Первая встреча

Начало: http://www.proza.ru:8004/2004/07/28-32

Минут через сорок я сидел на скамейке в скверике у Петроградки, с пьедестала на меня, как Попов на Маркони, сурово смотрел бронзовый, собственно…Попов. Рядом стояла панамка, в которой посапывая двое щенков. И совершенно не обращали внимания на третьего, который увлеченно изучал стены своего временного убежища, то и дело наступая спящим на лапы, уши и носы.
Зажав между коленями и ухватившись ладонями, я с трудом провернул  пластиковую крышку литровой бутыли негазированной минералки, купленную в случившемся неподалеку  круглосуточном ларьке. Осторожно нагнув емкость, плеснул немного на зажатый между большим пальцем и ладонью носовой платок (остальные пальцы совсем не гнулись), и принялся оттирать лицо от крови. Немного своей и по большей части чужой. Прежде чем выходить на довольно оживленный даже в этот час проспект, необходимо было привести себя в порядок - иначе я бы стал жертвой первого же милиционера. Причем вовсе не случайной. Насколько бы ни был плох, ленив, устал и замучен необходимостью постоянно выискивать средства сорвать лишних бабок в дополнение к маленькой зарплате представитель закона, он должен был бы бескорыстно заинтересоваться человеком, у которого руки по локоть в крови. В буквальном смысле слова. Да и лицо тоже.
Через минуту я бросил ставший бурым платок в урну и осторожно сполз со скамейки на корточки, чтобы обтереть руки о свежую, влажную, еще не успевшую запылиться травку. От минералов, оставшихся от воды, кожу неприятно стягивало.
— Ой, какие милые? А что это за порода? — раздался сзади звонкий девичий, а может и женский, кто его разберет,  голос.
Черт, кого еще принесло? Вот уж совсем ни к чему, чтоб меня тут кто-то видел, да еще и опознать мог при случае.
— Надворные советники, девушка, и не суйте руки, они куса… чумкой больны, — сымпровизировал я. Только восторженной дурочки-собачницы мне тут сейчас не хватало.
— Кошмар какой. Вы их к ветеринару несете?
— Ну не топить же… — ляпнул я не подумав, и передернулся от неприятного воспоминания.
— А можно я с вами посижу, все равно мосты еще только через час сведут. Мне деваться совершенно некуда.
— Нет, не надо. И вообще… Вдруг я маньяк сексуальный? Осторожнее надо быть.
— Да нет, ну какой же вы маньяк? Человек, который способен ради больных щенков потащиться среди ночи к ветеринару, да еще и денег заплатить, вряд ли клиника бесплатная, маньяком быть не может.
Эх, знала бы ты, что я только что сделал ради здоровых щенков.
— Зря вы так думаете. Много садистов и убийц очень любили домашних животных. Особенно собак.
— Наверное, у них  просто не было причин любить людей.
— Возможно, —   произнес я и встал, обернувшись. Дальше сидеть на корточках спиной к девушке и тереть руки о траву было глупо, да и больно.
Она сидела на скамейке рядом с шапкой и чесала за ушком самому активному из выводка.
— Девушка, я же просил…
— Да ладно вам, собачья чумка  для людей не опасна, а кусаться они не могут. У них еще зубы не выросли, сами посмотрите, — ее широкая улыбка и большие глаза были отчетливо видны даже в предрассветных сумерках. —  А что это у вас с лицом?
Черт, вот глазастая…
— А что у меня с лицом? — я непроизвольно дотронулся до разбитой брови, — а, это… Порезался, когда брился.
— Да нет, не это, хотя это тоже странно. Вы сейчас на негра, которому середину лица скипидаром добела оттерли, а остальное так оставили, похожи?
— В смысле?
— Ну, центр лица белый, а вокруг темная кайма. Как будто испачкались и плохо помылись, — она легко вскочила со скамейки, и, прежде чем я успел отпрянуть, коснулась пальцами моего уха. — Вот здесь и на лбу.
Так же быстро вернулась к скамейке, покопавшись в сумочке достала маленькое зеркальце и протянула мне.
— Вот, посмотрите сами.
— Меня можно на ты, — буркнул я, и аккуратно приняв созерцательный прибор  левой рукой, прищурился в светлый кружок, пытаясь хоть что-то разглядеть при столь скудном освещении. Лучше бы и не пытался. Видок был, прямо скажем… Бровь рассечена, к счастью неглубоко. Шить не надо, но шрам точно останется. На скуле внушительная «гуля» набухает, на лбу под волосами шишка растет. Пока особо не видно, но если знать, куда смотреть…
И как она не побоялась к такому подойти? Наверное, я как раз знаю куда смотреть, а она за темнотой не различает. Только долго это не продлится. Она присмотрится ко мне повнимательней — и сиганет с криком через кусты, на проспект, к людям. Может, даже и к ближайшим милиционерам.  А те уже успеют ориентировку получить, врачи со «скорой» обязаны о таких случаях сообщеть. А тут такой подарок судьбы. Или они сами ее увидят и подойдут-спросят, а не видела ли она тут… А она как раз-таки и видела. Или задним числом по радио передадут, кто в ночь с такого-то на такое-то число был там-то и там-то и видел…   И опять-таки, она видела. Надо быстренько с ней расставаться и валить по предутреннему холодку.
