Глава 1.
Семь лет я мечтал работать по специальности. Моя девушка оставила меня из-за этого. И вот, когда мечта моя, наконец, сбылась, я стоял по горло в грязи бессильно уронив руки. Отчаявшись вытолкать из канавы новенькую служебную «Ниву», я, высоко поднимая ноги и вновь с внутренним содроганием опуская их в холодную вязкую грязь, пробрался к капоту и, уже в который раз, склонился над картой. Незадача… Куда ни кинь – всюду клин. Угораздило же застрять посреди дремучего леса, когда до ближайшего жилья топать километров сорок, а то и все пятьдесят по бездорожью, да еще неизвестно, найдется ли в том населенном пункте тягач или, на худой конец, трактор.
И вновь я без особой надежды заглядывал под капот, дергал насквозь промокшие, набухшие грязью еловые лапы под колесами автомобиля, открывал багажник и, уже бездумно, изучал его содержимое. Домкрат, запаска, трос, геологический молоток, пробирки для проб и кучи бумажных пакетов – зеро. Я, наконец, смирился с неизбежным и принялся собираться в дорогу.
Связанные за шнурки кроссовки – через плечо, с заднего сиденья – куртку, органайзер, карандаш и шахтерскую каску, из бардачка – часы, бумажник и бесполезный в этой глуши сотовый. Решив, что по пути в деревню вполне могу наведаться на контрольные точки своего будущего рабочего участка, я прихватил с десяток пробирок, молоток и, заперев машину, сдернул разложенную на капоте карту, двинулся по затопленной весенними ливнями узкоколейке.
Несмотря на непролазную грязь, мне начинала нравиться моя прогулка. Было чудесное утро, насквозь просвеченное солнцем. Теплый ветер шутя трепал мои волосы, дергал за полы завязанной на поясе куртки. Лес – приветствовал голосами птиц, солнечные блики играли на еще влажных листьях. Ноги, вспомнив многокилометровые переходы студенческих практик и научных экспедиций, взяли заботу о дороге на себя. А когда часа через полтора лужи резко кончились, четко обозначив границу прошедшего ливня, я окончательно воспрял духом и даже немного сбавил ход, представив, что иду никуда, просто ни за чем. И невольно вздрогнул, когда сорока пестрым пятном сорвалась с ближайшего дерева и, возмущенно крича, пронеслась над дорогой. Если бы не это, я, возможно и не услышал бы шороха травы под легкими шагами да шелеста раздвигаемых веток.
– Ау-у? – позвал я наугад.
В ответ прозвучал смех, звонкий и заразительный. Прикрывая ладошками улыбку, из леса вышла девочка, лет десяти, не старше. Белая майка, шорты, рваные сандалии на тоненьких хрупких ножках и копна пышных огненных волос, вспыхивающих при каждом движении. Круглые голубые глаза озорно щурились.
— Ты чего кричишь, заблудился?
— Я?! Заблудился?! – Подобное предположение возмутило меня до глубины души, – Я не могу заблудиться. У меня есть карта, – в подтверждение я развернул многократно сложенную простынь и потыкал пальцем в то место, где мы, по моему предположению, находились.
— А что у тебя с ногами? – девочка ткнула пальчиком в мои босые ноги и вновь прикрыла рот ладошкой.
Я опустил взгляд. Действительно. Вплоть до колен, чуть не доходя до бережно закатанных штанин, я был обут в плотную корку засохшей грязи. Усмехнувшись, я оглядел высушенную солнцем дорогу и, «по-босяцки», почесав одной ногой другую, предположил:
— А ща так модно. У нас, например, все только так и ходят.
Девочка захохотала, приседая и хлопая ладошками по коленям. Я улыбнулся. Уже с трудом, сквозь смех, она спросила:
— А на голове это зачем?
Я, не снимая своего головного убора, включил фонарь.
— Вуаля! Это – шахтерская каска.
— Ты что, шахтер? – удивилась девочка, – А где здесь шахта?
— Шахты здесь нет, и я не шахтер. – Мы потихоньку двинулись дальше. – Я геолог. А ты? Красная Шапочка и несешь пирожки своей бабушке?
— Не угадал! – Девочка недовольно сморщила носик. – Не к бабушке, а от бабушки. И нет у меня никакой красной шапочки.
— Ну, так и я – не Серый волк… - Я провел ладонью по ее нагретым солнцем волосам, и вновь почему-то вспомнил, как невероятно сложно было найти эту работу.
— Если честно, я убежала, – она искоса глядела на меня, ожидая реакции.
— Вот как, – я не казался заинтересованным.
— Да! – Мое очевидное равнодушие явно ее возмутило. – От деда с бабкой.
— Так ты Колобок! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Вредные дед с бабкой?
— Страшно! – Обрадовалась девочка моей догадке. – Ничего не разрешают, заставляют за свиньями ходить, а они такие… – втянув голову в плечи, девочка отчаянно замотала головой. Потом, как-то очень уж по-взрослому, вздохнула, – Домой мне нельзя – мама заругает. Она говорит, что у нее и без меня хлопот полон рот. Пусть, говорит, за тобой хоть бабушка присматривает.
— Что же ты делаешь?
— А я к бабке совсем не хожу… Ну, почти что… Бывает… Но зато я гуляю по лесу!
— Одна? – я вскинул бровь.
— У меня есть собачка, только она сегодня дома осталась.
— Дела? – серьезно посочувствовал я, и девочка вновь развеселилась.
Мы шли по дороге вдвоем, и нам было легко и весело вместе. Она рассказала мне, какие интересные вещи можно найти в чаще: перья птиц, капли застывшей древесной смолы, причудливой формы ветки, разноцветные камушки, красиво отшлифованные бурным течением маленьких ручьев. Когда показался поворот на контрольную точку, мне уже не хотелось расставаться со своей маленькой спутницей.
— Слушай, подруга, – остановился я, и, прикинув, что утро еще только началось, а до вечера можно успеть и до поселка добраться, и произвести рекогносцировку на местности, предложил, – а давай ты мне пробы собрать поможешь?
Глава 2.
Ручей выходил из пещеры в скале и его стремительный бег дробился и рассыпался звонким эхом о каменные стены. Я оглядел темные своды, и на меня повеяло холодом подземелья.
Оставалось лишь озадаченно скрести в затылке. Нету здесь скал. Сроду не было, и быть не может. Уж во всяком случае – не такие здоровые.. И тем не менее… Метров пять не меньше, обнаженная порода указывает на достаточно ранний период формирования и, что самое любопытное, судя по звуку бегущей воды, полость в скале достаточно велика. Я, наконец, разулся, отдал кроссовки девочке и, строго-настрого запретив лезть за мной, нырнул в узкий темный зев. И хотя на входе мне пришлось согнуться в три погибели, продвигаясь я чувствовал, что потолок медленно, но верно уходит вверх, плечи расправляются, а стены раздвигаются настолько, что их уже можно различить только в направленном свете фонаря. Сзади что-то заскреблось, раздался плеск воды, и рыжая головка девочки вынырнула из-под моей руки. Вцепившись мне в пояс, она шмыгнула носом и заявила:
— Я не хочу оставаться там одна!
Бурный поток пенился вокруг ее щиколоток, вода, холод которой, пробираясь от ног к сердцу, леденил душу, свободно забегала в сандалии.
— Куртку надень… чудо.
Луч фонаря плясал по стенам, выхватывая из темноты покрытые белесыми потеками стены, раскидистые ветви трещин, черную, вскипающую бурунами воду. Девочка крепко уцепилась за мой ремень и, притихшая, мелко перебирала ногами, чтобы не сорваться с этого своеобразного поводка. Вскоре гул воды усилился. Эхо, прокатываясь и громыхая по стенам, замирало где-то вдали, оставляя неприятный осадок чувства страха и величия, заставляя говорить шепотом. Я как будто снова стал студентом-первокурсником.
Пройдя очередной поворот извилистой дороги, проделанной в твердом камне трудолюбивой водой, мы замерли озадаченные. Прямо перед нами большой поток, вырываясь из широкого тоннеля, дробился на множество маленьких и исчезал в десятках расщелин, подобных нашей. Но самое удивительное заключалось в том, что от всех боковых тоннелей к главному были перекинуты узкие, искусно выточенные рукой мастера мостки. Вздрогнув от легкого прикосновения маленькой ручки, я увидел горящие восторгом глаза, взгляд, настоятельно требующий идти дальше. Удивляясь собственному безрассудству, я осторожно, шаг за шагом перешел на ту сторону. Легкий ажур орнамента грозил рассыпаться в прах под тяжестью человеческого тела, однако, мой переход на другую сторону завершился вполне благополучно. Мостик, грациозно изогнувшийся над бурлящей водой, оказался вполне надежным.
— Сними сандалии и иди ко мне, - все еще не доверяя прочности сооружения, я вытянул руки к девочке, - будешь падать – прыгай вперед, я тебя поймаю.
— Я уже купалась сегодня, - бросила та, расстегивая кожаные ремешки, однако в голосе ее не было должной уверенности. Я улыбнулся подбадривающее и, легкая как ветерок, она порхнула над потоком и почти упала в мои объятия. Тряхнув головой, откинула со лба непослушную челку, и огонь лизнул ее щеки и шею.
— Пойдем? – голубые глаза уже были устремлены вперед.
— Обуйся сперва, - я не испытывал должного энтузиазма. – Это все чертовски неправильно. – Взгляд мой блуждал по стенам. Они сплошь были испещрены мелким сложным рисунком. Никогда в жизни я не видел ничего подобного. Сложные ломаные линии, как трехмерные картинки, при беглом взгляде рождали образы людей и животных, ясно угадывались силуэты крепостных стен и башенных шпилей, светило солнце, облака бежали по небу. Но стоило посмотреть на картинку прямо, как наваждение исчезало, и глаз не был в состоянии зацепиться за что-либо в этом диком переплетении прямых. – Ты тоже видишь это?
— Да… - выдохнула девочка, тонкими пальцами собирая силуэт опирающегося на копье воина.
— Черт его знает что…
Глава 3.
Голубое. Голубое как небо, оно находилось в самом центре пещеры, освещая ее своим, внутренним светом. Стены, смыкались над ним просторным куполом. Луч фонаря с трудом ловил влажный блеск камня высоко наверху.
— Не менее пятидесяти метров … Этого просто не может быть!
— Иди сюда! - В центре озера, ступеньками уходя под воду, находилось возвышение. С берегом пьедестал соединяли четыре моста. Девочка уже успела взбежать по ним к центру и теперь рассматривала что-то, стоящее на самой вершине.
Я пошел на зов. Вокруг озера, кольцом огибая его, тянулась какая-то надпись. Но вряд ли я смог бы ее прочесть. Лишь обилие сложных кривых и элементы, повторяющиеся через рваные промежутки, позволяли увидеть в этом причудливом узоре послание.
Девочка разглядывала свое отражение в глубокой, грубого камня чаше. Та покоилась на тонко сработанном базальтовом треножнике. Единорог, грифон, феникс. Смеясь, девочка погрузила лицо в неестественно голубую воду. Я резко дернул ее назад. Каскад брызг блеснул горстью самоцветов. Резко потемневшие до цвета запекшейся крови волосы девочки прилипли ко лбу.
— Ты че-е-го-о? – удивленно протянула она, вытирая лицо ладошкой.
— Извини, - несмотря на то, что поступил правильно, я чувствовал себя полным идиотом. Достав из рюкзака пробирки, я осторожно взял пробы воды, - здесь может быть все, что угодно… - вопреки ожиданиям вода не потеряла своего цвета. Длинный тонкий стержень как будто светился изнутри, - Любые примеси…
Глава 4.
Высвечивая фонариком стены, я пытался понять, той ли дорогой мы идем. Вот теперь впору было почувствовать себя идиотом. Я был настолько потрясен чудесами пещеры, что совершенно забыл об элементарной осторожности. И когда мы вышли обратно, к началу большого тоннеля, я увидел множество одинаковых потоков, исчезающих в совершенно неотличимых друг от друга пещерах, и, хоть убей, не смог вспомнить, который из них наш.
Темный камень и ледяная вода… Мне казалось, что мы идем уже гораздо дольше, чем следовало бы, а когда ручей, совершив крутой поворот, нырнул под каменный выступ, полностью скрывшись из глаз, я понял, что путь, выбранный мной, завел нас в тупик.
— Возвращаемся. Там не так уж много ответвлений. Мы вполне можем обойти их все, - мысль о еще нескольких часах блуждания по щиколотку в ледяной воде, без возможности сесть и отдохнуть повергла меня в отчаяние.
— Тут дверь, - девочка, сидевшая у меня на закорках, повернула мою голову в нужном направлении.
— Дверь?! – Действительно. Ряд старых, разбухших от постоянной влажности досок. Устав удивляться, просто – зверски устав - я ткнул ее ногой и она открылась с неожиданной легкостью. Осторожно переступив высокий порог, я пригнулся, сделал шаг и очутился в старой заброшенной хибаре.
Осмотрелся я уже сидя на каком-то шатком нагромождении ящиков. Да. Именно хибара. Было трудно подобрать более точную характеристику. Все здесь, непрочное, насквозь прогнившее, было готово вот-вот рухнуть. Всюду царил хаотический беспорядок. Пол был завален хламом, черепки и лоскутья, пестро разбросанные вокруг, казались, принесенными приливом галькой и водорослями. Все указывало на то, что дом был покинут много лет назад. Полное запустение. Но вторая дверь хибары давала надежду выйти к дороге, или, хотя бы, в лес. Мне до смерти надоели темные бесконечные подземелья. И потому, в тревоге и предвкушении, я не спешил обуваться. Долго растирал закоченевшие ступни. Пока девочка грызла вчерашний бутерброд, с болезненным удовольствием приложился к походной фляжечке с коньячком. Так что, когда мы снова собрались в путь, я был бодр и собран, готов ко всему.
… Но не к тому, что ожидало нас за второй дверью. Яркий свет восходящего солнца ударил по глазам, щурясь и смаргивая набегающие на глаза слезы, я различил темные силуэты приближающихся людей. Обрадованный, я сделал шаг вперед, поднял руку, но отшатнулся, разглядев, наконец, их лица. Страх отвратительно мешался в них с угрюмой, первобытной злобой. Руки нервно сжимали суковатые дубины. Многие принялись нагибаться, подбирая с земли камни и комья грязи. Что-то страшное творилось вокруг. Увлекая за собой девочку, я попятился назад, ко входу в хибару. Заметив мои маневры, кто-то в толпе взвизгнул и, до этого безмолвная, она взорвалась неистовыми воплями, ринулась навстречу с бешеной скоростью. Я развернулся, толкнул девочку вперед себя, заслоняя от пронзительно свистящих камней. Шаг. Проклятая дверь не имела ручки. Я вцепился в нее ногтями, стараясь открыть, но не успел. Кто-то в толпе догадался прицелиться. Жало, впившееся в затылок, заставило меня изогнуться дугой и взвыть подобно раненному зверю. Я тяжело осел на землю. Девочка, держа меня за руку, смотрела на приближающуюся толпу. Взгляд был полон неисчерпаемого спокойствия. Голубые, как небо, глаза ее, казалось, светились своим, внутренним светом.
Глава 5.
Боль. Острая боль, накатывающая волнами. Холод, упорно старающийся пробиться сквозь плотную завесу забытья. Чьи-то руки, грубо тормошащие меня, и голос, остро режущий слух:
— Вставай, скотина! Хватит валяться, ты загораживаешь мне путь!
«Что случилось? Почему со мной так бесцеремонно обращаются? Господи, если бы не эта боль в затылке… Я показал бы тебе, сволочь…» – всё это пронеслось в моей затуманенной голове, пока я, понукаемый настойчивыми требованиями и весьма ощутимыми ударами, старался подняться на ноги. Вскоре мне это удалось, и меня, наконец, оставили в покое.
Я открыл глаза только для того, чтобы утонуть в новой волне боли и заметить, что все вокруг приобретает весьма расплывчатые очертания, а при попытке сфокусироваться ловко ускользает из поля зрения. Зажмурившись и чувствуя, что падаю, я вцепился во что-то стоявшее прямо передо мной. Преодолев головокружение и снова открыв глаза, я увидел, что держусь за телегу, накрытую мешковиной. Скользнув взглядом по краю, я увидел руку, выглядывавшую из-под небрежно наброшенной ткани. Руку мертвеца. В том, что это была рука мертвого человека, я не усомнился ни на миг. Залитая кровью, неестественно вывернутая и сжатая в кулак ладонь, неровно остриженный ноготь с траурной каемочкой. Телега покачнулась, лишая меня опоры, мне стало дурно, все закружилось, и, почти падая, я отшатнулся в сторону, подальше от натужно вращающихся колес. Мурашки, пробираясь по спине между лопатками, заставляли меня поминутно вздрагивать. Одежда была изорвана в клочья, кроссовки бесследно исчезли, пропали часы, спортивная куртка, рюкзак – всё!
Я стоял на совершенно разбитой грунтовой дороге, вдоль которой длинной лентой вытянулся обоз, состоявший из запряженных лошадьми телег. Передо мной, заставляя кружиться мою и без того больную голову, поминутно проходили крытые фургоны, разбитые колымаги, какие-то абсолютно дикие волокуши. Люди, впряженные в них, смотрели только себе под ноги, возницы фургонов, напротив, проезжая мимо, грозили кнутами, громко ругались, сплевывали. Какой-то всадник в развевающемся алом плаще, заставив меня отпрыгнуть на шаг, промчался мимо на огромном, воронового крыла скакуне. Резко натянув поводья, он заставил коня взвиться на дыбы, развернул упирающееся животное и смерил меня долгим, насмешливым взглядом.
Липкий, холодный комок, собравшись где-то под сердцем, подкатил к горлу. Ладони мгновенно вспотели, во рту пересохло. Никогда в жизни я еще не чувствовал себя таким беззащитным. А всадник, играя, заставлял коня гарцевать на месте. Раззадоренное животное дико всхрапывало, кусало удила.
— Оставьте, если Вы покалечите его, он не сможет идти.
Эти слова, произнесенные усталым, безразличным голосом принесли мне невероятное облегчение. Я резко, всем корпусом обернулся.
Этот всадник был облачен в стальную кирасу, защищавшую мощный торс. Шлем и мелкозернистая кольчужная сетка скрывали лицо, рука в кожаной перчатке сжимала длинное черное копье. Стальной наруч был испачкан запекшейся кровью. К седлу у бедра крепился небольшой щит с изображением черной, сгорающей в желтом пламени, птицы.
Опустив копьё, он слегка ткнул меня наконечником в плечо, очевидно, приказывая поворачиваться и идти. Признаться, я повиновался с радостью. Маньяк на вороном жеребце громко расхохотался, и, все еще смеясь, повернул коня прочь.
Все происшедшее ранее уже успело проясниться у меня в голове и, пока мы шли к самому концу обоза, я высматривал девочку среди вяло плетущихся телег. Ее, однако, нигде не было видно. Когда обоз, наконец, ушел вперед, я увидел толпу людей, таких же избитых и оборванных, как и я сам. Окруженные плотным кольцом воинов, они сидели прямо на земле. Кольцо разомкнулось, и меня подвели к пленным. Теперь я отчетливо видел цепь, сковывавшую их всех в одну связку. В их рядах нашлось свободное место. Я невольно вскрикнул, когда мне заломили за спину руки. Щелкнул замок, закрепляя за мной новый статус. Высокий белокурый человек, сидевший передо мной, покосился зло и недоверчиво:
— Это что еще за крыса? Смотри, стукач, как бы тебе языка не лишиться.
На угрозу я уже не обратил внимания. Хотя со мной никогда не случалось ничего более ужасного, собственная судьба меня заботила мало. Тревога за девочку не давала задуматься об остальном. Девочки не было и среди пленных.
Глава 6.
В тот же день я узнал, что являюсь теперь разбойником, схваченным при неудачном нападении на обоз и попытке скрыться в лесу.
Весь обоз состоял из небольших групп по десять фургонов в каждой. Те, у кого хватало денег, нанимали охрану для своего товара. Обычно такие люди составляли главу обоза. В хвосте же, постоянно опасаясь нападения, шли мелкие купцы и крестьяне, везущие урожай на продажу. Основываясь на этом, грабители, гуляющие по окрестным лесам, выработали нехитрую, но действенную тактику. Небольшой отряд хорошо вооруженных людей нападал на пару-тройку последних групп и, отрезая их от остального обоза, уводил телеги в лес. Так было всегда, но не в этот раз. Перед лесом, на перепутье, к обозу присоединился идущий в столицу отряд дружинников. Привыкшие к легкой добыче грабители были перебиты, а те, кто пытался скрыться – найдены и закованы в цепи. При нападении было убито несколько дружинников. Их тела погрузили в телегу, чтобы в ближайшем селении похоронить с подобающими почестями. Все это я узнал у моего соседа, подозрительность которого перемежалась приступами разговорчивости. Окончательно выболтавшись, он принялся расспрашивать меня:
— А ты не из наших, я наших всех знаю, а тебя впервые вижу. Но и не крыса, я крыс чую. – Он широко раздул ноздри хищно изогнутого носа.
— Все верно. Меня схватили в лесу, я ничего не знал о нападении.
— Говоришь, в лесу схватили.… Что же ты там забыл? Сейчас никто по лесам без причины не шастает.
— Ну, как же, в лесу есть избушка, и я там живу. – Я сказал первое, что пришло мне в голову.
Видимо ответ очень позабавил моего соседа. Он захлебнулся диким хохотом до тех пор, пока один из охранников не помог ему заткнуться. Ругая на чем свет стоит охранника и, вытирая навернувшиеся на глаза слезы, он прошептал:
— Ну, ты даешь! Если уж взялся врать, так ври, чтоб на правду было похоже. Скажешь тоже, «живу я там». Хотел бы я посмотреть на того, кто там хоть день проживет.
Он вдруг нагнулся ко мне и заговорил очень тихо и быстро, оглядываясь по сторонам и делая рога пальцами.
— Нечистое это место, нечистое. Никто не живет там кроме всякой нечисти и демонов. Знающий человек близко туда не подойдет, потому как запретное это место, и по ночам, особо в новолуние, водятся там огни блуждающие, и слышно как переговариваются души людей, умерших в незапамятные времена. А тот, кто ходил туда, покой теряет, все говорит про прекрасные подземные чертоги и чарующие голоса, а иные и вовсе не возвращаются. Вот.
Я посмотрел в широко раскрытые серо-стальные глаза. Без сомнения, он верил во все, о чем рассказал. И, тем не менее, я не стал говорить ему, что все это – правда.
Глава 7.
Целый день мы шли под палящим солнцем. Я устал и уже не чувствовал под собой ног, но больше всего мне хотелось пить. Я с нетерпением ожидал вечера. Лучи, падающие с ясного неба, впивались раскаленными иглами, выжигали глаза, заставляя опускать голову, поливали спину нестерпимым жаром. Долгожданные сумерки принесли некоторое облегчение, а с наступлением темноты был объявлен привал и разложены сторожевые костры. Обоз, днем вялый и разморенный, ожил. Вскоре ото всех сторон поднялись и растеклись над лагерем ароматные запахи. Довольные люди смеялись и оживленно переговаривались.
Утолив первый голод, сторожа снизошли до заключенных. Под бдительным оком охранников с нас сняли оковы. Каждому выдали плошку, в которой покоилось что-то с гарниром из чего-то. Уточнять, что это было, я не стал. Думаю, после этого мой волчий аппетит улетучился бы быстрее дыма. Но самое главное – нам дали воду. Я выпил свою пайку и уже собирался приняться за ужин, как вдруг один из заключенных вскочил на ноги и с ножом в руках бросился на охранника. Охранник успел перехватить руку нападающего, завязалась схватка. Несколько воинов бросились на помощь своему товарищу, и в плотном кольце охраны образовалась брешь. Я огляделся, всеобщее внимание было приковано к дерущимся. Пригнувшись и не выпуская тарелки из рук, я проскользнул в эту брешь и со всех ног припустил к лесу. За моей спиной послышались крики, но меня было уже не догнать. Несмотря на смертельную усталость – подарок дневного перехода, мысль об еще одном дне в обозе окрыляла.
