Шкаф со скелетами

   



                -1-
- Шелечка, пожалуйста, поехали с нами в Тобольск, - говорила Ната, шагая рядом с подругой по коридору, - представляешь, как нам там будет весело, сколько дел мы там провернем вместе, не ехать же мне и в самом деле с дурой-Смоленцевой!
- Нет, - упиралась Шеля, - не хочу, там будет Франк!
- Ну не только Франк! Все архи там будут!
- Тем более. Не хочу оказаться в одном купе с Наташей Филипповой.
- Э-э, да что с тобой разговаривать, - махнула рукой Ната, - уперлась как осел! Не буду уговаривать, по себе знаю, что когда уговариваешь, еще хуже получается. Но ты подумай!
- Ладно, - вздохнула Шеля, - я подумаю.

                -2-
Девчонки собирались ехать в Тобольск не для развлекаловки – на летнюю практику, которая была обязательной для всех, туда ехал архитектурный класс в полном составе и желающие из гуманитарного. Поначалу, как водится, собирались многие, потом часть решила, что проведет практику в другом месте, а другая, меньшая часть, наоборот, собралась ехать. Ната ехала по вполне понятной причине – в архитектурном классе учился ее «почти парень» по имени Франк. В суть их отношений Шеля не до конца въезжала; они то ссорились, то мирились, то оба были счастливы, то хором страдали, причем каждый по отдельности. Ната выплакивала все свои неудачи на плече у Шели, а в минуты, когда была счастлива, тоже шла к ней. Последняя терпеливо выслушивала все натины излияния, потом давала совет, в большинстве случаев какую-нибудь явную глупость. Ната, спущенная с небес на грешную землю, возмущалась, говоря, что Шеля бессовестная эгоистка (на что Шеля неизменно отвечала: «У тебя научилась!»), хватала ртом воздух, ругалась и прощалась, говоря, что больше никогда не подойдет к Шеле ни за чем. Но уже со следующей выходкой Франка опять бежала к подруге и та, не зная плакать ей или смеяться, снова слушала. Дело было в том, что у Шели у самой были очень сложные и непонятные отношения с парнем из их класса по фамилии Колезев. Они то были лучшими друзьями, то ссорились из-за ерунды, потом мирились, и все начиналось сначала. Колезев в Тобольск ехать отказался. Шеле тоже не очень хотелось – отчасти из-за него, отчасти потому, что она знала, что в Тобольске Ната и Франк помирятся. По шелиным понятиям нельзя было не помириться, если десять дней толочься на одном пятачке. И мешать им не хотелось. Ната и Франк расстались пятнадцатого мая. Расстались тихо, без скандалов и истерик, но ведь все знают, что такие расставания самые тяжелые и трудные. Ната страдала, а Шеля не знала, как ей помочь, поэтому, как любила говорить историчка, «применяла политику невмешательства» - вообще не заводила никаких разговоров о нем. Шеля просто не понимала, как можно через несколько дней, после того, как вы замутили, привести девушку во дворик за школой и сказать ей: «...я думал, это любовь, но теперь понял, что ты – не то, что мне нужно». Он ждал слез и истерик, но только не того, что она спокойно скажет: «Только друзья» и уйдет. Шеля внутренне гордилась своей подругой, думая, что если бы с ней такое случилось, она бы сначала разбила ближайшую лавочку об его голову, думающую неизвестно о чем, только не о ней и лишь потом бы произнесла эти слова. Впрочем, это было бы вполне в ее стиле – все бы поняли.

                -3-

Утром, перед уроком истории, когда Шеля жизнерадостно раскачивала стул, к ней подошел Колезев и сказал, что им нужно поговорить «на очень серьезную и даже интимную тему», чем привел Шелю в состояние, близкое к эйфории. После третьего урока, когда Шеля спускалась по лестнице, он обнял ее и усадил на лавочку. Несколько минут они молчали. Шеля рассматривала стоящий или снующий внизу народ. Снизу, из изостудии, поднимались все представители архитектурного класса, слева – весь «цвет» одиннадцатых классов, плюс ко всему их одноклассники и однопараллельники. И все с недюжинным интересом посматривали. Кого это так обнимает сам Колезев? А, саму Шелю. Все ясно. Эх, послушать бы, о чем они там…
Между тем Колезев, проникновенно глядя ей в глаза начал: «Я, конечно, понимаю, что тебе будет очень больно, трудно, но…» «Господи, о чем это он?» - испугалась Шеля, а он продолжил: «… но отдай нам эти билеты» - и показал на объемистую папку с билетами, которую она прижимала к груди. В ушах зазвенело, мечты разбились и с легким звоном осыпались на пол. Шеля отвернулась и почувствовала, как эту странную пустоту в душе начинает заполнять крупно пузырящаяся ненависть. В 10м классе они сдавали два профильных для гуманитарного класса экзамена: историю и литературу. Да и то, историю сдавала только половина класса, та, которая ни фига не делала в учебном году. В том числе Шеля и Колезев, и все их друзья. А вот литературу должны были сдавать абсолютно все. Приготовить, написать и выучить 35 билетов в одиночку просто немыслимо, поэтому Римма предложила дать каждому делать какой-то один билет и расксеривать его на всех. В сумме, если каждый сделает по одному билету, как раз и получится тридцать пять штук. Воодушевленные этой идеей, девчонки с энтузиазмом взялись за агитацию своих одноклассников. Желающих нашлось только тринадцать человек. Ни одного представителя колезевской компании среди них не было. И теперь, когда все уже готово, напечатано, сложено и частично выучено, он просит отдать эти билеты ему. Ничего не делая, не прилагая никаких усилий, наивно думая, что одним своим объятием или поцелуем перечеркнет все те ссоры, которые у них были. Глупые, конечно, но ведь ни одного извинения Шеля так и не дождалась, хотя по идее они должны были быть.
Она взглянула на него и сказала: «Я не могу. Я не имею права решать одна, ведь кроме меня есть еще 12 человек, они тоже работали... Мне надо с ними посоветоваться». «С этими лохушками?» - поморщился он и выдал несколько крепких ругательств в их адрес. Вот этого Шеля не терпела больше всего. Сердце сжалось – откуда в нем столько высокомерия и презрения к людям? «Я спрошу у них, - сказала она, снимая со своего плеча его руку и вставая, - и скорей всего, ответ будет: НЕТ!» И ушла. По меньшей мере, два десятка глаз смотрели ей в спину с недоумением. Что же там у них произошло? Надо бы узнать поподробнее…

                -4-

Возмущенная Шеля фурией влетела в класс и красочно описала сцену, произошедшую чуть ранее. Теперь уже стало ясно, что никто из девчонок  не даст ему ни билетика, каким бы ласковым и обходительным он ни был.
На следующий день он взял ее за руку и повел по коридору.
-Ну что, Марья Юрьевна, дадите нам билеты?
-Не-а, - беспечно отозвалась Шеля.
-А как же наша дружба?
-Суп отдельно, мухи отдельно.
-Значит, не дашь билеты?
-Всё ты правильно понял, - ласково сказала Шеля, продолжая лицезреть пятна на потолке.
Последовал отборный мат в ее адрес, он развернулся и ушел. И в этот раз, по его походке, по жестам, голосу, блеску глаз она поняла, что этот конфликт продлится долго. Ночью она сидела на подоконнике и разглядывала темное небо, размышляя о том, что она сделала. Жалела ли она об этом? Нет, ни секунды. Нахалов надо учить. Но стоит ли овчинка выделки? Подумав, она решила, что стоит.
Последовали дни бойкота – серые, скучные, однообразные. Он перессорился со всеми своими друзьями, и Шеля даже радовалась тому, что она не одна такая.
Через два дня, вечером, на кухне, мама Шели мыла посуду и услышала шлепанье босых ног по паркету. Дочь стояла перед ней почти раздетая, явно уже собираясь спать. Шеля взглянула на маму, а потом произнесла одну-единственную фразу:
-Мама, я поеду в Тобольск.
               
                -5-
Экзамены пришли незаметно. В субботу они сдавали литературу. Желанный билет Шеля вытянула с четвертой попытки, причем первых трех учительница не заметила. И Шеля, и Колезев сдали на пятерки. С историей дело обстояло хуже. Во-первых, Шеля никак не могла уяснить себе многие вещи, которые происходили в СССР в начале ХХ века. Вот не понимала, и все тут! При таком раскладе назубок она знала три билета. Еще штук восемь – так себе, серединка на половинку. И еще несколько она не знала в принципе, не смогла запомнить, поэтому по карманам у нее были распиханы многочисленные шпаргалки. Пока  все брали со стола билеты, Шеля протянула букет Марине Анатольевне. Пока левая рука держала букет, а язык выдавал какие-то ненужные поздравления, правая рука  поднимала билеты, а глаза их рассматривали. Со второго же раза Шеле повезло. Вдохновенный билет о сталинской коллективизации; по этому билету у нее был единственно действительно хороший конспект. Шеля быстро приготовилась, обсудила с Ириной прошедший КВН и даже чуть-чуть заскучала. Ей предстояло отвечать пятой. Перед ней все получили четверки. Колезев, отвечавший первым, тоже получил «хорошо» и хлопнув дверью ушел в коридор. Шеля бодро села за стол и не спеша, обстоятельно начала излагать суть билета.
-…после статьи Сталина «Головокружение от успехов» начался массовый слив из колхозов, - бодро говорила она.
-Стоп, стоп, какой слив? – подняла брови Марина Анатольевна, - как по-научному называется это явление?
Шеля про себя чертыхнулась. Конечно же, с ее проклятым почерком все конспекты напоминают пляски пьяной мухи на бумаге. И уж, наверное  «слива» из колхозов не было. Тогда что же это за слово, зашифрованное у нее в тетради?
-Ну, наверное,  «смыв»? – неуверенно предположила она.
Марина Анатольевна, схватилась за голову и начала смеяться так, что Шеля начала просто опасаться за ее рассудок.
-Ой, ха-ха, - укатывалась она, -  ну ты, Маша, даешь! И куда тебя в какую-то сантехнику тянет? Ведь он назывался «отлив»!
Здесь надо сделать маленькое отступление и сказать, что Шеля была Шелей не по паспорту. Эту кличку ей прилепили в первом классе, как жвачку под сидение, потому что не могли придумать ничего лучшего к фамилии Шелепова, а называть ее Машей было неинтересно. А прозвище Шеля, которое легко произносилось и запоминалось, стало уже вторым именем, и она  его очень любила. Даже родители так иногда ее называли. Но это так, лирика…
 Марина Анатольевна продолжала смеяться, а Шеля, с одной-единственной мыслью «плакала моя пятерка» - продолжала рассказ про нелегкую пору сталинской коллективизации.
-Ну, Шелепова, - сказала ей историчка, отсмеявшись,  - повеселила ты меня от души. Ставлю тебе пять с минусом. Минус – это за слив.
Такого счастья Шеля не ожидала. Она выскочила в коридор, готовая всех расцеловать. И увидела Колезева с Сашкой Голубковым, которые сидели на подоконнике. «У меня 5!!! Пять!!!» - прокричала им Шеля, нимало не заботясь о приличиях. Колезев смерил ее презрительным взглядом и отвернулся, чем изрядно попортил Шеле настроение. Ну, ничего! Зато начинаются каникулы!!!

                -6-
На вокзале было душно и шумно. Компанию отъезжающих в Тобольск архов Шеля обнаружила сразу же, по обилию сумок с красками, мольбертов, планшетов и складных стульчиков, на которых они должны были ваять свои бессмертные творения. Потом все долго-долго садились поезд,  потом родителей вытащили на улицу, поезд тронулся, увозя всех, как казалось Шеле к новой, более счастливой жизни. Из гуманитарного класса, как выяснилось, поехали четверо: Светка Каверина, лучшая Шелина подруга в 6-7м классах. Их дружба была очень странным явлением, характеризовалась это тем, что они убеждали друг друга в том, что два мальчика влюблены в них, а закончилась тогда, когда Шеля решила пошутить; в туалете, в двух соседних кабинках, где были она и Светка, Шеля увидела мешок и недолго думая, кинула его в соседнюю кабинку. Только после того, как резкий запах хлорки наполнил туалет, а Светка вышла, стряхивая белые крупинки у себя с головы, Шеля поняла, что это была неудачная шутка. Каверина пахла этой дрянью три дня, потом еще долго обижалась, а потом у них установились чисто однокласснические отношения – привет - привет, дай списать и т.д.
Вторая любительница путешествий – Женька Смоленцева, родившаяся в один день с Шелей, имеющая огромное количество денег, не в пример малому количеству житейской мудрости. И, наконец, Наташка, самая близкая и лучшая Шелина подруга на сегодняшний день.

                -7-
В «купе» плацкартного вагона ехали Шеля, Ната, Женька и Сережа Чашкин, которого все архи любовно называли Чашечкин. Всем было весело, за окном мелькали поля и леса, станции и полустанки. Незаметно сгустились сумерки. Чашечкин мирно сопел на верхней полке, а Шеля, которая по идее должна была спать под ним, но ей как-то не спалось, просто лежала, упираясь поднятыми вверх ногами в чашкинскую полку, время от времени резко поднимая ее вверх и сплющивая Чашечкина со стеной. После Тюмени всех склонило ко сну. Но тут обнаружилось еще кое-что: архитектурно – гуманитарную компанию начали полчищами осаждать тараканы. Как выяснилось, Рада боялась их до ужаса, а у изнеженной аристократки Смоленцевой при одном виде этих существ, начинались трясучка и ор. Масла в огонь подлил учитель композиции (или композитор, как его ласково называли архи) своим рассказом о том, как жене его друга в ухо заполз таракан, во время того, как бедная женщина спала, и потом ее срочно увезли в больницу, чтобы выудить несчастное застрявшее животное. Но усталость брала свое и постепенно в Шеленаташкином «купе», за занавесочкой, наспех сработанной из Шелиной простыни начала засыпать следующая компания. На верхних полках Чашкин и Рада, утверждающая, что «когда мы вместе, все тараканы отступают» и что «вроде бы уже и не так страшно». На нижней полке мирно почивала Люба, а на коленях Наты, расперекрючившись с одной полки на другую спал Франк. На его ногах, положив себе под голову подушку, спала Шеля, на ее заднице мирно почивала Смоленцева, а на смоленцевской заднице дрыхла другая Женя – Абрамкина. Вся «веселая компания» рассосалась по своим кроватям, то есть полкам, в четвертом часу утра. А уже в пять встало абсолютное большинство. Нате было неудобно без простыни, Женя Абрамкина посчитала неприличным спать без наволочки. Что же касалось Шели, то ей просто стала скучно спать, и она проснулась. Нескольких часов до прибытия в Тобольск хватило только на то, чтобы сходить в туалет, умыться и немного поесть. Поезд дернулся и остановился, все заторопились к выходу. Первыми, кого архитектурно-гуманитарная команда увидела на перроне, были комары. Их были сотни тысяч, и все они вились над головами приезжих, будто приглашая в гостеприимный город Тобольск. Первыми словами, которые все услышали, были слова бабки – лоточницы, торговавшей на перроне рыбой: «Бегите отсюда, пока не поздно» - сказала она и удалилась.  Но бежать хотелось только вперед.
Маленькая «Станция юного туриста» находилась на улице Ленина 33 одним боком, а другим стояла на Ершова 23. Первое вызывало ностальгические воспоминания, потому что на Ленина 33 стояла их девятая школа. Сама же «станция юного туриста» напоминала милый «домик в деревне» снаружи, а на поверку оказалась чудовищной общагой внутри.  Девятиместные номера с тараканами по углам, в кухне трехногая, покосившаяся на один бок плита, из посуды были обнаружены малюсенькая сковородка, огромная, десятилитровая кастрюля, здоровенный ржавый кипятильник и гора грязных вилок и стаканов, рассчитанных на целую армию в несколько сотен человек, никак не меньше. При ближайшем кухонном осмотре обнаружился еще и холодильник. Если его кто-то открывал, этому бедному «кому-то» хотелось бежать без оглядки, казалось, этот ужасный запах будет преследовать его вечно. Зато когда холодильник включался (редко, но все-таки включался!) его было слышно в каждой комнате и, видимо, за пределами общежития. Туалеты тоже были устроены очень интересно: одна комната, в которой были три разных двери: женский и мужской туалеты, в каждом из которых на неприлично близком, можно даже сказать интимном расстоянии были расположены два унитаза, не разгороженных стенкой. Третьей дверью оказалась «ванная», состоящая из здоровой железной раковины, стоящей на полу и очередного, пятого по счету унитаза. Кроме этого, в мужском туалете стояла десятилитровая банка с неизвестной субстанцией коричневого цвета, на которой крупно было написано: «КАЛ», что отнюдь не добавляло привлекательности сортиру. Зеркало, неизвестно что делающее на кухне, решили единогласно перенести в комнату, но тихо и без шума, чтобы никто не увидел и не сказал кому нужно.

