Фирменный поезд

Фирменный поезд

    Олег Иванович  неторопливо вышел из вокзальных дверей на платформу, и с этого момента  в его груди начало расти сладостное чувство предстоящей поездки, ожидание чего-то нового и интересного. С детства его всегда манила железная дорога мечтами о далеких странах и необычных приключениях. Он еще застал паровозы, хотя повсеместно уже вступали в жизнь более мощные  тепловозы и строились линии для электровозов. Но паровоз, с его летящей струей дыма и угольной сажи, с его медленным разбегом и учащающимся ритмом перестука колес и, главное, с его непередаваемо тревожащим душу гудком был  намного романтичнее. Может быть, это просто казалось ему, потому что было  тогда детство, были мечты и вся жизнь казалась предвкушением большого праздника, который обязательно будет в его жизни.
     Семья Олега жила в областном городе, раскинувшемся на холмистой местности, и, хотя дом их стоял  далеко от станции, но на вершине холма, и поэтому гудки паровозов были очень хорошо слышны. Особенно в утренние и вечерние часы, когда стихало движение и уличный шум. Длинный, щемящий душу гудок так звал куда-то, так манил и тревожил душу…
   Потом прошли годы. Закончив институт, Олег волею судьбы, а вернее по закону распределения, очутился на Урале, вдали от родных мест, родителей и друзей. Начинать жизнь пришлось с «нуля», на более чем скромную зарплату молодого инженера. Жили в квартире на трех хозяев с женой и маленькой дочкой, а жена тогда еще училась в институте. Ни о каких поездках с удобствами и речи быть не могло, экономили каждую копейку. Да и ездили они только в отпуск к родителям, покупая билеты в общий, в лучшем случае, в плацкартный вагон.
 Быстро побежали-полетели дни, как пелось тогда в песне: «трудовые будни – праздники для нас». Были и будни, были и праздники. Олег Иванович был хороший специалист, его ценили на производстве. Жена тоже начала работать на заводе, они получили «полуторку», и материально жизнь стала налаживаться.  Два-три раза в год Олег обязательно выезжал куда-нибудь – или с семьей в отпуск, или  в командировку  по служебным делам. Он занимался научными разработками и ежегодно  бывал  на отраслевых или союзных  конференциях. Но теперь уж он летал самолетом или только в купейном вагоне, который раньше многие называли «купированным». Последние лет десять, после «перестройки», он вообще никуда  не ездил. Всякие  командировки как-то отпали сами  собой, а для отпуска  вне своего садового участка не было денег. В сад семья ездила на электричке, билеты на которую продавались в соседнем павильоне. Так что на вокзал заходить не было нужды, да и времени тоже. На этот раз  Олег ехал как по своей личной надобности, так  и  по производственному заданию. Собственно говоря, это была его личная проблема – в Москве нужно было повидаться с больной свояченицей, но администрация предприятия пошла ему навстречу и предложила выполнить небольшое задание. Вот так и получилось, что он ехал за свой счет, на работе ему никакой командировки не оформляли, а просто ставили рабочие смены.
   Поезд отходил вечером, когда уже было темно, но Олег поехал на вокзал с большим запасом времени, чтобы  посмотреть, как он выглядит после ремонта. В его памяти он ассоциировался с турпоездками за границу. У фонтана внутри помещения вокзала собиралась тургруппа под присмотром руководителя, и начиналось «романтическое путешествие в другие страны». Именно поэтому  Олега никто не провожал – ни жена, ни дети. Он хотел настроить себя на предвкушение поездки, оживить воспоминания о прошлых вояжах  и почувствовать тот  романтический трепет  ожидания  приключений.
… Фирменный поезд, как всегда, стоял на первом пути, сразу же перед  вокзалом. Не надо было идти через переходный мостик или  по туннелю. Это, наверное, привилегия всех фирменных поездов, потому что даже на многих промежуточных крупных станциях поезд останавливался на первом пути. С неба падали легкие снежинки, красиво кружащиеся около фонарей, создавая вокруг них  своеобразный ореол, и было даже тепло для зимнего времени – не больше пяти градусов мороза. Поезд стоял чистенький, покрашенный, все таблички и номера вагонов были четко видны.
   Посадка еще не начиналась, и народ постепенно кучковался около  своих вагонов – побольше  возле плацкартных и поменьше – у купейных. Видно с денежками у простых граждан стало совсем плохо, экономили на всем. Да и то сказать, стоимость билетов различалась чуть не вдвое. Олег еще сам хорошо помнил, как в юности катался в общем вагоне на «третьей» полке безо всяких удобств. А теперь-то таких вагонов и в составе не было. Ему не хотелось больше ни сравнивать прошлое с настоящим, ни давать какие-либо оценки. Только зря напрягать мозговые клеточки, и без того забот было выше крыши. Жизнь надо воспринимать так, как она есть, как говорили древние стоики. Он и хотел получить на данный момент как можно больше удовольствия.
   У Олега был билет в купейный вагон, и он неторопливо подошел  к небольшой группе людей, которая явно не смогла бы заполнить все места.  А ведь еще здесь стояли и провожающие…Наконец, по вокзальному радио громко объявили начало посадки. Проводница открыла дверь, опустила подножку и начала внимательно проверять посадочные документы.
   Олег вошел одним из первых, прошел в купе и еще раз порадовался, что  не поскупился и поехал в купейном вагоне. Все-таки здесь было гораздо удобнее, да и попутчики, наверное, более состоятельные люди, повидавшие мир, как и сам Олег. Конечно самые «крутые» по-прежнему летали самолетами, или уж если на поезде – то в вагонах «СВ», которых раньше  вообще не было на внутренних линиях. Но, по его мнению, это были сильно деловые люди, все в бизнесе, и разговаривать Олегу с ними было бы не о чем. Вот такие, как он – это да, такие и в турпоходы ходили, и с друзьями любили пообщаться.
