Человек искусства

Все проблемы Катерина решала так:
- Я создаю искусство? - начинала она с полувопросительной интонацией, глядя куда-то вдаль поверх вашего плеча, и после короткого вздоха продолжала - ...ради Искусства!..  - и опускала глаза долу. Эта фраза была квинтэссецией ее актерских способностей. В первой части Катерина как бы сомневалась в своей гениальности и призывала вас восстановить ее пошатнувшуюся уверенность, зато в короткой второй она мягко втолковывала вам, как ребенку неразумному, что это так и есть. Пока озадаченный собеседник соображал, какое отношение это имеет к теме разговора, Катерина поднимала на него мученический всепрощающий взгляд и безмолвно покидала мизансцену.

Ее нельзя было в полной мере назвать воплощением добра или зла, она была воплощением глупости. Несомненным ее достоинством было то, что глупость была не воинствующая, не буйная и назойливая, а тихая и ленивая аристократическая глупость. По материнской линии Катеринины предки восходили к Екатерининским немцам, по отцовской - терялись где-то в революционных красных комиссарах. Поскольку Катя не придавала большого значения родительскому влиянию на свою жизнь, а попросту говоря, в упор его не замечала и всю жизнь плыла по течению, она считала, что всего в жизни добилась сама. Добилась же она диплома архитектора, однокомнатной квартиры на м. Бабушкинской и непыльного места дизайнера интерьеров при павильоне Мебель ВДНХ. То, что эти блага цивилизации выпадали Катерине только как носительнице довольно редкой и звучной фамилии, имевшей вес в определенных кругах благодаря папе-внешторговцу, никогда не приходило в миловидную пустенькую головку. Головка продолжала вить уютное холостое гнездышко, ежедневно появляться на работе и ожидать чудо. Она верила в существование своей второй половинки.

Катерине всегда хотелось, чтобы ее звали Татьяной - всегда, с тех пор как она впервые прочитала Пушкинские строки "никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает и молча гибнуть я должна". Она всегда чувствовала свою непохожесть на остальных, определенную отчужденность от сверстников, отторжение их мелких и суетных проблем. Даже то, что Татьяна была в общепринятом смысле некрасива, ей импонировало - Катерина и сама не отличалась классическими чертами лица. Большие серые глаза, каштановые вьющиеся волосы, большеватый нос, тяжелый подбородок - все вместе это было миловидно, но не более того. Неплохая фигурка умело подчеркивалась модными импортными шмотками, мамина знакомая косметичка творила чудеса с кожей, и умело наложенный макияж поправлял ситуацию, но до идеала красоты Катерине было далеко. Ее мама старательно лелеяла сказку об удачном браке по расчету, которая в разговоре с дочерью интерпретировалась как сказка о прекрасном принце, но пока все кандидаты отсеивались потенциальной тещей на стадии первого свидания. Сама же Катерина пока еще не встретила никого, кто бы совпадал с ее идеалом. "Душа ждала кого-нибудь... И дождалась!.."

Он приехал с Таллиннской выставкой. Высокий, русый, бородатый Райво Мянник.

Основной обязанностью Катерины было своевременно менять экспозицию. Утром, еще до открытия она обязательно обходила павильон ("Мороз-воевода дозором обходит владенья свои", мысленно декламировала она каждый раз) и неуловимо меняла что-то в каждой выставочной "комнате" - возвращала на место стул, небрежно сдвинутый уборщицей, поправляла декоративную портьеру, передвигала вазу. Потом шла в свой рабочий кабинет и рисовала эскизы предполагаемых перестановок мебели или просто эскизы интерьеров, которые потом отправлялись директору павильона и дальше вверх на утверждение. Катерина только жмурилась от удовольствия при одной мысли о том, что некоторые из ее эскизов обрели жизнь и стали настоящими живыми комнатами государственных и частных дач, охотничьих домиков, квартир. Конечно, как и всякий настоящий художник, она не всегда была понята, особенно представителями рабочего класса, которые упорно не хотели убирать несущую стену или же говорили о нестандартных размерах окон, невозможности установить камин, достать облицовочную плитку нужного оттенка, каких-то прочих строительных мелочах - но как правило, все эти вопросы решались наилучшим образом и без Катерининого участия. В конце концов, она же не снабженец, она творит искусство... ради искусства! Потворив искусство до обеда, Катерина совершала свой второй обход, внимательно оценивая, насколько та или иная экспозиция пользуется популярностью и не пора ли ее менять. После обеда она осматривала запасники, чтобы извлечь какой-нибудь богом забытый архаичный предмет мебели, который как камертон изящно оттенял бы экстравагантную современную обстановку.

