Небо над Москвой

...Товарищ Сталин, не вынимая из-под усов трубки, тихо, но четко говорил:
- Неплохо, товарищ Мухина. Это то, что сейчас нужно народу. Эти сильные мужчина и женщина должны стать воплощением советских людей.
Он вдруг остановил бег своего слова и, ухмыльнувшись, обратился к скульптору:
- Товарищ Мухина, а что у нас будет стоять на воротах Выставки? Как Вы считаете?
Мухина выждала общую для таких вопросов паузу и с преувеличенной гордостью, шагнула к следующему занавешенному скульптурному ансамблю:
- Вот, товарищ Сталин! - и сняла величественным жестом покрывало.
- Да, товарищ Мухина, колхозник и колхозница - это, пожалуй, сильно, слишком сильно! А не очень ли тяжела связка колосьев, товарищ Мухина?
Он с суровой улыбкой закаленного в боях большевика проверял, достойна ли Мухина награды, сознательна ли она, не подведет ли?
- Нет, товарищ Сталин! Пусть все видят, как щедра Земля-матушка к Советскому народу! Товарищ Сталин еще суровее и крепче улыбнулся:
- Молодец, товарищ Мухина! Не дрогнули перед правдой. Затем вождь удалился в сопровождении друзей-и-товарищей-по-партии. /.../

Молодой человек по фамилии Аннушкин, скрепя сердце, платил за
своего поддатого соотечественника, который успел за полчаса потратить целых пять целковых.
- Я вот что тебе скажу, Витя, - сказал неожиданный друг почти не поддающимся приказаниям мозга речевым аппаратом, - Ты не жадись до денег. Все равно они не твои, они... - он ткнул пальцем в небо, -государственные!
- Надрался как свинья! - процедил Аннушкин, - А потом в рассуждения всякие!..
- Скажешь, что я не прав, да? - улыбнулся хмельной улыбкой соотечественник.
- Прав ты или не прав, меня это не волнует! - озлобился молодой человек, а потом раздосадованно ударив кулаком по столу, заметил: - И зачем я зашел в этот ресторан? Мне ничего не хотелось, ни пить, ни есть!
- Хе! - отозвался пьяный, - Я вот пьян, а то, что ты, трезвый, не знаешь, знаю!
- Да что ты можешь знать... вообще! - Аннушкин уже был готов просто поколотить этого негодяя прямо здесь, в ресторане, при стечении всего честного народа.
- А вы вот послушайте! - совсем развеселился хмельной товарищ, - Не-е-ет! Нет, не надо отмахиваться! Вы послушайте, а потом уж говорите!
- Ну, что там еще? - нетерпеливо воскликнул молодой человек.
- Вот что! Значит, полчаса тому... ик!
- Ух, какая мерзость! - не выдержал Аннушкин.
- Да ладно вам, товарищ... Будто не напивались в стельку сами... Пьяного легче всего перебивать. Значит, сижу я после первой рюмки и ощупываю свой карман, там, где портмоне должен был находиться... Но! Вдруг чувствую, что нету его там... Стало быть, скандал! Ну нет, думаю, скандал он, когда выпил одну, а платить не хочет, когда же выпил много, это значит, что деньги есть, но при... м-да! Короче, думаю я, если продукт использован, то должен сработать принцип! - товарищ под мухой лукаво прищурился, - там прибывает, тут убывает... Мммм... Вроде так...
Он с минуту посомневался, но после этого не менее вкрадчиво продолжил:
- И вот между энной и энной рюмками я вижу ангела-спасителя, то бишь вас!
- Меня, - сказал Аннушкин, потому что нервы его уже были на пределе, и надо было как-то выйти из этой ситуации.
- Да! - настойчиво повторил пьяный, убеждаясь еще раз в своей безаппеляционной правоте, - Именно вас, дорогой мой!
- Тааак... - успокаивал себя молодой человек, - Ну, и что же произошло дальше?
- Как?! - воскликнул весьма удивленный этим вопросом соотечественник, - Вы уже не помните, что сами сделали? Тогда спешу напомнить: вы, дорогой мой, расплатились за все выпитое мною в этом ресторане!
- К счастью, - нервно улыбнулся, (и неожиданно для себя), даже можно сказать, просветлел Аннушкин, - к счастью, мне не пришлось платить в предыдущих ресторанах, которые вы успели посетить!
- А вы молодец, - покровительственно заметил пьяный, - во всем находите выгоду.
- Тааак, - протянул Аннушкин, будто вовсе не слышал таких лестных замечаний в свою сторону, - И давно вы так?
- Как? - товарищ решил, что не понимает вопроса.
- Не притворяйтесь! - цыкнул на него молодой человек, - Давно вы так пьете под ангела?
- А вы сами попробуйте! - предложил ему к этому времени необычайно быстро протрезвевший товарищ, - Вас звать-то как?
- Вы что?! - вскипел Аннушкин, - Вы в своем уме? Вы что такое мне предлагаете?! Вы хоть понимаете, с кем имеете дело?!
- Неужели не с человеком? - еще раз удивился протрезвевший.
- Я главный механик станко-сборочного цеха! - воскликнул, все более распаляясь от такой невиданной наглости, молодой, достойный уважения человек, - Аннушкин Виктор Геннадьевич!
- Браво, молодой человек! - рассмеялся скрипучим смехом сомнительный соотечественник, - Чувство собственного достоинства вам, надо сказать, присуще.
- Да как вы смеете, мошенник, надо мною смеяться?! - вышел, наконец, из себя Аннушкин.
- Ну-ну, вы еще вспомните, что только что по собственной воле выложили за мою выпивку несметное количество желтеньких! Ха-ха-ха!
Возмущенный Аннушкин пулей вылетел из злосчастного ресторана и быстрым шагом направился на свидание.
