О чем думается при сборе вишен

Мы с женой приехали к теще в маленький украинский городок с потихоньку тлеющей жизнью. Причина визита самая прозаическая: привезли старую газовую четырехконфорочную плиту, оставшуюся после ремонта кухни. Наша восемнадцатилетняя плита по сравнению с тещиной двухконфорочной сороколеткой  просто молоденькая девочка. 
Теща живет одна, три года назад похоронив мужа, в большом пятикомнатном доме. В пятнадцати минутах неспешной ходьбы, а как еще можно ходить в городке, где имеется только два места для  заработка: базар и тюрьма?, живет ее родная сестра, которую мы все зовем титочка.   Титочка тоже вдова, только похоронила она своего мужа, бравого танкиста, полковника в отставке с полной грудью боевых орденов, которого совсем по штатскому доел диабет, лет пятнадцать назад. Вот и живут две сестры, две вдовы, как-то помогая друг другу. Сколько таких вдов по украинским городкам и весям?
Мы приехали в обеденное время. Над городком клубились темно-серые облака и, по всему было видно, что дело шло к дождю. Разгрузили машину и наша плита-молодка, укутанная в полиэтилен, сиротливо прислонилась к стене сарая.
-Потом помою, - сказала теща, - а Женик (сын) подключит.  Идемте кушать.
Сели за стол на кухне. Борщ, натурально, теща всегда варила фирменный. В Украине, сколько хозяек, столько и рецептов борща. Непременная принадлежность всегда являются бурак, капуста и картошка. Все остальное из области кулинарных фантазий хозяйки.
Тут же появилась кошка, темно серая, в полоску. Рядом – котенок. Черный, в белых носочках и широким белым галстуком во всю шею, непропорционально большой головой и голубыми глазами. Был такой мультик: «Котенок по имени Гав», так один к одному.
-Смотри, мать, какой котик Африканчик.
-Почему Африканчик? – спросила жена.
-Ну, как же, мамка чистой воды славянка, а котенок черный. Где она тут черного такого встретила?
-А это же Ларискин внук – прокомментировала теща.
Все стало понятным. Несколько лет назад мы привезли и отдали тещиным соседям шикарную кошку Лариску, дочку известного киевского кота-производителя Портоса и нашей Сальки. Портос был чистокровным персом. Только не экстремалом, у которого морда как у Тома после того, как он с разбегу въедет в сковородку, а нормальная. У котенка такой же окрас и глаза, как у Портоса. Салька была кошкой парадной породы, то есть нашли в парадном, а вот смотри ты, через три поколения проявились черты прадеда.  Да, кровь…- как сказал бы Коровьев. Котенок игрался сам с собой, с ножкой стула, подлазил под мать пососать молочка, снова носился по кухне, проскальзывая на крутых поворотах нетвердыми лапками по скользкому полу, словно у него дифференциал работал с перебоями.
В хозяйстве еще была собака. Ну, как в частном доме без пса? Бобка, потеряв хозяина, накрепко привязался к хозяйке. Ходил за ней, как на  веревочке: на базар, поскуливая, пробираясь среди толпы, и стараясь не отстать, в собес, терпеливо ожидая под дверью,  к титочке, настойчиво пытаясь проскользнуть в закрываемую перед носом дверь, короче, всюду, куда только теща не ходила.  Бобка был хорошо воспитан и крутился возле дверей не смея зайти в дом, усиленно махая хвостом, если кто-нибудь выходил на двор.
-Как во время приехали, - как бы между делом заметила теща, - вишня поспела. Надо бы собрать.
У жены, которая думала отоспаться после домашних дел, вытянулось лицо. В саду-огороде росло шесть вишен, две из них довольно высокие.
-Надо так надо, - бодро заметил я.
После короткого отдыха все командировались в огород, где по периметру росли деревья. Вишен в этом году уродило. Издали не заметно, а как посмотришь с близи – словно на дерево натянули темно-рубиновую кольчугу. Накинув на шею предварительно привязанный к ручке бидона гасничек, полез по стремянке наверх. Жена пристроилась рвать вишни на нижних ветках. Ничто так не предполагает к размышлениям, как однообразная работа.

