Нечто о рыбной ловле
Немного о причинах
Что влечет человека к рыбной ловле? Причем человека не абстрактного, а современного городского жителя, обитателя одного из крупнейших городов на белом свете? Кто-то скажет – азарт, спортивный интерес. В самом деле, в жизни нашей, несмотря на внешнюю «цивилизованность», столько еще остатков первобытчины, что не всякий Фрейд с уверенностью растолкует нам ее причины и проявления. В любом спорте на первом месте – какая-то неосознанная тяга к первенству, к победе, старая, как сам белый свет. А в рыбалке на это наслаивается еще и некий «рудимент» охотничьего инстинкта. Я изловил тебя! Ты мой, ты не уйдешь! Пускай ты – с пол-ладошки величиной, но я сидел над тобой чуть не целый день; я тебя приманивал, кормил, я думал, как тебя «пересидеть»; и пускай сел ты на крючок случайно, пускай над твоим размером и весом посмеются родные и знакомые, но я тебя перехитрил, «взял»! И это – ощущение победы, гордость. Еще причина – стремление хоть на немного, пусть на пару-тройку часов ощутить прикосновение к природе. А для горожанина это – ой как важно. Раннее, или наоборот, закатное время; заря, край солнца у горизонта, тепло и тишина. Водная гладь, пересеченная из-за прибрежного куста удилищем, покачивающийся на серо-голубом красный поплавок. А там, в глубине – на незаметной леске – под грузом – крючок; на нем – кусочек упругого червячка, опарыш или просто незамысловатый хлебный мякиш. Вокруг проходит рыбья стайка. Невидимо прикосновение, чуть дрогнул поплавок, еще немного – повело и потянуло, резче, резче … Подсечка! …, сошёл! Еще попытка – и все снова – и вот чрез несколько минут трепещет на траве увесистый карась! Еще – ведь это просто отдых. И даже – не столь важен результат порой, как время, проведенное за этим. Конечно, бывает и рыбалка просто от «нечего делать» … Быть может, что-то я и не упомянул. Но всё из сказанного, кажется, влечет нас к водоему …
Обстановка
В Москве, несмотря на изрядно испорченную нами «экологию», есть до сих пор немало мест, где можно порыбачить в собственное удовольствие и не опасаясь, что результат ужения нанесет вред нашему здоровью. Конечно, лучше не промышлять рыбалкой в реках и водохранилищах, значительно отравленных промышленными стоками и прочими продуктами человеческой деятельности. Безопаснее, пожалуй, с этой точки зрения пруды. Тут тоже не всё безупречно: на берегах их собирается множество «любителей отдыха на природе», а что они оставляют после себя на берегах и непосредственно в воде – не мне рассказывать. В каких-то местах в этом смысле дела обстоят более благополучно, в каких-то – менее (что зависит и от погодных условий, и от количества посетителей и степени их элементарной повседневной культуры, и от того, насколько часто подвергаются водоемы очистке «водоохранщиков», какова их «система самоочистки» – природные источники воды, растительность и пр.). Царицыно, Головино, Кусково, и многие иные места Москвы – везде здесь есть пруды – достаточно большие и «рыболовные». Породы рыб – самые разные: от бесполезной и ретивой уклейки и вездесущего бычка-ротана до осторожного карпа и увесистого сома.
Мои пруды, что на московском Севере, – не из обширных и не из тех, что богаты рыбой самой разнообразной или поражающей воображение своими размерами. Обстановка самая обыкновенная. Станция метро, от которой в одну сторону начинается парк. Ели, березы, липы, насаженные аллеями и просто растущие «дико». Асфальтовые дорожки, по бокам которых тянутся овражки. Один овраг особенно глубок и обширен (гектара с два площадью – подозреваю, что здесь тоже планировался пруд): в нем – поле для регби, чаще используемое под футбол и просто прогулки окрестных поселенцев; иногда по воскресеньям здесь устраиваются собачьи бега. Публика: прогуливающаяся, жарко или непринужденно беседующая, сидящая на лавках; конечно – родители с детьми; само собой – любители пива, а то и чего покрепче. Изредка бороздящая дорожки милиция и муниципальные сборщики мусора в оранжевом. Пруды – в семи минутах ходьбы от метро. Четыре, соединенные меж собой протоками, через которые перекинуты горбатые мостики, да еще один совсем крохотный, имеющий прозвание «аквариума», соединенный с водной «метрополией» лишь трубой. Берега зацементированы, как было принято «украшать» городские водоемы тому назад лет двадцать. Размер прудов довольно скромный: неспешным шагом вполне обойдешь их вокруг за полчаса. Вода – прозрачная (наверно, не в последнюю очередь благодаря тому, что помимо водохранилища пруды питают природные ключи), богатая растительностью. Рыбы, как я уже говорил, – не столь богато по сортам и размеру, но – довольно обильно по количеству. Традиционный бычок, никем за рыбу не признаваемая верховка, совсем немного окуня и, конечно, главная «достопримечательность» – карась. Он-то и поглотил мое рыбачье естество пару лет назад.