Сейчас Катерина хмуря брови, смотрела на квартальный план выставок союзных республик. На днях должны были привезти "Современный Таллинн", а где его размещать? По идее, республиканские выставки располагались на входе, в условиях естественного освещения, но Катерина совсем недавно собрала там изящную комнату в минималистско-японском стиле и ей ужасно не хотелось никуда ее переносить. Вся концепция светлой комнаты с бумажными ширмами пойдет прахом, если ее задвинуть куда-нибудь вглубь павильона, от солнечных лучей - к лампам дневного света. Таллинн же в воображении Катерины ассоциировался с мрачными узкими улочками, черно-белым фильмом "Семнадцать мгновений весны" и угрюмыми каменными подвалами с дрожащим светом факелов. Еще раз вздохнув, Катерина с тоской подумала, что придется отстаивать свою точку зрения в разговоре с директором павильона, а он совершенно ничего не понимает в японском минимализме. В это время в дверь постучали.

- Да-да, войдите? - недовольно отозвалась Катерина. Чаще всего ее беспокоили посетители выставки с вопросами, когда и каким образом можно приобрести такую мебель, но Катерина и сама хотела бы это знать - почти все образцы были штучные и выставочные.
- Добрый день, - в кабинете появился высокий русоволосый мужчина лет тридцати, с чарующим, как показалось Катерине, мягким баритоном. Он был несомненно элегантно одет - замшевый светло-рыжий пиджак, черная водолазка, классические темно-серые брюки с отутюженной стрелкой и безупречно начищенные черные ботинки. Его нисколько не портила аккуратно подстриженная рыжеватая бородка, несколько темнее зачесанных назад русых волос. В левой руке он держал очевидно только что снятые стильные дымчатые очки. Через плечо была переброшена элегантная спортивная сумка. Незнакомец представился:

- Меня зовут Райво Мянник, я - архитектор и дизайнер мебели из Таллинна.
- Добрый день, добро пожаловать! - Катерина немедленно воспряла духом. В черно-белом фашистском Таллинне нашлось место сказочному любимцу всех советских женщин - Штирлицу, а в жизни Катерины появился свой таллиннский принц - архитектор и дизайнер мебели... По имени...
- Простите, вы не могли бы повторить как вас зовут?
- Райво Мянник, к вашим услугам!
- Я - заведующая экспозицией, зовите меня просто Катерина... - сказала хозяйка кабинета, проваливаясь в какой-то беззвучный вихрь чувств и мыслей. Райво Мянник, Райво Мянник, как бы запомнить, чтобы больше не переспрашивать?.. И записать тут же - стыдно... Райво - я как в раю, рай во, Райво! Райво Мянникен, Мянникен, Манекен - вот и подсказка, элегантен как манекен и фамилия почти манекен. Катерина трепетно вздохнула, машинально посмотрела на стол и вспомнила:
- А вы богатым будете - только что про вашу выставку думала. И какую же мебель вы нам привезли - светлую или темную?
Райво улыбнулся и взъерошил волосы:
- Выставка приедет послезавтра поездом, и мебель в основном светлая, кленовая. С выставкой также приедут абажуры, шторы и настенные панно. Не могли бы вы показать мне... - он сделал неопределенный жест рукой, - площадку? Я хотел сказать - ваши выставочные площади!..
- Конечно же, - смутилась Катерина. И как я сразу это не предложила? Это так негостеприимно, кошмар! - Пойдемте, Райво!

По дороге они говорили о пустяках.
- Катерина, а вы знаете, что Москва будет следующей столицей Олимпийских Игр?
- Что вы говорите, Райво! Вы, наверно, шутите?
- Нет, это чистая правда! В Москве будет построен огромный стадион, новые гостиничные комплексы и центр проживания атлетов. Мой знакомый архитектор участвует в конкурсе заявок.
- Вы даже не представляете, как мне неудобно... Я всю свою жизнь прожила в этом городе и даже не знаю, что тут происходит!
- Ну что вы, это такой огромный город, третий Рим, как можно знать все, что здесь происходит?

