняла на меня большие карие глаза, полные слёз. Её слёзы были очень крупными. Они катились по лицу без остановки. Но даже они не могли скрыть её яркой природной красоты. Ей шли даже слезы! Не сказав мне ни слова, она попыталась отереть слёзы рукой. Я немедленно протянул ей свой носовой платок. Она молча приняла его из моих рук и промокнула оба глаза по очереди; аккуратно, чтобы не потекла тушь.
- Что случилось? - повторил я свой вопрос. - Может быть, я смогу помочь?
- Как вас зовут? - вместо ответа спросила она, возвращая мне платок, чуть влажный от слёз. Её голос был тоже прекрасен. Я взял у неё платок, на котором остались два мокрых следа и, с удивлением посмотрел на неё. Она улыбнулась.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

-1-
Алла

  Сегодня в институте я встретила свою подругу Аллу из параллельного потока. Начиналась первая пара и безумно хотелось спать. Но Алла, всегда сияющая и жизнерадостная, вмиг отогнала мой сон. Одета она была по-праздничному и вся буквально светилась.
- Сашка, здравствуй! - защебетала она, - У меня сегодня день рождения, намечается вечеринка. (Последние слова она произнесла с каким-то подтекстом.)
Я задумалась. Мы уже договорились с Пашей, что сегодня пойдём гулять в парк... У нас так редко выпадают свободные от зубрёжки вечера. С другой стороны огорчать Аллу не хотелось, ведь она как-никак, моя лучшая подруга. И потом я всегда любила дни рождения и радовалась, когда меня приглашали.
-Ну что, придёшь? - повторила свой вопрос Алла, потому что пауза слишком затянулась.
- А можно я возьму с собой Пашу? - спросила я.
- Ну, разумеется, - ответила она, ничуть не удивившись.
- Мы просто договорились сегодня встретиться...
- Да не оправдывайся ты, всё понятно!
- Ну тогда жди, - сказала я и устремилась в аудиторию, где уже давно расселась наша группа.
С Аллой мы познакомились на первом курсе осенью. Это было в колхозе. Мы только что поступили и ещё не успели освоиться, как нас в “добровольно-принудительном” порядке заслали в колхоз “Шушары” убирать турнепс. На поле вышла следующая ситуация: парни соорудили из ватников лежбище и залегли на меже; девушки, как самые ответственные, обречённо таскали в кузов трактора охапки турнепса. Из всех и без того немногочисленных ребят работал только Паша. Может быть, за это он мне и понравился? Алла же, такая хрупкая и миниатюрная, с растрепанными чёрными кудрями и ослепительно карими глазами, совсем не была похожа на руководителя. Когда она побежала к ребятам, мы лишь обречённо посмотрели ей вслед. Однако, через пять минут она привела всех парней с собой и быстренько их организовала. Да так, что они ходили за ней толпой и после колхоза. Что и говорить, у Аллки был талант “притягивать” к себе мальчиков. В одиночестве нашу Аллу редко можно было увидеть. Возможно поэтому, я немного ей завидовала и подсознательно хотела быть похожей на неё, ведь мне всегда не хватало общительности.

-2-
Паша

Что касается Паши, то всё всерьёз у нас началось, когда один раз, всей группой мы поехали на Елагин остров. У нас подобралась очень дружная группа, и с того раза мы ещё немало раз выбирались все вместе на природу. Тогда мы решили, что надо, во что бы то ни стало попрощаться с “золотой осенью”.
Сначала мы шли все вместе через небольшой деревянный мост, весело смеялись; кто-то играл на гитаре. Но как только мы вошли в парк, все куда-то по одному “отпочковались” и мы остались втроём: я, Паша и Лена Белкина - староста группы и ярая общественница. Но очень скоро мы отделались и от неё, услав старосту искать остальных. И мы остались с ним одни среди бархатных оранжевых крон, шелестящих листвою, осенних костров и темных луж с плавающими в них листьями. Мы шли с ним очень медленно, вдоль берега Средней Невки, по тихой тенистой аллее. Мы даже не разговаривали, потому что безумно стеснялись друг - друга. Все фразы у нас получались какие-то общие, ни о чём. Так продолжалось довольно долго, пока наконец, аллея не вывела нас к набережной Финского залива. Там были гранитные перилла и два белых льва на гранитных тумбах. Там, в этом безветрии, при закате холодного осеннего солнца, он признался в своих чувствах ко мне. И спросил:
-Ну а как ты ко мне относишься?
Я не успела ничего ответить, как он вспрыгнул на гранитные перилла и пошёл по ним, как по парковой дорожке к правому льву. У меня потемнело в глазах.
-Осторожно! - закричала я. А он дошёл до льва, взобрался на него и уселся верхом.
-Вот теперь я спокоен, - вскричал он, - Теперь я знаю, что я тоже тебе не безразличен.
После этого случая разговор у нас пошёл гораздо более раскованно, и мы уже больше не стеснялись друг - друга. С тех пор мы стали встречаться каждую неделю (короткие встречи в институте нельзя считать за свидания), и отправлялись гулять в разные парки или просто бродили по улицам. Паша очень любил Васильевский остров, и мы могли часами с ним бродить там по красивым линиям или вдоль Невы. С того дня в парке минуло уже полтора года. За это время я узнала наш город больше, чем за всю жизнь.

Войдя в аудиторию, я опустилась на скамейку рядом с Пашей.
-Привет, ну как ты? - шепнул он прямо в ухо горячим шёпотом.
-Нормально. Сегодня у Аллы день рождения. Пойдём?
-Конечно, с тобой - куда угодно, - ответил он.
Так начался этот долгий день - лекции, звонки, перерывы, опять лекции... Пятой парой была литература. Я уже хотела заходить в аудиторию, как вдруг увидела, как Паша сбегает вниз по лестнице.
-Паша! - окликнула я его.
Он остановился.
-Ты что, не идёшь на литературу? - удивилась я. Год подходил к концу, приближалась сессия, поэтому прогуливать сейчас было особенно чревато.
-А зачем я пойду? Хвостов у меня нет, поеду домой, потом на день рождения...
-Встретимся в Автово, как всегда? - спросила я.
-А стоит ли, давай сразу у Аллы?
-Ну как хочешь, - сказала я и пошла вверх по лестнице. Пара уже началась.
Всё это было как-то странно. И то, что Паша не пошёл на литературу, когда он мне сам говорил, что это его любимый предмет; и то, что он сразу поехал к Алле... Но я не придала этому никакого значения и ушла на занятие. Высидев эту лекцию до конца, я встала вместе со всеми и пошла к выходу. Распрощавшись на крыльце с подругами и ребятами, я села в трамвай и поехала домой. Я очень любила возвращаться домой не на метро, как все, а на трамвае – едешь, не спеша, через весь наш удивительный город, сознавая, что такого нет, нигде не свете, и только в нашем Ленинграде.

