Спаси и сохрани

Пришла пятница. Анна проснулась поздно, около одиннадцати, с ощущением, что всё-таки не выспалась. Внутри тянуло и ныло от назревающей смуты и беспочвенного страха. Впрочем, в комнате было по-летнему мирно и солнечно, за окном - тоже. По карнизу, воркуя, расхаживал голубь. В долю секунды птица, шаркнув по железу коготками, кинулась прочь, шумно захлопав крыльями. По двору на бреющем полёте скользила тёмная внушительная тень. Не ворона, точно. Чайка что ли? Откуда здесь взяться чайке?
 
Что-то этим утром действительно было не так. Анка натянула на себя спортивные брюки, майку и босая пошлёпала к окну. На небе ни облачка, солнце такое, что глаза блаженно жмурятся. Ага, вот и чайка, сидит на мусорном контейнере, зорко инспектируя двор. «Хищница. Полноценная хищница! Голубей распугала, злыдня. И кто тебя звал сюда?» - Мимолётная неприязнь к незваной гостье высунула голову среди Анкиных мыслей, огляделась и уже не сочла нужным прятаться. В комнату просочился едва уловимый шлейф валокордина. С утра пораньше видимо бабушку прихватило. Так весь день насмарку пойдёт. Всё-таки семьдесят шесть бабуле.

Старушка хлопотала на кухне. Посвистывал чайник. В мойку из крана упруго стучала вода. Это успокаивало, но не обнадёживало.
- Привет, ба! Как спала? Опять сердце пошаливает? А я полночи кино смотрела, встала ни то, ни сё. Какой уж раз говорю, что ночью спать нужно, а не время маять. Представляешь, к нам во двор чайка залетела, здоровая, наглая. На голубей страху напустила. Авторитет, да и только! К чему бы это, ба?
Бабушка не среагировала на её слова. Спина её ещё ниже склонилась к раковине, а руки, домыв тарелку, принялись за кастрюлю.

Холод и пустота накатили шквалом. В животе будто бы образовалась дыра, а в той дыре беспрепятственно завыл студёный ветер. Господи, неужели вчера отравилась чем-то?
- О-ой, я в туалет, - простонала Анка, - и заторопилась к концу коридора. Холод сжимал уже всё тело, в глазах потемнело, а на лбу явственно обозначились горошины холодного пота. Да, что со мной такое? Страх подминал её под себя, прижимая к стене и подкашивая ноги. Ну, ёк! – Ударило молнией. «Время пришло, Анночка, - отчётливо прозвучал где-то внутри неё голос. – Время пришло. Будь сильной!» Анка, съехав по стене на пол, застыла на корточках. «Чьё время пришло?» Прокричала она мысленно неведомо кому, совсем обезумев от страха. Вернулось зрение, но не силы. Обмыв руки струёй холодной воды, она вернулась на кухню. Бабуля, всё также сгорбившись, стояла у мойки.
- Нехорошо мне, Анночка. Сердце почти не работает. Булькает внутри, даже давление не измерить. – Слабо отозвалась старушка. – Поддержи меня, Аня, падаю я.
Анка подхватила пошатнувшуюся бабушку подмышки.
- Ба, не шути так! Я тебя на кровать сейчас уложу и «неотложку» вызову, оклемаешься. – Она дотащила враз обмякшее тело к кровати и усадила на покрывало, подперев со всех сторон подушками.
- Аня, видимо время пришло. Ты знаешь, где деньги и что сделать нужно. Справишься, детка.
- Бабушка, да я «скорую» сейчас вызову. Ты только продержись ещё чуть-чуть, ба! - Анка дрожащими руками набрала «03». "Скорая" отреагировала незамедлительно, переадресовав девушку к районной «неотложке». Она дозвонилась в «неотложку» и сдавленно выдавила.
– Бабушку спасите, пожалуйста.
- Лет сколько? – Равнодушный голос на другом конце провода, видимо привык уже ко всякому. - Да не вам, больной.
- Семьдесят шесть!
- Ну, не знаю, вы шестая в очереди. Не получится скоро.
- Не приедут они, Аня, чувствую я. – Анка посмотрела на бабушку, цвет лица у той стал не просто белым, а землисто-бледным. Она была уже далеко и от Анки, и от этой комнаты.
- Приедут, ба, слышишь меня? Приедут! - Анка схватила толстый телефонный справочник в поисках заветного номера. – Алло? Умоляю, спасите бабушку…
- Девушка, спокойно, район какой?
- Центральный!
- Машина будет минут через десять. Час работы бригады две тыщи сто, ложный вызов восемьсот. Согласны платить!
- Приезжайте скорее, прошуууу вас.
- Ответьте ещё на вопрос, где вы увидели нашу рекламу?
- Господиииии, нигде не увидела, бабушку спасииите! – Завыла Анка.
- Может в «Жёлтых страницах?»
- В жёлтых, в зеленых, какая разница? Пожалуйстааа…
- Ждите! Бригада врачей уже совсем близко.
- Бабушка, - Анка кинулась к старушке, - слышь меня, тебе жить придётся, я платную реанимацию вызвала. Не подводи меня, ба!