Время поджимало. Он потенциально опаздывал уже на целых восемь минут. "Я думаю, Люся - умная девушка и поймет, что к чему", - думал на ходу встревоженный молодой человек.
Таким вот странным образом начался выходной нашего героя. Небо над Москвой было безоблачным; нежно-голубой цвет, возможно, отличал его ото всех остальных неб, но об этом мы умолчим, то есть повторим то, что было сказано: "возможно". Недавно открыли ВДНХ, где многие советские люди проводили свой свободный от работы день, дивясь достижениям научной мысли и неустанного труда своих соотечественников, ибо быть Советским Человеком уже само по себе великое достижение, а уж когда этот Советский Человек начинал раскидывать мозгами да прикладывать свои волшебные руки ко всему, что было в Советской Стране, то бишь Советском Союзе, то бишь Союзе Советских Социалистических Республик, то оно становилось еще краше и чудеснее. И как же после всего этого не пойти и не поудивляться величию такого чудесного народа. И уже только то, каким образом встречали отдыхающих или пришедших по делу Советских Людей, наводило на мысль, что и Выставка просто сама по себе есть Неописуемое Чудо Двадцатого Столетия. "И это только начало!" -восклицал товарищ или товарка.
Первое, что видели приходящие сюда, был высокий постамент, на котором возвышались все те же простые, и в то же время, совсем непростые труженники села и города, те, кто наполнял собою цеха и поля этой счастливой и прекрасной страны - Рабочий и Колхозница, Затем шли гостеприимные Ворота Выставки Достижений Народного Хозяйства, куда текла бесконечная река посетителей. За воротами возвышались дворцы, били фонтаны, играла великая музыка Советских Классиков...
И вот, скажешь ты, читатель, среди разлитого кругом Океана Счастья и Любви Аннушкину встретился какой-то противный тип! Как можно?! И будешь неправ, дорогой мой, так как каждый советский гражданин, каким бы он ни был, все равно любим всей страной, и она будет помогать ему исправиться и вновь стать достойным себя и того дома, в котором он живет, и который именуется во всем мире СССР, Страной Счастья и Процветания.
А если Аннушкин и увидел в нем, своем неожиданном собеседнике, растленного человека, то сделал это лишь потому, что сам был готов стать таковым, потому что преуспевание не всем по силам.
Растленного же человека в кавычках звали Дмитрий Федер, да-да, Дмитрий Федер. Он весело оглядел ресторантов, вытер губы салфеткой и подозвал официанта. За то время, что официант лавировал между столиками, Дмитрий Адольфович не спускал глаз с дергающейся фигуры только что выбежавшего Аннушкина и подсчитывал в уме, на сколько рюмок вперед тот расплатился, когда положил перед ним на стол рубли. Он, Дмитрий Адольфович, ясно видел, как в кучке ассигнаций было немного больше, чем следовало...
- Голубчик, - сказал елейным тоном Федер долетевшему к нему официанту, - Голубчик, будь так добр, долей-ка мне еще. И когда брови последнего поползли вверх, добавил:
- Дорогуша, я собственными глазами...
Официанту лишь оставалось выполнить заказ, так как ревизия была бы совсем не к месту.
Чем занимался товарищ Федер? Он был падшим ангелом. Но как же так? Да так. Падший ангел - это совсем не то, что падший человек.
Вернемся же к Аннушкину, спешащему к сюей прекрасной знакомке по имени Людмила. Как любой куда-то спешащий советский человек, а уж тем более, когда он спешит на свидание с девушкой, обязан взять такси и с ветерком домчаться до места, чтобы не превратиться в измочаленную мокрую курицу, которая несется напролом через бесконечный поток отдыхающих в этот прекрасный летний день людей. Виктор так и поступил, крикнув: "Авто!" - и к своей великой радости подкатил к воротам Выставки немного раньше намеченного времени...
Настало время пояснить выше приведенное выражение "преуспевание не по силам". Наш дорогой товарищ Аннушкин в строгом смысле слова преуспевал... Начинал он как простой ученик слесаря-инструментальщика, окончил семилетку на "отлично" и ринулся, можно сказать, прямо к станку. Мастера им нарадоваться не могли: Аннушкин был смышлен, рукаст и спокоен, любое дело ладилось в его присутствии. Старшие работники нет-нет да и прислушивались к его деловому говорку. Аннушкина заметили, и к двадцати одному году он уже резво обучал приходивших под его начало подростков короленковского типа. Его работа восхищала и подвигала на упорный труд, что называется, до победного конца. И ка-то на собрании все дружно решили, что учиться Аннушкину дальше надлежит, специалистом стать с образованием. Как и в работе, в учебе наш герой не знал усталости и поражений, он уверенно шел к диплому главного механика, после которого уже точно мог занимать уважаемую должность, то есть выбиться в люди. "Но что такое "выбиться в люди"? - спрашивал он себя перед сном, заводя здоровенный металлический будильник зеленого окраса, - Разве только главные механики люди? Ну, то есть, выбившиеся... А рабочий? Рабочим тоже надо стать! Ведь так? -после этого он обычно мысленно молчал, а затем твердо изрекал своему отражению в большом бабушкином трюмо: - Я думаю, кто трудится, тот и есть человек, который выбился, и точка!"
Как же не любить и не радоваться такому чистому, трудолюбивому и прямому человеку?! И вот пришла любовь не только страны, но и... доверчивого женского сердца. Аннушкин уже руководил целым цехом, где собирали самые новые и самые нужные Родине станки. К этому же времени выяснилось, что Аннушкин вообще молодой, в меру симпатичный и воспитанный, быстро идущий в гору специалист. Об этом ему говорили многие его соратники, но говорили затем, чтобы подбодрить юношу послевоенного поколения, который являлся лучшим его представителем. И в какой-то момент, даже можно сказать, в одно прекрасное утро, Виктор сам сказал себе эти, в общем-то весьма нелишние, слова. Он повторял их каждое утро перед зеркалом, настраиваясь на очередной производственный подвиг. Аннушкин вдруг почувствовал, что должен завоевать сердца всех советских людей... и, в особенности, советских девушек.