-3-
День рождения

Домой я приехала около шести вечера, открыла дверь своим ключом и вошла. Я не любила звонок; во-первых, надо ждать, пока откроют, во-вторых, сразу начнётся: “О, Саша пришла!”; “А что ты сегодня получила?”; “А что получила Алла?”, “А как дела у Павла?”. Такие вопросы очень любила задавать бабушка, и я, стремясь избежать их, всегда открывала дверь своим ключом.
Когда я вошла, навстречу сразу же выбежал мой младший братишка Ваня.
-Ну, как Пашка? - сразу же спросил он. И зачем я ему о нём рассказала?
Я подошла к зеркалу. Всё в полном порядке. Дома был только Ваня, и я избежала ненужных расспросов. Наскоро перекусив, я вышла на остановку. Троллейбус хронически не шёл, и я отправилась пешком на метро. Рядом с метро я купила букет гвоздик для Аллы.
Моя станция “ Автово” - самая красивая метрополитеновская станция в городе. Особенно красивы в ней на перроне стеклянные колонны. А вот мраморные - навевают грусть. Подошел поезд, и я вошла нарядная и праздничная в вагон, держа в руке букет. Сразу двое молодых людей уступили мне место. Но так как они сидели рядом, то я села посередине, чтобы никого не обидеть.
Алла жила неподалёку от Нарвских ворот в большом розовом доме, где на первом этаже был универсам. Пройдя через двор, я вошла в парадную. Уже снизу была слышна музыка, несмотря на то, что Алла жила на последнем этаже. Она открыла мне дверь, но я не сразу узнала её, так она нарядно выглядела. Надо знать Аллу, чтобы понять почему. Обычно она ходила по институту одетая в лучших традициях студенческой богемы - потёртые джинсы, длинный свитер, распущенные волосы. Теперь же её было не узнать - она была в нарядном тёмно - синем платье и с красной розой в волосах, чёрных, как смоль. Неудивительно, что я не сразу её узнала. А она меня узнала сразу и закричала, перекрикивая бешеный ритм музыки:
-О, Сашура! Ты всё-таки пришла! Какие классные цветы!
Весь дом был полон ребят и девчонок, большинство из которых я видела впервые. Что и говорить, у Аллы всегда было много друзей.
Я вошла в грохочущую комнату. Народу просто тьма!
Посреди комнаты стоял огромный стол, буквально ломившийся от всякой снеди. На полу лежал яркий турецкий палас. Аналогичный висел на стене, создавая какой-то гостиничный уют. Повсюду стояла дорогая мягкая мебель, дубовая стенка. Правда, книг в книжном шкафу практически не было. Зато на почётном месте стоял японский магнитофон с огромным усилителем. На стене висело четыре колонки.
Поминутно раздавалась трель звонка. Приходили всё новые и новые люди. Большинство из них я как-то мельком видела в стенах нашего славного института. Оставалось только поражаться кругу Аллиных друзей. Кое-кто уже танцевал, некоторые светски беседовали, рассевшись в креслах. Большинство же просто слонялось из стороны в сторону, не зная, куда себя деть. Пока я осматривала комнату, в квартиру набилось столько народу, что нельзя было и шагу ступить, чтобы на кого-нибудь не наткнуться.
Среди всех я разглядела Пашу. Он суетился, накрывая на стол, курсируя между кухней и комнатой. Когда он в очередной раз убежал на кухню, я догнала его и потеребила за плечо. Но вместо ответа он сунул мне какие-то вазочки, и мне пришлось нести их на стол.
На кухне тоже было не протолкнуться. На белых кухонных столах громоздились торты, коробки с пирожными, вазочки с салатами. Всё это поминутно переставлялось, относилось в комнату, постепенно меняя ландшафт стола. В ванной лежала целая груда цветов, на которые текла тонкая струйка воды из-под крана. Столько цветов сразу я не видела со школы, где каждый год первого сентября их дарят учителям. Среди этих шикарных цветов я не смогла отыскать свой жалкий букетик.
Вскоре все расселись за шикарный стол, уставленный яствами. Каждому досталось совсем немного места, и так получилось, что я оказалась в углу между двух кресел, а Паша во главе стола рядом с Аллой. Вино лилось рекой, все время говорились тосты за именинницу. Салаты и закуска таяли на глаза, но их сейчас же сменяли новые, которые приносил с кухни какой-то веснушчатый паренёк.
Так пролетело около двух часов. Время шло незаметно, потому что наступила пора белых ночей, и за окнами было всё так же светло. Постепенно пары начали уединяться - в углах, на кухне в ванной, в соседней комнате. Я всё время искала глазами Пашу, но он куда-то бесследно канул. Я попыталась встать, но от выпитого алкоголя у меня подкосились ноги, и я уселась на диван. Тут же ко мне подсела наша активистка Лена Белкина, неизвестно как попавшая на эту вечеринку. Она сразу же начала говорить какую-то чушь, а уйти от беседы мне было неудобно, тем более что кроме меня, её никто бы слушать не стал. Её ли-цо, всё время что-то говорящее плыло у меня перед глазами и мне хотелось лишь одного - побыть одной.
Играла приятная медленная музыка, человек двадцать танцевало, многие целовались. Был погашен верхний свет, а окна закрывали тяжёлые тёмно - красные шторы с золотыми кистями, и лишь оранжевый торшер горел в этом полумраке, создавая интимную обстановку. Я уже начинала досадовать, что вместо того, чтобы делить эту идиллию со своим мальчиком, я делю её с этой “канцелярской крысой”. На моё счастье она вдруг встала, резко оборвав свой монолог, и, заявив, что я “совсем её заговорила”, отправилась в прихожую, чтобы уходить. Посидев и подождав, пока развеется алкогольные пары, я немного пошатываясь, отправилась в экспедицию по Аллиной квартире на поиски Паши.
В комнате его не было. Я зашла на кухню, вспугнув там того веснушчатого паренька, который нежно тискал свою подружку среди кафельных стен и немытой посуды. В смежной комнате его тоже не оказалось. Повсюду царил интим, от этого даже казалось, что народу стало вдвое меньше. Внезапно всколыхнулась малиновая штора; за ней была дверь на балкон. Я отворила её и увидела Пашу, на котором повисла бесстыдная Аллка. Они целовались. Она обнимала его за шею... Я вскрикнула. Оба застыли в ужасе, не в силах ничего произнести. По-моему, Павел даже не видел, как я пришла...
Хлопнув балконной дверью, я выбежала в коридор; заметалась там в поисках своей обуви, но потом нашла и, сунув ноги в туфли, выскочила на лестницу.