Мне удалось убежать довольно далеко, но, остановившись, я обнаружил, что большая половина содержимого тарелки потерялась по дороге. Конечно, мне хватило и этого. Пока хватило. О том, что будет потом, я предпочитал не думать. До «потом» еще далеко, а «пока» я с ужином в руках и с охраной в дураках. Большего и не надо. Столового серебра поблизости не оказалось, но я привык обходиться и тем, что досталось от природы. Ел я на ходу, понимая, что чем дальше я уйду от обоза, тем будет лучше. Покончив с ужином, я умылся в одном из многочисленных ручейков, проложивших себе пути-дорожки в этом лесу. Вода была чистейшей и прекрасно утоляла жажду. Было уже поздно, и тьма, сгущаясь в низинах, цепляясь за ветви деревьев и путаясь в кустарниках, заполняла все пространство вокруг. Я отер губы и огляделся.
Глава 8.
Ночь вступала в свои владения. Она шла по земле. Гордая царица. Луна озаряла ее величие, и звезды осыпались на ее плечи. Подолом своего платья она задевала кроны деревьев, и те радостно шумели, приветствуя ее. Она зажигала свет в домах людей и выманивала из берлог хищников, свою желтоглазую свиту. Прекрасная, она любовалась собой, заглядывая как в зеркало в черную гладь озер. Устав, она отдыхала, прикорнув на роскошном степном ложе, и влюбленный ковыль шептал ей что-то нежное и чарующее. Она была хозяйка. Она была королева. И чужаку не было места в ее владениях. Я чувствовал это. Я знал это…
Капелька пота, стремительно скользнув меж лопаток, выдернула меня из странного оцепенения. Я зябко поежился, освобождаясь от тяжкого ощущения охватившего мою душу. Я чувствовал, что все в этом лесу гнетет меня. Даже освещенный солнцем он выглядел мрачно, а ночью…
Было темно, так темно, что я с трудом отличал ближайшие деревья от сплошной неприступной стены леса. Шумный гомон листьев смолк, зато появилось множество других звуков. Вокруг меня лес жил своей ночной жизнью. Тихое журчание ручья, едва уловимые шорохи, оглушительный писк одинокого комара, шум крыльев и тень, пронзившая ночное небо, треск ветки под легкими неспешными шагами.
С противоположной стороны леса ровной, упругой побежкой к ручью приближался Волк. Страх накрыл меня ледяной волной и мощным натиском задавил мою волю. Я стоял не шевелясь и с диким ужасом и восторгом смотрел на приближающегося зверя. Он был огромен. Его бедные братья, загнанные в клетки зоопарков, задушенные петлями скоростных дорог, были лишь отражением силы и мощи Волка, который спускался к водопою как хозяин, даже не представляющий, что кто-то посягнет на его исконные владения. Зверь, весивший не менее ста килограмм, с непринужденной грацией спустился к ручью. Теперь он был почти рядом: я мог разглядеть упругие мускулы, перекатывающиеся под гладкой, шелковистой пепельно-серой шерстью. Он славно поохотился. Морду его до самых глаз покрывали черные пятна свежей крови. Не обращая на меня внимания, Волк принялся пить. Долго и с явным наслаждением. Он не торопился, делал перерывы между глотками, и тогда капельки воды, срываясь с обнаженных клыков, рисовали круги на воде. Волк утолил жажду и поднял, наконец, голову, смерив меня беззлобным взглядом. Его желтые равнодушные глаза завораживали. Не злые и не добрые они отражали лишь холод и безразличие. Я не мог оторваться и вглядывался в самую глубь их.
Постояв так немного, Волк затрусил вверх по ручью и скрылся за деревьями. Я долго еще стоял, глядя ему вслед, прежде чем окончательно пришел в себя. Я вдруг заглянул в чужую, незнакомую мне жизнь. И это было пугающе прекрасно. Снова и снова воссоздавая в памяти эту встречу, я перешел ручей и начал спускаться вниз по течению.
Идти ночью по лесу без фонаря очень трудно. Я путался в ветвях, спотыкался, скользил и чуть не падал. Вскоре ручей стал шире и мощнее, а его склоны начали образовывать нечто вроде оврага. Идти стало совсем неудобно, и я забрался выше, где земля была посуше, и идти было полегче. Через несколько шагов стены оврага еще круче поднялись вверх, и теперь по дну его тек не большой ручей, но маленькая речка. Подгоняемый любопытством, я осторожно подошел к самому краю обрыва и заглянул вниз.
Черные лошади с белоснежными гривами били копытами, кружили водоворотами, перескакивали с уступа на уступ и в брызги разбивались, кидаясь грудью на неприступные стены оврага. Всматриваясь в игру воды, я чуть подался вперед. Этого оказалось достаточно, чтобы ноги мои соскользнули с края обрыва. С криком на губах и руками, вскинутыми вверх в отчаянной попытке удержаться на ногах, я ринулся навстречу беснующемуся табуну. Вода подхватила и понесла меня. Как всадник на необъезженном коне, я то взлетал вверх, то погружался под воду. Течение кидало меня из стороны в сторону, било о стены оврага, не давая выбраться на берег. Река, в убийственном порыве, тянула ко дну и волокла по камням, а потом, желая посмеяться над пленником, позволяла вдохнуть несколько глотков спасительного воздуха. В конце концов, ей, видимо, надоело играть со мной, и она милостиво вынесла меня на берег.
Глава 9.
Обоз собирался в дорогу. Собирались вещи, запрягались лошади, телеги выстраивались привычным порядком, когда из-за поворота показалась группа всадников. Во главе отряда на благородном вороном жеребце гордо вскинув изящную головку ехала маленькая всадница. Костюм для верховой езды удивительно ладно облегал ее фигурку. Словно в нетерпении всадница пришпоривала лошадь. Длинные тонкие пальцы, обтянутые мягкой кожей перчаток, слегка подергивали уздечку. При этом раздавался нежный звон колокольцев. Серебряный обруч поддерживал каскад горевших буйным огнем волос. За ней, отстав на пол корпуса, ехал военный. Очень высокий мужчина, гораздо выше своей спутницы, придерживал своего горячего коня, стараясь держаться чуть позади. Он говорил о чем-то вполголоса, обращаясь к всаднице. Она слушала его небрежно. Мысли ее были далеко впереди. Ей хотелось, пустив коня вскачь, догнать их, но она сдерживала себя. Воин видел, что его не слушают, но продолжал говорить. От обоза навстречу отряду выехали трое. Двое были солдатами, третий – офицер. Об этом говорил длинный конский хвост на вороненом шлеме.
— Необходимо помнить и то…
Всадница раздраженно повела плечом, придерживая коня. Воин замолчал, почтительно склонив голову. Солдаты из обоза остановились в некотором отдалении. Офицер, спросил, кто они такие и куда направляются. Всадница промолчала, позволяя вести разговор своему спутнику.
— Я имею честь сопровождать леди Эдель в ее путешествии.
— Мне не приятно задерживать благородную особу, но по долгу службы я требую предъявить документы, разрешающие вам пребывание в такой близости от границы.
— Документы будут предъявлены, прошу вас.
Всадница лениво наблюдала за привычной процедурой.
«Похоже, офицер не узнал меня. Эта скотина еще поплатится за то, что позволил черни избить его. Как складываются обстоятельства! Я могла бы уже быть на пути к белокаменной Мадре, но, по воле глупого случая, я здесь».
Всадница, наконец, заметила, что все формальности соблюдены, а ее спутник ждет, пока она обратит на него внимание.
— Что там?
— Документы в порядке, но я узнал кое-что важное. Прошлым вечером из обоза бежал заключенный. Это тот, кого мы ищем.
— Где же нам искать его теперь, Сирроу?
— Прикажите людям возвращаться в Мадру, а мы отправимся в Торжок, мимо поселений клана.
— Ты так уверен в том, что это был он?
— Да.
Слегка поклонившись, воин повернулся к отряду, собираясь дать соответствующие распоряжения.
Глава 10.
Песок был всюду. Мельчайшие крупицы проникали в горло, превращая дыхание в адскую муку. Они скрипели на зубах, щекотали нос, вызывая неудержимое желание чихать. Я провел рукой по волосам, песок был и там. Неимоверным усилием воли я разлепил веки. Оказалось, что я лежал на песчаной отмели. Солнце поднялось довольно высоко, значит, я пролежал здесь остаток ночи и часть дня. Придя к такому выводу, я прохрипел полузадушено:
— Хватит валяться, пора и честь знать.
Отряхиваясь, я с трудом поднялся на ноги и посмотрел прямо перед собой. Прямо перед собой я увидел невысокую, она едва доставала мне до груди, охотницу. На маленьком круглом личике помещались изумрудные, чуть раскосые глаза, надутые губки, задорный курносый нос. Каштановые волосы забраны под забавную островерхую шапочку цвета молодой листвы, и лишь несколько прядок спущены на лоб. Ей очень шло короткое зеленое платьице и коричневая жакетка с искусной вышивкой на отворотах. Тонкую талию лесной девушки охватывал изящный поясок, а стройные ноги облегали высокие замшевые сапожки. В заключение скажу лишь то, что за ее поясок было заткнуто множество маленьких, видимо, метательных ножей, у бедра висел короткий меч, а за спину был закинут колчан со стрелами, одна из которых уже натягивала тетиву, глядя мне прямо в грудь.
Раздумывая, что бы это значило, я приветливо улыбнулся и поделился своими соображениями на тот счет, какое сегодня прекрасное утро. В ответ прозвучало лаконичное "Хо!" и, после короткой паузы, целый ряд вопросов.
— Кто ты такой, что здесь делаешь и за чем вторгся на территорию ктранов? Отвечай и быстро!
Это был неверный ход. Мне до смерти надоели угрозы. И плевать я хотел на холодно поблескивающий наконечник.
— Попробуй угадать с трех раз! – демонстративно отвернувшись, я склонился над ручьем, стараясь оценить полученные повреждения. В незамутненной воде отразилась встрепанная, исцарапанная личность.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной! Ты…ты… – за моим плечом девушка искала и не находила подходящего слова. Лицо ее раскраснелось, глаза потемнели, в досаде она топнула ножкой.
— Ну? – повернулся я выжидающе.
Вдруг сердитая складочка у переносицы разгладилась, девушка стремительно спрятала в колчан стрелу и лук.
— Тебя видели ночью. Один из братьев. Меня послали проверить. Не бойся. Никто тебе ничего не сделает: ты безоружен. Но если ты не пойдешь сейчас со мной, то за тобой придут другие ктраны, которые не станут особо церемониться. Ты должен предстать перед кланом. – мне показалось, что в голосе ее проскользнули просительные нотки.
— Что еще за братья такие? – за время разговора я убедился, что моя и так достаточно грязная и изорванная одежда превратилась в лохмотья, живот сводит от голода, а голова пухнет от переполняющих ее вопросов. Девушка была нужна мне. И, очевидно, я тоже был ей за чем-то нужен. Сопротивлялся я уже только ради приличия.
— Ты не заметил брата? Странно… Тот сказал, что на водопое вы столкнулись нос к носу… А братья никогда не лгут…
— Ты имеешь в виду волк? – поднявшись на ноги, я сделал шаг навстречу. Теперь она смотрела на меня снизу вверх, но в глазах ее не было и тени беспокойства, лишь удивление.
— Я имею в виду брат… С какой из лун ты свалился?
— Полагаю, именно это нам и предстоит выяснить… Идем!
— Идем! – Она явно обрадовалась, по лицу ее скользнула мимолетная, едва уловимая улыбка, но и этого отблеска мне хватило, чтобы понять, насколько красива маленькая лесная охотница.
Глава 11.
— А, чтоб тебя!
Я отчаянно боролся с хитроумными застежками на моем новом костюме. Сам костюмчик был ничего и смотрелся весьма неплохо, но вот все эти петли, подвязки, крючки и шнурки.… Одно из двух, их изобретал изощренный садист или человек-осьмирук.
Рокти, с живым интересом слушавшая мои проклятия, осведомилась почти сочувственно:
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Нет, спасибо. Я уже и сам справился.
Глянув в зеркало, я с удовлетворением отметил, что приобрел мало-мальски приличный вид. И, тем не менее, не стал походить на себя больше. На меня смотрел незнакомец, облаченный в зеленый камзол, брюки, высокие сапоги. Из-за голенища выглядывал нож. Влажные волосы, кольцами свернулись на воротнике, настороженный, немигающий взгляд темно-синих глаз вселял тревогу. Я не знал этого человека. Он ни в коей мере не походил на интересного молодого инженера двадцати девяти лет отроду, Никита, где вы проведете сегодняшний вечер? Разбитый нос и стесанный подбородок, распухшие губы. Черт его знает что!
— Рокти, как насчет перекусить? – Спросил я, выйдя в большую комнату.
— Вино, орехи, фрукты. Ничего серьезнее до общей трапезы, – она виновато пожала плечами, – обычаи ктранов строже, чем обычаи людей. – Она спрыгнула со стола, обошла меня со всех сторон. – Хорошо выглядишь, только рожа разбита-а-а…
— Ну, спасибо, на добром слове… И много тут у вас таких обычаев?
— О, да! Взять, к примеру, тебя. Каждый пришедший в клан первым делом говорит со старейшими…
— А я? Я говорил со старейшими? – Мне живо вспомнилась короткая прогулка по селению, просторные, на несколько семей, деревянные дома, невысокие люди, спешащие по своим делам.
— Со старейшими говорила я. Пока ты приводил себя в порядок. – Она смерила меня долгим внимательным взглядом, как будто решая, стою ли я доверия, – Теперь ты гость. Это звание дает тебе право оставаться здесь некоторое время, пользоваться привилегиями гостя и уйти, когда вздумается. Выйдя за территорию клана, ты теряешь статус гостя, и клан больше не несет за тебя ответственности. – Я вскинул бровь, ожидая продолжения. Рокти пристально смотрела мне в глаза. – А еще ты – мое первое самостоятельное задание. Для меня было очень важно суметь привести тебя в клан. Иногда по лесу такие люди ходят… – она со свистом втянула в себя воздух. – С тобой мне повезло.
— Ну, это еще большой вопрос, кому с кем повезло… Понимаешь, Рокти, – я взял ее за руку, – кажется, я попал в беду… И навлек неприятности на еще одного человечка…
Глава 12.
Человек, не привыкший к верховой езде, чувствовавший себя на лошади как сухопутная крыса на корабле в качку, оказавшись в седле, я испытал неизъяснимое наслаждение. Лошадь – спутник человека. Спутник не менее древний и преданный чем собака. Лошади помогали людям в охоте, сельском хозяйстве, войнах. Лошадей ценили, о них заботились, их любили.
Рокти, чью непринужденную грацию опытной наездницы подчеркивала моя неуклюжесть, поглядывала на меня, игриво усмехаясь. Ей, видно не терпелось сказать что-нибудь колкое по поводу моей манеры держаться в седле. Со времени нашего отъезда она непрестанно подшучивала надо мной, и лишь иногда перемежала свои едкие замечания довольно дельными советами. Благодаря ей, я уже крепко держался в седле, хотя мне и не хватало той грации, того чувства единения с лошадью, которые отличают настоящего наездника.
Гнедая кобылка Рокти по кличке Забияка характером очень походила на свою хозяйку. Игривая, буйная, нетерпеливая, чувствуя свою силу, она шаловливо взбрыкивала, храпела и дико поводила очами, ища выхода своей энергии. Ореф, конь, доставшийся мне, был сдержаннее, спокойней и как-то строже. На выходки своей подруги он смотрел со свойственной возрасту снисходительностью. Никуда не торопясь и позволяя коням идти неспешным шагом, мы медленно, но верно продвигались вперед.
— В Мадре можно найти кого угодно. В столице всегда всё обо всех известно. – Рокти была счастлива, впервые она предприняла такое длительное путешествие. Ей было поручено препроводить меня к границам клана, а заодно – доставить депешу в соседнее поселение. Всю дорогу она оживленно болтала, давая мне советы и наставления – Сперва лучше ехать в Торжок, оттуда ты легко выйдешь к тракту, присоединяйся к обозам, а еще лучше – наймись к кому-нибудь в охрану... – Внезапно, она нагнула голову, прислушиваясь к чему-то. Ее поднятая рука призывала к молчанию. В тишине пробежали стремительные секунды. Наконец, Рокти тряхнула головкой и, обернувшись ко мне, сообщила:
— Кто-то едет в нашем направлении. Давай попридержим коней, и встретим их здесь.
Лошади послушно встали посреди тропы. Рокти держалась спокойно, непринужденно и расслабленно. Однако ее правая рука лежала на бедре, готовая выхватить и послать в цель отлично сбалансированный метательный нож.
За поворотом послышался мерный перестук копыт да легкий, едва различимый перезвон. Лишь только путники оказались в поле зрения, вся настороженность Рокти пропала. Она широко улыбнулась и глянула на меня с бесовским озорством, причину которого я не смог понять.
Навстречу нам двигалась старенькая серая лошадка, ведомая под уздцы мальчиком-подростком. На лошадке восседал старец, облаченный в белое рубище из грубой, но добротной ткани. По бокам лошади болтались полные седельные сумки. Дождавшись, пока странная компания поравняется с нами, Рокти, положив руку на сердце и склонив голову, произнесла:
— Долгих лет жизни, отче.
Я поспешил повторить жест. Старец ответил ласковой беззубой улыбкой. Мальчишка отвесил глубокий поклон. Подняв голову, я внимательно оглядел эту парочку. Странное сходство отличало их. Снежно-белая от природы макушка мальчишки и седые волосы старца. Одинаковые, удивительной чистоты и ясности, бирюзовые глаза. Голосом, еще не утратившим силы и властности, старец спросил:
— Быть может, моим детям нужна помощь или добрый совет?
Сверкая улыбкой, Рокти отвечала:
— Моему другу предстоит долгая дорога. Он ищет прекрасную незнакомку. Ему может понадобиться совет. – Рокти играла, ей было весело. Пользуясь тем немногим, что я ей рассказал, она ловко ставила меня в дурацкое положение. – Мой друг расстался с ней при тревожных обстоятельствах и теперь очень беспокоится за судьбу своей спутницы.
— Я не могу говорить о судьбах людей никогда мною не виденных. Но, может, тебя заинтересует твоя собственная судьба, воин?
— Воин? – Я улыбнулся промашке старика. – Нет, отец, я не воин, скорее философ.
Старик смеялся одними глазами.
Мне ли не знать, кто ты? – следуя правилу, никогда не ввязываться в спор со стариками, я промолчал, – Я вижу недоверие в твоих глазах, воин. Но слушай! Человеку не дано знать свою судьбу. Судьба – это тонкая нить в ловких лапках маленького паучка, именуемого жизнь. Мастер своего дела, он вплетает человеческие судьбы в единую паутину истории. Каждая нить ложится неповторимо, и вместе они рождают узор, прихотливо меняющийся во времени. Твоя судьба предопределена свыше, воин. Сейчас ты – основная нить, вокруг которой сплетаются человеческие судьбы. Именно тебе дано выбрать характер рисунка событий. От тебя зависит многое. И, как верно заметила сопровождающая тебя лесная красавица, тебе предстоит долгая дорога.
Он замолк, задумавшись, Рокти внимала всей этой белиберде с абсолютно серьезным видом:
— Я хочу сделать тебе подарок, воин. Но сначала назови свое имя.
— Меня зовут Никита, – я решил играть по предложенным правилам.
— Ну, что ж, славно. – Старец подал знак мальчонке. Порывшись в седельных сумках, мальчишка отыскал и подал старцу небольшой кожаный кошель. Тот ссыпал его содержимое в руку и, протянув ко мне, пригласил:
— Выбирай!
На сухой, морщинистой ладони старца лежали перстни. Когда тот шевелил костлявыми пальцами, перстни перекатывались, сверкая драгоценными камнями. Был там и алмаз, и изумруд, и агат, и берилл, и яхонт. От великолепия разбегались глаза, а старик требовательно повторил:
— Ну же! Выбирай!
Не отрывая взгляда от бирюзовых глаз старика, чувствуя весь абсурд ситуации, я наугад ткнулся в раскрытую ладонь. Камень глубокого фиолета с налетом голубизны. Старик одобрительно кивнул, отдавая мне перстень.
— Аметист. Хороший выбор. Этот камень защитит тебя от недоброжелателей и темных сил.
— Да и в охоте здорово помогает. – Вставила Рокти, со знанием дела глядя на перстень. Старец улыбнулся и утвердительно кивнул.
— Ну что ж… Доброго пути тебе, воин.
Я ответил, низко склонив голову, с искренним почтением в сердце:
— И вам доброго пути, отче.
Старая лошадка затрусила дальше по тропке. Запели свою песнь колокольчики, вплетенные в гриву. Рокти, видимо вспомнив про свою игру, крикнула вслед:
— А как же та, которую ищет мой друг?
Старец ответил, даже не повернув головы:
— Она сама найдет его, – и голосом, полным иронии – теперь его будут искать многие.
Я посмотрел на Рокти. Та недоуменно пожала плечами.
— Чудаковатый старичок… Ты знаешь его?
— Впервые вижу. Но сразу узнала в нем странника.
— Странника?
— Угу. Есть тут такие. Шатаются по королевствам, гадают, врачуют, продают амулеты, таскают за собой учеников.
Лошади тронулись по лесной тропке.
— И как он не боится? Ведь если кто узнает, какие вещицы возит он в седельных сумках… – Рокти звонко рассмеялась.
— А все и так знают. Да только никто в своем уме слова неучтивого не скажет страннику, а о том, чтобы напасть, и в мыслях не заикаются.
Глава 13.
Третий день мы гоняли разного зверя и ушли довольно далеко от поселений ктранов. На охоту я был приглашен как гость, но принимал в ней самое активное участие. Особенно после того, как Рокти объяснила мне премудрости псовой охоты.
Гончие по окраинам леса, оврагам и перелескам поднимают зверя с лежки и выгоняют добычу в поле. Тут в игру вступают борзые. Самая резвая и опытная борзая, сидя на передней луке опытного охотника, высматривает зверя. Когда гончие выгоняют добычу на чистое место, начинается скачка: борзые за зверем, за ними всадники. Другие отряды охотников направляют зверя, не давая ему уйти обратно в лес, где собаки не смогут увидеть его.
Мы ехали с группой охотников-ктранов и сворой борзых. Вдруг, из оврага вылетела стая гончих, а впереди – длинная рыжая тень. Борзые метнулись следом, за ними – охотники. Ореф уверенно вынес меня в первые ряды. Рокти была уже здесь. Красивая, белая с черным, борзая настигала лисицу. Вот она подалась вперед, сбила рыжую с ног, и покатилась вместе с ней. Подоспевшая свора скрыла от меня дальнейшее. Я скатился с седла и подлетел к собаке. Та, чтобы не порвать, держала лисицу за уши, всем телом прижимая ее к земле. Где-то за спиной я услышал голос Рокти.
— Ну! Прими же ее, Никита! Прими!
В странном возбуждении я достал нож.
— Как лихо ты шел! – Глаза Рокти горели. – Как вырвался вперед, так и летел, прямо за собаками. Всех нас обставил. – Я прижал лисицу рукой, но и сквозь кожаную перчатку чувствовал крупную дрожь, бившую зверя. Янтарные глаза метались беспокойно. Лисица скалила зубы, не решаясь, однако, огрызнуться. Острие засапожного ножа будто само ткнулось под лапу лисицы. Почувствовав сопротивление, я остановился было, но, увидев полные агонии глаза зверя, одним плавным нажатием довершил начатое.
Вокруг уже собрались другие охотники. Старые – добродушно усмехались, молодые и неопытные – не скрывали восторга. Маленький мальчишка протягивал мне кубок. Я никак не мог прийти в себя. Пролитая кровь ударяла в голову. В ушах звенело. Во рту ощущался горький привкус желчи. Я с радостью принял кубок, сделал глубокий глоток и чуть не выплюнул все обратно. Запах и вкус теплой еще крови вызвали мучительный приступ тошноты. Я едва сдержался и, лишь из уважения к чужим обычаям, заставил себя проглотить то, что отхлебнул. Мне вовсе не хотелось обижать хозяев. Не зная, что делать дальше, я обернулся к Рокти и протянул кубок ей.