Мы поясним фразу "об этом ему говорили его соратники, но говорили затем...". Почему, собственно, "но"? Они говорили это, памятуя обо всем, что. происходило задолго до появления таких умных и перспективных людей, как Аннушкин. Они помнили об Октябре, ставшем Ноябрем; помнили о Великой Отечественной, переросшей во Вторую Мировую, - то есть, помнили ту часть пути к Светлому Будущему, которую проделали поколения предшественников этого блестящего и гениального поколения вечно молодых, возводящих Земной Рай. Они, это Великое Послевоенное Поколение, пришли на Землю, как в свой долгожданный дом, принимая Любовь, льющуюся отовсюду, Любовь, которая учит Смиренномудрию и Верному Чувству. Вот что такое наше "но".
Однако, молодой ум чаще всего воспринимает такие слова как взывание к Гордости, к желанию покорять. Аннушкин был убежденным атеистом, возглавлявшим атеистический кружок на своем заводе, и, естественно, был далек от всякого рода суеверий и ожиданий Второго Пришествия. Он понимал, что завоевать сердца людей можно только упорным трудом, который, облагораживая человека, одновременно облагораживает и страну, в которой тот живет. Но Гордость требует сиюминутного результата, и, соответственно, близких целей, а желание покорять только подогревает процесс поиска и делает из того, кому приносят дары, жертв. Первое же серьезное достижение для мужчины - это внимание женщины к его персоне. В таких случаях женщина говорит мужчине, что он самый красивый, самый умный и самый устроившийся в жизни человек, то есть "выбившийся", тем самым одобряя все его действия. Гордость мужчины с каждым моментом становится все более всеобъемлюща. Он видит, что помимо этой женщины есть другие, которые не знают еще о его могуществе... И тут-то, тут-то выявляется Мистика Жизни. Глупое, конечно же, выражение, но оно частенько начинает проскальзывать в разговоре этих двоих. Надо сказать, что если оно появляется, то это означает, что еще не все потеряно для них, что, если верно воспользоваться этой божьей шпаргалкой, то можно возвратиться к Любви, но, опять же, пойдя на "большие" (смешно говорить) жертвы.
"Разве только так происходит, и никак иначе?" - спросишь ты, читатель. Конечно же нет! Если сразу раскрываешь свое сердце навстречу любимому, то никаких жертв не понадобится, чтобы понимать друг друга.
Но Аннушкина закрутило и понесло по руслу широкой реки под названием Карьера. Он стал оценивающе подходить к работникам цеха; все чаще он стал повторять скороговоркой "игра не стоит свеч"... Виктор быстро достиг административных высот и уже не знал, что делать с этим положением вещей. Цех он вдруг решил сделать своей вотчиной, чтобы его люди беспрекословно выполняли прихоти начальства. Оставалось лишь невыясненным, как такая бездарь, директор завода, может удерживаться на руководящем посту, и как такой оригинальный и талантливый работник, Аннушкин, все еще подвизается главным механиком цеха. Внешне же он оставался все тем же, знакомым всём его сослуживцам Виктором Аннушкиным.
"А что же доверчивое женское сердце? - спросите вы. Есть и на это ответ. Людмила Воронцова работала, как вы понимаете, вместе с Виктором на одном заводе. Их производственные отношения начались сразу же после того, как Аннушкин попал на завод по распределению. Ей очень приглянулся статный, симпатичный, с русыми кудрями, молодой Виктор. От его широкого шага, которым он мерил километры завода, у Людмилы по спине бегали мурашки. Она чувствовала каждое его движение, будто по заводскому помещению ходил гигант, сотрясая все вокруг, и шум умных машин казался по сравнению с его поступью просто бряцанием погремушек. "Вот он, великий человек!" - думала с восхищением она. Людмила старалась оказываться всегда вблизи Виктора, чтобы еще раз ощутить сладостное чувство. Однажды она, не удержавшись, подошла к нему на проходной и, выждав удобный момент, когда друзья Виктора были заняты решением производственного вопроса, пригласила его прогуляться по Александровскому саду. Виктор поначалу крайне смутился, но все-таки принял предложение...
Через какое-то неопределенное время Людмила Воронцова выяснила для себя, что гигант вовсе не такой большой, что он очень стеснителен и неловок, что его надо многому учить, и, особенно, обращению с женщинами. Мы прекрасно знаем, что получается из такого обучения... Чему может, спрашивается, научить тот, кто сам только что получил лишь азы? Люда знала (абсолютно точно!), что она - женщина, и женщина, которую надо - на все сто! - любить и уважать, а уж потом, соответственно поведению мужчины, будет следовать вознаграждение. Эдакая негласная оппозиция.
Потом товарищ Воронцова стала вообще склонна выяснять что-то относительно знакомых-и-сослуживцев, ибо считала, что сразу много гигантов и героев быть не может, что такой человек - единичный экземпляр, личность незаурядная, и она, Людмила Воронцова, достойна только такого.
Аннушкин же был со стороны конечно же гигантом, но когда она подходила к нему во время обеденного перерыва в рабочей столовой, он как-то мельчал, терялся, превращаясь в сосунка-несмышленыша. И товарищ Воронцова решила помочь своему любимому стать во всех отношениях лучшим и достойным великих целей.
Как раз для этого Люда в очередной раз назначила ему встречу. И где же она могла, эта встреча, состояться? На ВДНХ! Там, где дух взмывает в запредельные высоты при виде несметных богатств СССР.