-4-
Падение

Я бежала вниз по ступенькам из этого дома, где ещё царили толпы народа, интим и музыка. Алла жила на последнем этаже, и я помню, как бежала и бежала вниз по лестнице. Павел что-то кричал сверху; на лестничную площадку вышло несколько человек, а я бежала всё быстрее и быстрее. Лестничные пролёты, перилла и окна мелькали у меня перед глазами. Мой мозг ещё не осознал случившегося, лишь в сердце зрело немое отвращение к Павлу, который посмел мне изменить с этой... Я ведь считала её своей лучшей подругой... Как они могли!
Пробежав длинный двор, я выбежала на остановку и спустилась в подземный переход. На ступенях вверх я передумала. Ужасно не хотелось ехать домой. Начнутся расспросы, будут спрашивать, почему я такая грустная...
И от того, что я не знала, куда мне идти, я пошла по Старо-Петергофскому проспекту в сторону Обводного канала. Мимо проходил почти пустой трамвай. Он так ненавязчиво и гостеприимно открыл передо мной свои двери, что я поднялась в него и села на задней площадке у окна. Он тронулся и поехал довольно быстро, со скоростью не свойственной трамваям. Мимо мелькали дома, магазины, машины. Мы переехали через мост на Измайловский проспект, потом свернули на Садовую. В тот момент я совсем не думала о том, как я буду возвращаться домой. На глаза у меня наворачивались слёзы; в висках стучало сознание того, что всё кончено. Все-все мои надежды и планы, на много дней вперёд, были так или иначе связаны с этим человеком, а теперь у нас с ним всё кончено. За что мне всё это, ну за что? Чем я хуже этой вертихвостки?
А трамвай вёз и вёз меня, увозя всё дальше от дома. Когда мы проезжали Марсово поле, я вспомнила, что здесь я учусь, и автоматически вышла на этой остановке. Трамвай ушёл дальше, и я опять осталась одна. Гонимая страданием, я пошла в Летний сад. Этот сад давно уже был моим добрым другом. В перерывах между парами я любила ходить в него. Так было хорошо летом посидеть в тени раскидистого вяза, почитать конспект по истории или литературе - двум моим любимым предметам. И вот теперь, этот сад, который совсем недавно делил мою радость от встреч с Павлом, разделил мою грусть.
Я не помню, как долго я шла, не помню, плакала или нет, не помню взгляды случайных прохожих. Помню только большой памятник Крылову за оградой. На скамеечке в обществе великого сказочника я просидела около часа, потом встала и вышла из парка через огромные ворота к Неве.
Я стояла у шершавой гранитной набережной. Было всё так же светло, как и днём, из-за пресловутых белых ночей. А мне хотелось, чтобы стало темно, и никто не увидел бы больше того, как я страдаю. Необычайная горечь обиды сковала мой сердце, осознание того, что меня предали и бросили, как ненужную вещь. И вот опять дрожит подбородок, опять текут слёзы в три ручья. Жизнь показалась мне конченой, и на секунду мне захотелось броситься в эту пучину волн невской воды. Потом в институте появится некролог: “Трагически погибла студентка второго курса Тарасова Александра.” Будет висеть мой портрет в чёрной рамке, и я буду смотреть оттуда, как никогда строго, на Аллу и Павла. Тогда-то он поймёт, как он ошибался, и к ним с Аллкой будет приходить по ночам мой призрак...
От этих скорбных мыслей мне самой стало так горько, что, по-моему, я зарыдала в голос и очень долго не могла остановиться. Но тут за моей спиной раздался какой-то приятный и всепрощающий мужской голос:
-Девушка, я вас очень прошу, не плачьте. Вы такая красивая, что у вас случилось?
Я резко обернулась и увидела совсем юного матросика. Он выглядел так трогательно, что мне захотелось заплакать ещё сильнее, и не просто заплакать, а разреветься в полный голос. Чтобы этого не случилось, я сделала какую-то жалкую попытку вытереть слёзы рукавом. Тогда он протянул мне свой носовой платок. Я промокнула оба глаза; осторожно, чтобы не потекла тушь. Когда я вернула ему платок, он взял и снова спросил:
-Что случилось? Может я могу помочь?
И вдруг я почувствовала, что помочь он действительно может. И вновь мне захотелось разреветься. Чтобы сохранить самообладание, я постаралась улыбнуться и спросила:
-Как вас зовут? - единственное, что мне пришло в голову.

Часть ТРЕТЬЯ
-1-

-Меня зовут Дима, - сказал ей я, тупо уставившись в носы своих ботинок.
-А меня Александра, - услыхал я в ответ.
Как выяснилось из разговора, Александра была на год старше меня, потому что я был на первом курсе, а она на втором. Однако мы как-то быстро нашли общий язык. В двух словах она поведала мне о своём несчастье. Я же рассказал ей про свою несостоявшуюся любовь с Настей. Затем торжественно прокляли наших обидчиков.
Мы шли с ней неспешна вдоль набережной. Мне было немножко неловко разговаривать с такой красивой девушкой, однако, я как мог, подбирал выражения, чтобы не расстроить её ещё больше. Её слёзы высохли за считанные минуты, она заметно повеселела и даже начала шутить. Очевидно, она была не из тех людей, которые могут долго расстраиваться из-за чего-либо.
-Ну, как, полегчало теперь? - спросил я у неё, когда прошло уже достаточно времени.
-Да, после нашей с вами беседы мне теперь легко-легко, - весело призналась она.
-Говорите мне ты, - попросил я.
-Ты мне тоже. Я так рада, что встретила тебя сегодня здесь! Ты знаешь, я ведь хотела броситься в Неву. Ты мой спаситель!
Мне было очень приятно стать для кого-то спасителем, хотя моя роль здесь и была совсем небольшая.
-Я тоже очень рад, что встретил тебя, Александра. Теперь я уже никогда не буду переживать из-за прошлых неудач...
-Мне кажется, - сказала Саша серьёзно, - что ты очень одинок. Я не права?
-Как тебе сказать, - задумался я, - насколько может быть одиноким человек, живущий в общежитии? Скорее, мне не хватает именно женской ласки, потому что я целыми днями вращаюсь только в мужском коллективе.
Мы всё шли вдоль гранитной набережной и говорили обо всём на свете - о чём только могут говорить двое молодых, так внезапно встретившихся белой ночью. С нею мне было очень легко и хорошо. Я понимал её с полуслова, а она меня. Тогда как со своей первой зазнобой, я вёл себя как-то подобострастно, всё время стараясь ей угодить. Я поддакивал ей даже тогда, когда был не согласен, а вот она старалась ещё со мной не согласиться и подвергнуть критике моё мнение. Кроме того, она не любила, когда я приходил к ней в форме. Саша же принимала меня таким, какой я есть. Однако, я всё ещё не верил в это так внезапно появившееся в моей жизни счастье, о котором раньше я не смел и мечтать. Поэтому, когда встречались наши взгляды, я не много робел и краснел.
-Ты любишь наш город? - спросила она.
-Да, - сказал я, - особенно Петроградскую сторону. Мне кажется, что все дома, вывески и даже прохожие - понимают меня. Я довольно часто там гуляю...
-Надо же, - изумилась она, - а у меня такое же ощущение, когда я на Васильевском острове.
-А сама ты где живёшь? - спросил я.
-Я живу в Автово, а ты?
-А я на правом берегу Невы, на Народной улице.
-Не бывала там.
-У меня из окна открывается вид на Володарский мост и Неву. Когда темнеет, он зажигается зеленоватым светом, и по нему мчатся потоки машин с разноцветными огоньками. А сейчас я живу в училище на Каменном острове, то - есть по сути в парке. Свежий воздух, рядом река...
-А тяжело быть курсантом? - спросила она.
-Сначала - очень, но потом так привыкаешь, что не мыслишь себе иной жизни. А в августе мы пойдём в учебное плаванье на нашей баркентине в Финляндию. Хочешь, я привезу тебе оттуда какой-нибудь подарок?
-Очень хочу, - сказала она, - Только не говори что, а то не будет сюрприза.
Тут мы весело засмеялись. Я посмотрел на неё внимательно. От слёз не осталось и следа, печаль развеялась по ветру.
-Это судьба, что мы тут с тобой встретились, - сказал я.
-Я согласна, но ты-то как тут очутился ночью? - спросила она.
В мгновение ока я кубарем скатился с небес на землю, вспомнив красную повязку дежурного по училищу, Сашку Рыжика и наш уговор.
-Я дежурил на проходной с моим другом, и мы с ним договорились по очереди сбегать к Неве... Ой...
Впереди, на фоне заката и Петропавловской крепости мы увидели медленно разводящийся Кировский мост.
-Теперь мне уже до утра не вернуться, - упавшим голосом сказал я.
-Стоп, - довольно спокойно сказала Саша и достала из сумочки календарик с графиком развода мостов. - Ты ещё успеешь на Литейный мост, бежим!
И мы помчались вприпрыжку, причём она не отставала от меня ни на шаг. Уже у моста мы остановились.
-Ну... - сказали мы хором.
-Пока...- опять хором. Я пожал её нежную и удивительно мягкую руку.
-Мы ещё встретимся, - крикнула она мне вслед, а я задал стрекача через Литейный мост - самый длинный мост через Неву. Когда я прибежал на ту сторону, с меня сошло уже семь потов. Саша с той стороны казалась совсем маленькой белой точкой. Я видел, как она помахала мне рукой с того берега, и я ответил ей тем же. Вскоре она исчезла, и я побрёл назад в училище.
Весь окрылённый, я шёл по ночному городу. Лицо горело, сердце бешено колотилось. О чём я только не передумал за это время! Я снова шёл своими любимыми улицами Петро-градской стороны, и мне казалось, что они разделяют мою радость. Потом я пробирался через парк на Каменном острове.
В училище я вернулся часам к трём ночи и долго ломился, прежде, чем Сашка понял, что это действительно я.
-Здоров ты гулять! - сердито сказал он, закрывая за мной дверь. Видимо, он ожидал, что я вернусь довольно скоро, а сам хотел слинять на всю ночь. Но я совсем задержался, поэтому у него ничего не вышло, и он был зол. Естественно, что и слушать про мои ночные похождения у него не было ни малейшего настроения, поэтому сегодняшнюю встречу я держал в одном из самых заветных закутков своего сердца...

