Спасибо

В тот день, после похорон Кэтрин, я, эмоционально и физически измотанный, прибывал в пограничном состоянии. Если вы когда-нибудь испытывали настоящий шок, то, наверное, поймете, о каком состоянии я толкую. Грань реальности и небытия, у каждого по-разному. Когда ты видишь, но не слышишь, слышишь, но не придаешь этому значения, вроде о чем-то думаешь, но в тоже время в голове никаких мыслей.  Я не говорю про голову, налитую кровью, дрожащие руки и нарушенную координацию – в таких ситуациях это присуще каждому. Нам казалось, что мы нашли друг друга. Да что там казалось – мы были в этом уверенны. Счастье, если оно существует, было так близко.
Я заметил, что моя сигарета уже давно истлела. Приоткрыв окно, я выбросил обугленный фильтр на дорогу, в пузырящиеся лужи. Шел дождь. Сквозь приоткрытое окно мне на лицо падали мелкие капельки, словно искры, слегка покалывая. Мимо пролетали редкие машины и я вдруг осознал, что сижу за рулем. Скорее вспомнил, чем осознал. Иногда так бывает, когда ты читаешь книгу, но мыслями ты в другом месте и вдруг ты возвращаешься к тексту и обнаруживаешь, что прочитал уже целых пол страницы, однако смысл прочитанного, ровно, как и его содержание, остаются для тебя загадкой.
Будь это обычный вечер обычного дня я бы, наверное, удивился, каким образом я до сих пор не попал в аварию. Но только не сегодня. Сегодня я пас. Равнодушие и безысходность накрыли меня своим толстым одеялом с головой, так, что я едва мог соображать.
Я свернул на проселочную дорогу, сбавив скорость до пятнадцати миль. Дождь усиливался, а отсутствие асфальтированного покрытия не позволяло ехать быстрее. Да и куда мне спешить? Кэтрин мертва. Когда в жизни нет смысла – спешить некуда. Я прикрыл окно. Дождь превращался в настоящий ливень, дорога с каждой минутой исчезала в стене капель. Дворники еле справлялись с потоками воды, на долю секунды открывая обзор, который тут же исчезал. Я снизил скорость до жалких пяти миль и понял, что дальше так ехать нельзя. Я не хотел останавливаться, потому что чувствовал странную потребность двигаться, ехать вперед. Говорят, что многие люди бегают, что бы убежать от своих проблем, от себя самих. Мне казалось, что если я остановлюсь, все, от чего я хочу избавиться, забыть, проглотить, настигнет меня и утащит с собой назад, в темную яму, вырытую кем-то в сырой земле. Но как я не старался, ехать быстрее не представлялось возможным.
 Спустя пол часа, когда я заехал достаточно далеко, что бы не слышать шум машин, летящих по шоссе и не видеть ничего, кроме высоких деревьев, казавшихся мне необъяснимо большими в вечерних сумерках, я наконец остановился. Дождь продолжал хлестать, но потребность в движении меня оставила, чему я был бы рад, если бы… Когда смысла нет – радоваться нечему. Я отрегулировал кресло таким образом, чтобы можно было откинуться и немного полежать, и, сложив руки на груди, закрыл глаза. Я не спал, просто рисовал в своем воображении картины. Это похоже на сон, но в любой момент ты можешь проснуться. Я видел наш загородный трехэтажный домик. Светило яркое солнце, я щурился и закрывал свет ладонью. Кэтрин раскачивалась на подвесной качели, натянутой между двух огромных тополей и что-то мне кричала, все время улыбаясь. Я слышал ее красивый смех и любовался ее телом. Легкое летнее платье колыхалось на ветру, и когда качели делали полукруг сверху-вниз, поток воздуха задирал край ее платья чуть выше колен, обнажая ее чудесные ноги. Потом она вновь взмывала вверх и ее волосы взмывали вместе с ней.
- Иди же ко мне, глупенький! – смеялась она
Я хотел сказать, что не люблю качели и что меня на них укачивает, но не сказал. Я шел к ней, но расстояние не сокращалось. Я хотел что-то сказать, но не мог. Я посмотрел себе на руки, но ничего не увидел. Меня не было.
- Иди же ко мне!