Итак, Аннушкин оказался у автобусной остановки в назначенное время и пронзительным взглядом своих светло-голубых глаз выглядывал Люду, которая не замедлила появиться из толпы и просиять лучезарным новомодным платьицем. Ее легкие и мелкие шажочки вселили в Виктора уверенность в том, что сегодня должно будет произойти что-то незабываемое, то, чего так хочется его сердцу. Он, правда, еще не мог точно сформулировать свое желание, но был на подступах к тому, чтобы это сделать.
Людмила остановилась напротив Виктора и энергично подала ему узкую женственную, с тонкими и слегка закругленными пальцами руку.
- Вы как всегда точны, Люда! - сказал разгоряченный Аннушкин.
- Спасибо, вы тоже, - смущенно опустила глаза Воронцова.
"Странно, - подумала она, - Мы знакомы уже почти полгода, а при встрече с ним я все еще смущаюсь как дура!"
"Значит любишь, - сказал ей кто-то в самое ухо.
Людмила удивленно посмотрела по сторонам.
- Что такое?- спросил Виктор, заметив на ее лице замешательство.
- Вы слышали? - прошептала Воронцова
- Что именно? - рассмеялся Аннушкин, почувствовав себя еще увереннее. "Удивительная девушка!" -воскликнул он про себя.
"Верно", - сказал кто-то, и Виктор краешком правого глаза заметил свет, который тут же потерял из виду, повернув голову.
- Странное дело, но мне кажется, что с нами кто-то пытается разговаривать... - сквозь улыбку пропел Виктор, - Может, ангелы?
- Но ведь такое ненормально! - возмутилась Людмила, - Это просто галлюцинации! От чего?..
- От счастья, - ни на минуту не сомневаясь в верности своих слов, словно эхо отозвался Аннушкин.
- Ну, хватит, милый, хватит "мистики жизни"! - Воронцова ласково взяла под руку своего спутника, - Нам сегодня предстоит серьезно поговорить.
Молодой человек весело мотнул головой, давая понять, что готов на все, только бы быть рядом. И когда они подходили к центральному входу, он взглянул на колхозника и колхозницу, протягивавших небесам, по которым бороздили аэропланы с полотнищами, откуда всему советскому народу улыбался товарищ Сталин... так вот, протягивающих этим небесам гигантскую связку колосьев, и взглядом своим наткнулся на живые человеческие (нет, ангельские!) глаза. Колхозник одобряюще подмигнул Аннушкину и посмотрел куда-то в сторону.
"Этого не может быть, - успокоил себя Виктор, - Игра света..."
- Мороженное! Мороженное! - радостно воскликнула Людмила, стоило им пересечь ворота Выставки.
Виктор по-молодецки хохотнул и просто-таки понес девушку к деловито отпускающему брикеты эскимо пожилому белоснежному мороженщику.
- Вы не знаете, случайно, - спросил Аннушкин продавца, купив мороженное, - Нет ли в статуях технических хитростей?
- Каких-таких хитростей? - удивился старик.
- А... - хотел было продолжить разговор Виктор, но понял, что задерживает покупателей, - Да так, ничего.
Наша парочка зачарованно разглядывала великолепный фонтан с матронами, представлявшими все шестнадцать республик. Великолепные, круто сложенные женщины, казалось, были сделаны из толстого стекла, в полости которого каждое утро заливался специальными приспособлениями сгущенный солнечный свет. Ведь могут же великие советские ученые соорудить сгуститель солнечных лучей! "Ох, какой вы безудержный фантазер!"- просияла Воронцова.
- Однако, - продолжила она, чуть-чуть слизнув сладкой белой массы, -однако, я думаю, что такие фантазии свойственны только великому человеку! А вы, дорогой мой друг, близки к такому положению дел!
- Да... - еле выдохнул Аннушкин, почти теряя сознание нормального человека, но еще не обретая сознание паранормального, то есть великого.
- Виктор! - обратилась к нему Людмила, думая, что он уже вполне подготовлен к "серьезному разговору", - Мне кажется, что пора заняться своим ростом...
- То есть? - не понял Виктор, соизмеряя себя с проходящими мимо представителями мужского пола.
- Я имею в виду... ростом как процессом... - Люда с трудом находила слова и одновременно понимала, что начало смазано, - Духовным ростом!
- А! - удивился такому повороту разговора Аннушкин, - Вот что вы имеете в виду...
- А почему сразу на "вы"? - встрепенулась Воронцова.
- Ну, мне всегда казалось... - Аннушкин чувствовал себя полным идиотом, - Я думал, что о духовном надо говорить исключительно на "вы".
- Как?! Кто вам сказал такую глупость? - и она запнулась, понимая, что сама только что допустила это предательское "вы", которое ей тоже казалось более приличествующим моменту. •
"Странный народ - эти девушки, - подумал Аннушкин, будто уже не раз и не два ему приходилось иметь дело с многочисленными представительницами этого "народа", осаждавшими его персону, -Никогда не знаешь наперед, что придет им в голову! Просто сплошные загадки! - он мысленно откашлялся и продолжал, - А вот с парнями, вот с ними-то... с ними-то все ясно как божий день..."
Виктор приостановил размышления на данную тему и прислушался к последним словам своей мысли. Людмила же, не замечая, что ее любимый погрузился в немотствование, продолжала развивать теорию духовного роста.
- Понимаешь! - воскликнула она в порыве самозабвенной мыслительной находчивости, - Виктор, ты должен ощутить в себе прилив гениальности!
- Ну, уж это слишком! - сказал кто-то рядом,- "Прилив гениальности"...
- Что ты сказал? - удивилась Людмила, и ее широко распахнутые в мироздание и светящиеся Мировой Любовью глаза отразили несколько отстраненную улыбку Аннушкина.
-... божий день... - пробубнил он.