  Сцены прощанья-расставанья были видны из окон  вагонного коридора, но Олегу не хотелось толкаться в узком пространстве, и мешать посадке. Впрочем, и смотреть-то было не на что: буквально в несколько минут вся посадка была закончена, и проводница стояла у вагона в гордом одиночестве. Провожающие моментально разошлись – то ли люди были сильно занятые, то ли  отъезжающие, как и Олег, не любили долгих проводов. Двое попутчиков не замедлили себя ждать, войдя вместе в купе буквально через пару минут после Олега. Сначала он даже подумал, что это муж и жена, но оказалось, что это вовсе незнакомые люди. Впереди прошла женщина, быстро села на нижнюю полку напротив Олега у столика, и сразу стало понятно, что она и есть хозяйка этой полки. Место мужчины было  над нею.
   В купе уже горел полный свет, и можно было хорошо разглядеть вновь прибывших. Женщине было, как показалось Олегу, за тридцать. Бледное лицо и белокурые волосы, собранные в гладкую прическу, придавали ее внешности какой-то болезненный оттенок, тем более, что она не спешила раздеться и сидела в шубке и шали  почти не шевелясь. Мужчина, напротив, быстро снял свою кожаную теплую куртку и красивую шапку и аккуратно повесил на плечики.
   Багажа у него, как и у Олега, практически не было – только небольшая дорожная сумка. И опять само собой пришло в голову сравнение, что раньше всегда ездили с большими чемоданами и «авоськами», стараясь отовсюду, а особенно из столицы, привозить домой продукты, книги, одежду  и различные подарки. Это сейчас  везде все есть, «бери – не хочу», были бы денежки. А тогда… Бедные командировочные, кое-как справившись со своими делами, носились по ГУМу–ЦУМу, занимая сразу несколько очередей за товарами. Домашние просто бы его не поняли, если ничего не привезти. Как быстро люди привыкают к хорошему  и забывают все прежние невзгоды! Да и сама жизнь катится так быстро!
    «Фу-у», подумал Олег Иванович, «опять эти мысли лезут в голову! Ведь настроился же не заниматься самоедством, а думать только о хорошем, чтобы  развлечься или, как говорит мой сын, «оттянуться».  Когда еще раз удастся поехать!». Он взглянул в окно и увидел медленно движущийся вагон стоявшего рядом состава. В первую секунду он даже не понял, что это поехал их поезд, настолько мягко и плавно он взял с места -  без толчков и рывков, как бывало раньше, при паровозной тяге.
    – Начнем  знакомиться, –  дружелюбно  улыбаясь  и широко разводя руки, сказал  Олег, – давайте  по принципу младшего со старшим. – Он внимательно взглянул на мужчину, которому, наверное, не было и тридцати. Однако серьезное спокойствие и даже некоторая мрачноватость  в его лице не располагали к легкому и шутливому настроению. К счастью, в раскрытой двери купе появилась проводница, оперативно  выполняя свои обязанности по отношению к вверенным ей пассажирам. Она попросила отдать ей билеты и разложила их в своей папке. Затем сообщила, что все они едут до Москвы  (Как будто мог найтись такой  дурак, что поедет на этом  поезде до ближайшей станции!), сказала, что желающие могут получить горячий чай прямо сейчас и пожелала приятной поездки. Олег Иванович, не теряя хорошего настроения, весело сказал за всех, что чайком охотно побалуются все и сразу попросил принести три стакана. Проводница вышла, мило улыбнувшись, и Олег машинально (в который раз!) отметил про себя, что во времена «застоя» к пассажирам отношение было весьма пренебрежительное, а об улыбках и вообще говорить не приходилось. Все-таки времена изменились очень сильно и очень быстро, вот только трудно сказать, чего стало больше: хорошего или плохого. Но это, как говорится, вопрос уже из « другой оперы».
   Приход проводницы и окончание формальностей внесли некоторую разрядку и расслабленность. Олег внимательно  и быстро взглянул на своего попутчика и решил представиться первым.
    – Будем  знакомы, – сказал он еще раз. – Меня зовут Олег  Иванович.
    – А  меня Алексей, – спокойно  и неторопливо  ответил молодой человек. Они одновременно повернули головы с вопросительным выражением на лице в сторону  сидящей в углу женщины.
    – Елена Михайловна, – ответила та тихим и хрипловатым голосом. Она встала и начала раздеваться, повесила шубку на плечики, а шаль накинула на себя, несмотря на то, что в вагоне было очень тепло, даже жарко. Вентиляцию, наверное, включали лишь при полном наборе скорости.
    – Я не совсем здорова, не обращайте на меня внимания, – слегка улыбнувшись, словно извиняясь, произнесла женщина.
   Алексей  снял пиджак и галстук, оставшись в жилете и рубашке с расстегнутым воротом.
   – Разрешите, я подниму вашу сумку наверх, – сказал он, указывая на большую полосатую  упаковку, в каких возят свои товары наши восточные соседи.
   – Будьте добры, – ответила  Елена Михайловна и еще раз виновато улыбнулась. Алексей низко нагнулся, чтобы удобнее взять сумку за ручки, и  из-под рубашки выскользнул достаточно большой  золотой крестик на золотой же цепочке. Олег очень удивился, он редко видел в своем кругу знакомых и друзей  верующих и непроизвольно ляпнул:
   – Скажите, пожалуйста, Алексей, Вы действительно верующий или носите крестик из-за моды, как талисман? – спросил – и сразу осёкся. В купе моментально наступила  гнетущая тишина. Она как бы сгустилась в воздухе, мешая вздохнуть. Алексей  напрягся, как перед боем, и тяжелым, разгневанным взглядом темных глаз уставился на Олега.
   – Скажите пожалуйста, – выдавил он сквозь зубы, - Вас в детстве не учили слову «такт»?