Я поднял глаза. Кэтрин бежала к пруду, что недалеко от нашего домика, на ходу скидывая с себя платье. Она была прекрасна. Я полюбил в ней прежде всего личность, полюбил за ее доброту и характер, но то, что она была идеальна телом, тут мне наверное просто повезло. Кэтрин относилась к этому на удивление спокойно, но я просто благодарил Бога, когда мы занимались любовью жаркими летними ночами в нашем домике и днями тоже, и я ласкал ее божественное тело и казалось, что это никогда не закончится и я хотел, чтобы так и было. Она так сладко постанывала и от нее всегда так приятно пахло, как пахнут, наверное, только святые. Когда мы не занимались любовью мы ели ягоды и фрукты, что росли на заднем дворике нашего замка. Так мы его называли. Валялись в траве, купались в пруду, просто дурачились. А потом мы снова и снова любили друг друга.
Кэтрин плескалась в пруду и смеялась. В моем сне она все время смеялась.
- Иди же ко мне – повторяла она раз за разом. А потом она хлопала ладонью по воде, пытаясь обрызгать меня. Брызги не долетали, но я все равно инстинктивно уворачивался. Мы здорово проводили время, пока солнце не скрылось за тучей.
Я посмотрел на небо. Грозовые облака затягивали прозрачную синеву небосвода, напуская на землю тень. Внезапно подул холодный ветер. Мне стало холодно и неуютно. Я взглянул на Кэтрин и…ее не было. Чудесный пруд с плавающими кувшинками теперь выглядел как болото, поросшее гнилой травой. Холодный ветер мел сухие желтые листья и пускал по водной поверхности рябь, а на том месте, где только что плескалась моя богиня, расходились круги. Как будто что-то упало в воду и пошло ко дну – мелькнуло у меня в голове.
- Кэтрин? – В моем горле булькнуло
- Джеймс – послышался ее ровный и спокойный голос – Джеймс
Я оглянулся. Ветер играл со ставнями нашего дома, выглядевшего как ветхий сарай. Пустота зияла в выбитых окнах.
- Джеймс
Мне стало страшно. Я хотел закричать от отчаяния, потому что знал, что выхода нет. Я знал, что это конец. Всё, пишите письма. Это ад. Я хотел проснуться, ведь это всего лишь сон. Да, это всего лишь сон, я хотел проснуться, но сон вышел из-под контроля.
- Черт вас всех дери! – закричал я
- Джеймс – Голос звучал у самого уха, прямо за моей спиной – Джеймс, посмотри на меня. Посмотри…
Видит Бог, я не хотел никуда смотреть. Может я слабак, может трус, но я не хотел смотреть. Бывают такие моменты, когда нет выхода, когда ты загнан в угол и некуда бежать. Как крыса, накрытая ведром. Когда хочется испариться, исчезнуть, провалиться сквозь землю – что угодно, только не существовать, не чувствовать, не осознавать. Это был тот самый момент.
- Посмотри на меня, Джеймс – ровный холодный голос.
Мне даже не пришлось оборачиваться. Я уже смотрел. Смотрел и видел, как по воде разбегаются круги, словно что-то пошло на дно. Что-то белое пошло на дно. Дно. Где это дно и есть ли оно? Только бездна. Черная холодная бездна в небольшом болоте, что раньше было прекрасным прудом. Прудом, в котором плавали кувшинки. Я стоял у самой воды, по самые щиколотки в грязи, и смотрел, как крохотные волны от кругов гаснут, ударяясь о берег. Волны от кругов от чего-то, что пошло на дно.
- Джеймс
Что-то белое. Мертвенно-бледное.
- Джеймс
Я видел Кэтрин. Мою прекрасную Кэтрин. Ее бледное окоченевшее тело медленно шло на дно. Крохотные волны бились о берег.
- Помоги мне, Джеймс – говорил труп Кэтрин. Ее рот открывался, но мимика не соответствовала словам. Она была похожа на рыбу, доживающую свои последние секунды на суше. Рыбу, жадно заглатывающую воздух.
- Помоги мне, Джеймс
- Кэтрин! – Я скорее просто кричал, чем звал ее, - Нет!
Тело в легком летнем платье, что когда-то развевалось на ветру, медленно шло на дно.
- Нет! – закричал я что было сил и бросился в воду. Плевать, что не умею плавать.
