Так приходит слава земная с запахом газетной краски

Наберитесь терпения, зажмите нос и прочитайте эту историю. Клянусь честью, это действительно случилась со мной. И БОЛЬШЕ НИКОМУ НЕ ВЕРЬТЕ.

— …А потом она рассказала, как прикрыв изуродованное лицо газеткой, тебя изнасиловали двенадцать человек. Причём перечислила все детали, которые, нет, она сама не видела, но тот, кто ей рассказал, а он человек надёжный, ему на 100 процентов можно верить…
— Ир, прекати сейчас же.
— А чего? У моей подружульки похожий случай приключился. Её матери из Мурманска сестра прислала разных «носибельных» вещей. Ну, вместе с новыми заодно и б/у положила. Знаешь, такие тряпки, которые носишь-носишь, они уже из моды вышли, но выглядят прилично. Само-собой, выкинуть их рука не поднимается. Мать повертела неновые платья и кофты в руках и решила снести их к оврагу: вывесить на заборе. Авось народ мимо пойдёт, бабы и возьмут, кому что понравится…
Буквально на следующий день мать вышла в магазин, глядь, а возле оврага чисто митинг собрался. Ей и спрашивать ничего не пришлось. Соседка сама подскочила и затарахтела: «Ой, Валь, что тут вчера случилось! Ой, беда! Ой, мужики — тварисволочикозлы ублюдкинедорезанные. Два здоровых стибулая девушку изнасиловали прям в овраге. Всю одежду с неё посрывали, да вывесили на обозрение народа. Видать, для пущего надругательства и позора. Уж как она кричала, как вырывалась. Потом умоляла одежду отдать… Такая жалкая девчоночка невинная. А они не отдали. Так ей и пришлось идти по улице абсолютно голой, (Я САМА ВСЁ ВИДЕЛА), пока одна наша знакомая скатерть не вынесла. Больше ничего под рукой не оказалось. А все её вещи милиция увезла на опознание…

Я с детства мечтала стать знаменитой как Алла Пугачёва. Не сомневаюсь, что в пять лет вы для себя тоже разработали определённый план восхождения на Олимп. Подозреваю, что ваши мечты не воплотились в жизнь так, как было задумано, да и я Аллой Борисовной не стала. Зато стала знаменитой. Не так как… И не то, чтобы я… Да и заслуги мои, прямо скажем…
В общем, начну с того, что в моей жизни всё превращается в фарс. Ну, планида такая. Если влюбляюсь, получается фарсовая мелодрама, если еду в троллейбусе — чистый фарс, если меня пытаются убить, выходит трагифарс. Ой, не надо просить меня плюнуть через левое плечо. Я не боюсь себя сглазить. Всё уже кончилось. Давно.

Поздним зимним вечером я возвращалась домой. Так вышло, что никто меня провожать не захотел, а после трудового дня, проведённого в четырёх стенах, хотелось подышать свежим воздухом. Шёл снег.
Район частной застройки, где находится мой дом, никогда в сводках не фигурировал в числе образцово-показательных. Около трети нашего района — бывшие зэки, вторая треть — их молодая смена, остальные: старики и дети. Ночью на тёмных улочках, как правило, никого. Но за мной увязался какой-то молодой парень. Я сначала думала, он познакомиться хочет. Но почувствовав ослепляющий, горячий удар по затылку, поняла, что в планах у него совершенно другое. Я рухнула навзничь. Сумка соскользнула с плеча и отъехала в сторону. Парень внимания на неё не обратил и попытался рассмотреть моё лицо. Он надеялся, что я лежу без сознания. Мне сперва тоже так казалось. Но тут он заподозрил, что человек в отключке не может смотреть ему в глаза, и испугался. Мне хотелось спокойно полежать на пушистом снегу, но незнакомец не позволил. В следующую секунду тяжёлый металлический прут, обтянутый ярко-розовой резиной, бухнул мне в лоб. Догадавшись, что незнакомец пока не собирается отвлекаться на сумку с мобильником и диктофоном, я закрыла голову руками. «Главное сохранить правую, я без неё никак» — мелькнула мысль, но приняв на левую с десяток ударов, поняла, что предплечье уже сломано в нескольких местах и выставила рабочую. Еще серия ударов вывела из строя и её. К тому времени я уже начала чуточку соображать, а юноша, похоже, подустал...
И что я сделала первым делом? Я заорала. Так громко, что он, кажется, оторопел. Обладательница огромного объёма лёгких, я орала второй раз в жизни. Первый - заверещала, когда на меня в лесу напал паук-крестовик. Второй — тогда, плавая в песцовой шубе в кровавой луже. И он ушёл. Спокойно повернулся, поднял сумочку и зашагал в сторону вокзала. Молча.
Со сломанными запястьями, предплечьями, пальцами, с пробитой головой, я зигзагами бежала к дому, до которого оставалось метров сорок. Я даже не плакала.
— Мамочка, пожалуйста, не открывай пока дверь — кричала я, подпирая её спиной. — Мама, предупреждаю, я очень скверно выгляжу. И ещё. Я испортила шубу.
— Главное, дочка — ты осталась жива, — увидев меня, заголосила мать…