Первые опыты
Не назову себя «рыбаком со стажем». Ужу с детства, но, честно сказать, мало понимаю (конечно, на уровне специалиста) во всех этих катушках, «джигах», «твистерах», «воблерах» и прочей требухе. На мой взгляд, ее обилие – лишь результат стремленья предприятий, производящих оную, навязать свой продукт потребителю и убедить очарованного рыболова в том, что их продукция – самая совершенная и незаменимая, и без нее рыбалка ну никак не состоится. Так что, «изгаляться» в снастях не люблю. Тем более, в моих условиях изыски и вовсе ни к чему. Простое стеклопластиковое (хотя, наверно, лучше карбоновое!) удилище, оснащенное бесхитростной проводочной катушкой, да леской средней толщины с крючком, грузилом да поплавком; простая насадка в виде кусочка мятого моченого хлеба – и вперед! Однако, что-то я отвлекся на «технику», уходя от главного.
Итак, что было в году позапрошлом и как все это началось.
Началось, впрочем, гораздо раньше. Однако, в том незапамятном детстве удача как-то не сопутствовала мне здесь. Несколько попыток, более хронологически приближенных, некий результат имели, но и они не превратили эпизодические набеги на эти места в Рыбалку.
Тем же июньским утром просто маячила какая-то бесперспективность. Сонливость, лень и нежелание заняться чем-либо продуктивным, «производительным». Как-то спонтанно зародилась мысль забросить удочку. Воображение хотя и подсказывало, что место, куда я стремился направить свои стопы, не сулит мне ни богатого улова, ни, тем более, живописной и поэтичной обстановки, тем не менее, почему-то притягивало. Наверное, это самая худшая из причин, от которых начинают ловить рыбу – ужение от нечего делать. Но, как бы то ни было, мысль была высказана. Жена как-то нехотя согласилась, более, впрочем, стремясь сделать в той местности какие-то покупки. Зевнув, сказал свое «да» одиннадцатилетний племянник.
… Удочка была закинута «из-под берез» – хоть с риском запутать леску, но главное – в тени. Впереди взору открывался островок с растущими на нем ивами. Средь них что-то нехотя поклевывали вороны. Солнце припекало и отражалось в воде ярко-дымчатым диском. Временами проплывали утки. Ясно, что ни жену, ни племянника само занятие, ради которого мы втроем, кажется, и покинули, родной кров, не привлекало ни в малейшей степени; и посему, повертевшись вокруг с несколько минут, они направились «по своим делам», пообещав вернуться позже. Впрочем, я их не торопил. Взор мой упал на поплавок и застыл. Интересное состояние: ожидание, сочетаемое с каким-то тупым безразличием. Однако, долго скучать не пришлось. Довольно скоро поплавок начал подавать признаки беспокойства. Медленные и редкие подергивания сменились пританцовыванием, поваживанием в сторону. Зная, насколько здешние места богаты верховкой и сколь охоча она до брошенного в воду кусочка хлеба, я уже решил, что и на сей раз эта «сорная» рыба принялась донимать меня. «Перезаброшу». Леска, чуть поданная на себя, вдруг начала сопротивляться. Быстро спохватившись и сосредоточившись, я понял, что давать слабину опасно … Конечно, я принял за уклеичью поклевку – карасиную. И через несколько мгновений в траве под березой трепетал маленький пузатый карасик. Упругое серебристое тело красиво отражало пробивающиеся чрез ветви лучи солнца. Выпучились желтые глаза, безмолвно чмокал маленький рот, в такт ему открывались жабры. Конечно же, я понимал, что добыча – совсем не исключительная, но … быстро зачерпнув воды в пластмассовое ведерко, отправил карасика плавать – уже в заточении. Забросив снова, через несколько минут я увидел те же колебания поплавка и снова вытащил на берег маленького карася – на этот раз еще крошечнее: вес его вряд ли тянул на пятьдесят граммов. Потом последовало несколько попыток, подобных первой. Когда вернулись жена и племянник, в ведерке плавало четыре карася. «Ну и как?» – «Посмотрите», – кивнул я в сторону ведерка. «Ух ты! Карасики!» Маленькие красавцы пленили людей, ожидавших услышать в ответ на свои вопросы лишь недовольное ворчанье. Надо сказать, мои спутники были удивлены, заранее решив, что рыбалка окажется лишь предлогом для дарового прожигания времени. Однако, наблюдая, как пляшет вверх-вниз и выделывает продольные кренделя по воде поплавок, как вслед за этим – пусть и не с каждой попытки – в траву падает очередной карасик, они сами заразились увиденным и стали наперебой выхватывать удочку у меня и друг у друга. Все трое радовались как малые дети … И действительно: интенсивность клева – вот что привлекает на рыбалку новичков. Если же она сопровождается еще и неким результатом, то некоторые натуры, склонные к рыбалке где-то во глубинах своих, как говорят, не оттянешь от этого занятия за ухо. Такой фигурой и оказался ваш покорный слуга … В этот день мы совместными усилиями натаскали из водных зарослей шестнадцать карасей. Через день я вернулся сюда один, просидел под немилосердным солнцем пять часов и вернулся домой с тридцатью пятью пузатыми рыбками в ведерке. Под вечер разболелась голова. Это был край солнечного удара, от окончательного прихода которого спасли, наверно, только жиденькие березовые ветви сверху…
Гигант
С начала моей «рыболовной карьеры» на прудах прошел месяц с лишним. Рыбалка стала одним из главных видов коротания мною досуга: благо, свободного времени было тогда вдосталь, да и погода располагала. Она была настоящая, «карасиная»: с жаркими днями, редким, но обильным дождем, с ласковыми розовыми закатами. Стояла середина июля. Не скажу, чтобы результаты рыбалки были какими-то поразительными, каких-либо внушительных экземпляров отлавливать не удавалось, но два-три десятка стандартных карасиков регулярно становились моею добычей. Да не так, впрочем, и стремился я к чему-то необыкновенному. Все устраивало. Лишь бы клев не оканчивался, а на него жаловаться не приходилось.