   – Извините, простите меня, пожалуйста, - забормотал  Олег Иванович, сгоравший от  стыда. – Я просто хотел… Увидев, что Алексей отвернулся от него и стал закидывать наверх сумку Елены, Олег замолк на полуслове, не зная, что теперь сказать, как себя вести. В мозгу мгновенно промелькнула мысль об испорченной поездке, но  тут же сменилась чувством вины и необходимостью оправдаться, сказать, что у него не было никакого умысла.
    – Понимаете, – Олег заторопился, словно боялся упустить последний шанс, – я просто интересуюсь религией  и мне важно…
    – А мне совсем  не важно, чем Вы интересуетесь, – резко перебил Алексей  и
замолчал, отвернувшись от вконец расстроенного своей промашкой Олега.  За время этого короткого инцидента никто из них не взглянул на побелевшее лицо Елены  Михайловны и ее неестественно опущенные руки. В наступившем холодном молчании они оба опять одновременно перевели взгляд на свою попутчицу, и сразу же в воздухе пронеслось чувство тревоги. Глаза Елены были закрыты и, казалось, она потеряла сознание. Олег первым вскочил с места, нагнулся над Еленой и тревожно воскликнул:
    – Вам плохо, Елена Михайловна?
Не разжимая век, Елена ответила чуть слышно:
    – Да, достаньте в моей сумочке косметичку, там моё лекарство…
    – Да, да, хорошо, я сейчас, мигом, – приговаривал Олег, разыскивая глазами сумочку. Она лежала рядом с Алексеем и их руки соприкоснулись, чтобы её взять. Олег отступил чуть в сторону, предоставляя право Алексею проявить заботу и помощь, так как непреходящий стыд перед ним прожигал его насквозь. Он отправился за стаканом воды, а когда вернулся в купе, Елена Михайловна уже чуть оправилась. Лекарство было не в таблетках, а в виде микстуры и действовало очень быстро.
    – Что с Вами? – спросил участливо Олег. – Может, нужна какая помощь?
    – Нет, спасибо. У меня … пре-стр-тит – Елена невнятно произнесла  какой-то медицинский термин. – Я и в Москву еду из-за болезни, там есть специальный институт…
    Мужчины вышли из купе, давая женщине возможность придти в себя, и как-то
договориться между собой. Стоя у вагонного окна и глядя в черноту ночи, где изредка проплывали далекие огоньки, они молчали, не зная, как начать разговор.
Через несколько минут молчания Олег повернулся лицом к Алексею  и негромко спросил:
    – Я могу объяснить Вам мой нетактичный вопрос? Ведь нам еще ехать вместе целый день, и мне было бы очень неловко находиться вместе в таком недружелюбном состоянии. Понимаете, я человек, воспитанный в духе коммунистической идеологии безверия. Практически я никогда близко и не сталкивался с церковью, верующими, религиозными обрядами и тому подобным. Вы человек нового поколения, и что-то ведь Вас привлекает в идеологии веры? Вот как Вы крестились? Как Вы понимаете Бога? Вы, конечно, можете мне не отвечать, если для Вас этот вопрос очень неприятен, я все понимаю и еще раз приношу свои извинения…
    – Нет, - ответил Алексей после некоторого раздумья. - Мне много пришлось пережить в последнее время и я тоже … мучаюсь…стараюсь понять…
    – У Вас в семье были верующие? Или, может, друзья?…
    – Нет, все было проще и трагичнее… Четыре года назад я женился, я очень любил жену, долго ухаживал и был счастлив. Через три года она забеременела,
мы так ждали этого ребенка… Потом случилась несчастье, мы попали в автокатастрофу и жена сильно пострадала. Врачи хотели прервать беременность, хотя уже пошел шестой месяц, и это грозило тем, что у нас вообще больше не будет детей. Но жена наотрез отказалась от операции, сославшись на своё хорошее самочувствие и здоровый организм. И вот тогда пришла мысль помолиться Богу и попросить милости для жены и будущего ребенка. Жена была крещёная, еще бабушка в детстве ее окрестила, а меня подтолкнула просьба жены. Я готов был для неё сделать, что угодно, тем более, что сейчас это перестало быть запретом. Вот так и получилось…Да и надежда на помощь свыше, хоть и маленькая, конечно, но была…
   Алексей замолчал, видимо справляясь со своим состоянием и воспоминаниями, потом продолжил:
 –  Жена умерла во время родов…И ребёнок тоже…Незадолго перед смертью она просила меня в случае плохого исхода не порывать с религией и рёбенка окрестить… Она предполагала, что может умереть, но надеялась, что её дитя будет жить. Да вот уже не пришлось… – Алексей снова замолчал, а Олег стоял и не знал, что сказать. Соболезнования и извинения были неуместны, так же как и слова утешения.
    – Пойдемте в купе, посмотрим, как там чувствует себя Елена Михайловна, – сказал  он и слегка коснулся руки  Алексея.
    – Да-да, конечно, – согласился тот сразу, – пойдемте.
   Олег осторожно постучал в дверь и, услышав спокойное «войдите», они вошли в купе. На столике стояли стаканы с чаем, печенье, сахар, бутерброды и пластиковая бутылка «фанты». Видимо, во время разговора они и не заметили, как мимо них прошла проводница. Елена посмотрела на успокоенные лица мужчин и сама как-то просветлела и заулыбалась. Теперь, после того как она распустила волосы, красиво подобрав с боков заколками, она казалась моложе и привлекательнее. «Сколько же ей лет?» – подумал Олег и решил, что его первое впечатление ошибочно, и она гораздо моложе.
    – Садитесь пить чай, – сказала Елена, – берите бутерброды, у меня много их взято. Сверточки с едой оказались и у Олега, и у Алексея. Олег вообще не рассчитывал на дорогую ресторанную пищу, и у него был запас продуктов на целый день. Жена приготовила ему пирожки с мясом, сыр, копченую колбасу, его любимые финики и батон в плёночной упаковке. Хотя перед поездкой все дома изрядно подкрепились, есть особенно не хотелось, но тут, очевидно, сказалось неписаное правило пассажиров: раз поезд тронулся – доставай еду. Поэтому все с удовольствием разобрали стаканы с чаем, ощущая потребность занять себя «делом».
