Глупый Лось
Рассказ 2.
Казань. Военная психиатрия. В/ч №44635.
Еще только услышав о предстоящем мне принудительном обследовании в психиатрии – я ужаснулся. В мозгу моем ожили жуткие образы «психов», которые с детства укоренились в моих представлениях о дурдоме. Воображение живописно рисовало искаженные оскалом лица и ужасные картины дебоша с участием сумасшедших, с которыми мне предстояло оказаться в одном закрытом помещении. Я вяло противился этому решению военных врачей, понимая, что сопротивление мое тщетно. Но, осознав, что обследование мне назначили ради военно-врачебной комиссии, с помощью коей меня предполагали комиссовать по линии психиатрии – я решил претерпеть эту неприятность. Спустя несколько дней меня водворили в психиатрию. Не стану вспоминать сам процесс переселения, но поясню о приятной перемене своего суждения к этому отделению.
Действительно, несколько необычные физиономии преобладали среди лиц пациентов этого отделения, однако позже мне стало ясным, что все ребята были нормальными простыми людьми. И никакого психоза отмечено мною среди них не было. За исключением редких склок, в связи с вспыльчивым нравом пациентов.
В большинстве своем здесь обследовались по устойчивым для военной психиатрии статьям. То были наркоманы, суицидально склонные и эпилептики. Как потом я выяснил, почти все они не хотели служить и просто «косили» от службы, хотя большинство их впрямь следовало бы признать не годными к воинской службе. Также в психиатрии обследовались офицеры, главным образом алкоголики и изредка коммерческие. Коммерческими назывались гражданские лица, проходящие лечение на коммерческой основе, тоже в основном алкоголики или наркоманы. Вот, впрочем, и все подробности контингента психиатрического отделения казанского госпиталя. Настоящих «психов» я по прибытии не увидел, и за сим успокоился. Адаптировался я довольно быстро; сдружился с земляками; и собственно настроился на длительное пребывание в навевающих тоску стенах. Но вскоре в отделение из комендатуры привезли новенького, как до сих пор я смею предполагать, действительно сумасшедшего, который в будущем проявил себя человеком глупым, но смешным и безобидным.
По имени его никто в отделении не называл, а окликали Лосем. Это был высоченный широкоплечий парень с дурашливым лицом, изъеденным оспинами и покрытым бородавками. Главная беда Лося, или скорее даже общая наша беда, была его привычка, постоянно есть. Сам он был из Татарии и имел в Казани много родственников, которые его не забывали и ежедневно привозили ему продовольствие и домашнюю пищу. Среди его родственников мы отмечали более всех его заботливую тетушку, поскольку она посещала его иногда по два раза в день. Таким образом, тумбочка Лося, изнутри трещала под натиском кульков, пакетов, банок и разных свертков, в которые ему закатывали солидные шмотки баранины. Несмотря на обилие еды, которую ему привозили Лось, не забывал посещать столовую, да к тому же клянчил у раздатчиц добавки, впрочем, тщетно. Раздатчицы его недолюбливали, а посему прибавками к пайку не жаловали. Говоря о нашей общей беде в связи с Лосем, я имел в виду его привычку есть по ночам – он весьма шумно ел; чавкал, звучно сглатывал, иногда давился и долго не мог откашляться, а когда засыпал то во сне бывало безобразно рыгал. К тому же мы страдали от количества его запасов и врожденной его неряшливости. С появлением Лося, в отделении стали замечать тараканов, позже даже кто-то из ребят видел мышь, а портящиеся продукты в его тумбочке зловонно разили по выходным, когда медперсонал особенно немногочислен и невнимателен к обследуемым. Вот таким был Лось, но забавнее во всем этом была его история, которую он нам как-то поведал.
Нас выпустили в курилку и там, мы благодушно настроенные после обеда, заговорили с ним, шутя:
- Лось, любишь ты кишку набить.
- Отчего же не любить? – изумился он, - а кто не любит-то?
- Ну ты бы поскромнее. Небось, в армии за свое кишкоблудство не раз получал?
- Случалось, - ответствовал Лось, - ну так это ж от непонимания.
- А чего ж тут понимать?
- Так питаться надось от пуза, - рассуждал он, - вот я как питаюсь: если палец в горло суну и почувствую, что в горле пища набита, вот тогда и заканчиваю трапезу, поэтому я крепкий.
Нас всех слегка передернуло.
- А как же ты по духане служил? По духане с голодухи живот-то подводит.
- Да я после присяги сбег.
- Как это сбег?
- Убежал, домой.
- И далеко служил?
- В Читинской области.
Мы присвистнули, представив какой путь ему пришлось проделать.
- А чего по дороге ел?
- Ну, где куру со двора стащу, а где гуся. Я в дороге даже поправляться стал.
- И скоро до дома добрался?
- Электричками ехал, через две недели был дома. А потом меня выловили и в комендатуру увезли, и обратно отправили в часть.
- Били?