С другой стороны, однообразные московские будни начинали уже надоедать, и мы с женой подумывали о большой загородной вылазке. Через несколько дней она стала реальностью, но … Пусть эти события останутся «за кадром», коль скоро я посвящаю настоящее повествование своим прудам. Тогда я решил посетить их, может быть, последний раз накануне долгого перерыва.
Время было избрано явно неудачное – середина дня, под жарким палящим солнцем. Помнится, я, решив внести разнообразие в режим ловли, намеренно оставил дома традиционный хлебный жмых и явился на пруды, запасшись мотылем. Устроившись у одной из своих «лунок» (а на тот момент их перепробовано было уже множество), я насадил на крючок несколько изворотливых алых личинок и, забросив удочку, начал терпеливо ждать. Картина принесла мне удивление, причем довольно безрадостное. Поплавок бездвижно болтался на воде: карась и даже бычок, которого надеялся я зацепить попутно, не реагировали. То ли карасиной молоди не по вкусу был мотыль, то ли изнуряющая жара действовала. Мне, впрочем, и самому начинало припекать голову; росло недовольство, переходящее даже в тупую злобу. Что же это, в самом деле, получается: прийти в самое пекло (тогда я был уверен, что для карася главный фактор клева – температура воздуха и воды: чем жарче, тем лучше), применить новую наживку, прийти, в конце концов, с такими радужными надеждами, и – на тебе! Прошло еще с полчаса, и злоба уступила место какой-то апатии. Я отвернул взгляд от поплавка, отложил удочку в сторону и воззрился в водные недра …
В самом почти зените болталось солнце, против которого я как раз сидел; оно отражалось в воде так, что слепило глаза. Я перевел глаза левее. Яма, у края которой я сидел, была очень глубока по здешним меркам, достигая двух с лишним метров. Растительность, обитающая в ней, даже при свете дня терялась своими корнями где-то далеко в глубинах. По поверхности шныряли тучи верхоплавки, поодаль иногда пробегал отбившийся от стайки карасик. Узкий коридор, разделявший соседние пруды, был прозрачен … Неожиданно в нем показалось Нечто. Поначалу мне показалось, что от чего-то упала громадная тень, потом я даже помотал головой, дабы сбить с глаз наплывшую на них темную пелену. Однако, «пелена» не спешила растворяться. По узкому проходу, еще более зауженному с двух сторон травой, на небольшой глубине, лениво изгибая могучее тело, проплывала неспешно огромная рыба. Не всякий раз такое чудище увидишь даже на прилавках магазинов! Длиною не менее полуметра, сантиметров двадцати высотой от горба до брюха; большая голова, торчащий вилкой хвост. По округло-вытянутой форме – тот самый карась, которого я ужу вот уже более месяца, только вот размеры, размеры … Раз в двадцать пять больше того, что мне доводилось ловить. Вес, как я размыслил позже, – килограмма два с половиной – три. Как мне удалось узнать потом, это был не карась, а его «ближайший родственник» – карп. Нашлись, верно, люди, не пожалевшие выпустить гиганта в городской пруд. А может, и сам вымахал здесь до таких размеров. Только вот понял я, что это карп, при более грустной обстановке. Хотя, об этом я, наверное, напишу далее.
А пока я моментально вскочил на ноги, выхватил из воды удочку и отточенным движением закинул крючок аккурат под нос огромной рыбины. И что же? Чудовище приостановилось, немного подалось в сторону, посмотрело на мою приманку … И прежним неспешным ходом поплыло дальше по водному коридору. Я провожал рыбу глазами, пока она вовсе не исчезла у меня из виду.
Вячеслав
Помню: июль-месяц. Время вечернее, часов около семи, но еще стоит жара. Я вытащил на ловлю жену, которой то ли было нечего делать дома, то ли просто интересно стало поучаствовать в процессе ужения – точно даже и неважно. Мы стоим под заходящим, но еще жарким солнцем у «аквариума», поочередно закидывая удочку. Успехи – не самые выразительные. И вдруг сзади раздается:
– Ну, вот это я понимаю! Это настоящая рыболовная артель; почему вот только без динамита?..