Все замерло: оборвались разговоры, притихли собаки, даже ветер затих в травах. Рокти, глядя на меня огромными, широко распахнутыми глазами, робко и несмело приняла кубок. Сделав глоток, она выплеснула остаток на землю. Мальчишка испуганно и неловко забрал кубок. По дороге обратно все избегали моего взгляда. Рокти ехала молча, она будто потеряла дар речи. Лишь изредка она поглядывала на меня удивленно… Удивленно и еще как-то… Странно…
Глава 14.
Дурень, балбес, баран, пустоголовый идиот. Я цедил вино и изощрялся в изобретении для себя нелестных кличек, прекрасно понимая, что кто-кто, а я то уж точно ни в чем не виноват. Нельзя объять необъятное. Человек не может знать все. Рокти, сидя на краешке стола, вертела пальцами высокую ножку бокала. Вид у нее был убитый.
— Как, как такое могло произойти?
Вопрос этот терзал и мучил.
— Это очень древний обычай… Охотник пьет кровь своей добычи, чтобы к нему перешла душа зверя. Так мы отдаем лесу то, что забираем.… Но есть и другой обычай, не менее древний.… Чтобы взять девушку в свой дом, юноша должен заплатить родителям выкуп. Но если юноша беден, или родители не хотят отдавать за него дочь, юноша может поступить иначе. Убив на охоте зверя и выпив его крови, он дает избраннице пить из того же кубка. С этого момента душа убитого зверя связывает их, и уже никто не может им помешать…
— Но ты же могла отказаться? Не принять кубка?
Тут Рокти сорвалась. Если до этого она говорила спокойно и ровно, будто ничто случившееся ее не касалось, то теперь в ее голосе звенела обида, она готова была расплакаться.
— Да, могла бы! И отказалась бы, если бы тебя, дурака, не пожалела! Или, может, ты не боишься гнева клана?! Где это видано?! Человек, претендующий на девушку ктранов! Ты жив еще только благодаря тому, что ты теперь мой муж!
Рокти всхлипнула и прикусила губу. Я почувствовал себя идиотом вдвойне.
— Прости, Забияка. Я виноват. Глупо с моей стороны ссориться с той, с которой сижу в одной луже. – Грохот захлопнувшейся двери был единственным достойным меня ответом.
Глава 15.
Уходящая весна пела, смеялась, плакала и бушевала последними грозами. Мощный порыв ветра разрывал тяжелую пелену густого, раскаленного воздуха, среди внезапно появлявшихся грузных лилово-фиолетовых туч плясала молния, гром разражался хрипловатым смехом, и полновесные капли кроили воздух стремительными, отвесно падающими линиями. Люди, смеясь и весело переругиваясь, спешили спрятаться от падающей с неба воды. Лишь вечно-отважные мальчишки смело смотрели в глаза беснующейся грозе. Не замечая струящейся по телу воды, они щурились на небо, стараясь проследить путь спешащих упасть капель. Веселая, буйная, распоясавшаяся гроза кончилась так же внезапно, как и началась.
Стряхивая воду с тяжелого плаща, я смотрел на дорогу. Оживленные, нарочито громко переговаривающиеся люди спешили продолжить прерванный грозой путь. Рядом со мной Рокти, вдохнув полной грудью свежайший воздух, тихонько засмеялась от удовольствия.
— Хорошо? – улыбнулся я.
— Спрашиваешь! – Ответила она тем же.
Гроза смыла с души осадок печали. Все забылось. И наша нелепая ссора, и безрадостное отбытие из клана, и мрачные взгляды ктранов. Страница перевернута. Впереди – чистые листы.
Я галантно помог Рокти сесть на лошадь, и сам забрался в седло.
— Скоро таверна. Там можно перекусить и обсудить планы на будущее. – вопреки спокойному взгляду, рука Рокти теребила кончики конской гривы.
— Поспешим. Я голоден как волк.
Дорога вновь убегала за горизонт, а лошади разбивали копытами солнце, отраженное в бесчисленных лужах.
Глава 16.
Крепкое, добротно сработанное здание в стиле "терем-теремок" приветливо распахнуло тяжелую дубовую дверь. Послышался сладковатый запах дыма и острый аромат специй. Посетители, обернувшиеся на звук открывшейся двери, поглазев на нас, вернулись к разговорам. Заняв свободный столик и предоставив Рокти делать заказ, я принялся осматривать сидящих в зале. Торговцы, охотники, лесорубы, странник с учеником, примостившиеся в уголке. Мужчина лет сорока походил на виденного мною старца лишь одеянием. Совсем еще маленький мальчишка болтал не достававшими до пола ногами, хватался за огромную кружку обеими руками и поминутно улыбался, демонстрируя полное отсутствие передних зубов. Странник, почувствовав мой взгляд, поднял голову и улыбнулся. Я почему-то смутился, отвел взгляд и встретился глазами с человеком, сидевшим в углу за лестницей.
Его желтые равнодушные глаза завораживали. Не злые и не добрые они отражали лишь холод и безразличие. Я не мог оторваться и вглядывался в самую глубь их.
Заметив мой пристальный взгляд, человек встал и начал подниматься наверх. Внутренним взором я все еще рассматривал его лицо и особенно глаза. Так, встретив после многолетней разлуки старого друга, ты всматриваешься в него, стараясь уловить то неуловимое, что преображает знакомый образ, превращая его во что-то далекое и непонятное.
— Допустим, мы благополучно добрались до Мадры, нашли там девочку, вернули ее родителям. Что дальше? – Голос Рокти вернул меня к насущным проблемам.
— Рокти, я не все тебе рассказал. Это может стать проблемой. Я живу очень далеко. Но даже не это важно. Тебе может не понравится место, в котором я живу. Я не знаю, смогу ли я взять тебя с собой. Черт побери, я даже не уверен, смогу ли сам вернуться. Ты говорила, Мадра – большой город… С большими возможностями. А я… Я не умею жить в этом мире… – «Может, тебе стоит попробовать жить без меня…» – эти слова почему-то никак не желали слетать с моего языка. Я рискнул глянуть на Рокти. В очаровательных зеленых глазах закипала ярость. Такой взгляд не предвещал ничего хорошего. Поспешно отвернувшись, я увидел, что к нашему столу направляются двое.
Я узнал ее мгновенно. Она оставалась той же, но все же разительно переменилась. Черты лица утратили плавную мягкость, стали резче. Теперь оно выражало не детскую восторженность, но внутреннюю силу. Глаза горели новым, ярким огнем. Казалось, ей открыта глубокая истина, неведомое знание. Сохранилась лишь кошачья гибкость движений да некая аура очарования, захватившая меня еще тогда, когда я встретился в лесу с маленькой девочкой. Теперь, увидев ее в новом свете, я понял, что это не девочка, а скорее девушка очень маленького роста.
— Что-то случилось?
Голос Рокти звучал тревожно и озабоченно. Видимо, волна противоречивых чувств и порывов, захлестнувших меня при виде незнакомки, отразились на моем лице.
— Нет, Рокти. Пока не случилось, но случиться, и очень скоро.
Глава 17.
Уже смутно догадываясь о чем-то, я ждал приближения этой парочки. Странное зрелище: миниатюрная девушка и огромный воин с тяжелым взглядом желтых, равнодушных глаз. Я предчувствовал трудный разговор. Концы с концами не сходились во всем произошедшем ранее.
Захваченный внезапным появлением незнакомки, я не заметил, как в трактир зашла группа солдат, и вздрогнул, когда один из них подошел к столу. Подняв глаза, я с удивлением обнаружил, что знаю его. Это был офицер отряда, шедшего вместе с обозом. Тот самый, который защитил меня от жестоких шуток всадника в алом плаще. Рядом с ним стоял человек в монашеской сутане. Его цепкие глазки впились мне в лицо.
— Тот ли это человек, которого вы разыскиваете?
Монах ответил, не спуская с меня цепкого взгляда.
— Да, он самый. Еретик, дьяволопоклонник, головорез, каких мало! Опаснейший преступник! Как представитель славного королевства Белгр и его величества Ссарома, я требую правосудия над ним!
Слушая все это, я медленно поднимался с места. Моему изумлению не было предела.
— Ну, сказочки про бога и дьявола будете травить у себя дома. Там в них охотней верят. Но если он головорез и убийца, то его надо судить. Если хотите, мои ребята тотчас же разберутся с ним.
Рокти, будто очнувшись от удивленного оцепенения, вскочила.
— Что вы несете, офицер?! Во всем только что сказанном нет ни слова правды!
— Я не думаю, что посланник дружественного нам королевства будет лгать. И вообще, я попросил бы вас не вмешиваться. Какое ктранам дело до людских проблем?
Рокти напружинилась, ее рука дернулась к поясу, глаза опасно сузились. Вспомнив об оружии, я тоже положил руку на рукоять меча, совершенно не представляя, чем он может мне помочь, с моим-то умением.
— Этот человек – мой муж, он находится под защитой кланов! Вы можете арестовать его, офицер, если не боитесь развязать войну!
Такая перспектива офицера явно не прельщала. Беспомощно глянув на своего спутника, он заговорил:
— Извините, но, по-видимому, здесь мои полномочия кончаются. Нам не нужны неприятности с кланами.
Думаю, не солгу, если скажу, что монах посмотрел на меня с жадностью.
— Отказ в выдаче государственного преступника? Слово ктрана против моего слова? Знаете ли вы, офицер, что в чужой стране посол, снабженный всеми верительными грамотами, является голосом своего короля? Это попахивает оскорблением королевской власти. А его величество Ссаром в безграничной своей терпимости не в силах будет снести подобное. Затрудняюсь сказать, насколько далеко зайдет он в своем гневе…
Казалось, офицер уже жалел, что вообще оказался здесь и ввязался в эту историю.
— Я надеюсь, вы это не серьезно?
Монах воздел руки к небу с таким выражением на лице, как если бы перед ним стоял не офицер королевских войск, а непонятливый упрямый ребенок.
— Повторяю, отказ в выдаче преступника – это оскорбление королевской власти Белгра. Такое не может остаться безнаказанным!
Рокти и монах прожигали взглядами офицера. Тот, мрачно глядя на обоих, пытался сообразить, что же ему делать. Внезапно он зло усмехнулся.
— Вы, ваша светлость, – обратился он к монаху, – утверждаете, что этот человек был некогда подданным вашего государства, но ступил на преступную стезю. Вы, юная леди, – перешел он к Рокти, – говорите, что он ваш муж и принадлежит кланам. Так?
Недоуменно глядя на офицера, Рокти и монах одновременно кивнули.
— Очень хорошо! – Офицер сиял от удовольствия. –Следовательно, в любом случае, Далион не несет за этого человека никакой ответственности! Это исключительно ваше дело. Не думаю, что мне следует вмешиваться в выяснение отношений между ктранами и Белгром.
Монах стиснул кулаки и процедил сквозь зубы:
— Великолепно! Я арестую этого человека сам!
Как только он произнес последние слова, трактир наполнился людьми в рясах. Каждый из них нес в руках посох. Посетители поспешили убраться из трактира. Офицер собрал солдат и откланялся. Остались только я, Рокти, монах и его люди, незнакомка, воин да странник с учеником. Эти двое так и остались сидеть в уголке, наблюдая за происходящим.
Ласково улыбнувшись, Рокти обнажила клинок. Не испытывая желаемой уверенности, я последовал ее примеру. Ближайший человек из свиты монаха подкинул вверх посох, и в следующий момент в руках у него оказались два коротких меча. Через секунду все остальные также были при оружии. Черные рясы принялись сжимать полукруг, загоняя нас к стене.
Дальше события развивались молниеносно. Раздался короткий вскрик. Двое черных упали замертво, третий, упав на колени, вынимал из плеча миниатюрный метательный нож. Огромный двуручный меч воина вылетел из ножен и помчался навстречу паре коротких мечей. Звонко запев, искрясь и сверкая, встретилась со сталью сталь. Началась схватка. Вспыхивали клинки, напирали люди. Держа меч обеими руками, я наносил удары направо и налево, метя по черному. Мельком я видел остальных. Рокти, схватившаяся с целой сворой. Незнакомка и воин, прикрывающие друг друга. Монах, безучастно стоящий в сторонке.
Неумело размахивая мечом, я все больше и больше изумлялся. Убить меня можно было раз двадцать, с моим-то "профессионализмом"! Однако черные били только по мечу, как будто стараясь выбить его у меня из рук. Они явно хотели взять меня живым, и они явно выигрывали. Рокти была загнана в угол, незнакомку и воина все больше теснили. Я был отрезан от остальных. Озабоченный шаткостью своего положения, я не заметил, как меня обошли сзади. Резкая боль в затылке, и я плавно осел на пол. Чьи-то руки подхватили меня, и я скользнул в небытие.
Глава 18.
Мне снилось, что я лежу в огромном зале и смотрю на потолок, уходящий в поднебесье. Надо мной склонилось заросшее бородой лицо, и темные пытливые глаза напряженно всмотрелись в меня. Я вскинул руку, чтобы отогнать видение, оно мешало мне созерцать затейливую резьбу на этом бесконечно высоком потолке.
Видение с громким стуком скатилось на пол.
– О-о-ой! – послышалось протяжно и жалобно.
Я резко сел. Ну, конечно, это был не сон! На полу сидел крошечный, с ног до головы густо заросший человечек в красном бархатном камзоле и колпачке. Он был обижен и возмущен.
— Лю-юди! – протянул он с ноткой презрения в голосе. – Вот так всегда! Вот так вечно! – И вдруг с яростной обидой, – Нет! Никогда больше! Ни за что! Пусть приходят, пусть просят, я буду глух! С меня довольно!
— Извините, что? – Спросил я озадаченно.
— Не извиняю! Какая наглость! Я пытаюсь привести его в чувство, а он лезет на меня с кулаками!
— Право, я не знал… Я думал, вы мне снитесь…
— Сню-у-усь! Нет, вы только подумайте! Никогда в жизни… – Я перестал обращать внимание на стенания человечка и огляделся.
Библиотека. Самая большая библиотека, которую я когда-либо видел. Высокие, под самый потолок, стеллажи вдоль стен, столы, кресла, груды писчей бумаги и пергамента на полу. Я же покоился на единственном здесь диване.
– Где это? И кто вы такой? – спросил я человечка.
Тот живо перестал бормотать, вскочил с пола и, усевшись в кресло, принялся выполнять целый ряд непонятных мне действий. Вытащив из кармана очки, он тщательно протер их кружевным платочком. Затем, предварительно водрузив очки на нос, сложил руки на коленях и начал:
– Имя мое Аланджир ти Онанья Оролик, из рода Онанья. Род мой один из самых древних и уважаемых. Основатель оного Аланджир долгие годы плавал с норманнами, пока не осел в достославной Англии, в "Гастингс Холл". В молодые годы он покрыл себя боевой славой и увековечил домовых в мифах и легендах викингов, а к старости – домовничал в замке да растил детишек. Кровь отважного Аланджира не раз вскипала и в жилах его потомков. История моих предков несет в себе много героических моментов. Так, например…
– Стоп! – довольно грубо перебил я его. – Я не просил вас рассказывать обо всем вашем семействе! Я спрашивал кто вы, и что это за место! – Человечек разочарованно вздохнул, снял и спрятал очки.
– Я домовой, молодой человек, смотритель библиотеки, хранитель Цитадели. Можете звать меня Рол.
– Домовой? – мой вопрос, казалось, снова разозлил его.
– Ну вот! Старая история! Сейчас он начнет тереть глаза или чертить в воздухе всякие глупые знаки! – Я слегка обиделся.
– Отчего же? Я просто удивился. Дело в том, что я в своей жизни не очень-то часто имел дело с домовыми.
– Заметно!
Домовой глядел хмуро и дул губы. Я попробовал снова.
– Я очень перед вами извиняюсь за то, что так грубо вас перебил. Поймите, я совершенно не представляю, где находится эта Цитадель, и как я сюда попал.
– Цитадель находиться у границы, на территории королевства Белгр. А вас принесли сюда черные и оставили лежать. Я всегда прячусь, когда они приходят. Черные плохо относятся к домовым и, как они выражаются, "ко всякой нечисти". Сначала я думал, ты - один из них, а потом смотрю, вроде не похож. Тогда я решил привести тебя в чувство, а ты полез драться. – обвиняющий перст домового ткнул меня в живот.
– Я ведь уже извинился!
– Ладно, ладно. Я все забыл.
Рол блеснул на меня глазами из-под густых бровей.
– Я уже представился, теперь твоя очередь.
– Меня зовут Соколов Никита.
Домовой прищелкнул языком.
– Красивое имя, но короткое. А как насчет генеалогии?
– Насчет чего?
– Э-э-э! Незнание генеалогии оскорбляет память предков. Но, если хочешь, я могу поискать в библиотеке и найти что-нибудь о тебе. Где ты родился?
– Вряд ли здесь будет что-нибудь. – в сомнении я обвел взглядом стеллажи, – Я родился в России. Да и…
Рол подался вперед, вытаращив на меня глаза как на какое-нибудь чудо света.
– Россия? Страна славян? На восток от Европы? На восток от Англии?
Я даже растерялся.
– Ну да.
– Честно? Вы ведь не врете? Вы ведь не станете обманывать бедного домового?
– Да, конечно, не стану! А что?
Но Рол меня уже не слушал. Он носился по библиотеке, вздымая ногами бумажный снег, сбрасывая свитки со столов и причитая:
– О, светлое небо! Какое счастье, какая удача! Такого случая можно ждать тысячи лет, а тут он сам пришел ко мне в руки!
Резко остановившись, он беспомощно оглянулся.
– Катастрофа! Где же оно?! Если я его не найду, это же будет ужас что такое!
И он принялся с удвоенной энергией ворошить пергамент. Вдруг он радостно воскликнул:
– Ага! Вот! Я нашел!
В высоко поднятой руке он держал перо и чернильницу. Схватив первый попавшийся чистый лист, он снова уселся в кресло, пристроил чернильницу, погрыз перо и склонился над бумагой.… Однако писать ничего не стал. Когда я уже начал гадать, чего же он ждет, домовой поднял на меня глаза и спросил возмущенно:
– Чего же вы ждете?
– А что я должен делать?
– Диктовать!
– Диктовать?! Что?!
– Все! Расскажите мне обо всем, что произошло со времен Святейшей Инквизиции в вашем мире. Я хочу знать все об Азии, Китае, Африке, Европе, Америке и, конечно об Англии, старой, доброй Англии - родине моих предков!
Подумав, я ответил.
– Хорошо. Я расскажу все, что только смогу вспомнить. Но я и сам хотел бы задать пару вопросов. В последнее время весь мир для меня просто сошел с ума, и я хочу иметь разумное этому объяснение.
– Великолепно, молодой человек! Я готов ответить на любой ваш вопрос. Будем задавать их по очереди. – Тут он улыбнулся и лукаво подмигнул. – Только, чур, рассказывать все подробно и точно. История любит ясность.
Исход.
Аланджир ти Онанья Авил снял запорошенный мукой фартук и, повесив его на гвоздь, вышел под остывающее осеннее солнце. Мельница, большой птицей приземлившаяся на вершину холма, лениво взмахивала крыльями. Ветерок едва шевелил опавшие листья. Серебряные паутинки ткали что-то в хрустально-прозрачном воздухе. Это была осень 1200 года от Рождества Христова. Отец Джеймс помог монахам загрузить последний мешок монастырской муки и пошел расплатиться с хозяином. Еще издали Авил замахал руками.
— Погоди, погоди распускать кошелек, отец. Вот к сочельнику родится у меня дочь, окрестишь ее, тем и расплатишься.
Отец Джеймс широко улыбнулся, увеличив число морщинок у рта. Светло-серые глаза его ласково сощурились под густыми белыми бровями. Стар уже стал отец Джеймс.
— А не сын?
— Хватит! Сколько уж можно? Дочь! Назовем мы ее Кристиной, и пусть голосок у нее будет, что твои рождественские бубенчики, раз уж приспичило ей родиться в такое время!
— Слыхал новости, Авил? Что говорят о доминиканцах? "Псы Господни, что идут терзать тела врагов Его". -Джеймс, очевидно, повторял чьи-то слова.
— Крестовый поход папы Иннокентия на еретиков? Как же, наслышан.
— И что ты об этом думаешь?
— А зачем мне об этом думать? Мы в Бога веруем, в церковь всегда ходим, да и не мой ли дед отдал Гастингс-холл под монастырь, когда старый лорд помер?
— Да я-то все это знаю. Вот только станут ли меня слушать?
— А что, доминиканцы что ли не люди?
— Ну, как знаешь. Если что, приходи в монастырь.
***
Придя домой, Авил первым делом увидел Тома. Мальчишка всегда встречал его с мельницы. Крепкий и стройный как молодой тополь, паренек не бежал работы и обещал стать отличным помощником.
— Как отец, Том?
— Уже лучше, дядя Авил. Идемте, мама на стол собирает.
В большой столовой на первом этаже собрались обе семьи. Только мельник Джон, сломавший на днях ногу, обедал у себя в комнате. Авил наскоро вымыл руки, пригладил волосы и сел за стол. Прозвучала короткая молитва, и два десятка ложек одновременно ударили по мискам. Обед как всегда проходил в молчании, и даже дети не очень-то шалили. Лишь налив в кружку эля, Авил позволил себе откинуться на спинку стула и слегка распустить шнурок на жилете. Жена Джона принялась убирать со стола, ей помогали многочисленные дочери мельника. Провожая взглядом маленькую Юдит, которая также не хотела оставаться в стороне и потому несла корзинку с ножами и ложками, Авил подумал, что именно такой и будет его дочь. У него уже было шестеро сыновей, но, Боже, как приятно, когда по дому бегает маленький ясноглазый колокольчик, задорно смеется и вешается отцу на шею, не считая это глупыми нежностями. Улыбнувшись своим мыслям, он встал, поцеловал жену Софью и пошел наверх, навестить Джона.
***
Выпив эля и поговорив о делах в деревне и на мельнице, два старых друга погрузились в молчание. Авил лениво наблюдал за тем, как солнце, с трудом перевалив высшую точку своего пути, медленно падало куда-то за горы. Джон снова плеснул себе эля, жадно припал к кружке.
"Уже третья сегодня", - невольно отметил про себя Авил. Это было не похоже на мельника.
С грохотом поставив пустую кружку, Джон вдруг выпалил.
— Я хочу, чтобы ты ушел, Авил!
Авил выпрямился на стуле, пошевелил затекшим плечом.
— Я и так собирался идти. Дел еще невпроворот...
— Нет, я хочу, чтобы ты ушел совсем!
Джон тыльной стороной ладони вытер внезапно выступивший пот. Авил опешил. Ища и не находя причин, он старался заглянуть в глаза Джона.
— Да что же так?
Еще ниже опустив голову, Джон прошептал:
— Люди и так Бог знает что толкуют из-за того, что я мельник...
— Доминиканцы!
Авил понял все. Глаза застлала черная пелена ярости, горло сжимали мучительные спазмы. Он едва взял себя в руки.
— Могу я забрать лошадь и кое-что из вещей?
Джон вскинул голову. В глазах его стояли слезы.
— Боже, да бери хоть все!
Авил коротко кивнул в ответ.
***
Софья, рыдая, упаковывала вещи, сыновья грузили сундуки и корзины в телегу, домовой запрягал лошадь. Руки, словно забыв привычные движения, путали упряжь.
— Дядя Авил, дядя Авил!
Авил, проклиная все на свете и чертову упряжь в первую очередь, обернулся на зов. Томми, взмахнув руками, резко остановился, глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. Помедлив, Авил протянул руку и взъерошил шевелюру мальчишки. Том привычно улыбнулся, но тут же нахмурился, сердясь на себя.