Райво довольно долго осматривал площадку, улыбался, хмурился, теребил себя за бороду и наконец, подошел к Катерине в совершенно замечательном расположении духа.
- Все это очень хорошо. Вы хотите перенести японскую комнату вглубь павильона или демонтируете ее?
- Я еще не решила... - Катерина порозовела. Не так уж много ее знакомых с первого взгляда определили бы эту комнату как "японскую". Собственно японского в ней был только один символ - рама круглого зеркала. Это было незамкнутое черное кольцо, от которого в три стороны отходили параллельные земле змеистые молнии, скорее напоминающие ветви ивы, согнутые ветром. Этот редкий японский иероглиф назывался "горящая жемчужина" и символизировал смятение.
- Это ведь ваша работа?
- А как вы догадались? - определенно, это был эстетический унисон восприятия.
Райво улыбался.
- Это очень интересная комната. Аскетичная, но элегантная. Зеркало "горящая жемчужина". Вы знаете, что в японском языке слова "душа" и "жемчужина" обозначаются одним иероглифом?
- Представляете, я этого не знала... Но, кажется, чувствовала... - Катерина смешалась, не зная, что сказать. К счастью, она увидела невдалеке возвращающегося в свой кабинет директора.
- Райво, давайте я вас познакомлю с директором павильона. Его зовут Владислав Николаевич, это замечательный человек!
- Давайте, я как раз отмечу у него командировочное удостоверение... - В последний момент Райво еще раз оглянулся на японскую комнату и сказал:
- Вы знаете, чего не хватает этой комнате? Яркого цветового пятна. Например, вон на той стене. На нее можно повесить красное шелковое кимоно с росписью. Издали оно будет выглядеть как массивная буква "Т" и одновременно уравновешивать комнату, отражаясь в зеркале напротив...

Владислав Николаевич первый посмотрел на приезд Райво с практической стороны.
- Скажите, Райво Эдгарович, вам забронировали гостиницу?
- К сожалению, нет. Вопрос о моем приезде был решен в последнюю минуту.
- Ну что же вы, молодой человек, так поторопились? - Владислав Николаевич созвонился с кем-то и коротко переговорил. - К сожалению, гостиница ВДНХ может предоставить вам номер только на одни сутки.
- Ну что же, с завтрашнего дня буду искать квартиру.
- Вот это я понимаю, человек дела! Мы со своей стороны тоже постараемся. Выставка, как я понимаю, не меньше месяца, поднажмем на администрацию, может что и получится, - Владислав Николаевич проводил Райво к выходу и придержал Катерину за локоток:
- Катенька, проводи товарища к гостинице, устрой, помоги там если что, ну и вообще, покажи столичное гостеприимство! Мне скоро к ним ехать, так чтобы не было превратного впечатления и вообще... -  Владислав Николаевич многозначительно поднял брови, кивнул Катерине и выпроводил ее вслед за гостем.

В двухместном гостиничном номере было светло, вторая кровать пустовала, но дежурная по этажу предупредила, что к вечеру будут подселять. Катерина рассеянно огляделась.
- Райво, насчет жилья я сегодня же узнаю, но ведь если квартиру снимать - вам понадобятся полотенца, постельное белье, всякие мелочи хозяйственные...
- Прошу вас, не нужно беспокоиться. Я вылетел в последнюю минуту и не успел собраться. На днях поездом приедет Пилле-Риин с выставкой и привезет мне все необходимое. Вы не возражаете, если я сейчас отдохну с дороги? - попросил Райво со смущенной улыбкой.
- Конечно-конечно! Завтра увидимся и все подробно оговорим! - и Катерина поспешила покинуть номер.

Квартиру можно снять в том же доме, где живет Катерина. Или в кооперативном доме напротив. Надо полистать записную книжку, у нее даже были где-то телефоны. Интересно, стеснен ли в средствах Таллиннский архитектор? Судя по одежде - совершенно не стеснен! А с постельным бельем она конечно побеспокоится и даже не будет его спрашивать, а пока надо срочно записать еще одно незнакомое имя. Пилле Риин. Пилле Риин. Риин Пилле. Не перепутать бы. А то еще подумает, что она совершенно не запоминает с кем и о чем разговаривает. Пилле Риин. Когда приедет Пилле Риин, она познакомит его с кем-нибудь из двоюродных сестер и они все вместе пойдут в театр. Две коренные москвички и два галантных прибалта, Райво Мянник и Пилле Риин. Сходим, например, в "Сатирикон". Нет, там много языкового юмора. Тогда "Современник". Что-нибудь драматическое. И Катерина сосредоточилась на том, что можно надеть в "Современник".

С квартирой вопрос решился неожиданно легко и быстро. И вообще все в жизни Катерины в последнее время складывалось исключительно удачно. Она чувствовала себя доброй волшебницей, по мановению волшебной палочки которой из ниоткуда вырастали светильники, ставились стены, появлялось дефицитное ковровое покрытие и сложнейшие проблемы решались сами собой, одним только взмахом руки, одной только кудрявой росписью в смете. Все это время Райво проводил в павильоне, за подготовкой к Таллиннской выставке. Японская комната была демонтирована. вместо нее уже была поставлена своеобразная сцена, показывающая современную многоуровневую квартиру со всех сторон. Катерина шутила - "И куда же мы теперь повесим кимоно?" - Райво улыбался. "Кимоно" стало их особым, общим словом.