- Да?! - еще больше воодушевилась Люда, - Ты тоже чувствуешь! "Вот, например, Анатолий Валентинович... - размышлял дальше Виктор, так и не выразив готовность подключиться к приливности подруги, - Это мой начальник. Поэтому я должен исправно выполнять все его поручения, несмотря даже на то, что он глуп как..."
- Виктор! - Людмила сжала его ладонь, - Не отвлекайся на мелочи.
- Как? - забеспокоился молодой человек, - Неужели я думал вслух?
"Ах, все не так! - расстроилась Воронцова, - Я надеялась на свою внутреннюю силу, но..."
- Что с тобой? - в то же время спросила она у Виктора, - Я говорю с тобой о нашем общем великом деле! О том, что ты, Виктор, должен встать на путь духовного роста! А ты витаешь в Облаках!..
Дааа... - он тоже слегка расстроился, почувствовав еле различимую обиду за весь мужской состав населения в целом.
- Нет-нет! Людмила, дорогая! Я готов пойти на все, только чтобы быть достойным тебя!
Эти слова немного успокоили Людмилу, но тень подозрения постепенно находила на любимый образ, искажая привычные черты в циничную мину. И как ни пыталась она отогнать мушиный рой недоверия к Виктору, ничего у не выходило. Люде уже казалось, что Виктору необходимо завладеть ею, чтобы запереть в четырех стенах замужества и опутать сетью ревности. Она готова была уже обратиться к первому попавшемуся постовому за помощью, словно рядом с нею шел не близкий сердцу человек, а преступник, грозящий развалом целому государству. Людмила опасливо поглядывала на прекрасный профиль Виктора, повторяя: "Преступник государственной важности!"
- Что же ты замолчала, Людмила? - как ни в чем не бывало проговорил "бандюга" и подхалимажно оскалился.
- Ой-ой-ой! - опомнилась Людмила, готовясь вновь изливать на голову Виктора вселенскую любовь, - Нет, так нельзя!
- Люся, в чем дело? - смутился Аннушкин.
Они вдруг обнаружили над головами вечернее небо и легкий, слегка влажный ветерок.
- Это с фонтана... - мечтательно пробасил товарищ, ведший под руку даму преклонных лет.
- Давай присядем, - сказала Людмила, опускаясь на бордюр и окуная кисть руки в теплые воды фонтана, подернутые почти незаметной рябью.
Струи били высоко над статуями, припорашивая их ртутью брызг. Выставка закрывалась. Сумерки скрадывали последние отсветы закатного солнца, которое медленно растворялось в сереющей листве редких деревьев, привезенных из разных уголков страны.
И вдруг низкие и уже потемневшие облака осветились яркой вспышкой.Небо разломилось, и, подобно огненному стальному сливу из тысячи чаш доменных печей всего мира, в центр фонтана, где располагался цветок, устремился световой поток. Виктор на миг онемел от такого светопреставления, но когда он вполне был готов спросить Людмилу, часто ли устраивает такое администрация Выставки или сегодня какой-то недавно объявленный праздник, поток прекратился, и золотые колоссы подняли руки на уровень плеч. Зеркально ровная поверхность воды беспристрастно отражала их спокойные движущиеся фигуры. В лицах аллегорических дев сквозила осмысленность, не снившаяся даже советскому человеку. Они с дивной грацией и размеренностью сошли с пьедесталов в фонтан и лучами разбрелись каждая в свою сторону. Их сверкающие спины долго еще маячили за кронами деревьев, сгущая пустоту, оставшуюся в круге у чаши фонтана, остывавшей от излившейся в нее лавы.
- Господи-боже-мой! - с трудом прохрипел Аннушкин, почувствовав толчок женского локотка, пришедшийся между ребер.
- Анна, ты видела?.. - Аннушкин раскинул руки, задев рядом сидящего товарища.
- Анна?! - Людмила не верила своим ушам, - Ты назвал меня Анной?! Виктор ничего не понимал, но зато отчетливо видел, как фигура Люды быстро уносилась от него, выделяясь осиной талией, а откуда-то сбоку чьи-то сильные руки хватали воротник его рубахи, и стаскивали вниз, прижимая к горячей подмышке, его болтающуюся словно стяг голову. Потом в глаза ему бросилось стремительное движение, шедшее от каменной девушки с венком. В какой-то момент Аннушкин увидел этот пудовый веночище на товарище, отлетающем далеко в сторону.
Вот сила-то! - кричали со всех сторон, - Ишь, куда отшвырнул драчуна! Незачем лезть было, вот и нарвался! Народ во главе с милиционером обступил подавленного Аннушкина.
- Что за беспорядок? - дружелюбно распекал его милиционер с румяным девичьим лицом, - Однако, не хотел бы с вами схватиться, хе-хе! Ладно, товарищи, Выставка закрывается, прошу на выход!
- Обессиленный Виктор Аннушкин вышел за ворота и остановился. Душевное смятение требовало физического выброса.
- Она ушла... нет, убежала... нет, унеслась от меня,- всхлипнул он и, почувствовав себя по меньшей мере сказочным царевичем, еще более горестно добавил: - Где же теперь ее искать?
Проспект Мира весело подмигивал Аннушкину, не понимая, о чем грустит этот гражданин прекрасной страны. Он гудел и сигналил, будто говоря ему: "Как не стыдно!". Но Виктору было не до стыда. Да и если бы кто-нибудь спросил его, до чего ему, то вряд ли получил бы исчерпывающий ответ. Аннушкин, конечно же, понимал все величие увиденного, но величие это почему-то угнетало.
А что, спросите вы, Людмила, что она, где она? Сейчас-сейчас. "Кто может быть хуже человека, который предал Родину? - спрашивала она себя, и тут же прямо (имеется в виду - без обиняков, то есть слету, то есть не юля и не кривя душой) отвечала: - Тот, кто предал Женщину!"
