Бегство червя

Он передвигался толчками. Проползет. Остановится. Со стороны могло показаться, что он задумался. Снова немного проползет. Поначалу он полз по солнцепеку и чувствовал себя, как на горячей полке парилки. Или на горячем полоке. Снизу было влажно, пар поднимался от земли, с неба беспощадно жарило, так, что сосуды готовы были лопнуть. Он заполз в тень. Тень была такой необъятной, что невозможно было понять, что было ее источником. Он несколько раз пытался определить, в чьей тени он находится.

Скрывшись от палящего солнца, он почувствовал себя уютнее. Продолжил свой путь. Мимо с громовым гупаньем протопали чьи-то шаги. Он инстинктивно отклонился, хотя с таким же успехом мог не отклоняться. На этот раз шаги прошли мимо, но если бы они решили протопать по нему, его зигзаг ничего бы не изменил.

 Эта мысль, промелькнув, закалила его характер, и он решил ползти, не обращая внимания ни на что. Земля, по которой он полз, была какая-то липкая, светло-коричневая. Скорее всего – суглинок. Он знал, как скудно живется в такой земле, по рассказам знакомого Василия. Василий рассказывал, что, якобы, его дальний приятель жаловался на трудности жизни.

Подул слабенький порыв ветра, прошелестев по коже прикосновением. И тогда, слушая его рассказ, Поликарп решил, что ни за что бы не согласился жить в суглинке. Даже супесь ему была неприятна. Там приходилось постоянно упираться при рытье тоннелей. Стол был скудный, и часто жилось впроголодь

Он не задавал себе вопроса, куда ползет. Полз себе и полз. Его выгнал из его жилья под яблоней, ночной дождь. Проснулся Поликарп от затрудненного дыхания и увидел, что все улицы и проспекты его многоуровневого города затопила вода. А спал он обычно в верхних этажах; старики часто рассказывали о массовой гибели соотечественников от затопления. Он ни разу не попадал под дождь, и ему было любопытно и страшно слушать о таких катастрофах. И он знал, что это ждет его в будущем. За те восемь дней, которые он прожил в этой жизни, он успел узнать о многих ужасах и несчастьях, которые могут встретиться на его непродолжительном отрезке существования.

Так вот. О яблоне. Он узнал об этом из разговоров. И из разговоров же узнал, что жить поблизости от ствола сытнее и вольготнее, земля рыхлая, есть воздух и пища. Но и опаснее, потому что иногда яблони окапывают, и можно получить травму от безжалостной стали лопатного лезвия.

 И еще, по рассказам бывалых современников, сквозь рыхлую землю быстро просачивается дождевая вода. Катастрофически быстро. В этом отношении особенно хороша была утоптанная глина, хотя рытье тоннелей в глине и даже в суглинке представляло собой каторжный труд. Постоянно приходится просто вгрызаться в землю, забывать рот пустой породой, в которой нет ни перегноя, ни какой-то другой провизии. Он уже встречал однажды глиняного жителя. Тот называл себя Джордано Бруно.
 
Между собой их называли «ганчарами». Кто-то услышал это название от людей и оно передавалось из поколения в поколение. Эти «ганчары» были тощие, злые и жадные. И кожа у них была грубая, дубленая. Попав в хорошие условия, они в скором времени отъедались, жирели и умирали от загнивания внутренностей. Их организм, привыкший к скудной жизни, не мог справиться с таким количеством жирной пищи, засорялся и начинал гнить. «Ганчары» были не жильцы в нормальных условиях.

Вернемся к той злополучной ночи. Почувствовав одышку, и ощутив себя почти полностью в воде, он мощными толчками стал выбираться на поверхность, несмотря на сочащиеся сверху воды, как учили его старики.

 Они говорили:
 «Никогда не старайся убежать от дождя вглубь, в землю. Вода все равно настигнет тебя, и тогда тебе невозможно будет выбраться, и гибель от удушья тебе будет обеспечена. Во время дождя главное – воздух. Забудь о пище. Помни, что за сутки средний червь съедает десять граммов пищи, и вдыхает триста пятьдесят граммов воздуха. В это время гибельно думать о пище. Да и вообще думать. Наверх, только наверх. И как можно быстрее. Наверху – воздух».
 
Именно так он и поступил тогда, пополз навстречу каплям к свету, к воздуху.
Жить хотелось...