-4-

Домой я вернулась на автобусе, шедшем в парк на Кубинскую улицу мимо моего дома. Душевная водительница попалась - и подбросила, и денег не взяла. В полутёмной квартире все спали. Я тихонько прошла к себе, разделась и юркнула под одеяло. Естественно, уснуть сразу я не могла, потому что сегодняшнее приключение произвело на меня неизгладимое впечатление. Ведь не могла же быть случайной такая приятная встреча? Вот если бы у Павла было такое же золотое сердце, как у этого паренька. Тогда бы он стал идеальным парнем, а этого быть не может. И потом я измен не прощаю... С этой мыслью я уснула.
Проснулась я вовремя, потому что зазвонил будильник на письменном столе. Наспех умывшись и перекусив, я сбежала из дому спозаранку, чтобы избежать вопросов о вчерашнем “празднике”. Бабушка бы обязательно спросила бы что-нибудь вроде: “ну как повеселились?” или: “вы танцевали?”. Отвечать на подобные вопросы у меня не было никакого желания, тем более, что я и не танцевала и “повеселилась”.
На улице светило яркое майское солнышко, но оно меня не радовало. Мне предстоял длинный неприятный разговор с Павлом, и я ехала мрачнее тучи. Я старалась выдумать слова пообидней, чтобы посерьёзней его задеть, чтобы он понял, на кого он променял та-кую незаменимую девчонку, как меня. Пассажиры в метро, ехавшие со мной в вагоне, смотрели на меня с удивлением, мол как это у такой симпатичной девушки может быть такое серьёзное лицо?
Однако ни изменщика ни лжеподруги весь день не было, и мне пришлось держать все свои эмоции при себе.
Отпустили рано - после третьей пары - не смогли найти замену преподавателю политэкономии. Домой ехать ужасно не хотелось, и я решила отправиться гулять по городу.
На набережной Кутузова, где мы вчера познакомились ночью, при свете дня все выглядело по-иному. Приключения и знакомство казались просто приятным сном. Так иногда бывает, что приснится какой-нибудь приятный сон, и ты целый день живёшь под впечатлением. И чтобы доказать себе, что вчерашнее знакомство - не сон, и что и в жизни бывает сказка, я решила навестить Диму. Иногда мне приходят в голову самые неожиданные идеи; в последствии я сама удивлялась тому, как я могла решиться на такое. Так и теперь: никогда до этого не бывав на Каменном острове, я решила “убить сразу двух зайцев”: повидать Диму и посмотреть новые места. Не долго думая, я пошла по Кировскому мосту к метро “Петроградская”. Весеннее солнце щедро заливало дворцы гранитных набережных и шпиль Петропавловской крепости. Однако было ещё не жарко - дул лёгкий тёплый ветерок.
От метро “Петроградская” я устремилась на север по Кировскому проспекту. Там было очень мило, и я удивилась, как это мы с Павлом здесь ни разу не были. Я перешла через мостик узенькую речку Карповку, миновала телецентр. Я заметила, что хотя я здесь и впервые, всё кажется мне здесь таким родным и близким, будто это места моего детства. Потом я шла мимо ограды сада Дзержинского, и, наконец, перейдя через Каменноостровский мост, я оказалась на Каменном острове.
Когда я шла туда, то даже не догадывалась о том, как там красиво! В разные стороны расходились тенистые аллеи, по которым не спеша прогуливались люди, ищущие среди города природу. Повсюду пробивалась молоденькая травка. Лёгкий тёплый ветер теребил листву клёнов, берёз и дубов, росших на острове в изобилии.
Среди гуляющих на острове преобладали молодые мамы с колясками и пожилые пары, которые в основном сидели на скамеечках. Молодёжи было меньше, но её с лихвой компенсировали курсанты - моряки из того училища, где учился Дима.
По одной из аллей я устремилась вглубь зелёного острова, где располагались красивые старинные особняки из дерева, дворцы, окружённые оградами. На почётном месте стоял дуб, который по преданию посадил Пётр Первый.
Где точно находится училище я не знала и поэтому спрашивала у прохожих и многочисленных курсантов. Они давали довольно противоречивые показания, и я решила идти вдоль берега, чтобы не затеряться в зелёных аллеях.
Постепенно я вышла к двум красивым зданиям, раскрашенным жёлтым, розовым и коричневым цветами. Они были украшены лепкой, башенками и большими полукруглыми окнами. Я сразу поняла, что это морское училище, потому что морская символика подчеркивалась всей их архитектурой. В ограде, на дверях и даже на флюгере - везде были якоря. Повсюду сновали курсанты в морской форме. Кто подметал дорожки, кто чистил газоны от прошлогодних листьев.
Я обошла особняк и пришла ко входу. На крыльце стояло два огромных чёрных якоря; над дверью висели часы. У двери стояло двое моряков с красными повязками. Я набралась мужества и подошла к ним.
-Вы случайно не знаете Диму? - спросила я у них.
-А в какой он группе? - спросили они. - Тут вообще-то Дим много...
-Не знаю.
-А какая у него специальность?
-Не знаю.
Курсанты переглянулись.
-Ну хоть что-нибудь вы о нём знаете?
-Он вчера дежурил на проходной! - вдруг вспоминал я.
-А! - обрадовался один. - Это наш Димка! Счас я его позову! Он наверху лестницу моет...
С этими словами он скрылся в дверях училища.
-Сейчас выйдет ваш друг, - сказал другой,- Разрешите представиться? Меня зовут Саша. Я его друг и сподвижник.
Эти минуты были для меня самыми мучительными. Я очень волновалась перед этой встречей. Какое впечатление я на него произведу? Распахнулись двери, но вместо него от-туда вышло человек тридцать в спортивных одинаковых костюмах. Я пыталась узнать среди них Диму, но они все были его старше на вид, да и повыше. К тому же его узнал бы его друг Саша, а он так безобидно курил, что я сразу поняла, что Димы среди них нет. Засмотревшись на них, я не заметила, как хлопнула входная дверь.
-Привет. - услышала я тот баритон, который невозможно ни с кем спутать.
Дима стоял передо мной в серой робе и синем берете с якорем.
-Как я рад, что ты приехала! - воскликнул он.
-И я рада, - улыбнулась я. От моей улыбки он весь заискрился. Мы пошли с ним прогуляться по травянистому берегу Большой Невки. Эта река была не так широка, как сама Нева, да и течение в ней было побыстрее. На той стороне стояли невысокие редкие дома. Там проходила дорога. У самого берега копошились утки, поминутно ныряя, ближе к середине несколько человек гребли, сидя в длинной оранжевой байдарке, похожей на сигару.
-Ну, как у тебя дела? - спросила я у Димы.
-Ничего, спасибо. А у тебя-то как?
-И у меня ничего. Сегодня ни Аллы ни Павла в институте не было; может быть они вместе?
Солнце было низко-низко озаряя наши лица каким-то неземным розоватым свечением. Весь противоположный берег был красным от солнечных лучей.
Тут Диму позвал толстый усатый мужчина в чёрной форме.
-Спасибо, что ты пришла, - серьёзно сказал Дима.
-Мы ещё увидимся, - пообещала я ему.
-Но где и когда?
-А когда тебя отпустят?
-Завтра, около четырёх...
-Ну, приезжай ко мне в пять.
Я достала из записной книжки листик и продиктовала ему адрес, сказав:
-Ну, всё, жду.
-Я обязательно приеду, обязательно, - прошептал он, пожимая мне обе руки. Потом ещё раз улыбнулся мне и убежал в училище.
Возвращалась я по набережной Большой Невки. Вдоль воды росли редкие кусты, изредка по дороге проезжали машины, которых было здесь очень мало. А я шла и думала о том, почему я всю жизнь считала всяких матросов, солдат, курсантов и моряков какими-то людьми второго сорта? Мне казалось, что они какие-то все казённые, не имеющие собственного суждения люди. Алла бы сказала: “все курсанты - сапоги”. Она всегда так про них говорила. Дима же, просто поразил меня. Он был настоящим романтиком, очень чутким и преданным. Какие же это редкие качества в наш век! Нет, я ещё не любила его. Для меня Дима был просто хорошим другом, которому я могла поведать то, о чём не могла рассказать ни одной подруге. Я не раз повторяла себе о том, как ненавижу Павла, но так уж устроено человеческое сердце, что любви легче войти в него сто раз, чем один раз выйти из него.
Незаметно я пришла к Ушаковскому мосту. Когда я шла по нему, то ещё раз оглянулась к этому замечательному острову, который стоял на реке, искрящейся от солнца, отражающегося в воде. На мосту стояло множество рыбаков, которые ловили рыбу. При мне один из них поймал карася. Постепенно я вышла к метро “Чёрная речка” и поехала домой. До самого вечера у меня стоял перед глазами Каменный остров с его дубравами, аллеями и дачами и юный Димочка с немного извиняющейся, но доброй улыбкой.