Товарищ Воронцова в единый миг просветления поняла, что прилив гениальности доступен только ей, одной ей, ибо никому больше он не доступен! "Я! Я всей душой! - она сжимала яростно кулачки, - А он! Он! Ну, я ему покажу!". А что можно было показать мужчине, спрашивается? Только подвиг! Подвиг женщины, которая найдет точку опоры и опрокинет мир жалких и недостойных мужчин! Женщина полетит к звездам, разведает новые миры, станет связным между галактиками! И вот там (может быть) найдется один единственный, и это будет... БОГ, м... в смысле Герой-Гений-Самый-Он! Но я не раба... Уважение и справедливость!
- Миру мир, - словно зачарованная, прочла она транспарант, летя по Горького в авто.
- Еще бы! - усмехнулся таксист-фронтовик, - Как дважды два!
И он углубился в воспоминания недавнего прошлого.
"Я буду первой, женщиной, которая полетит в космос!" - с гордостью .. вывела Воронцова. И где-то вдалеке засветились выложенные звездами буквы "КОСМОНАВТ ЛЮДМИЛА ВОРОНЦОВА".
Так она ничего не видела? - спросите вы. Представьте себе, товарищи, нет! Она ничего такого не видела. Людмила оказалась слепа, можно сказать, и самый ответственный момент. Она даже не поинтересовалась, какая могучая сила природы заставила Виктора на время обознаться и назвать ее чужим именем. Есть этому название - Ревность! И после этого она еще смеет мечтать о высоком и почетном звании Космонавта Советского Союза! На что вообще может претендовать сия ветреная особа! Да на совершенно рядовую поездку к бабушке, как говорится, "на деревню". Ну, что она и проделала, умчавшись утренней электричкой в Клязьму, к тетке Верке. И когда! В понедельник, в начале трудовой недели, плоды которой чреваты новыми городами... да что там городами - планетами!
Пришло время познакомиться и с загадочной Анной. О ней даже Аннушкин, который в полузабытьи шептал ее имя, ровным счетом ничегошеньки не знает.
Анна Борисовна Кончина потеряла жениха в последний год войны. Работала она слесарем на сталелитейном заводе "Уральская Сталь", а этой весною приехала в Москву отвоевывать место под солнцем для новой технологии своей односменщицы Шуры Кусенко, девушки, за которой весь Урал следил, затаив дыхание. Она уже дважды давала стране новые способы литья стали, и "Уральская Сталь" являлся как бы полигоном для светлой ее головы.
Анна Борисовна же шла рядом с чудотворицей и расчищала ей дорогу к нужным людям. Но случилось так, что начальника Аннушкина повысили, и место заводского директора освободилось.
Утренний телефонный звонок Анну Кончину застал в кровати гостиничного номера.
- Слушаю! - зычно ответила она в трубку, уместившуюся полностью в ее ладони.
- Товарищ Кончина? - спросил на том конце мужской, до боли в сердце знакомый голос.
- Да! - весело отозвалась Анна, да так, что спящим в соседнем номере показалось, будто самолет зашел на посадку.
- Есть у меня к вам личное дело. Машина ждет. И теперь, опуская все второстепенные моменты и события, мы сообщим следующее: в номер Анна Борисовна вернулась только вечером, но уже в должности директора того самого завода, где работал Аннушкин. Она шла по коридору гостиницы твердым шагом бойца, а в правой руке у нее лежала свернутая в трубку зеленая тетрадь. •
Понедельник - день радостный и милый сердцу всего Советского Народа. На работу в этот день бежится, и не просто, а взапуски; в такой день хочется схватить кого-нибудь за руку и вместе с ним броситься на новые производственные и прочие трудовые свершения. Товарищ Аннушкин в понедельник горел трудом, он рвался в родной цех, чтобы еще и еще раз отстаивать звание человека, ибо Труд сделал его таковым.
Ну, а спорт? - спросите вы. Да! Конечно! Ничто без спорта! Состязания и проч. Гитлер, да что там Гитлер! Муссолини! Да и Муссолини! Сталин! Товарищ Сталин всегда был горой за спорт! Советский человек обязан сдавать норму ГТО. И это со всех точек зрения верно. Н-да... Так о чем, бишь, мы? Анна.
Он, то есть, Аннушкин, увидел Анну внезапно. Он шагнул за порог заводского бюро и увидел Великую женщину. Она стояла и руководила всем, что попадалось на пути ее зорких глаз. Но когда она обернулась на вопросительное стенание несмазанной двери, отворенной Аннушкиным, взор ее всколыхнуло и затуманило. Они, Анна и Аннушкин, постояли немного друг напротив друга, чувствуя приступ магнетизма, и протянули ослабевшие руки для делового рукопожатия.
"Он!" - сказала себе Анна.
"Она!" - сказал себе Аннушкин.
И не было здесь Людмилы Воронцовой, была ли она вообще? (Она есть, товарищ, скажу тебе честно).
Электричка дернулась и плавно ускорила ход. Люда смотрела на проносящуюся мимо Москву, и что-то ей подсказывало, что она сюда вернется очень нескоро. На Плющихе к ней подсел человек со строгим лицом демиурга. Внимание Людмилы сразу привлекли его атлетическая фигура и изысканнейшая поза, которую тот принял, усевшись на деревянное сидение напротив. Первой в разговор вступила Людмила, осознавая себя Решительной В Высшей Степени Решительности Женщиной.
- Извините, - она немного выдвинулась вперед, - Извините, вы случайно, не артист?
- Не артист, - ответил демиург, откровенно нащупывая глазами телесные выгоды Воронцовой, - А что?
- А можно полюбопытствовать... - замялась Людмила, снова превращаясь в Людочку. - Чем вы занимаетесь?
- Спортом, - без тени иронии ответил приятнейший и обаятельнейший человек.