Эпизод первый.
Работа как на даче! Хорошо, что у меня нет дачи? А может плохо? А черт его знает! Дача… Когда это была дачная компания? В 1983? Или в 1984? Какая разница! Только грянуло постановление Центрального Комитета, призывающее коммунистов к скромности и, связи с этим, о запрещающее секретарям партийных комитетов всех уровней иметь собственные машины. А в след за этим установили разрешенные размеры дач и дачных участков.
-В стране не хватает строительных материалов, - разъясняли нам политику партии и правительства, - а их без меры расходуют на строительство дач.
 И пошли органы народного контроля в народ. Комиссии с рулетками, ручками и бумагами совершали налеты на дачные кооперативы.
-У вас дача на метр длиннее и на полметра ширее, всего на два квадратных метра площадь больше установленной нормы. Переносите стены!
-Не буду!
-Снесем дачу!
-Да я с топором!..
-Посадим! Исключим!
Наш первый секретарь горкома партии, в этих маразмах лишившийся личного транспорта («Волги ГАЗ-21», ископаемого, с толщиной кузовного металла миллиметра два, вечного, кое-где, бегающего даже сегодня), и, в связи с этим, приобретшего моральное право давить по подобным вопросам любого, использовал это право совершенно не стесняясь. Заместитель председателя горисполкома Иван Николаевич, когда его на бюро горкома дрючили, заставляя отказаться от дачи, встал на дыбы:
-Да у меня дети на этой даче впервые увидели, как помидоры растут! Дачу не сдам! Тем более, что построил я ее до того, как меня зампредом поставили!
-Тогда сдашь партбилет!
-Хрен вам, не дождетесь! Вот заявление  по собственному желанию!
Плюнул Иван на зампредство и ушел на атомную станцию, заместителем директора по кадрам и общим вопросам на зарплату раза в два, если не в три, выше.
И заставляли снимать крыши и переносить стены, ломать заборы и выкорчевывать деревья.
С приходом к власти Андропова началась компания по укреплению социалистической (наверное, потому как, бывает еще и капиталистическая?) дисциплины. Облавы в кинотеатрах, банях и просто на улицах.
-Фамилия? Где работаешь? Почему не на работе?
Бах-трах! Раз не на работе в рабочее время, значит должность не нужна, сократить. Сегодня ты преуспевающий чиновник, завтра никто. Вся страна испуганно притихла, не зная что ожидать завтра.

Рву вишни. Их много, почти все поспели, особенно с южной стороны, висят  налитыми темно-бардовыми каплями среди пряно пахнувших листьев. С одного захода – трехлитровый бидон. Переставил лестницу и снова наверх.

Иду на работу. Рядом идет наш новый начальник горотдела КГБ. До этого нас «пользовал» Чернобыльский райотдел КГБ, а сейчас вот имеется собственное счастье.
-Ну, слава тебе, Он порядок наведет. У него-то есть информация на всех! Он о всех все знает! Его поддерживают органы и армия! Он всех ущучит!
Не успел, не ущучил. Да и какой порядок мог навести человек, командующий армией стукачей и начавший свою партийную карьеру со стукачества? Правильно! Порядок, основанный на стукачестве, идеальный с точки зрения органов КГБ и отвратительный с точки зрения любого нормального человека.

А потом была гораздо более знаменитая «антиалкогольная компания». Это уже Горбачев отличился. У нас в городе на 50 (пятьдесят!) тысяч населения алкоголь продавался только в одном магазине! Это до компании. А после ее начала алкогольный магазин перенесли в подвальчик напротив милиции. Это в городе, где жило тысяч пять строителей, не говоря об атомщиках. Можете себе представить, что там творилось, когда магазинчик открывался? Даже за час-полтора до открытия? Да даже с самого утра?
-И не надейтесь на послабление! – заверял на партхозактиве первый секретарь горкома партии, - эта линия партии навсегда!
Какое траурное слово: навсегда! Навсегда ушел, навсегда попрощался… Навсегда очередь у магазина… Работники горкома, да и исполкома, чего греха таить, конечно в очереди не стояли. Находили пути, а первым лицам города как возили все на дом, так ничего и не изменилось. Но остальное население города материлось в этой огромной, как у ленинского мавзолея, очереди.
Господи, в какой мы стране жили? Ведь никто даже и не удивился этим маразматическим решениям! Не то что не посмел, а просто не удивился, посчитали, что так и положено! Ну, ведь пьют же! Значит надо бороться! Ну ведь чиновничий аппарат не в меру большой – значит надо сокращать! Ведь на дачи материал тратится? Значит бороться с этим надо! И дисциплину социалистическую надо крепить, а как же? Сейчас подумаешь и не знаешь: плакать или смеяться…