                -8-

В первый день ничего, по большому счету не случилось. Все пошли на пленэр, где Тамара Алексеевна (руководительница и по совместительству радкина мама велела своим архам рисовать друг с друга наброски. Шеля была счастлива, потому что до этого ни разу не позировала художникам. Наброски, которые делали архи, ее ужасно обрадовали. Тем более, что пока Шеля и Наташка позировали, у них была возможность перекинуться словечком. Ната шепотом сообщила, что они с Франком помирились и теперь совершенно счастливы вместе. Судя по красноречивым Франковским взглядам, это вполне могло быть и правдой. После пленэра вся группа отправилась кушать в столовую какого-то медицинского колледжа имени Володи Солдатова. Шеля мрачно пошутила насчет того, из чего сделаны эти котлеты, после чего  у всех как-то массово пропал аппетит и не возобновился, не смотря на увещевания Тамары Алексеевны, которая просто не слышала: «… а из чего же здесь делают котлеты? А из того, что после операций осталось. У кого аппендицитик вырезали, у кого грыжу  удалили, не пропадать же добру, тем более, вот какая прожорливая группа приехала. А вот видите эту подливочку? Да, да, вот эту желтенькую, это знаете что? А ни фига вы не знаете, плохо анатомию учили. Это желудочный сок! Вот!»

                -9-
Первый рабочий день был фактически закончен, поэтому все отправились домой, в милую общагу, где обнаружился теннисный стол. Когда Шеля вошла в комнату, там уже проводилось что-то вроде военного совета. Эту бурную деятельность развила Катюха Дунаева, известная в народе как Дунька, главная спортсменка архитектурного класса. «Мы приехали сюда работать, но и о поддержании спортивной формы заботиться надо! Так что по вечерам мы будем бегать! Я тут приглядела симпатичный участочек вдоль трассы – полтора километра туда и обратно. Кто со мной?»
-Я…я.. – прозвучало несколько голосов.
- И я! – вдруг выдохнула Шеля, - которая не далее как десять минут назад изводила Наташку своим нытьем о том, что она так устала, что просто сил нету.
-Тогда и я тоже! – неожиданно пропищала Смоленцева, которая вообще никогда не увлекалась ни бегом, ни каким-либо другим видом спорта, кроме хождения по магазинам.
«Вот что вытворяет с людьми стадное чувство» - думала Шеля, надевая футболку и ярко-розовые штаны.

                -10-

Группа «спортсменок» бежала ровно и достаточно быстро. Катька – Дунька улетела далеко вперед. Девичья компания в пестрых маечках, бегущая трусцой вдоль проезжей части привлекала внимание местных. От предложений познакомиться отбою не было. Смоленцева, которая поначалу бежала рядом с Шелей, начала неожиданно грузить ее вопросами на тему, не кажется ли Шеле, что Наташка уж слишком вешается на Франка. Шеля фыркнула и оставила ее позади. Обратно бежали медленнее – все изрядно подустали. Какая-то компания парней предложила посоревноваться – кто быстрее, выставив кандидатуру какого-то местного урода. Со стороны приезжих должна была выступать, конечно, Катя-Дунька. Сначала они бежали совершенно на равных, потом он отстал на полшага, на шаг, на два шага… когда расстояние между ними стало больше чем два метра, бегущие сзади девчонки радостно заулюлюкали: «Фу! Отстой! Неудачник!». Под эти приветственные крики парень с позором сошел с дистанции, а все принялись поздравлять друга и снизили темп, благо до дома оставалось двести метров, не больше. Едва отдышавшись и сменив одежду, все собрались около дома, потому что их позвали Тамара Алексеевна и дядя композитор, которого Шеля упорно называла «конъюгатором». Наташка радостно сообщила ей, что пока Шеля сбрасывала лишние калории, заботясь о своей спортивной форме, они с Франком гуляли около церкви Архангела Михаила и в конце прогулки чуть не заблудились. Моментально сзади подошла Смоленцева, которая еще не слышала о том, что Ната и Франк заключили перемирие, но уже слышавшая про их прогулки, и принялась нашептывать Шеле на ухо: «Вот видишь, я же тебе говорю, она так на него вешается…». Ната, стоявшая рядом, с интересом взглянула на них. И тут Шеля как с цепи сорвалась. Она повернулась к Смоленцевой и завопила на всю улицу: «Да ты достала меня уже! Тебе-то какая баня до того, что там между ними происходит?! Зачем суешь свой нос не в свое дело?! Даже я не лезу в их личную жизнь, пусть сами разбираются! Это их дело, но никак не моё, и уж тем более не твое!» Обиженная Смоленцева фыркнула и  отошла к дочке «конъюгатора» Ксюше. А выговорившаяся Шеля продолжала обсуждать с Натой подробности ее личной жизни.

                -11-

По дороге тема Франка постепенно иссякла, и девчонки были искренне восхищены красотами Тобольска – церкви были большей частью заброшенные и действительно красивые. Но устали все, конечно, жутко. Сказался поездовский недосып – это, во-первых. Во-вторых, город Тобольск условно был поделен на два города – Нижний и Верхний. А между ними пролегала симпатичная лесенка, состоящая из 196 ступеней и ноги, непривычные к ней очень болели, потому что жилище екатеринбуржцев находилось в Нижнем городе, а столовая и места работы – в верхнем. В-третьих, жара стояла просто изматывающая. Когда группа только собиралась отправляться в Сибирь, то сразу же была предупреждена о том, что нужно взять с собой как можно больше теплых вещей, потому что в Сибири по жизни холодно и сыро. И именно поэтому в царские времена сюда ссылали провинившихся людей. Ведь что может быть мучительнее смерти от голода, холода и комариных укусов? Все, конечно, послушались и теперь потели в теплых свитера или кофтах. Не касалось это лишь Шели и Наты, которые по природе своей были ужасно упрямыми существами. Если им говорили: «Не ходи туда», то можно было с уверенностью сказать, что минуты через две они дружно двинутся к этому самому «туда», а уж если им сказали, что нужно брать теплые вещи, значит, в их сумках большую часть имеющегося места занимали маечки разной степени откровенности и топики с глубокими вырезами. Правда, в Тобольске, очень, между прочим, религиозном городе, все ходили замотанные в одежду с ног до головы и поэтому различные   части тела, сквозившие в вырезах девичьих топов, притягивали к себе голодные мужские взгляды и завистливые женские. Но самим Шеле и Нате это было по барабану. Главное – не жарко. На ужин все решили не мучиться  и поужинать остатками поездовской провизии, а с завтрашнего дня уже начать готовить, как следует.

                -12-

Ночь подошла незаметно. Темнота прилипла к стеклу моментально. Шеля несколько раз обыграла Франка в настольный теннис. Он расстроился и отправился спать. А вот девичьей палате не спалось. Разговоры и хохот не прекращались, перетекая с одной темы на другую. Рада вспомнила один танец, который заключался в нескольких словах: «Тумбочка, тумбочка, тумбочка, тыри-тыри-тыри тумбочка!» А толстушка Настя Тальмина начала претворять эту идею в жизнь. Проще говоря, она изобразила на голове хохолок и ритмично дергалась из стороны в сторону, напевая про вышеупомянутую тумбочку. Рада в истерике прыгала на втором этаже своей двухъярусной кровати и смотрелась ничуть не хуже. Потом «тумбочка» превратилась в «попочку» и к пляскам присоединились другие девчонки.  Все уже успели раздеться до трусиков и маечек, в которых собирались спать. Шум стоял невообразимый. В разгар танца кто-то предположил: «Ну, на улице уже, наверное, толпа собралась!». Но и это не остановило юных стриптизерш. Повернувшись к окнам, которых в комнате было без малого пять, они радостно раскланялись и сказали, что «на сегодня концерт окончен, но завтра последует продолжение». В этот момент Шеля увидела на окне симпатичный фикус, а Рада решила просто открыть окно, чтобы стало попрохладнее, они одновременно раздернули шторы.  Шеля просто застыла в ступоре, а Рада только разинула рот и ткнула пальцем в окно, призывая всех остальных «танцорш» взглянуть туда же. Одна за другой, взглянув туда, куда указывала Рада, девчонки  застывали в немом изумлении. Это была немая сцена похлеще, чем в гоголевском «Ревизоре». Длилось это недолго, все вышли из ступора, потому что к этому вынуждала то, что творилось за окном. А творилось там вот что: по нескольку белых лиц, так четко выделяющихся из темноты тобольской ночи, буквально прилипло к окнам, плотоядно разглядывая раздетые в буквальном смысле тела приезжих. И намерения их, крупными буквами написанные на белых рожах, совершенно не сочетались с духовным имиджем города. «Закрыть окно!» - первая идея, пришедшая в бедные девчоночьи головы. Но это была плохая мысль – окна не закрывались вообще, да и открывались наружу. А в открытую форточку у радиной кровать уже тянулись чьи-то руки. Схватить Раду им было весьма проблематично – в мгновение ока она уже была на другом конце кровати, поэтому схватили синенькое покрывало, которое до этого стыдливо прикрывало непорочно белые простыни. «За казенное надо платить» - первая Шелина мысль, побудившая ее схватиться за другой конец покрывала вместе с Радой и другими неудачливыми стриптизершами, озаренными, видимо, той же мыслью что и Шеля. На шум прибежали Тамара Алексеевна и Композитор, но их увещевания не привели ровным счетом ни к чему. Спасла критическое положение Катюха Дунаева, прибежавшая с бутылкой отечественной газированной воды, и смело плеснувшая ее в лица тем, кто находился по ту сторону окна. Уже попозже Шеля дотумкала, почему же эти мальчики так быстро отстали. В состав «Колокольчика» входили такие элементы как ортофосфатная кислота, метилхлоризотиазолинон, метилизотиазолинон, аллантоин и парааминоарсенбензогидрохлорид. От такой водички даже бактерии дохнут, что уж говорить про людей?! Но все это лирика. Возвращаясь к суровой реальности, Тамара Алексеевна не сказала своим подопечным ничего хорошего, заявив, что «они и к прошлой группе, ездившей в Тобольск, лазили в окна, так что потерпите! И – спать»
В три часа ночи всех напугала Рада. Она села в кровати, четко и ясно произнесла: «Они пришли» и снова шлепнулась в постель. Девочки сейчас же вскочили, но никаких незваных гостей за окном не обнаружилось. Что самое удивительное, Рада с утра не помнила ничего и упрямо отрицала факт своего вставания.

                -13-

Поскольку была суббота, все музеи, в которых нужно было работать гуманитарным девушкам были закрыты, то они с чистой совестью прогуливались по саду в Тобольском Кремле, изредка подходя поговорить с истерично рисующими девчонками – архушками и бесстыдно глазея на проходившее мимо духовенство, слушая при этом разговоры семинаристов. Тобольская духовная семинария тоже входила в план Шели, ей до зарезу хотелось посмотреть, как же всё там, внутри. Но на калитке, за которой располагалось вожделенное заведение, висела очень крупная табличка: «Посторонним вход запрещен».
- Если вход запрещен посторонним, - соображала Шеля вслух, - надо стать непосторонними, а чтобы стать непосторонней, нужно чтобы нас туда провел кто-то непосторонний. Уф, ну и жарко в этой кофте! – с этими словами она стянула с себя свитер, и, привязав его на пояс,  продемонстрировала окружающим  майку на тоненьких лямочках. Потом она заулыбалась и обратилась к проходящему мимо семинаристу:
- Здравствуйте, мы приехали из Екатеринбурга, чтобы собрать материалы по вашему замечательному городу. Всё, что мы соберем, будет доставлено в штаб – квартиру ЮНЕСКО в Париж!
Семинарист расцвел как молодая луковица весной. Непонятно, Париж ли произвел на него такое впечатление, или Шелин слишком откровенный топ, или Ната, скромно стоящая рядом, но уже скоро он тарахтел как заведенный, рассказывая обо всем, чем бы девчонки ни попросили.  Но этим милым девчонкам нужно было большее. Пробный шар был пущен, как только семинарист, которого, кстати, звали Коля, остановился, чтобы набрать воздуха в легкие. В этот маленький перерыв Шеля, изобразив милую и стеснительную девочку, едва ли не заливаясь краской от смущения, пролепетала:
- А нельзя ли нам устроить небольшую экскурсию по вашей семинарии? Мы были бы счастливы…
- Конечно, это можно безболезненно устроить, - заявил Коля, еще раз скользнув своим высокодуховным взглядом по топикам и животикам приезжих.
-Но ведь вот тут, - продолжала строить из себя дуру Шеля, - висит табличка «Посторонним вход воспрещен», так как же с ней быть?
-Ну-у, вы ведь не совсем посторонние, - завел семинарист и получил благодарность в виде двух белозубых улыбок. Наташка, схватив Шелю за руку, возмущенно прошипела:
-Не лезь к нему, у него обручальное кольцо на пальце!
-Ну и ладно! – фыркнула Шеля, входя под своды семинарии и перекрестившись на всякий случай, - я замуж за него не собираюсь!
Коля вернулся и сообщил, что для экскурсии нужно пройти в председательский кабинет и договориться о ее проведении. Шеля, слушавшая одним ухом его, а другим разговор двух семинаристов о семье ксёндза Станислава, конечно, услышала только часть этой фразы, поэтому, постучав в дверь кабинета, где тщедушный белобрысый паренек, по виду чуть старше ее самой делал вид, что работает, катаясь из угла в угол на стуле, она бодро гаркнула:
-Здрасьте! Это вы представительский комитет! Знаете, нам очень нужна ваша помощь!
И, не дождавшись ответа, уселась на стул, закинула ногу на ногу и принялась излагать всю канитель про ЮНЕСКО, Париж и прочее. Парень, которого в первый раз титуловали так высоко, покраснел, потом побледнел и со всех ног кинулся выполнять Шелино поручение. Через несколько минут красивый семинарист с усталым лицом рассказывал девушкам о жизни семинарии и ее обитателей. Когда все было окончено, девочки удалились по своим делам, оставив и семинариста загружаться той информацией, которую они ему напели.

                -14-

Кроме экскурсии по семинарии, Шеля с Наташкой узнали у еще каких-то мальчиков, что сегодня – праздник Святой Троицы, поэтому в Софийском соборе будет проводиться красивое богослужение. Правда, мальчики сказали, что оно будет в 12 ночи, но это не смутило ни ту, ни другую, да и никого из их группы. Девочки начали собираться заранее: нацепили юбки, платочки и в одночасье превратились в типичных деревенских «Дусек». Погода не баловала: шел дождь как из ведра, темнота была непроглядная. Последний автобус ушел из-под носа. Пришлось идти в гору пешком. Усталые, но умиротворенные, в предвкушении красивой службы и запаха ладана, вся группа двинулась к Софии. Но света в окнах не было, двери окна были закрыты на замки, да и народа тоже не наблюдалось. И только парочка припозднившихся ночных прохожих со смесью ужаса и веселья глядели на толпу «Дусек» и «Дуськов» и крутили пальцем у виска. Шутка семинаристов удалась на славу. Кипя и булькая от негодования, как чайники, все спустились вниз и пошли домой, чтобы лечь спать ни с чем. Эта история научила всех трем правилам, которые нужно было соблюдать в Тобольске, чтобы выжить.
1) Никаких незнакомцев.
2) Никаких походов ночью хрен знает куда.
3) Кидать пельмени в кипящую воду.

                -15-
 В воскресенье, как и следовало ожидать, гуманитарные девчонки ничего не делали – все музеи были закрыты, да и библиотеки тоже. Поэтому они опять слонялись по городу, ничего не делая. Впрочем, Смоленцевой и Светки Кавериной это не касалось – их темы были более современными, и не предполагали исключительно сидение в библиотеке, кое было уготовано для Шели и Наташки. Но они пока еще не знали что это такое, поэтому бесцельно слонялись по городу, с ужасом и негодованием глазея на местных девушек, закутанных в какие-то непонятные хламиды черного и коричневого цвета, а в пять часов уже вернулись домой на экстренное пищевое совещание. Проводил его вечно голодный Франк. На первый совместно готовящийся ужин решено было пожарить картошку, сделать салат оливье, а сам Франк решил сварить гороховый суп из пакетика. Шеля, знавшая, что Франк относится к ней не очень, от супа на всякий случай отказалась. Мало ли что? Вон, какая банка тараканьего карандаша «Машенька» стоит в сортире! Это, если подумать, тоже несправедливость! Почему, интересно, в честь Натальи названа парикмахерская, в честь Екатерины город, в честь Коко Шанель – духи, а в честь Марии, то есть Машеньки… Пока Шеля размышляла о несправедливости мироустройства, возник еще один вопрос: а где жарить только что почищенную картошечку? В десятилитровой кастрюле или крохотной сковородке, из которой одному наесться не хватит? После долгих раздумий, было решено пожарить сей продукт в кастрюле. Сказано – сделано. Но кто же знал, что в тот момент, когда все буквально на пять минут отлучаться из кухни, каждый по своим делам, судьба – злодейка занесет туда Смоленцеву! И мало того, что занесет, но и зальет ее рукой в кастрюлю бутылку масла!
-А чего, - оправдывалась потом она, - маловато было масла, ну я и решила добавить…
В результате в кастрюле плавало нечто, смутно напоминающее кашу. Франковский суп, надо сказать, тоже был супом – кашей. А сама Смоленцева благополучно заварила себе китайскую лапшу «Александра и Софья» (вот, кстати, еще два примера жизненной несправедливости, как вы думаете, чем лучше быть, сухой лапшой или Машенькой?..). Кашу съели, посуду вымыли, Шеля четыре раза дернула Франка в теннис и отправилась в свою комнату – спать. Только она уютно устроилась в своей кровати, как в комнате появилась Наташка, решившая свить свое гнездо рядом с шелиным.
-Шеля, выключи свет! – потребовала она
-Выключается свет, я куда-то лечу, без тебя меня нет… - дурашливо запищала Шеля, подражая голосу солисток из лесбийской группы «Тату».
- Шелища, убери с моей кровати сумку, - тихо пускала пар из ушей Наташка.
-Ничего не хочу, - как ни в чем не бывало продолжала песнопения Шеля, - это медленный яд, это сводит с ума…
-Шеля, ты дура! – вышла из себя Наташка.
-А они говорят: Виновата сама! – веселилась Шеля. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения шелиной подруги – еще полночи та плевалась огнем и летала вокруг Шелиной кровати на реактивном помеле. А когда ночью кто-то из девчонок услышал под окном приятные рассуждения вчерашних мальчиков на тему: «Ну-у, с двумя то я смогу и с тремя, если поднатужусь, но вот с девятью мне не справиться!» и речь шла явно не о том, чтобы, скажем, поднять гири, стало совсем плохо. «Ну что  делать… Судьба такая» - вяло подумала Шеля и провалилась в глубокий сон.