   Натянутость в отношениях попутчиков исчезла бесследно, но и разговор не налаживался, каждый боялся ненароком задеть больную тему, а болтовня по пустякам не привлекала, как это и бывает после пережитых эмоций. Олег опять начал первым, обращаясь к Елене:
    – Скажите, Елена Михайловна, у Вас в Москве родные, знакомые есть? Можно, я буду Вас просто называть Леной?
    – Конечно, пожалуйста, – охотно  откликнулась Елена.  – Нет, в Москве у меня нет никого. Когда мне дали направление в клинику, я договорилась по телефону, что меня послезавтра примут, так что я прямо с поезда туда и поеду. Мне  врачи в нашей больнице сказали, чтобы я не тянула с поездкой, потому что может стать хуже.
    – А почему Вас никто не провожал? – удивлённо спросил Алексей, вступая в разговор. – Я видел, что Вы стояли на перроне одна…
    – Я живу с мамой, – ответила Елена, – а она сама приболела. Я ее убедила,  что одна отлично  доеду до вокзала, а в случае чего – у меня есть хорошее лекарство…Да и вообще я не люблю вокзальных прощаний.
    – Как и я, – отозвался Олег.
    – Скажите, Лена, – снова обратился Алексей, – не могли мы с Вами где-то встречаться? У меня такое чувство, что я Вас уже видел раньше. Вы где работаете?
    – Я   закончила музыкальное училище шесть лет назад по классу фортепиано и начала сразу же работать в нашей филармонии. Я аккомпанирую в основном, на сольные концерты не решаюсь. А теперь, в связи с болезнью, и подавно…
Олег Иванович, внимательно наблюдавший за Алексеем, уловил мгновенную напряженность, возникшую в нем, и подумал, что Алексей с женой тоже могли  посетить филармонию и на концерте видеть Елену, но это было только предположение. Алексей ничем не выдал своих чувств  и продолжал с интересом расспрашивать:
    – Какая музыка Вам нравится больше: классика, камерная или современная?
    – Я люблю романсы, как и многие, а еще музыку старинных композиторов и особенно Баха, его фуги просто «музыка сфер». Когда их исполняет органист. Я любила  аккомпанировать при исполнении вокализов и духовной музыки.
   И опять Олег отметил еле видное движение рук Алексея. Наверное, ему, так же как и самому Олегу, хотелось спросить, как  Лена относится к религии, но он не решался, памятуя  свою недавнюю отповедь по такому же вопросу. Решив, что на сегодня  было уже достаточно потрачено нервов  и желая сменить тему, Олег тихонько промурлыкал последние строчки песни Митяева «Давай с тобой поговорим. Да ты, приятель… спишь».
    – Давайте-ка ложиться, – предложил он, – да и Лене надо отдохнуть, завтра у нас будет целый день для обсуждения мировых проблем и музыкальных в частности. – Он поднялся, и вслед за ним встал и Алексей.
     Поезд продолжал перестукивать колесами, отбрасывая назад черное пространство ночи и обгоняя время на два часа.

 …  Утро началось, после окончания всех процедур умывания-одевания, с традиционного чая, любезно принесённого проводницей вместе с пачкой печенья и пожеланием хорошего аппетита. Уже были сказаны традиционные фразы: «как спалось» и «как  самочувствие», и получены такие же стандартные ответы – «спасибо, все хорошо», поэтому собравшаяся волей судьбы компания дружно и даже весело приступила к завтраку.
    – Давайте, сначала съедим мои пирожки, – предложил Олег, – они с мясом и могут быстро испортиться. Моя жена готовит их так вкусно, что пальчики оближешь.
    – Моя мама тоже очень вкусно готовит, и меня научила, у меня с собой много взято.
    – А кем Ваша мама работает? – поинтересовался  Алексей.
    – Она преподавала труд в школе, учила девочек шить, вышивать, игрушки они делали из меха, даже у мамы грамота была за рукоделие, и на конкурсе тоже…А ещё мама вышивает для церкви  разные покрывала.
    – Как для церкви? – удивился Олег.
    – Ну, как? Очень просто, она  верующая, ходит в церковь. Она с детства пела в церковном хоре, а там знаете, какие голоса красивые? Сейчас уж не поёт, да и на службы ей ходить трудно, ноги у нее болят сильно. Из-за этого она и не провожала меня.
    – А Вы сами-то веруете? – задал, наконец, Алексей вопрос, который жёг его ещё с вечера и который он тогда не решился задать.
   Елена внимательно и с некоторой иронией на него взглянула, словно припомнив ему вчерашнее, отчего Алексей слегка покраснел и опустил глаза. Но Елена очень спокойно ему ответила:
   – Вы знаете, Алексей, те, кто по-настоящему верует, никогда не обижаются на такие вопросы. Наоборот, делом своим они считают помочь кому-либо обрести Бога. Ведь каждый приходит к нему по-разному. На одних производит впечатление чудо, например, выздоровление после молитвы, когда у врачей уж никаких надежд не оставалось…Ну, а другие начинают ходить в церковь с близким человеком, которому доверяют, а уж потом и сами начинают чувствовать Божественное…Я с мамой ходила еще маленькой, но редко. Мама боялась, что это повредит мне в школе, смеяться будут или ещё что похуже. Вы ведь знаете, как в нашем Союзе относились к религии…
    – А Вы действительно верите в Бога?
    – Я не могу сказать, что я согласна со всем, что написано в Библии, но уж точно, что я не атеистка.  И знаю твёрдо, что в природе не могло всё возникнуть само собой. И никакая наука не даст ответ на этот вопрос, потому что не в силах человека узнать начало или конец. Всё в природе творится по воле Создателя.