Перерыв. Пришла титочка. Она еще больше постарела, вроде как съежилась и стала совершенно похожа на колобок: низенькая и толстенькая. Ходит уже с трудом, не шутка, когда человеку под восемьдесят.  У титочки сейчас две темы для разговора: война с соседом  и здоровье.  Сосед, какой-то бывший милицейский начальник, наплевав на все и вся, поставил у себя в квартире газовую колонку. И с этого началась конфликт, история которого уже насчитывает лет десять. Титочка возмутилась. Как так?! Им нельзя (нет отдельного вентиляционного канала, как требуют газовщики), а бывшему милиционеру можно? И пошло поехало. Жалобы разбирательства, комиссии… В одинокой скучной жизни появился смысл – победа над соседом. При разговорах с ней я старательно обхожу «военную» тему. Не дай Бог затронуть! Начнутся бесконечные рассказы. О том, как сосед ночью грюкает в двери, роняет на пол пятикилограммовые гантели, подпускает дым под стенкой, из-за чего титочка уже лет пять спит на кухне на постеленном матраце, как ее толкали на лестнице  и так далее, и тому подобное до бесконечности. Ну и здоровье, конечно. Титочка, закинув руку за голову, томно возлежит в углу дивана.
Ой,  Сашуню, так плохо, так плохо… Сижу тут вся на диетах…
Зная, что символом богатства для нее является наличие на столе красной (никакой другой) рыбы, специально купил с полкило.
-Хорошо живете, - титочка подслеповато щурится на накрытый стол, - красную рыбу едите, бананы…
Несмотря на то, что она сидит «вся на диетах», с аппетитом съедает и красной рыбки, и  свиного балычка и выпивает граммулечку коньячку.

Эпизод второй.
Отца забрали просто. Вызвали в отдел НКВД и он не вернулся. Не было ни «черного воронка», ни душераздирающих подробностей обыска, ни пыток и издевательств. Просто ушел человек и не вернулся. Потом сообщили: отцу дали десять лет без права переписки, а вы все члены семьи врага народа. Отец так и сгинул где-то в бездонной пропасти гулаговских островов. За все время ни весточки от него, ни знака. А может сразу расстреляли в подвале, кто знает? До 1939 года Шепетовка и близь лежащие населенные пункты относились к приграничной зоне. Это после воссоединения  западных областей Украины с СССР, до границы стало далеко, а тогда… Убитую горем мать вызвали в те же органы НКВД.
-Вы кто? Вы члены семьи врага народа! Неблагонадежная семья. А значит в приграничной зоне вам не место. Что бы в двадцать четыре часа духу вашего тут не было. Иначе – посадим.
Мать, с тогда еще девочками тещей и титочкой, собрав что можно было в сумки и два мешка, ушла из дома куда глаза глядят и оказалась через двое суток на станции Малин, где почти месяц ночевала на вокзале, днем подрабатывала где придется, за кусок хлеба для дочек. Где-то устроились на квартиру, а тут тебе и половину Польши «освободили». Сообразила мать, что теперь уже родной Изяслав не приграничная зона, схватила вещи в охапку, да дочек за руки и домой. А дом-то занят. Поговаривали злые языки, что посадили Николая только потому, что приглянулся большой, по тем временам, трехкомнатный дом под какую-то службу райсовета. А тут хозяйка вернулась, свое требует. Видно, уберег Господь двух малолетних девчонок, не посадили мать, и дом неожиданно вернули.

