Рассказы о Михаиле Романовиче Флисском

Флисский Михаил Романович (1904 - 1966). Конструктор авиационных двигателей (поршневых, турбовинтовых и турбореактивных). Дважды лауреат Государственной премии СССР (1942, 1946).
(Из Интернета)


С Михаилом Романовичем я общался намного меньше и на большем отдалении от его персоны, чем с другими замами Генерала. Например, были периоды, когда с Анатолием Алексеевичем Овчаровым или Евгением Михайловичем Семеновым я встречался и решал неотложные вопросы, связанные с испытаниями, почти ежедневно. С Василием Даниловичем Радченко, Владимиром Николаевичем Орловым или тем же Евгением Михайловичем Семеновым мне приходилось обсуждать не только производственные вопросы, но и общаться в неслужебной обстановке. Но обаяние личности Михаила Романовича было таково, что мне хочется поведать прежде всего о нем, причем, отступив от своего правила, рассказать не только то, чему сам был свидетелем, но и то, что слышал от других. По-другому просто нельзя, ибо Михаил Романович Флисский был личностью легендарной. Он был живой легендой. Рассказы о нем передавались из уст в уста, и я их с удовольствием слушал, а потом записывал.

Где?
(рассказ мой собственный)

В конструкторском бюро не все и не всегда выпускают чертежи. Многие, особенно те, кто связан по работе с другими фирмами, пишут письма на эти фирмы. Написать иное письмо посложнее, чем самому чертеж выпустить. С самого начала моей работы в бригаде Молчанова Эдуарда Семеновича мне пришлось писать много писем в различные адреса. Пишут письма рядовые сотрудники, а вот подписывают их, в зависимости от важности или срочности, или замы Генерального, или сам Генеральный конструктор Николай Дмитриевич Кузнецов.
И вот прихожу я в самый первый раз с письмом к Михаилу Романовичу, бывшему тогда первым замом Генерального, кладу перед ним письмо для подписи и начинаю в самой сжатой форме излагать суть проблемы, смысл письма, чем оно вызвано и чего мы добиваемся. Флисский сидит молча и не смотрит ни на меня, ни на письмо. Мне даже кажется, что он дремлет. Вдруг Михаил Романович перебивает меня:
- Где?
Я начинаю объяснять, что адресат находится в Москве, а Флисский снова перебивает меня:
- Где?
Уточняю, что адресат находится в Москве, в районе Белорусского вокзала, на такой-то улице, и снова слышу:
- Где? Где тебе подписать?
Я удивленно показал то место в письме, где следует поставить подпись (как будто, он без меня не знал!), и Михаил Романович расписался, не читая.
В дальнейшем так и повелось. Я клал перед ним документ, Михаил Романович спрашивал:
- Где?
Я показывал, и он подписывал.
Как-то я рассказал кому-то из старших коллег о странном поведении первого зама Кузнецова, и тот объяснил мне:
- У Михаила Романовича есть шутка о разделении обязанностей. Каждый должен знать и уметь делать свое дело. Исполнитель должен знать, где начальник должен поставить свою подпись, а начальник должен уметь поставить эту подпись на показанном ему месте. Это и есть разделение обязанностей.
- Но ведь тогда его могут обмануть и подсунуть что угодно.
- Конечно, могут. Только потом это обязательно всплывет, и тогда тот, кто это сделает, потеряет возможность подписывать документы у Михаила Романовича. Тебе повезло. Ты почему-то попал в число тех, кому он доверяет. Неужели ты станешь рисковать этим доверием?
- А почему он решил, что мне можно доверять? Ведь он даже не прочел то письмо, которое я ему принес.
- Не знаю. Об этом можно только догадываться. Может быть, по тому, как ты излагал, как держался, он решил, что ты достаточно владеешь проблемой и ему не за чем напрасно терять время и вдаваться в детали, контролируя тебя.
Конечно же после этого разговора, я не стал рисковать доверием Михаила Романовича и всегда приносил ему на подпись только хорошо проработанные бумаги.
(Кстати, много лет спустя была у меня аналогичная ситуация с Андреем Павловичем Комаровым, одним из авторитетнейших наших специалистов по компрессорам и едва ли не первым из заводских работников, защитивших кандидатскую диссертацию. Мне нужно было получить от него отзыв на мою статью для сборника трудов нашего завода. Статья касалась неустойчивости в компрессорах, но используемые мною методы были методами теории управления, а не методами компрессорщиков.
Поэтому начальник ОКБ Радченко пожелал узнать мнение Комарова об этой статье.
Я пришел к Андрею Павловичу. Он полистал статью, положил листочки перед собой и сказал:
- Рассказывай!
- Что рассказывать?
- Что считаешь нужным, то и рассказывай.
Я принялся увлеченно пересказывать содержание статьи, как вдруг заметил, что Комаров закрыл глаза и как будто спит.
- Андрей Павлович! Вы же не слушаете!
- Нет, нет. Я слушаю тебя. Продолжай!
Через некоторое время я опять говорю:
- Андрей Павлович! Вы же не слушаете!
- Говори, говори. Я тебя слушаю.
- Но Вы даже не смотрите на рисунки.
- Пусть это тебя не смущает.
Когда я кончил рассказывать, Комаров говорит:
- Видишь ли, я в ваших методах не разбираюсь. Поэтому для меня важно было понять, а сам-то ты веришь в то, что написал, или нет. Я слушал не содержание, а музыку твоей речи.
- Ну и что Вы услышали?
- Я услышал, что ты уверен в том, о чем говоришь. Я дам тебе положительный отзыв для сборника.
- А разве бывает, что кто-то не верит в то, что написал?
- Бывает! – и Комаров назвал фамилию одного заводского специалиста, которому он перед этим отказался давать свой отзыв именно потому, что, судя по музыке его речи, тот не верит в то, о чем написал.)
Наверное, и Флисский умел слушать музыку речи своих сотрудников, только времени для того, чтобы уловить в ней нужный настрой или фальшь, ему требовалось гораздо меньше, чем другим.