— Да, я и правда сегодня не очень хорошо выгляжу. Извините, пойду приводить себя в порядок, да и зверям пора…
— Меня тоже можно на ты, — ответила она. — А как же ветеринар?
Тьфу, черт, до чего ж сообразительная девица попалась. А я-то…
— Ну да, в смысле к ветеринару, а потом домой, приводить себя в порядок.
— Подожди, что-то тут не так… Не вяжется.
— Не так. А тебе-то какое дело? — сейчас мне как никогда хотелось убраться от этой въедливой особы, мало того что свидетель нашелся, так еще и голова что-то закружилась и во рту противный вкус, железный. И подташнивать начало.
Она пыталась что-то сказать, но я, не слушая, подхватил со скамейки панамку со зверями и широким шагом двинулся в сторону проспекта. Однако далеко уйти не успел. Земля дернулась под ногами. Неожиданно сделавшиеся ватными колени подогнулись, и красный гравий дорожки встал на дыбы и начал стремительно приближаться к лицу, заслоняя собой весь мир.

***

Я лежу посреди огромного ромашкового поля. Бело-желтые улыбчивые цветы склоняют свои венчики к моему лицу. По их белым, восковым лепесткам льется чистая прохладная вода. Остужает разгоряченный лоб, скатывается по щекам и щекочет уши. Цветы склоняются ниже и нежно гладят меня по лицу своими пушистыми, желтыми сердцевинами. Боже, как приятно.
Вдруг среди маленьких желтых солнышек с белыми лучами появляется чертополох. Плетистый, колючий мясистый ствол легко, как ледокол мартовский лед, раздвигает  нежные зеленые стебли. Вот уже его головка, похожая на сжатый кулак, покрытый густой фиолетовой шерстью, наклоняется к моему лицу. Наклоняется. Ниже, ниже. И вдруг, качнувшись назад, хлестко, с оттягом бьет меня в глаз.
— М-м-а-а-а-ть!!!
— Все, все, все. Больше не буду. И зацепила-то чуть-чуть, — отдернула от моей разбитой брови мокрый носовой платок. — Больно?
— Больно.
— Зато очнулся — рыцарь помятого образа. Хорошо, а то я уж испугалась. Ты так навернулся. В полный рост. Сколько в тебе росту? Метр восемьдесят-то наверняка есть? Не так много, конечно, но если головой, да с такой высоты… Хотя твоей-то голове чего — как чугунная небось? А вот за собак я очень перепугалась, раздавил бы еще, увалень. А думаешь легко…
Я лежал, слушал этот непотребный щебет, и потихоньку вспоминал, что произошло. Ночная прогулка. Ублюдки, топящие щенков в речке. Безобразная драка, чуть не закончившаяся, а может и закончившаяся, смертоубийством. Человеко-помойка в ночном сквере и девушка… Вот, значит, кто щебечет.
— …тебя было на скамейку затащить? Я себе чуть ногти не переломала.
— Попить можно? — с трудом пошевелил я сухим распухшим языком.
— Да вот, в бутылке немного осталось.
Я  приподнял голову, принял из длинных, с крупными ногтями пальцев пластиковый «боттл» с остатками минералки, большая часть которой пошла на обмывание тела, и с трудом подсунул горлышко к губам.
— Да подожди, дай помогу, голову подниму, а то обольешься весь.
— Спасибо! — я с трудом протолкнул в горло пару глотков.
— Ишь ты, спасибо, а я думала, ты таких слов даже и не знаешь.
— Извини, я не специально. Тяжелый день был.
— О! И такое слово ты тоже знаешь? — она перешла на совсем игривый тон — ну рыцарь, вы меня удивили и почти покорили. Теперь вам самое время рассказать о своих подвигах. Только не врите мне опять насчет бритья. Право, не смешно.
— О каких подвигах? — я тяжело повалял яблоки глаз в глазницах и сфокусировался на ее лице.
— А что может совершить настоящий рыцарь такого, чтобы оказаться ночью, в кустах,  в крови  и с выводком псят под мышкой, которых он бережет пуще жизни?  Только спасти их от неминучей смерти. Поступок наверняка героический и заслуживающий помещения в анналы истории.
— У меня, кажется, сотрясение мозга, — попытался я перевести тему.
— Это хорошо, когда есть что стряхивать… Вы, сударь, от основной мысли не отвлекайтесь, а то не буду вам помогать до фамильного замка добраться, — несмотря на ернический тон, я почувствовал, что она не шутит.
—  Да ерунда… Пацаны хотели щенков замучить, а я не дал.
— А кровь откуда? — голос ее стал серьезнее.
— Из носа, — ответствовал я и, кряхтя и цепляясь рукой за спинку скамейки, принял вертикальное положение.
— Чьего?
— Я паспорт не спрашивал.