    – Елена, а как Вы представляете себе Бога?
    – А зачем это представлять? Ведь Бог не имеет вида в материальном мире, только в духовном, и только наша душа, освободившись от телесной оболочки, может встретиться с Ним.
    – Но ведь можно представить, что есть какой-то единый закон развития, о котором мы пока не знаем, какое-то единое информационное поле, скажем?
    – Нет, ответила Елена. – Пусть ученые ставят какие угодно опыты, но постичь духовную сущность им не дано.
   Олег Иванович доселе довольно равнодушно смотрел в окно на унылый и бесконечный заснеженный пейзаж. Все красоты гористой части пути они проехали ночью, а сейчас расстилалась снежная целина до горизонта с редкими домиками вблизи дороги. Еще мелькали стволы елочек и каких-то других голых деревьев, которые именовались защитными лесополосами. Услышав, что разговор свернул на интересовавшую его тему, он насторожил ушки, и, как боевой конь, «встряхнул гривой».
    – Леночка, – обратился он к женщине, – а Вам не кажется, что вся религия держится только на одном: человек своей мыслью может объять бесконечные миры, представить себе какое угодно будущее, но сам твёрдо знает о своём очень кратком и конечном существовании в этом мире. Это просто несовместимо с его психикой! Бесконечное развитие и конечная жизнь! Поэтому себе в утешение, осознав свою неотвратимую смерть, человек создал культ загробной жизни как продолжение настоящей, только в другой форме. Отсюда и обряд похорон, как бы снаряжение для жизни в другом мире. Фараонам клали в гробницы не только культовые предметы, но даже еду! Да и народы Севера, Африки, где христианство не очень поколебало вековые традиции, верят, что их души уходят к предкам на небеса и снабжают умерших всем необходимым для  последнего пути. Ведь отберите у религии ее краеугольный камень – веру в бессмертие, и что же останется? Только свод моральных правил? Это, конечно, тоже немало, но нужна ли человеку вера в Создателя, если он знает, что вся его жизнь кончается с последним дыханием?
    – Подождите, подождите, – заторопилась Елена, – Вы неправильно рассуждаете с самого начала. Ведь если бы не было Бога, то не было бы и человека, и этого вопроса тоже бы не было – некому было бы его задать. Вот у Вас есть дети?
    – Есть, даже двое, даже внук уже имеется.
    – Ну, вот, чтобы подумал бы о Вас сын, если бы Вы его не родили? Знаете, как в песенке из кинофильма: « …если Вы не родились, то Вам и не умирать?»
    – Да-а, удар мастерский. Но это, если принять на веру концепцию Бога за истину. А если нет? Религия утверждает, что Бог существовал всегда. Это тоже постулат. А что, если и материя, и жизнь тоже существовали всегда? Как образовалась Земля, как шло развитие – это уже другой вопрос, наука не имеет на этот счёт однозначных ответов. Но это пока. Раньше ведь тоже считали, что Солнце ходит вокруг Земли, а звёзды  «приколочены» к небесам. Ведь время развития этой самой науки – это просто бесконечно малая величина в мироздании!
    – Ну, Вы тоже хорошо умеете «держать удар», – вмешался Алексей. Только говорить о таких высоких материях  с научной точки зрения, когда нет доказательств – это пустой разговор. Даже больше того, наука способствует самоуничтожению человека. Посмотрите на все «достижения» человечества, то-бишь, «коллективного разума» – испорченная экология, повышенный уровень радиации, сама угроза атомного взрыва или химического отравления всего живого…И что же будет дальше? Ведь люди просто «съедят» друг друга!
    – Ну, хорошо, – согласился Олег. – Пусть, по-вашему, наука ведет к гибели. Но ведь в Библии сказано, что все делается по воле Божьей. Что же, тогда Бог допускает эту гибель, этот Апокалипсис? Зачем же тогда он создавал людей, чтобы их уничтожить? Это его «научный эксперимент»? Раз он создал людей слабыми, грешными, то он за это и должен быть в ответе.
    – Ну, нет, – воскликнула Елена, – Бог дал людям законы, а они сами их отвергли, значит, и сами должны нести наказание.
    – А как же тогда всепрощение Божье, его любовь к людям? Или это только до поры-до времени? Вот столько нагрешили, – он показал пальцами, – прощу, а вот столько, – широко развел руки, – уничтожу? Если Бог играет роль папы-мамы и воспитывает с помощью угроз наказания, причем отдаленного, для потомков, то в чем же его смысл? Или это просто бессмысленная созидательная субстанция, обеспечивающая круговорот развития Вселенной?
    – Я не знаю, как Вам возразить, – ответила Лена, но только без веры  в Бога человек не может стать полноценной личностью.
    – Ну, это уж  Вы хватили через край, Леночка, – вмешался Алексей. – Есть плохие люди, аморальные, и среди верующих, и среди атеистов. Впрочем, всё зависит от того, какие критерии брать за «моральные». И что считать справедливостью.
    – Ничего не через край. Надо жить по Божьим заповедям – вот и всё. И если бы все так жили, то и не было бы ни преступлений, ни войн, потому что «не убий» сказано.
    – Я считаю себя верующим, по крайней мере, хочу найти Бога. Но если меня ударят по щеке, то будьте уверены, сдача будет обеспечена. Не Бог и не царь защитят достоинство человека, а только он сам. А без чувства достоинства человек  всегда останется рабом, хоть Божьим, хоть каким.
    – В Библии это грех гордыни, и он приведёт к плохим результатам, если человек не смирится.
    – А с чем смиряться-то? Смотреть, как происходят безобразия, не вмешиваться, значит, потому что Бог сам разберётся и накажет? И что же, часто Вы в жизни видите, как добро вознаграждается, а зло наказывается? В церкви прекрасное есть утешение: на том свете зачтётся. А почему бы не на этом? Ведь  «оттуда» никто  еще не возвращался, так что это опять тот самый постулат о бессмертии, на котором зиждется вся религия.