                -16-

Перед ужином следующего дня  Шеля, весело напевая себе под нос песенку, умудрялась трепаться с девчонками во дворе, пытаясь помочь другим девчонкам, на кухне, сварить ужин. Салат-то они порезали, а на горячее были задуманы макароны. Чуть раньше Франк вызвался сходить за ними.
-Только купи «Макфу» или еще чего-нибудь высшего сорта, их варить проще, смотри, чтобы на пачке стояло «произведено исключительно из твердых сортов пшеницы», - поучала его Шеля. Франк свирепо зыркнул на нее, и купил, конечно же, что-то очень длинное, третьесортное и серое.
-Ну и что ЭТО? – возмутилась Шеля, обозрев пиршество интеллектуального труда Франка, - ну где ты видишь, что здесь на упаковке написано про исключительно твердые сорта пшеницы?! Где?!
-А где ты видишь упаковку, - парировал Франк, демонстрируя только что купленный пакет из полиэтилена, - я их на развес купил!
В результате «варения» этих макарон все в той же кастрюле, снова получилась каша. Кашу, что самое удивительное, съели. Когда вечером все собрались у дома, поджидая Тамаксу и композитора, чтобы идти смотреть церкви Нижнего города, из-за угла дома появилась Наташка. Бледная, как обезжиренный кефирчик «Био-макс». Из накрашенных глаз медленно катились слезы. Шеля подумала, что ее глючит: из-за чего можно плакать в таком прикольном городе как Тобольск? Неужели ей настолько не понравилась макаронная каша? Значит, это не каша… Тогда что?.. Или кто?... Кто?.. Так, все ясно:
-Что Франк сделал на этот раз?
-…
-Ну? Я жду!
Еле слышно Наташка прошептала:
-Он чуть не задушил меня… Просто сначала обнимал, а потом рукой за шею.… Думала, что сейчас в обморок упаду.
Шеля пришла в ярость. Отелло долбанутый!!! Стоит ли говорить, что решено было не есть за одним столом с Франком. Больше всего Шелю возмутило то, что Наташка простила урода, посмевшего сделать ей больно буквально на следующий день. «Сама-то хороша», - одернула себя Шеля. Что и говорить: она ни капельки не злилась на Колезева. Он-то хоть обижает словом, а вот Франк делом. Найдя консенсус в виде аргумента «Обе – дуры», Шеля мирно начала отходить ко сну. Архи рисовали, свет горел, переругивались вполголоса Филиппова и Тальмина, а Шеля дремала и на лице ее блуждала полная безмятежность. Тем более, что спящей рядом с ней Наташки не было и она с удовольствием дрыхла прямо поперек двух кроватей. Внезапно над ней появилось чье-то белое, как сметана, лицо.
-АААА!!! – спросонок заорала Шеля.
-Ха-ха-ха!!! – истерично захихикали еще два белых лица, а принадлежали они Тальминой, Филипповой и Светке Костюковой.
-Вы что, решили обезопасить себя от мальчиков, - осведомилась Шеля, прогоняя с себя остатки былого сна.
-Дура, - обиделась Филиппова, - мы просто обгорели и намазались сметаной. И тебе советуем, у тебя тоже плечи красные.
-Сама дура, - оскорбилась Шеля, - плечи завтра будут нормальные, в смысле коричневые, а ваша сметана… - и она снова отрубилась.
Через полчаса девчонки отправились в туалет смывать маски с лица. Но шелин прогноз «а ваша сметана…» оправдался на все сто процентов. Сметана упорно не хотела смываться с лиц обгоревших девушек. Полночи еще был слышен мат, звон и плеск воды. Спустя два часа Шеля снова проснулась. Визг и возня все-таки разбудили ее. Она села в кровати, пробормотала «Ацетоном попробуйте» и снова заснула. Визг постепенно стих.
А может трансформировался в вой, но Шеля этого, по счастью, не слышала.
                -17-

Утро четвертого июня было тяжеловставаемым как обычно. Нежный голос «конъюгатора» Сергея Валерьевича проорал: «Подъем!!!», раздался оглушительный грохот и стук в дверь. Вставшая Филиппова бродила по комнате зевая и дрожа от недосыпа. Шеля и вернувшаяся под утро Наташка вскоре мирно брели по 196ступенчатой лестнице. Обе молчали. Наташка ждала вопроса о Франке, Шеля из вредности молчала. Уж свою-то подругу она знала как облупленную. Пошла к нему ночью – значит, решили помириться. После завтрака их ждала библиотека, пыльные архивы, культовые постройки города Тобольска и сибирская епархия. За окном шумел дождь, в зале не наблюдалось других сумасшедших кроме Шели, Наты и Смоленцевой. Было жарко. И только одинокий вентилятор на столе у библиотекарши истошно жужжал. Шеля, автоматически переписывая нужные и ненужные сведения в толстую тетрадь, мужественно пытаясь положить подбородок на стол и задать храпака. Этому не способствовала палочка от чупа-чупса, на которую она несколько раз натыкалась, пытаясь задремать. Надо уточнить, что чупа-чупсов в Шелиной сумке лежало еще десять штук. И они были отличным противодремотным средством. Рядом точно так же боролась со сном Наташка. Немудрено, что вскоре разговор перетек на Франка. Подробности выяснились быстро. Оказывается после злополучного 15 мая, когда Франк заявил о том, что он разрывает отношения, Ната наряду с болью и горечью, парадоксальным образом ощутила безумную злобу. И замыслила коварный план мести. Но пока они были снова вместе с 31 мая, миссия Немесиды была временно отложена. Но по приезду в город, мстительница планировала свалить куда подальше, чтобы Франк ее забыл. План, по мнению Шели, был хорош, но он пока оставался только планом.
-И сколько человек посвящено? – поинтересовалась Шеля, заранее ожидая услышать ответ «Только ты».
-Только ты, - пожала плечами Наташка и добавила, - и Настя Шадрина.
-Ты с ума съехала! – возмутилась Шеля, - она ведь самый неподходящий человек, которому можно что-то рассказать! К тому же она его близкая подруга! Он доверяет ей, а она – ему.
-Ну, я так не думаю, - махнула рукой беспечная Наташка, - я уже доверила ему тайну,  и он пока не разболтал ее.
-А что за тай…, - Шеля осеклась, увидев пристальный взгляд Смоленцевой, сидящей рядом, - ладно, пиши давай.
Нудная писанина безумно усыпляла. Поэтому после обеда было решено ничего не делать. Шеля и Наташка, бессовестно оставив Смоленцеву в номере, отправились гулять по Нижнему городу, обсуждая предстоящий день Рождения Дуньки. Подарок, маленький флакончик духов, был куплен в центре еще с утра. Вечер обещал быть праздничным. Погода радовала. Птички пели. Старые церкви просто манили своей загадочностью и таинственностью. Но все-таки лезть в них было страшновато, поэтому было решено позвать парней, чтобы обезопасить себя если что…

                -18-

Вечером все поднимали стаканы с газированной водой, поздравляя Дуньку и всех летних именинников. Ближе к ночи планировалось сбегать в ближайший киоск за вином. Но пока еще было светло, а попасться со спиртным на глаза Тамаре Алексеевне никто не хотел. Пока что Шеля играла с Франком в теннис, и с завидным постоянством обыгрывала его. Радостная Дунька прыгала вокруг и давала ему ценные советы.
-По углам ее погоняй, Франк, - повизгивала она, - посмотри на нее, она же вообще не двигается.
Франк подал подачку в правый угол,  потом в левый, потом снова в правый… Упс!.. Шеля «подрезала» и Франк снова проиграл еще одно очко, а, следовательно, и всю партию со стандартным счетом 12:21. Франк взглядом бешеного быка взглянул на Дуньку.
-Ну да! - взорвалась она, - Шеля все время стоит. Но руки-то у нее длинные! Вот и проиграл!
И уже более утешительным тоном добавила: «Да ладно тебе, Никитка, я и сама ей все время проигрываю!».
Шеля умылась в туалете, скорчила парочку рожиц, улыбнулась своему отражению и вышла из сортира. По пути в комнату ее догнала Наташка.
-Фу, - поморщилась Шеля, - ты опять обкурилась. Воняешь, как табачная фабрика. Признайся, опять «LМ» раскуривала?
-Угу, - кивнула Наташка, - и грустно добавила, - прикинь, она все знает.
-Кто знает? Про что? – не дошло до Шели.
-Настя Шадрина. Все знает.
-Давай конкретно, - потребовала Шеля, усаживаясь на лавочку в коридоре.
В целом история выглядела банально. Еще до расставания Франк просил Наташку рассказать ему какую-нибудь личную, сокровенную тайну. Потом обижался, дулся и просто требовал поверить ему какой-нибудь секрет. На что Натень, делая невинные глаза, говорила:
-Ну, как же, Франк, ведь если я расскажу тебе что-то о себе, ты будешь обо мне что-то знать!
«Логика бегемота, - со смехом рассказывала она потом Шеле, - залезу в воду, буду мокрый!»
После торжественного примирения Франк потребовал хоть какую-нибудь тайну в знак того, что Ната его простила. Натень поднапряглась и выдала тайну собственного сочинения – про девочку Лизу и ее мальчика, которые поссорились якобы из-за нее. А потом, сделав страшные глаза, прошептала Франку: «Только никому, это секрет!»
-Ну, Натец, - расхохоталась Шеля, ты бы еще рассказала тайну о том, что таблицу Менделеева придумал Менделеев! Расскажет кому – за психа точно сойдет!
-А сегодня, - продолжала Наташка, будто не слыша ее, - то есть сейчас, - я пошла курить с Настькой Шадриной и сказала ей, что доверила Франку тайну. Настя затянулась, выпустила в потолок струю серого дыма и заявила: «Это про Лизу-то? Знаю я эту тайну».
«Наверняка после рассказа этой тайны, да еще и в переложении Франка, Настя решила, что знает не только тайну, но и саму мифическую Лизу и ее не менее мифического парня» - пронеслось в голове у Шели, но вслух она сказала другое:
-Значит, они все-таки доверяют друг другу, хотя может быть доверяет только одна сторона, Франковская, и тогда…
Что там «тогда» она договорить не успела, потому что из комнаты появилась встрепанная голова Наташи Филипповой.
-Шеля, где тебя носит, …! - орала она, не стесняясь в выражениях, - ты, едрена-матрена, обещала нам позировать. Давай, перенеси свою задницу в нашу комнату, а то народ уже заждался!
-Черт-те что! – выдохнула Шеля и пошла в комнату, где ее уже ждали недовольные художники, как всегда не выполнившие свою норму по наброскам. И где-то минут на двадцать в комнате воцарилась тишина. Шеля, стоя в положении «ласточкой», ругала себя на все корки за то, что встала в такую неудобную позу. Нога затекла, очень хотелось упасть, а это был только первый набросок, оставалось еще четыре. Чтобы забыть о затекшей ноге, Шеля принялась разглядывать всех присутствующих. Радка и Наташка сидят на втором ярусе радкиной кровати, Радка усердно рисует, Наташка перебирает карандаши и краски. Филиппова что-то стирает на своем наброске, наверняка нарисовала Шеле слишком большую задницу, или ноги вместо рук. Настька Тальмина и Светка Костюкова разглядывают Шелю, примеряясь как лучше изобразить,… что там они хотят изобразить?.. А, ногу. Вторую, левую, задранную ногу. Танька Немчанинова уже нарисовала и ждет всех остальных, как всегда убивая время за глотанием таблеток. Странная она вообще, эта Таня. Вроде бы смеется и смеется, а потом как начнет ныть – не остановишь. А эта ее манера пить таблетки! И ладно бы хоть по болезни, а то ведь все время. Она что, решила предохраниться от всех болезней в мире? Поэтому ее сумочка с таблетками по размеру может конкурировать разве что с косметичкой Наташи Филипповой, которая пописать не ходит не накрасившись.… А кто это там, сзади так шумно дышит? А, это Смоленцева. Всего лишь… И что она делает?
-Шеля, не вертись, - раздались недовольные голоса. Шеля вяло вернула конечности в прежнее положение. Время текло медленно. Только архи заканчивали один набросок, как начинали другой. В данный момент Шеля удобно сидела на кровати в позе лотоса, скрестив руки на груди. В этот момент в комнату медленно, как сомнамбула, вошла Настя Шадрина. Больше всего она была похожа на какое-то существо из внеземных цивилизаций.
-Где Наташа? – прошелестело «существо».
«Меня нет» - глазами показала Наташка, а для пущей убедительности еще и руками помахала.
-Не знаю, - безмятежно отозвалась Светка Костюкова, - вот Шеля только…
-Шелю не желаете? – выскочила Филиппова, попытавшись сострить.
Настя покачала головой, развернулась на месте и вышла в «предбанничек» комнаты, где стоял маленький диванчик. Через пару секунд оттуда понеслись неясные рыдания, а потом истерический смех. Наташка, забыв про то, что ее в комнате якобы нет, ринулась в коридор. Оттуда понеслись два голоса – спокойный Наташкин и нервный и высокий – Настькин. Шеля разобрала: «Ну, пойдем, покурим» и шум удаляющихся шагов.
-Шеля! – закричала Тальмина, - ты опять повернула голову! Верни на место сию же секунду!
Где-то через полчаса экзекуция была закончена. Архушки принялись дорисовывать акварели, а Шеля, изрядно устав, легла спать и ничто и никто не мог потревожить ее спокойный сон. Она уже выпила вина вместе со всеми остальными и теперь витала где-то в облаках, в блаженной эйфории.