И дальше из-за спины – раскатистый смех. Оборачиваем головы: «О, здравствуйте! Даже не ожидали увидеть!..»
Сверху, с асфальтированной дорожки, на наш бетонированный «подиум» спускался «сам» – Вячеслав. Крепко сложенный, коротко стриженный, слегка сутуловатый. Загар на лице, прищур и широкая улыбка.
– А я вот вчера в том углу шарашил. – Вячеслав махнул в каком-то неопределенном направлении. – Вы не представляете. Солнце прячется. Вода бурлит. Со дна – пузыри вот такенные! Я корочку сухую на воду – бам-с! Вылезает, значит, вот такой парашют … – Вячеслав для пущей убедительности пошире изобразил руками, – и что вы думаете? Выпрыгивает! Корочка мгновенно глотается. Ну я, конечно, разматываю, на палку свою привязываю. Насаживаю еще корочку, спуск делаю поменьше – и в то самое место. Двух минут не прошло – ка-ак он схватит! Палка моя дугой, еле его вытянул! Ну, думаю, слава Богу, выдержала японская снасть! Во! – Вячеслав развел руками сантиметров на тридцать. – Граммов на триста, не меньше! Еще заброс, еще минут пять подождал – снова такой же садится! Так я их с одного этого места семь штук поднял … А то, что вы здесь стоите, – так сейчас пока не время. Для них это еще очень светло называется. Пойдемте: дыру вам одну покажу. Она у них прямо под трубой, проходная. И освещение там за деревьями для них поприятней …
«Дыра», продемонстрированная нам Вячеславом, действительно «сработала». Окошко в зарослях, укрывавших «проходную» трубу, через которую рыба мигрировала из своего излюбленного нерестилища – «аквариума» – на «большую воду», при общем довольно плохом клеве оказалось чуть не золотоносной жилой. «Парашютов», конечно, мы с нее тогда не «подняли», но два десятка стандартного мерного карасика вытащили. Таких Вячеслав звал «пузанчиками». Уже скатывалось за полосу горизонта солнце, как Вячеслав посетил нас тогда снова.
– Пойдем! – шепнул он, покосясь взглядом на свою хозяйственную суму, в которой переваливалось что-то крупное.
Мы, переглянувшись, последовали: тем более, что наше пластмассовое ведерко было уже почти заполнено, и опробовать новое привлекательное место мы были не прочь, несмотря даже на то, что время перевалило уже за половину одиннадцатого.
Вячеслав привел нас на то самое место, в котором несколько дней спустя я лицезрел Гиганта. Хоть стояли самые длинные в году дни, уже почти стемнело. Водная гладь казалась почерневшей, лишь в отдельных местах отражая зажегшиеся вдоль аллеи слепо-голубые фонари. Вода действительно пузырилась и время от времени будто бы поднималась, горбилась. Было ясно: карась здесь немал и активен. Забросив удочку и подождав не более десяти минут, я с трепетом в сердце вытащил на поверхность самого пока крупного карася, пойманного здесь на тот момент. Не «парашют», конечно, но граммов около ста пятидесяти весу он имел. Затем последовал карась поменьше, но тоже не из мелочи. Еще через несколько минут смерклось окончательно и – хочешь – не хочешь, удочку пришлось сматывать. Довольны были все: даже жена, обыкновенно оценивающая рыбалку как очередное свое супружеское испытание. Место, показанное мне Вячеславом, я мысленно застолбил, решив наведываться сюда и далее.
– А вот сейчас стемнеет совсем, и тогда-то он повылезет … – плутовато улыбаясь, произнес Вячеслав таинственно.
Помню, на мгновение мелькнула мысль: а не остаться ли на ночь? Однако, поймав недовольный женин взгляд, я закрутил катушку стремительнее.