* * *
В главе “Молчанов и Борец за государственные интересы” я уже рассказывал о словестной дуэли Флисского с Симаком, свидетелем которой был. Дуэль состоялась вскоре после описанной чуть выше моей первой встречи с Флисским. Флисский посылает Симака в командировку, а тот ехать не хочет и ищет предлог, чтобы отказаться. Для начала Симак заявляет, что у него нет билета на самолет - “билет из обкомовской брони будет ждать Вас в кассе!” Симак говорит, что не успевает до отлета самолета добраться до аэропорта – “возьмете мою машину и успеете”. Симак заявляет, что пока он доберется до фирмы, там уже кончат работать – “возьмете такси, а я дам указание, чтобы бухгалтерия Вам его оплатила”. У Симака не заказан пропуск – “пока Вы будете лететь, я сам закажу Вам пропуск!”
Как известно, тогда словестный поединок выиграл Симак, но я надолго запомнил, как Михаил Романович умело устранял одно за другим все препятствия, которые воздвигал Симак. Главным было дело!

Министерская премия
(рассказ начальника отдела регулирования головного ОКБ Александра Павловича Анисимова)

Провели мы Государственные испытания двигателя, и нашему заводу была положена министерская премия. Но время идет, а премии все нет. Попробовали заговорить на эту тему с Кузнецовым, но Николай Дмитриевич только сказал:
- Вам что, делать нечего? Придется загрузить вас работой.
(При всем моем глубоком уважении к нашему Генеральному должен отметить, что он никогда не любил добиваться премий, наград или других благ для своих сотрудников.)
Пошли тогда Славка Гасилин (из песни слов не выкинешь – именно так Александр Павлович назвал начальника отдела компрессоров Гасилина, для меня - Станислава Сергеевича) и другие ОКБ’вские начальники к Михаилу Романовичу: будете в Москве, узнайте, в чем дело. Флисский пообещал им.
Поехал он в Москву. Пришел в Министерство авиационной промышленности и узнал там, что приказ давно всеми подписан, но застрял в Госплане у какого-то начальника.
- А какие у него слабости? – спрашивает Флисский у министерских.
- Никаких, - отвечают ему.
- Не может быть такого.
- Может.
- Чем же он тогда занимается в свободное время?
- Сидит с мольбертом на природе и пейзажики рисует. У него даже в кабинете висит картина, которую он сам нарисовал.
Поехал Михаил Романович в Госплан. Поднялся в кабинет этого начальника. Смотрит – действительно висит на стене пейзаж.
- Эх, - говорит Михаил Романович, - проклятущая эта работа, из-за нее света божьего не видишь. Вчера вырвался на пару часов, забежал в Третьяковскую галлерею, отдохнул там душой и телом. Кстати, вот эту картину там видел, - и показывает на стенку.
- Так уж эту? – удивился начальник.
- Именно ее.
- Не может быть.
- Послушай, - говорит Флисский. – Когда ты в последний раз был в Третьяковке? (Тогда у высшего начальства был такой партийный шик – говорить друг другу “ты”.)
- Да уж лет пять как не бывал.
- Вот видишь. А я там был только вчера. Кому лучше знать? Именно ее я и видел. Ну, я пошел, - и направился к двери.
- Постой, а приходил ты зачем?
- Вот, говорил же тебе - проклятая работа, из-за нее все из головы вылетело. Тут нашему заводу премия положена. Так ты, пожалуйста, скажи своим ребятам, чтобы они не очень долго ее задерживали.