-5-
Она была у меня в училище! Я был на седьмом небе от счастья. Помню, я в тот день драил лестницу с верху до низу. И только я хотел пойти докладывать о выполнении работы, как вдруг ко мне прибежал Боря Шефнер и говорит: “Димка, к тебе сестра приехала!”. Самое интересное, что сестры у меня и в проекте не было, поэтому Шефнер ввёл меня в некоторое замешательство. Я сбежал вниз по лестнице. На проходной никого не было вообще - видимо ребята вышли покурить. Я распахнул дверь. Во дворе было довольно людно. Человека четыре праздно шатались без дела, дежурные курили, а группа холодильщиков с третьего курса уходили на вечерний кросс. И тут я увидел её, взволнованно оглядывающейся и растерянной.
Мы были очень рады друг - другу. И как она решилась найти меня, ничего обо мне не зная? Мы прошлись вдоль реки и очень хорошо поговорили; договорились о встрече. Но проклятый мичман разрушил всю идиллию, позвав меня, чтобы спросить всё ли я сделал, и я был вынужден покинуть мою даму.
Весь вечер я не находил себе место. Всю ночь я ворочался и уснул лишь под утро. И следующий день я томился ожиданием, не зная, как сократить бесконечные часы. В конце концов я попросил позволить мне вместо обеда драить коридор, с тем, чтобы меня отпустили пораньше. Выполнив работу на совесть, я бросился по лестнице вниз, выскочил во двор, вбежал к нам в спальный корпус и взлетел, как птица на второй этаж. Там, в спальне, я снял надоевшую робу и облачился в парадную форму: брюки - клёш, форменку с гюйсом и фуражку. И вот я уже спешу по дороге к метро. Мимо мелькали знакомые деревья, заборы, дома, но я думал лишь о ней. Купив у метро розу, я сбежал вниз по эскалатору.
Вот уже целую неделю я не был в метро, поэтому был рад окунуться в этот гул, скорость многолюдье. Стоя спиной к чёрному стеклу, я мысленно приказывал поезду ехать быстрее, торопя его. Розу я прикрывал своим телом в душной толпе.
До этого я никогда не был в Автово, поэтому изрядно поплутал, прежде чем нашёл Краснопутиловскую улицу. Наконец, я всё-таки отыскал её белый блочный дом и на одном дыхании взбежал на последний этаж. Сердце бешено колотилось, угрожая выскочить из груди. Позвонив в дверь, я замер. Открыла она не сразу. Сначала залаяла собака, потом послышался лязг замка. Дверь медленно приоткрылась, и я увидел её. Саша была одета по-домашнему: в джинсах и свитере.
-Проходи, - весело сказала она. - А мои сегодня укатили на дачу. О, да ты с цветами! Розы мне ещё никто не дарил!
Я дожидался её в прихожей. Надо сказать, что обстановка у неё в доме была что надо. Весь пол был покрыт лаком; прихожая обита деревом. Повсюду старинная мебель, ковры. Очевидно она из обеспеченной семьи, - подумалось мне. Но тогда, да и теперь тоже, для меня это не имело никакого значения. И будь она даже из очень бедной семьи, я любил бы её не меньше.
-Ну я готова, - сказала она весело, выходя из своей комнаты. Увидев её, я присвистнул. На ней было элегантное белое платье, туфли на высоком каблуке. Она выглядела совсем по-взрослому.
И вот мы уже идём по двору, садимся в троллейбус. В тот день я повёз её в ЦПКиО, так как очень любил этот парк. В детстве меня туда водил мой дедушка. Теперь же, после его смерти, когда я бывал там, мне казалось, что я снова маленький, и перед глазами вставали совсем как живые мои детские впечатления.
В ЦПКиО, так же как и на Каменном острове, было много ребят из моего училища, поскольку эти два острова - Каменный и Елагин находятся по соседству. Их разделяет Большая Невка и мост. Мы гуляли вокруг Масляного луга и красивых белых дворцов со статуями римской мифологии. И повсюду я встречал ребят из своей группы и с моего курса. Когда мы равнялись с ними, они смотрели на меня совершенно дико, словно не понимая, что она во мне нашла, и ещё долго оглядывались нам вслед. Представляю сколько, потом было разговоров!
Мы много разговаривали с нею. Нам всегда было о чём поговорить. С самого начала мы понимали друг друга с полуслова. Она рассказывала мне про свою жизнь, как она поступала в институт, как сдавала вступительные экзамены; я же пел соловьём про наше училище и про то, какие у нас порядки. Я чувствовал, что люблю её всеми фибрами своей души, но как охарактеризовать её чувство ко мне я не знал. До этого я дружил с Настей. Это был тот период в её жизни, когда она поссорилась со своим прежним дружком и посему всё время жаловалась мне на свою нелёгкую судьбу. Я утешал её и поддерживал, как мог. Тогда мне казалось, что у нас завязалось что-то похожее на чувства. Её возврат к нему всё перечеркнул.
Мы пришли на лодочную станцию, находившуюся на утопавшем в зелени островке. Там я заказал жёлтенькую лодочку. На пристани дежурили тринадцатилетние мальчишки, помогая любителям гребли сесть в лодку и причалить к берегу тем, кто окончил своё плаванье. Моё появление на пирсе в морской форме вызвало у них бурное оживление. Они забегали, засуетились, помогая мне и Саше удобнее устроиться в лодке. Совсем недавно я прошёл полный курс шлюпочной гребли, до этого я не раз выходил в Большую Невку на байдарке, поэтому мы неслись по каналу с огромной скоростью, обгоняя всех “с лёгкостью индейца”. А мимо проплывали зелёные берега, статуи, беседки, чугунные мостики.
-Что ты такой невесёлый? - вдруг спросила Саша.
-Ты знаешь, чего я боюсь? - спросил я, глядя исподлобья.
-Чего, Димочка? - спросила она, ласково улыбаясь.
-Я боюсь, что ты вернёшься к Павлу. Помнишь, я тебе рассказывал про Настю?
-Помню. Нет, я предательства не прощаю. И особенно к своей любви. К Павлу я уже не вернусь. Он сегодня встречал меня у подъезда с цветами. Я ему всё сказала. Но... ты только не влюбляйся в меня... пока... ну мало ли как сложится... Я очень не хочу, чтобы ты страдал, да ещё из-за меня.
Она смотрела мне прямо в глаза, улыбаясь впервые не весело, а как-то растроганно, будто ей было жаль меня. А я плавно грёб, почти не касаясь вёслами воды, размышляя о своём большом сердце. Никогда не знаешь, где тебя подстережёт любовь. Но стоит какой-нибудь девушке оказать мне внимание, как я начинаю любить и страдать сам не знаю почему.
Мы причалили к берегу, поросшему ярко-зелёной травой и усыпанному жёлтыми одуванчиками, и вышли на гранитную набережную с двумя львами. Впереди открывался бескрайний простор Финского залива. Солнце было далеко впереди среди сиреневых облаков, роняя на воды серебряные блики. Далеко впереди виднелись разноцветные паруса яхт. Мы подошли к гранитному бортику и облокотились на него. Рядом с водой всегда чувствовался приличный ветерок, вот и теперь он задорно кидал прямо в рот воздушные струи и весело трепал волосы. Я посмотрел на Сашу. Она щурилась от ветра и солнечных лучей, щедро заливавших набережную. Она улыбалась.
-Ты ведь ещё не влюбился в меня? - с надеждой спросила она.
-Увы, - пробормотал я.
-Боже мой, - грустно и задумчиво сказала она, глядя в бескрайний горизонт. Ведь я не давала тебе повода... Я не стою этого...
-Ещё как стоишь, - вдруг сказал я и взял её за руку. Она осторожно высвободилась и пошла к лодке. Тогда я вскочил на гранитный парапет и закричал:
-Саша!
Она обернулась.
-Если ты мне откажешь, я брошусь в эту пучину! - самоотверженно заявил я.
Она почему-то засмеялась и подошла ко мне.
-Слезай, - грустно сказала она, - Где-то я это уже видела.
Случайные прохожие с интересом смотрели на нас, и когда мы уже садились в лодку, всё ещё обсуждали мой поступок.
Возвращались мы молча. Выйдя из парка на набережную Мартынова, мы сели в трамвай, который повёз нас через весь центр города.
-Вот здесь я учусь, - сказала она, когда мы проезжали корпус её института. - Вот, видишь дверь?
-Да.
-Это вход на наш факультет.
-Буду иметь в виду, - улыбнулся я.
Трамвай привёз нас к Нарвским воротам. Оттуда мы доехали до её дома на троллейбусе. Мы уже шли через её двор. На сердце зрел ком. Мне так не хотелось с ней расставаться, будто бы не было такого насыщенного дня, который добавил к моей жизни сразу столько событий. Поравнявшись с её парадной я спросил:
-Мне к тебе не подниматься?
-Почему? - удивилась она, и я снова весь просиял. То, что я поднимусь к ней - означало то, что день продлится еще, по крайней мере, на час.
Спустя пятнадцать минут мы сидели у неё на кухне. Саша суетилась. Поставив чайник на огонь, она мазала бутерброды.
-Путь к сердцу мужчины лежит через желудок! - наставительно сказала она. - Так говорит моя мама.
-Да, особенно курсанта, - добавил я, - Я к тебе отпросился пораньше с тем, что вымою лестницу вместо обеда.
-Я ценю такие жертвы, - сказала Саша, - только больше не жертвуй своим желудком даже ради нашей дружбы.
Весь вечер мы сидели с ней на кухне, пили чай и кофе, ели бутерброды и смотрели телевизор. Уезжал я от неё в одиннадцать часов. Мы стояли в передней. Я шнуровал ботинки, она же вышла меня проводить.
-Здорово у тебя, - сказал я, прощаясь.
-Да? Спасибо. Ну а теперь ты пригласи меня к себе в гости!
-Но у меня дома всё гораздо проще. Нет такой обстановки...
-Да какое это имеет значение? Я просто хочу увидеть ночной Володарский мост...
С этими словами она нежно поцеловала меня, от чего у меня закружилась голова и широко раскрылись глаза. Я тоже поцеловал её и пулей понёсся вниз по ступенькам. На моей щеке горел её поцелуй, а мои обветренные губы помнили её нежную холодную щёку.
Эти её слова про Володарский мост я вспоминал потом очень долго.
Домой я приехал за полночь, когда мама уже спала. Раздевшись и сложив форму на стуле, я ещё долго смотрел в окно, сидя на кровати и представляя, как мы с ней будем любоваться этим видом вместе. Этому так и не суждено было сбыться...

