Кто такой замуж или какого черта!

Стою. Глажу белье. Вернее не глажу, а бесцельно вожу утюгом по какой-то шмотке.
Трубку прижимаю плечом. Глотаю окончания слов.
--- Так чего. Замуж не вышла?
Давлю на утюг с утроенной силой и жалею, что не могу этим утюгом врезать собеседнику по уху.
--- Я убью следующего, кто спросит об этом.
--- Чего ты злишься. Я просто спрашиваю.
А все «просто». Все спрашивают. Всем хочется дать по уху. Родственникам натужно улыбаюсь. На друзей рычу. Коллегам отшучиваюсь.
Мама задумчиво прикуривает, рассматривает меня и выносит приговор:
-- Еще пара лет и никто не возьмет.
Тьфу! Макаревич в юбке!
-- Мама, я тебя умоляю. Хоть ты не занудствуй. Я молодая еще. Сама-то в 28 вышла.
Я лукавлю. Мама первый раз в двадцать два выскочила замуж. Неудачно. Второй раз в 28. Уже за папу. Тоже, конечно, неудачно. Только обнаружилось это через семнадцать лет.
--- Ты б хоть туда сходила. Не понравится – вернешься.
Вот так! Одна нога там, другая здесь. И все так легко, что просто голова кружится.
А у меня запросы. И желания нет. Как подумаю….бррр… аж глаз дергаться начинает.
Как будто меня не берет никто. Да я сама не даюсь!
Еду. В такси. Таксист:
--- И куда такую красивую муж одну отпускает?
Пытаюсь не расплатившись исчезнуть в пространстве. Не получается. Слишком много материального во мне.
Бабуля. Путает имена моего кавалерья, чем сдает меня с головой. После пары вразумительных бесед начинает называть всех молодых людей «мальчишечка». Так к ним и обращается:
--- Мальчишечка, супчик будешь?
«Мальчишечки» после такого сглатывают залпом суп и смотрят кролячьими глазами на меня. Бабуля с каждым из них представляет меня у алтаря.
---  Тот который с кислинкой, он же ниже тебя.
--- Бабуль, и что?
--- Так как ты с ним жить-то будешь?
--- Кто тебе сказал, что  я с ним жить буду?
--- Так…пора…
Подруги перестали шляться со мной по ночному городу. Обзавелись домашними животными. Муж называется. Такие славные и тапки не грызут. И обои не обдирают, а даже вроде бы клеют. Только нервов от них.
Вон. Одна. Которая лучшая. Ей этот зверек со мной встречаться запретил.
--- Геля, я тебе сколько раз говорила. Питомцу нужно показать, кто вожак в стае, а не покажешь, как в твоем случае, он диван займет.
И так везде.
На работе нагадали одного ребенка. Девочку. Бухгалтер нагадала. Теперь я гадаю каким ветром мне девочку надует.
Сестра критикует.
--- Вечно у тебя. То одна, то с непотребством каким-то. Ты с ним мусор ходи выносить. Очень у него лицо к мусорным пакетам подходи. Стиль один.
Я говорю:
--- А покажи другого.
Сестра мнется. Пытается тыкнуть пальцем в своего. Но вовремя опускает руку  и пожимает плечами.
--- Так то. Лучше одна. Кто меня выдержит? Я ж больная на голову. Того и гляди учудю чего-нибудь.
Друзья зовут меня на дачу. На мою, конечно. Берут с собой телок (в их присутствии это слово вуалируется нежно-свистящим – «кисонька»). Я начинаю отстаивать права женщин всей земли и пытаюсь наладить с «кисоньками» отношения. Они смотрят то испуганно – на меня, то томно – на поджидающее их лежбище.
Утром на даче я соскакиваю в шесть утра и обхожу территорию.
Кисоньки раскидав по моим подушкам перегидрольные кудряшки ласково зажимают крепкими локтями моих друзей. Права женщин – не в их интересах.
Друзья с сытыми улыбками благодарят меня за приют. Я прощаюсь и долго не могу вспомнить имена кисок. Впрочем, это не обязательно. Я их вряд ли еще увижу. Этих.
Коллега за соседним столом периодически упоительно рассказывает мне о своей счастливой семейной жизни. О потрясающих носках, засунутых мужем между матрацами (ах, это так трогательно), о Джамалунгмах немытой посуды, об утренней гимнастике «простирнуть-подгладить-сварганить яишенку»,  ах, как все чудно, как прекрасно! «Мы за 13 лет совместной жизни не разу не отдыхали по отдельности!» - с дуба рухнуть! ….

Может мне в монастырь с такими помыслами?