- Обязательно скажу.
Вскоре мы получили положенную нам министерскую премию. И главное – без наких-либо уголовно наказуемых действий со стороны Михаила Романовича.

Отношения с серией
(рассказ начальника бригады вибраций из отдела прочности головного ОКБ
Павла Даниловича Вильнера)

(Небольшое пояснение от автора очерка. На территории больших серийных заводов обычно размещаются филиалы головных ОКБ, в задачу которых входит  оперативное сопровождение серийного выпуска готовой продукции и решение всех вопросов, связанных с внедрением новых разработок головных ОКБ.  Несмотря на общность главной цели (в нашем случае - обеспечение самолетов современными двигателями), частные цели у руководства серийного завода и филиала головного ОКБ разные: у серийного завода - план, выпуск требуемого количества двигателей, у филиала - внедрение новых разработок. Эти цели не только различны, но и противоположны. Поэтому отношения руководителей филиала ОКБ с руководством серийного завода, к сожалению, зачастую могут портиться.)

Когда Анатолий Алексеевич Овчаров окончательно испортил отношения с серийным заводом, Николай Дмитриевич решил поменять его с Флисским местами. Он забрал Овчарова в наше ОКБ обратно, а Михаила Романовича направил на Безымянку Главным конструктором ККБМ, нашей дочерней фирмы при серийном заводе. Михаил Романович уже работал на этом заводе главным конструктором во время войны, и его там хорошо помнили.
И вот в один из первых же дней пребывания Флисского на новом месте входят к нему все его ближайшие сподвижники – заместители главного конструктора, ведущие конструкторы и инженеры - и говорят:
- Михаил Романович, выручайте!
- А что случилось?
- Директор завода отобрал наш стенд. Мы уже все сделали, чтобы помешать, - ничего не помогает. Только Вы можете на него повлиять.
(Тут надо пояснить, что на серийном заводе было несколько стендов, где испытывались серийные двигатели перед отправкой на самолет. У нашего филиала на той же территории было два своих стенда. На них обычно стояли “комиссионки” – машины, на которых проводятся длительные комиссионные испытания в подтверждение тех мероприятий, которые внедрены на серийных двигателях. В конце каждого месяца, когда серийный завод “делает” план, ему надо пропустить через свои стенды больше машин, чем его стенды в состоянии обеспечить. В этой ситуации директор серийного завода постоянно в конце каждого месяца захватывал один из стендов нашего филиала, на почве чего у него были непрекращающиеся споры с предшественником Флисского.)
Михаил Романович велел секретарю соединить его с директором серийного завода, поздоровался и сказал:
- Слушай, тут мои ребята говорят, что ты забрал один мой стенд. Я вот что хочу сказать. Если тебе нужно, то ты и второй стенд возьми у меня.
И положил трубку.
- Михаил Романович! Мы ничего не можем понять, мы тут костьми ложимся, а Вы так легко отдаете все!
- А тут и понимать нечего. Через три дня он сдаст свои двигатели заказчику, выполнит план, и все серийные стенды будут свободны до конца следующего месяца. А это значит, что мы сможем пользоваться ими, сколько душе угодно. Зачем же нам из-за трех дней ломать копья?
Вот так Флисский наладил отношения с серийным заводом.