— Я тут подумал, дядя Авил, может мне к вашим сбегать, предупредить?
Два старших сына Авила уже обзавелись своими семьями и жили отдельно, один - в семье суконщика, другой - у печника.
— Ну что ж, беги.... Спасибо, Томми.
Тот тряхнул головой.
— До свидания, дядя Авил.... Возвращайтесь. А то без вас все как-то не так будет.... Уже как-то не так...
***
Первое, что увидел Авил, въехав в ворота старого родового замка, были ряды телег, стреноженные лошади, костры, разложенные прямо на широком каменном дворе. Здесь собралась почти половина населения долины. В толпе беженцев перемешались бородатые домовые, невысокие и хрупкие лесные духи, кряжистые гномы, страшноватые гоблины и даже маленькие безобидные буки, которые только и умели, что ловить мышей, да вечером, свернувшись на стропилах, распевать свои бесконечные песни-сказки. Беззащитные твари путались под ногами, хныкая и просясь на руки.
Авила встретили сыновья. Оказалось, что они пришли сюда еще утром. Устроив семью и поговорив с монахами, Авил прошел в замок к отцу Джеймсу, но не в его маленькую келью, а в Гастингс-холл, зал, носивший то же название, что и замок. Грустная улыбка отца встретила Авила.
— Я знал, что ты придешь.
Авил сокрушенно махнул рукой.
— Куда нам теперь? В горах мы не выживем, да и как нам без людей?
— Есть новые земли. Места всем хватит.
Отец Джеймс горестно вздохнул.
— Ты думаешь, так только здесь? Так сейчас везде, куда дотягиваются руки Иннокентия и "псов" его.... Ну, да ладно. Еще два дня ждем, может, кто подтянется, а потом вас проводят. Ты удивишься, но это близко.
***
Когда Авил вернулся к семье, монахи уже успели раздать ужин, и его ждала дымящаяся тарелка. Маленький сынишка Авила держал на руках буку. Неотрывно глядя на огонь огромными золотыми плошками глаз с черными точечками зрачков, зверек мурлыкал свою песню. Мяукающие звуки постепенно превращались в четкие слова, сплетающие нехитрый узор сказки.
Начинался Исход.
Глава 19.
Когда стопка исписанной бумаги достигла значительных размеров, домовой откинулся на спинку кресла и помахал уставшей рукой. Осторожно, будто боясь поломать, согнул и разогнул пальцы, подул на ладонь. Я тоже чертовски устал, и язык у меня уже заплетался как у пьяного, и голова трещала от переполнявших ее дат и событий.
– Хуже некуда, молодой человек. Ваше знание истории оставляет желать лучшего. Разве можно проявлять такое неуважение к истории собственного мира? – блаженная улыбка на лице Рола противоречила сказанному, он явно остался доволен проведенной работой.
Внезапно Рол вскочил, схватил исписанную бумагу и письменный прибор и сунул все это под кресло. Похоже мне не суждено было привыкнуть к странностям моего нового друга.
– Что ты делаешь.
– Сюда кто-то идет, мне надо спрятаться. – С этими словами он взобрался на спинку дивана, поближе ко мне и выжидательно уставился на дверь.
– Ро-ол! – позвал я, – Ты вроде хотел спрятаться?
– Тише! – зашипел на меня домовой, – Чем я по-твоему только что занимался?
– Я все-таки подозреваю, ты будешь первым, кого увидят, если сюда кто-нибудь войдет.
– Потом объясню. Ш-ш-ш!
В этот момент дверь распахнулась и вошел уже знакомый мне монах. Он просто излучал дружелюбие, улыбка была радушной, а голос лился как мед из переполненных сот.
– Боже мой! Как нехорошо получилось! Как я не хотел поступать с Вами подобным образом! Но поймите, поймите и простите. Ну, не было, не было у меня другого выхода. Положение приняло такой нехороший оборот.
Монах уселся в кресло, сцепил пальцы и уставился на меня едва ли не с любовью. Домового он совершенно игнорировал. Создавалось впечатление, что монах действительно не видит Рола.
– Надеюсь вам уже лучше? – осведомился монах с искренней заботой в голосе, – Вы, вероятно, голодны?
Не дожидаясь ответа, он прищелкнул пальцами. Вошли двое черных, один нес низенький столик, другой – поднос со всевозможными яствами. Рол оживился и беспокойно заерзал на своем насесте. Склонившись к моему уху, он прошептал еле слышно:
– Мо-ло-ко.
Я склонил голову набок и вскинул бровь.
– Попроси принести молока! – я получил ощутимый тычок в плечо за свою непонятливость.
– Если вас не затруднит… – подходящие слова находились с трудом, – Не могли бы вы принести немного молока?
– Молока? – тон монаха на долю секунды потерял свою медоточивость, впрочем, он тут же исправился, – Для вас, что угодно. – Он кивнул черным, и те удалились.
– Ах, Никита! Вы даже не представляете, как жестоко вас обманули, какой опасности вы избежали благодаря моему своевременному вмешательству. – Я действительно этого не представлял. Этот монах со своими рясами появился в самый неподходящий момент. Однако скептическое выражение моего лица осталось незамеченным. – Вас обманули! Лживыми путями заманили сюда, чтобы использовать в своих целях!
– Что вы говорите! – деланно ужаснулся я, надеясь сбить черного с этого патетического тона.
– Девочка! – Продолжал он на той же ноте, постепенно забирая все выше – Маленькая девочка обликом и воплощение Сатаны – душой! – Этот выпад он завершил низко нагнувшись над столом, практически ткнувшись длинным острым носом мне в лицо. Глаза его горели фанатичным огнем. Вот теперь я был ошарашен.
– Да, неужели?
– Бесспорно! Воспользовавшись своим грязным колдовством, она очаровала вас. Вы пошли за ней, сами не понимая, куда и за чем вы идете! Судьба смилостивилась над вами. Если бы воины господа не шли за ней по пятам, не давая передышки, она, конечно же, не выпустила бы вас из своих цепких лап. Но мы смогли вовремя прийти к вам на помощь. – Тем не менее, я вовсе не чувствовал желания кинуться ему на шею и благодарить за избавление.
– А вы знаете, кто прислуживает этой ведьме? – очевидно, монах собрался добить меня. Длинные бледные пальцы впились в края столешницы, глаза увеличились до размеров неестественных, – Оборотень!
Я моргнул, откинувшись. Теперь я вспомнил. Вспомнил холодный равнодушный взгляд воина и вспомнил волка ночью у ручья. Я почти узнал его в таверне! Да, монах был прав. Все сходилось. Все было именно так, как он и сказал. Я понимал это умом. Но, черт возьми, я не хотел понимать этого сердцем. Мне вспомнилась маленькая тонконогая девчушка, держа меня за руку, она смотрела на восходящее солнце, такое же огненно-рыжее, как и ее волосы.
– Чем заслужил я такое внимание к своей особе, – Я позволил себе оборвать несколько виноградин, но они не утолили внезапно подступившую жажду.
– Как добрый самаритянин, я протягиваю руку помощи ближнему, – расплылся в улыбке монах.
– Допустим… А со стороны колдуньи?
– Кто может разобраться в ее темных замыслах? – Он был прав во всем, но почему же я так не хотел ему верить.
– Вы можете отправить меня домой?
– Конечно! Но вы, видимо, не осознаете всю глубину угрожающей вам опасности. Чары колдуньи очень мощны. Со дня на день сюда прибудет наш адепт. Святыми молитвами братьев и рукоположением он снимет с вас заклятье. Затем я лично прослежу, чтобы вы попали домой.
Поднявшись, монах направился к выходу. Дверь отворилась, и появился черный с кувшином в руках.
– А вот и ваше молоко, – обернулся монах на прощанье.
Глава 20.
С трудом оторвавшись от кувшина, Рол удовлетворенно вздохнул.
– Ну, и почему же монах тебя не видел? И как ты узнал, что он идет? – домовой гордо выпрямился во весь свой крошечный рост.
– По долгу службы я обязан знать, что, кто и где в доме находится. А если я не хочу, чтобы кто-то меня увидел, я просто отвожу ему глаза.
– Так почему же ты искал чернильницу? – надо отдать ему должное, Рол чуточку смутился.
– Я чувствую не точное место, лишь приблизительное расположение. Я видел, что чернильница в этой комнате, но не знал, где именно. – Он вдруг спрыгнул на пол и постучал по носу вытянутым указательным пальцем, – За чем ты им нужен, Никита?
– И ты туда же? Да на хрена я вообще кому то сдался?! – это начинало выводить меня из себя. Я не привык оказываться в центре всеобщего нездорового внимания.
– Люди – поразительные существа, – он раскачивался на каблуках, меряя меня насмешливым взглядом, – иногда действительно начинает казаться, что вы отмечены свыше. Вам никогда не сидится на месте. Вечно ищете приключений себе на голову… А как вы умудряетесь наследить в истории! Не удивительно, что вашу историю, как ты говоришь, переписывают по несколько раз. Поди, разберись… Полное нарушение причинно-следственных связей… А ты говоришь, кому ты нужен….
– Прекрати. – Я сжал голову в ладонях, кажется, утихшая, было, боль в затылке грозила вернуться с новой силой, – Лучше посоветуй, как мне быть дальше.
– Ну, во-первых, я надеюсь, ты не станешь ждать здесь этого ихнего… адепта, – домовой возмущенно фыркнул.
– Зачем? Может он действительно снимет с меня заклятие? – Рол вскинул руки к потолку в театральном жесте.
– Нетренированная память, отсутствие внимания, неумение мыслить логически. У меня возникают сильнейшие сомнения на ваш счет, молодой человек! – Я застонал. Домовой прочно уперся в пол широко расставленными ногами, упер руки в бока и начал:
– И это на него я трачу свое драгоценное время! Ты хоть сам веришь в то, о чем говоришь? – он вопросительно склонил голову набок, – Если ты не расслышал и недопонял, я повторю. Они собираются притащить сюда своего адепта, ты позволишь ему копаться у тебя в голове? Только небу известно, что он с тобой сделает, друг мой!
– Я запутался, Рол. Я уже не знаю, кому мне верить, но одно я знаю точно. Я хочу уйти отсюда.
– Это уже что-то… – Рол принялся энергично вышагивать перед диваном, – Куда ты думаешь идти?
Прокрутив в голове события прошедших дней, я, устало вздохнув, ответил:
– Сначала в Торжок, Рол. Если Рокти там нет, то домой.
– Ха! Чтобы попасть в твой мир надо знать проход.
– Мне думается, я знаю один. Избушка в каком-то лесу.
– «Избушка в лесу»! Мало ли где это может быть?
– Ну… Там недалеко дорога, в лесу живут ктраны и протекает какая-то небольшая речка…
– Дорога двух Корон, река Рьянка. Сейча-ас мы найдем твою избушку.
Проигнорировав специальную лесенку, домовой ловко, как белка, взобрался по стеллажам и, закрепившись под самым потолком, принялся сбрасывать на пол какие-то свитки. Заинтересованный, я подошел и поднял несколько бумаг. Это были какие-то карты и схемы. Рол успел уже спуститься, забрать свитки с пола и теперь раскладывал их на ближайшем столе.
– Иди сюда…. Сейчас мы будем составлять план твоего побега!
Глава 21.
Я стоял под аркой, кутался в плащ и глядел на луны. Две из них – белая и красная – уже вышли на вечерний небосклон, третья – желтая, как обещал Рол, появится только под утро. Черное небо надо мной пересекали еще более черные полосы. В который раз я подивился замыслу архитектора. Широкий двор окружала крепостная стена с четырьмя башнями – донжонами – по углам, в центре просторного двора изящным цветком на тонкой ножке раскрывалась к небу цитадель. Сплошной монолит черного камня, без входов, без окон и, надо полагать, без помещений. На просторную смотровую площадку можно было подняться только по мостам, перекинутым с донжонов. Рол успел рассказать, что сразу после Исхода было найдено множество цитаделей и, уже позже, вокруг них были возведены крепости.
Поёжившись под порывом свежего ветра, я запрокинул голову, вслушался, пытаясь вычислить, где же там Рол. Звуки шагов по внутренним мостам и крепостной стене, звон молота в кузнице тихое шуршание под стеной – крыса? – Рола не было слышно. Я улыбнулся, вспомнив, как он собирал меня в дорогу. Вот уж, истинно, домовой. В небольшой заплечный мешок поместилось все, что только могло понадобиться. И хотя вещей было много, веса я не ощущал, лямки не врезались в плечи. «Самое главное – опустить один из внешних мостов. За стеной – ров, наполненный водой. Он не глубок, но с теми, кто там живет лучше не связываться» – так рассуждал Рол, цепляя мне на пояс меч, проверяя крепления перевязей. Запустив руку за пазуху, я нащупал карту. С ней я легко найду избушку. Рол обо всем позаботился. Черт! Да где же он там? Я с тоской посмотрел на огромный, железа и дерева подъемный мост. Словно в ответ на мой взгляд, он начал медленно, натужно опускаться. Не дожидаясь, пока мост коснется земли, я ринулся вперед, но тут же был остановлен криком:
– Тва-а-арь! Стоять!
– Слева заходи, слева! – Шелест металла о ножны и сдавленные звуки борьбы, подсказали, что наверху не все благополучно.
– Готов! Двое наверх, перекрыть выходы, кто-нибудь – на ворот! Поднять мост! – Дерево с глухим стуком коснулось земли. Путь был свободен. Я крепко выругался и побежал к лестнице.
Поднявшись на несколько ступеней, я был вынужден остановиться. Чуть выше стоял один из черных. Перегнувшись через перила, он смотрел вверх. Тихонько спустившись, я плотнее запахнул плащ, накинул капюшон. Низко опустив голову, начал медленно и шумно подниматься по лестнице. Черный обернулся и спросил, чуть помедлив:
– Чего это у них там?
– Иду вот… Разбираться, – пробурчал я, не поднимая головы.
Тот опять перегнулся через перила. Стараясь сохранять спокойствие, я прошел дальше. Внутренне ликуя, миновал охранника, когда он заговорил снова:
– Не стоит туда ходить. У нас свой пост, у них – свой. Сами разберутся.
Я развернулся. Охранник стоял в пол оборота. Он еще смотрел вверх, одна рука опиралась на перила, другая – нащупывала прислоненный к стене посох. Вынужденный действовать быстро, не раздумывая, я схватился руками за перила и изо всех сил, обеими ногами ударил черного в грудь. Опрокинувшись, тот покатился вниз по лестнице. Я побежал, перепрыгивая через ступеньки, и пулей вылетел на крышу донжона. Один из черных шел навстречу, другой – склонился над маленькой скрюченной фигуркой домового. У меня сжалось сердце. Стараясь не пустить дрожь в голос, я крикнул:
– Что стряслось-то?
– Молчать! Кто учил вас распускать язык? Живо за веревкой!
– У меня есть, – я принялся судорожно теребить плащ в попытке изобразить активные поиски. На мое счастье, черный прошел мимо, не задержавшись.
– Свяжете и бегом на свой пост. Сдав смену, отчитаетесь старшему клирику.
– Будет исполнено! – с трудом выдавил я и побежал ко второму, на ходу вынимая из ножен меч.
Тот стоял перед Ролом, опустившись на одно колено. Удобная позиция открывала незащищенную шею.
– Веревку! – потребовал он, даже не взглянув на меня.
Я замер. Взгляд метался с жалкой, распростертой на камне фигурки домового на требовательно протянутую руку человека в черном. Горький комок подкатывал к горлу. Сглотнув, я занес меч для удара и изо всех сил опустил рукоять на затылок черного. Тихо вздохнув, он мягко повалился на бок. Убедившись, что человек жив и дышит, я занялся Ролом. Домовой выглядел скверно. Лицо покрывала смертельная бледность. Я бережно поднял его на руки.
– Не стоило затевать всего этого, Никита. Своим побегом вы поставили под удар друга. – Голос монаха был по-прежнему вкрадчиво-ласков. – Давайте забудем это досадное недоразумение. Вам нужна помощь, Никита. Вы прикоснулись к прокаженному, и только мы можем очистить вас от скверны.
Толпа черных, появившись у лестницы, растекалась полукольцом, ненавязчиво отрезая мне пути к отступлению.
– Отдайте домового моим людям. Он ранен и нуждается в лекаре. Ваш духовный лекарь прибудет на рассвете, Никита. К чему упорствовать?
Он продолжал заговаривать зубы, но я уже не слушал. Затравленно оглянувшись, я увидел внутренний мост, ведущий к смотровой площадке на вершине цитадели. Не вполне понимая, зачем я это делаю, движимый первым порывом, я бросился туда. Молча, без криков и суеты толпа черных ринулась за мной.
– Живым! – монах резко прекратил свои излияния, – Брать только живым!
Эти слова придали мне сил. Я бежал на пределе напряжения, так как никогда еще не бегал в своей жизни. Когда до смотровой площадки оставался какой-то шаг, я почувствовал посох, подсекающий мне ноги. Падая, я упустил Рола из рук, безжизненное тело домового полетело вперед и вверх, ладони заскользили по камню, прокатились по гладкой полированной поверхности, схватили и, разворачивая, толкнули дальше, вперед все тело, противоположным концом посоха отпихнув настигающего черного.
Вот так, юзом, на заднице, я въехал спиной вперед в жарко полыхающий костер.
Глава 22.
Я страшно обжег ладони. Плащ за спиной вспыхнул факелом, заорав, я вскочил на ноги, обоженными руками срывая горящие тряпки, хлопая по тлеющим штанинам и плача от нестерпимой боли в ладонях. Боль была настолько дикой, что, упав на колени, я нянчил покрывающиеся волдырями руки, не замечая ничего вокруг, не давая себе труда задуматься, откуда собственно взялся этот треклятый костер. Услышав звук вынимаемой стали и почувствовав подбородком холодное касание, я поднял голову, ожидая увидеть черных.
– Жалкое зрелище… – на меня уставились один темный глаз и пустой провал глазницы. Шею щекотало лезвие огромной секиры, – Может ты перестанешь выть как ужаленный пес и расскажешь нам, откуда ты взялся?
Оглянувшись, я с трудом сообразил, что все еще нахожусь на смотровой площадке. Вот только теперь она была полна разномастным сбродом, и единственное, что было у них общего с гнавшимися за мной монахами – это холодно поблескивающая обнаженная сталь. Кольцо вооруженных людей постепенно сжималось.
– Я не привык, чтобы люди появлялись из воздуха вот так, за здорово живешь. И я жду объяснений. – Бородатый верзила, очевидно, вожак этой шайки, небрежно перехватил рукоять секиры, лезвие качнулось, жиганув новой, живой болью.
Схватившись за горло, я почувствовал под пальцами кровь.
– Стойте! – высокий, крепко сложенный человек с длинными белокурыми волосами, свободно струящимися по плечам, лезвием своего меча отвел секиру от моей шеи. Одноглазый верзила, будто не веря своим глазам, проследил движение. Медленно набрал полную грудь воздуха и так же медленно выдохнул.
– С каких это пор ты отдаешь здесь приказы, Сэт?
Под взглядом верзилы Сэт несколько смешался, но все же продолжил:
– Думаю, когда ты узнаешь, кто этот человек, у тебя пропадет всякая охота убивать его.
– Говори, что знаешь. Я всегда готов слушать.. когда говорят дело.
– Он – подданный Белгра. Когда-то был чертовски богат и имел связи при дворе, но его подловили на черной магии и идолопоклонничестве, – я во все глаза смотрел на человека, повторявшего историю, уже слышанную мной в таверне, – человеческие жертвоприношения, убийства младенцев – в Белгре такое даром не проходит, вот он и смылся.
– Чернокнижник… Это объясняет его появление. Но какая нам радость с того, что он был богат когда-то? – Верзила разглядывал меня, как кобылу на торгу.
В серых глазах Сэта полыхнуло раздражение, но он продолжал спокойно.
– Я встретился с ним, когда мы с ребятами Ката промышляли в Октранском лесу. Уж не знаю, как он угодил под облаву, но мы оказались в одной связке. Он плел мне, что живет в заброшенном доме в чаще, в этом проклятом месте… Тогда я только посмеялся, но теперь – верю. – Серые глаза скользнули по моему лицу, но я успел поймать его взгляд, попросить о помощи, – Он бежал вечером того же дня. А на следующий день приехал страт короля Ссарома четвертого, они долго говорили с офицером, а потом гвардейцы разделились. Часть осталась с обозом, другая – ушла со стратом и капитаном. Они пошли ловить этого человека. Вы только представьте себе, отряд гвардейцев и монахи ловят одного человека, который бежал из отряда невооруженным. Он – огромная сила. Не трогайте его.
Верзила захохотал, щеря черные, гнилые зубы. Люди вокруг костра улыбались не так уверенно.
– Чернокнижник! Он не может даже справиться с болью, не думаю, что он в состоянии причинить вред. В конце концов, однажды гвардейцы сумели схватить его, чем мы хуже? – Верзила усмехнулся зло, – Возьмите его живым, ребята, думаю, страт заплатит за него хорошие деньги.
Клинок Сэта взвился, со свистом вспарывая воздух, но секира оказалась быстрее. Меч, блеснув молнией, улетел куда-то во тьму, Сэт был отброшен на камни мощным ударом обуха.
– Я люблю шустрых, Сэт. Но пора бы тебе усвоить, где твое место. – Казалось, происшествие лишь позабавило одноглазого.
Сэт, отплевываясь кровью, пытался подняться на ноги. Это не слишком хорошо ему удавалось. Видно удар был не из легких. Глядя на человека, заливающего своей кровью камень, я понял, что не хочу оказаться на его месте. Толпа бандитов, настороженно приближавшаяся ко мне, отшатнулась, когда я вынул клинок из ножен, но в следующий момент оружие звонко ударилось о камень. В горле внезапно пересохло:
– Я не буду драться.
Тут же меня крепко схватили за руки, пригнули голову, заставив почти упасть на колени. Я взвыл от горящих прикосновений к обоженным ладоням. С меня без церемоний содрали заплечный мешок. Горстка бандитов принялась увлеченно потрошить его. Я вспомнил о Роле. Я понятия не имел, куда он подевался и был почти уверен, что домовой остался в лапах у черных.
Глава 23.
Я проваливался в сон. Вязкий и липкий, он затягивал меня все глубже и глубже. Я хотел разглядеть его, но веки мои смежились. Пальцы ощутили его текучую поверхность. Я отдернул руку, но, обессиленный, вновь уронил ее. Я погружался медленно. Прошла целая вечность, прежде чем сон мягко сомкнулся над моей головой. Я сделал вдох, и тут же сон заполнил мои легкие. Боже! как сладко щемит в груди…
Лавина холодной воды окатила меня с головы до ног. Резко выдернутый из вязкого кокона, я вскочил, но тут же упал на спину, жадно глотая сырой ночной воздух. Сердце стучало где-то в голове, чистое звездное небо медленно вращалось вокруг желтого диска луны. Рол тряс меня за плечи и чуть не кричал:
– Вставай! Да вставай же!
– Я хочу спать… – Я действительно хотел, веки смеживались, стоило неимоверных усилий просто держать голову прямо – как у тряпочной куклы, шея произвольно гнулась в любых направлениях, голова свободно моталась из стороны в сторону.
Рол схватил меня за волосы, запрокинул подбородок, смерил оценивающим взглядом и вдруг без предупреждения, наотмашь врезал мне раскрытой ладонью. Боль и обида заставили меня проснуться окончательно.
– Сдурел, да?! Ты чё делаешь?!
– Некогда. Бери воду, – в руки мне ткнулась полупустая бадейка, – буди всех.
Я не успел слова сказать, Рол уже растворился в темноте. Я тупо посмотрел на бадью с водой. Все еще ничего не понимая, но зная, что Рол мудрее и старше, я обернулся к охранявшему меня бандиту. Тот спал, запрокинув голову и приоткрыв рот. Я потряс его за плечо.
– Алё, дядя! Вставай!