   Елена ничего не ответила и стала смотреть в окошко. Белый однообразный цвет стал меняться на грязновато-серый, появились дома, дороги, машины. Поезд подходил к крупной станции, где остановка была двадцать минут. Мужчины решили выйти, поразмяться, а Елена сказала, что боится простуды после вагонного тепла и посмотрит на них из окна в проходе. Из других купе тоже стали высовываться головы, желая посмотреть, что сейчас делается на станции, что можно прикупить вкусненького. Елена увидела своих попутчиков, шустро устремившихся к киоску с наклейками пивных реклам. Потом мужчины исчезли в здании вокзала и появились лишь к самому отправлению, держа в руках бутылки с пивом, чипсы и еще какие-то пакетики. Как оказалось, в одном был белый формовой шоколад, а в другом – хрустящие сушки к чаю.
    – Белый шоколад – это мой самый любимый, – радостно сообщила Лена, принимая пакетики из протянутых рук Алексея. – Ну, как Вы догадались?
    – Телепатия, родство душ, – важно сообщил Алексей. – Сейчас будем вкушать телесные радости жизни.
   На столике появилась еда из Елениной сумки, Олег достал свои оставшиеся пирожки, а Алексей пошел к проводнице за стаканами. Первым делом мужчины хлопнули по бутылочке пивка, предложив и Елене ради проформы. Леночка, конечно, на это  предложение резко замотала головой, сказав, что просто не понимает, как может нравиться такая горечь.
    – Я еще понимаю, что мужчины, да и женщины тоже, могут выпить водку с большой охотой. Она обжигает, но тут же разливается тепло. И это приятно. Я уж не говорю о чувстве легкости и расслабления после этого. Можно выпить хорошее вино, с приятным ароматом и вкусом, но пиво…Иногда мне кажется, что мужчины, не все, конечно, пьют пиво просто из мужской солидарности. Вроде как, если мужчина не любит пиво, то он и не мужик. А на самом-то деле предпочли бы что-нибудь сладенькое…
    – Да нет, Лена, Вы не правы. У пива свой особенный шарм, да еще к тому же оно прекрасно удаляет жажду. Никаким лимонадом не напьешься, когда пить хочется. А особенно прохладное пиво в жару – это просто божественно! – сказал Олег Иванович.
    – Почему «божественно»? – с легкой иронией спросила Елена. –  Ведь Вы же неверующий, но всё-таки, что Вам очень нравится, называете «божественным».  Значит, это самое лучшее, самое красивое, самое совершенное. Сотворённое Богом.
    – Да нет, Леночка. Для меня это просто обозначение прекрасного, как Вы правильно заметили, но это всё равно, что сказать «сверхсовершенно» или, как говорил незабвенный Остап Бендер, «конгениально»! Ведь когда у нас что-то происходит, мы восклицаем «Боже мой»! Что же , мы в это время о Боге думаем? Это просто выражение, впитанное с детства. Вот в латинских сериалах они восклицают «О, Мадонна!». А у нас Бога поминают, или Чёрта, смотря по обстоятельствам. Я никогда не смогу принять богословскую философию. И даже, если я увижу чудо, то просто буду знать, что есть явления, которые пока необъяснимы. Ну, а то, что мы знаем бесконечно мало по сравнению со всей Вселенной, даже и доказывать нечего. И так всё ясно. Единственное, что позволяет религии жить, это наше незнание и малюсенькая надежда, что хоть «там», что хоть как-то, но он будет жить. Впрочем, я не знаю ни одного по-настоящему верующего, но думаю, что им легче живётся, у них нет такой конечной обречённости. Знаете, как в одном стихотворении: «…На вечный вопрос – однозначный ответ: последний стук сердца, меня больше нет.». Ведь это страшно, правда? Поэтому религия и вера в Бога утешение и примирение для верующих. Атеисты же ищут выход в научных и логичных построениях: здесь и тонкие поля, где обретается ментальная  сущность личности, и пресловутая «ноосфера Вернадского», и вселенское информационное поле и еще куча теорий. Просто  для атеиста это тоже последняя надежда, соломинка. Ведь знает же человек, что она его не выдержит, ну, а вдруг?
Вопрос был риторический и не требовал ответа. Олег мельком взглянул на Алексея, потому что разговор, как один к одному, отражал предыдущую «исповедь» последнего. Он хотел убедиться, что опять не ляпнул чего-нибудь не так и не задел «больное место». Но Алексей его почти не слушал, все внимание уделив Елене и её словам. Было очевидно, что он ищет в них зацепки, чтобы самому укрепиться в выполнении обязательств перед умершей женой. Олег больше не хотел продолжать опасную тему и обратился к Елене,  видя, как ею интересуется Алексей:
    – Скажите, Лена, а Вы где живете, в каком районе?
    – Я живу в районе лесопарка, знаете новые дома влево от проспекта? Мы сначала жили в своем доме по Российской, а потом эти частные халупки снесли, и мы получили квартиру на шестом этаже. – Она  засмеялась, вспомнив сцены переезда. – Представляете, как пришлось затаскивать пианино по таким узким лестницам? Да еще так высоко! Я тогда училась в музыкальной школе, и мне без инструмента просто нельзя было.
    – А братья, сестры есть у Вас?
    – Нет. Папа умер рано, я ещё маленькая была, а мама второй раз не вышла замуж. Мы с ней всегда вдвоём. Я из дома-то одна еду в первый раз, наверное, если не считать там пионерских лагерей или короткие поездки на гастроли, да и то по области. Пока была в школе, мама считала, что мне рано ездить одной, а потом, как началась эта перестройка, уже не было никаких материальных возможностей. Вот, надеюсь, если лечение пройдет успешно, хоть чуть-чуть посмотреть Москву… – Она замолчала, наверное подумав о своей болезни, и обратилась к Алексею:
    – А Вы где живете, если не секрет?