Не прошло и пяти минут, как заскулил домофон.
- Быстрее, умоляю!
В квартиру мимо неё уже входила бригада рослых деловитых мужчин в бирюзовых куртках. Анка суетливо показала комнату, потом ванную. Сбегала за чистым полотенцем, а после, стараясь не мешать и в тоже время быть рядом, на подхвате, если что нужно, сжалась комочком в углу комнаты, на полу, поглядывая на врачей то жалобно, то заискивающе. Появлялись приборы. Что-то жужжало и позванивало. Врач, старший в бригаде, посмотрел на Анку внимательным, спокойным взглядом. Анька от испуга рефлекторно всхлипнула.
- Уууумоляю вас…
- Одевайся, поедешь с нами. Какую заказать больницу?
- Лучшую! Вы что хотите сказать, что вот так запросто место для неё будет?
Он видел её бестолковость и её отчаяние. Он наблюдал подобное множество раз. Это трагедия для девчонки. Сколько таких трагедий за день ещё будет? Две, четыре? Он работал, чтобы спасать, несмотря на обстоятельства и время.
- Олег Игнатьич, введите… в комбинации… до «Покровки» дотянем. У вас тут детей нет? Ладно, оставьте ампулы на столе, не до них. Носилки срочно. Девушка, три минуты на сборы. Документы в первую очередь. – Он давал указания, набирая на трубке нужные цифры. – Марина, зарезервируй место в «Покровке», мы выезжаем.

Анка схватила раскинутые на спинке дивана колготки с люрексом, других под рукой не оказалось. Не кстати подвернулись клубные брюки с вышивкой и туфли на шпильках. Я даже не умытая, с горечью заколотилось у неё в голове. Да фиг-то с ним! Кто видит это? Людям плевать на меня, каждый в своём котле варится. Она кидала в сумку документы свои и бабушкины, деньги, косметичку, мобильник.
- Закрывайте двери, мы ждём в машине.

Анка выскочила следом, отметив, что старушку выносили головой вперёд. Юркнула в машину, пристроившись рядом с носилками на боковом откидном сиденье. Мигалка и сирена, и пробки, проклятые пробки на дорогах! Что же это делается, неужели эти люди не понимают, что нужно спасать бабушку? А город жил своей бурлящей жизнью. И ползли в пробках такие же машины с красным крестом, и может чья-то жизнь вот также там дышала на ладан.

Анка держала холодную морщинистую ладошку в своих руках и лихорадочно молилась Богу. От него сейчас зависело всё. Её мысли от Бога хаотично перекидывались к бабушке. Сейчас, здесь Жизнь и Уход на чашах весов были уравновешены, но это равновесие казалось шатким. «Бабушка, я люблю тебя, ба. Прими мою любовь бабуля, я верю, она наполнит тебя силой. Только не отказывайся, ба: ты нужна мне». - Здесь, в машине, Анка чувствовала, что нужно делать. Она увидела в своём сердце наполненный любовью колодец. Её руки уже зачерпнули его содержимое большой кружкой и перелили это в бабушкино сердце. И снова Анка зачерпнула из колодца в своём сердце жидкость и влила её в бабушку. Она проделывала это бессчётное количество раз, а машина тем временем пыталась приблизиться к Васильевскому острову. Водитель не раз решался на крайние меры и они, подвывая и мигая, врывались на встречку, чтобы обогнать хоть часть медленно ползущего потока. Рывок за рывком, а девушка терпеливо, утратив ощущение времени, вычерпывала и вычерпывала из сердца свою силу и свою любовь, чтобы наполнить ими сердце умирающего человека. – Боже, - в отчаянии взмолилась Анка, - прошу твоей любви! Дай мне её столько, чтобы удержать бабулю в живых. Большая кружка наполнилась до краёв, Анка очередной раз опрокинула её в бабушкино сердце и провалилась в прострацию. Машина, наконец, вырвалась на Большой проспект Васильевского и, набирая предельно допустимую скорость, устремилась к спасительной «Покровке». Рука бабушки заметно потеплела.