Спортом? - рассмеялась Людочка.
- Несомненно... - спортсмен как бы невзначай бросил взгляд за окно вагона.
Людочка последовала его примеру и увидела, как все прекрасно вокруг.
- Июнь всегда будит во мне что-то, - сказал чудесный герой, не отрываясь от пейзажа, который точно решил станцевать на глазах у Людочки залихватский танец по поводу этого чего-то, что будилось.
Вечером они побежали на речку. Выяснилось, что Евгений, так звали демиурга, живет на той же улице, что и тетка Верка. А на следующее утро Людочка знала о том, что они вместе с Женечкой едут покорять Эверест. Это все к тому, дорогой читатель, что нет неисполнимых желаний. Есть, правда, еще и последствия, но об этом позже.
С появлением Кончиной на заводе стали происходить странные вещи. Но, как это ни странно, происходили они в основном с молодым специалистом Виктором Анушкиным. Ну, во-первых, он был переименован в Аннушку, а во-вторых, у подъезда его дома частенько заночевывала машина марки ЗиС. Поговаривали, что это машина самой Кончиной... Ну. а чего ждет наш читатель? Он, ведь, если не ошибаюсь, хочет все знать. Потомись, читатель, а заодно узнай: скоро свадьба. Свадьба двух Анн. И это еще не все!
Пришло время поднять одну из завес, скрывающих действительное положение дел. Аннушкина мучило одно странное свойство, открытое им сразу же на следующую ночь после видения разбредшихся Матрон. Свойство это состояло в том, что Виктор не увидел сна. "Ну, ладно, -сказал себе он, немного опечаленный бессодержательной ночью, - не сегодня, так завтра...". Но вот какое дело, ни на следующий день, ни после, ни вообще сон не явился. Как же так? - законно спросите вы. На это можно лишь заметить, что в древних трактатах упоминается целый народ, не видевший снов. Так что перед эдаким фактом можно было бы закрыть глаза на единичный случай, произошедший с одним только Аннушкиным. И вот тут-то автор скажет "нет" закрытию глаз на отсутствие сна у нашего героя, ибо если бы Виктор Аннушкин был обыкновенным жителем планеты... Да что там говорить! Виктор Аннушкин родился в Стране Советов, и посему являлся гражданином великой и молодой державы, скоро говоря, он был Советским человеком. А если уж такое случается в Великой стране, то обойденным молчанием быть не может.
Виктор долго мучился отсутствием снов, и однажды не выдержал этой муки и поделился с Анной. Кончина его внимательно выслушала и решила помочь супругу, как помогала уже не первому человеку своей отчизны. Можно сказать, что каждым своим движением она возвращала Родине десятки, сотни, а подчас и тысячи заблудших душ.
В пылу рассказа Виктор вдруг вспомнил абсолютно вылетевшую у него из головы Людмилу. Но вот загвоздка, он не мог докопаться, почему она тогда так скоропостижно исчезла, по какой причине. Он не мог вычленить из памяти имя, которое стало таким близким ему, но в тот момент сыгравшее роль камня в огороде их с Людой счастья.
- Не кори себя и не самоедствуй попусту, - заметила на эти пустопорожние догадки мужа Анна Борисовна, - Может она отправилась в какую-нибудь срочную командировку.
- Но кто ее мог направить туда? - удивлялся Аннушкин, -Ведь директора сняли в тот же вечер.
- Лапа моя, - сказала Анна, обняв супруга женской мускулистой рукой, -Много будешь знать - быстро состаришься.
- Эх! - облегченно вздохнул Аннушкин, - И верно что!
Найдется твоя Людмила, - добавила Кончина, словно речь шла о какой-то завалящей безделушке.
Таким образом, успокоив Виктора, она смекнула, что с головой у него творится неладное. "Ну, а с другой стороны посмотреть, - рассуждала Анна, - на людей не бросается... исполнительный кадр!". И, чтобы окончательно развеять туман, нагнанный Аннушкиным, товарищ Кончина подумала: "Нам как раз такие нужны!", и поцеловала по-матерински Виктора в лоб.
Аннушкин на некоторое время снова позабыл о выставочном эксцессе, а товарищ Кончина стала прорабатывать мужнины бредни на предмет достоверности. И первым делом она направилась непосредственно на ВДНХ. Кончина нисколько не удивилась тому факту, что фонтан Дружбы Народов по-прежнему находится в полном составе, а уж драки и прочий беспорядок в присутствии Анны Борисовны становились напрочь неуместны. Народ тихо радовался своей чудесной участи быть рожденным в СССР, и ни у одной из имевшихся на Выставке статуй не обнаруживались признаки хотя бы теплившейся когда-то жизни. Все было безукоризненно бронзовым и неподвижным. "Это исправимо", -быстро подумала Анна, а что именно исправимо, читатель поймет потом.
Вторым делом стала негласная просьба Анны Борисовны к дирекции по поводу наблюдателей. Было возведено несколько гранитных тумб, где обосновалась служба наблюдения за незапланированными перемещениями.
А третьим делом неизменно, то есть как всегда, расположилось ожидание вещей, в принципе невозможных, но одновременно требующих раскрытия и подробного изучения. Аннушкин исправно выполнял обязанности главного механика и ни о чем не подозревал.
Теперь читатель узнает немного о супружеской жизни двух Анн. Товарищ Кончина часто задерживалась на том, что она многозначительно называла "производственными совещаниями". Иногда Анна Борисовна звонила посреди ночи домой и сообщала, что задержится в гостинице, а нередко огорошивала Виктора информацией еще более загадочной, как-то: что она уже вторую неделю с дружественным визитом в Албании. Но по прибытии домой она обрушивала на Аннушкина весь жар и зной своей бездонной душевности и неисчерпаемой любви. В прерванных какой-нибудь поездкой или спецзаданием объятиях Анны Виктор вдруг чувствовал, что его швырнуло на самый солнцепек, но знание неизменной и всегда приходящей морской прохлады, которая сменяла безудержье всерастопляющей стихии аккурат в точно отведенные часы, подталкивало его к не менее бурным и изысканным чувствоизлияниям.