Человек спал. Я нагнулся, всматриваясь в него, и тут же отшатнулся с криком. В неверном свете луны и дрожащих отблесках затухающего костра его лицо было неестественно белым, почти мертвым. Руки среагировали быстрее сознания, я выплеснул воду на это мертвенное, синюшное лицо. Капли, блестя в лунном свете, медленно поползли по коже. Человек не проснулся. Ужас ледяной волной поднялся от живота и замер спазмом в горле. Задыхаясь, давясь собственным страхом, я принялся бить спящего по щекам. Еще и еще. До тех пор, пока человек не открыл глаза, мучительно, через силу делая судорожный вдох. Вскоре взгляд его стал более осмысленным, и мой ужас с удвоенной силой отразился в его глазах. В отличие от меня он сразу понял, что происходит. Он первый схватил притащенную Ролом воду и начал будить остальных. Водой, пощечинами, пинками под дых. Рол мотался туда-сюда, таская воду. Проснувшиеся присоединялись к нам в этой странной, страшной работе. Через четверть часа удалось разбудить почти всех.
Когда мы, мокрые и напуганные, сидели вокруг вновь разведенного костра и никак не могли согреться, вожак, выжимая набухшие черные космы, небрежно поинтересовался:
– Не представишь нам своего друга, а? Кажется, мы обязаны ему жизнью. – Я не успел ответить.
– Я домовой, меня зовут Рол. Мы появились вместе, но Никита поднял столько шуму, что я легко отвел вам глаза. – Рол задумчиво шерудил палкой в костре. – Когда все уснули, я перерезал веревки, попытался разбудить его… У меня ничего не вышло. Мне доводилось слышать о таких вещах…
– Утонуть во сне… Вот как это называется, – откликнулся кто-то с другой стороны костра. – Такое случается на болотах. Люди засыпают и задыхаются.
Рол кивнул. Одноглазый верзила грязно выругался.
– Что ж… Я прощаю тебе попытку устроить побег, – Рол удивленно вскинул голову, это не смутило одноглазого, – Если подумать, ты мог бы разбудить своего дружка и смыться вместе с ним, оставив нас подыхать здесь.
Рол брезгливо передернул плечами, сплюнул в костер:
– Знаешь, я уже жалею, что не поступил именно так. – Это заставило одноглазого расхохотаться.
– А ты надеялся, я отпущу вас? – спросил он, вытирая навернувшиеся слезы, – Ну, знаешь… я все еще рассчитываю получить выкуп.
– Ты совершаешь большую ошибку, оставляя их здесь. – Сэт не отводил взгляда от огня, – Несколько человек не проснулось этой ночью, завтра не проснется еще несколько… Так будет до тех пор, пока не умрет он. – Сэт не поднял головы, не пошевельнулся, но все взгляды устремились на меня. – Водяные не потерпят служителя тьмы в своих владениях.
– Какой он там чернокнижник! – атаман вскочил на ноги, – Я предупреждал тебя, Сэт, помалкивал бы ты со своими сказочками! Даже если эти твари и существуют, хотя я никогда их не видел, то кому же они служат, как не тьме?
Сэт не ответил, не отвел взгляда от костра. На несколько минут воцарилось тягостное молчание. Одноглазый бродил по площадке, ругаясь и пиная все подряд, в том числе и своих людей. Наконец, он продолжил:
– Я не знаю, кто этот тип… Но за все те годы, что мы торчим на этом проклятом болоте, ничего подобного не случалось. И тут появляется он, и все летит вверх тормашками. Я не верю ни в бога, ни в дьявола… но и в совпадения я тоже не верю… Пусть он убирается. И отдайте ему все, что он там притащил с собой. Слышали?! Убью, если какой-нибудь жадный идиот оставит себе хоть что-нибудь. Домовой тоже идет с ним… И ты идешь с ним, Сэт. Если верить всему, что ты тут наговорил, то тебе повезет, если следующей ночью ты не проснешься. Этот приспешник дьявола принесет тебя ему в жертву!
Одноглазый хрипло захохотал. Никто не разделил его веселья. Людям не хотелось смеяться в эту ночь.
Глава 24.
– Дай-ка мешок сюда.
Я послушно выпутался из лямок и протянул мешок Ролу. Домовой принялся вертеть его, осматривая со всех сторон. Я же в последний раз оглянулся на цитадель. Над болтом, над полузатонувшими деревьями возвышался тонкий, раскрывающийся к солнцу шпиль – монолит среди гнили и тлена. Мосты, соединявшие цитадель с четырьмя башнями, обрушились, сами донжоны искрошились и осели. Бандиты спустили нас вниз на веревках и сейчас безучастно стояли у края и смотрели, как мы уходим. Я помахал им рукой – на прощанье. Мне никто не ответил.
– Атаман не обманул, они действительно отдали все.
– Даже посох. – Я провел рукой по теплой полированной поверхности. Даже сквозь ткань, которой были обернуты мои обоженные ладони, я ощущал живое дерево. Оттолкнув черного, я выпустил посох из рук. Но бандиты, собирая наши вещи, нашли его у самого края смотровой площадки.
– Отдай его мне. Я поведу вас по тропе, и мне понадобится шест, – серые глаза смотрели прямо и непреклонно. Я нехотя отдал посох Сэту.
– Ты уверен, что хорошо знаешь дорогу через топи? – Рол не очень-то доверял нашему проводнику.
– Однажды я сумел добраться сюда. Думаю, смогу и выйти. – Сэт вскинул руку, защищая глаза от слепящего солнца, мертвые голые деревья не давали тени, осмотрелся и уверенно шагнул. Нога по колено ушла в воду, – Идем.
Весь день мы месили болотную грязь. Сначала я глядел по сторонам, на мертвенный болотный мирок: мутную воду, вскипавшую пузырями, деревья, заламывающие голые ветви, островки, приютившие скудную серую растительность, мелкую живность, да тучи комарья. Но, вдоволь наоступавшись и навыбиравшись из топи, я бросил это занятие. К вечеру я смотрел только себе под ноги. В голове, вытеснив все мысли, воцарился пронзительный комариный писк, складывавшийся в кошмарный гимн топи. Одурев от этого концерта, ничего не чувствуя, кроме огромной усталости да зуда от укусов, я хотел отдыха. Когда Сэт объявил привал, я просто опустился в черную воду.
– Поднимайся, здесь есть хорошее место для стоянки.
На какой-то миг я почувствовал жгучую ненависть к этому человеку, заставляющему меня причинить себе новую боль. Промычав что-то нечленораздельное, я нехотя поднялся и вслед за Ролом протиснулся в маленькую избушку. Деревянный пол, очаг в центре, да крохотное оконце – вот и все убранство. Рол уже деловито колдовал над очагом. Я поспешил сесть и прислониться к бревенчатой стене. Закрыв глаза, я полностью расслабился. Домовой в последний раз ударил по кремню, упала искра, на сухом мху заплясали язычки пламени. Рол вздохнул.
– Извини, Никита. Это все из-за меня…. Механизмы цитадели создавались для людей, мне понадобились все мои силы, чтобы опустить мост и я…
– Оставь, Рол. Это совершенно не важно…. Если, конечно, это не ты перенес нас сюда.
– Я сам не могу понять! – Рол вскочил, принялся вытаскивать из мешка карту, – Смотри! Вот он тракт, Дорога двух корон, видишь, прошивает насквозь и Далион, и Белгр. Ты вышел отсюда, почти у границы. Дальше, сперва с обозом, потом с этой твоей девушкой, Рокти, ты двигался на Юг, к Мадре. Вот Торжок, там тебя схватили черные и отвезли обратно на север, даже дальше. Моя цитадель стоит уже на территории Белгра… А это-о-о… как я понимаю… Эдгарова Топь… – Рол посмотрел на Сэта, тот никак не отреагировал, – та что перекрыла дорогу к старой столице? – И снова Сэт не заметил вопроса. – Далеко-далеко на Юге, за Мадрой. Ты понимаешь? Теперь, чтобы попасть в Мадру, нам надо двигаться на север! Мы подойдем к ней с другой стороны! Ты понимаешь?! – Рол запустил пальцы в бороду, обхватил подбородок. – Я не понимаю ничего! Это огромное расстояние. За какой-то миг мы пересекли всю страну! Как такое может быть?
– Спроси у того, кто это сделал! – Сэт пристально смотрел мне в глаза, а я не нашелся, что ответить.
Ужин нельзя было назвать теплым и дружеским.
Глава 25.
Уже несколько часов я лежал, глядя в темный потолок. Сна не было. Было огромное чувство усталости и нарастающая тревога: за Рокти, за девочку, за себя. Я никак не мог заснуть. Тихонько, стараясь не шуметь, я приподнялся на локте. Оказалось, не спал не только я один. Сэт сидел по-турецки у противоположной стены. На коленях у него лежал посох.
– Не спится? – Я попробовал завязать разговор.
– Я думаю.
– Вот и я хотел… подумать…
– Я думаю о тебе… Кто ты такой? – Пальцы Сэта порхнули неуловимо. Посох в его руках переломился двумя мечами. Мне стало неуютно.
– Такой же человек, как и ты, Сэт. Человек, попавший в историю…
Сэт воткнул мечи в пол. Слева и справа. Сначала один, потом – другой. Лезвия плавно входили в дерево – как нож в масло. Только сейчас я заметил, что Рол исчез.
– Где Рол?
Сэт не ответил. Улыбнувшись, он сложил руки на коленях и, низко опустив голову, уставился в пол. Я начал впадать в панику.
– Послушай, мне не нравится то, что здесь происходит. Что с тобой творится, Сэт? … И где, дьявол тебя задери, Рол?!
Не отрывая глаз от пола, он медленно качал головой из стороны в сторону. Я сорвался на крик:
– Где Рол!!! Ты!… Ты что задумал, ублюдок?!
Он, наконец, поднял голову. В глазах притаилось почти детское озорство.
– Я знаю, кто ты такой. В рулетке шарик бегает по кругу и останавливается, где хочет, и определяет победителя. Ма-а-аленький шарик. А какое могущество! Вот и ты. Уже катишься, катишься… Крупье пустил тебя по кругу. Где ты остановишься? – Сэт тихонько рассмеялся, глаза его блестели все задорнее и задорнее, как у ребенка, задумавшего веселую шутку. – Три миллиона! Черное! Блиц! Три вопроса по двадцать секунд обсуждения каждый! Внимание! Вопрос! «Где Рол?», «Что с тобой творится, Сэт?», «Ты что задумал, ублюдок?!». Время!
Волосы дыбом поднялись у меня на затылке. Я во все глаза смотрел на Сэта. В голове молниеносно пронеслось: «Боже! Я сплю! И Рол спит, и Сэт спит! А этот, он ничего не может нам сделать!». Как будто услышав меня, Сэт закричал:
– Ответ вер-р-рный! Три миллиона уходят в банк знатоков!
Чувствуя, что вот-вот сойду с ума, я закрыл глаза, закрыл руками голову и закричал:
– Прекрати!!!
***
Я проснулся. С трудом разогнул затекшие конечности, поднял голову. Сэт спал. Рол сидел у двери пасмурный.
— Беда, Никита.
— О, господи!... Что еще такое?
— Сам посмотри. – Он кивнул головой на оконце под крышей. – Скоро уж час, как рассвело.
— Не похоже, – оконце было беспросветно темным.
— Я точно знаю… Я солнце чую… Только почему за окном темень?
— Ну, открой дверь, да выясни. Может, упало что сверху? – На фоне свежего кошмара проблема не казалась мне такой уж серьезной. Сэт тоже спал беспокойно, вздрагивал и едва слышно стонал.
Рол вдруг смешался, потер ладонью колено, пробурчал еле слышно, глядя чуть в сторону:
— Не могу я…
— Чего? – это отвлекло меня на столько, что я отвернулся от невнятно бормочущего Сэта. – Рол, да что это с тобой?
— Нечисто тут что-то, Никита. Не хочу я её открывать… Понимаешь?
Это уже не укладывалось у меня в голове. Я пожал плечами:
— Ну, давай открою я, – и, шагнув мимо Рола, толкнул дверь.
Густой, непроницаемый мрак клубился прямо у порога. Взгляд натыкался на вязкую, дышащую тьму как на неприступную стену. Сзади сдавленно охнул проснувшийся Сэт. Лавина мрака, готовая хлынуть, затопить. Проникая в мозг, наполняя каждую клетку тела, накатывало осознание – ничего больше нет. Только бездонная пропасть, наполненная тьмой. Вся вселенная – абсолютный мрак и абсолютная пустота…. Зрелище выворачивало душу. Не решаясь погружать руку в это, я схватил дверь сверху, у самого косяка и резко дернув, захлопнул.
Облачко тьмы, подгоняемое закрывающейся дверью, влетело в избушку. Мы трое не смели вздохнуть до тех пор, пока оно не рассеялось.
***
Игра света. Волшебные краски. Внутренняя гармония, граничащая с совершенством. Внешний мрак, граничащий с безумием. Кирпичик за кирпичиком возводил я стену вокруг собственного разума. Неумелый строитель. Тонкое, неосязаемое как дым просачивалось сквозь малейшие щели осознание окружающей действительности. Окружающей тьмы. Мне не хватало искусства. Мне не хватало сил.
Забившись в дальний угол, Сэт свернулся калачиком, закрыл голову руками, разговаривал сам с собой о чем-то, временами тихо стонал.
Рол, чуть не плача, убеждал нас уходить отсюда. Говорил, что при помощи посоха и своей способности чувствовать окружающее сумеет найти тропу. Говорил, что дрова скоро кончатся, и в избушке будет так же темно, как и снаружи. Брал за руки, пытался заглянуть в глаза.
Мне было все равно.
Одна мысль о том, что надо будет идти там, в этом ничто повергала меня в ужас. Я не хотел слушать Рола.
Низко опустив голову, боясь увидеть дверь или, еще хуже, темное окошко под крышей, я весь сконцентрировался на подарке странника. От камня веяло покоем и прохладой. Взгляд погружался в игру цветов. Небо перед грозой. Уже наполненное всеми оттенками фиолета, оно таит еще в себе нежную голубизну ясной погоды. Кропотливо и упрямо возводил я свою стену, заботливо подбирая и укрепляя выпавшие кирпичики.
Внутренняя гармония. Совершенство.
***
Сэт поднял взгляд. Он улыбался. Жестко и холодно.
— Сколько в тебе страха! Тебя легко напугать.
— Но ведь ты тоже боишься!
Сумасшедший взрыв хохота последовал за моими словами. Голова упала к рукам, лежащим на коленях, плечи вздрагивали. Мечи по обе стороны казались гранью, которую нельзя переступить. Я закричал с отчаянием обманутого ребенка:
— Я же видел, как тебе было страшно!
Сэт зашелся в новом приступе хохота, на руки сыпался поток красивых длинных волос. Наконец он успокоился и вновь поднял голову. Улыбка пряталась в уголках губ, искрилась в глазах.
— Слепец… Я не знаю, что такое страх…. Как можно было калеке доверить искать путь?!
— Я не понимаю! Сэт! Сэт!
Новый взрыв хохота и слова: «Он не только слеп, но еще и глуп!» – заставили меня броситься на этого человека.
***
Я резко перевернулся на спину и открыл глаза. Больно резанул и заставил зажмуриться яркий свет. Я сел и осторожно прищурился. Все цвета радуги кружились передо мной в диком танце. Когда бешеная пляска улеглась, я, все еще болезненно щурясь, смог оглядеться. Сэт лежал, весь скрутившись, в своем углу и смотрел на меня затравленно. Он силился улыбнуться, но не мог. В серых глазах притаилось безумие.
— Солнце вернулось.
— Знаю, – ответил я коротко.
Глава 26.
— Теперь можно идти спокойно. Тропа более-менее надежна. Но часа через полтора топь снова почти непроходима. – Сэт опять был собран, отчужден и уверен в себе. Идти действительно стало легче. Он почти не пользовался посохом. Мы постепенно прибавляли шагу и, когда Сэт, вскрикнув, вдруг провалился по пояс, я замер ошарашенный.
— Посох! Дай мне посох! – Хотя Сэт не делал резких движений, болото затягивало его все быстрее и быстрее. В серых глазах метался страх причудливо смешанный с ненавистью. Прикованный этим взглядом, я не в силах был пошевелиться – мы оба знали. И оба не хотели признаться себе в этом.
Заговорив быстро и неразборчиво, Рол метнулся к посоху. Выйдя, наконец, из ступора, я бросился помогать ему. Хватаясь за посох и подтягивая себя, Сэт медленно выбирался из топи. Осторожно шагнув вперед, я схватил его за одежду и изо всех сил потянул на себя. Последним усилием Сэт тяжело рухнул на тропу, попытался подняться, но у него подгибались ноги. Безумие в глазах горело с новой силой. Я протянул руку. С диким криком Сэт толкнул меня в грудь. Я опрокинулся на спину. Приподнимаясь на локтях, закричал:
— Ты что делаешь?!
Сэт бесновался:
— Не подходи! – его голос срывался на визг, – ты хочешь мне смерти! ты уже пытался убить меня!
— Когда?! Когда это было?! – на этот вопрос невозможно было дать ответа.
— Ты бросился на меня!
Сны и реальность окончательно перепутались у меня в голове.
— Зачем ты говорил мне все эти вещи?! Ты издевался надо мной!
— Это был не я!
— Тогда кто же!
— Перестаньте!!! – Теперь уже кричал Рол. Мы оба обернулись к нему.– Прекратите!!! – Он был жутко бледен. Черные глаза дышали ужасом. – Оно движется!!!
Что движется, я понял только тогда, когда почва буквально ушла у меня из-под ног.
Глава 27
Жадное, не насытившееся за века болото, спешило поглотить захваченную добычу. Очутившись в топи, я мгновенно перестал двигаться. Мне повезло – в тот момент, когда топь разверзлась под ногами, я лежал, опрокинутый на спину, мне оставалось только распластаться и максимально расслабиться. Грязь едва просела подо мной, но Рол… он резко ухнул вниз, погрузившись сразу почти по пояс, и все еще продолжал погружаться. Он сделал единственно возможное в этой ситуации, согнувшись, упал вперед, чтобы вес стоящего прямо тела не ускорял процесс погружения. Сэт стоял на тропе. Он снова улыбался. Холодно и резко. Совсем как тогда. В серых глазах плясало веселье.
— Это последний наш разговор. Жаль. Ты очень забавен.
Отчаяние накатывало удушливыми приступами, но, глядя на Сэта снизу вверх, боясь шевельнуть пальцем, я старался сохранять спокойствие.
— Зачем тебе моя смерть?
— Ты глуп. Ты не сможешь сделать правильный выбор. Но даже не это важно. Я не могу идти с тобой.
— Кто ты?
— Я – Топь. Глупые суеверные люди называют меня водяным.
— Это бред! – мне хватило сил рассмеяться.
— Ты глуп и слеп. – Топь принялась тянуть с новой, пугающей силой.
— Сэт! Я разговариваю с Сэтом!
Человек с безумным взглядом стальных глаз присел на корточки, глядя мне в лицо с детским любопытством. Вспомнив, насколько хрупким оно может быть, я продолжил:
— Ты просто свихнувшийся придурок, заманивший нас в ловушку! Если ты водяной, покажись, тогда я, может быть, поверю тебе!
— Я – Топь! – Сэт раздраженно передернул плечами, – Ты понимаешь меня? Грязь под твоими ногами, воздух, которым ты дышишь, вода, заполняющая твои легкие, если угодно… Топь – это я! Не притворяйся глупее, чем ты есть. Для разговора мне нужно тело этого человека, только и всего. Если я вторгнусь в твое сознание, диалога не получится… Ты подчинишься мне.
Он улыбнулся. И я поверил ему. В горле внезапно пересохло. Я сглотнул.
— Что такое путь?
Сэт расхохотался.
— Зачем тебе это? Ты думаешь, знание прибавит тебе ума? Ошибаешься! Те, что были здесь до тебя, знали не так уж много, но их знания не были нужны никому!
— Кроме них самих, быть может? – я готов был длить этот безумный диалог вечно. Неумолимая топь ослабила хватку. Сэт поднял голову, улыбаясь, обвел взглядом свои владения.
— Их здесь сотни… – протянул он задумчиво… И болото вскипело.
Из зловонной глубины, сопровождаемые газовыми пузырями, медленно всплывали трупы. Сотни. Топь не преувеличивала. Скорее наоборот. Сохраненные, они вновь поднимались на поверхность. Глаза один прятались за веки от слепящего света, другие, напротив, широко распахнув их, спешили увидеть солнце. Раскрыв рот, они были уже готовы вновь сделать глубокий вдох, первый после многих лет. Кого здесь только не было: взрослые, дети, охотники, лесорубы, воины, заключенные. Мне стало смешно. Эти бедняги, даже умерев, не смогли избавиться от своих оков. Не в силах сдержаться, я истерично захихикал. Рол в ужасе вскинул голову. Сэт посмотрел на меня удивленно, но уже в следующую секунду присоединился к смеху. Я вздрогнул и сразу успокоился. Сэт, напротив, смеялся долго и звонко, запрокидывая голову и поднимая лицо к небу.
— Ты прав. Это действительно смешно. – Он вытер навернувшиеся на глаза слезы.
— Эти люди... Они принесли тебе что-то новое?
Сэт подошел к всаднику. Казалось, тропа возникает за миг до того, как Сэт опустит на нее ногу. Лошадь все еще била копытом, тараща круглый выкаченный глаз. С трудом сняв шлем с головы воина, Сэт вылил оттуда болотную жижу, оттер край рукавом.
— Вот этот очень спешил. Какие важные вести он нес! – Сэт улыбался, разглядывая шлем. – Он мчался за подмогой для войск Эдгара. Дурак… Выбрав короткую дорогу, он подарил победу Орланду. – Сэт отшвырнул шлем в сторону. – А вот этот? – Он повернул к себе лицо крестьянина. – Спешил за лекарем для своей жены. Она ждала ребенка. – Пальцы Сэта скользнули по бровям, скулам, подбородку умершего, очерчивая грубые черты лица. – От его соседа я знаю, что ребенок и мать умерли. Оба. Впрочем… Давно прошли те времена, когда они были соседями.
— У тебя своеобразное чувство юмора.
Сэт улыбнулся улыбкой человека, слишком скромного, чтобы замечать похвалы.
— Ты лучше подумай, чья весть была важнее? – Он снова смотрел на меня, чуть склонив голову набок.
— Они столь же значимы, как и ничтожны?
— Ба! – Сэт подошел совсем близко, присел на корточки рядом.
— Жаль. Но учиться все-таки бывает поздно.
Мощным рывком я погрузился под воду, сквозь мутную толщу успел еще увидеть собственные пальцы, хватающие воротник склонившегося надо мной человека, услышать новый взрыв хохота и понять – Сэт ему больше не нужен.
Глава 28.
Солнце, находящееся слишком далеко, чтобы знать о земных проблемах, с равной щедростью одаривало своим теплом каждую пядь земли. Его лучи ласковыми волнами обволакивали человека, наполовину утонувшего в грязи. Дрожа и сотрясаясь от приступов кашля, он медленно поднялся, обвел взглядом болото, задержавшись на двух других. Дикий, истерический смех нарушил мертвое безмолвие топи. Человек, спотыкаясь на каждом шагу, подбежал к ним, нагнулся над тем, который сжимал в руках выдранный с мясом воротник его куртки. Руки лихорадочно ощупали тело, нырнули под рубашку. Услышав неровный ритм сердца, человек сел и, обхватив голову руками, заплакал.