В больнице к их приезду были готовы. Анка плохо соображала, что делала и как, но выполняла все распоряжения без промедления, почти не переспрашивая. Ей указывали направление, она бежала длинными коридорами с этажа на этаж, за что-то платила, прихватив квитанции и чеки, бежала в направлении новом. Казалось, этому не будет конца, но вот в одном из кабинетов ей выдали несколько коробок с ампулами, и она снова увидела бабушку рядом.
- Скажите, что ещё я могу сделать для неё? – Анка несколько раз повторила одно и тоже, прежде чем уловила ответ.
- Больше ничего. Успокойтесь и поезжайте домой, вечером можете вернуться.
 
В три часа дня она оставила бабулю в паутине трубок и проводов, чтобы привезти из дома в палату самые необходимые вещи, фрукты и воду. Сквозь приёмное отделение вышла на улицу и потеряла всякую способность соображать. Она не узнавала место, не понимала, откуда струится яркий свет, не узнавала листву деревьев, траву, асфальт. Мимо неё передвигались существа, возможно, похожие на неё, а может, и нет. И этот шум, то нарастающий, то спадающий - какие-то машины мчали потоком, время от времени, притормаживая у «зебры». Она почувствовала себя одинокой и затерянной, утратившей навыки жизни в большом городе. Такого с ней до этого дня не случалось. Даже за границей, не зная местного языка, она умудрялась путешествовать автостопом. Она справлялась всякий раз, удерживая ситуацию под контролем.
- Где я? Как мне выбраться отсюда? – К ладони прилип намокший от пота мобильник. Сейчас она не осознавала, как воспользоваться даже им.

Анка машинально сделала несколько шагов, потом прошла ещё немного, перешла улицу и бессильно упала на металлическое сиденье автобусной остановки. – Боже, обещаю тебе, я научусь милосердию и состраданию, а ты сделай самое важное сегодня дело – спаси мою бабушку! Пожалуйста, дай мне и ей шанс... Телефон напомнил о себе бирюзовым помигиванием, высветив имя Олега.
- Беда у меня. Нужно бабулю спасти. Помоги с машиной часам к пяти, пожалуйста.
- Где ты сейчас? – Буднично поинтересовался он.
Она огляделась, обнаружила себя уже в автобусе, и как она в него попала?
- В центре, почти у Мойки. Кажется, сейчас увязнем в пробке.
- Что-нибудь придумаю. Я перезвоню.
 
Машина от Олега подъехала точно к пяти. К этому времени Анка успела принять душ, переодеться и сбегать в магазин. Она пыталась поддержать разговор, но умолкала на полуслове, теряя мысли. Водитель Виталик, понимал её состояние. Если б только можно было взвалить на себя хоть часть её боли, но, увы, каждому отмерена своя нелёгкая ноша! Сегодня тащит её Анюта на худенькой ссутуленной спине. Кто знает, кого подобный груз придавит завтра... быть может его или босса Олега? Кто ведает то?
 
Анка не узнала больницу. Но место, куда её привёз Виталик, была той самой «Покровкой», где она оставила бабушку днём. Предъявив пропуск, Анка устремилась к лестнице. Она бежала выше и выше, сердце пойманной птицей колотилось в груди то ли от быстрого подъёма, то ли от пережитого испуга. Притормозив пред вишнёвой табличкой у входа на отделение, Анка прочла: «Кафедра кардиологии». Подумать только, вот значит как, бабушка теперь на кафедре. Не слабо!

Бабуля спала. Её лицо приобрело живой оттенок. Анка чувствовала, что боль не мучает её, и главное, бабушка была здесь, в палате, а не где-то там далеко. Она спала спокойно, словно просто отдыхала от дел.
Разложив продукты и привезённые вещи, Анка присела на стул у кровати. Бабушка открыла глаза.
- Анна, сколько ты за меня денег отдала?
- Всё, что было в наличке из отпускных, бабуль. Будем считать, что это хорошее вложение. – Она засмеялась.
Засмеялась и бабушка.
- Ты, Аня, только не голодай. Вырастила я тебя, а к жизни не приучила. Будешь дома на сухомятке сидеть, желудок испортишь. Кашу тебе точно не сварить, хоть картошечки сделай или суп из щавеля.
- Сварю, ба, - Анка обнимала худенькие плечи и осознавала только сейчас, что беда как гроза погромыхала, но прокатила мимо.