 Я плыл как новорожденный: дергал руками и ногами, плыл медленно, с надутыми щеками и легкими, полными воздуха. Столько воздуха, что меня сносило вверх, к поверхности, словно поплавок.
- Помоги мне, Джеймс – Кэтрин тянула ко мне руку, постепенно исчезая во мраке болота.
Я выпустил часть воздуха и рванул как смог. Любимая схватила мою руку и притянула к себе. На ее окоченевшем лице не было улыбки.
- Будь со мной, любимый – шевелился рыбий рот – Будь со мной навсегда.
Я потянул ее на себя, но тело Кэтрин не поддавалось. Я попытался освободиться, но не мог. Окоченевший труп в легком летнем платье тянул меня во мрак, словно камень притягивает утопленника на дно.
- Нет! – закричал я, пуская пузыри и заглатывая мутную болотную воду, – Нееет!

Я открыл глаза и обнаружил, что сижу в кресле своей машины, весь мокрый от пота и тяжело дышу. Все окна в машине тоже запотели. Я приоткрыл дверь. Поток свежего воздуха ворвался в щель, обдавая меня вечерней прохладой. Я откинулся на кресло и закрыл лицо руками.
- Боже
Немного погодя мне стало легче и я захотел отлить. Я вылез из машины и разогнул спину. Наверное, я проспал около часа, а может и более. Кругом была жуткая темень, была видна лишь часть дороги, выхватываемая светом фар и часть леса. Надо сказать, что дорога в этих местах была такая узкая, что деревья, росшие по обочинам, нависали своими кронами прямо над проезжающими машинами.
Я решил далеко не ходить и отошел буквально на пару метров от машины к ближайшему дереву. Я стоял под деревом, справлял нужду, слушал шелест листьев и шепот дождя, и все случившееся казалось мне каким-то нереальным. Похороны Кэтрин, соболезнования родных и близких, считающих, что твое горе и их горе тоже, моя недавняя апатия, жуткий сон…Тоненький ручеек из капель стекал откуда-то сверху мне на голову. Я поднял лицо и зажмурил глаза. Теперь ручеек падал мне на лоб, в то время как я пускал свой ручеек. Закончив, я вернулся к машине и взглянул на часы. Было без пятнадцати двенадцать ночи. Я сел за руль, привел кресло в нормальное положение и нагнулся, чтобы покрутить колесико настройки радио. Радио молчало. И тут я увидел ИХ.
Краем глаза.
Мельком.
 Я дернулся, как марионетка и меня отбросило обратно в кресло. Шок. Вижу, но не слышу, думаю, но мыслей нет. Жар. От испуга я почувствовал, как внутри живота стекается со всего тела тепло, обжигая внутренности, а потом медленно ползет в ноги, делая их мягкими, как вата. Я смотрел через лобовое стекло, сквозь пар, идущий от капота, сквозь капли дождя. Я смотрел на них, а они смотрели на меня.
- Господи, - наконец вырвалось у меня, словно все это время я задерживал дыхание.
Метрах в пяти, прямо на дороге стояли странные люди. Маленького роста, примерно под метр сорок, у них была бледная кожа, маленькие круглые головы и странная рваная одежда. Их было семеро. Три женщины и четыре мужчины. Одна из них (судя по платью - женщина) стояла практически у самых фар. В тусклом свете их лица казались испуганными до смерти, промокшая одежда прилипла к телам и они жалобно жались друг к другу. С невероятным трудом я сглотнул слюну и, стараясь не делать резких движений, вылез из машины. Я знал, что сон был, но сейчас я не сплю. Во сне я видел Кэтрин и наш загородный дом. То, что я видел впереди на дороге, не было сном. Семеро существ, с виду похожих на людей, но не являющиеся людьми, стояли в свете фар, промокшие насквозь и смотрели на меня. Они были испуганны, но их лица не выражали испуг. Скорее удивление.
- Привет, – выдавил я
Незнакомцы молчали. Хотите верьте – хотите нет, но эти существа внушали мне больший страх, чем недавно приснившийся сон, в существовании которого я начинал сомневаться. Пусть эти существа выглядят напуганными и беззащитными, но что-то подсказывало мне, что в них кроется нечто жуткое и могущественное. Я оглянулся. Кроме кромешной тьмы ничего не было. Ветер трепыхал верхушки деревьев, шумели листья, шел дождь. Дороги назад не было. Я вновь посмотрел на людей. Казалось, они ко всему прочему начинали замерзать. Выхода не было.