                -19-

Утром Шеле приснился какой-то театр. Причем за пару минут до начала спектакля. Все бегали, суетились, потом раздался грохот, и какая-то бездарная актриса истерически закричала: «Немчанинова, встать!». Она начала повторять эту фразу, то громко, то нежно, то добавляя туда несколько матерных слов, то просто талдыча ее на разные голоса.
«Глупый какой-то спектакль» - подумала Шеля и проснулась.
-Немчанинова, встать!!! – орала Филиппова, уже теряя человеческий облик. Но Танька продолжала спать.
-Таня! Мы опаздываем в столовую! Опять придется пилить на автобусе! – выходили из себя Наташка и Светка.
-Четвертой «опаздывающей» была Тальмина, безмятежно красящая ресницы. Даже тайфун «Анна» не смог бы отвлечь ее.
-Наська! А ты что сидишь, - напустилась на нее Филиппова, видимо поняв, что Таньку ей просто так не поднять, - пока глаза красишь, хоть разбуди эту соню!
-Немча, вставай, - спокойно сказала Настя. Слова ее возымели магическое действие. Танька вскочила, откинула с лица волосы и закричала:
-Я не немча!!!
Ответом ей был дружный хохот.
После завтрака архов ждал пленэр, а гумов утомительное сидение в библиотеке. Шеля даже не пыталась разбудить Наташку, спавшую рядом с ней, но когда та начала издавать тоненькое посвистывание, плавно переходящее в храп, Шеля отложила пыльную подшивку «Тобольской правды» за 1872й год и повернулась к своей соседке.
-Заткнись, пожалуйста, - вежливо сказала она Наташке, - хватит храпеть.
Библиотекарша кинула на девчонок уже, наверное, восемьдесят второй по счету неодобрительный взгляд. И в нем ясно читалось ее отношение к таким вот свински некультурным людям, которые ночью делают что-то неизвестно где, а по утрам вот так неприлично храпят в общественных местах. Шеля поймала ее свирепый взгляд, и кисло улыбнулась.
-Понимаете, - попыталась она прояснить ситуацию, - мы живем с художниками, и они до утра рисуют, и мы тоже уснуть не можем, вот и сморило ее, - кивнула она на Наташку, пиная ее под столом. Наташка неожиданно открыла глаза, потянулась и громко спросила:
-А клево мы вчера побухали, да?
Шеля почувствовала, что надо уходить.
-До свидания, - сказала она библиотекарше, - видите ли, она у меня странная, книгами и газетами опохмеляется. Ну, мы пойдем, ладно?
Библиотекарша ошарашенно кивнула, а Шеля, схватив Нату за руку, поспешила ретироваться. До обеда оставалось еще добрых два часа, а тащиться по лестнице, от которой  ужасно ныли ноги, не хотелось.
- Это, типа, у них такой центр! – говорила Шеля, показывая на две бесформенные бронзовые глыбы, на которых написано было 1941-1945, вечный огонь между ними и штук десять лавочек. Но каких лавочек!
-Нет, это же ужас! – возмущалась Шеля, - столько лавок и ни на одной из них нет надписи типа «Спартак-чемпион» или «Челябинск форевер», да что там «форевер», даже банального «Здесь был Вася» не найти!
-Давай сядем! – предложила Наташка.
-Лучше ляжем,  - вздохнула Шеля, ощущая бесконечную усталость, - здесь можно лежать голой, настолько тут чисто.
-Может, позагораем! – предложила Наташка.
-Это на сибирском- то солнышке! – усомнилась Шеля.
-А чего, вон девчонок вчера припекло малость, давай, Шель, ну два часа еще до обеда.
-У меня топик живот закрывает, - вздохнула Шеля.
-А ты подверни его, - посоветовала Наташка, задрав свою маечку по самое не могу и, явив миру талию, увидев которую и осе бы стало завидно. Шеля вздохнула и задрала свой топик, показав миру аккуратно завязанный каким-то гинекологом пупок и не только. Все проходящие мимо таращились на загорающих Шелю и Наташку как будто это загорали не девушки, а как минимум африканский  страус эму и крокодил-трехлетка. Напротив «пляжной» лавочки сидел какой-то дедок с бутылкой пива в руках и пускал ею солнечных зайчиков. При виде отдыхающих девчонок он резко выпрямился и принялся крутить бутылку так и сяк, прикладывая (или примеряя) ее к различным частям тела.
-По-моему сейчас дедушка встанет, - заерзала на лавочке Шеля, пытаясь сказать «Встанет и скажет, что мы аморально себя ведем»
-Не знаю как дедушка, а часть его точно встанет, - спошлила Наташка, сведущая во всяких «встающих» частях тела. – Лежи себе спокойно! 
Если бы спустя час Шеля и Наташка смогли посчитать все взгляды, брошенные на них, то они бы ужаснулись. Были взгляды и откровенно осуждающие, и восхищенные, и завистливые.
Обед был как обычно так себе, а в библиотеку соваться было опасно, поэтому Шеля и Наташка отправились домой, чтобы потренировать Наташку играть в теннис. Придя в нижний город, выяснилось, что шарик куда-то задевали ужасные дети, приходившие днем играть в их домик. Пришлось опять ползти наверх, в магазин «социальный», который Шеля упорно именовала «сексуальным» и купить два шарика про запас. Вечером, когда архи нарисовали наброски «Шеля в зеленом», «Шеля в бордовом», «Шеля с Децлом», «Шеля с яблоком» (роль яблока исполняла восковая свечка, круглой формы, подаренная Ленкой Стрехниной на Новый год) и «Шеля со стулом», доморощенная позерша снова проголодалась. Сегодняшний ужин был устроен в стиле «хватай и беги», потому что девчонки из девятой комнаты, во главе с Дунькой, заварили на всех большую тарелку быстрорастворимой лапши, дабы избежать очередной «Каши». Шеля урвала только две вилки этого продукта, поэтому ее желудок требовал еды со страшной силой. Но кухня была девственно чистой. Шеля налила чай, побулькала пакетиком, положила четыре куска сахара, чтобы только заглушить голод и ей почему-то снова стало грустно. Она неторопливо швыркала чаем, перебирая в памяти все свои воспоминания, все то, что произошло с ней за этот год. Колезев ворвался в ее спокойную жизнь как ураган. В тот самый момент, когда Шеля уже второй час рассматривала свои кривые ноги. Не сказать, что она только что открыла это, просто в тот день, она даже помнила дату, 15 сентября, ее самокритика дошла до предела. Это критическое состояние разорвал телефонный звонок. Это и был Колезев с предложением поехать к ней на дачу.  То ли родители выпили слишком много в этот вечер, то ли сама судьба в этот вечер была на стороне Колезева, но согласие старших было получено. Дальше – больше. Долгие телефонные разговоры, первые поцелуи при встрече и прощании, потом он попал в больницу, родители запретили Шеле навещать его, но она все равно поехала туда, к нему, не любя его при этом ни на грамм. Непонятно, что же это было, чисто детское упрямство или вполне обдуманный протест против совершенно непонятного ей запрета? А может быть что-то иное?..
Дверь с грохотом распахнулась и на пороге появилась Наташка. Но в каком виде! Не говоря ни слова, она уткнулась Шеле в плечо и зарыдала в голос. Шеля растерялась. Ведь это же Наташка, такая сильная и уверенная, всегда веселая, готовая помочь словом, а иногда и делом… почему же сейчас она так плачет? Вон, всю футболку уже измочила. Что, интересно, стряслось? Ведь только пару часов назад все было хорошо, просто отлично. И что теперь? Наташка, между тем, быстро пришла в себя и принялась выплескивать невероятную информацию. Все подозрения полностью подтвердились: Настя и Франк полностью доверяли друг другу. И, конечно, в обмен на тайну про Лизу, Настя рассказала Франку о коварном замысле доморощенной Немесиды. Франк же повел себя неадекватно. Он раскидал стулья в курилку, потом вышел во двор и со всей своей дури (а этой дури в нем было немало) ударил кулаком в стену, а потом повторил «упражнение», но головой. Естественно, Настя испугалась и кинулась звать на помощь Наташку. Но это было вчера. А сегодня, произошло весьма неприятное выяснение отношений между ними. И теперь Наташка оплакивала непонятно что: крах ли отношений с Франком, а может быть свою неудавшуюся месть.

                -20-

Шестого июня у Шели было отвратительное настроение.  Бесило все. И Франк, погруженный в депрессию, и Смоленцева, которая была в своем стандартном состоянии: ныла и ничего не делала. И все собиралась позвонить своему папе, чтобы он приехал и переоборудовал жуткую общагу, которая, кстати, уже и не казалась такой жуткой, в пятизвездочный отель; отделка в туалете была бы из розового мрамора с золотом, на окна с двойным стеклопакетом надлежало сделать тяжелые драпировки и поставить каждому индивидуальную четырехспальную кровать. Так вот. Настроение шелино было самым, что ни на есть отвратительным, а начало оно портиться еще вчера вечером, когда у нее начала побаливать голова, но из-за этого она не могла отменить теннисный турнир с Франком. Понятное дело, все четыре партии она проиграла с ужасным для нее счетом 19:21. Счастливый Франк пробежал по всему общежитию, если не по всему Тобольску, заглянул в каждый закоулок, неважно, жили там люди из его группы, не из его группы, или вообще никто не жил, и всем, каждому стасику на стене он сообщил: «Я дернул Шелю в теннис!!! Четыре раза!!! Я сделал это!!!» - орал он. Шеля была в ярости. Какого хрена!!! Вот и теперь, шагая из библиотеки домой, она размышляла на ком бы ей сорвать свою злобу. Побить Франка? Бесполезно, он церемониться не будет, не джентльмен. Так ответит, что сама потом инвалидкой станешь. Поорать на Смоленцеву? Никакого удовольствия, на нее и так орут все, кому не лень. А она, как последняя мазохистка, сама будто нарывается.  Раньше шелины и Наташкины кровати стояли сдвинутыми, а через тумбочку находилась кровать Смоленцевой. Зачем Женя передвинула ее – непонятно. Но факт оставался  фактом – Шелина кровать теперь стояла посередине. И чтобы вылезти оттуда ее хозяйке в любом случае надлежало пройти либо через Наташкину, либо через Женькину кровать. Но через кровать Наташки пройти было весьма сложно: она всегда была завалена шмотками, зубочистками, пакетиками от быстрорастворимой лапши, баночками из-под йогурта или разнообразной косметикой, зачастую не только Наташкиной. Несколько раз побывав на этом «кладбище бытовых предметов», Шеля решила более не ходить этой дорогой. Женькина аккуратно застеленная кровать была, по Шелиному мнению, более удачным выходом из ее кровати, несильно, кстати, отличающейся от Наташкиной по консистенции. Но каждый раз, когда Шеля вступала своей исцарапанной ножкой на смоленцевское покрывало, как та начинала орать. Причем орать не в полном смысле этого слова, учитывая достаточно писклявый смоленцевский тембр. В реальности картина «Шеля пытается слезть с кровати» ужасно походила на русскую игрушку «Мужик и медведь».  Шеля встает на Женькино покрывало – Женька орет. Шеля перескакивает на свое – Смоленцева замолкает.  Конечно, Шеля нашла нестандартный путь решения – она теперь выходила из кровати через деревянный бортик. Это было страшно неудобно, но зато тихо. Но идея мести тоже зародилась у нее.
После долгих измышлений на тему «чтобы такое гадкое сделать, чтобы поднять настроение себе» Шеля, по ее мнению, нашла самый безболезненный вариант, предусматривающий минимальные потери. Она решила просто раскидать все в комнате. Но этому коварному замыслу не суждено было сбыться. И это Шеля поняла еще на входе в то помещение, что когда-то было их комнатой. Срачнее было просто некуда. На всех кроватях валялись обрывки из-под пакетов быстрых супов, на Смоленцевской тумбочке громоздились пустые бутылки из-под «Пепси – лайт», суточная норма которых была как минимум четыре штуки в день. А если эти четыре штуки умножить на количество прожитых дней, то их количество было просто убийственным. Под кроватью стояли штук десять стаканов – следов празднования дня рождения Дуньки. Около радиной кровати была высохшая липкая лужа от отечественной газировки, которая появилась еще в первую ночь, в ночь «татаро-монгольского нашествия», на филипповской кровати валялись горы косметики, ватных палочек, и ее любимый жираф, который был похож на верблюда. Сверху, на втором ярусе кровати, где обитала Таня, была передвижная аптека. Видимо, Немче было спокойнее спать, если ее со всех сторон окружали ее любимые таблетки. Если перемещаться дальше, на следующей кровати, где спали Тальмина и Светка Костюкова, были свалены баночки из-под йогуртов, которые Настя любила поглощать ночью, под одеялом. А когда все свободное место в ее кровати заполонили пустые баночки, она начала скидывать их на кровать Светке. Прибавьте ко всему этому сумки, стоящие по всей комнате, кучи вещей, и, конечно, красок, кисточек, карандашей и прочих милых художественных принадлежностей. В суровой реальности в комнате каждое утро разгребалась дорожка к двери, а каждый вечер каждая девушка высвобождала себе на кровати кусочек места, чтобы поспать, баррикадируя, таким образом, дорожку.
Сами понимаете, что навести беспорядок в такой комнате было бы весьма проблематично. Но Шелина изобретательная натура нашла выход.
«Если не получается развести беспорядок, значит надо навести порядок» - решила Шеля и заносилась по комнате не обращая внимания на увещевания Наташки и предложения вернувшейся Насти Тальминой дать ей таблетку. В конце концов, девчонки не выдержали этого натиска и сбежали, оставив Шеле широкое поле для деятельности. Но если уж Шеля загоралась какой-либо идеей, она обязательно доводила ее до конца. Вот и теперь она носилась по всему общежитию, то вынося мусор, то выбивая половики на крылечке, а потом вообще выползла из туалета с ведром воды, тряпкой, веником и совком. На вопрос технички, куда это она понесла эти вещи, Шеля сделала заговорщическое лицо и прошептала:
-Я их украла, а сейчас пойду и продам! - и дала деру в свою комнату.
Вечером стали появляться девчонки. Первыми явились из своего крестового похода Настя и Наташка.
-Шеля, а мы ходили, куда глаза гля… - начала Наташка, но осеклась, увидев идеально прибранную комнату, на девять человек, кровати без единой морщинки, коврики (оказывается, здесь были еще и коврики!) и надраенный до блеска линолеум.
-Я пойду вызывать «скорую», - тихонько сказала Настя, но потом передумала, сняла на пороге свои кроссовки, на цыпочках прошла к своей кровати и забилась в уголок. Следующим номером программы была Тамакса, которая, заглянув в комнату, потеряла дар речи и озвучила свое изумление каким-то нечленораздельным мычанием. Но больше всех поразили Филиппова и Танька. Наташка упала на колени, воздела руки к небу и на манер муллы завопила: «О, великая Шеля!!!», а Таня в это время деликатно подталкивала ее к выходу, то и дело приговаривая:
-Пойдем, Наташа, мы ошиблись дверью, ну пойдем же, это ведь не наша комната, давай, поднимайся.
Вечером все покатилось уже по накатанной колее. Шеля отыграла у Франка свой вчерашний позор, уделав его не четыре раза, а в два раза больше, то есть восемь. Разобиженный, расстроенный Франк ушел к себе в комнату и попытался лечь спать, но и этому не суждено было случиться, потому что двумя минутами раньше Серега Карлисон вылил Франку в кровать банку с водой, в которой он разводил краски. Франк готовился идти спать в курилку, но и тут подоспела вездесущая Шеля. Стащив у соседа из первой комнаты утюг, она моментально высушила франковские простынь, подушку и одеяло. Благодарный Франк отправился спать на не очень чистом, зато сухом белье. Видимо, это сыграло решающую роль в том, что в этот вечер они с Наташкой помирились. Архи, как обычно не сдавшие свою норму по наброскам рисовали Шелю, которая нашла себе новое занятие, во время своего «стояния» - она пела. Причем репертуар ее был достаточно разнообразным и колебался от песен Земфиры вроде «Ну почему – у – у? Лай – ла – лай» до «Ежика резинового», который, пройдя много дорожек и пообщавшись с птицами и елками,  что-то там насвистывал Ване в ванне своей дырочкой.… В данный момент в два часа ночи в Государственном центральном концертном зале города Тобольска, расположенном по адресу Ленина 33 или Ершова 23, исполнялся хит международного масштаба. Это была песня шелиного детства. А смысл ее был примерно таков:
Есть земля Австралия
Есть страна Италия
А еще на свете есть
Вот какое чудо
Вовсе не Австралия
Вовсе не Италия
Есть страна Читалия
Мы как раз оттуда.
Диапазон колебался от самых низких до самых верхних нот, Шеля старательно выводила свои рулады уже в любом положении, чем ужасно веселила и умиляла архов и не менее ужасно бесила и злила Смоленцеву, которая лежала и читала книжку.
-Шеля, заткнись – неожиданно пропищала она, чем просто вывела из себя… не Шелю, та настолько была увлечена самим процессом издавания звуков, что просто не заметила этого писка, а всех остальных присутствующих в комнате. Все девчонки как будто с цепи сорвались и принялись на все лады ругать Смоленцеву, которая уже изрядно успела всех достать своим нытьем. Поэтому сейчас в выражениях никто не стеснялся. Даже Филиппова, недолюбливающая Шелю, встала на ее сторону и веско сказала, что если большинству нравится, меньшинство может покинуть помещение. Смоленцева фыркнула и отвернулась к стене. Все уже постепенно устали ругаться и замолкли, когда Таня, наконец, выпив все запланированные на вечер таблетки, неожиданно выступила в защиту Шели.
-И вообще, - громогласно провозгласила она, Шеля очень даже не плохо поет, а чтоб ты поняла и прочувствовала это, тебе сейчас спою я! 
Она встала в позу на кровати, вытянула руку вперед и  с придыханием заголосила голосом Зыкиной:
- Хи - и – и - здалека   э-э до-о-о-олго, течет река Во –о-о-о-лга…
 Не успела она спеть первые строчки, как в дверях появился их заспанный сосед, которого звали Федя, Тамакса, на всякий случай с ножкой от стула, и композитор с самым мрачным выражением лица. Но Танька не видела этого, потому что она стояла к двери спиной и поэтому вдохновенно продолжала:
-Течет река Во-о-о-олга, конца и края нет!
На этой фразе в дверях появился Франк, держащий в руке свои тапочки в виде собачек, Карлисон,  с неизменной баночкой для разведения красок и поливания ей чужих постелей, вечно молчащий, но встревоженный Антонио и Паха, которого архи называли мальчик – муха, за то, что у него на спине росли такие волосы, что даже когда он надевал свитер, они все равно были видны.
-Мальчик – муха! – пискнула Рада, не произведя, впрочем, особого эффекта.
Немчанинова не унималась. Видимо, Зыкина долго спала в ней и теперь выспалась. На строчке «Среди снегов белых, среди садов э-э спе-е-елых!» появилась Дунька с газировкой, наивно полагающая, что тобольское маньячество опять лезет в окна, Настя Шадрина и все остальные представители девятой  комнаты. Не хватало только технички, которая тоже не заставила себя долго ждать и лишь только Таня, а точнее Зыкина произнесла, а точнее провыла: «Течет моя э-э Во-о-олга» появилась на пороге комнаты и нарушила эту идиллию:
-Что здесь происходит, - протянула она.
Таня, недовольная тем, что ее выступление было прервано, повернулась к дверям и, увидев толпу, которая замерла в тесном и узком коридоре и выжидательно на нее глядела, испуганно пискнула: «А мне 17 лет!»
                -21-