Во-о-о-он!
(рассказ начальника кинофотолаборатории ОКБ, бывшего ранее ведущим инженером Алексея Николаевича Шерстенникова)

Когда я был ведущим инженером, мне много довелось работать рядом с Михаилом Романовичем Флисским, в том числе и в командировки с ним вместе поездить. Особенно на серийный завод в Уфу. Вечером сядем в Куйбышеве, утром приезжаем в Уфу. В таких случаях Флисский обычно надевал свой парадный пиджак с орденами и лауреатскими медалями. За время войны он, как главный конструктор серийно-конструкторского бюро на моторостроительном заводе, много наград получил. Такой пиджак при рассмотрении вопросов с серией зачастую действовал лучше любого аргумента.
Однажды, только мы расположились на полках и свет погасили, входит в наше купе новый пассажир. Зажег свет и давай возиться со своими вещами. Укладывает их, перекладывает, шумит, шуршит - на то, что мешает нам спать, никакого внимания. Долго не мог угомониться, все ему что-то не так было. И мы долго не могли уснуть из-за его возни.
Утром мы встали, умылись, и Михаил Романович надел свой пиджак. Наш попутчик, как увидел иконостас Михаила Романовича, так сразу же полез к нему с извинениями. Мол, извините, не знал, с кем вместе ехать сподобился. Вы уж извините, если я Вас ненамеренно побеспокоил. Не слишком ли я шумел, да не мешал ли Вам свет, который я по незнанию включил?
И тут Михаил Романович как закричит:
- Во-о-о-он! Ты людей ни в грош не ставишь, ты только железки уважаешь! Во-о-он из купе, и чтобы, пока мы не сойдем, я тебя здесь не видел!

Как конструктор угнал трамвай
(рассказ нашего коллеги - начальника отдела регулирования нашего филиала ККБМ Юрия Николаевича Видманова)