Еще можно было бы и собирать, но, из давно нависших над городком туч, начали капать большие и редкие капли, предвестницы летнего ливня. Дважды подряд сверкнула молния и громыхнуло.
-Ой-ей-ей, - сказала жена.
-Сваливаем, - согласился я. Только зашли в дом, брызнуло сильней, и грохнуло над самой  крышей.  И полилО, как в джунглях.
-Вовремя, однако, - прокомментировал я.  Мгновенно потемнело и из открытой двери потянуло сырой прохладой.

В какой же мы все-таки стране жили, что бы можно было вот, запросто, бросить человека в ничто, откуда ни голос ни весточка никогда никуда не долетит? Выбросить семью не то что на улицу, а из родной области опять таки в ничто...

Утро. Вроде и ливень был приличный и шел долго, а мелкий дождик все ночь постукивал по окнам, а на улице почти сухо. Все впитала в себя земля, высушенная за месяц устойчивой жаркой погоды. Вчера обобрали половину деревьев. Спать некогда, работы еще много, да и домой надо выехать не позднее двух часов пополудни. Попили кофе и снова на деревья.

Эпизод третий.
В не по сезону теплую ночь с 24 на 25 апреля 1986 года взорвался четвертый реактор Чернобыльской АЭС.
«Третий ангел вострубил и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».
Этим строкам из «Откровений» в 1986 году суждено было быть повторенными не один десяток раз. Дело в том, чернобыл, чернобылка  - слово, от которого производят название Чернобыль, это вид полыни. Вот такие пироги… Во что хочешь, в то и верь. Но речь, собственно, не об этом. Через неделю – полторы, когда, наконец, наши власть предержащие решили все-таки признать, что на Чернобыльской АЭС произошла крупнейшая авария с выбросом гигантского количества радионуклидов, в адрес Припятского исполкома хлынуло огромное количество писем. Среди массы писем о розыске родных и  друзей, было много с приглашениями приехать с детьми и без, на неопределенный срок. Предлагали бесплатно целые дома – приезжай и живи. А сколько рвались в Чернобыль работать, и работать безвозмездно! Это не голые слова. Все письма, поступившие тогда в исполком, я до сих пор храню. Это целый мешок.
Что же это за страна такая? Что за народ? Шестьдесят с лишним лет система измывалась над ним, его унижали в очередях, морили голодом, заставляли жить в скотских, по европейским понятиям, условиях, его регулярно грабили, его расстреливали и заживо гноили в лагерях, в конце концов. Но случилась беда и произошел невиданный всплеск настоящего, не показушного, патриотизма, доброты и сочувствия.
Пришел капитализм, которого многие так ждали. Я представляю себе, если бы, не дай Бог, конечно, сейчас произошло нечто подобное Чернобылю. Как бы любая постсоветская страна из этого выбиралась? Кто бы добровольно попросился работать в смертельно опасных условиях? Бесплатно?! Как сильно мы все изменились. Прав все-таки был Маркс: бытие определяет сознание.
Я не оправдываю социализм и в жизни не отдам свой голос за коммунистов, которые утверждают: у нас строили коммунизм с нечеловеческим лицом. Дайте нам еще разок попробовать, и мы построим то же самое, но уже с лицом человеческим. Но никто не уточняет, что же то лицо будет выражать: голод? Отчаяние? Предсмертный ужас?
Но я не хочу отдавать свой голос и за капитализм, во всяком случае в том виде, в котором он строится сейчас у нас. Когда вся и  всем правят деньги. Когда стать неработающим пенсионером равносильно полуголодному прозябанию, когда бесплатная медицина заставляет влезать в неподъемные долги, когда обучение ребенка будь то в школе, будь то в высшем учебном заведении обходится в такие деньги, что приходится вымогать взятки, во всяком случае тем, кто такую возможность имеет. А как прожить на 50-100 долларов зарплаты, если семестр обучения в любом университете обходится не менее 500 долларов?

Ну вот, оборвали последнее дерево. Пора собираться домой. Всего набрали пять ведер, три из них забираем домой, закроем в собственном соку. Зимой идут, как дети в школу. Проверено. Окидываю взглядом огород и оборванные вишни. Черт-те что лезет в голову, когда собираешь вишни…