Вячеслав пришел сюда, можно сказать, по моей «наводке». Прослышав о моих рыбачьих увеселениях от своей дочери, которая, в свою очередь, доводилась женой моему старшему брату, старый удильщик решил, что называется, поразмять кости на старости лет. Нет, я совсем не хочу приписать себе заслугу «привода» Вячеслава на свои пруды целиком: прожив всю жизнь в этих краях, он, наверно, бросал здесь удочку еще в те времена, когда я не родился. Во всяком случае, из давней старины он рассказывал мне многие эпизоды. Он помнил еще то время, когда пруды эти были строительными карьерами, часто называя их по номерам, что сбивало меня с толку; знал, где бьет какой ключик, где какая труба соединяет «озера» (он так их называл), где – мель, а где есть яма и перепад глубин. Он знал здешнюю водную растительность и особенности влияния ее на обитание рыбы. Он был спецом по световым условиям жизни и клева карася: в этом плане он научил кое-что понимать и меня, и, поначалу отмахиваясь от его ненавязчивых советов (дескать, рыбы тут везде полно), я после оценил их важность и кое-что применял на деле. Конечно, у меня не было самого важного, что имел Вячеслав: громадной рыболовной школы, построенной на личном объезде чуть не половины матушки-России и ловле в самых разных местах. Многие рыбаки на прудах удивлялись, как этот пожилой мужичок в брезентовой куртке, мятой бейсболке и резиновых сапогах таскает на свою «японскую снасть» – струганную ореховую палку с незатейливым оснащением – крупного карася у всех на виду в тех местах, где, казалось бы, и ожидать нечего. Приятно, в конце концов, было просто послушать Вячеслава. Многие его рассказы, конечно, были «специфически рыболовными» с характерным для них привиранием; но, так как многие из этих баек были повторены им неоднократно и детали в целом совпадали, то, надо так понимать, что основная масса из переданного им была основана на действительных фактах. С этого времени мы часто встречались на прудах и удили вместе. Особенно памятен мне август и начало сентября того года, когда Вячеслав привел меня на место буйного карасиного жора … Во всяком случае, как раз в то время, когда я «прилип» к прудам, Вячеслав под старость лет, кажется, обрел новую рыболовную молодость, уже не имея возможности разъезжать по Оке и Волге, но не ограниченный временем в рыбалке неподалеку от дома. И, кажется, первый импульс к такому возвращению был отчасти дан моими «рыбачьими буднями». Что ж, я горд иметь такую небольшую заслугу. Как любил приговаривать Вячеслав, «карась – он хуже всякой марихуаны».
Под дождем … и даже под снегом
Вячеславовы слова были правдой. Прошло лето. Жаркий август сменил теплый вначале, а после – прохладный – сентябрь; октябрь же благодатной погодой не баловал. За весь месяц не набралось, наверное, и одной недели, когда не было бы дождя; все время – сыро, холодно, противно. К тому же, с приходом осени началась серьезная работа. Конечно, она не поглощала всего времени без остатка. Дела и занятия были самыми разными, но, когда погода позволяла, а часто и в том случае, если надежда на нормальные климатические условия оборачивалась иллюзией, рыбалка продолжалась. Результаты были уже не те, впечатления становились часто неприятными, но зато получались новыми …
Под ногами хлюпали лужи, грязь летела из-под ботинок. В воздухе висела промозглая морось, температура – точно не припоминается, но явно ниже плюс десяти. Разум понимал, что просвета хмурый октябрьский дождь обычно не приносит, азарт же разжигал страсти, рисовал картину улова в ненастье; совершенно против здравого смысла какой-то голос напевал, что ветер-то южного направления, поэтому вдруг всё образуется, дождь перестанет, покажется невзначай из-за туч солнышко … Однако, всё получалось как-то не так и даже скорее наоборот. Сидевший рядом удильщик – по всему было видно, что из заядлых – примерно через полчаса после моего прихода быстро смотал снасти и навострился восвояси. Дела не слишком складывались, однако, для середины октября, к тому же – такого ненастного – они были не так уж плохи: за час промокания под дождем я пронаблюдал с десяток карасиных поклевок и даже отправил трех припоздавших летом карасиков в свое белое пластмассовое ведро. Дождь усиливался. Пришлось раскрыть зонт, но, во-первых, от назойливых длинных струй он не так уж защищал; во-вторых, имея зонт в левой руке, которая на рыбалке служит «насадочной», удить было крайне неловко. Сверху вырисовался знакомый сутулый силуэт.
– Ну, на фиг, погодка-то установилась! – с широким смехом возгласил Вячеслав.
– Да уж, что-то впрямь неладное творится, – пытался отшутиться я, уже изрядно подмокнув, но не желая «упускать имидж», опускаясь в присутствии такого авторитетного рыболова до постыдного бегства.
– А я вчера … Ну, одного зацепил в том окне – думаю, может, дело и пойдет. Простоял с полчаса – ни одной поклевки. Переместился. Тут – ливень. Ну, я под мост. Думаю: может, удастся переждать, а там выберусь. Да где там! Все льет и льет. Я уж и под мостом намокнуть успел. Ну а что там за ловля, ты сам представляешь. Вот и сегодня – то же самое, даже снасть с собой не взял …
С другой стороны, одержимость карасем привела Вячеслава на пруд – даже без удочки, даже в плохую погоду.
– … Да ты бы лучше заматывался, – резюмировал Вячеслав длинный монолог, все подробности которого приводить, думаю, не совсем обязательно. – Ветер, говорят, на северный сменится, порывы будут …
Повертевшись возле меня еще несколько минут и посмотрев на лениво двигающийся поплавок, опытный удильщик продолжил обход своих насиженных мест.
Между тем струи с зонтика не останавливались. Куртка была мокра изрядно. Шапка намокла еще до того, как раскрылся зонт, и я уже всерьез начал подумывать о том, не пора ли заматывать катушку. Однако ж, заплясавший на крючке карасик (то ли четвертый, то ли пятый по счету) заставил позабыть про воду за шиворотом и снова послать леску в середину знакомой лунки.
