Человек играющий

Иван Петрович открыл окно и впервые за 40 трудовых лет задумался о жизни. Его взгляд остановился на скучной кирпичной стене соседнего дома; за перегородкой тихо бормотала парализованная старуха – его мать. Ивану Петровичу ничего не пришло в голову, кроме обрывка мысли: «…жизнь есть игра…».
60 лет он играл в свою жизнь. За это время от него ушла жена с детьми, умер его лучший и единственный друг – отказали почки, появился новый телевизор – соседи, уезжая за границу оставили ему старенький «Электрон», слегла после инсульта его мать – больше 15 лет она прикована к постели, а он прикован к ней. Он играет роль заботливого сына. Выносит судна, вежливо слушает обрывки воспоминаний выжившей из ума мумии: «…в 17 лет тебя родила…отец –то твой погиб, а я с тобой…махонький такой на руках, а вокруг война…мы за кусок хлеба…дети ведь, жалко, один умер в поезде, так мы вышли на полустанке, крестик поставили, война ведь…а родителей я больше не видела…а Тоня вернётся, как я помру, так и вернётся, прописка мол, детей растить…» - и, срываясь на визг, - «все вы моей смерти ждёте, ждё-ё-ё-те… не плачь, миленький, крестик будет…».
Он помнит, как ему было 5 лет. Когда к ним приходили солдаты, расквартированные в городке, соседка по бараку тыкала ему в руки самодельную замусоленную куклу и выталкивала за дверь. У солдат был хлеб и иногда – колбаса, а он всегда просил есть. Он играл с куклой и жадно ждал, пока уйдут солдаты и мать, отводя в сторону глаза, сунет в его грязную ладонь кусок побольше…
В университете он играл в комсорга, а в общежитии, закрывшись в  вонючей уборной, играл в поэта, переписывая в тетрадку ранние стихи Сологуба, которые в то время несложно было выдать за свои. Он выдавал стихи, а кто-то выдал его. И он играл в раскаявшегося декадента и даже порезал на куски с таким трудом доставшиеся ему зауженные брюки.
Затем он играл… Да во что он только не играл на протяжении всей своей жизни: в пылкого любовника, честного служащего, примерного семьянина… Никогда не рисковал  играть только в себя самого…
Уже 15 лет он выносит за ней судна и слушает её невнятное бормотание: «ты меня хочешь убить, я знаю, я старуха…у тебя ведь под кроватью нож, я знаю, а Тонька  сразу прибежит, квартиру ей…». Он не может никуда выйти, больше, чем на час, так как мумия начинает тарабанить еле шевелящейся рукой в стену соседей и нарочито громко жаловаться на судьбу. Его пенсии не хватает ни то, что на больницу, но и на элементарные средства гигиены. 15 лет он послушно играет жертву обстоятельств, сходя с ума от визгливо-надтреснутого голоса.
Иван Петрович резко отошёл от окна и, приблизясь к кровати, решительным движением накрыл подушкой плюющийся словами рот.
Иван Петрович мерил шагами комнату: надо вызвать … чтоб зафиксировали
факт смерти… чтоб увезли в конце концов!..
Иван Петрович захлопнул окно и понял, что ничего не изменилось, что снова придётся играть: в безутешного сына, в одинокого увядающего мужчину, в свою
жизнь, а потом и  в свою смерть. «Сыграть в ящик! – злорадно подумал Иван Петрович, - вот в чём смысл существования человека играющего, тогда он становится свободным, становится просто человеком. Но уже мёртвым» – добавил он и решительно открыл окно…


Рецензии
Что воля....
что неволя...

Все равно?
;)

Владисандр Люлечкин   29.03.2005 17:33     Заявить о нарушении
Воля, что неволя, что вой в поле.
Во, бля! Понесло за порог, за ворота, за околицу - на болота.
Эпилог - задерни зеркала черным бархатом
Впрок о счастьи по чужим векселям, видит бог.

Мимо суетливых дорог,
Мимо неосмысленных дат,
Мимо одиноких всех нас
Лежит камень. И под него не течет.
Дай нам, дай нам даунам ум...
Ом Мани Падме Хум.
Без ума нам туман, ни до бога,
Ни до города не дорога
дорога.
Туманом, где в тумане мы все без лиц,
от ума.
Погладит по соленым щекам белый день. Мимо непременной стены,
Мимо на стене зеркала,
Мимо послезавтрашних дел
Узелками твой город, проклятый мной.
(с) Веня Д'ркин

Кубатченко Оксана   30.03.2005 11:15   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.