- Залезайте – Я сделал жест рукой, на всякий случай, не зная, понимают ли они, что я говорю. – Давайте.
Все семеро неуверенно, но верно засеменили к машине. Женщина, что стояла у фар, села на переднее место, остальные уместились на заднем сиденье.
- Господи – выдохнул я. Страх смешался с удивлением и слегка разбавился минутным чувством облегчения. - Они меня понимают.
Я сел за руль и захлопнул дверь. Мысль о том, что моя машина доверху набита существами непонятного происхождения, изрядно бодрила. Женщина, сидевшая в кресле пассажира, сверлила меня взглядом, как и те, что сидели сзади. Я повернул голову. Так и было: все семеро пялились на меня. Кое у кого с лиц еще стекала вода.
 Я включил передачу и медленно, не быстрее десяти миль в час, поехал вперед по дороге. До нашего с Кэтрин загородного дома оставалось несколько километров…

Когда я подъехал к дому лесные люди мирно спали на своих местах. Я заглушил мотор и откинулся на спинку кресла. Так и просидел минут пять, обдумывая, что произошло и что мне делать дальше. В голове было пусто. Жутко хотелось спать - лоб буквально наезжал на глаза. Я посмотрел на попутчиков. Счастливцы, спасенные от гибели, пригретые и укрытые от дождя, сладко спали. Я их больше не боялся. Все существа милые, когда спят. Надеюсь, они такими и останутся. Хотя, кто их знает? А вдруг посреди ночи один из них проснется и решит, что отведать на вкус мою руку или ухо – не такая уж плохая идея? А дурной пример заразен. Что за бред! Это просто… просто… Что?
Ответа не было. Дождь мерно колотил по машине и кругом было темно. Странные люди спали. Немного погодя отключился и я.

Я открыл глаза и обнаружил, что лежу в каком-то рваном халате на диване в своем загородном доме. Моя старая одежда куда-то пропала. Я приподнялся. Все тело жутко ломило; то ли оттого, что всю ночь проспал на одном боку, толи от вчерашней поездки. В окна вливался утренний свет и было слышно как на кухне кто-то возился.
Я встал с дивана и, шаркая потертыми тапочками об пол, пошел на кухню. Мысль о том, что у плиты возится парочка коротышек с круглыми лицами и что-то готовят, вызвала в моей голове забавную картину: санитары в белых халатах врываются в чью-то квартиру и скручивая  хозяина, надевают на него смирительную рубашку. Я вошел на кухню. У плиты стояли две маленькие женщины и что-то жарили. Я застыл в проеме и перед глазами проплыла смирительная рубашка. Рубашка с застежками на спине и множеством ремешков, выбраться из которой можно только вывернул себе плечо. Потом я увидел санитаров, волокущих меня по длинному коридору и продолговатые ртутные лампы на потолке.
Когда зрение вернулось, я сидел за круглым столом в гостиной на первом этаже в окружении семерых существ. Их одежда давно просохла, а лица выглядели на удивление мудрыми. Мы ели. На мне был повязан белый слюнявчик, а на коленях лежало полотенце. Смирительная рубашка – мелькнуло в голове.
- Приятного аппетита.
Царила тишина. Я хлебал свой суп, изредка поглядывая как сидевший рядом, собирал со дна тарелки томатный соус кусочком хлеба и ловко клал его в рот.
После того, как скачки во времени прекратились и время вновь пошло привычно медленно, я вспомнил про Кэтрин. Тоска и апатия опять навалилась на меня, но уже с удвоенной силой. Я отказывался есть, а по ночам практически не спал. Однажды я увидел, как из окон третьего этажа льется густой желтый свет. Разъяснить мне ничего не удалось – на третий меня не пускали. В моем собственном доме мне ограничили доступ к помещениям, сведя его до минимума – первый этаж – и частично второй – это все, где мне позволяли бывать. Правда, в тот момент мне было наплевать. Мысль о том, что я напился с горя и у меня началась белая горячка, с каждым Божьим днем становилась очень удобным объяснением происходившего. Когда я начинал задумываться над такими вещами, как: откуда берутся в холодильнике продукты и с каких это пор телевизор стал ловить хоть какие-то каналы, я вспоминал, что Кэтрин мертва. Все сразу отходило на второй план. Смысл моей жизни, все, ради чего стоило жить…Наконец я измотался на столько, что уснул прямо на полу и проспал два дня к ряду.