-6-

Дима ушёл от меня в одиннадцатом часу. А спустя час позвонил Павел.
-Сашенька, милая, ну давай мириться! - заговорил он елейным голосом.
-Я предателей не прощаю, - спокойно сказала я и повесила трубку.
Тут же вновь раздался звонок.
-Милая, ну пойми, это Алла во всём виновата. Вышла на балкон и мне на шею бросилась. А тут ты вошла...
-Нам не о чем разговаривать, - ответила я, очень довольная тем, что подобрала красивую фразу.
Больше он звонить на стал, однако ночью в моё сердце вполз подлый червь сомнений. Мне неожиданно показалось, что в словах Павла есть доля истины. Но, нечеловеческим усилием воли, ума и памяти, я поборола в себе эту подлую мыслишку.
А на следующий день я уехала к родителям на дачу. Меня уже там все ждали с распростертыми объятиями, и сразу же выдали мне лопату, велев вскапывать грядки. Надо сказать, что к земле я никогда большой тяги не испытывала, однако и папа и мама были настоящими трудоголиками и всё свободное время проводили на даче, копая грядки, строя парники и делая заготовки осенью. Однако, и у вскапывания грядок есть свои плюсы - в это время голова не занята ничем и можно спокойно подумать о том, что наболело. Копаясь в земле, я сопоставляла Диму и Павла. Оба они любят меня, но по-разному. Дима безмерно предан и пойдёт за меня в огонь и в воду, а Павел - нет. Но его я любила целых два года, он более мужественный, взрослый. Впрочем, теперь с ним покончено, иначе я не буду больше себя уважать.
Выходные пролетели совершенно незаметно, как это всегда и бывает, и мы все вместе вернулись в город. Наскоро пролистав конспекты, я легла спать.
Утром, ещё до начала первой пары, ко мне подошла Алла.
-Саш, ну давай мириться, ну прости меня! Мы ведь подруги, да?
У Аллы всегда было какое-то внутреннее обаяние. Она знала, что может им растопить любой лёд. Но это знала и я. Поэтому, боясь растаять, я процедила: “ нет!” - и скрылась в аудитории.
От этих событий, молниеносно сменявших одно другое, голова шла кругом. Ища поддержки, я поехала к Диме в училище. Его долго не хотели звать, но я так умоляюще посмотрела на его командира, что тот покраснел, отвёл глаза и ушёл за ним. Оказывается, в этот момент у него была лабораторная работа. Он прибежал в белом халате. Мы снова вышли с ним на берег Большой Невки и встали рядом со знаком “ Стоянка морских транспортных средств запрещена!”. Сперва мы обменивались простыми дежурными фразами, и когда ему уже было пора убегать, он вдруг сделал испуганные глаза и тихо спросил:
-Мы ведь никогда не расстанемся с тобой, да?
Я заверила его в полной своей преданности.
-Я познакомлю тебя со своей мамой, она очень хорошая!
-Ну конечно, - снова согласилась я. И он, весь сияя, убежал обратно к себе в училище.
Мы встречались с ним ещё месяц. В июне было довольно жарко, и мы ездили купаться, в парки, выезжали на природу. Дима мужал на глазах. Он стал более уверенным в себе, его рука больше не дрожала в моей. Из хрупкого юноши он стал настоящим кавалером. Есть такое полузабытое слово, которое характеризует настоящих мужчин.
Но вот сессия подошла к концу. Мне было пора уезжать на лето к себе на дачу. Когда Дима узнал об этом, он спал с лица.
-Мы больше не увидимся до осени? - хмуро спросил он.
-Выходит, да.
-Это слишком большой срок, ты меня забудешь.
Я промолчала, потому что и сама была в себе не уверенна.
-Но я ещё до пятого июля в городе, если приедешь, заходи...ладно? А в августе я привезу тебе из плаванья подарок, хорошо?
-Ладно.
Глядя на него, я невольно улыбалась - мне было смешно и грустно расставаться с этим чистым и честным мальчиком. Попрощались мы как-то сухо, не глядя друг-другу в глаза. Я уехала к себе, а он к себе. Вероятно, очень расстроенный.

-7-

После её отъезда жизнь потеряла для меня всякий смысл. Сдав все зачёты и экзамены, я поспешил уехать к маме на дачу из гнетущего воспоминаниями и жарой города.
На даче меня встретила родная природа, деревянные домики, аромат вечернего дымка из печки и запах пряных трав, прогретых солнцем.
На отдых мне был выделен месяц, и я постарался ни о чём не думать и отдыхать на полную катушку. Во всех своих делах я старался избегать безделья, чтобы не быть наедине с грустными мыслями. Я во всю купался, загорал, гулял с друзьями на большие расстояния. По ночам мы жгли костры и играли песни на гитаре. Но во всём моём поведении я не находил смысла. Без Саши всё было пустым и безжизненным. Мама никогда не вмешивалась в моё усталое безразличие, и за это я всегда был ей очень благодарен. Месяц пролетел быстро. Я и оглянуться не успел...
То плаванье было моим первым плаваньем. Этим я очень гордился. Провожали меня как в дальний поход. Взволнованный и счастливый, я явился в порт в отутюженной форме и с небольшой сумкой, в которой были мои личные вещи.
Курсанты всех времён проходят первую практику на паруснике. Вид у баркентины был впечатляющим: белоснежный борт с красной полосой, сияющие на солнце и чуть вздутые от ветра паруса, блестящие переборки, новые снасти...