Время, что было указано в пропуске, пролетело незаметно, и Анка заторопилась домой. На этот раз, она возвращалась в переполненной «маршрутке». Её не смущали ни теснота, ни маршрут-зигзаг, ибо в голове было ясно, глаза зорко видели, уши отчётливо слышали, мозг своевременно обрабатывал информацию. Хорошо-то как! Хорошо вернуться в себя!

Невский к вечеру перекрыли. Водитель, извинившись, высадил пассажиров у Казанского собора. Отсюда можно было добраться домой на метро, но Анка пошла пешком. В теле, от утра, чувствовалась дурная слабость. Отчего-то вспомнился сон полугодовалой давности – он приснился ей в ночь дня рождения. В том сне к ней приходила бабушка.
- Ты Аня сильной будь. Пора мне уходить. Подготовься к июню, Аннушка. Ты уже взрослая, плакать не надо. Знай, что просто время пришло, я и так здесь задержалась.
Анка припомнила, что сегодня июнь, о котором шла речь во сне, четвёртое число июня. И отчаяние охватило её с новой силой. Ну, нет, бабушка! Я люблю тебя! Ты до сих пор не знала, как сильно я тебя люблю, да я и сама это толком не ведала. Боже, верю, если ты сделал всё так, как уже сделал, значит, дал нам шанс, о котором я тебя просила. Я верю, если ты кого-то бесповоротно призовёшь, то времени на раздумья уже не будет: всё произойдёт мгновенно. А может, ты испытываешь меня на милосердие? Или нет?

По расчищенному от машин Невскому гуляли люди, группами и парами. Они смеялись и пели в ожидании модного шоу, слизывали подтаявшее мороженое, глотали пиво и колу. Из Гостиного двора за пару часов выставился огромный демонстрационный язык, по бокам которого светились огромные экраны. На экранах под истошную музыку, надрывающую барабанные перепонки, уже дефилировали модели с отстранёнными лицами. В жизни города начиналась грандиознейшая вечеринка нового лета. Анкины ноги за день устали и отекли настолько, что туфли нестерпимо жали, сдавливая пальцы. Она, не раздумывая особенно, сняла их, оставшись в ярких как горсть леденцов прозрачных носочках. Носки порвутся, отметила она, и это развеселило её. Ну и пусть, пусть рвутся! На глазах выступили слёзы, главное, бабушка жива! Достаточно зрелищ на сегодня, подумала Анка и босиком через Аничков мост направилась к дому. Литейный, Надеждинская, Суворовский – знакомые с детства улицы, дома, перекрёстки. Солнце светило как днём, но уже не палило, так, грело чуть-чуть. Вот и дом.

Вошла в подъезд и услышала странные звуки – птица! Анка обмерла. На площадке своего этажа, в окне, что открывалось в шахту, в том месте, где в раме не было стёкол, бился о прутья решётки голубь. Отбросив сумку и туфли к дверям квартиры, Анка протянула руки к окну и застыла в изумлении. Птица, да не одна! Их было две - самец и самка. Они, целуя друг друга клювами, соединили тела в ритуальном танце любви. Заметив наблюдателя, птицы не улетели прочь, лишь завершив ритуал как заведено, парой взмыли в небо.
 
Страх отпускал, хотелось выплакать его весь без остатка, чтобы и не вспоминать больше. Ну, надо же, а я то думала, вестник беды прилетел! А тут любовное шоу! Жизнь – мудрая, всеобъемлющая, ты показала мне на примере, что любовью полнится всё живое, что в беде нет одиночества. Каждому из нас на пути обеспечены поддержка и единое вселенское сопереживание.

Дома верещала голодная испуганная кошка. Анка насыпала ей сухого корма и впервые за этот день подумала о себе. Она надкусила сочное яблоко, включила телевизор и не заметила, как уснула, не выпив воды, не прожевав яблочную мякоть. Проснулась, почувствовав у спины тёплый меховой шар. Кошка лежала рядом, забравшись под плед, не желая добровольно покидать обогретое и безопасное место. Девушка отодвинулась к краю дивана, но кошка снова крепко прижалась к её спине. Так они, поддерживая друг друга, провели первую ночь без бабушки.

Днём Анка снова была в больнице. Бабушка, осваиваясь в новой обстановке, сидела на краю высокой кровати. На третий день она настолько окрепла, что её перевели в общую палату, подселив к трём подругам по несчастью.