    – Ну что Вы, Леночка, никакого секрета нет. Я живу в Москве, а в вашем городе был в командировке. Я довольно часто здесь бывал… бываю, то-есть. Наша фирма заключила контракт с вашим  часовым заводом об изготовлении специальной партии часов, и я приезжал для оформления документации.
   Елена во все глаза уставилась на Алексея, словно увидела привидение. В её понимании столица была каким-то другим недосягаемым государством, и видеть рядом живого москвича – все равно, что иностранца. Она сразу стушевалась и замолчала. Конечно, на концерты в филармонию ходили приезжие из других городов, и из Москвы, но это была другая жизнь, чужая, и она её не касалась. После некоторой паузы она обратилась к Алексею со стандартной в таких ситуациях просьбой:
    – Расскажите, пожалуйста, что сейчас надо посмотреть в Москве? Раньше ходили в музеи, в Большой театр, в Мавзолей, обязательно это было, а сейчас, наверно, другие театры имеют престиж? Или нет? Может, специальные выставки есть, или  какие другие места, притягательные для провинциалов? Мы с мамой не очень-то в курсе современной жизни. И музыка современная меня не привлекает, и песенки, и исполнители. Есть, конечно, кто нравится – Толкунова, Шаврина, Кобзон, но это уже считаются старыми. А из самых молодых – почитай что и никто. Может, я просто никого не знаю. Телевизор мы смотрим не так часто, некогда, да и неинтересно. А всякие клипы я просто терпеть не могу. Сплошное кривлянье и безо всякой души.
    – Не знаю даже, что и ответить, Лена. Сейчас есть всё и на все вкусы. И в то же время я просто не знаю, что Вам порекомендовать…
    – А что Вам самому-то нравится? Вы где бываете?
    – Честно сказать, я, как и Вы, мало где бываю. Тоже нет ни времени, ни желания. Если хочется отдохнуть, то иду в бассейн или в спортивный комплекс, а летом – куда-нибудь в лес.
    – Я тоже очень лес люблю. А теперь, когда мы стали жить недалеко от лесопарка,  я там частенько отдыхаю. Просто с книжкой хожу и с подстилкой, чтобы на траве поваляться. Знаете, я там даже грибы находила раньше. А сейчас ничего нет. Потравили чем, что ли?
   Олег вполуха слушал «милое щебетанье», как он про себя назвал беседу молодых людей, и думал о своей жизни, о делах в Москве, о юности. Мысли скакали хаотично, непроизвольно, и  он вскоре задремал с успокоенной душой оттого, что всё хорошо наладилось, и что его попутчики – милые, интересные и умные люди.
    Проснулся он часика через два, за окошком был по-прежнему серый день, какой-то сырой и мозглый. Но в вагоне было тепло и уютно, и хотелось, чтобы чувство покоя и бездумного отдыха продлилось подольше. Елена тоже дремала, а Алексея не было в купе. Олег поднялся, провёл руками по лицу и волосам, чтобы прогнать остатки сна, и вышел в коридор, надеясь увидеть Алексея. Его не было видно, но в дальнем конце вагона, возле тамбура слышался какой-то шум и возня. Олег подумал, что именно эти звуки его и разбудили, и пошел туда по коридору. Он сразу увидел Алексея, проводницу и ещё двух мужчин, один из которых тоже был в форменной одежде железнодорожника. Последние держали за руки прижатого к полу человека, а Алексей пытался удержать его извивающееся в конвульсиях тело.
    – Что здесь случилось? –  спросил Олег, не зная, чем помочь, что он должен делать.
    – Да вот, то ли припадок у него, то ли это ломка от наркотиков, но он начал биться, хотел открыть дверь вагона. Может, выпрыгнуть хотел, может воздуха ему не хватало, и он ничего не соображал. Только мычит что-то невнятное, и дёргается. Врача бы надо, но до остановки еще около двадцати минут. Туда уже сообщили от начальника поезда, чтобы «скорую» пригнали к составу.
    – Чем я могу помочь? –повторил Олег и склонился над пострадавшим. Это был мужчина неопределенного возраста, но ещё не старый, худой и неухоженный. Может, он был и моложе, но в темноватом помещении, да и в таком состоянии, трудно было определить.
    – Он из этого вагона, или нет? – опять спросил Олег.
    – Точно не знаю, – ответила проводница, – пройдитесь, пожалуйста, по вагону, спросите у пассажиров. Я, вроде, не запомнила его, когда собирала билеты. Да и вид у него не такой, какой-то бомжатный. Мы не смотрели у него в карманах, вот уж приедем на станцию, там разберутся. Нам бы скорее доехать, да сдать его от греха подальше.
   Олег пошел назад, заглядывая в купе и спрашивая, все ли пассажиры на месте. Никто не отсутствовал, и все спрашивали, что случилось. Олег, не желая никого тревожить, отвечал, что всё в порядке и он просто ищет друга. Когда он вернулся в тамбур, картина радикально изменилась: парень больше не вырывался, лежал спокойно, и все стояли молча возле него.
    – По-моему, он скончался, либо в коме, – сообщил Алексей. Олег приложил пальцы к шее лежащего без сознания человека:
– Да нет, он дышит, и пульс прощупывается, хоть и слабый. Наверное, нужен специальный укол. Таблетку он не проглотит.
– Ну, сейчас подъедем. Искать врача по вагонам – больше времени уйдёт, заметила проводница.
   К лежащему никто не хотел притрагиваться, уж очень он производил неприятное впечатление.