Даже вопрос с выселением из гостиницы больше не стоял, но Райво (очевидно, под воздействием Катерины) решил, что снимать квартиру в доме напротив будет удобнее - можно будет, например, устроить небольшую вечеринку по поводу открытия выставки, нисколько не опасаясь, что вечером нагрянет администратор с требованием очистить помещение или соседи будут возмущены громкой музыкой. Катерина как раз накануне побывала в снятой квартире и наметанным женским взглядом определила, чего в ней не хватает. Сейчас она как раз поднималась в лифте на последний этаж, чтобы устроить Райво небольшой сюрприз - постельное белье и полотенца она занесла Райво еще вчера, а сейчас с собой у нее был набор хрустальных бокалов, штопор, несколько пепельниц, высокая ваза для цветов, клетчатый плед и еще несколько необходимых в хозяйстве мелочей. Райво, конечно же, будет протестовать как и вчера, но как ей кажется, она вполне имеет право на такой гостеприимный жест, тем более что... Катерина улыбнулась. Райво так легко смущается, и вообще так непосредственно на все реагирует - наверняка он уже чуточку влюблен в нее!

Нетерпеливый звонок в дверь. Один длинный, три коротких, еще один длинный. Дверь открывает высокая темноглазая брюнетка, закутанная в шаль. Из-за плеча брюнетки выглядывает Райво.

- Здравствуйте! А мы вас сегодня не ждали... Знакомьтесь, это моя жена Пилле-Риин, а это добрый ангел нашей выставки - Катерина.

В сердце Катерины что-то сломалось, хрустнуло как тонкий стеклянный бокал. Пилле-Риин? Разве это может быть женское имя? Пилле-Риин Мянник? Он женат?.. Почему же он не носит обручальное кольцо? Почему же он ни разу не упомянул, что женат? Почему же она не спросила?!!

- Очень приятно! Я так давно мечтала с вами познакомиться!.. Какое необычное имя - Пилле-Риин!.. Вы так похожи на Анни из АББЫ, можно, я буду звать вас Анни? Или Анни это блондинка? Все равно, мне так хочется звать вас Анни, можно? - Катерина говорила что-то еще, плохо соображая кому и зачем она это говорит.
- Конечно, дорогая! - Пилле-Риин улыбнулась ей и обратилась к мужу на эстонском, как радушная хозяйка которая не хочет смущать гостью неотложными семейными пустяками: "Она что, ненормальная?" - "Разве ты не видишь, просто маленькая дурочка." - и Пилле-Риин снова повернулась к Катерине:
- Ну что же вы стоите в дверях, проходите пожалуйста!
- А я, знаете ли, по-соседски принесла вам немного необходимых в хозяйстве мелочей... Я вижу, вы уже совсем обустроились!
- Да, - с улыбкой подтвердила хозяйка положения Анни-Пилле-Риин, пристально изучая Катерину, покрывшуюся пятнами лихорадочного румянца, - я уже немного привезла с собой дом. Кофе?
- Это было бы замечательно! - на самом деле замечательно было бы избавиться от ее обжигающего черного взгляда. Катерина жалко улыбнулась и поспешно прошла в комнату.

С появлением Пилле-Риин квартира преобразилась до неузнаваемости. Она приобрела пьянящую женственность, наполнилась терпкими запахами кофе, специй, духов, чего-то еще... Эта женщина несомненно метила свою территорию... Там, где Катерина представляла себе милый домашний уют, появилась раскрепощенная театральность, в чем-то даже переходящая в эксгибиционизм. (Сложное слово, красивое, непременно используемое Катериной в отчете, когда надо было наверняка зарезать чью-то экспозицию.)  Драпировка из трех пестрых шелковых платков, небрежно приколотых булавками к обоям над диваном, трепетала от сквозняка. На торшер была наброшена льняная салфетка с нанизанными на бахрому тяжелыми деревянными бусинами. Журнальный столик загроможден кипами фотографий большого формата. Неописуемой раскраски вязаное какими-то волнами одеяло небрежно укрывало полуразобранную кровать. При виде этой кровати у Катерины внезапно закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Они женаты. Оказывается, она физиологически отторгала эту мысль на протяжении нескольких минут и вот сейчас наконец-то осознала это. Катерина побледнела и безвольно опустилась на диван. Чтобы избавиться от наваждения, она неловко встала, вцепилась в свой хозяйственный баул и попробовала убежать.