Утро седьмого дня начиналось как обычно. Свирепый, невыспавшийся композитор грозил архам всеми карами небесными, проклиная тот день, когда он согласился на поездку в Тобольск. Шеля приоткрыла один глаз, увидела Наташку, размазанную по подушке, и быстренько закрыла его. Потом перевернулась на другой бок и открыла другой глаз. Но с другой стороны от нее лежала Смоленцева, поэтому Шеля быстренько закрыла и другой глаз. Потом пробурчала что-то и залезла под подушку. И вообще она снова была не в духе. И есть хотелось страшно. В библиотеку на их с Наташкой совете племени было решено больше не ходить. В принципе, материала хватало, а легенды можно и у людей поспрошать. Они тут такие милые… ну где еще можно найти людей, которых спрашиваешь про что-то, а они не посылают тебя на все известные буквы. Более того, расскажут, покажут, положат, нарисуют, короче, все устроят в лучшем виде. Жаль, что бабушки и семинаристы, выучив график ужасной группы, разбегались часа за два до их прибытия в кремль. В данный момент Шелю беспокоило то, что желудок настоятельно требовал еды. Да и в голодном мозгу летали какие-то глупые мысли, вроде той, что «как хорошо, что желудок не умеет говорить, а то он бы сейчас разразился как максимум тирадой о правильном и здоровом питании, как минимум талдычил бы Шеле «Пошли еды» Еды пошли»». Шеля бы с радостью послала, да не получалось.
-Давай хоть пельменей сварим, - предложила она.
-Давай, - удивительно покладисто согласилась Наташка.
-Ну, пойдем! – одновременно сказали они, развернувшись и шагая в разные стороны.
-Ты куда? – хором удивились обе.
-Туда! – хором ответили они же самим же себе, показывая пальцами в абсолютно противоположные стороны.
-Около нашего дома в магазине продают пельмени! – уверенно сказала Шеля.
-А вдруг не продают? – возразила Наташка, - нужно идти в Верхний город, где мы, собственно, и находимся.
-Не скажи – покачала головой Шеля, - мы с тобой находимся около стен кремля, а город, где находятся магазины с пельменями находятся во-он там, далеко… - и она выразительно показала рукой за горизонт.
-Далеко! – недовольно протянула Шеля
-Ничего! – радостно отозвалась Наташка.
Они шли долго. Очень долго. Шеля уже изрядно устала и с надеждой заглядывала в каждую витрину в надежде найти знакомые кулечки с надписью «Сибирские пельмени. Произведены в Санкт – Петербурге». Но вожделенных пакетиков все не наблюдалось. Попадалось все то, что они не могли найти в последние дни: нормальные овощи, колбаса, вопреки тобольским законам даже не коричневого цвета, первосортные макароны «Макфа» и даже киоск с действительно хорошими сигаретами, потому что в большинстве киосков продавались «Беломорканал», ценой два рубля за пачку, «Прима», по цене полтора рубля. Как-то не к месту там затесались отвратительные сигарки «Донской табак» по цене девять рублей за всемирный эквивалент. В этом же киоске продавались «Вог», «Кент» и даже самый дорогой «Парламент» с угольным фильтром. Но пельменями даже не пахло. Под конец они даже набрели на магазин с достаточно терпимым по цене вином. Внезапно Наташка притормозила и схватила Шелю за руку.
-Домой? – наивно обрадовалась та.
-Ни фига, - невежливо прошипела Наташка, - посмотри, это же Коля.
-Какой Коля, - заворочала башкой Шеля.
-Семинарист, - шипела Наташка, - тот самый, у которого колечко обручальное на пальце было, ну помнишь, самый первый, которого ты тормознула?
-А-а, Колямба! – обрадовалась Шеля и уже открыла рот, чтобы озвучить свою радость, позвав вышеупомянутого Колямбу, но Наташка опередила ее.
-Захлопнись, Марья Юрьевна, - вежливо сказала она, - рядом с так называемым Колямбой идет его так называемая жена. Так что молчи. И шагай себе.
Город, как показалось Шеле, плавно начал заканчиваться, потянулись какие-то стройки, пустыри, подъемные краны и кучи щебня и строительного мусора. Шеля смертельно устала и решила припугнуть Наташку.
-А вот как вылезет маньяк, - самым тягучим голосом заканючила она, - и вообще, мама не разрешает мне лазить по стройкам.
-Какой маньяк, - полюбопытствовала Наташка, - сексуальный?
-Да хоть бисексуальный! – взвизгнула Шеля, - мне никакие не нравятся! Даже гомосексуальные!
-А если он не очень сексуальный? – бодро спросила Наташка.
-Значит, ищи меня в том лесу, - мрачно сказала Шеля, подумала чуть-чуть и добавила, - в кулечке.
-Каком кулечке? – не въехала Ната, - наркоманить, что ли собралась вместе с маньяком.
-В синеньком кулечке, - поспешила уточнить Шеля, - голова в синеньком, ноги в красненьком, печень в цветном.
-Дура! – взвыла Наташка.
- От дуры слышу! – со вздохом парировала Шеля и продолжала шагать. Наконец, усталые и замученные они добрались до магазина и купили вожделенную упаковку пельменей.
-Ну что, пошли обратно? - бодро поинтересовалась Наташка.
Как, как обратно, - начала заикаться Шеля, - я думала, мы на автобусе поедем.
-У меня денег нет, - радостно сказала ее подруга и сделала шаг по направлению к дому, до которого было еще ой-ёй как далеко.
-Нет! – завизжала Шеля, - только не пешком! Я дам тебе эти три рубля на автобус, и поедем домой! На автобусе!
-Ладно, - смилостивилась Наташка, - так и быть уж, поехали. Но самое большое разочарование ожидало их внизу, когда девчонки зашли в магазин в Нижнем городе купить чаю. В морозильнике лежали эти же самые пельмени, в погоне за которыми они излазили весь город. Шеля издала рык зубробизона и едва сдержалась, чтобы не пришибить Наташку на месте.
-Свинья! – громогласно заявила она и ушла домой.

                -22-

Приборочное настроение снова взяло верх. Шеля навела косметический порядок в своей комнате и уже собиралась идти в мужскую палату, когда на пороге возникла ее подруга.
-Шелечка, - кликушеским тоном завела она, - ну прости меня, я ведь не знала, дура грешная!
- Насчет грешной не знаю, а вот что дура это точно! – припечатала Шеля. Потом она открыла дверь и увидев рисующих Паху и Карлисона грозно рявкнула:
-А ну-ка все во двор! Развели, понимаешь, тут грязи кучу!
Мальчики спешно ретировались. Шеля начала прибираться, а Наташка присела на Франковскую кровать и о чем-то задумалась.
-Как ты думаешь, что лежит у Франка в тумбочке, - неожиданно спросила Наташка. Шеля, не поворачивая головы, пожала плечами:
-Ерунда всякая. Паста, щетка, рулон туалетки, почему-то зеленой и его папка с рисунками, которую он никому не показывает. Вот, пожалуй, и все. А как ты думаешь, хорошо будет, если разложу тапки Карлисона, Пахи, Чашкина и Антонио на той трубе под потолком, а Франковские «Собачки» повещу во-он на тех крюках? – и она указала на два крюка под потолком, находящихся чуть повыше упомянутой трубы.
-Неплохо, - одобрила Наташка, - а как ты думаешь, хорошо, если я загляну к нему в папочку?
Загляни, пока нет никого, - вздохнула Шеля и приняв театральную позу произнесла, - вдруг это тебе поможет понять загадочную франковскую натуру.
С этими словами она вышла из комнаты и отправилась за шваброй «двойного действия», чтобы, во-первых, подмести комнату, а во-вторых, чтобы с ее помощью закинуть тапки куда надо. Она как раз пыталась пристроить второй франковский тапок на крючок, когда Наташка, сидящая за ее спиной издала какой-то странный звук или всхлип. Шеля, вздрогнув, дернула рукой, и тапочек попал как раз куда нужно.
-Ну что такое? – поинтересовалась она. Подруга помахала ей двумя желтыми листочками формата А4, исписанным мелким шрифтом.
-Что это? – спросила Шеля, присаживаясь на кровать. Наташка молча протянула ей листы Шеля начала читать, и по мере прочтения рот ее открывался от ужаса. Это был рассказ о парне, которого звали Франк. Жил он то ли в Америке, то ли  в Англии, а может и в Германии. Жил на марихуане и героине, пока в одном наркотическом бреду к нему не явился посланник Бога, который сказал, что он -  избранный и теперь ему надо убить его лучшего друга. Франк поколебался, но убил. Сначала одного друга, потом, с подачи того же посланника, еще одного и еще, а потом лишил жизни целую семью. В конце рассказа Франк покончил жизнь самоубийством. Причем очень оригинальным способом: он бился головой об стену.
-Стиль какой-то знакомый, - вздохнула Шеля, откладывая писанину в сторону. Наташка ткнула пальчиком с наманикюренным ногтем в угол страницы. «Дима Колезев и Анна Лазарева. С Днем Рождения, Франк» - гласила надпись.
-Ой, - вот все, что Шеля смогла выдавить из себя.
-Зато головоломка сложилась! – возбужденно сказала Наташка.
-О чем ты, - снова не врубилась Шеля.  Ната в нетерпении вскочила с кровати и начала ходить по комнате.
-Сядь, - поморщилась Шеля, - и так мозги набекрень, а еще и ты мельтешишь.
-Как, интересно, связаны твои мозги с моим мельтешением, - язвительно осведомилась Наташка.
-Рецепторами специальными, - отмахнулась Шеля, не почуяв иронии, - давай про головоломку.
-Так вот, - сказала Ташка, плюхнувшись на карлисоновскую, аккуратно застеленную Шелей постель, - давай посчитаем все совпадения с реальностью в этой истории.
-Ну-у, тут и там чувака зовут Франк, и тот и другой неадекватно себя ведут… вот и все, пожалуй.
-Прочитай еще раз вот это место, - тоном, не терпящим возражений, приказала Наташка.
«наутро у стены дома нашли тело Франка. Он был мертв, глаза вылезли из орбит. Было установлено, что он бился головой об стену», - прочитала Шеля, - об стену, Боже мой, он что же, живет по сценарию?! – закричала она.
-Есть еще кое-что, - вздохнула Наташка, - я не успела вчера рассказать тебе. Короче, Франк, Рада и Настя Шадрина нашли на берегу поле конопли. Они собираются  высушить ее, растереть, и получится…
-Наркотик, - печально докончила Шеля и задала вечный русский вопрос, - что делать.
-И кто виноват? – добавила второй русский вопрос Наташка.
-Как раз кто виноват я знаю, - заявила Шеля, - как говорится, кто придумал, тот и папа. А придумал Колезев, значит он и виноват.
-Знаешь, - нервно сказала Наташка, - давай-ка пойдем отсюда, а то неровен час еще припрется если не сам Франк, то кто-нибудь из парней, а мы тут с листочками бумаги и перекошенными лицами.
-Ты права, надо выметаться, - согласилась Шеля, которой тоже стало не по себе. Они закрыли дверь и пошли во двор, преувеличенно бодро разговаривая так, чтобы их услышали сидящие во дворе Паха и Антонио.
-Прикинь, какие же они все-таки свиньи! – возмущалась Шеля, - такой хлев в комнате развести! Краски валяются, кровати не убраны, половики не хлопаны, хорошо, хоть я в тумбочки не заглядывала, туда, наверное, вообще страшно заглянуть!
И франковская туалетная бумага на крючке для одежды висит! – поддакнула Наташка.
С этими словами, провожаемые обиженными за «свиней» взглядами Пахи и Антонио, они вышли за ворота. Потом обошли домик кругом и через черный вход шмыгнули за сарайчик, куда все бегали покурить, если было не холодно. Наташка с наслаждением затянулась и Шеля не утерпела:
-Дай мне тоже…
-Шеленька, с каких это пор ты подверглась пагубной привычке? – осведомилась Наташка.
- С сегодняшнего дня, - фыркнула Шеля,  и повертела сигаретину в руках, очевидно, размышляя, каким концом ее совать в рот.
-Щас научу, - воодушевилась Наташка, так, теперь я зажигаю, а ты тянешь в себя.
Шеля оказалась способной ученицей, поэтому через минуту обе сидели на ящике с цементом с сигаретами в руках и продолжали рассуждать о странном франковском поведении.
- … а главная мысль такова, - говорила Наташка, - рассказ про то, как человек возомнил себя пророком, мессией и взялся решать судьбу других людей
- Посредством их убивания, - продолжила Шеля, - это не колезевская мысль, он ее у Достоевского взял. Помнишь Раскольникова.
- «Кто я, тварь дрожащая или право имею» - хмыкнула Наташка, - я хоть и не читала, да знаю.
-Надо забрать у него эту фигню, - горячилась Шеля, - пусть учится жить без нее.
Нельзя так, - вздохнула Наташка, сама подумай. В комнату кроме нас никто не заходил.
-А его соседи?
-Да, как же, будут они тянуть бумаги какие-то. Да и не способны всякие Пахи и Антонио на такое. Тем более ты сама выгнала их из комнаты, так что под подозрением только мы.
А как же презумпция невиновности? - поинтересовалась Шеля.
Какая, в баню, презумпция, - махнула рукой Ната, - это же Франк! Шваркнет об стенку и не подумает. Пойдем в теннис поиграем, что ли?

                -23-

Девчонки отправились за стол, но игра как-то не клеилась. Мячик, словно разделяя настроение своих хозяек, не желал прыгать, залетал то в ведро, то в горшок с цветком, то зацеплялся за сетку, то норовил нырнуть под скамейку.
 Шеля как раз пыталась в пятый раз подать подачку – неберучку, но ничего не получалось. В тот самый момент, когда Шеля застыла у угла стола, прищурив левый глаз для точности, за ее спиной возник Франк. Он взглянул на нее и голосом, не предвещающим ничего хорошего, проревел: «Иди, снимай, или…» Шеля вздрогнула, представив себе это «или»:
Франк, с выпученными глазами бьется головой об стену, а его тапочки так и висят под потолком, Потом, от ударов, дом рушится и погребает под собой счастливого обладателя тапочек – собачек.
-Что или? – дрогнувшим голосом спросила Шеля.
-Или будет потом, - парировал Франк. Шеля вспомнила, с каким трудом эти тапочки взлетали наверх, и решила стоять до конца. А еще она поняла, что снять их невозможно.
-Франк, я же не три метра ростом, - возразила она, - поэтому я ничего снимать не буду. И отвернулась. Открыла рот, чтобы сказать Наташке «Подавай», но слова застряли в горле, потому что в этот момент она взлетела в воздух. Конечно, это произошло по инициативе Франка, который просто поднял ее, а потом перевернул вниз головой и начал трясти так, что из карманов посыпались монеты, ключ от комнаты, который только что искала, кажется, Смоленцева, сигареты и жвачка. Но Франк не обратил на это никакого внимания, а Шеля пока пребывала в таком шоке, что молчала и не могла при всем желании сообщить ему, что ей немного неудобно. Франк, разъярившись еще больше, соорудил из Шели фигуру, которая называлась «тачка», то есть когда ноги кто-то держит, а руками надо перебирать по земле. И эту самую тачку он повез по длинному коридору от пятой комнаты до кухни, с каждым шагом, поднимая шелины ноги все выше и выше. Когда зигзагами обойдя весь коридор, эта акробатическая пара вернулась на старт, то есть к дверям прибранной Шелей пятой комнаты, «прибирательница» уже висела во франковских руках прямо перпендикулярно полу. Разница в росте у них была очень ощутимая, потому что Шелина голова находилась как раз на уровне…м-м, ну, я думаю, все поняли, на уровне какой пикантной детали Франка была эта голова. Рассматривать ЭТО в положении вниз головой было очень неудобно, к тому же Шеля решила, что в борьбе с вредителем все средства хороши, поэтому сильно стукнула свободной рукой (другой она невесть зачем держалась за коленку Франка) прямо «туда» и, видимо, даже попала. Франк издал звериный рык и выпустил Шелю из рук, нимало не задумываясь о том, как она долетит до земли, и о том, что если висишь вниз головой, приземлиться на ноги практически невозможно. Упавшая Шеля, каким-то чудом не свернула себе шею; но приземление, видимо, отрезвило ее, потому что она испустила протяжный дикий вопль, переходящий в ультразвук, от которого могли лопнуть барабанные перепонки любого животного. Любого, но не Франка. Он абсолютно озверел, и не успела Шеля чуть-чуть отползти в холл, где умирала от смеха Наташка, как карающая рука Франка застигла беглянку. Мучитель теперь самым натуральным образом уселся на нее. Шеля почувствовала, что кишки ее потихоньку движутся к мозгу, и, кажется, просятся наружу, и принялась выть как береговая сирена. На этот звук прибежали ужасные дети, игравшие во дворе, техничка, и что самое ужасное, его услышала директриса местного заведения, по роковому стечению обстоятельств тоже околачивающаяся тут. Она успела как раз к самому интересному: выведенный из себя Франк начал снимать с Шели штаны и наполовину преуспел в этом, когда вошла директриса. Картина, представившаяся ее глазам была ужасна и завораживающа одновременно: девушка, с наполовину снятыми штанами, лежит на полу, на ней сидит парень со зверским лицом и продолжает раздевать ее. Было в этом что-то эротичное, только звуковое сопровождение хромало. Шеля, которая уже порядком охрипла, теперь издавала только громкие, неритмичные стоны, а Франк уже хрипел (по мнению директрисы, видимо от страсти). Вообще эта милая женщина решила, что это ненормальная пара эксгибиционистов, которые настолько хотели друг друга, что не дошли до ближайшей кровати, а устроились прямо на полу. В коридоре. В другой бы момент можно было полюбоваться на это порно, но кругом стояли дети, и от мысли о просмотре директриса отказалась.
-Что здесь происходит?! – рявкнула она. Франк всхлипнул и затих. Шеля вывинтилась из-под него, натянула штаны, закрыла рот, а потом вежливо сказала: «Спасибо» и удалилась.
В комнате Наташка лежала на кровати и стонала от смеха. Шеля не выдержала и тоже захохотала, представив до чего Франка довели тапочки на крюках. Тем не менее, весь вечер, она в страхе шарахалась от подозрительного шарканья в коридоре или голоса, похожего на гудок паровоза.