Небо как будто бы просветлело. Серые южные тучи немного успокоились, в вышине стало немного белее. Разумеется, ни о каких «прогалах» в небе нельзя было и мечтать, но на несколько минут показалось, что вот оно – долгожданное успокоение … Как вдруг в спину задул резкий ветер. Не тот – обильный дождем, но мягкий и безразличный, а холодный, неукротимый, лютый. Вмиг ощутилась сырость одежды; пронизывающий холод объял тело, леска засвистела и резко вытянулась вперед. Сверху посыпались крупные хлопья мокрого снега. Еще полминуты, и по зонту дробно застучало: это уже град долбил что есть мочи … Не помню, как я собрался и успел замотать удочку. Только по дороге к метро холодный злой ветер, пронзительно завывая, рвал на мне промокшую куртку, да снег с дождем хлестал немилосердно. Ветер почти сбивал с ног. В ботинках явственно хлюпало …
Этот случай не заставил меня «образумиться» и, убоявшись бурь и прочих вывихов матушки-природы, махнуть на рыбалку рукой до новой весны. Нет, тогда еще был Покров – ясный и безветренный день, с почти нулевой температурой, почти полным отсутствием клева и почти полностью покрытыми тонкой и звонкой корочкой льда прудами. Оставалось только забавляться, глядя на неуклюжих уток, силящихся впрыгнуть на первый ледок, но вместо того ломающих его толстыми брюхами. Лед издавал тонкий красивый звон: будто бы кто-то ударял железной палочкой по туго натянутой проволоке. Звон распространялся на десятки метров, от берега до берега. Единственный карасик, пойманный тогда в самом непредсказуемом месте, был отпущен домой.
Еще пять дней спустя погода была отдаленно напоминала условия того штормового дня, что описан немногим ранее. Только, при всей силе своей, ветер был непродолжительным и довольно теплым, а дожди, хоть и начинались неоднократно, довольно быстро заканчивались. Тогда за несколько часов карасиков удалось вымучить с десяток – в том числе и пару двухсотграммовых пузачей.
Прошло еще полторы недели, прежде чем ловля на этот год была окончена. Над западом висел тогда свинцово-серый закат, кое-где разбавленный розовыми солнечными пятнышками. Восьмой час вечера, темнота почти полная. Сырой воздух, пар изо рта. Безветрие. Конец октября. В пластмассовом белом ведерке – последние на тот год восемь небольших карасиков, добытые часов после трех ловли. Сознавал ли я, что расстаюсь с прудами до весны? Наверное, да. Было ли жалко этого? Конечно. Но тогда я приготовился ждать – чтобы вернуться снова.
Экскурс в будущее. Некоторые итоги.
Мой летне-осенний рыболовный цикл был окончен. Казалось бы, здесь и пора поставить точку в повествовании. Однако, мое рыболовное будущее на прудах, как выяснилось позже, было чревато некоторыми событиями, обойти которые стороной и не сказать о них хотя бы нескольких слов было бы неправильно. Как в плане развернувшихся событий (а будущий год был вовсе не похожим на все то, что было описано ранее), так и того опыта, который довелось приобрести в ходе рыбалки в новых условиях.
Определяющим моментом здесь оказалась зима. Холодная, долгая. В иных местах пруды, наверно, промерзали чуть не до самого дна. Во всяком случае, окончательно лед сошел с них лишь в двадцатых числах апреля, достигая кое-где более чем полуметровой толщины. Разумеется, еще задолго до начала своей рыбалки я, гонимый жаждой узнать «диспозицию», совершал ознакомительные вылазки на водоем. То, что начало открываться моему взору с начала апреля – с момента начала таяния льда у кромки воды – делало мое настроение всё тревожнее, а после повергло в настоящее отчаяние. Из водных промоин по мере того, как лед медленно отступал, начали выплывать мертвые карасиные тушки. Поначалу меня это даже несколько забавляло: вот он, дескать, – старый знакомый – пускай и подох местами, но это ж лишь случай; я же собственноручно наловил здесь за прошлый год более тысячи карасей, сколько здесь было таких же как я – удильщиков, а сколько рыбы осталось гулять на воле! Однако, как я уже обмолвился, по мере схода льда с водной поверхности настроение менялось во всё худшем направлении. К десятым числам апреля – времени, когда начало пригревать солнышко и погода мало-помалу начала напоминать весеннюю, – тающий лед обнажал все больше и больше мертвых карасей. И часто немалого размера: граммов двести, триста и более. Вот он, вот еще и еще; еще несколько мысленных шагов по расслоившемуся льду – и виден десяток мертвых тушек, в другой стороне – еще хуже … По тающему льду бродили целые стада ворон и уже начавших слетаться чаек: мертвый карась поглощался ими в невероятном количестве. Со временем пирующая птица зажралась до того, что стала выклевывать рыбе лишь глаза и внутренности, бросая все остальное на милость воздуха, солнца и подступающей водной стихии. Один из прудов особо изобиловал дохлятиной. Что побудило рыбу найти последнее пристанище именно здесь? Не нахожу ответа. При этом, помимо карася, здесь болтался в значительных количествах задохнувшийся окунь. О наличии этой рыбы в прудах я слышал, сам же за предыдущий сезон зацепил только одного маленького полосатика, но чтобы окуня было тут так много, да еще и таких солидных размеров! Многие экземпляры явно переваливали за полкилограмма. Здесь же я увидел и своего старого знакомого: того самого Гиганта, который прошлым летом заставил замереть мое дыхание. Теперь он тоже был мертв, а рядом с ним валялся еще один –примерно такой же; вокруг разлетелась отслоившаяся чешуя – размером не меньше, чем со старый советский пятак. Слишком поздно, и лишь в такой невеселой обстановке я понял, что это действительно был самый настоящий карп … Думаю, видя такую картинку, загрустит не только рыболов, но любой человек, хоть чуточку не равнодушный к живой природе. Словом, произошло то, что на рыбачьем наречии именуется замором; прибавим, самым кошмарным. Старожилы говаривали, что последний раз такое было здесь лет 16-17 назад …
Однако, я не переставал надеяться. Помню, как первый раз забросил удочку в оттаявшем «аквариуме» 18-го апреля и, разумеется, не видел ни единой поклевки. Еще несколько бессмысленных апрельских попыток заставили меня окончательно удостовериться в том, что если карась и остался в живых, то клевать по-настоящему начнет нескоро. Таким образом, если желание продолжать ловить рыбу не уходило, то надо было что-то менять. Выход напрашивался сам собой: переключаться на ловлю бычка.