Пролетело две недели. Бабуля к этому времени уже самостоятельно ходила по отделению, а ближе к вечеру дышала воздухом на балконе, всматриваясь в летний город. Анка, в разговорах о пустяках, проводила рядом с ней много часов. В десятый, а может, и двадцатый раз речь шла о том, как грустит кошка, что соседи передают приветы, что Олег в тот роковой день помог с машиной, возможно, поможет и при выписке. И день за днём Анка терпеливо представляла пред собой бабушку, её исстрадавшееся сердце, а всё для того, чтобы влить в него очередную порцию своей силы, заботы и любви.
 
Накануне дня выписки из больницы назначили эхокардиографию. Девушка терпеливо сидела на диванчике у кабинета в ожидании результата обследования. Лечащий врач бабули вышла к ней и, просматривая бумаги, застыла в недоумении.
- Не знаю, как сказать… - Она начала фразу и осеклась.
- Что, так всё плохо? – Анка на этот раз была готова к любому повороту событий.
- Понимаете, Анна, у вашей бабушки врождённый порок сердца…
- Я об этом знаю.
- Так вот, две недели назад порок у неё ещё был, а сейчас его нет. У неё здоровое сердце. Ну, есть возрастные изменения, такие как кальциноз в основании аорты, участки кальциноза в митральном кольце, но порока больше нет. Мистика какая-то, я сама в замешательстве, но эта аппаратура даёт достоверную информацию, я не могу подвергнуть сомнению результаты обследования. А результат таков - порока нет. Как это вашей бабушке сообщить ума не приложу: ведь не поверит!
- Я сама скажу об этом, дома. Вы мне выписку дайте на руки и всё остальное – справки, рекомендации.

Перевезти бабушку домой после столь интенсивного лечения Анка попросила Олега. Это ничего, что они когда-то плохо расстались, зато у Олега самая просторная машина. Надеюсь, он поймёт правильно - я не пытаюсь вернуть его, просто прошу помочь, не для себя, для бабули.
Он ждал их на проспекте у больничных ворот.
- Привет, сумку поставь в машину. Бабушка совсем медленно идёт, я к ней, помогу. – И чтобы не наговорить лишнего, что наверняка он истолкует превратно, побежала за калитку.

В тот день тяжёлые тучи, сбрасывали на город застоявшуюся воду. Ливень не стал ждать, в одно мгновение укрыв Анку и старушку завесой воды. Машина Олега сорвалась с места и, сминая газон, вылетела к ним на тротуар. Пока Анка помогала бабуле разместиться на заднем сиденье, вымокла сама до нитки. Она осознавала, что промокшая одежда, скорее всего, будет неприятна Олегу, возможно, испортит обивку сиденья, но что можно сделать, если дождь подложил такую свинью? В конце концов, сиденье просохнет когда-нибудь!

Анка смотрела на дорогу, на нескончаемые пробки, но сегодня ей было от них ни оранжево, ни фиолетово. Олег молчал, она - тоже. Пахло больницей от бабушки, от неё просыхающей одеждой, от него - едва уловимым парфюмом. Славный коктейль, - усмехнулась Анка. На редкие фразы он реагировал довольно холодно и, как ей казалось, враждебно. Потерпи, Олежек, умоляла она мысленно, - я не та, кто повторно посягнёт на твою свободу – ни сейчас, ни впредь. Что разбито, новым не станет.
- Бабушка, как ты? Не укачало? Скоро дома будем.
Бабушка промолчала. Олег петлял по улочкам центра, пытаясь объехать затор на Невском. Он справился, и вскоре они проскочили на родную для Анки улицу.
- Номер дома, какой? – Спросил Олег. – Я уже забыл.
- Одиннадцать. И если сможешь, под арку, налево, к подъезду. – Как же, забыл! – Подумалось с горечью. – Коротенька у тебя память, друг мой!

Едва машина остановилась, Анка выпрыгнула на асфальт. Олег выставил сумку и молча ждал, когда освободится заднее сиденье. Старушка, опираясь на палку, никак не могла спустить на асфальт ноги.
- Аня, отойди, я помогу. – У Олега всё получилось значительно лучше: не прошло и минуты, как бабушка оказалась у входа в подъезд.
- Сегодня без тебя… сегодня пропала бы запросто.
- Да будет, тебе. – Он отстранился, без эмоций, шагнул к бабушке и поцеловал ту, как дорогого, любимого человека. - Поправляйтесь.