- Райво, я только сейчас вспомнила... Кажется, я забыла выключить газ. Я сейчас вернусь, вы же знаете. что я живу в соседнем подъезде, я очень быстро!
- Катерина, давайте я помогу вам донести! - немедленно предложил Райво. Но разжать пальцы и отпустить спасительный баул было выше ее сил.
- Что вы, это совсем не тяжело!
- Вы сейчас вернетесь? - скорее утвердительно спросила Анни из кухни.
- Да-да, конечно, надо же нам познакомиться! - последние слова Катерина почти прошептала, пытаясь оторвать собачку английского замка.

Она сама не помнит, как оказалась дома. Единственное, что врезалось в память - зеркало в ванной, дрожащее темное отражение в нем, ледяная вода из-под крана и собственные руки, сжимавшие стучащие виски. Потом она собралась с мыслями, позвонила по телефону и извинилась, что не может прийти.

В это время супруги Мянник сидели на кухне.

- Я думаю, что с ней сегодня что-то происходит.
- Девочка влюблена в тебя. К тому же слишком юна.
Райво помолчал, перебирая в памяти последние несколько дней.
- Я не давал ей повода.
- Я знаю.
- В первые два дня она не в состоянии была даже запомнить, как меня зовут. А я сутками работал над выставкой.
- Ты всегда замечаешь только неодушевленные предметы, а одушевленные остаются в стороне.
- Ну, тебя-то я заметил сразу, и до сих пор не устаю тебе удивляться!
- Все равно, сначала ты заметил не меня, а мои гобелены...
- Что же мы теперь будем делать?
- Мы можем вернуться домой. Но... Ты думаешь, в нашей жизни еще будет такая выставка? Ты думаешь, мы можем позволить себе упустить такую возможность?
- А как же эта девочка? Через нее идут все наши бумаги.
- Постарайся с ней не сталкиваться. Не буди напрасных надежд. Если хочешь, говорить с ней буду я.
- Завтра напомни ей, что у нас мало осветительных приборов.

И они начали обсуждать, сколько стендов стоит заказать под привезенные Пилле-Риин фотографии.

Для Катерины начались черные дни. Райво был постоянно занят. Пилле-Риин оказалась не только его женой, но и художником по текстилю, и - что было самое неприятное - соавтором выставки. В первые дни Катерина пряталась в своем кабинете, надеясь, что он зайдет к ней подписать чертежи и служебные записки, и они наконец-то останутся наедине, но вместо него появлялась неприятная Анни. Катерина не могла себя заставить называть эту женщину ее настоящим именем. Анни вела себя с Катериной безукоризненно, но на площадке часто ссорилась с Райво, бурно жестикулировала, постоянно что-то меняла в последний момент. "Как это должно быть ужасно - жить с такой женщиной!" - думала Катерина. Она была бы... Она была бы мягкой и уступала бы право принимать решения ему. Она нарожала бы ему детей, двоих - мальчика и девочку... Мальчик был бы похож на него, а девочка - на нее... Она научилась бы вышивать крестиком и вышила ему полотенце - интересно, а вдруг Анни вышивает крестиком? Ну хорошо, тогда какое-ниубдь другое хобби - например, они вместе с Райво начали бы ходить на классические бальные танцы и стали бы занимать призовые места, и все бы восторгались их единением в движении, и она замирала бы в его объятиях, скульпнурно выгнув спину...

Через пару дней такого добровольного затворничества Катерина поняла, что если она так и будет дальше сидеть одна в кабинете, она скоро сойдет с ума. Она жаждала его внимания. Она поняла незамысловатое счастье десятого помощника гениального кинорежиссера, который имеет честь варить мэтру кофе и носить за ним складной стул. К сожалению, и на площадке она оказалась не нужна. Райво и Анни говорили между собой на эстонском, из рабочих с ними работали только электрики (а с каким наслаждением Катерина красила бы стены! ну почему она не подумала об этом неделю назад!), на скромные попытки Катерины принять участие в создании композиции супруги отвечали вежливым, но твердым отказом. Тогда Катерина стала по утрам рисовать эскизы на утверждение. Но вредная Анни как всегда что-то меняла в последний момент. Идеально раскрасив сделанный утром эскиз, перед закрытием павильона Катерина убеждалась, что кто-то поменял местами цветочные кашпо из макраме и декоративное панно, сменил зеркало на пейзаж в пастельных тонах, и так - каждый день. Не выдержав, она решила нажаловаться директору. Это было вечером, незадолго до окончания рабочего дня.