Бычок пострадал от замора наименее. Хоть среди задохнувшейся рыбы бычки кое-где виднелись (причем, несмотря на бычковый индивидуализм, чаще «пачками»), но общее количество мертвого ротана наводило на мысль о том, что «переквалификация» в сторону его ловли может принести кое-какие плоды. Так оно, в общем-то, и получилось.
Бычок буроват и пятнист; вытянутый зубастый хищник с большой головой. Читал где-то, что примерно до пятидесятых годов ХХ-го века эта рыба была распространена лишь на Дальнем Востоке (не считая, конечно, бычка морского, «квартирующего», скажем, на юге России), но, оказавшись как-то занесенной в нашу полосу, распространилась по прудам и озерам с бешеной быстротой. Причем, обитает бычок порой в самых неподходящих условиях – вплоть до сточных канав и просто больших луж. Наверно, по праву он считается сорной рыбой, поскольку в тех водоемах, где он появляется, зачастую всякая другая рыба попросту исчезает: бычок пожирает и ее саму, и ее икру. Размеров и массы достигает порядочных – почти до полуметра длиной и килограмма веса, возможно, и более.
С конца апреля бычок отправляется на нерест. Честно сказать, мне этот факт мало о чем говорил: я не знал ни этого заветного времени, ни многих других полезных деталей. До многого пришлось доходить «своим умом»; во многом, как и прежде, способствовал Вячеслав, не складывавший, как и многие другие, рыболовного оружия, несмотря на трагические последствия замора. Прежде специально ориентироваться на ловлю бычка мне не приходилось. Помню, только в далеком детстве во время летнего отдыха промышлял подобной ловлей на деревенском пруду: другой рыбы там, похоже, не было. Здесь же тоже, понятно, пришел к этому занятию не от хорошей рыболовной жизни … Бычок прожорлив – настоящий хищник. Ловля его на моих прудах практикуется главным образом на червя; ловят двумя основными способами – либо на «стоячую» поплавочную удочку, либо дергают мормышкой. Второй способ по чисто техническим причинам более удобен около берега и зачастую оправдывает себя: бычок любит сидеть в убежищах – будь то хоть камень, хоть травяные заросли, хоть брошенная в воду «любителем природы» бутылка. В этих-то укрытиях он «стоит» неподвижно, наблюдая за потенциальной жертвой и, улучив момент, стремительно бросается на свою добычу. Эту «черту характера» бычка и используют «мормышечники», раззадоривая рыбью фантазию дергающимся в водной толще червячком. Бычок глуп: наживка на него довольно однообразна (он непритязателен в пище), а самое главное, он привязан к своему укрытию. Так что, если случился срыв, закидывай в то же место – жди поклевки. Бычок будет идти напролом, и если есть желание, некая сноровка и усидчивость, то со второй-третьей попытки он скорее всего затрепещется в садке рыболова. Казалось бы, чем старее рыба, тем более умудрена она опытом, однако, мне – с десятой попытки (!) – удавалось в «клёвое» время – с одного и того же места – выуживать зубастых монстров по двести с лишним граммов, некоторым из которых, судя по годичным полосам на маленькой чешуе (тут уж приходилось вооружаться дома линзой), было по двадцать с лишним лет от роду! Глупость бычка, относительная легкость его поимки – наверное, одна из главных причин, по которым ловля его не пользуется большой популярностью среди рыболовов. Однако, по гастрономическим своим свойствам бычок – рыба довольно … не скажу, конечно, «изысканная», но, во всяком случае, оригинальная. Плотное белое мясо, по вкусу чем-то напоминающее курицу. Плюс минимум костей. Из рыбьих своих сородичей по свойствам мяса, рискну предположить, чем-то походит на сома. Хотя, конечно, прудовая жизнь порой придает этому мясу специфический запах. Но, лично для меня, как человека, серьезно «заболевшего» к тому времени рыбалкой, главное было – удить. Приходилось мириться с ловлей бычка.