Анка, шокированная увиденным, замерла не в силах сделать и шага. Она машинально отметила, что Олег уже в машине. Она видела, как стремительно разворачивается автомобиль и, в доли секунды набрав скорость, преодолевает арку, словно барьер, разделяющий два несовместимых пространства – мир Анкин и его мир.

Я люблю тебя, бабушка. Отныне, каждый день буду говорить тебе об этом: любви много не бывает, этому меня научил милосердный Бог. Знаю, что если придёт день, когда ты решишь от меня уйти, то сделаешь это тихо и быстро, так, что у меня не останется выбора, как только принять твой уход. Бабушка, поверь, мне ещё многому надо научиться и ты можешь мне в этом помочь. Сейчас, я на уроке сострадания и милосердия. Обещаю, что буду стремиться к любви, к истинной любви. Я узнала ба, что эта любовь обходится без каких-либо условий, ожиданий или ограничений, выдвигаемых разумом. И она свободна, как те птицы в ритуальном танце высшего единства.
 
Бабушка, порыв моего сердца лишь отсрочил твой уход, но ты вольна выбирать, как тебе быть дальше – оставаться или уходить. Если ты останешься рядом – это твой выбор, ба. Я вижу, как тебе трудно ходить, как много у тебя больного: мы исцелили пока только твоё сердце. Благодаря тебе, бабушка, я уверовала раз и навсегда, что любовь не только лечит, но и исцеляет. Милая моя, не знаю, как долго нам идти рядом, но верю, что дарованный нам в июне шанс мы использовали на все сто.

Мне ещё предстоит серьёзный и очень непростой разговор с твоей душой. Я не могу забыть о пророческом сне, значит, пришло время поговорить с нею по-душам. Выслушай меня, близкая душа. Если ты действительно считаешь, что время ухода приблизилось, тебе предстоит поработать, прежде чем уйти. Почти восемь десятков лет назад ты приняла решение прийти на землю в бабушкином теле. Не знаю, какие уроки здесь ты осваивала, но жизнь у бабули была не из лёгких с детства. Ей пришлось пройти через репрессии, голод и нужду, она рано начала работать, иначе было не выжить. Впрочем, ты больше об этом ведаешь, значительно больше: все те годы, прожила ты, а не я. Ничего удивительного, что дарованное тебе тело износилось к семидесяти шести.
 
Я знаю, что вдох и выдох Бога длится миллиарды лет, что в сравнении с этим семьдесят шесть земных оборотов вокруг Солнца? Ничто! Верно? В сравнении с этим, мы все, живущие на земле, ровесники, ведь так? Просто одни выглядят лучше, другие чуть хуже. Я прошу тебя, если ты решишься на уход, прежде, исцели бабушку. Ты - от Бога, ты его часть и обладаешь не только его величием, но и его созидающей силой, у тебя достаточно знаний и опыта. Пойми правильно, мне кажется, ты использовала её тело по полной программе, а теперь стремишься его сбросить. Я не вижу в этом высшей мудрости: то, что дано как дар, нужно ценить и, уходить навсегда, как мне кажется, нужно с оглядкой. Решай, это тело любило тебя, ничего не попросив взамен, оно любило тебя истинно семьдесят шесть лет. Оно ни о чём тебя не просит сейчас, но я прошу за него – я, его родная кровь. Это моя душа разговаривает с тобой, взывая к твоей вселенской мудрости. Мне нужно, очень нужно уважать тебя. В конце концов, быть может, в этом состоит наш главный, совместный в жизни урок. Пошли мне знак, что слышишь меня, что я говорю на понятном тебе языке. Не пренебрегай мною: мы - равны.

Старушка ушла в парк погреться на солнце, покормить голубей и почитать книгу. Анка занялась цветами на подоконниках – рыхлила землю, срезала подсохшие листья, поливала: отпуск подходил к концу. Переставляя горшки в своей комнате, заметила прижавшееся к оконному стеклу белоснежное перо. Совершенной красотой невесомого пуха играл ветер, казалось, вот-вот перо оторвётся и улетит в неведомый девушке мир, но нет, перо не улетало. Осторожно щёлкнув шпингалетом, приоткрыв оконную створку, Анка приняла нежданный подарок в ладонь.
Что это – перо птицы или дар ангела? Сейчас, мне достаточно разглядеть в нём ответ бабушкиной души. «Если потребуется помощь, ты обязательно найдёшь во мне друга».
- Это подумала я? – уточнила Анка.
- И я, – доверительно прошелестел голос.