Экипаж состоял из пожилого капитана, который выходил только на построения; старпома - очень строгого мужика, который никому не давал спуска и строго следил за выполнением своих поручений, вахт и нарядов; боцмана, который был выпускником нашего училища и был нас старше лет на пять. Боцман не давал никому отдыхать. Он всегда руководил хозработами, а иногда ошивался на капитанском мостике. Несмотря на свои молодые годы, он рачительно выделялся из нас своей уверенностью в себе и осанкой. Был ещё и шкипер, который был одновременно и буфетчиком и коком, а также человек пять матросов. Весь остальной экипаж состоял из нас - курсантов всевозможных училищ и факультетов. Лично я проходил практику с курсантами военно-морского училища имени Фрунзе.
Мы плавно и почти бесшумно вышли из бухты под одними парусами, устремившись навстречу заходящему солнцу. Поселили нас всех в довольно вместительном кубрике с привинченными койками. Я спал у самой переборки, мерно покачивалась от качки. За переборкой были слышны тихие всплески воды.
Рано утром нас подняли на построение, после чего всех тут же распределили на работы. У меня сразу же сложилось впечатление, что, мы посланы сюда, чтобы вкалывать, как каторжные и выполнять самую чёрную работу. Строгий боцман всё время заставлял что-нибудь драить, чистить, скоблить или красить. Как только я справлялся с одной работой, он сразу же находил мне другую, третью, четвёртую. Кроме того, мешала проклятая качка, которая не давала возможности опереться, да ещё сбивала с ног какая-нибудь плохо натянутая снасть. В самую неподходящую минуту залив мог окатить с головы до ног ледяной водицей.
Яростно скобля от старой краски постройку, я мысленно чертыхаясь, проклинал всё на свете: училище, море, ненавистный парусник и жестокого боцмана, который не даёт ни минуты покоя. Я давал себе обещания, что никогда в жизни не пойду больше никуда под парусом, и ещё сто раз подумаю, идти ли мне в море вообще. Ну а если я стану капитаном... Но эта перспектива казалась мне такой далёкой, что я даже не мог себе представить, что тогда будет. Теперь же, спустя много лет, я вспоминаю своё первое плаванье с тоской и умилением, сожалея, что с тех пор ни разу не ходил под парусом.
Спустя неделю, у нас начались практические занятия, и тогда я понял, что всё, что у нас до этого было - нелепая случайность, настоящее же плаванье - это когда ты уже не юнга, а штурман или какой-нибудь другой специалист - механик, электрик, радист... Мы уже не были похожи на салаг, которые в первый раз вышли в море. Теперь мы сами прокладывали курс по карте, веря, что от каждого из нас зависит курс нашего судна.
В Финляндии мы стояли двое суток. Весь первый день мы производили хозработы и драили мыльной водой всю палубу, убирали снасти, проводили профилактику оборудования. В порту, где судно встало на якорь было множество парусных яхт. В Финляндии яхту может купить любой человек. Многим она даже заменяет дом. В свободное время финны могут пойти под парусом в Швецию, Норвегию, Германию. Стоя в порту на якоре, мы не видели берега из-за большого количества парусов суден. Накануне первого увольнения я не спал почти всю ночь. Мне не терпелось сойти на твёрдую землю, потому что до этого я не был за границей ни разу. На берег я сошёл в белой фланелевке, отутюженных белых брюках и в новенькой фуражке, которую выпросил у одного из матросов. Нам выдали на руки валюту, и вся команда сразу же отправилась на рынок за покупками. Там они накупили целую гору одежды, сувениров и техники. Один механик умудрился выменять у какого-то мальчугана на фуражку и советские рубли проигрыватель для компакт дисков. Я слонялся вместе со всеми, но нашёл то, что искал лишь на обратном пути: великолепное вечернее платье из чёрного бархата. Оно было всё в мелких блёстках, переливающихся при свете всеми цветами радуги. Я потратил на него все деньги.
Вечером мы вернулись на судно и легли спать. Ночью мне выпало стоять вахту у штурвала. Я смотрел вверх и видел бесчисленные мирриады звёзд, рассыпанных как крупа по небосводу. Кругом было черно и ничего не видно. Только из-за борта доносился тихий плеск воды. Я чувствовал себя королём мира и властелином Вселенной. Это ощущение нельзя сравнить ни с чем, когда ты стоишь у руля и ведёшь за собой огромное судно по бескрайней равнине океана. И пускай это был не океан, а Финский залив, мне всё равно никогда не забыть то мальчишеское благоговение, которое я испытывал перед этим судном. И теперь, когда половина моей жизни проходит на громадных по сравнению с этой крохой судах, я вспоминаю это своё первое плаванье как самое значительное в жизни.
Вернулись мы в аккурат к началу учёбы. После приветственных речей начальника училища, который вышел к нам в парадной форме, она закипела с новой силой, принося свои радости и разочарования. Первые две недели нас не выпускали, зато задавали множество задач по высшей математике, физике и черчению. Погрязая в расчетах, мы исписали не-мало листов бумаги, которым можно было бы подыскать гораздо лучшее применение.
Всё свободное время я слонялся по бесконечным гулким училищным коридорам, подолгу глядя в большие окна на то, как мелкий осенний дождик моросит, заливая во дворе спортивную площадку, дорожки и кусты. Я очень ждал её. Ждал, что она приедет и вызовет меня вниз на проходную. Мы снова выйдем с ней во двор и поговорим по душам, и я скажу ей: “ видишь, время не властно над настоящей любовью!”. А она все не приезжала и не приезжала. А в моём шкафчике на самом дне лежал в мешке подарок - вечернее платье для той единственной, для которой мне ни было жаль ничего...