- Конечно, били. Только я опять сбежал, уж лучше в бегах, но жрать, чем в части голодать. Опять добрался до дому, и снова поймали, и в часть. Били, конечно. Только после битья меня в санчасть положили. А там один чудик, тоже дух, говорит мне, что надо комиссоваться. А я спрашиваю его как это. А он мне отвечает, что, мол, надо закосить на язву, к примеру, желудок испортить. А как его испортить, спрашиваю его, а он мне говорит: «Хлорки надо поесть». Ну, я не дурак, ночью просыпаюсь и иду в туалет, а там, у уборщицы ведро с хлоркой стоит. Ну я эту хлорку начал есть, - Лось поморщился – противная зараза. Я ведь толк во вкусе понимаю. Вот ел я ее, ел, а тут в туалет майор пьяный случайно заходит, увидел и давай меня бить. А потом в штаб отвел. Нашли уборщицу, а та жаловаться на меня стала, что я ведро хлорки казенной сожрал.
Не выдержав, все прыснули со смеху.
- Лось, так ты что? целое ведро слопал?!
- Не целое, а чуть больше половины. Я этого гада потом видел, который мне посоветовал хлорку есть, а он сволочь оправдывается, что не ведро надо было, а горсточку съесть.
- Ну, это ладно, а что в штабе-то было?
- Эти, как узнали, что я хлорку всю съел, испугались вдруг и бить перестали. Повезли срочным конвоем в госпиталь, там промывали, потом обследовали неделю, - Лось очень горько вздохнул, - и ничего! Хоть бы хны! Столько хлорки сожрал, а желудок как новый, ни одной язвочки.
Все хохотали как угорелые, а Лось удивленно оглядывал нас, словно недоумевая над чем мы смеемся.
- И что дальше было?
- А дальше в штабе надо мной сжалились и определили на кухне службу нести. Ну, там я успокоился, лафа была. Ел, сколько влезало.
- Видать не все гладко было, коль ты здесь сейчас с нами стоишь. Не томи, сказывай свои беды.
- Да нет уж, ребят, все было очень даже гладко и благополучно, только пришло время моего отпуска, ну меня в штабе отпустили, не боялись что я не вернусь, ведь я на кухне служил. А я домой приехал прямо к сабантую. И тут меня прорвало. Столько я ел, что даже двинуться лишний раз не мог. А потом еще и выпивать стал. В общем, ушел я в запой. Тут, как всегда запрос из части в нашу комендатуру, из комендатуры ко мне, но на этот раз решили меня судить. И увезли на тюрьму до суда.
- Да ну?!
- Ну да, два месяца там сидел, в карантинной хате.
- А че ж тебя там оставили?
- Да, пахан тамошний, как увидел, что мне харчей много посылают, мне сказал: «Ты у нас останешься, будешь половину передач мне отдавать, и за это тебя никто обижать не станет, а в другой хате у тебя все отнимать будут». Ну, я и остался. Два месяца сидел, а потом суд. Привезли на суд, там родни моей много было. Судья мне дал пять лет дисциплинарного, потому что полкан из моей части ходатайствовал, он мужик лютый и злопамятный.
- Так ты что же здесь стоишь-то, а не отсиживаешь?!
- Дык, у меня тетушка как услышала приговор, так сразу за сердце схватилась, у нее микроинфаркт случился. Тогда судья, сжалился, подумал с часик, и дал амнистию, а потом сразу же назначил мне экспертизу, чтобы мозг мой исследовали.
Долго мы смеялись над Лосем и еще долго поминали его, подшучивали. А потом он вдруг занедужил. Он стал плохо слышать и постоянно жаловался на головную боль. Его долго обследовали и возили на всякие процедуры, а мы гадали, что же с ним приключилось.
Однажды, один любопытный проныра из той же палаты, из коей был и я, прибежал весьма взволнованный, (он под конвоем ходил на процедуру) и пересказал следующее:
- Пацаны, чего я сейчас видел и слышал!
- Ну и чего?
- Меня на ЭХО водили, а там, рядом кабинет главврача. Ну, покуда я свою очередь ждал, подходит, значит, к кабинету тетка Лося. Вся взволнованная такая. А от главврача наша заведующая отделением выходит и говорит Лосиной тетке (а я-то поближе уши навострил, любопытство распирало): «У вашего племянника редкий сифилитический менингит». И эта тетка-то как грохнется на пол, она же во какая толстая, - развел он руками - сами ж видели. В общем, хотели ей врачи пособить, да не смогли.
- Как не смогли?
- Околела она.
А Лося увезли куда-то, и больше мы его не видели.
Свидетельство о публикации №204072200111
Часто выражения излишне витьеваты.
А у нас в учебке был парень - ну без комиссии видно, что нельзя его было призывать. Очки у него плюс 10, не меньше, и сам странный до предела. Почти каждый день он прятался где-то на территории части и его искали всей ротой. Додумались его отправить на переосвидетельствование (вот же слово жуткое!). Так на какой-то станции чудак этот вышел покурить, поезд тронулся, он стал запрыгивать на ходу, руки с поручня сорвались и он обеими ногами попал под колеса. Домой уехал без обеих ног. И кому, спрашивается, была польза, что его призвали?
успехов)
Павел Херц 23.07.2004 12:51 Заявить о нарушении