                -24-

 Вечером восьмого дня Шеля решила вымыть голову. Это был абсолютно особый ритуал, соблюдаемый всеми неукоснительно. Еще в первый день, обнаружив на кухне кипятильник, а в ванной отсутствие горячей воды, девчонки спросили у местной технички, каким же образом здесь моют голову. Словоохотливая бабуся с самого начала объяснила, что моются здесь по-особому: от сели до сели (с головы и до…), потом от сели до сели (от… до ног), потом саму селю (…), и это все раз в неделю. Вот такая система. Но кипятильник, вместе с чайником сгорел буквально на второй день, так что воду начали греть в той кастрюле, где варили вечные «каши». Кстати, о сгоревшем: где-то в пятый день сгорел Наташкин диктофон, а Филиппову дернуло током, и она до сих пор рассказывает об этом, причем количество вольт увеличивается в геометрической прогрессии: скоро дойдет до 1200. Голову приходилось мыть вдвоем: один поливает, а второй шоркает. Сегодня Шеля вскипятила ведро воды и ждала, пока ванная освободится, сидя на лавочке в коридоре. Вечер снова был тихий и теплый. Из ванной слышался шум воды и визг девчонок, настроение снова было безмятежным. Шеля прикрыла глаза и дремала, когда услышала скрип открывающейся двери, прикрыла глаза и увидела выходящего Франка. Бежать было некуда, и Шеля попыталась слиться со стеной. Наташка говорила, что если сидеть тихо, тебя могут не заметить.  Стать невидимкой получилось плохо. Франк заметил сидящую Шелю и сел рядом! Шеля замерла: «убьет-не убьет», -  стучало у нее в голове. Не убил. Он сделал еще хуже. Франк обнял ее, повис на ней, уткнулся лицом в волосы, которые она собиралась мыть, и принялся что-то нашептывать о том, как же ему плохо жить, что никто его не любит и все в таком духе. Шеля сидела с выпученными глазами и думала, что она сошла с ума. Или что это сон. Видимо, то же самое почувствовала Светка Костюкова, которая вышла из кухни с кастрюлей лапши и пошла сливать воду в ванную. Светка застыла посередине коридора, но быстро пришла в себя. Шеля глазами спросила «Что делать». «Не знаю» - пожала плечами Светка и отправилась дальше. Франк тем временем принялся возить пальцем по шелиным ногам. Этого еще не хватало! «А у вас с ней лак одинаковый» – сказал он, имея в виду Наташку. «Еще бы, - пролетело в Шелиной голове, - из одной баночки красим!»
-Франк, а ты ни с кем меня не перепутал, - поинтересовалась она, но он не удостоил ответом. Жалость дурацкое чувство. Шеля не любила, когда ее жалеют. Всегда считала, что горе нужно переживать в одиночку. Наташка, она знала, тоже придерживается такого мнения. Но Франк, это же что-то из области фантастики. Он обожал быть бедным и несчастным, он любил, когда его жалеют,  его попытки всегда вызывали у Шели только недоумение. Но сейчас ей почему-то было его жаль. Лучше бы он снова покатал ее «тачкой» по коридору, но не сидел здесь вот так. Слава Богу, экзекуция скоро прекратилась. Франк ушел, а Шеля, которой передалось его меланхоличное настроение, вымыла голову холодной водой из-под крана, потом увидела рядом с собой кастрюлю с кипятком и расстроилась. От грустных мыслей ее спасла Наташка, и они пошли играть в теннис. Как раз собирались открыть счет, как в холл влетел Антонио. Выскочил за дверь, потом забежал обратно, пронесся в комнату, вымелся оттуда с фотоаппаратом  и снова умчался на улицу. За ним повалили все остальные парни, а за ними девчонки. Шеля с Наташкой решили не участвовать в этих игрищах сумасшедших. В холл влетела Дашка Демидова, отдернула штору и взвизгнула от восторга. Шеля выглянула в окно. Над домами поднимались клубы черного дыма, Софийский собор в наступающих сумерках, освещаемый всполохами пламени был красив необычайно.
-Бежим! – крикнула Шеля, и они помчались через улицу глядеть на пожар. Горел дом, соседствующий с костелом, пожарники приехали где-то через полчаса, когда поглазеть примчался весь Нижний и часть верхнего города. Они неторопливо размотали шланги и принялись потихонечку поливать огонь, который уже  охватил весь дом целиком. В тот момент, когда рухнула крыша, взметнув сноп огненных искр, до Шели дошел афоризм, который она прочитала в газете. Звучал он так: есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как горит огонь, как течет вода и как работает другой человек. Идеальный вариант: тушение пожара. Зрелище и вправду было захватывающим и очень красивым. Пожар кончился только тогда, когда дом сгорел дотла. Каменный костел гореть не собирался, а домов для другого возгорания поблизости не находилось. Разбушевавшаяся стихия успокоилась сама собой. Шеля, решив, что если уж они начали вешать на Франка всех собак, тут же заявила, что дом спалил наверняка он. Причина проста: Шелю-то ему убить не удалось, поэтому он решил погубить жизни невинных людей. Франк маньяк, все просто как грабли. Ведь в колезевском рассказе он тоже сначала убивает по одному, а потом переходит на убивание многих. Так что это смотрелось вполне логично. Дома никого не было. Только техничка сидела другая и выглядела она странно: левый глаз заплыл, под ним сверкал огромный, в полщеки, синяк.
-Блин, Франк разошелся не на шутку, - заявила Шеля и отправилась спать. Но в комнате их ждала еще одна неожиданность: смоленцевская кровать, которую девчонки передвинули днем подальше от Шелиной, во время приборки, снова стояла на месте. Непонятно, как Смоленцева в одиночку перетащила это огромное сооружение на место, в то время как все ходили смотреть пожар. Но уставшая Шеля не хотела снова мучиться с кроватью, поэтому, ничего не соображая, она ступила своей ножкой на Смоленцевскую кровать. Женька принялась орать. Когда ее крики заколебали всех, кто вернулся,  8 остальных девчонок, словно сговорившись, ловко вернули кровать вместе с визжащей Смоленцевой на законное место, то есть через тумбочку от Шелиной кровати. Только архушки, которые закончили свои акварели, собрались обсудить подробности пожара, как в окне появились уже знакомые белые лица и прилипли к стеклам. Случись это в первый день, и даже во второй, и даже, наверное, в пятый, снова бы начался визг, крики, лился бы «колокольчик», и весь город стоял бы на ушах. Но не в восьмой. Девчонки уже привыкли к приставанию прохожих мужиков на улицах, Шеля вчера спокойно отреагировала на то, что какой-то парень в магазине ущипнул ее за мягкое место. А в другом магазине пьяный в доску мужик нюхал волосы Любы, которые она только что помыла хлопковым шампунем, и еще с влажными пошла в магазин за продуктами, благо было тепло.  Поэтому никто не удивился вновь незваным гостям. Девушки выключили свет и улеглись спать. Но тут на сцену снова выступила Смоленцева. «Мне нужно прочитать эту книжку!» - пропищала она, указывая на толстенный фолиант, страниц, наверное, на пятьсот, про историю тобольской архитектуры. Пикантная деталь – в данный момент Женя находилась на третьей странице.  Не обращая внимания на советы отксерить, «все равно через два дня уезжать, а ты еще половину своих бабок не истратила», она поперлась в другой угол и включила свет. Тобольские маньяки, хотевшие удалиться, вновь слетелись к окнам как бабочки на свет. Короче говоря, вся эта возня закончилась тем, что Смоленцевой объявили бойкот, и общалась она исключительно с дочкой композитора Ксюшей, которая перешла в седьмой класс и больше всего годилась Жене в собеседницы.               

                -25-

Девятый день! Последний день перед отъездом! Королевская ночь! Никакой библиотеки! Это просто праздник какой-то! Только вот погода испортилась. Небо хмурилось, пару раз начал накрапывать дождь. Шеля и Наташка, как всегда играли в теннис, потом пошли на кухню попить водички.
-Фу, - задергала носом Шеля, - чем это тут так воняет?
-Отвратительный запах, - подтвердила Наташка, - по-моему, это духовка немытая пахнет.
Ясность в положение внесла вошедшая в кухню Рада:
-Трава готовится, - объявила она, открыв духовку и демонстрируя противень, на котором лежала какая-то порошкообразная, зеленая масса. Лежала и воняла, что самое скверное.
-Зачем ты жаришь коноплю? – удивилась Шеля, - я всегда думала, что ее так употребляют, не жареную?
-Не жарю, а сушу, - поправила ее Рада, - кстати, мы пойдем на кладбище? Вы же пообещали!
И это была святая правда. В начале, еще в первую ночь в поезде, когда разговор зашел о колдовстве, гаданиях, приворотах и заговорах, Шеля и Наташка рассказали, как прочитали в одной книжке, как девчонки привораживали понравившихся парней. Для этой цели требовалось пойти на кладбище, набрать земли с трех могил, с именами такими же, как у предполагаемого объекта закадрения. Потом прийти домой, а в 12 ночи встать на крыльцо и прочитать заговор, раскидывая землю по двору. А потом пройти обратно и лечь спать, ни с кем не разговаривая и не смотрясь при этом в зеркало. Рада загорелась этой идеей и ту же заявила, что пойдет на кладбище, даже если ей придется вылезти через окно. При этом одной-то ей было страшновато, поэтому она сказала, что Шеля с Наташкой пойдут с ней. Последним, положа руку на сердце, не очень-то и хотелось. Шеля мистику любила, но в пределах безобидного вызывания духов с помощью блюдечка или иголочки, или гадания на картах.  Но переться на кладбище, да еще и ночью не очень-то и хотелось, поэтому все радины попытки затащить их в это место не увенчивались успехом. Обе вежливо отнекивались, говоря, что «сегодня много работы, давай завтра». Но, видимо, Рада уже наелась этими «завтраками» до отвала, потому что, услышав очередное «да, ладно, давай завтра», втянула носом ароматы готовящейся конопли и заявила: «никаких завтра, мы идем сегодня!», сделав акцент на слове «мы». Пришлось покориться, иначе Шеля с Наташкой рисковали приобрести кровного врага в Радином лице на всю жизнь. А с Радой лучше было не связываться…
Вечерело. Нормальные люди собирались около телевизоров, чтобы пить чай с бубликами и только отчаянная тройка авантюристок в лицах Рады, Шели и Наташки бодро двигалась по лестнице, намереваясь проникнуть на нужное место. Было не очень поздно, около восьми часов вечера, но небо было затянуто тучами, поэтому темнело буквально на глазах. Вожделенное кладбище было найдено. Колокол в часовне Семи Отроков Эфесских пробил, около главных ворот стояли два священнослужителя. Пришлось идти в обход. Черный вход, маленькая калитка, поросшая травой, был найден, когда девчонки намахнули в окружную добрых пару километров. На кладбище стояла звенящая тишина. Почему звенящая? Да потому что вокруг жужжали свирепые и голодные комары, которые принялись нещадно кусать лица и руки. Не видно было ни черта. Шеля махала рукой, чтобы открыть себе хоть небольшое поле зрения, но в поле зрения были только комары. Для полного счастья, кладбище оказалось старинным! Всяких Феогностов и Феоктистов там было хоть отбавляй, а современных имен, нужных Раде и Шеле, которая за компанию решила проверить «а вдруг получится» не замечалось. Хуже всех было Наташке: у нее даже цели не было. Она не собиралась никого привораживать, потому что дома уже приворожила Франка намертво к себе.  Тропинки между надгробиями не было, в буквальном смысле приходилось идти по головам и не только.  Но чтобы уж было совсем хорошо, просто супер, девчонки наткнулись на раскопанную могилу.
-Ой, мама, - сказала Наташка, но ее мама при всем желании не могла ей помочь.
-Это кости, - уверенно сказала Рада.
-Конечно, кости, - подтвердила Шеля, у которой в классе коэффициент страха был практически нулевым, - вон та, кажется, берцовая, - вспомнила она уроки биологии или анатомии и радостно добавила, - вот прикольно, если череп тоже где-то тут! И полезла в яму. К счастью Наташка предвидела это и предусмотрительно схватила ее за капюшон курточки.
-Ни за что, - прорычала она, - рано тебе еще туда, успеешь, все там будем… когда – нибудь.
-Ха, - фыркнула Шеля, - не хочешь, не надо.
Спустя полчаса поисков они напоролись на священника, который был немало удивлен тем, что это девушки делают на кладбище в такой час, и немедленно озвучил свое удивление. Выступила, естественно, Шеля.
-Знаете, - объяснила она, - мы завтра уезжаем, с утра, а нам так хочется посмотреть могилы Ершова и декабристов, вот мы и решили, что лучше поздно, чем никогда. Священник хмыкнул, видно было, что он не очень-то и поверил им, потому что эти надгробия можно было увидеть с любой точки кладбища. Стало ясно, что отмаза не сойдет, когда еще через час он снова встретил уже вконец искусанных девочек. Шеля не могла говорить, потому что комары лезли в рот, поэтому она что-то промычала насчет могил декабристов и предпочла отойти в сторону, отдав право объясняться со священником Раде и Наташке, которые тоже не смогли рассказать ничего путного. Наконец, по окраинам кладбища вожделенные имена были найдены. Только вышли девчонки не в Верхнем городе, а в какой-то неизвестной местности, но комаров от этого не поубавилось. Поэтому Шеля, Наташка и Рада, не долго думая, помчались с такой скоростью, что даже самый быстрый комар не смог бы их догнать. Примчались домой еще не очень поздно – было часов десять, и прогрессивная часть населения собиралась отметить королевскую ночь водкой с «колокольчиком» и франковской коноплей, которая как раз засохла. Рада и Шеля, которым для ворожбы нельзя было пить ни капли, предпочли остаться дома, в компании Наташки Филипповой и еще пары девчонок. В ход пошли невесть откуда взявшиеся у Филипповой запасы консервированных ананасов, которые она притащила еще из Екатеринбурга. В половине двенадцатого в комнату заглянула озабоченная Тамакса и композитор.
-Девочки, а где все остальные? – поинтересовалась она и он.
-Не знаем, - послышался стройный ответ.
-Мы отправляемся из искать, - объявила Тамакса, и вышла из комнаты.
-Блин, - сказала Шеля, - там же все, очень даже недалеко, во дворе за школой, и что с ними теперь делать? Попадет же им!?
-Ничего, - желчно отзвалась Филиппова, которую просто-напросто не пригласили на общую пьянку и она теперь злилась, - ничего, в следующий раз умнее будут.
-Следующего раза, скорее всего не будет, - высказалась тоже неприглашенная Смоленцева, - во всяком случае, для меня. С этими словами она слопала очередной батончик «Натс», хлебнула «Пепси-лайт» из бутылочки, заботливо спрятала ее под кровать и открыла очередную отпечатанную в прошлом веке книжку.
В этот момент в окно поскреблась Наташка. По ней было видно, что выпила она прилично, хотя выглядела на фоне еще нескольких вернувшихся девчонок самой трезвой.
-Ну что ты, Шелечка, - еле ворочала она языком, - я чуть-чуть, только за королевскую ночь. До комнаты она не дошла – расположилась на диванчике в холле, между Сонькой Третьяковой и Настей Шадриной. В этот момент в холл влетела взволнованная Тамакса.
-Ага, - пробормотала она, - мне показалось, или вы и были здесь?
-Конечно, были, - подтвердила Наташка, - я вот тут с девочками сидела. Шеля, слушавшая это все, усмехнулась. Немудрено, Наташка просто знает секрет трезвости или как прикинуться трезвым: самое главное в этом деле не произносить длинных слов. Была у них одна знакомая, которая напилась на дне города, огромном празднике, и пыталась сказать маме, что смотрела на выступление группы «Смысловые галлюцинации». На этом и засыпалась, не смогла связно выговорить название группы.
Тамакса испытующе поглядела на Наташку. Та уставилась на нее бесхитростными глазами, на дне которых плескался алкоголь, и не отводила взгляд. Не потому что была такой уж нахалкой, а потому что просто глазами не могла ворочать, не говоря про остальные части тела. На ее счастье дверь распахнулась и на пороге появилась абсолютно, просто картинно пьяная Дашка, вместе с ней в комнату влетел крепкий запах перегара. Дашка икнула, и гнев Тамксы обратился на нее.
-А ну-ка дыхни, - приказала Тамакса, синея от злобы.
Дашка послушно дыхнула так, что Шеля, наблюдавшая из-за угла почувствовала это амбре. Но сюрпризы не заканчивались. В холл ввалилась не менее бухая Дунька, а потом повалили все остальные, в той же степени  трезвости. Обозленная Тамакса никогда в жизни так не ругалась. Она усадила всю компанию писать объяснительные на имя директрисы. В это время Шеля взглянула на часы и взвизгнула:
-Мама! Без пяти 12!!! Мы опоздаем!! Рада!!! Ра-а-а-да-а-а-а!!!!!!
Дикий крик положил начало витку новых событий. Ровно в 12 часов, Рада и Шеля в одних футболках были готовы к ритуалу привораживания. Рада встала на порог комнаты, а Шеля выползла на крылечко дома. У бедной технички, которой была сегодня забинтована вся щека, если не сказать пол-лица, глаза сравнялись с размером циферблатов часов на мэрии города, когда она увидела, как ровно в 12.00 девочка в одной футболке вышла на крыльцо и принялась раскидывать землю по заасфальтированному двору, при этом бормоча что-то себе под нос. После этого прикрыла лицо рукой и направилась в дом. Техничка начала разговор, спросила, что она делает на крыльце в такой поздний час. Но девочка только закрывала лицо рукой и несвязно мычала что-то нечленораздельное. В конце концов, сумасшедшая повернулась и убежала в комнату, а обескураженная техничка села за стол и сошла с ума.
Ну не могла же Шеля объяснить ей, что после чтения этого заговора нельзя ни с кем разговаривать и смотреться в зеркало, а в прихожей как раз висело огромное зеркало…


                -26-

Ночь прошла беспокойно. Все напившиеся девчонки, как, собственно говоря, и трезвые, прознали о заговоре Шели и Рады, привораживающем парней, о земле, раскиданной по двору, ладно по двору, но на пороге!!! А вдруг покойничек ночью явится за своей земелькой, нагло похищенной у него незадачливыми колдуньями?! Эту версию высказала, кажется, Настя Тальмина, безмятежно кушавшая йогурт в кровати и уже по доброй привычке кидая пустую баночку вниз, ведь на первом ярусе спала Светка Костюкова.
-Настя!...!!! Совсем…!!! – возмутилась Светка, которая явно была не в духе. И Шеля знала почему. Здесь, в Тобольске, Светка и Настя  закадрили парочку семинаристов. Светка попрощалась со своим сегодня, а Настьке это предстояло завтра.
-Почему это я совсем…? – возмущенно сказала Настя, доедая второй йогурт. Следующая баночка шлепнулась на Светкину композицию: Андреевская церковь в темноте, а над ней серо-синее, холодное небо, это было до ужаса красиво. Розовый, ягодный йогурт как-то не гармонировал с общей синей гаммой.
-…! – возмутилась Света, шлепая Настю со всей силы по достаточно пухлой филейной части.
-Не трогай мое… тельце, - подумав, отозвалась Настя. Девчонки покатились от хохота. А дальше Таня снова вспомнила про землю и предложила дежурить по очереди, чтобы никто не пришел. Настя тоже перепугалась и предложила всем, кто спал на двухъярусных кроватях спуститься на первый ярус и спать вдвоем. И если Танька и Наташка Филиппова, обе достаточно худенькие, легко забились под одно одеяло, то Светке, с которой спала Тальмина, не посчастливилось. Со Смоленцевой спать никто не захотел, поэтому она обняла таз с пустыми бутылочками из-под «Пепси-лайт» и захрапела. Шели общий ужас не касался, она свалилась на кровать после «объяснения» с техничкой и продрыхла до рассвета. 