— Шутит, значит — жить будет. — констатировала она. — Так ты, значит, герой? Раззудись плечо, размахнись рука? Ста человекам носы раскровянил?
— Не ста, а троим всего…
Блин, идиот, кто ж тебя за язык-то все время тянет. Хвастло трепливое!  —  мысленно обругал я себя, а вслух промямлил как можно более невнятно и жалобно:
— Послушай, — ее щебет уже начал меня раздражать, — мне и правда плохо, голова раскалывается. Мне б домой… — промычал я и попытался встать.
— Успеется, —  голос ее стал жестче, а пальцы сомкнулись на моем запястье. Крепкие и холодные, как наручники.
— Э… Девушка, полегче. Я не очень-то люблю, когда меня за руки хватают.
— Извини, — она убрала руку. — Так чего случилось то?
— Подробностей хочешь? Ладно. — вызверился я. — На набережной трое подростков лет пятнадцати-шестнадцати ради развлечения щенков в воду бросали и смотрели, как они тонут. Скольких они успели утопить — я не знаю, когда подошел, трое осталось, один на моих глазах под воду ушел. Я попросил их отдать собак, они меня послали, потом завязалась драка, кстати, и начал не я. Двоих вырубил, с третьим договорился. Забрал собак и пошел домой, тут они меня с флангов обошли и из кустов набросились. Я отбился и пришел сюда, чиститься, чтоб в таком виде по улицам не шляться, а то и до милиции недалеко. Собственно, вот и все.
— Это недалеко от моста было?
— Ну, да. Был там мостик поблизости.
— Там скорая стоит, — произнесла она каким-то глухим и очень печальным голосом.
— Скорая? Жаль, не «труповозка».
— Ты злой и жестокий.
— Послушай…
— Нет, ты послушай. — перебила меня она. — Щенков, конечно, жалко, но стоило ли из-за них трех человек в больницу укладывать? Договориться было нельзя?
— Во-первых, — я демонстративно потер рассеченную бровь, — я считаю, что таких уродов, которые ради развлечения готовы отнять чужую жизнь, пусть даже и собачью, надо наказывать. Жестко. Во вторых, дело было даже не в щенках. Они ведь напали на меня с обрезками железных труб, и, представься случай, переломали бы все кости, а то и убили. Я бы, может, и договорился, но мне никто не предлагал. Форштевень?
— Понятно, но не знаю… Как то…
— Что как-то? Ну, вот представь себе: заходишь ты в подъезд, а за тобой заходит мужик и прижимает тебя к стенке с явными намереньями тебя изнасиловать. Что будешь делать? Договориться попытаешься, или коленом в пах?
— Строго говоря, правильнее было бы договориться, ведь коленом в пах — это ведь если не попадешь толком, насильник может и в убийцу превратиться.
— Может, но слов он тоже слушать не будет. Или будет?
— Не будет, — понурилась она.
— То-то и оно. А знаешь, почему в Штатах количество изнасилований на душу населения гораздо меньше, чем у нас?
— Почему?
— Потому как у них свободное ношение оружия. Любая девушка может из сумочки достать браунинг и отстрелить насильнику все, что захочет… ну или то, во что сможет попасть.
— Ну да, у нас только разреши, так насильник сам с пистолетом на дело пойдет. Или вот подросткам таким несознательным ствол в руки попадет?
— Да у нас все «плохие парни», кто захотел, уже и так при оружии. А этим подросткам бы не продали еще, конечно, но при желании они б себе сами «ствол» сочинили. «Брат»  смотрела?
— Смотрела.
— Не знаю как там пугач Бодрова,  а я в детстве такие, например, рогатки делал, что в дверцах машины оба стекла навылет. Ладно, слушай, что-то мы не о том. Давай к дому собираться. Мне б в кроватку…
— Да и правда… Светает. А далеко тебе?
— Да нет, минут десять пешком. Нормальным шагом если - так может пятнадцать.
— Ну ладно, вставай, пойдем.
Я с трудом водрузил гудящее тело на ватные ноги, левой пригреб к груди и замер, страшась сделать первый шаг.
— Да, что-то неважнецки ты на ногах держишься, герой. Давай помогу.
Она подставила мне свое довольно широкое и крепкое плечо. Я приобнял ее за шею, и мы пошли к проспекту, покачиваясь, как опьяненные друг другом и вином влюбленные.
Честно говоря, обратную дорогу я помню смутно. Серые дома в сером предрассветном сумраке слились в одну сплошную серую пелену,  изредка прорезаемую фарами встречных машин. С большим трудом мы вписались в узкий подъезд и с трудом одолели четыре ступеньки до первой площадки. Хорошо хоть лифт работал.
Кажется, я не смог ее толком поблагодарить, а про телефон или какие другие координаты попросить даже не вспомнил. Просто ввалился в квартиру, скинул туфли, швырнул в угол куртку и ключи, рухнул на диван и, с трудом стащив с себя остатки одежды, уснул, поставив рядом с диваном панамку, в которой так же мирно дрыхли спасенные щенки.