-8-

На даче было хорошо, как всегда. Мы очень часто загорали, купались, ходили в лес за ягодами. Ваня с папой ходили на Ладогу ловить рыбу. В те дни я уже и думать забыла про Павла и думала лишь о Диме. Когда в детстве я с упоением читала “Алые паруса” Александра Грина, я всегда представляла себя на месте Ассоль и ждала своего капитана на красивом паруснике с алыми парусами. Шанс стать таким капитаном для меня появился у Димы.
Июль месяц, которого ждут с нетерпением все студенты из-за начала каникул пролетел почти невзначай. Наступил август. Вода в реке стала непримиримо холодной. Купаться стало невозможно. За окнами вот уже третий день стояла пасмурная погода. Папа с утра уходил с Ваней на рыбалку, мама вязала бесконечные шарфы и кофты, а я перечитывала конспекты, готовясь к началу занятий.
Тот день всё перевернул. Я лежала на кровати у окна и читала. Топилась печка. Дрова весело потрескивали, иногда выкидывая жёлтые искры наружу. И тут раздался стук в дверь. Я встала и босиком пошла открывать дверь. Когда я отворила её, удивлению моему не было предела. На нашем крыльце стоял Павел, держа в руке букет чайных роз.
-Не ждала? - улыбнулся он. От нахлынувших на меня чувств, я вся покраснела от переполнившего меня негодования и...расплакалась. Он подошёл ко мне вплотную и нежно вытер мои слёзы шёлковым носовым платком. Он крепко обнял меня, а я всё рыдала у него на плече. А он шептал мне всякие добрые и ласковые слова, утешая меня. И снова я почувствовала к нему такое тепло и нежность, что моё сердце оттаяло, простив Павлу всё то за что я не могла его простить так долго. Целый день мы гуляли с ним по нашему посёлку, потом встретили папу и Ваню, которые шли с рыбалки. Весь вечер Павел пил у нас чай, а потом уехал ночным автобусом. Как будто всё теперь нормализовалось. Но не всё... Через неделю приходил из плаванья Дима, который любил меня ещё больше, чем Паша. Как ему объяснить что такое женское сердце? Я не знала как поступить в этой ситуации и решила не напоминать ему о себе, чтобы он отвык от меня как можно больше, а может быть он встретит себе другую девушку с которой он забудет меня? Для меня и тогда Дима оставался самым верным и преданным другом, однако в Паше я любила мужчину, а Дима был для меня как младший брат, которого можно любить, но совершенно иначе...
Развязка наступила в пятницу третьей недели... Я довольно в приподнятом настроении выходила из института, спускаясь вниз по ступеням. И вдруг, у паребрика я увидела знакомый силуэт. ОН был в чёрном бушлате с двумя рядами блестящих пуговиц и в чёрной зимней фуражке. В одной руке он держал букет цветов, а в другой импортный мешок, в котором очевидно находился тот самый подарок из Финляндии. Завидев меня, Дима улыбнулся и подбежал ко мне. А, подбежав, заглянул в мои глаза. Я стояла, опустив голову, и он прочёл в моих глазах то, что я не решалась сама ему сказать.
-Не может быть... - тихо прошептал он. - неужели ты с ним помирилась?
-Димочка, прости меня, пожалуйста, если сможешь... Я не стою твоей любви. Ты ещё найдешь себе достойную девчонку, а я...
У меня на глазах выступили слёзы - так робок и беззащитен был его взгляд. Я отвернулась, потому что была не в силах больше смотреть в его глаза и пошла на остановку. Подошел трамвай, и я поднялась на заднюю площадку, а он всё стоял на остановке такой одинокий...
Несколько раз с тех пор я видела Диму на своей остановке у дома. Несомненно, он приезжал ко мне. Но всякий раз я делала вид, что не замечаю его, потому что у нас с Пашей тогда было всё очень хорошо. Зимой я перестала встречать Диму раз и навсегда, и этой же зимой выяснилось, что Алла беременна от Павла. Когда я об этом узнала, я уже не могла и не хотела быть с ним. Поклонников у меня всегда было много, и на четвёртом курсе я вышла замуж, как мне тогда казалось по любви. Но, боже мой, если бы я знала... Никто на всём свете не любил меня так искренно и так нежно, как этот совсем ещё юный морячок. Но если моя жизнь сложилась хорошо, и если я счастлива, почему же теперь мне хочется, так хочется увидеть его на своей остановке так преданно ждущего меня? Но на ту зиму легли снега многих других зим, прошедших с той поры, и я уже никогда не увижу совсем юного светленького парнишку в морской форме, с букетом цветов и подарком в красивом мешке. Теперь уже я никогда не узнаю, что было в нём...

ЭПИЛОГ

Она исчезла из моей жизни так же внезапно, как и вошла в неё. Я не виню ни себя, ни её - когда любишь человека, то желаешь ему счастья. Хочется верить, что она счастлива, и любима и всё у неё хорошо.

Настя была не права, когда говорила, что без высшего образования пропадёшь. Сразу же после училища я устроился на большое рыболовецкое судно. Теперь уже с трудом можно перечислить все те порты, куда заходил мой корабль. Но иногда, когда под вечер я выхожу на капитанский мостик посмотреть в безбрежную гладь тихого моря, я вижу её - ту самую несбывшуюся мечту, ту девушку в белом платье на набережной Невы с развевающимися волосами. И мне кажется, что ничего ещё не поздно изменить; сейчас ещё всё только начинается! Я подойду к ней, чтобы утешить, и моя жизнь наполнится бесконечным смыслом...

1999