- Владислав Николаевич, да что же это такое! - начала она своим специальным обиженным голосом.
- Что случилось, Катенька?
- Просто невозможно работать с этими прибалтами! Я им помогаю, понимаю, что сроки поджимают - эскизы делаю, а они каждый день что-то меняют! А как поговорить, обсудить заранее - у них сразу времени нету!
- Катенька, так пусть они сами эти эскизы и делают!
- Ну я же для дела стараюсь, Владислав Николаевич, мне от такого отношения обидно!
- Катенька, не переживай. Они люди опытные, дипломанты многих международных конкурсов, и не только в социалистических странах! - Владислав Николаевич значительно посмотрел на Катерину и поднял вверх указательный палец, - Мне о них на республиканском уровне дали самые положительные отзывы. И в сроки уложатся, и документы сами подготовят. Ты бы лучше отдохнула в эти выходные, развеялась, на дачу съездила, лесок, шашлычок там с друзьями. Привет папе передай от меня, скажи, мол, Владислав Николаевич хотел с ним по одному делу посоветоваться.

Катерина поняла, что и так воздействовать на упрямых эстонцев у нее не получится, но в последний момент что-то вспомнила и остановилась в дверях.
- Владислав Николаевич, можно вас спросить?
- Спрашивай, Катенька, спрашивай... - отозвался он, не отрываясь от бумаг.
- Скажите, а правда, что в Москве будут проводиться следующие Олимпийские Игры?
- Правда, Катенька.
- А почему я об этом ничего не знала? - голос Катерины предательски задрожал. Владислав Николаевич отечески посмотрел на нее поверх очков и сказал:
- Не бери в голову, Катенька, занимайся своим делом. Нужно будет - мы тебя подключим.
Катерина вернулась в свой кабинет, рухнула на стул и зарыдала.

Отрыдавшись и наглотавшись пустырника, она умылась в туалете для персонала, с омерзением поглядывая в зеркало на свое опухшее как подушка лицо. Павильон уже жил ночной жизнью. Последние посетители покинули его около часа назад. Центральный вход был давно закрыт, над ним горела только лампочка сигнализации. Катерина вздохнула и уже направилась к боковому служебному выходу, как вдруг какой-то посторонний звук привлек ее внимание. Это был то ли вздох, то ли всхлип, и доносился он от закрытой щитовым ограждением Таллиннской выставки. Катерина сделала первый неуверенный шаг в этом направлении. Всхлип повторился.

Что это? Что это может быть? У Райво приступ аппендицита, он срочно нуждается в помощи, а рядом никого нет? Еще один стон-всхлип, несомненно, женский. Не Райво? Тогда кто? Анни? Нет, если у Анни приступ, Катерина даже и пальцем не пошевелит. Самовлюбленная претенциозная стерва, умирай себе на здоровье. Но любопытство все-таки брало свое. А что, если Анни только сейчас узнала, что Райво с ней разводится, потому что у них несовместимая разность характеров, и она сидит и плачет? А Райво стоит рядом и смотрит на нее? А вдруг в нем проснется жалость? Нет, Катерина конечно же будет великодушна к поверженной сопернице, но она подойдет, возьмет Райво за руку и уведет из этого фальшивого современно-таллиннского мирка. Она прильнула к щели между щитами. Ничего не видно, слишком темно внутри. Следующая щель немного пошире. Какое-то движение на диване в "гостиной", надо поискать щель напротив. Катерина узнала широкую спину Райво. Что он там делает? Душит Анни, что ли? Катерине и самой иногда хотелось убить Анни, но ведь не осуществлять же каждое импульсивное желание. Как это примитивно и глупо - проблему решает самый обыкновенный развод, все законно и безболезненно. Нет... До нее только что дошло! Он ее... насилует...

Катерина почувствовала, что ноги у нее отнимаются, и она буквально не в состоянии сделать даже маленький шажок. Фу, как это отвратительно... Как это оглушительно громко... Звериное сопящее дыхание, слабые всхлипы куска мяса, который когда-то был женщиной. Она навалилась спиной на щитовое заграждение и попыталась заткнуть уши, но звуки не утихали, они взрывались где-то в мозгу оглушительными вспышками. Хриплый звериный крик... Это кричит Анни. Анни кричит и смеется. О чем она говорит непонятно, но у нее счастливый голос. Анни счастлива? Почему же изнасилованная Анни счастлива?.. Кто сходит с ума, она или эти двое за стенкой?.. Неужели люди всегда так отвратительно пошло и громко совокупляются и еще называют это счастьем?..

Опыта в этой области у Катерины не было совершенно. Максимально близка к такому опыту она была только однажды. Ей представлялся длительный нежный поцелуй, поэтическое восхищение ее совершенным телом, коленопреклоненная мужская фигура, застывшая в немом повиновении... Вместо этого грубая подростковая рука попробовала расстегнуть ей лифчик, Катя немедленно вырвалась и влепила ему пощечину... Оказывается, Чарльз Дарвин прав, и люди - это те же самые звери... Дачные собаки, совокупляющиеся на ходу... И она - такая же собака, только наблюдающая процесс со стороны...

