Убийство

Два убогих мира. Два убогих человека. Три, четыре… А если присмотреться, ещё больше: пять, шесть убогих.
Ведь иногда хочется жить. Дышать хочется. Видишь людей – не видишь смысла, не видишь людей – не видишь смысла.
Я – кислородная маска. Ты – кислородная  маска. Придаваясь некой совокупности, ощущаем невесомость. Под ногами кружится мир, туманный мир, мир в тумане. А потом он совсем исчезнет. Просто закрутится в тоненькую спираль и испарится. И там, где мы окажемся, вовсе не светло и не уютно,  нет красивых цветов на стенах. Там пусто. Сверху пусто. Снизу пусто. Даже справа и слева пусто. Вот это и называется дыханием. Почти свободным дыханием.
Наши чугунные головы зацепились друг за друга сломанными у основания скальпелями. Они рвутся вдребезги. А дребезги…Они такие…Они имеют привычку разлетаться в разные стороны. Не собрать потом в ситечко. На тебя сыпется пляжным песочком желание обладать теми, кто гордо носит свои ногти. Осторожно, не поперхнись. Хватит хлебать из меня грязную воду. Ты и без неё козлёнок. Слышь, козлёночек.Задержи дыхание, а то захлебнёшься этой пылью. Если станет совсем плохо, можешь воспользоваться моими радостными бестелесными слезами. Ты же знаешь, какие они смешные. Значит, и ты улыбнёшься.
Вообще, я не об этом…Хотела рассказать, как ко мне приходила она.
Сперва засовывала глаз в замочную скважину, потом  просовывала голову в дверь. Потом зашла на цыпочках, затаив дыхание. Замученная. Села на краешек кровати, свесила ножки, ручки крестиком на коленках сложила. Сидит, молчит. Даже глаза боится поднять. Тихая такая. Думала, что я её не замечу. Но я то её вижу. Совсем неуверенная в себе. Я ей и не говорю ничего. Ещё испугается. Ей столько усилий понадобилось, чтобы сюда зайти. Она до сих пор еле дышит и смотрит в пол. Бедная. Пришла таки. Что ж с тобой дальше будет, хорошая моя? Так хочется прикоснуться к тебе, маленькой.
Ладно, хватит. Я убила её. Да потому что она по ночам шелестела своими костями, гуляла  по стенам, завывала, ела лезвия пригоршнями. Вязала носки моих переживаний с кружевами дурными. Пристрастилась к алкоголю. Требовать чего-то начала. Пряталась в наволочках. Кусалась. Прихожу, а она пьяная, пол подпирает. Одна рука  откинута за спину, вторая закрывает глаза. Ноги согнуты в коленках. Во рту прядь волос. Приоткрыла глаза. Меня увидела. Радостно вскочила. Набросилась. Залапала. В слюни затащила.  Слизывает с лица уличную грязь. Дышит  едким перегаром. Я оттолкнула её. А она тут же в истерику принарядилась. Падает, трясётся в судорогах, ноет, руки царапает.  Я сверху села. Бью по лицу её. Пусть успокоится. А она мне в лицо плюётся, гадость. Кровь ручейком плывёт  от носа к пухлым губам. Горят глаза впавшие тёмные. Я её целую в губы. Облизываю кровь. Поднимаюсь. Пинаю её ногами. Она кричит. Так кричит, что стая птиц, живущих на крыше, покончила жизнь самоубийством. Звёзды, которые всё это видели, скучковались и отправились на восток в поисках лучшей жизни. Потом она только тихо всхлипывала, держась за перила своего сознания.
По какой-то случайности рядом оказался нож. Я изрешетила её тело этим самым ножом. Всё. Кроме лица. Уж больно красивой была.  Я зацеловала её мёртвое маленькое тело. Накрыла простынею. Трое суток  с ней рядом спала. На четвёртые её не стало. Пропала. Совсем. Как не было.
Китайские иероглифы…Черт бы их побрал! Теперь нет смысла расшифровывать то, что она писала мне на спине своими тоненькими холодными пальцами. Нечего угадывать или предполагать.
 Я её убила. Ногами запинала. Ножом изрезала. Я.