Однажды один из наших инженеров угнал трамвай. Что значит угнал? Напился он и поздно вечером возвращался домой. А на каком-то перекрестке водитель трамвая вышел, чтобы перевести стрелки. Yвидел этот инженер, что трамвай стоит, и место водителя пустует. Не стал он ждать, когда появится водитель, сел на его место и погнал трамвай вперед. Далеко уехать не успел, остановила его милиция и забрала в вытрезвитель.
Утром приходят к Флисскому ближайшие помошники и говорят:
- Михаил Романович! Надо выручать. Такой-то опять отличился: напился и угнал трамвай. Парня жалко, отличный конструктор, прекрасный семьянин, но когда напьется, обязательно что-нибудь учудит. Теперь уж наверняка посадят, и хорошо, если только на 15 суток. Надо что-то срочно предпринимать, пока делу не дали законный ход.
Флисский тут же вызывает шофера, едет к себе домой, надевает парадный пиджак с иконостасом и - прямым ходом к главному милицейскому начальнику области, комиссару милиции и генералу.
Ну, такие люди друг друга обычно знают. Заходит Михаил Романович в генеральский кабинет, а комиссар милиции выходит ему навстречу из-за стола:
- Михаил Романович! Какая честь! Какими судьбами?
А Флисский с порога начинает возмущаться:
- Распустил ты своих ребят! Что это твои люди себе позволяют? Ты же знаешь, что мы получили срочное правительственное задание, а у меня главный специалист в этом вопросе инженер-конструктор первой категории Такой-то, без него мы, как без рук. Так твои ребята ухитрились именно его задержать. У меня сейчас целый отдел сидит без дела, ждут, когда Такой-то придет и скажет, что надо делать. Разберись, пожалуйста, чтобы нам не простаивать.
- Хорошо, Михаил Романович! – успокаивает комиссар милиции. – Ты, пожалуйста, только не волнуйся. Я сам во всем разберусь, и мы постараемся не срывать вашему конструкторскому бюро сроков выполнения важного правительственного задания.
Не успел Михаил Романович вернуться на фирму, как приходят его замы и говорят, что Такого-то уже отпустили. Теперь можно быть спокойными, что в ближайшие полгода он ничего такого не натворит.

* * *
Рассказывали, что однажды к Флисскому пришел старый инженер и спросил:
- Почему так несправедливо получается? Кончили мы с тобой вуз одновременно, вместе пришли в авиационную промышленность, работали на одних и тех же заводах, в одно и то же время. В институте ты учился не лучше меня, и на заводе, когда мы начинали, ты был ничем не лучше меня. А вот ты стал лауреатом государственных премий, орденоносцем, Главным конструктором, а я остался простым инженером. В чем же дело?
По-разному можно было ответить на такой тяжелый вопрос, но Михаил Романович нашел единственный, на мой взгляд, правильный ответ:
- Я думаю, что просто мне повезло.

Но ведь судьба не зря выбрала именно Флисского, чтобы ему повезло.


======
© Copyright: I.Pismenny, 2001 Код: 2107090030


Количество прочитавших на 15.7.2004 в виде
http://www.proza.ru:8004/2001/07/09-30 : 61

=====


Рецензии
Спасибо, Иосиф! Прочитал с удовольствием Ваши мемуары. Читается легко из-за безупречности стиля и отсутствия выпячивания Вашей личностной роли в мировой революции, как это бывает, к сожалению, у многих мемуаристов. ))))
Так же отдельное спасибо за книги. Очень понравилась книга "Спасибо, бабушка" - на фоне рассказов "бородатых" анекдотов, если вглядеться, видно настоящую жизнь эмигрантов (олимов, если я правильно понял значение слова?) из России. "Палатка Гауса" мне тоже понравилась, особенно нестандартностью идеи - никто, по-моему, еще не пытался доказать нелинейность скорости света ))))
С уважением -

Игорь Горбачевский   19.07.2004 17:37     Заявить о нарушении
Спасибо, Игорь за прекрасный отзыв.
Да, эмигрант - это ОЛЕ, эмигрантка - ОЛА, множественное число мужского рода - ОЛИМ. И никаких окончаний к этим словам НЕ ПОЛОЖЕНО. А если кто-то говорит ОЛИМЫ, ОЛИМОВ - это признак того, что он только недавно приехал в Израиль и присобачивает к ивритским словам русские окончания.
Теперь о главной идее "Палатки Гауса". Та, о которой ты пишешь (вернее: та, что скорость света не постоянна, а имеет разброс своей величины по "нормальному" закону), это обертка (хотя, не скрою, я горжусь, что сумел ее придумать). Но главная идея та, что всего навсего одного раздолбая достаточно, чтобы пустить под откос труд большого коллектива.
С уважением,

I.Pismenny   20.07.2004 09:05   Заявить о нарушении