- Как дети, честное слово! - засмеялась Пилле-Риин, - совсем с ума посходили, до дома дотерпеть не могли!
- Я люблю мою жену! И еще -  эту комнату! Мой дом - здесь, и только здесь! И если я хочу любить свою жену у себя дома, пусть все остальные провалятся в тартарары!
- Ну хорошо, будем считать, что это - на счастье. Пусть люди покупают такие диваны и любят друг друга на них, пока диван не развалится!
- А у меня для тебя сюрприз!
- Как, еще один? Боже, нас отсюда будут выгонять с милицией...
- Нет, сюрприз не такой. На открытие нашей выставки, которое состоится завтра приезжает... Андрес!
- Андрес?!! Нет, правда, он приедет? Счастливчик Андрес, с ним нам всегда везет! Вот это подарок!
- И поэтому мы с тобой сейчас быстро ловим такси и мчимся на вокзал его встречать!
- Сумасшедший, ты не мог сказать мне заранее?!!
- И упустить такой шанс обновить диван? Ни за что!
- И сколько же у нас времени?
- Примерно полчаса. Но мы как раз успеем.

Они только и успели сесть в такси, как Райво спохватился:
- А где я оставил бумажник?
- Как где? В барсетке, конечно! - на днях они купили ему такую небольшую мужскую сумку со шнурком для запястья. Для пиджака стало слишком жарко, да и носить деньги и документы в пиджаке было небезопасно - Райво постоянно оставлял его где попало. Похоже, теперь он точно так же забывал барсетку.
- Я сейчас вернусь и заберу.
- Не надо, мы опоздаем на вокзал! Выставка все равно закрыта, а завтра мы придем раньше всех.
- Там ключи, документы, я не хочу все это оставлять до завтра. Ты едешь встречать Андреса, не забудь - третий вагон, а потом на квартиру. Я забираю барсетку, ловлю такси и сразу еду на квартиру, там и встретимся.
- Хорошо! - она ослепительно улыбнулась ему и он захлопнул дверь машины. Сколько раз потом она вспоминала этот момент и кляла себя за то, что отпустила его, отпустила в никуда, в неизвестность...

Катерина сотрясалась от беззвучных рыданий. Это все она, это Анни. Поощрять такую грязь может только развратная до мозга костей женщина. Как это отвратительно. Райво не такой. Нет-нет, она это чувствует - Райво совершенно не такой. Это все она, омерзительная женщина. Ее надо сжечь на костре, как сжигали средневековых ведьм. Выжечь всю эту заразу, которую она насаждает вокруг. Надо спасти от нее Райво, во что бы то ни стало спасти его, не дать ему опуститься еще ниже. Именно в этом ее предназначение - спасти Райво. Она вошла в эталонный Таллиннский дом и горько усмехнулась - за всеми этими панно, картинами в рамках, пледами ручной работы скрывается омерзительная ведьминская сущность. И она начала сдирать со стен все подряд, крушить показное благополучие...

- Катерина! Что вы делаете?!! - откуда-то появился Райво. Она не помнит, что она говорила, кажется, пыталась открыть ему глаза на эту ведьму и ее методы, кажется, она попутно крушила все вокруг. Кажется, он хотел остановить ее и схватил ее за руки. Возможно, она вырывалась, возможно даже расцарапала ему лицо. Кто-то включил свет. Мелькали испуганные лица вахтеров, каких-то посторонних людей. Позже была прохладная рука, закатавшая ее рукав и жгучий укус шприца. Все поплыло. Катерина провалилась в сон.

Назавтра она не могла внятно объяснить, что произошло. Она не совсем понимала, где именно проходит та тонкая грань, которая отделяла подлинную реальность от сюрреалистического кошмара, который длился всю ночь. Согласно показаниям косвенных свидетелей, поздним вечером в неосвещенном помещении, несмотря на отчаянное сопротивление жертвы Райво Эдгарович Мянник совершил попытку изнасилования, которая не увенчалась успехом только из-за вахтеров, вовремя появившихся на месте преступления. Далеко не сразу, но Катерина примирилась с этой мыслью. Несколько раз до суда Анни пыталась с ней встретиться, но родные и близкие Катерины делали все возможное, чтобы этого не произошло. В первый раз они увиделись один на один, когда все было уже кончено. Этого хотела сама Катерина.