Эта рыбалка, конечно, не сравнится с карасиной. Попросту по многим своим свойствам и образу жизни бычок и карась (очень частые соседи) – рыбы совершенно разные. Поэтому и рыбалка другая. Не такая, конечно, интересная, как карасиная, в чем-то даже скучноватая. Но – еще раз: тогда, «за неимением лучшего» … Бычок, как выяснилось, особенно активен весной и в конце лета – начале осени. В первом случае – идет на нерест, во втором, наверно, – готовится к зимовке. Именно в это время близко к берегу подходят солидные рыбины. Хоть они и прожорливы, но их еще надо обнаружить … Помню, я нашел целую береговую полосу, где по весне и осени кучкуется бычок покрупнее. Здесь я и коротал тогда свои досуги. Густая мохнатая трава с толстым стеблем, «елкой» поднимающаяся со дна до самой поверхности. Глубина – метра полтора. Время – предпочтительно закатное. Утром берет хуже, днем – почти полный штиль. Здесь я переудил немало бычка, в том числе и «крупняка» – граммов до двухсот пятидесяти. Говаривают, раньше бычок был здесь на порядок крупнее, но то было раньше … Уверенная, «мертвая» чаще всего поклевка, ощущаемая ударом по леске при ловле на мормышку или обозначаемая резким и полным утоплением поплавка. Тяжесть и упорное сопротивление на крючке. Над водой показывается зубастая пасть с вонзенным за губу крючком … Кстати, за губу. Если бычки-малыши часто настолько жадно глотают наживку, что приходится извлекать ее вместе с их потрохами, то большой ротан чаще берет поаккуратнее. Продолжал удивлять Вячеслав, таскавший огромных монстров из таких мест, где даже предположить их наличие было сложно: ни растений, ни порядочной глубины, ни прочих «компонентов успеха». Вячеслав умел хитро играть на яркости и углу падения солнечных лучей. Кое-что из его секретов я усвоил, но скорее – чисто внешне … Тогда за «сезон» удалось отловить бычков сотни четыре. Были, конечно, и караси, и среди них – крупные, но они исчислялись буквально единицами … Во всяком случае, потомство они дали богатое. Теперь оно подрастает; некоторые карасики уже, как говорит Вячеслав – «почти кондиция» …
Но это уже – заход слишком далеко вперед. Пока же – время сделать несколько выводов и перестать утомлять читательское внимание.
Что сказать в итоге? Конечно, можно было бы привести некоторые выкладки «технического» свойства, касающиеся приемов рыбалки и тех навыков, которые я получил в процессе ее. Это было бы сделать можно, если б не было утомительно, да и просто неинтересно. Поэтому – сразу далее.
В начале я пытался выявить несколько причин, по которым человек устремляется на рыбную ловлю. Возможно, что-то я не указал, что-то раскрыл неполно. Однако, лично для меня рыбалка, начавшись как времяпрепровождение, постепенно стала интересным занятием. Это внесло в жизнь дополнительное разнообразие.
Бродя вокруг прудов с удочкой, я получил массу впечатлений – больше приятных, интересных и даже, может быть, поэтических.
Среди них – и то твердое мнение, что сильно заблуждаются те, кто считает, что рыбы в городских прудах мало, а то и вовсе нет, а если есть, то сплошь отравленная. Ничего подобного! Рыбу в Москве по-прежнему ловить можно; по-прежнему это занятие способно поднять настроение и даже удовлетворить не только гастрономический, но и эстетический вкус.
А как хорошо посидеть с удочкой на летней заре, когда недвижимая водная гладь нет-нет, да разорвется увесистым карасиным плюхом, когда на востоке рдеет теплое солнышко, вокруг раскрываются цветы и заводят стрекочущую песнь кузнечики … Впрочем, кажется, нечто подобное я уже писал в этом опусе.
Рыбалка – очень здоровый способ проведения времени. «Солнце, воздух и вода» – все они тут налицо. Не хочу прогневать Господа, но, сплюнув через плечо, объявляю: ни разу вследствие рыбной ловли я не заболел. Даже после самых лютых дождей со снегом. По крайней мере, не заболел серьезно. А еще рыбалка – положительные эмоции. Важно лишь не прогадать с погодой и правильно выбрать место. Остальное приложится.
С другой же стороны, – и это определенно прозвучит диссонансом с тезисом о здоровом времяпрепровождении, – рыбалка есть вредная привычка. Таким образом, начав регулярно наведываться на пруды, я обрел вторую (после курения) вредную привычку в своей жизни. Не раз говорил Вячеслав, что «карась хуже всякой марихуаны», и был по сути прав.
Однако, здесь, как и во многих человеческих начинаниях, всё в руках самого рыболова.
В рыбной ловле важно соблюдать меру.
5-20 июля 2004 г.
Свидетельство о публикации №204072100040