Когда я проснулся, в доме никого не было. Ни в доме, ни снаружи. Я был совершенно один. Никаких странных существ, похожих на людей, ничего такого. Я прошел на кухню, скрипя половицами, умылся и посмотрел в зеркало. Вид у меня был неважный. За четыре дня отросла приличная щетина, под глазами набухли круги. Я поелозил тыльной стороной ладони по зеркалу, счищая небольшой слой пыли.
- Бывает же … - прохрипел я и тут же замолчал, - и такое…
В отражении я видел гостиную позади себя, диван на котором я спал, журнальный столик и…Я повернулся. На столе лежал чистый клочок белой бумаги, придавленный стаканом с водой. Кусочек девственно-белой бумаги, выделявшийся на общем сером фоне комнаты. Записка – мелькнуло в голове – Еда на столе, воде в колодце – я поехала. Твоя крыша.
Я тряхнул головой, отгоняя дурацкие мысли, и подошел к столу. На белом листике было что-то написано. Всего одно слово. Кривым, неразборчивым почерком. Минуту я всматривался и пытался понять, что это за слово. Буквы то двоились, то плясали, и я ничего не мог сообразить. Возможно, записка была написана на незнакомом мне языке. И…
- Джеймс
Я вздрогнул и опрокинул стакан с водой. На секунду мне показалось, что меня с головой погрузили под воду – в ушах гудело. Тело покрылось гусиной кожей, а глаза наполнились влагой. Я повернулся. На лестнице, ведущей на верхние этажи, стояла Кэтрин. На ней была белая ночнушка, лицо выглядело заспанным и помятым. С журнального столика капала вода.
- Боже, сколько я спала? – сказала она, - ничего не помню. Кэтрин спустилась со ступенек и подошла к окну.
- Кэтрин – буквально прошептал я. Из глаз полились слезы.
- Сегодня чудесный день, дорогой, пойдем на пруд?
- Кэтрин – я практически рыдал.
- Да что с тобой? – Она подошла ко мне. Живая и абсолютно здоровая Кэтрин. Моя прекрасная Кэтрин.
- Ты жива? – я начинал смеяться сквозь слезы. Еще чуть-чуть и началась бы истерика – Ты жива!
Кэтрин поморщилась.
- Ты в порядке, Джеймс? Пил вчера? Ты весь горишь!
Я смотрел на нее, по щекам струились слезы, глупая улыбка не сходила с лица.
- Что это? – Кэтрин взяла из моих рук записку – «Спасибо»?
- Что? – переспросил я
- Здесь написано «спасибо». Джеймс, кто это написал?
Я смеялся. Красное от слез лицо сияло счастьем. Я обнял Кэтрин и прижал к себе как можно плотнее. Во дворе послышался шорох гравия и треск сухих листьев – подъехала машина. Через минуту в дверь вошли Том и Энни – наши старые друзья, еще по колледжу.
- Что тут у вас? – слету заговорил Том – Боже, жутко выглядите! Чем вы тут все это время занимались – уголь добывали?
- Привет, Том – сказала Кэтрин
- Привет всем – Энни несла пакеты с продуктами – Куда поставить? Не дожидаясь ответа, она скрылась в проеме кухни.
- Где пиво? Должно течь здесь рекой! – не унимался Том.
- Иди сюда, помоги мне.
Голоса постепенно замолкали, отходя куда-то на второй план. Держа Кэтрин в своих объятиях, я подошел к окну. Из глаз все еще текли слезы. Я смотрел на лес. На деревья, раскачиваемые слабым летним ветерком, на голубое небо, подернутое легкой дымкой. И слышал шелест листьев, практически неуловимый, словно чей-то шепот.
 Кэтрин была еще теплая после сна и от нее восхитительно пахло. Я закрыл глаза и по щеке прокатилась последняя слеза.
- Спасибо.