Им было хорошо. Они были здесь, и их было двое. А он был там, один на один с другим. Отрезанный от окружающего мира, он не знал, что происходит снаружи. Вся информация извне преломлялась в сознании того, который называл себя Топью, и поступала к Сэту в искаженном виде. Мозг отказывался воспринимать то, что видели глаза, слышали уши, чувствовал нос, осязали пальцы. Но не это пугало Сэта. Присутствие чужого сознания, вот, что повергало его в ужас. Уже своим присутствием оно убивало и, кажется, даже не осознавало этого. А Сэт выбивался из сил, просто пытаясь остаться в живых. Не было и речи о том, чтобы противодействовать этому монстру. Это была не битва, это было избиение. Хищная тварь уничтожала его с абсолютным равнодушием. Сэт боялся смерти. Его пугало небытие. Но умереть так было мучительно вдвойне. И когда тварь вдруг отступила, подалась назад, Сэт испытал неимоверное облегчение. Оглушающим шквалом накатил внешний мир. Вновь обретя способность слышать, видеть, чувствовать, Сэт обнаружил, что тонет. Топь заглатывала его с чудовищной скоростью. Тварь еще цеплялась за него краем сознания. Сэт понял, что она хочет увидеть его смерть изнутри. Именно это привело его в бешенство. Забыв обо всех страхах, движимый добела раскаленной яростью, Сэт ринулся обратно. К чужаку.
В последний миг своего существования Топь ощутила удивление, ужас и запоздалое узнавание.
Чтобы воскреснуть, им обоим пришлось умереть. Сэту – быть убитым чужим сознанием. Топи – утонуть в теле человека, связавшего себя с ней нерушимыми узами смерти.
Глава 29.
Скользя и чуть не падая, Эдель взбиралась на холм. Внезапно хлынувший ливень превратил дорогу в непролазную трясину. Сиррроу легко опередил ее. Насквозь промокший под дождем волк казался худым и жалким, но Эдель хорошо знала, какая мощь заключена в этом звере. Наконец они добрались до вершины. Остальные были уже здесь. Тринадцать собрались сегодня потому, что она совершила ошибку. Высокий светловолосый мужчина подал ей руку, помогая преодолеть последние шаги подъема. Под потоками низвергающейся с неба воды каждый занял свое место. Ливень прекратился. Боясь нарушить внезапно обрушившееся безмолвие, все замерло. Красная луна вышла из-за туч, озарив вершину холма. Светляки поднялись из травы, живыми линиями обозначив шестилучевую звезду. Черты лица человека, стоявшего в ее центре, заострились в свете кровавой луны. Он поднял голову навстречу ее лучам, и лунный свет отразился в его глазах. Пепельно-серая шерсть на загривке волка поднялась дыбом. Воззвав к безмолвию, раздался протяжный, вбирающий в себя всю гамму звуков, вой.
Жестокий ветер рвал плащ за плечами Воина. Шлем вороненой стали и мелкозернистая кольчужная сетка скрывали его лицо. Крепко упираясь ногами в землю, держа меч перед собой, он устремил взгляд горящих изумрудным пламенем глаз на Девочку.
Хрупкая фигурка, короткая туника, высокие шнурованные сандалии и Волк, лежащий у ног – Девочка бестрепетно встретила взгляд Воина.
— Ты упустила его.
— Это правда. Но думаю, это к лучшему.
— Он совершенно беспомощен. Любой может убить его. Ему нужна защита. – Рука в стальной перчатке стиснула рукоять меча.
— Защита или присмотр? – Саламандра живой заколкой скрепляла волосы Ведьмы. Огненные блики играли на черных прядях. Ведьма казалась порочной и, одновременно, невинной в своей красоте.
— Скорее второе, чем первое! – Темнота ночи казалась светлой и праздничной в сравнении с силуэтом Горбуна. Черты лица, детали одежды утопали во всепоглощающем мраке. Ворон, сидящий на горбу, расправил не менее черные крылья.
Девочка покачала головой, и огненный поток обрушился на ее плечи.
— Он знает путь и придет к цели. Он сам выбирает дорогу. Я уверена. Путь уже начат. Там, в Торжке, с ним была девушка. Мне кажется… он собирает избранных.
— Их уже трое. – Горбун обвиняюще ткнул посохом, – Я слыхал о перехваченной депеше. Одноглазый с Эдгаровой Топи. Хотел продать их Белгру. В депеше говорится о чернокнижнике, домовом и каком-то головорезе, которого Одноглазый решил сбыть с рук.
— Эдгарова Топь? – Юродивый тряхнул тугоскрученными каштановыми кудрями. Рыжевато-бурая птичка с пестринками на брюшке, примостившись на его плече, перебирала перышки. – Это же демоны знают где. Как он туда попал?
— Вот именно. – Горбун обернулся к Юродивому, – Одноглазый пишет, что чернокнижник появился прямо из воздуха… посреди смотровой площадки цитадели.
— О-го! – Юродивый рассмеялся, – ну, теперь-то мы точно знаем, что нашли именно того, кого нужно.
— Я знала! – Девочка подпрыгнула, хлопая в ладоши, – Я всегда говорила, что цитадели связаны между собой!
— А я-то гадал, чего монахи так всполошились у границы. Это многое объясняет… – У кого депеша сейчас? – зеленым глазам Воина была чужда неопределенность.
— У Ллерия, у кого же еще? Сейчас он не знает, что с нею делать, но, думаю, скоро сообразит. Этот его советник….Нашему королю не мешало бы быть осторожнее в выборе поверенных.
— Что-то слишком уж много народу собирается вокруг всего этого. – Опирающаяся на клюку Старуха являла собой воплощение дряхлости и бессилия. Глаза под густыми, совершенно седыми бровями были затянуты бельмами. Черный пушистый кот, ласково урча, терся о ноги Старухи. – Он не мог бы показать путь для нас?
— Не думаю, что знание изначально, – Девочка задумчиво опустила руку на голову волка. – Он не идет по пути, но каждый шаг, сделанный им, становится верной дорогой.
— Значит, нам нужно просто следовать за ним? – Светлые волосы, едва заметный румянец на молочно-белой коже. Девушка была бы красива, если бы не глаза, горевшие парой рубинов. Кобра цвета старой слоновой кости ожерельем обвила шею девушки, слегка покачивалась приплюснутая голова.
Ведьма взглянула на возвышающегося над всеми Воина. Красивые, четко очерченные губы произнесли:
— Пусть каждый делает то, что считает необходимым. Кто бы ни добился результата, он будет принадлежать всем нам.
***
Снова шел дождь. Не попрощавшись, Тринадцать ушли с холма. Каждый в свою сторону. Юродивый, прячась от дождя в ветхую робу, направился к тракту. Горбун, плотно запахивая плащ, в надежде скрыть от уличных бродяг богатый наряд и тугой кошелек, поковылял к городу. Воин помог Ведьме забраться в седло, и сам вскочил на коня. Главнокомандующий возвращался к своей армии, ведьма – домой, в богатый пригород. Старуха и Девушка ушли вместе. Их путь лежал в прилегающие к базару кварталы.
Эдель поправила капюшон, топнула ногой, пытаясь сбить грязь, налипшую на сапожки.
— Знаешь, чего я боюсь, Сирроу? – Пепельно-серый волк поднял желтый взгляд. – Нас может и не оказаться в числе избранных.
Глава 30.
Мы решили идти в Мадру. У нас не было денег на долгое путешествие, а столица была всего в нескольких днях пути от проклятого болота. Рол и Сэт говорили о ней как о богатом городе, где толковый человек легко найдет средства к существованию. А еще это было единственное место, о котором говорила Рокти. Я надеялся и боялся встретить ее там.
И снова нескончаемой лентой тянулся тракт. Рол, несмотря на свой малый рост, неустанно вышагивал далеко впереди. И хотя, по словам домового, это было первое его путешествие за пределы цитадели, он всю дорогу не поднимал глаз от карты.
Резко затормозив у очередного поворота, Рол подождал, пока мы нагоним его.
— Далее по карте развилка, – доложил он, деловито тыча пальцев в сворачивающийся лист пергамента, – Старый Тракт идет дальше по прямой, а новая ветвь делает петлю, захватывая Мадру. Причем, обратите внимание, термин «старый» и «новая» условны. Время создания Старого Тракта неизвестно, новый же помнит события восьмисотлетней давности. Те времена, когда юный король Орланд основал юную столицу расцветающего государства и на перепутье поставил камень, призывающий путников посетить белокаменную Мадру. Вот так! – Рол воодушевленно обернулся, кажется, впервые за все время похода, озирая окрестности, – Эти места дышат историей!
Я кивнул на едва заметную светлую точку у следующего поворота:
— Не тот ли это камень?
Рол прищурился, вглядываясь, но скоро сник:
— Нет, это всего лишь человек.
Сэт, слушавший домового откровенно скучая, встрепенулся:
— Человек? Не мешало бы потолковать с этим человеком.
Мы прибавили шагу и скоро были уже рядом. Человек сидел прямо на дороге. Лохмотья окутывали его голову, закрывая лицо, на ладони, поразительно узкой и нежной сидела бурая птичка, поклевывала хлебные крохи и сверкала черными бусинами глаз.
— Что поделываешь, добрый человек? – начал Сэт, разглядывая незнакомца.
Из груды тряпья сверкнули глаза цвета спелой вишни.
— Да вот… Прикармливаю певца и подражателя, это нынче в моде.
Как бы поняв и оценив только им известную шутку, Рол и Сэт усмехнулись. Человек невозмутимо посадил птицу на плечо и, стряхнув крошки в рот, принялся сосредоточенно обматывать ладонь тряпьем.
— Ну, а вообще… Чем занимаешься?
Человек неопределенно передернул плечами.
— Значит, чем Бог на душу положит. – Подытожил Сэт. Теперь он был почти дружелюбен. – Я Сэт. Это – Рол и Никита. Идем по делу в столицу.
— Откуда идете-то?
— Мы знаем.
— И то ладно. – Миролюбиво согласился человек. – Покупать или продавать идете?
— Ни то, ни другое.
— На менестрелей вы не похожи… Может, вы ремеслам обучены?
— Опять мимо.
— Тогда нету вам дела в столице. – Человек уперся руками в колени и рывком поднялся на ноги. Потревоженная птица, порхнув, присела на ветвь дерева.
— Что ж так?
— Умерла ворона. Попугай на престоле.
— Когда? – встрял внимательно слушавший Рол.
— Да дней семь уже будет.
— Ну, де-ла – протянул Рол. – Это что же теперь? …. Да, а звать-то тебя как?
— Что тебе имя? – протянув руку, человек снял птицу с дерева, спрятал за пазуху, – Имя – адрес на конверте, содержания не несет.
— Слушай, – Сэт подозрительно прищурился, – а ты как? Откровений не имеешь? правды не несешь? истины не ведаешь?
— Откровение – жизнь, правда – человек, истина – избранные. – Человек смотрел в глаза просто и ясно, и слова его дышали верой.
— Поня-атно. – Сэт сплюнул, с мрачным удовлетворением растер плевок сапогом. – Вот что…. Пойдем мы. Дела у нас.
— Я с вами, – человек поднял с земли котомку, – веселее вместе.
— Добром прошу, – наклонившись к самому лицу незнакомца Сэт раздельно и четко произнес, – не цеп-ляй-ся. – Тон его был откровенно враждебен.
— Да ты что? – я почувствовал, что не могу не вмешаться.
— Юродивый он. … Юродивый. – Повторил Сэт, как будто бы это все объясняло. – Дай ему хлеба, денег. Сколько не жалко. Только пусть он держится подальше.
Интерес в глазах Сэта сменился стальным равнодушием. Я обернулся за поддержкой к Ролу, когда почувствовал тронувшую меня за плечо руку.
— Хлеба будет достаточно.
Глава 31.
Стук.
Настойчивый. Требовательный. Властный. Так стучит только хозяин, уверенный, что его прихода ждут с нетерпением. Застонав, тяжело отворилась входная дверь. Горбун упрямо не вставал с постели, хотя и знал, кто пришел.
Робкий и почтительный топот быстрых ног.
Чересчур робкий и намного более почтительный, чем обычно. Высокий сутуловатый парень, шмыгая носом, экая и упорно отводя глаза, доложил:
— Там… эта… лорд Адольф пришел… Вы… эта.. принимать прикажете?
— Спущусь щас. – пробурчал Горбун из-под одеяла.
Осторожно притворив дверь, парень радостно загромыхал вниз по лестнице.
— Ту-у-пи-и-ца-а… – протянул Горбун с ненавистью.
Он полежал еще немного, незряче глядя в темный потолок и наслаждаясь теплом, идущим от камней, нагретых на очаге, обернутых одеялами и положенных в ногах кровати. Но внизу ждал Адольф, и надо было вставать. «С каждым годом ночи становятся все холоднее для моих костей… Скоро меня не согреет даже жар адского пекла», – горбун усмехнулся, настроение неожиданно поднялось. Он выкарабкался из-под одеяла и быстро закутал свое изувеченное природой тело в теплый, нежный халат. Почти утонув в меховых тапочках, он неспешно спустился в холл. В одном из кресел, удобно развалившись и потягивая молодое вино, сидел мужчина лет пятидесяти. Взгляд бледных, практически бесцветных глаз, не выразил ровным счетом ничего, когда тот довольно фамильярно приветствовал Горбуна.
— Ох, и копаешься же ты, братец!
— Зачем явился? – даже если бы и хотел, Горбун не смог бы скрыть усталого презрения в голосе.
— Дела, дела, все дела. – Нимало не смутившись, лорд Адольф привстал и, нагнувшись, попытался разглядеть свое отражение в плохо отполированной столешнице. Он оправил свой костюм, подобранный щегольски и тщательно выверенный во всех, так важных в свете мелочах. Пробежался пальцами по черным с проседью локонам, смахнул с плеча воображаемую пылинку.
— Хватит прихорашиваться, паяц! В наши с тобой годы поздно заботиться о внешности. … Тебя Мастер послал?
— Ну-у-у… Даже не знаю…
— Наконец-то! – хрипло рассмеялся Горбун. – Ты уже и себя не помнишь?
Мужчина кисло улыбнулся.
— Я только хотел сказать… – он перебил себя на полуслове, безнадежно махнув рукой с зажатым в ней батистовым платком, – Ты сворачиваешь свои дела и передаешь их мне. – Тон его неуловимо изменился, стал злее и жестче.
Горбун провел языком по вдруг пересохшим губам.
— Что так?
— Приказ Мастера. – Лорд неопределенно пожал плечами. – За бумагами приду завтра. А пока… Это тебе от Него.
Он достал из-за обшлага и положил на стол длинный узкий пакет. Затем, ловко крутанувшись на каблуках, бросил слуге мелкую монетку и, насвистывая модный мотивчик, направился к выходу. Парень, радостно и влюблено глядя на гостя, поспешил спрятать деньги за пояс. Задержавшись у двери, Адольф чуть сочувственно изрек:
— Неверное время, понимаешь ли… Одни поднимаются, другие падают. – Уже взявшись за ручку двери, он улыбнулся через плечо, – Не вини меня, Зор.
Горбун, нервно водя сухими пальцами по острым граням пакета, зло улыбнулся:
— Никогда, Адольф.
***
Лишь только дверь захлопнулась за спиной гостя, Горбун негнущимися пальцами принялся срывать печать с пакета. Слуга, неловко попытался подойти ближе. Горбун так шикнул на парня, что тот, внезапно побледнев, стрелой вылетел из комнаты.
Вскрыв, наконец, письмо, Горбун впился в пергамент и не отрывался до тех пор, пока не прочел последнюю строчку. С тихим шелестом письмо упало на пол, но он, тяжко дыша и морщась от боли, нагнулся и поднял его. Еще раз пробежавшись по строчкам, Горбун бросил свиток в пылающее чрево камина, внимательно проследив, чтобы тот сгорел дотла. Взяв пакет, он проделал с ним то же, предварительно вытряхнув оттуда простое железное колечко. На внутренней его стороне были выбиты три кружка, чуть перекрывающие один другой.
Тонкие губы горбуна искривила недобрая усмешка. Взгляд его устремился на дверь.
— Блаженный идиот. Завтра. Завтра ты получишь мои бумаги. Мои дела. Тешься. Хозяин помнит о тебе и заботится даже больше, чем ты думаешь.
Он снял с руки перстень с огромным зеленым камнем и, небрежно бросив его на стол, надел кольцо. Как будто любуясь, вытянул перед собой руку.
— Ну, а что мне делать с этим?
Глава 32.
Я заворожено следил за Сэтом. Его движения были неуловимы. Легко поводя руками, он разламывал посох надвое, обнажая клинки, открывал потаенные лезвия в рукоятях. Это орудие представляло собой что-то среднее между универсальным ножом и арсеналом маньяка-убийцы. Я, наконец, отчаялся разгадать, что же именно делает Сэт с посохом, и разочарованно принялся крутить собственный меч. Его устройство отличалось гениальной простотой. Встав, покрепче упершись ногами в землю, я провернул рукоять в руке. Узкое длинное лезвие прочертило в воздухе замысловатую дугу, едва не отхватив мне пальцы. Сэт, склонив голову, колдовал над посохом. В уголках губ, почти не прячась, играла улыбка. Смутившись, я поспешил сунуть меч в ножны. Рол склонился над деловито пыхтящим котелком, вдохнул чудный аромат и сладко зажмурился.
— Ужин готов.
Нас не пришлось приглашать дважды. В болоте приходилось довольствоваться размокшими сухарями. Спеша и обжигаясь, мы полными ложками черпали густое варево. Невольно подражая Сэту и Ролу, я подхватывал падающие капли кусками ароматного ржаного хлеба. Выбравшись из болота, я остро радовался миру: крутым поворотам тракта, деревьям с их майской изумрудно-зеленой листвой, простому вкусу обыкновенной пшенки.
Сэт внезапно перестал двигать челюстями и уставился на что-то за моей спиной. Я обернулся. Неизвестно как объявившийся Юродивый сидел на траве, покачиваясь. Карие глаза утратили острое и проницательное выражение, теперь взгляд их бесцельно блуждал.
— Я тебе что сказал? – прорычал Сэт сквозь стиснутые зубы.
Юродивый поспешно поднялся. Обхватив себя руками, переминаясь с ноги на ногу, поминутно вздрагивая, он все же не уходил.
Внезапно он снова сел.
— А я сказки умею рассказывать… – слова прозвучали тоскливо и невпопад.
Рол оживился.
— Право?! Это очень интересно! Садись, ешь. Здесь еще много осталось, – он пододвинул котелок ближе. – Какие же ты знаешь сказки? Если тебя не затруднит, я бы хотел послушать парочку.
— Пусть проваливает, – но ни в голосе, ни в лице Сэта уже не было прежней уверенности.
Я пожал плечами и улыбнулся. Сэт скривился, отшвырнул ложку в сторону.
Юродивый же стал заметно спокойнее. Опасливо обогнув Сэта, он занял свободное место и принялся есть. Все его движения повторяли жесты моих друзей: та же экономная аккуратность, сосредоточенность, быстрота без спешки. Но было и что-то еще. Невозмутимость, неисчерпаемое спокойствие, так резко контрастирующее со всем его обликом.
Вычистив котелок дочиста, Юродивый, пристроившись поближе к костру, без всякого перехода начал повествование. Рол уже был во всеоружии и скрипел пером по бумаге.
***
Рассыпались жемчуга на черном бархате. Бесценные дары, несущие огонь. Тот, кто несет огонь, несет тепло, тепло означает жизнь. Нежный и хрупкий цветок сквозь тьму потянулся к солнцу. Безумец. Леденящий мрак несет только смерть. Жизни нет места во тьме.
Но боги хранят безумцев. В непостижимом далеко, вне здесь и сейчас, он нашел себе подобного. И прорвав ничто, переплелись их стебли, соприкоснулись лепестки.
***
Рас подобрал с земли почти все жемчужины. Любуясь купленным ожерельем, он нечаянно его разорвал, и вот теперь собирал сверкающие шарики, рассыпавшиеся по рыхлой, черной земле. В поиске ускользнувших бусин он заглянул под скалистый выступ. Так и есть. Вот одна, а вот и другая. Но здесь было что-то еще. Длинный зеленый стебель, редкие маленькие листья и два крупных белых цветка. Вынув нож, Рас аккуратно перерезал стебель у основания и потянул. Но тот не очень то хотел поддаваться. Ругаясь, Рас примостился так, чтобы под уступ падало больше света, и вгляделся во тьму. Вот так да, это были два растения! Они прочно переплелись друг с другом и не желали расстаться. Найдя и перерезав основание другого, Рас вытащил находку на свет. В лучах солнца цветы стали еще белее. Нежные лепестки были почти прозрачны. Радуясь, Рас поспешил вниз по склону.
***
Тонкие стебли нежно обвили головку девушки, и концы их Рас вплел в волосы своей любимой. Лаура в нетерпении покусывала алые губки.
- Рас?
- Готово!
Рас поднял дешевое медное зеркало, чтобы девушка могла полюбоваться собой. Густые черные кудри еще более подчеркивали нежную белизну цветов. Гордая, счастливая улыбка сделала лицо девушки еще более прекрасным.
- Боги завидуют твоей красоте, Лаура! - нежно шепнул Рас.
Девушка зарделась, смутившись такой похвалой. Тонкие пальцы тронули плечо юноши.
- Ты всегда знаешь, чем меня порадовать, Рас.
- Порадовать твоего отца гораздо сложнее, Лаура. Мне пришлось истратить немало серебра на подарки. - Рас засмеялся. - Клянусь, отваживая женихов, можно легко обеспечить себе безбедную старость!
Лаура обиженно нахмурилась.
- Оставь, Рас! Разве деньги главное? Неужели ты жалеешь о них теперь, когда мы можем быть вместе?
- Лишние монеты никогда не помешают, тем более на новом месте. Дом не достроен, а я уже кругом в долгах!
Сморщив носик, Лаура показала, что материальная сторона дела ее не интересует.
***
Глядя, как легкие ноги любимой ступают по каменному полу, Рас все больше и больше смягчался. Конечно, только женщины способны отрывать мужчин от важных дел, повинуясь одному лишь капризу, но, боги, как порой приятно следовать им, притворяясь слепцом!
- Возможно, это поможет нам расплатиться с долгами.
Слова Лауры заставили Раса остановиться и оглядеться.
Просторные своды пещеры куполом смыкались над небесно-голубым озером. Рассеянный свет, падавший откуда-то сверху, освещал четыре моста, соединявшие противоположные берега, и возвышение в центре озера. Легко взбежав по мосту к пьедесталу, Лаура окликнула Раса. С неохотой оторвавшись от рассматривания надписи, тянувшейся по берегу, Рас присоединился к своей любимой. Указывая на стоящую на пьедестале чашу, Лаура спросила:
- Сколько, по-твоему, это может стоить?
В грубой каменной чаше лежало крупное, хрустально-прозрачное яйцо, но что-то подсказывало Расу - это был не хрусталь.
Девушка протянула ладонь, спеша коснуться сверкающей поверхности, но Рас был быстрее. Крепко сжав руку Лауры, он напряженно вглядывался в полумрак пещеры.
- Идем отсюда, милая.
- Но, Рас! Ты же сам говорил…
- Забудь о том, что я говорил. Нам не следует быть здесь, а тем более брать что-либо.
Рас отступил назад, увлекая за собой Лауру, но девушка решительно остановилась.
- Это просто глупо, Рас! Ты ведь не хочешь просто повернуться и уйти?… И оставь, наконец, мою руку!
Тонкие брови девушки сердито изогнулись. Рас неохотно разжал пальцы.
- Я прошу, Лаура!
Плотно сжатые губы, казалось, готовы были улыбнуться, но девушка сдержалась.
- Хорошо. Но ты увидишь, что я права. И если оно…
Предупреждение замерло у Раса на губах, когда легкая рука Лауры мягко опустилась на округлый бок яйца.
Едва слышный шелест прокатился по берегу. Огромная птица подняла голову. Золотые глаза над хищно изогнутым клювом медленно охватили взглядом пещеру. Птица встрепенулась. Мириады крохотных перышек ожили. Их огненно-красные кончики поднялись, затрепетав. Казалось, птица вспыхнула ярким пламенем. Теплая волна заполнила пещеру.
Проснулся лев. Раскрылась пасть, обнажив желтоватые клыки и алую глотку. Длинное, медового цвета тело изогнулось по-кошачьи, кончик хвоста ударил по камню, и мощные черные крылья развернулись во всю длину, обнажив золотистый пух подкрылок. Черные когти царапнули камень и спрятались в огромную лапу.