Она зашла в снимаемую квартиру и первым делом огляделась вокруг. Голые стены, наглухо закрытые окна. На журнальном столике лежит стопка полотенец и постельного белья, одолженная Катериной, казалось бы, целую вечность назад. Вещи Анни уже упакованы и ждут у дверей. Открыв Катерине дверь, Анни, вся в чем-то темном и длинном, вернулась в кухню и отвернулась к окну. Воплощение мировой скорби. Омерзительное колдовское исчадие. Катерина собралась с мыслями и заговорила.

- Анни... Я не собираюсь просить у вас прощения. Вы его уже потеряли. Не только на ближайшие десять лет - потеряли навсегда! Я понимаю, как вам нелегко. Но вы должны меня понять. Я люблю этого человека. Я не могла позволить ему остаться с вами. Я должна была сделать это любой ценой.
- Я плохо понимаю вас...
- Анни, рядом с вами он погряз в грехе. В разврате. Он был затянут в вашу колдовскую паутину и глубоко несчастен в ней. Вы убивали его с каждым днем, с каждым часом! - увлекшись, Катерина только сейчас заметила, что Анни больше не смотрит в окно.
- Вы действительно больны...
- Нет, Анни, нет! Больны именно вы! Эта скверна поглотила вас, вы уже утонули в ней! Вы могли бы утянуть за собой и его, но к счастью, я вовремя встретилась на его жизненном пути! Только мое совершенное чувство, только мое всепрощение еще способно вернуть этого человека к жизни! Я буду за него бороться!
- Как?.. Ты и только ты виной тому, что он сейчас сидит за решеткой...
- Нет! Страдание очищает его! Через десять лет он вернется, чист душой, чист перед людьми! И тогда мы с ним воссоединимся...
- Почему ты... - у Анни перехватило дыхание, -  ты... избалованная тварь... решила сломать жизнь человеку, которого ты... любишь?
- Потому что вы! Вы!!! Представления не имеете, как сильна истинная! Женская любовь! - Катерина представляла себе, как она выглядит со стороны. Как обличительница. Обличительница всего, что только есть в этом бесовском наваждении по имени Анни-Пилле-Риин. К реальности ее вернула тяжелая обжигающая пощечина. А за ней еще одна, и еще, и еще...
- Ты!.. Маленькая избалованная тварь! Ты ничтожество! Ты привыкла получать все, на что только покажешь пальцем! Ты невменяема, тебя надо лечить! Почему ты даже сейчас не можешь оставить нас в покое?!! Ты понимаешь, что из-за своего идиотского каприза ты только что убила - убила, потому что он там не выживет - живого человека?!!
- Вы ничего не понимаете! Страдание очистит его! - рыдала Катерина, - он вернется ко мне очищенный от всей этой скверны, от этого свинства, которым вы наслаждаетесь! Вы уже старуха! Вам 33 года! Через пять лет из вас уже песок будет сыпаться на ходу! У вас даже детей нет! Он вернется ко мне, потому что я - молодая и красивая, и я еще буду много рожать!

Пилле-Риин сжала зубы и наотмашь ударила Катерину, в последний раз. Она пошатываясь сделала пару шагов вперед и уткнулась лбом в стеклянную кухонную дверь. Пилле-Риин некрасиво рыдала без слез.
- Ты - тварь... Ты даже не понимаешь, что ты наделала... Ненавижу тебя... Ненавижу...

В ушах у Катерины звенело. Мысли неожиданно начали вырываться на свободу как праздничные воздушные шары. Эта женщина  - не для Райво. И она никогда не будет с Райво. И Катерина не ошиблась, она - ведьма. Но сейчас она все потеряла. И она плачет. А Катерине светло и радостно. Она удовлетворенно улыбнулась, обошла Анни, обошла ее чемоданы, в последний момент окинула взглядом театр военных действий и захлопнула за собой дверь.


* * *

Прошло десять лет. За это время многое изменилось в стране и вообще в мире. Распалась АББА. Катерину привлекали для работы над интерьерами Олимпийской деревни. Папа ушел на пенсию. Владислав Николаевич - тоже. И сама Катерина давно уже не работает на ВДНХ. Ей там нравилось, но завистники распустили о ней слишком много слухов и сплетен. Она перешла в небольшой институт, преподает черчение. Квартира Катерины - по-прежнему холостая, одинокая, высокоинтеллектуальная. На стенах единственной комнаты висит ее японская коллекция - 5 ярких как бабочки шелковых кимоно. Пять цветовых пятен, пять букв "Т". Незнакомому человеку показалось бы, что они распяты, но Катерина знает, что стоит только их отпустить - они воспарят и навсегда покинут ее. И она не отпускает.