…Уже утром в нейрохирургию повалили люди. Толпами. Мои друзья, коллеги, знакомые, приятели, товарищи и просто добрые девчата. Первую партию ходоков уборщица хотела прибить визгливым ведерком, но заметив строгий взгляд главврача, разочарованно ушлёпала в подсобку. Прибывшие тележурналисты, не оценив её вынужденного контротступления, первым делом навели камеру на мумию в бинтах:
— Скажите, Вы связываете происшедшее с публикацией Вашей статьи о беспределе, царящем на городском рынке. Следствие придерживается мнения, что Вас выбрали для образцово-показательной бойни. Ведь благодаря Вам, у бандитов вырвали из зубов лакомый кусочек.
— Не знаю. Мне никто не угрожал, а единственный бандит оказался невежой. Не представился.
— Как вы себя чувствуете, и будете ли продолжать работать?
— То, что не убивает, делает нас сильнее. Это единственная фраза из Ницше, которую я помню. И это не связано с травмой. (Обожаю красоваться перед камерой. Потом смотрела запись и плевалась: этакий команданте Че, а вместо берета — бинты. Правда — фарс?)
После выхода в эфир новостного ролика у нас сожгли дачу. А ещё через две недели, когда мне сняли швы с затылка, и я попросила своего принца помочь помыть мне голову, возлюбленный объявил, что не может больше поддерживать со мной отношения:
— Когда я рядом с тобой, я боюсь за свою семью: маму, брата, отца. А когда я с ними, — боюсь за тебя. С тобой постоянно приключаются истории. Тебе лучше найти другую работу. Или другого парня.
— Я больше ничего не умею делать. Абсолютно.
— Почему я не сомневался, что ты ответишь именно так?

Помыть голову мне помогла мама:
— Ты сейчас ухохочешься. Сегодня в троллейбусе женщина рассказывала, как очень известная журналистка (и мама назвала фантастическую смесь из моего имени и чужой фамилии), которая боролась против мафии, возвращалась ночью домой с работы и на неё напали трое хулиганов. Её долго били бейсбольными битами и бросили истекать кровью прямо возле подъезда родного многоэтажного дома. Утром, когда бабуси вышли выгуливать собачек, её нашли...

История оказалась прелюдией к длинному многовариантному сказу о хрупком борце «за наших», пострадавшему от «ненаших».
(Я опущу серию газетных публикаций, поскольку они правдивы(!). А, значит, ничего нового из них вы не узнаете).
Сарафанное радио стоит того, чтобы включить его погромче. Ибо всё хоть сколь-нибудь напоминающее вам эти истории, не что иное, как мой трагифарс…

— …Ир, когда я поехала в командировку, то выяснила, что рассказ обо мне облетел уже весь Центральный регион. Еду я, значит, на конференцию:
— У нас такое творится, — рассказывает мне попутчик в вагоне электрички Москва-Орёл, — настоящее Чикаго. Одну почтенную даму из вашей братии, из-за статьи недавно отходили ломом, после чего она сошла с ума и не узнаёт своих родных. Леди с университетским образованием превратилась в растение и получила прописку в психушке. Какая опасная профессия — журналист.
— Да нет, — возражает ему собеседник, подсевший к нам в Туле. — Я точно знаю, это совсем ещё девчушка несмышлёная. Она влезла в воровской притон и получила пару дырок от «перышек» ублюдков. Потом её увезли в Краснодар, и сегодня барышня работает в тамошнем музее экскурсоводом…
(На самом деле, барышня уже работала исполняющим обязанности редактора. И не в Краснодаре, а в том же злополучном Орле).
— Не знаю, стоит ли поступать на журфак, — делится своими сомнениями абитуриент из Железногорска, пришедший в редакцию получить несолько советов. —  В вашем городе журналистов за материалы убивают.
— Что-то не могу припомнить ни одного случая, — изумляюсь я.
— Ну, как же. Совсем недавно владелицу (!Эх, кабы так!) известной газеты, писавшей о скандале на рынке, поймали прямо в подъезде и начали душить. Она стукнула обидчика диктофоном по голове, но это его ещё больше разозлило. Тогда душегуб вытащил из-за пазухи бейсбольную биту и врезал ей промеж глаз. Там, возле лифта и померла…
— …Ир, но последняя история посильнее «Фауста» Гёте. Рассказать?
— Валяй.
Приходит ко мне студентка и просит дать задание. Я ей говорю: «На Центральном городском рынке открывается новый павильон, в связи с чем будет ликвидирован прежний рынок. Спроси у продавцов, как им это нравится? И сравни, сколько будут стоить новые места в крытом рынке и сколько раньше люди платили за возможность торговать на улице? (Совершенно безобидные вопросы)
Она, было пошла беседовать, но быстро вернулась и говорит:
— Я не буду писать об этом.
— Почему?
— Неужели вы не знаете, что происходит с людьми, которые пишут о рынках?
— Понятия не имею.
— Ну, слушайте. Однажды студентка четвёртого курса журфака получила от редактора задание: «Разоблачить базарную мафию». И студенке это отлично удалось. Вышла разгромная статья, за которую она получила мешок денег (!). Но, на завтра, в полдень, её встретили возле подъезда настоящие отморозки. Они били её бейсбольными битами (какая, оказывается, «цеплючая» деталь, эти биты). Толпа мужиков стояла рядом, и никто даже не рыпнулся заступиться. Все в ужасе тряслись. Девушка навсегда осталась инвалидом первой группы. Она лежит дома в постели недвижима. За ней ухаживает родная мать и никого не подпускает к дочке. Поскольку та кошмарно выглядит и всего боится.
— И, несмотря на постоянную охрану, к ней в комнату проникла дюжина маньяков… — зашлась в хохоте циничная Ирка, - а потом она рассказала, как прикрыв изуродованное лицо газеткой…