Белый конь медленно поднял голову, неуверенно переступил с ноги на ногу, звонко ударил копытом и дико всхрапнул. Шелковая, мелкими кольцами грива, начинаясь где-то за перламутровым рогом, стекала по выгнутой шее на спину.
- О-о-о!
Тихий вздох Лауры привлек внимание животных.
Все замерло. Рас осторожно привлек девушку к себе. Наконец, грифон лег. Алый язык принялся вылизывать чудовищных размеров лапу. Черный клюв феникса перебирал крохотные перышки на грудке. Единорог сделал шаг к озеру и, чуть склонив голову, рассматривал незваных гостей. Крепко обнимая Лауру за плечи, Рас медленно двинулся вперед по мосту. Единорог вскинул голову, жемчужные нити гривы рассыпались по атласно-белой спине животного. Высоко поднимая тонкие ноги, он легким аллюром приблизился ко входу в пещеру, загораживая его. Одним движением грифон поднялся на ноги. Длинный, точный прыжок перенес его огромное тело к основанию моста. Феникс широко расправил крылья, раздался воинственный клекот. Все крепче прижимая к себе Лауру, Рас закричал:
- Нет! Мы уйдем! И не придем никогда!
Минуты текли в напряженном молчании. Наконец, неспешно ступая, Единорог освободил проход. Грифон нехотя отступил на шаг и лег, вытянув лапы и сощурив глаза. Феникс поднялся в воздух и, сделав круг по пещере, опустился на яйцо. Черные когти плотно сжали прозрачную поверхность.
Еще не веря в свою удачу, Рас двинулся к выходу, увлекая за собой оцепеневшую девушку. Прячась за амбразурами век, золотые глаза грифона внимательно следили за ними. Рас полубоком миновал гигантскую кошку, попятился к выходу и, лишь очутившись под сводом тоннеля, позволил себе повернуться и побежать. Он почти тащил за собой Лауру. Он бежал до тех пор, пока яркий свет не ударил им прямо в глаза, заставив опустить головы и упасть на колени. И в тот же миг мощный подземный толчок сотряс все вокруг. Поднявшись на ноги и помогая встать Лауре, Рас с ужасом видел, как рушатся каменные своды.
Глава 33.
Лес кончился вместе с последним поворотом дороги, резко устремившейся далеко вперед и вниз. Простирающаяся во все стороны равнина открывала взору череду холмов у горизонта. С трудом цепляясь за крутые склоны и легко скатываясь по пологим, теснились на холмах крошечные домики, на вершинах гордо высились игрушечные терема. Разноцветные, будто нарисованные на голубом фоне, купола и башенки упирались шпилями в небо. Город напоминал небрежно брошенное на траву пестрое одеяло. Лишь на дальнем его краю виднелась большая белая заплата. Высокие крепостные стены окружали светлый замок. Просторные палаты перемежались узкими, устремленными ввысь башнями, прижимались к земле алые маковки и многолепестковыми цветками раскрывались навстречу солнцу широкие смотровые площадки. Стрельчатые бойницы подозрительно щурились на широкие, многоцветные витражи. Пустые провалы меж строениями и узкие полоски зелени, сжатые стенами, обещали простор площадей и уютную прохладу портиков. Еще дальше, соревнуясь по цвету с небом, разливались спокойные воды залива. Не уступая пестротой городу, толпились у пристани скромные суденышки рыбаков и гордые корабли торговцев. Полной грудью вдохнув свежий морской ветер, бороздили они воду залива, приветствую город весело развевающимися вымпелами.
— Мадра! Белокаменная! – восхищенно выдохнул Рол.
Глава 34.
Немыслимо узкая полоска света, пробивающаяся из-за тяжелых, алого бархата портьер, наконец, завершила свое двухчасовое восхождение на кровать и, легко прошив паутину полога, легла на лицо спящего. Ллерий перевернулся на спину, чихнул и окончательно проснулся. Минута ушла на то, чтобы подивиться такому невиданному событию. Давно прошли те времена, когда маленький мальчик вскакивал ни свет ни заря и, крадучись, проходил мимо легиона спящих нянек, грозил кулаком гвардейцу, слишком вышколенному для того, чтобы замечать шалости принца, бесшумно ступал по темными коридорам, заглядывал в пустые залы и беспричинно смеялся.
Вот уже много лет почетная обязанность будить принца доверялась десятку придворных, и вот уже неделю эта счастливая орава с трепетом приоткрывала двери, чтобы будить короля.
Вспомнив о смерти матери, Ллерий улыбнулся и вслух произнес начальные слова своего бесконечного титула:
— Его величество Ллерий, державный властитель сорока провинций королевства Далион, повелитель златотронной Мадры… – ему хотелось говорить и дальше, но продолжение традиционной формулы терялось где-то в закоулках памяти, и поэтому он зашептал в нос, – и прочее, и прочее, и прочее…
Сорока одного года от роду Ллерий достиг титула, о котором он даже и не мечтал. Августа Аделаида Альмира, его покойная матушка, была в свое время, предусмотрительно выдана замуж за славного, опять же, ныне покойного, короля Августа собственным братом, ныне здравствующим и благополучно царствующим королем Ссаромом Четвертым. «В целях укрепления братской дружбы между соседствующими королевствами», как сказал он, тогда еще тринадцатилетний мальчишка, на свадебном пиру, поднимая тост за здоровье своей старшей сестры. Ллерий усмехнулся. Когда-то матушка очень любила рассказывать эту историю, обзывала братца грязным интриганом и маленьким сутенером. Августейшая особа матушки не могла стерпеть такого посягательства на свои «священные» права, а потому, при первом же удобном случае послала августейшую особу батюшки на верную смерть от рук кочевников.
Убедившись, что супруг не вернется внезапно из очередного далекого и трудного завоевательного похода, королева взвалила на себя тяжкие обязанности регентства. В перерывах между важными государственными делами королева-мать воспитывала троих осиротевших детишек.
Юный Орланд, снедаемый грезами о славе и величии своего предка и тезки, сумевшего восемь веков назад аршинными буквами вписать свое имя в историю, после терпеливого пятилетнего ожидания провозгласил исчезнувшего без вести отца погибшим и предпринял «попытку узурпации власти», за что и был казнен. Пролив скупую слезу на могиле непутевого сына, королева-мать пожаловалась на недостаточную любовь детей к родителям, выразив надежду, что сей порок минет остальных ее чад.
Дабы оправдать эту надежду, матушка выдала свою единственную дочь Брониславу замуж за ее кузена Николая. Отпрыски двух королевских домов составили прекрасную партию, еще более укрепив братские узы между монархами. Малолетний Ллерий в воспитательных целях был вверен заботе учителей, нянь и фрейлин, и на долгие годы отлучен от матери, столицы и государства.
Ллерий вновь и вновь вспоминал день своего воцарения на престоле. Печальное известие о смерти матери, минуты счастливого неверия, бешеные сборы и путь в столицу. Ликование толпы, которой, в принципе, все равно, по какому поводу ликовать. Чужое лицо матери, длинный траурный кортеж и торжественная казнь после похорон – исполнение последнего из подписанных королевой указов. Старуха и на смертном одре посылала людей на смерть.
С удовольствием вспоминал Ллерий эту казнь. Петли, весело раскачивающиеся на ветру, солнце, ярко освещающее свежесрубленные виселицы, толпа обреченных. Отпетые головорезы поднимались на носки и смешно крутили головами, пытаясь ослабить натянувшиеся веревки. Барабанная дробь… Короткий стук… И пять болтающихся трупов… Предусмотрительные палачи, готовящие новую партию и короткий взмах королевской перчатки вопреки протестующему взгляду главнокомандующего.
И вот, уже в следующую минуту «счастливые» заключенные направляются к месту каторжных работ, где вероятно и умрут смертью более долгой и мучительной.
Высокий белокурый человек успевает нырнуть под руку зазевавшегося охранника, но, не сделав и шага, оказывается в руках королевской гвардии. Он выглядит достаточно опрятно, чтобы Ллерий, милостиво склонив голову, допустил его к своей руке.
Новоиспеченный король ни на йоту не верит жалостливому рассказу о бедствующей семье, престарелых родителях и отчаянии, толкнувшем на преступную дорожку, но он чувствует свое благородство и величие в глазах толпы. Поэтому, после слезных клятв и уверений, с заключенного снимают оковы, насыпают ему шапку серебра и отпускают с миром.
Все еще вознося хвалы государю, разбойник по имени Сэт поднимается с колен и, сунув за пазуху деньги, провожаемый завистливыми взглядами товарищей и любопытствующими – толпы, направляется к выходу из города, чтобы вскоре присоединиться к широко известной шайке, куда давно зазывали его знакомые.
Глава 35.
Мадра оказалась очень большой, очень людной и очень шумной. Привыкнув к утробному урчанию мегаполисов, я с удивлением вслушивался в местную какофонию. Оказывается, дребезжание экипажей, рев животных и гомон людских голосов запросто заглушают мирный рокот машин и переговоры людей слишком вежливых, чтобы кричать на улицах. Мадра таких проблем не знала. Деловая жизнь этого города шла во всю силу легких, не жалея голосовых связок. Не уступая горланящим во всё горло торговцам, разливались соловьем хироманты и прорицатели, и, похоже, их товар шел нарасхват. Бродячие актеры и акробаты на каждом перекрестке демонстрировали свое искусство, причем многие из них обходились и вовсе без сцены. Горстка прыщавых юнцов задирала прохожих и любезничала с барышнями. Грязный оборванный мальчишка тащил что-то из кареты под носом у зевающих форейторов, и только Рол, крепко державший меня за руку, и захлопнувшаяся за спиной дверь сумели оторвать меня от созерцания этой занимательной картины. Все еще озадаченный, я скреб в затылке, гадая, не следовало ли мне привлечь внимание к факту совершения кражи, и рассеяно оглядывался. Данная забегаловка, несмотря на низкие, скребущие макушку потолки и темные закопченные стены, выглядела достаточно уютно. Посетители деловито обедали, спали на столах, любовно бормотали над кружками или обсуждали свои проблемы, переходя периодически на шепот и сталкиваясь головами в попытке не упустить ни слова. Одетые просто и незатейливо, они ничем не отличались от горожан, на которых я вдоволь насмотрелся на улицах. Я усмехнулся. Скорее уж наша компания выглядела странно и угрожающе. Мы порядком обросли и обносились в болоте. Сильно отросшая щетина с непривычки причиняла невероятные мучения, но, раз увидев бреющегося Сэта, я не рискнул воспользоваться его ножом и решил отращивать бороду. Сэт уже громко звал хозяина и, судя по звуку падающей посуды, тот спешил со всех ног. Юродивый, открыв суму, пошел бродить по залу, ему охотно бросали хлеб, кости и мелкие монеты. Рол деловито смел со стола крошки, поправил скамью и, удовлетворенный, обернулся ко мне.
— Ну-с, молодой человек… Настала пора определиться.
Глава 36.
По звонку колокольчика я кладу на место перо, закрываю пенал, плотно закручиваю чернильницу, сортирую бумаги и, сложив их ровными стопками, отправляюсь на выход. Любовь к порядку – плод горького опыта, и каллиграфический почерк – плод воспитания, пригодились мне в самом неожиданном месте. Во дворике, не спеша расходиться, толпится сотня таких же как и я писцов, кто-то хватает меня за руку и громко шепчет в ухо:
— Никита, вечер, графиня, приближенные особы, меня приглашают, поехали вместе, а? Одному скучно, а вместе, а?
Я оборачиваюсь и, видя перед собой долговязого и нескладного Анатоля, удивленно отвечаю:
— Куда? Не знаю я никого тут, я и двух дней здесь не был. Да и не в чем мне ехать.
Анатоль склоняет голову набок, взгляд нежно-зеленых глаз из под рыжих ресниц оценивает меня во всех измерениях.
— Есть. По твоей фигуре. Завезу. Ну?
Вот и началось, думаю я с ужасом. Работа. Знакомства. Кажется, я действительно определился. Только вот с чем? Ну, ладно. Я, можно сказать, нашел девочку. Но потерял Рокти… или даже оставил? Я хотел прояснить этот вопрос до конца. Сэт, вытянув из нас подробности моей истории, пообещал помочь и, оставив весь свой нехитрый скарб, но, забрав посох и почти половину денег, куда-то пропал, как мне казалось, навечно. Однако Рол задумчиво крутил головой и отвечал: «Посмотрим». Весь прошлый вечер я бесцельно бродил по улицам, вглядываясь в лица прохожих и не находя среди них знакомых лиственно-зеленых глаз.
— Здравствуй, Никита.
Я так накрутил себя по дороге домой, что даже не ответил на приветствие девушки и спохватился только уже поднимаясь по лестнице. Нинель. Красивая девушка. Если не обращать внимания на жутковатый, рубиново-алый взгляд. Альбинос. Кажется, ее зовут Нинель.
В длинном коридоре на втором этаже я остановился, услышав громкий спор за дверью.
— Господин домовой! Да куда ж это годится? Ни кола, ни двора! А у меня? Хозяйство крепкое, стол – из лучших в городе, знатные особы заказы присылают, деньжата водятся. Да за мной как за каменной стеной!
Рол громко сморкается.
— Приняв участие в судьбе молодого человека, я не считаю себя в праве оставлять его без поддержки. К тому же предпринятое мной путешествие носит временный… даже вынужденный характер. У меня есть дом, куда твердо намерен вернуться. – Послышался горестный вздох хозяина. – Однако, я понимаю ваше положение. Такое крупное хозяйство…
— И растущее, господин домовой, у меня есть еще две таврены, и я думаю прикупить третью!
— Даже растущее, – согласился Рол, – трудно вести одному. Пожалуй… Я пошлю письмо племяннику. Мальчишка вырос. Негоже ему сидеть на шее у родителей. А пока он не приедет, я, возможно, смогу помочь вам в чем-то. Конечно, насколько это не будет мешать научной работе, которую я веду.
— Вот спасибо, господин Рол! Уважили вы меня, уважили! Даже и не знаю, как вас благодарить. Так что прошу, будьте моими гостями. И вы, и парнишка ваш.
Представив, что Рол сейчас вытянется на стуле и, протирая очки, начнет строить сложнейшую фразу полную достоинства и любезности, я поднял руку и решительно постучал в дверь.
Глава 37.
Лорд Адольф, проклиная все на свете, опаздывал на аудиенцию к Его Величеству. Черное бархатное платье оттеняло бледность лица, которая отнюдь не делала его интересным. Полупрозрачные кружева почти скрывали тонкие длинные пальцы. Глухо застегнутый воротничок заставлял держать голову неестественно высоко. Туфли на ногах нестерпимо жали, но мерное постукивание совсем маленьких, почти незаметных каблуков облегчало переносимые страдания. Мастер сбился с ног, пытаясь в кратчайшие сроки обеспечить заказчика этим новомодным введением. Конечно, уже заказана новая пара, лучше и удобнее, но уже сейчас Адольф оглашал сводчатые залы звонким цоканьем, заставляя придворных стыдиться своих плоских подошв и тихого пошаркивания.
Личный секретарь его величества или просто собутыльник и поверенный, безродный проходимец по имени Изот приплясывал на месте и корчил страшные гримасы опоздавшему. Адольф, разрываясь между необходимостью поторопиться и чувством собственного достоинства, едва прибавил шаг. Секретарь, открывая дверь и шипя по-змеиному, затолкал Адольфа в покои.
Совет был уже в сборе. Его Величество заметил появление опоздавшего небрежным наклоном головы. Тихо ступая по мягкому ковру, Адольф занял свое место. Казначей легким полупоклоном завершил свой доклад. Ллерий, удобно расположившийся в кресле, тихонько постукивал пальцами по витым подлокотникам. Адольф скосил глаза на ноги монарха. Траурные туфли щеголяли маленькими позолоченными каблучками. Лорд Адольф остался доволен.
— Я пригласил вас сегодня, чтобы поговорить о намеченных мною реформах в государстве. Я не собираюсь придерживаться политики покойной матушки. Настало время перемен.
Ллерия понесло. Выкручивая изящный батистовый платок, Его Величество говорил о справедливом правлении, процветании торговли, снижении налогов, меценатстве, развитии искусств, учреждении академии, взаимном уважении и успешной торговле с соседями. Впрочем, учитывая пространные пояснения секретаря и сдержанные вставки казначея, монаршие планы выглядели не так уж и утопично.
«Определенно. Смена власти пойдет всем на пользу», – подумал Адольф, удобно откидываясь в кресле.
Глава 38.
Громко хлопнула окованная железом дверь, задрожали стекла в маленьких зарешеченных окнах и нищий попрошайка отшатнулся от входа, забыв на ступенях свои костыли. Маленькая девушка-ктран хмурила брови и недобро щурила зеленые глаза. Она последовала совету офицера Вадимира, того самого, из таверны в Торжке. Тогда, за кружкой деревенского пива, после того, как монахи Белгра похитили Никиту, а та странная парочка бесследно пропала, стоило Рокти задать пару-тройку наводящих вопросов, идея офицера показалась ей веской и рассудительной. Не соваться в Белгр без проездных грамот и хорошо вооруженного отряда. Идти в столицу и ждать. А по пути – дать знать всем и каждому, кого и где она ищет. Что ж. Вот уже неделя, как она в столице, офицер как сквозь землю провалился и не появляется даже в казармах, армейское управление пожимает плечами и советует не мешать их работе. Верховный суд не занимается похищениями ктранов, или их родственников, тем более, при отсутствии каких бы то ни было свидетелей оного. Все королевские приемы расписаны на пол года вперед, и все как один вопят об изменившейся политической обстановке в стране. Вернуться в клан к родным и немногочисленным подругам казалось невозможным. Конечно, все будут рады ее возвращению. Тем более – такому скорому и такому позорному. Даже мысль о том, что Никите нужна помощь, не могла заставить Рокти обратиться к клану. Старейшины могли отреагировать на похищение чужака, случайно ставшего членом клана совсем не так, как на похищение одного из своих. Вопрос о справедливом возмездии вызвал бы долгие споры. Слишком долгие. А найти монаха теперь, когда впустую потрачено столько времени, было практически не реально. Наконец, Рокти признала, что зашла в тупик. Надежда на оброненное случайно в разговоре слово была слишком слабой, но это было последнее, что у нее оставалось.
Глава 39.
Расчесав густые, иссиня-черные волосы и уложив их привычным движением рук, Наина скрепила рассыпающиеся пряди. Раскаленная до свечения ящерка крепко уцепилась лапками за кудри и замерла в неподвижности. Опустив подбородок на сплетенные пальцы, Наина пристально разглядывала свое отражение в огромном, чуть темном зеркале. Умело наложенный макияж и сложный узор, спускавшийся от виска по скуле, искажали идеальные черты лица Ведьмы. Длинные ресницы кидали тень на беспросветно-черные глаза. Влажные алые губы, чуть тронутые помадой, улыбались. Макияж портил ее. Но кто поверит ненамазанной, прилично одетой ведьме, пусть даже и нечеловечески красивой? Дутая стеклянная игрушка, которую вешают в Белгре на Зимнее Дерево – такой она была во время сеансов и редких выходов в свет. Ею охотно восхищались и охотно ей верили, особенно те, кто не умеет смотреть дальше внешности – ее постоянные клиенты.
Прежде чем нырнуть в платье искусно выполненное из сотен багровых и черных лент, она еще раз пробежала глазами письмо, брошенное на туалетный столик. Просьба Эдель показалась ей странной, даже стесняющей. Эта ее идея с избранными… Но Девочка редко просила об одолжениях и почти что никогда не ошибалась. Ведьма вынула из потайного ящичка записную книжку в алом бархатном переплете и, открыв крошечным ключиком крошечный замок, пролистала страницы.
— Госпожа Анна со своими вещими снами через пол часа, и компания юных шалопаев – поздно вечером. Что ж, время у меня есть.
Глава 40.
Перед тем как сделать заказ Рокти мысленно пересчитала свои денежные запасы. Впрочем, судя по небрежному взгляду хозяина, не спешащего подходить к столу, он знал их размеры до последней медной монеты. Небрежно вывалив перед Рокти тарелку, кружку и кувшин, он стоял до тех пор, пока Рокти, задыхаясь от возмущения и с трудом сдерживаемой ярости, не заплатила ему вперед. Лишь тогда он нехотя поплелся за стойку. Рокти осталась уныло ковырять обед.
Слишком многое не складывалось так, как хотелось бы. Вычерчивая вилкой по тарелке замысловатые узоры, Рокти вздрогнула, когда глубокий женский голос произнес нерешительно:
— Мне посоветовали обратиться к вам, но, боюсь, вы не примите мое предложение.
Рокти откинулась на спинку стула и, упершись ладонью в край стола, с ног до головы окинула взглядом подсевшую к ней женщину. Двуцветное платье, хитро сшитое из ярких, трепещущих при каждом движении лент, сложная прическа, заколка-саламандра, искусно изготовленная из какого-то редкого камня, необычайно красивое лицо и странный, абсолютно лишний макияж. Гадалка, ведьма или прорицательница.
— Я ищу телохранителя.
Еще месяц назад Рокти расхохоталась бы ей в лицо. Но сейчас она лишь удивленно вскинула бровь.
— Кто слышал о ктранах-телохранителях?! И почему вы решили, что именно я подхожу для подобной работы?
— Я прошу прощения, – женщина действительно казалась огорченной. – Я никогда не обратилась бы к вам, если бы не реальная угроза моей жизни! Конечно, мне известно, что ктраны – охотники, хранители леса, которые работают только ради блага клана. Именно поэтому, я не уверена в том, удастся ли мне уговорить вас. По известным причинам мне хотелось бы, чтобы мой телохранитель был женщиной. Согласитесь, не многие женщины обладают соответствующими навыками. Я предоставлю вам жилье и стол в моем доме, а плата за ваш труд будет достойной.
Сама мысль работать на кого-то за деньги, да еще телохранителем казалась Рокти чудовищной. Она опрокидывала все привычные представления о достойном поведении. И все-таки Рокти не могла отказаться. У нее просто не было выбора.
Глава 41.
Стремительно шагая по бесконечным коридорам, Воин тяжелыми подкованными сапогами впечатывал в пол свою ярость. Прохладные зеленые глаза недобро светились. Семенившие навстречу придворные спешили вжаться в стену, пропуская главнокомандующего.
Разговор с королем вставал в памяти во всех отвратительных подробностях. Пригласив своего главнокомандующего, Ллерий заставил его в течение двух часов выслушивать доклад казначея о влиянии армии на экономику страны.
Белая борода домового спускалась по синему камзолу и ложилась на листы пергамента, очки постоянно сползали на нос. Казначей был стар уже во времена Орланда, и никакие перемены в стране не могли отразиться на нем. Он бережливо копил деньги, урезал расходы, драл с населения налоги при Августе и теперь собирался спокойно транжирить накопленное, повинуясь прихотям Ллерия. Только Бог, король и казначей знали, сколько добра хранится в подвалах замка. Ллерий мог позволить себе быть расточительным. Но, черт подери, он не хотел тратить и медяка на армию.
— Разве мы собираемся с кем-нибудь воевать? Приграничные племена слишком малы и разрознены, их земли – пусты и бесплодны. С Белгром нас связывают братские узы, которые мы собираемся только укреплять. Что же касается Накана, то лишь безумец поведет армию через взгорье и пустоши. Караваны в Накан, и те снаряжаются лишь раз в пол года.
Личные секретарь Его Величества чистил кинжалом ногти и цедил сквозь зубы.
— Пора, наконец, армии стать на службу государству и государю. Ваши капитаны нанимают рекрутов за плату! Говорят, вы обучаете их грамоте и счету? Кому нужен солдат знающий грамоту и арифметику? Солдат должен получать деньги за службу, а не за то, что его имя стоит в списках, пока он читает в казармах книжки!
Ллерий, держа на коленях вазочку со сладостями, брезгливо копался в ее содержимом, не соблазняясь сахарными конфетами и рассыпчатым печеньем.