                -27-
«Как же не хочется уезжать» - с такой мыслью встала Шеля, да и все остальные девчонки, кроме, пожалуй, Смоленцевой. Как же можно за десять дней всей душой полюбить этот маленький, захолустный город, в котором нет ночных клубов, баров и шумных дискотек, а есть звенящая тишина ночи, звон колоколов, церковный хор и добрые, по настоящему добрые люди, которым не надо куда-то спешить, разбрызгивая вечную грязь… какой же он хороший, Тобольск!... Шеля вышла в коридор и обнаружила ржущую Дашу.
-Ты чего, - спросила Шеля, - так радуешься, что уезжаешь сегодня?
Дашка молча ткнула ей под нос какую-то бумажку и прочитала:
«Многоуважаемая Валентина Мефодиевна! Вчера, 09.07.2001г. я напилась по причине отмечания королевской ночи. Извините. Демидова Даша». Шеля недоуменно взглянула на Дашку.
-Это что?
-Вчерашняя объяснительная, - пояснила та, - нам Тамакса их отдала, посмотреть, что мы вчера написали, когда вернулись. Теперь будет память о молодости.
Шеля покачала головой и ушла в комнату.
-Так, сначала прибираемся, а потом идем кататься на пароме и фотографироваться! – раздался в дверях бодрый голос Дуньки.
Приборка заняла достаточно много времени, потому что ее фирменное настроение не посещало Шелю уже давно. Из-под Светкиной кровати, Настька вымела…презерватив. Тут же приборка была отброшена в сторону, и население второй комнаты расселось на кроватях, рассуждая, откуда же в их храме чистоты и уюта взялась эта вещь. Светка при этом не присутствовала, естественно.
-Когда я прибиралась, его точно не было, - уверенно заявила Шеля, - потому что я подметала под кроватями и выметала оттуда Настины баночки из-под йогурта, Смоленцевские фантики и бутылочки, ватные палочки Наташи Филипповой, радины вечные краски, карандаши и цветочки с кладбища!
-Хватит! – раздались другие голоса, которые начали побаиваться за вынос наружу грязного белья из-под их кроватей.
-Почему вы не прибрались? – грозно спросила Тамакса, заглянув к ним в комнату, - если через пять минут здесь все не заблестит и не засверкает, вы не пойдете кататься на пароме!
Угроза была серьезной. Все знали, особенно после вчерашнего, что Тамакса свое слово держит и не всегда может быть веселой и милой, особенно если ее довести.
-Не успеть за пять минут, - констатировала Таня, с присущим ей пессимизмом, - как жаль, что мы не пойдем кататься на пароме, мне бы так этого хотелось…
-Не ной! – рявкнула Филиппова.
-Правильно, - согласилась Шеля, - выйдите все, а мы с Наташкой произведем пятиминутную уборку.
-Как? – раздался нестройный хор.
-Каком кверху, - поспешила объяснить их методику Наташка.
Все поняли, или сделали вид, что поняли, но комната опустела.
-Я хочу, - начала Шеля, хитро прищурившись.
-Засунуть мусор под кровати, что стоят в середине…, - продолжила Наташка
-А потом сдвинуть их!
-И помыть пол!
-По-моему, после истории с Франком…
-Мы стали понимать друг друга с полуслова, - весело сказала Наташка и приборка закипела.
Через пару минут Тамакса, снова заглянувшая в комнату, была опять шокирована стерильной чистотой.
-Как вы это сделали? – спросила она.
-Легко, - хихикнула Шеля
-И просто, - добавила Наташка.
На пристани было очень сыро и промозгло, с Иртыша дул ледяной ветер, но почему-то в этот миг, плывя на пароходе, в этот холодный день, Шеля испытывала величайшее счастье. Она стояла на носу парома и думала о том, как ей все-таки повезло, что она поехала в Тобольск. Как много бы она потеряла, если бы не ссора с Колезевым, если бы не экзамены по литературе, если бы в пятом классе родители не перевели ее в девятую школу. Простроив эту цепочку до момента «а если бы я не родилась», Шеле стало весело. Обратно плыли молча. Стало еще холоднее, поэтому все девчонки сбились в кучку, прижавшись друг к другу, как стайка голодных воробьев зимой. Парни скромно стояли рядом. Стоп, какие парни? Существа мужского пола, так лучше и, главное, правдивее. И это, между прочим, не Шеля придумала. В ту ночь, когда Шеля утешала рыдающую Наташку на кухне, в дверь постучала Тамара Алексеевна, которая запрещала закрывать эту дверь, потому что некоторые предпочитали курить в кухне, хотя место для этого было буквально в двух шагах. Но в тот раз она не заругалась, а наоборот, сразу поняла, что к чему.
-Не стоит так убиваться, - утешала она Наташку, - найдешь еще свое счастье. И уж где-где, но только не в архитектурном классе. Ну, сама посуди, это ведь не парни, а существа мужского пола. Более-менее коммуникабелен только Чашкин, Франк вообще не парень, Антонио -  девственник, Карлисон – маленький старичок, который постоянно ворчит и вечно чем-то недоволен, а Паха – полный и абсолютный тормоз. Вот так.
Паром причалил к берегу и народ побрел от пристани, чтобы собрать свои сумки, потому что поезд прибывал через три часа, и опоздать было нельзя.
Когда уставшая и замерзшая группа ввалились во двор домика, где десять дней разыгрывались африканские страсти и творились просто невероятные вещи, то увидели во дворе «Скорую помощь».
-Стопудово, это за Франком, - хихикнула Наташка, зная, что Шеля-то ее наверняка поймет.
-Нет, - живо возразила подруга, - если бы за Франком, то приехала бы труповозка.
-Заткнись, - невежливо сказала Наташка, бледнея на глазах.
-Не дождешься, - фыркнул Франк, который, как оказалось, стоял рядом, - это за нашей техничкой, сказали, что нервный срыв у нее.
-Это мы ее с ума свели, - раздался чей-то радостный голос.
-Конечно, - съязвила Наташка, - увидела Шелю ночью на крылечке, с кулечком земли и с катушек съехала! И не отпирайся, Шелечка, ты сама сегодня мне рассказывала, как у нее глаза вылезли, когда она узрела эту картину! А уж когда она тебя спрашивала, а ты в ответ мычала, и личико себе прикрывала, так это вообще.… Все ясно, короче. Пошли собираться.
В комнате во время сборов царил хаос.
-Где мой жираф? – кричала Филиппова
-Где мои таблетки, - стонала  Таня.
- Где моя баночка йогурта? – ворчала Настя Тальмина.
-Где мои краски и мелки, - недоумевала Рада.
-Куда делась моя кепка, - озадаченно говорила Светка.
И только Смоленцева молчала о пропавшей бутылочке «Пепси-лайт», потому что предварительно купила еще одну. 
Шеля и Наташка спокойно дособирали вещи, а потом Шеля театрально объявила.
-Господа потерпевшие! Прошу вас встать в очередь за своими потерянными вещами. Спешу заметить, что они пропали во имя уборки и сейчас вернутся к вам. -  С этими словами Наташка раздвинула кровати. Что же там творилось!!! Клочья пыли, палочки, стаканы, баночки, пакетики из-под лапши, таблетки, кепка, краски, в общем, все пропавшие вещи вернулись к хозяевам, все ненужное было бессовестно засунуто обратно под кровати; в целом, комната выглядела очень пристойно.
Сумки погрузили в машину, сами путешественники пошли на автобусную остановку, чтобы доехать до верхнего города, а потом, уже на другом автобусе, до вокзала.
Когда команда разместилась в вокзальном автобусе, Дашка грустно произнесла:
-До свиданья, мой любимый город!
Строчка из песни Земфиры была очень классной, и очень в тему, но Шеля сегодня не могла согласиться, у нее было скептическое настроение, как, к слову сказать, и у Наташки.
-С любимым ты, конечно, загнула, - рассмеялась Натень.
-Да и с городом тоже, - добавила Шеля.

                -28-

На вокзале было холодно и тихо. Комаров это не пугало. Здесь же еще и комары есть! Странно, но уже на третий день Шеля напрочь забыла о них. В первые два жутко чесались укусы, хотелось есть, болели ноги, бесили толпы приставучих мужиков на улицах, пугали «татаро-монгольские нашествия». Странно, но в последние дни уже никто ничего не замечал, все привыкли. А еще говорят, что к хорошему быстро привыкаешь. Так, может, это и было хорошее? И это и есть счастье?  От этих измышлений, достойных Диогена, сидящего в бочке, Шелю отвлекла посадка в поезд. А зря. Поезд был проходящим, и места нужно было занимать те, которые успеешь. Шеля, Наташка, Франк, Рада, Женька Абрамкина и Настя Шадрина обитали как раз около туалета, занимая «купе» плацкарта и две боковушки. Нижняя пока что была свернута и представляла собой столик. Вся компания решила сыграть в карты и примерно полчаса посвятила поиску колоды, невесть куда девшейся. На счастье, Наташкин острый взгляд упал на Шелю, безмятежно сидящую за столиком и держащую в руках карты. Последняя была настолько поглощена своими измышлениями о счастье и сущности бытия, что совершенно не замечала ничего, творившегося вокруг.
-Что-то мне расхотелось играть в карты, - высказала общее настроение Настя.
-Не хочешь играть, давай погадаю, - предложила ей Шеля, вышедшая из этого своеобразного транса.
-Ты веришь в эту дурь? – скептически спросил Франк
-Это не дурь, хотя кто как думает, - отозвалась Шеля, раскладывая карты в одном ей известном порядке.
-Вот, -  ткнула она пальцем в карты Насти, - это твое прошлое, оно говорит, что ты поссорилась со своей подругой, а потом помирилась, - прорицательским тоном вещала Шеля. Здесь надо сделать небольшое отступление, которое могло бы объяснить Шелины провидческие таланты. Дело в том, что она сама очень редко общалась с жительницами восьмой комнаты. Да и они как-то не стремились с ней общаться. Но Наташка знала про девчонок все, просто сплетни докатывались до нее регулярно и она, потом обсуждала их с Шелей. Поэтому Шеля была, естественно, в курсе того, что Настя ссорилась со своей подругой Женькой Абрамкиной, а потом они помирились. И сейчас эти сплетни как нельзя лучше годились для того, чтобы доказать всем, что карты не врут. Откровенно говоря, не очень-то они и врали сегодня. В их комбинации действительно лежали две дамы, бубновая, олицетворяющая ту, которой гадают, и крестовая,  по толкованию карт, ее подруга. А между ними лежала пиковая восьмерка, символ ссоры. Так что теоретически все сходилось, а про «помирились», Шеля добавила так, от себя. Скажем так, потому что точно знала. А карты про это промолчали. Настя слушала, затаив дыхание, и поскольку прошлое было прочитано верно, поверила в свое будущее.
Потом наступил черед Женьки Абрамкиной. Может быть,  Шеля плохо перетасовала карты, но комбинация из дам и восьмерки снова повторилась.
-Ой, - картинно потупилась Шеля, - они, наверное, врут, так не бывает, чтобы одна и та же комбинация выпадала два раза подряд.
- В нашем  случае, - подала голос Настя, - это вполне может быть, потому что мы как раз с Женькой и ссорились.
-Как ты точно все прочитала, - подвякнула Наташка,- пойдем, поговорим в тамбур.
-Что ты задумала? – накинулась Наташка на Шелю, - к чему эта вся канитель с гаданиями, информацию-то  ты от меня знаешь.
-Не кипятись, Натек, - заявила Шеля, - я знаю, что делаю.
-Ты не ответила на мой вопрос, зачем это?
-Как зачем, я думала, что ты сама допрешь, что Франк очень верит во вмешательство в жизнь простых смертных всяких потусторонних сил, иначе бы он не читал эту фигню про посланника и все такое. И если нас, людей, он не послушает, то в силу карт-то уж точно поверит. Таким макаром мы ему и внушим то, что надо. То, что нам надо, а не Колезеву. Тем более что Настька с Женькой уже поверили! Они-то не знали, что я знала. И Франк не знает.
-Ври, да не завирайся и смотри на меня, если я замигаю, то тебе пора сбавить обороты, ладно?
-Ага, - неохотно согласилась Шеля, мысленно пообещав себе не смотреть на Наташку ни под каким предлогом.
 Сеанс гадания начался.
-Сдвигай, левой рукой от себя, - сказала Шеля, протягивая Франку колоду.
-Почему левой и от себя? – не врубился он.
-Потому что ты от сердца отодвигаешь, понятно, - туманно ответила Шеля.
-Нет, - помотал башкой Франк, - непонятно. А если я хочу это к сердцу ближе принять, то можно и правой на себя сдвинуть?
-Нет, - излучала доверие и терпение Шеля, - понимаешь, так уж издавна повелось, что карты, как и колдуны, и гадания, все это считалось делом нечистым. И, конечно, было направлено против Бога. Потому  и люди, хотевшие узнать свое будущее,  считались вероотступниками. Потому что мы христиане, и Бог распоряжается нашими судьбами, и только Ему ведомо, как они сложатся. А чтобы человек заранее знал свое будущее, так, по идее не должно быть. В средние века в Европе за это на кострах сжигали. Теперь понятно?
 -Непонятно, но приму к сведению, - озадаченно сказал Франк, - продолжай, то есть, начинай.
Карты Шеля раскладывала ровно и быстро. Франк как завороженный глядел на них и, наверное, боялся.
Сначала Шеля рассказала ему, что дома его ждут родители, что он недавно поссорился с двумя дамами, с какими, карты, якобы, не желают говорить. Потом  последовал рассказ о том, что есть на сердце у него какая-то тайна. Франк передернулся, но Шеля не сказала ничего конкретного. Просто она по себе знала, что у каждого есть своя, хоть малюсенькая, но тайна. Свой скелет в шкафу, так сказать. В том, что он был у Франка, она не сомневалась. Более того, Шеля была уверена, что определение «скелет в шкафу» не очень точно отражает натуру Франка. Ему бы подошло больше понятие «шкаф со скелетами». Впрочем, всем им есть что скрывать. Краем глаза она взглянула на Наташку. Та безмятежно лежала на полке и рассматривала потолок. Значит, все нормально. Значит, пора переходить к более животрепещущим проблемам. Где бы их найти в комбинациях карт? Ах, да, вот тут как раз лежат король, символизирующий того, кому гадают, дама и еще один король. Так, сейчас с них и начнем, а дальше по тексту.
-У тебя есть друг, - закатывая глаза, говорила Шеля, - то есть ты - то думаешь, что друг, а на самом деле он тебе не друг.
Франк, достаточно рассеянный до этих слов, сфокусировал на Шеле все свое внимание. «… он пользуется таким же авторитетом в казенном доме, скорее всего в школе, что и ты, то есть он достаточно популярен, но он не хочет, чтобы ты пользовался этой популярностью, понимаешь, он ведет тебя к тому, чтобы столкнуть с вершины славы, но сделать это легче всего, прикидываясь твоим другом. И он это сделает». Шеля пристально взглянула в глаза Франку. Ведь между ним и Колезевым, на которого она усиленно намекала, всегда шла борьба за влияние в классе, за социальное положение в школе. А потом они как-то мило подружились по Димкиной инициативе, но Колезевское недовольство в отношении Франка сквозило во всех разговорах, которые они с Шелей вели раньше долгими осенними и зимними вечерами, перемывая кости всем.
  Интересно, как Франк отреагирует? Примет к сведению? Не подаст виду? Разозлится? Сломает пару полок в вагоне и скажет, что пора прекратить этот цирк? Все эти вопросы вертелись в Шелиной голове с космической скоростью. Она пристально глядела на Франка, и ей на секунду показалось, что в его глазах побежала, простите за тавтологию, бегущая строка, смысл которой был ясен. Там читалось: «Неужели это Колезев?». Чтобы окончательно подтвердить эту догадку, Шеля лихорадочно размышляла, что бы такое сказать. Что-то конкретное,  какую-нибудь маленькую деталь внешности. Тощие ноги? Вряд ли карты могут сказать такое? Большой нос? Тоже. Димкину внешность она могла расписать ярко, но нужно было что-то одно. Неожиданно на помощь пришла Наташка.
-Извините, что перебиваю, - вежливо сказала она, но я боюсь, что ты забыла Шелечка, что карты говорят, что этот заклятый друг – брюнет.
Шеля мысленно зааплодировала своей подруге. По глазам Франка было ясно, что «брюнет» только подтверждает его догадку. Но ему не верилось в это.
-А почему брюнет?  - глупо спросил он.
-Э-э, понимаешь, - принялась выкручиваться Шеля, чувствуя себя кроликом под взглядом удава, - так мне сказали карты.
-На ухо шепнули, - не удержалась Рада, слушавшая весь этот диалог.
-Почему же сразу на ухо? - обиделась Шеля.
-А по какому признаку ты определила, что он брюнет? – прищурив глаза с «бегущей строкой», на которой читалось теперь «объяснит – поверю, не объяснит - прибью», - спросил Франк.
-Вот видишь, это крестовый король, - принялась объяснять Шеля, судорожно пытаясь придумать что-то подходящее для объяснения, - вот он, как я уже говорила король, посмотри  на него, что ты видишь?
-Мужика вижу, в короне… - старательно перечислял Франк.
-А еще? – не отставала Шеля.
-Масть вижу, кресть черную.
-Вот именно, черную, - подхватила «гадалка», - а это значит, что он брюнет.
-Продолжай, - велел Франк.
-У него есть подруга, он также и твоя подруга, но на самом деле она тебе не подруга, а вот ему она как раз подруга, - верещала Шеля, боясь, что опять начнутся расспросы, прочитала в «бегущей строке»  «Анька Лазарева, что-ли?» и поспешила подтвердить: «кстати, она блондинка». Франк замолк и уже не мешал Шеле вдохновенно плести ему про то, что для того, чтобы враг не добился того, чего хотел, необходимо поменьше с ним якшаться и расстаться кое с каким подарком его, скорее всего это какая-то бумажная принадлежность. Краем глаза она заметила, что Наташка в ужасе машет ей…нет, не глазами, как обещала, а уже руками. К несчастью, Франк это тоже заметил.
-А что ты руками машешь, - подозрительно спросил он.
-Мух отгоняю, - нашлась Наташка
-А что, здесь есть мухи? – недоумевал Франк.
-Конечно, есть, - кинулась на помощь Шеля, -  а ты что думал! Мухи везде есть! «Муха на лапах носит заразу, увидишь муху – бей ее сразу» - процитировала она.
-Скорее уж тараканы, - сказала Настя.
-Нет, мухи, - стояла на своем Шеля и вспомнила еще один удачный, по ее мнению слоган: «Вот летает злая муха, проводница - поросюха». По мнению проводницы, этот слоган не был таким уж удачным. Выслушав все о том, что приличные дети так себя не ведут, и что уже десять, вот пора бы и спать ложиться, Шеля продолжила провидческий сеанс. Франк был совершенно шокирован. Все, что она говорила, было абсолютной правдой. И про друга, который не друг, и про подругу, которая не подруга. И про писчебумажную принадлежность тоже правда. Уж про нее-то она точно не могла знать. Будущее Шеля расписала красочно, сказав, что оно темно и карты ничего не сообщают, кроме того, что надо менять образ жизни. Франку, естественно, а не картам.
После гадания Шеля отправилась в туалет. Справление естественной надобности заняло, минуты две, но когда она вернулась, настроение в купе в целом превратилось из пасмурного в откровенно грозовое. За этот короткий промежуток времени и без того нерадостный Франк умудрился поссориться с Настей и Наташкой и набычиться на них. Дальше он повел себя неадекватно, если посмотреть на него глазами нормального человека, и совершенное естественно, с точки зрения самого Франка.  Он долго сидел за столом и смотрел в серое небо, потом достал из своего рюкзака уже знакомые желтые бумажки с небезызвестным рассказом про Франка, внимательно перечитал его несколько раз, а потом достал из папки новый листок бумаги и принялся рисовать ведьму.
-Твой портрет рисует, Наташка, - хихикнула Шеля и огребла от Наташки подзатыльник.
-Девочки, пойдемте, помоем чашечки, - ангельским тоном предложила Наташка, чтобы разрядить критическую ситуацию
-Пойдемте, - подхватили Женька, Настя, Рада и Шеля, радуясь возможности покинуть мрачного Франка. Девчонки вывалились в тамбур.
-Интересно, что с Франком, - задумчиво проговорила Рада.
Она получила исчерпывающий ответ на свой вопрос. Вот и объяснилось странное поведение Франка, его перепады настроение, то, что он насобирал девять килограммов травы в Тобольске, чтобы потом продавать ее. Насмерть перепуганные Настя, Рада и Женька стали обсуждать, что бы такое сделать, чтобы ему помочь.
-Надо с ним во всем соглашаться, -  высказала общее настроение Шеля, - общаться как с душевнобольным. Я слышала, так с психами в больницах разговаривают. Вот так!
Великолепная пятерка вернулась к своему «вратарю». В данный момент он лежал на полке, и водил пальцами по воздуху, вычерчивая какие-то одному ему известные фигуры. Взгляд был абсолютно отрешенным от мира сего, не иначе как Франк созерцал вечность или решал  проблемы мирового облысения или демографическую проблему народов Зимбабве. Потом, где-то через полчаса, «мыслитель» заулыбался и начал разговаривать с девчонками. Время плавно двигалось к трем часам ночи (или утра?), Шеля смертельно захотела спать. Вагон затих, свет уже был выключен, она лежала на верхней полке, когда на уровне ее глаз возникла голова Франка. «Мама!»  - подумала она, но опять оказалась неправа. Франк подоткнул ей одеяло, вручил ей ее любимую мягкую игрушку, рыжего мышонка, по недоразумению названного ДеЦлом, без которого она не могла уснуть, сказал что-то вроде «Спи, детка» и скрылся в недрах нижней полки.   Какое уж тут спать! Дожили! Франк «деткой» называет! Он что, накурился там своей конопли и сейчас пойдет потрошить поезд?! Но Франк, вопреки опасениям, был  очень мирным и спокойно разговаривал с Наташкой на нижней полке. Под их монотонное бормотание Шеля и уснула.