. Минуты, тянувшиеся до  остановки неимоверно долго, прошли почти в молчании. Случай был очень неопределённым, все понимали, что трогать ничего не надо, и никому не хотелось высказывать какие-либо предположения. Олег ушёл в купе и стал рассказывать Елене о происшествии. И хотя он рассказывал очень спокойно и сухо, Елена очень разволновалась, побледнела и тихо проговорила:
    – Это знак. Меня и раньше грызли предчувствия, но я старалась не думать о плохом. А сейчас – это знак, – снова повторила она. Потом, прикрыв глаза, она начала шептать про себя молитву. Губы ее беззвучно шевелились, а на лице сразу появилось выражение усталости и покорности. Олег не стал мешать ей и говорить дежурные слова утешения. Он посмотрел в окно, и увидел, что поезд уже начал замедлять ход. Вскоре показались первые домики окраин, грязные обледеневшие дороги. Потом стали появляться трёхэтажки, тоже грязноватые и облупленные. «Как раньше было на окраинах самое неухоженное и грязное житьё, так и сейчас ничего не изменилось», подумал Олег. Он вспомнил последнюю свою туристскую поездку в Финляндию, тоже зимой. Маленькие городки начинались сразу, не было никаких «окраин», чистенькие одноэтажные коттеджи, чистые дороги. Даже к отдельно стоящим усадьбам была проложена узкая, только проехать одной машине, асфальтовая дорога. Как всегда, в сердце боролись стыд и гордость за свою страну. Ну, почему, почему мы не можем жить в человеческих нормальных условиях? И при царе так плохо и неустроенно жили, и при советской власти, и сейчас… Да что и думать на эту тему, уже столько бумаги исписали, столько всего говорили и обещали, а дело ни с места… Может и права его дочь, уехавшая с мужем и семьёй в Канаду, когда говорила, что «в этой стране жить нельзя»? Зато сын – патриот, тот про заграницу и слышать не хочет. Вот уж поистине страна непостижимая.
   Между тем поезд уже почти подошел к перрону, проводница встала на опущенные ступеньки и вглядывалась в ожидающих людей. Олег тоже прошёл к выходу. Сразу у остановившегося вагона появились сотрудник милиции, санитары с носилками и врач. Он первым заскочил в вагон, наклонился над лежащим телом, сделал необходимый осмотр, о чём-то тихо переговорил с милиционером и сделал знак санитарам грузить носилки. Олег с Алексеем пошли вместе в купе. Алексей уже заранее подписал своё заявление очевидца и передал проводнице. Теперь только медицина могла помочь бедолаге, если это было возможно.
   В купе тихо лежала Елена, и мужчины не стали её тревожить. Постепенно вечерело, короткий зимний серый день сменился таким же бесцветным закатом, и только более светлая полоска на горизонте говорила о скором приближении ночи. В купе зажёгся свет, стали доставать еду, появились стаканы с горячим чаем. Елена открыла глаза сразу, как будто не спала. А, может, и действительно не спала. Она словно бы осунулась, глаза потухли и видно было, что она очень больна.
    – Давайте пить чай, Лена, – предложил Алексей, раскладывая сушки, сахар и печенье – не надо думать о плохом и печальном. В жизни все может быть и с нами, и с другими.
    – Да, согласилась Лена, – мы все под Богом ходим, все в Его власти.
    – Да-а, судьба у каждого своя, – не стал спорить Олег, –  но все мы должны думать о жизни и о живых, пока сами живые. Давайте-ка пока попьём чайку и не будем вспоминать о случившемся.
   Алексей внимательно посмотрел на Елену, взял её руки в свои и сказал:
    – Знаете, Леночка, когда мы приедем, я сам провожу Вас до клиники. Заодно и узнаю, как Вы там устроились. И вообще, я беру над Вами шефство. Вы позволите?
    – Я буду очень, очень рада, – ответила Лена, с обрадованным и сразу порозовевшим лицом. – Вы знаете, меня сильно заботила эта проблема – добраться до места по незнакомому городу. Адрес у меня подробный, но всё-таки…Я буду Вам очень благодарна.
    – Не стоит, не стоит. Я сам буду сгорать от нетерпения узнать, как у Вас дела. И я очень хочу показать Вам Москву. Не ту, журнально-телевизионную, а ту, что я люблю. Поэтому я просто уверен, что у Вас будет все хорошо, иначе просто быть не может, – и он начал рассказывать о Москве, о своей улице, о школе, где он учился, совсем близко от дома.
    Они начали делиться воспоминаниями детства и своими впечатлениями от первых успехов и неудач. Олег вышел в коридор и долго вглядывался в тёмные окна, мимо которых проносились редкие путейные огни и светящиеся окна небольших домиков обходчиков. Вдалеке медленно проплывали огоньки деревенек. Ни луны, ни звёзд не было на небе, закрытом серой пеленой. Олег думал, что жизнь переплетает судьбы по каким-то своим законам, сталкивает разных людей или наоборот, разводит любимых в разные стороны. И есть ли в этом какой смысл или просто правит бал Его величество Случай? В памяти возникли слова Канта о непостижимости мира, о том, что самое таинственное  - это звёздное небо над головой и закон внутри человека… Люди называют его совестью, и этот закон нельзя нарушать безнаказанно. Устав от напряженного и тревожного дня, Олег лёг спать, стараясь отогнать всякие размышления о завтрашнем дне. Будет утро, будет хлеб, как говорится в Библии.
   …Поезд подходил к перрону Казанского вокзала рано утром. Ещё не рассвело, но яркие и многочисленные огни фонарей и реклам разгоняли предрассветную тьму. Уже прозвучала песня о Москве по динамикам поезда, были собраны постельные принадлежности и выданы на руки проездные документы. Пассажиры стояли в проходе с багажом, ожидая последние мгновения. Елена  с глубоким волнением смотрела на яркие фонари, освещавшие перрон, довольно большое количество народа на платформе, несмотря на ранний час, и  ждала своего первого шага по московской земле. Они вышли все вместе и направились ко входу в метро. Там они распрощались – Елена пошла с Алексеем, а Олегу было почти в противоположную сторону. Он ещё раз вспомнил добром своё решение поехать в купейном вагоне фирменного поезда и проверил, лежит ли бумажка с адресами новых знакомых в кармане пальто.