— А те бедолаги, которых вы отправили на виселицу? – Воин удивленно вскинул голову и увидел кривую ухмылку Изота. Ллерий не поднял взгляда. – Вы никогда не думали о том, что армия могла бы вернуть этих бедняг обществу? Тюрьмы переполнены. Вместо того, чтобы тратить деньги на бесполезных заключенных, следовало бы сделать из них приносящих пользу солдат.
Воин молчал. Он понял, что этот шаг был задуман Ллерием еще тогда, на лобном месте, в виду виселицы с пятью качающимися на ветру трупами. Воин молчал. Он мог бы привести тысячи доводов, но все они канули бы втуне или обернулись бы против него самого. Как?! Ссаром не питает никаких симпатий к своему племяннику, а сестра Ллерия, Бронислава, ненавидит коронованного братца? Да как вы смеете так отзываться о членах королевской семьи? Враг короля Ссарома – мой враг! Оба королевства со времен Орланда жили в братской любви и дружбе, которая с годами только крепла! Как?! В скитах подготавливают монахов-воинов, которые обучаются не только грамоте, но и баллистике, фортификации, тактике и стратегии, а страты разрабатывают бесчисленные планы оборонительной и наступательной войн? Может быть, вы подозреваете Белгр в агрессивных намерениях? Или же вы сомневаетесь в способности доблестной армии Далиона отразить любое нападение? Как?! В скиты отбирают детей уже c одиннадцати лет, они проходят жесточайший контроль, а обучение продолжается всю жизнь? Не хотите ли вы сказать, что мы наполняем армию отбросами общества? Или вы сомневаетесь в патриотических чувствах наших подданных? Да вы думаете, что говорите?! Воин думал. И поэтому молчал.
Глава 42.
Подталкиваемый снизу хозяином, я кряхтя выбрался из подвальчика. Дав себе слово никогда больше не соглашаться на авантюрные предложения Рола и всегда платить за постой только живыми деньгами, я принялся стаскивать грязную робу. В сапогах хлюпала вода, рубашка липла к телу и неприятно холодила взмокшее тело. Нинель улыбалась, глядя на нас:
— Раздевайтесь! Я вам тут приготовила воды умыться и белье чистое.
Хозяин уже вовсю обливался, тряс головой и шумно фыркал. Я с тоской поглядел на грязную воду, стекавшую в лохань.
— Нинель, будь ласкова, слей мне.
Девушка закатала рукава, обнажив тонкие хрупкие руки и прозрачную кожу. С трудом подняв полный ковш, она запрокинула голову, откидывая на спину белые пряди. Я с удовольствием почувствовал на разгоряченной коже теплую влагу. Старуха, холодно и невидяще глядя из-под густых серых бровей, подала мне кусок полотна – вытереться, и чистую рубашку. Хозяин, разломив круглый золотистый хлеб, протянул половину мне и завел привычную уже песню о дурной и бедной своей жизни. Пропуская его стенания мимо ушей, я вплотную занялся ужином, после трех часов работы в полузатопленном подвале страшно хотелось есть.
Гомон, доносящийся из общего зала, внезапно усилился, послышались звуки падения и дружный гогот. Открылась дверь и в кухню, чертыхаясь и пытаясь выпростать ногу из табуретки, влетел Анатоль. Скромный писец в потертых холщовых штанах преобразился до неузнаваемости. Черный костюм со звездой, туфли с перламутровым блеском, лихо сдвинутый на ухо берет с пышным белым пером, завитые рыжие локоны, опускающиеся на широкий воротник – я замер, не донеся ложки до рта.
— Ужинаешь? Правильно. Там тебе не дадут. Скупые все стали.
— Где это “там”?
Анатоль забыл о табуретке, уставился на меня озадаченно:
— Вот те на! А вечер?
Признаться, я начисто забыл о давешнем нашем разговоре.
— Нет, Анатоль. Не пойду я никуда. Сам посуди, в каком я виде? Извозился, как черт. От меня за милю болотом разит. Если не чем похуже.
Нинель уже помогала Анатолю высвободить застрявший башмак. Каблук цеплялся за перекладину и никак не поддавался.
— Тем лучше! Дамы любят! Раньше – амбра, теперь – болото. Или что похуже. Романтика! …– Анатоль радостно осклабился, когда Нинель бесцеремонно стянула с него башмак, тот сразу упал на пол. Прыгая на одной ноге, Анатоль расстегивал тугие новые пряжки и подмигивал улыбающейся девушке. – Нимфа!
— Здесь костюм. – Он, наконец, обулся и перестал беспорядочно скакать по комнате, похлопал по тугому свертку под мышкой. – Размер твой. Сапоги свои наденешь. Главное – каблук есть. Писк моды!
Глава 43.
Со школы не терплю подобных мероприятий. Слушать пустые бабские разговоры, молчать, мучительно подыскивая подходящую тему, курить на балконе, делая вид, что это тебе нравится… Здесь было еще хуже: здесь табак не курили, здесь его нюхали, оглашая пространство оглушающими чихами. Я шокировал дам тем, что скрутил папироску и выкурил половину – табак был необычайно крепок, но все же приятен – и решил, что мои светские обязанности на сегодня исчерпаны, выбрал себе кресло поглубже и, удобно устроившись, погрузился в созерцание.
Вечер начался достаточно живо, веселье было всеобщим, а настроение приподнятым, но вскоре, как это и происходит на подобного рода вечеринках, разговоры зашли в тупик, поток свежих шуток иссяк, все возможные игры затевались уже по третьему кругу. Графиня, немолодая, но все еще привлекательная вдовушка, оказывавшая Анатолю недвусмысленные знаки внимания, отчего у того лицо становилось такого же морковного цвета, как и волосы, видя уныние среди гостей, хлопнула в ладоши, привлекая внимание, и объявила:
— Сегодня мы едем к Ведьме, господа!
Анатоль, почуяв возможность спасения, засмеялся:
— Браво! Неподражаемо! Действительно оригинально!
Я ухмыльнулся, сообразив свою роль в мелкой интрижке Анатоля. Остальные заметно оживились. Ведьма. Это действительно звучало интригующе.
Глава 44.
Дом Ведьмы выглядел точно так, как и следовало выглядеть дому Ведьмы. Даже я, навидавшийся архитектурных монстров готического кино, был потрясен открывшимся зрелищем. Отворив низенькие чугунные воротца и пройдя под крыльями окаменевших гарпий, наша притихшая компания очутилась в крохотном садике. Карликовые деревья и розовые кусты с черными бархатными бутонами, гранитные беседки и темные, затянутые ряской водоемы, мелкий гравий, мягко хрустящий под каблуком. Внезапная вспышка озарила стены, и многочисленные горгульи и упыри бросились на нас с карнизов, но, не успев развернуть крылья, окаменели в неутоленной ярости. Кроваво-красная черепица крыши не вносила светлого штриха в общую картину дома.
Внезапно над огромной дубовой дверью загорелась неоновым светом яркая вывеска. Замысловатой вязью было выведено имя Ведьмы. Наина. Я остановился так внезапно, что Анатоль с размаху врезался мне в спину. Потирая ушибленный нос, он неуверенно улыбнулся:
— Страшно?
Я поднял глаза на горевшие над входом веселенькие огни. Мягкий электрический свет успокаивал, возвращал домой. Сказать Анатолю, что еще совсем недавно я оформлял заказ на подобную вывеску? Ну уж нет!
— Да не так чтобы…
Графиня медленно поднялась по ступеням на крыльцо, и дверь предупредительно распахнулась перед ней. Вздрогнув, она замерла на мгновение, но, пересилив свой страх, шагнула в темный провал даже не оглянувшись. Кавалерам пришлось идти за ней, дабы не упасть в глазах дам, дамы же боялись оставаться на улице одни. Деверь захлопнулась с легким, точно рассчитанным щелчком. В мою руку метнулась нежная женская ладонь, я обернулся, но не смог различить в темноте, кто это был. Где-то далеко раздался звук падающей воды. Вплетаясь в метроном срывающихся капель, зазвенели под легким ветром колокольчики. Зашуршали листья и какая-то птица, может быть даже соловей, настраивая свой камертон, пропела то, что обещало стать трелью. Далеко на болте стройным хором заквакали лягушки. Сверчок крутанул свою трещотку прямо над ухом, и дружным потрескиванием откликнулись многочисленные цикады. В воздух поднялись мерцающие зеленые искорки. Протянув руку, я поймал одну. В кулак сердито жужжал и тыкался в пальцы толстый светлячок.
Вода побежала быстрей и теперь в темноте, где-то справа журчал ручей. Колокольчики смолкли, успокоились лягушки, стихло пронзительное стрекотание и невидимый певец начал-таки свою полуночную трель. Узкий луч света, упавший откуда-то сверху на секунду выхватил из темноты ветвь дерева, длинную рыжую тень и хищные рысьи глаза. Я невольно поднял глаза, узнать, не луна ли то бросила взгляд из-за стремительно несущихся туч.
А странная светомузыка тем временем продолжалась. Тигр бесшумно резал грудью потоки трав, позволяя им сомкнуться за собой, филин, страшно сверкая огромными глазами, пикировал на убегающую мышь, сцепившись рогами, кружили на месте олени, оскалив зубы и вздыбив шерсть на загривках атаковали друг друга волки – и все это под аккомпанемент крохотного лесного певца.
Светлячки прекратили броуновское движение и выстроились двумя параллельными линиями, обозначив тропу. Люди, испуганные и восхищенные, робко потянулись вдоль этой мерцающей дорожки. Вспышки засверкали чаще, ближе. Здесь, на расстоянии вытянутой руки, велась борьба за жизнь. Одних или других, но всегда за жизнь. Взгляд выхватывал из темноты летучую мышь, преследующую мотылька и змею, подстерегающую лягушку.
Глава 45.
Следующая комната поразила меня больше, чем все, что я видел до сих пор. Нежно-голубая мраморная плитка, воздушные драпировки на стенах, ровный свет текущий отовсюду, круглый водоем в центре и надпись, тянущаяся по берегу, четыре моста, взбегающие к возвышению в центре озера. Над ним на едва заметных серебряных паутинках покачивалось ложе. Тонкая унизанная перстнями рука откинула полог, и Ведьма ступила босыми ногами на мрамор. Высокая стройная женщина поражала правильностью черт и красотой лица. Она подобрала длинное облегающее платье. Затрепетали бесчисленные атласные ленты. Водные блики заплясали по обнаженной коже, когда Наина, едва касаясь изогнувшегося мостика, порхнула на берег, навстречу гостям. У меня екнуло сердце. Я вдруг вспомнил о Девочке.
— Рада приветствовать вас в моем доме. – Голос Ведьмы обволакивал подобно туману. Графиня улыбнулась в ответ.
— Мы уже имели возможность восхититься вашим мастерством. Браво!
Наина, обворожительно улыбаясь, взяла графиню за руку.
— Как я могу предлагать моим гостям кота в мешке?
— В таком случае вы отрекомендовали себя с лучшей стороны.
Ведьма опустила глаза, пряча лукавую улыбку.
— Прошу вас, пройдемте в мой кабинет.
Рука об руку они прошли за драпировки.
Глава 46.
Кабинет Ведьмы поражал своей воистину рабочей обстановкой. Ноги утопали в тумане, лившемся из реторт. Коробочки я склянки на полках вдоль стен были выстроены ровными рядами и снабжены этикетками. Пучки трав свисали со специальных крючков. Инструменты, слишком уж напоминавшие хирургические, холодно поблескивали на столиках. Яркий голубой огонь весело плясал в огромном камине, и целая гора котлов и котелков чугунных, медных, бронзовых, серебряных и даже золотых выставляла на показ свои круглые бока из ниши в стене. Одну стену занимала оккультная символика, изображения и статуи древних божков, обширная коллекция амулетов, от простого пучка перьев, вымазанных глиной, до изделий, искусно выполненных из драгоценных камней и металлов. В огромном застекленном шкафу хранились образцы горных пород и минералов. Особое место занимало развешанное на стене оружие. На специальных подставках, тумбах и крюках располагались кремниевые ножи, копья с костяными наконечниками, каменные топоры, мечи, кованные из меди, алебарды, пращи, луки и стрелы. Мое внимание привлекла длинная булавка, сверкающая рубинами. Острый конец ее был воткнут в подушечку алого бархата. Едва заметное голубоватое свечение показывало, что оружие хорошо охранялось.
Ведьма пригласила всех за круглый деревянный стол, покрытый сложной резьбой. В центре, в небольшом углублении покоился непременный хрустальный шар. Как заботливая хозяйка, Ведьма разлила по крошечным чашечкам черный, обжигающий кофе, сама обслужила гостей. Заняв свое место, она положила руки на стол.
— Начнем с самого простого. Карты.
Едва она произнесла это слово, прямо в воздухе, перед каждым появилась новенькая, запечатанная колода. Карты слегка проворачивались вокруг своей оси. Подготовленный неоновой вывеской, я даже не попытался взять голограмму в руки. Анатоль, подобно многим гостям, доверчиво хватал руками пустоту. Ведьма мягко улыбалась, глядя мне в глаза. Я рискнул так же откровенно улыбнуться в ответ. Лишь раз мне приходилось видеть подобного качества изображение. На какой-то презентации, в Москве. Вечер перестал казаться безнадежно пропавшим.
С тихим шелестом исчезла обертка с колод. Молниеносно перетасовавшись, карты выстроились несколькими рядами, рубашками – к сидящим людям. Я мог видеть карты своих соседей, но не свои.
— А теперь, выберите одну карту. Вам достаточно слегка коснуться ее…
Глава 47.
Смеясь и обмениваясь впечатлениями, три часа спустя мы, подобно толпе школьников, высыпали на улицу. В четыре утра еще темный город уже начинал оживать. Проезжали редкие экипажи, хозяева мели мостовые перед своими лавками, ключницы спешили на рынок за покупками. Гости подходили к графине прощаться, благодарили за незабываемый вечер, восхищались ее умом и отвагой. Возницы, завидев толпу перед домом, наперебой предлагали свои услуги. Наконец, Анатоль усадил графиню в карету. Одной рукой она придерживала атласную шторку, пальцы второй нежно поглаживали ладонь Анатоля. С поволокой глядя на моего приятеля, она уговаривала того присоединиться к ней. Анатоль тщетно пытался вырвать слабеющие пальцы, мучительно краснел и неопределенно отговаривался.
— Воздух. Пешком. Никиту проводить опять же. – Его красноречие иссякло, и он глубоко вздохнул.
— Вы так милы, Анатоль… – Казалось, ей нравилась его болезненная застенчивость. Я не без удовольствия глядел на эту игру. – Вы не присоединитесь к нам, Никита? – Этот многообещающий взгляд был мне знаком, и я уже знал свою роль.
— Был счастлив познакомиться с вами, графиня. – Я отвесил что-то вроде полупоклона. – Но завтра меня ждут неотложные дела. – Вспомнив о полузатопленном подвале, я решил, что говорю чистую правду, – Я мог бы, конечно, отпустить Анатоля с вами, – взгляд, полный панического ужаса, послужил достаточным возмездием за эту маленькую подставу, я сглотнул улыбку, – но я не смогу обойтись без его помощи. Не сегодня. Прошу простить меня, графиня. – Я вновь склонил голову.
Вдовушка смерила меня оценивающим взглядом.
— Наш Анатоль отрекомендовал вас студентом, а ведьма называла вас воином. Ваша мрачная задумчивость этим вечером позволяет предполагать как то, так и другое. Но… Кем бы вы ни были, вы, как друг нашего очаровательного Анатоля, всегда можете рассчитывать на мое расположение и дружбу. – Последний раз сжав пальцы горе-дон-жуана, она махнула перчаткой, крикнула звонко, – Пошел!
Фыркнув, рванули кони, закружились спицы в колесе.
— Воин.. студент… – Я обернулся к Анатолю. – Ну, разбиватель сердец?
Он не казался смущенным. Скорее обрадованным.
— Пронесло? А? Пронесло! – Схватив меня за руки, он вдруг заплясал, высоко вскидывая острые колени, – У-р-р-р-а!
Мне не оставалось ничего иного, как расхохотаться вместе с ним. Вскоре мы действительно медленно шли вдоль улицы.
— А правда! – кричал Анатоль, – давай к нам! Студентом! Я тебя познакомлю. Прямо сейчас! Кабачок «Веселый архивариус»! Профессора, академики. Тут недалеко. Ученый труд напишешь. Доктор Нильс подкинет пару тем. У него много. Сам не успевает.
Я невольно вспомнил все прелести студенческой жизни. Перед внутренним взором пронеслись лица друзей, которые на всю жизнь, дни, переполненные событиями, бурлящие университетские страсти. Но глаза Анатоля, светящиеся энтузиазмом, и пальцы, все сильнее стискивающие локоть, вернули меня с небес на землю. Никита Соколов, почетный член Академии, лауреат Нильсоновской премии, автор трактата “Ум как не бытие, а представление об оном…”. Это же хуже, чем учиться в средневековой Сорбонне!
— Спасибо тебе, Анатоль. В кабачок пойду, а студентом не стану. Уволь.
Пожимая плечами, Анатоль отпустил мой локоть, сделал шаг в сторону и, поворачиваясь, нос к носу столкнулся с подвыпившим капитаном королевской дружины.
Глава 48.
Звон разбившейся в дребезги бутылки привлек внимание стража порядка на противоположной стороне улицы. Офицер, сделав несколько неверных шагов, грохнулся-таки оземь, покатился по мостовой шлем, подметая дорожную пыль алым плюмажем. Постовой принял решение и направился к нам. Анатоль опустился на колено, помочь офицеру, я же подобрал шлем и встряхнул алые перья на его гребне. В свете фонарей заплясали пылинки. Я подал шлем изрыгающему проклятие офицеру.
— Прошу вас, капитан.
Опираясь на Анатоля в неуклюжих попытках встать на ноги, он потянулся за шлемом, поднял голову. Наши взгляды встретились. Ярость на его лице сменилась удивлением и ожесточенной радостью. Рука, протянутая к шлему, скользнула выше, впившись мне в плечо.
— Я узнал тебя!
Этой фразы хватило, чтобы я тоже узнал безграничную, замешанную на беспросветности, усталость во взгляде. С силой двинув пьяного, я вырвался и побежал, но удар подоспевшего постового отправил меня на землю. Падая, я еще успел услышать истошный вопль быстро трезвеющего капитана:
— Стой, су-у-ука!
Врезавшаяся в меня мостовая выбила из тела дух и сознание.
Глава 49.
Со всеми доступными удобствами разместив ночной улов, управление охраны урывало часок-другой для того, чтобы выспаться и набраться сил перед новым рабочим днем. Мои соседи по камере уже давно не обращали на меня внимания, а храп охранника легко заглушал мои надрывные выкрики. Отчаявшись, я прислонил опухший и заплывший глаз к стальной решетке. Приятная прохлада заставила отступить пульсирующую боль.
— Бита!
Послышался горестный вздох проигравшего. Мои сокамерники развлекали себя карточной игрой. Лишь я да дикое чумазое существо, агрессивно скалившее крупные белые зубы в ответ на любые попытки заговорить с ним, не принимали участие в этой забаве.
— Подставляй лоб.
Вор-карманник, одетый лучше многих в камере, тщательно прицелился и отпустил первый щелчок профессиональному слепцу. Звон пошел по камере. Аккуратный старичок в темных очках тоненько ойкнул.
— Еще раз!
Согнутые кольцом большой и указательный пальцы выписали замысловатую дугу, но так и остановились, не достигнув цели. Боязливо съежившийся старичок рискнул приоткрыть один глаз.
За спиной сладко спящего стража стоял, мерно раскачиваясь на каблуках, начальник охраны. Красные воспаленные глаза внимательно изучали запрокинутую физиономию и открытый рот спящего. Тонкие брови насмешливо изогнулись, и нога в черном подкованном сапоге с силой выбила из под охранника стул. Внезапно потерявший точку опоры страж прервал свой храп на самой пронзительной ноте и всем своим немалым весом оглушительно грохнулся на пол.
Чумазое черноволосое существо, забившееся в угол камеры, первым нарушило молчание. Круглые синие глаза сощурились, тонкие губы раздвинулись в широкой улыбке, обнажив неимоверное количество зубов, и смех, на удивление ясный и звонкий, мячиком заплясал по камере, легко отскакивая от стен. Потревоженная смехом, из-за пазухи существа вдруг высунулась и тут же спряталась обратно здоровая черная крыса. Я присвистнул. Светильник под потолком бешено раскачивался из стороны в сторону, и маленький язычок пламени, конвульсивно дернувшись, погас. Жидкий утренний свет позволил увидеть, как начальник охраны отцепил ключи от пояса беспомощно барахтающегося любителя поспать.
— Соколов! На выход.
На выходе мне безжалостно заломили руки за спину, заставили низко опустить голову. Плюнув на все, я безропотно поспешил вперед, ожидая увидеть Анатоля.
Я его и увидел. Он отчаянно препирался с кем-то, кто, судя по замызганным чернилами пальцам, был писцом, и окончательно протрезвевшим капитаном. Не заботясь о текущей на пол воде, офицер намочил в глиняной кружке и выжал кусок полотна, приложил его к глазу, черному и заплывшему. Я невольно поднял руку к собственному лицу. Черт подери, неужели я заехал ему в глаз? Увидев меня, капитан зло оскалился.
— Что, брат? Больно? Это тебе вперед наука.
Я быстро отдернул руку. Анатоль, очевидно, продолжая прерванный разговор, затянул:
— Да ну и что, что…
— Хватит! – рявкнул начальник охраны, – Раскудахтались тут, как куры… Дел на пять минут, а они пол часа квохчут. Всем сесть!
Тяжелая рука пристава опустила меня на скамью.
— Писарь! Готово?
— Так точно!
— Ну так какого дьявола ты молчишь?!
Писарь поспешно схватил измусоленный лист пергамента и с тем, что должно было бы считаться выражением, начал:
— Года 829 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, приговор. Грабителя, убийцу, бежавшего из под стражи Соколова Никиту, года рождения не знающего и родства не помнящего, казнить через удушение, произведенное посредством куска намыленной веревки длиной 7 локтей ровно. (Инструмент получить на складе вкупе с мылом, пол куска. Расписка кладовщика прилагается).
Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять – меня собирались вешать!
— Что?!!!
Пристав не дал мне вскочить на ноги, стиснув мое плечо. Анатоль кивал головой, радостно улыбался и подмигивал. Я решил, что схожу с ума.
Писарь, тем временем, торжественно обвел взглядом аудиторию и послюнявил грязные пальцы.
— Года 829 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, к приговору грабителя, убийцы, бежавшего из под стражи Соколова Никиты, года рождения не знающего и родства не помнящего, поправка. Помиловать и приговорить к семи годам каторжных работ на серебряных рудниках по особому распоряжению Его Величества Ллерия по случаю его воцарения на престоле.
Я уже не пытался встать. Потирая ноющее плечо, я терпеливо ждал продолжения. Анатоль глядел веселей некуда, что вселяло в меня некоторую надежду. Писарь, удостоверившись, что его не собираются прерывать, продолжил:
— Года 829 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, к поправке к приговору грабителя, убийцы, бежавшего из под стражи Соколова Никиты, года рождения не знающего и родства не помнящего, дополнение. Ввиду особого распоряжения Его Величества короля Ллерия относительно убийц и грабителей, имеющих навык обращения с оружием, означенное лицо зачислить рядовым в победоносную армию его величества Ллерия, державного властителя сорока провинций королевства Далион, повелителя златотронной Мадры. подпись рядового Соколова, подпись командира рядового, подпись свидетеля. Печать.
— Все! – хлопнув ладонью, начальник охраны поднялся с места. Я, наконец, немного успокоился.
— Где мне там расписываться?
— Подпись уже стоит и заверена, – писарь противно ухмылялся. – Можете переходить под начало капитана Вадимира.
Я с ужасом взглянул на широкую улыбку и распростертые объятия моего командира.
Ключ. Роман. Часть 1. Черновики. Редакция 1998 г..
© Copyright: Nikel Quot, 2004
Свидетельство о публикации №204071600123
Свидетельство о публикации №204071600123
Рецензии