                -29-   

Утром их ждал родной екатеринбургский вокзал, родители, и конец свободы. Теоретически, конечно, она была, потому что все, кто остался в городе, отрабатывали 21 день, архи дорисовывали свои шедевры живописи дома, а гуманитарам осталось только написать рефераты. Наташка, крайне недовольная ночью, проведенной в компании Франка, намекнула Шеле, что поедет домой с ней. Шеля согласилась, из вредности ничего не спросив о том, что же происходило ночью между этой парой. Родители, увидев загорелую, веселую и грязную дочь, вылезающую из поезда, были шокированы. По их словам, в городе было все это время сыро и холодно, солнце носа не казало, а вот в Сибири, по Шелиному дополнению, было настоящее лето. В деревне было тепло и солнечно. Папа налил дочке коньяка, и она вырубилась на целые сутки, отсыпая тобольскую усталость, бессонные ночи, треволнения из-за Франка, сейчас это все осталось ярким воспоминанием. Наташка, которая была в городе, звонила на дачу практически каждый день, сообщая все новые и новые «сводки с фронта», поэтому в шелином дневнике периодически появлялись следующие коротенькие записи.
«13. июня: Франк теперь крупнейший продавец «шелухи» в городе».
«14 июня: Франковская трава какая-то ненастоящая. Люди сказали, что она никого не вставляет».
«17 июня: хорошая новость! Франка замела мама и отправила его в ссылку на дачу. Бедная его бабушка! С ума, наверное, сойдешь с таким внучком!»
Записи эти были, как любила говорить Шеля, «чтобы внукам было не стыдно за свою бабку». Да и писала она это исключительно для очистки совести перед будущими внуками. Так, чтобы увидеть маленькую запись и рассказать целую историю. В реальности же существовало вот что: Франк купил блок «Беломорканала» и, выпотрошив из сигарет, вес содержимое, принялся засыпать в них  «начинку» собственного изготовления. Каким-то образом его застукала за этим занятием собственная мама, пришла в ужас от того, что ее сынок связался с наркотиками, пусть даже достаточно легкими. Чтобы спасти свою шкуру, Франк не нашел ничего лучшего, чем сказать «правду». Да, траву собирал, но это не конопля, что ты мамочка, какая конопля, где же мне взять конопли. Это крапива, это даже не наркотик, а так, легче лёгкого. Логичный в этом плане вопрос «а какая разница, чем крышу туманить?» как-то не пришел Франковской маме в голову. Зачем я это сделал? Так чтобы помочь моей любимой подруге Раде. Бедняжка влезла в долги и теперь не знает, где бы взять денег. И все в таком роде. Когда «любимая подруга Рада» узнала про это, она пришла в такую ярость, что моментально перестала общаться с Франком и возненавидела его. В сущности, она была права.
22 июня подошло незаметно, Шеля сходила в школу, сдала свой реферат, полюбовалась на кислое колезевское выражение лица, еще раз поняла, что этот конфликт продлится еще долго, коли он за месяц не исчерпал сам себя. «Что ж, да будет так» - про себя решила она и отправилась в деревню. После двух относительно спокойных дней в компании червяков и грядок, вечером позвонила Наташка. И снова обрадовала потрясающей историей. Прошлой ночью она пошла с Франком в «Люк», один из многочисленных клубов славного Екатеринбурга. Франк, вообразив себе невесть что, наивно решил, что по-прежнему может предъявлять своей бывшей пассии какие-то претензии. И начал воплощать их в жизнь. Он все время держал Наташку за руку, не отпускал ее от себя ни на шаг. Сила действия, как известно, равна силе противодействия, поэтому Наташа нашла спасение в образе Мамаева. Слово за слово, эта троица поссорилась, поругалась и чуть не передралась. В результате Наташка и Мамаев праздновали победу, а Франк в четыре часа ночи сбежал и сейчас находился неизвестно где.
-Напился, наверное, - предположила Наташка.
-Да, - задумчиво сказала Шеля, - а почему он начал опять лезть к тебе?
-Да он маньяк, понимаешь. Еще во время отработки, когда я позировала ему, в городе уже, помнишь, я тебе рассказывала, он признался, что иногда видит меня по вечерам якобы в своей комнате. Он сидит, разговаривает со мной.
-Ага, а ты ему отвечаешь…
-Да, прикинь, я чуть не офигела, когда узнала.
-Теперь все ясно, - подвела итог Шеля, - ты не спрашивала его, о чем вы «разговариваете» по вечерам?
-Нет, а что, это важно?
-По-моему да. Одно дело, если бы он просто смотрел, скажем, в стену и видел тебя. Это называется влюбленность. А если он общается якобы с тобой, а ты ему якобы отвечаешь, то это называется психическое расстройство. И еще: он же наверняка говорит «тебе», как он тебя любит, обожает, жить не может, а «ты» ему наверняка отвечаешь взаимностью, вот он и переносит эти разговоры в реальную жизнь! Вот с этой-то радости он и решил, что имеет здесь право на тебя.
-Ты рассуждаешь как психиатр! – заявила Наташка.
-Скорее как псих, - вздохнула Шеля, - это ведь у него давно, да?
-В октябре, когда мы ехали домой со спектакля, помнишь, ходил наш класс и архитекторы, он увидел в углу троллейбуса гномиков…
-Гомиков? А что в этом такого? – удивилась Шеля, ты что, их ни разу не видела?
-Дура, не гомиков, а гномиков, маленьких гномиков.
-А что они там делали? – ошарашено спросила Шеля.
-Спроси у него. А еще Настя рассказывала, что однажды они сидели в «Золотом петушке» и он увидел в пепельнице маленькую розовую мышку.
-Точно, псих, по нему смирительная рубашка плачет, - поставила диагноз Шеля, попрощалась и повесила трубочку. Помылась в бане, вошла в комнату, вытирая полотенцем мокрые волосы; в комнате опять орал телевизор. Фу, новости. Шеля их ненавидела, а новости «девять с половиной» вообще терпеть не могла. За то, что их ведущий словно издевался над всеми, попавшими в беду, ограбленными, или, что еще хуже, убитыми людьми. Вот и теперь комментарий был, как всегда язвителен. «Малолетний самоубийца Никитка Костин сегодня прыгнул с девятиэтажки на улице Сурикова…» - звучал голос диктора. Шеля фыркнула и снова взглянула в зеркало, рассматривая прыщик на щеке. Через секунду до нее дошел страшный смысл сказанного. Никитка Костин! Это же Франк! Только Никиткой его редко кто зовет, так же, как ее саму редко называют Машей, ее паспортным именем.  Она в ужасе прилипла к экрану. «… в полете суицидист Никитка раздумал помирать и зацепился за балкон шестого этажа, где курил господин N, который и втащил его на балкон и посоветовал пользоваться лифтом, если он хочет добраться до земли быстрее, чем пешком.  Никитка сломал пару ребер и теперь в больнице. Завтра в области +29, ветер южный…». Все ясно. Франк совершенно обезумел. А если бы не мужик? В голову теперь полетели какие-то веселые мысли о том, что Франк специально это разыграл. Вызвал скорую, милицию, журналистов, поставил мужика с сачком на балкон и прыгнул. Это, кстати, вполне в его духе. Только если для Наташки старался, то зря. Она новости вообще не смотрит и газет не читает.

                -30-
                эпилог

Лето промчалось быстро и незаметно. Впереди маячил учебный год, и он пришел, как бы всем не хотелось. Третьего сентября Шеля и Колезев помирись. Не то, чтобы она получила извинения, или принесла их, просто классная руководительница решила, что раз эта пара сидела вместе весь прошлый год, хотя должны были они сидеть совсем с другими людьми, то почему бы в этом им не «узаконить» свои отношения и не сесть официально вместе? Сказано – сделано. Пришлось обеим сторонам находить консенсус, хотя бы начинать разговаривать, чтобы решить, кто будет носить какие учебники, потому что оба носили два из шести, при этом одинаковые. Скандал замялся сам собой, но что-то в их отношениях изменилось. Сломалось, наверное. Теперь между ними была прозрачная стеклянная дверь, по-видимому, из пуленепробиваемого стекла.
Франк помирился с Наташкой где-то в середине года, Шеля тоже была к этому причастна. С Радой же, напротив, отношения все ухудшались. На одной из вечеринок, она, поняв, что выкинуть Франка из окна ей не удастся, слишком тяжел, вылила на него майонез. Сами понимаете, ни к чему хорошему это не привело, мира не получилось.
В октябре, уже 11й  архитектурный класс посвящал в архитекторы «младших» собратьев своих, детей, только что пришедших в 10й «Е». Наташка и Шеля, как самые речистые, тоже были приглашены. В кабинете было темно, потом зажегся свет, и девчонки увидели… Тобольск. Это был огромный батик , на котором был нарисован Кремль, холмы, зелень, все так, как было когда-то летом. Потом начался рассказ. Неторопливо звучали фразы:
-И был день пятый…
-И вновь мы сотворили что-то неприличное…
-И был день восьмой…
-Самые ненормальные пошли вверх по лестнице…
-Остальные поехали на автобусе…
-Автобус не спеша ехал в горку, а его обгоняли бабушки с огромными, тяжелыми сумками…
-И был день девятый…
-И был день последний…
-И был…
-И был…
-Берегите отца вашего, композитора Сергея Валерьевича
-И матерей ваших, Тамару Алексеевну, Веру Юрьевну и Анну Андреевну…
-А теперь песня…
Песня, звучавшая на мелодию песни «Моё сердце остановилось» группы «Сплин» была особенно хороша. Шеля знала ее наизусть. Может быть, слова, сочиненные Настей Шадриной, были не слишком в рифму, может быть гитара Сереги Чашкина могла звучать и получше и нестройный хор архов мог бы и петь помелодичнее, но для Шели в тот момент  ничего дороже не существовало, ведь это была  память… и гимн Тобольска…
Вот как она звучала:

Мы не знали друг друга до этого лета
Мы болтались по школе как трупы в воде
И совершенно случайно мы взяли билеты
На «Свердловск – Нижневартовск» в 17. 02.

И моё сердце остановилось,
Моё сердце замерло…

Нам достались соседние полки в вагоне
Мы горланили песни, играли в «очко»,
Неожиданно поезд расстался с перроном
А когда мы очнулись, был Тобольск за окном.

И моё сердце остановилось,
Моё сердце замерло…

И ровно тысячу лет гудят ноги от лестницы
И в кошмарах нам снятся стада комаров,
Каждый вечер наброски, рисунки и песни,
А про день именинника просто нет слов!

И моя печень восстановилась,
Моё сердце замерло…

Кто наяву видел то, что многим даже не снилось
Тот поймет эту песню, использовав мозг,
Пусть моё сердце остановилось
Оно снова забьется,… вернувшись в Тобольск!

И моё сердце остановилась,
Моё сердце замерло…
И моё сердце остановилась,
Моё сердце замерло…