Аннушкина завораживала властность жены. Он чувствовал, что если Анна пожелает, чтобы земля поменялась с небом местами, то так и произойдет, ибо силе Анновой воли ничто не могло противостоять; казалось, нет такого дела, которое бы не было под силу этой женщине.
Но эти твердость и решительность жены вызывали в окружающих смятенность духа и страх, которые с удивлением стал замечать Виктор. Он вдруг увидел, как лебезят перед ней чиновники, как боятся взглянуть ей прямо в лицо начальники других производств.
- В чем дело? - как-то за обедом наивно спросил он, - Аннушка, почему тебя боятся честные люди?
- Да что ты такое говоришь! - рассмеялась Кончина.
- Нет, правда-правда! - настаивал Виктор, - Я же вижу, я же не слепой!
- И верно... - задумалась она, - Не слепой ты у меня, а донельзя глазастый.
- Я ж.тебя не боюсь! - не. унимался Аннушкин,- Я люблю тебя!
- То-то и оно! - еще более задумчиво произнесла Анна, - Потому и не боишься, что любишь. Однако не все меня любят...
Как же так? - все более распалялся Виктор.
- Да вот... - загадочно увильнула от ответа товарищ Кончина.
- Ну же, Анна! - наседал он.
- Нет в тебе Врага... - как сквозь дрему произнесла та. Виктор потерял дар речи.
- А в ком есть, - продолжала Анна, - тот и боится.
- Что же это! - пролепетал сдавленным голосом Аннушкин, - Кругом Враг?
- Хэ! - хмыкнула жена, и хрустальная люстра отозвалась звяканием подвесок, - С чего это ты взял?
- Да... - промямлил Виктор, - подумалось...
- Ой, Аннушка ты моя Аннушка! - раскатисто громыхнула Анна в самые уши супруга, - Думаешь как-то криво нынче!
- Извини, - засмущался он, - видать, водки нахлестался...
- Да ладно, сокол! Ты вот лучше бы на Выставку зашел, поглядел бы на новые достижения трудовиков наших! Я даже по такому случаю выходной тебе устрою. Что скажешь, Анна-краса?
Виктор покраснел, потому что давненько хотел наведаться на ВДНХ, а заодно проверить кое-что. Догадливость Анны привела его в высшую степень смущенности и, одновременно, благодарности, так как в нем окончательно назрела потребность.
- И вот еще что... - Анна опустила руку в широкий карман фартука, -Тут тебе весточка от Людмилы...
- Людмилы! - ошарашенно воскликнул Виктор, будто кто звезданул ему в самый лоб кулаком.
- От нее самой, - улыбнулась Кончина такой реакции мужа, - Говорила же, найдется твоя командированная, никуда не денется.
С этими словами она протянула мятый белый конверт, где размашистым Людиным почерком был выведен адрес Аннушкина с его именем и фамилией, которые вдруг показались Виктору не имеющими никакого отношения к нему, словно письмо было написано давным-давно и совсем другому человеку, по неожиданному стечению обстоятельств зовущемуся так же.
- Ты не рад? - спросила Анна.
- Не знаю... - подавленно ответил он.
Но, надо сказать, уважаемые товарищи, что тут Анна Борисовна слукавила. Слукавила Борисовна, и ничего здесь с этим не поделаешь. Людмила почти месяц пыталась пробиться к Виктору, но, зоркая на дела такого рода, Анна метко и выверенно посылала навстречу Люде своих людей и тем самым оттягивала неизбежную встречу. И это еще не все. Дважды слукавила товарищ Кончина, потому что проверки ради, а не для отдыха отправила она Виктора на Выставку. Как только парадно Облачившийся Аннушкин вышел за порог своей квартиры, она набрала особый номер и сказала несколько отрывистых и не совсем понятных фраз.
- Гомер вошел в Трою, - сказала она и от напряжения раздавила в руке телефонную трубку, которая мелкими пластмассовыми осколками посыпалась на пол, а волновые динамики комично повисли у Анны в кулаке.
Виктор, отогнав назойливые мыслишки относительно двух таких разных, но одновременно желанных женщин (читатель знает, кто они!), вновь шагал к светлым и величественным воротам Выставки. Он еще раз восхитился грандиозностью работы скульптора Веры Мухиной и внутренне восславил ее имя. Виктор как-то незаметно для себя воодушевился, и последствия этого сразу же окружили его сногсшибательными образами и целыми живыми картинами. На воротах центрального входа стояло множество колхозниц и рабочих. Они вдохновенно рассматривали идущих людей, не подозревающих об их заботливом участии. Они весело переговаривались между собой и иногда обращали общее внимание на какого-нибудь отдельного, чем-либо примечательного человека. Глаза Аннушкина вновь испытали скрещивание с лучистым взглядом ангелоподобных существ в привычных человеку рабочих комбинезонах и широких блузках, заправленных в простую до колен юбку. Непривычным был лишь цвет этих одежд.
И в один миг эти гигантские существа засуетились и, кто как, начали сходить с верхотуры ворот. Аннушкин увидел, как Рабочий разнимает дерущихся со словами: "Эх, человеки! До чего ж неразумно сие!". И только что дравшиеся словно внезапно забыли о драке и уже прогулочным шагом расходятся в разные стороны.
Колхозница идет наперерез нарушившему правила грузовику, который через минуту, съехав с проезжей части, должен разбить вдребезги стеклянный ларек цветочницы. Машина ловко схвачена за кузов и остановлена перед самым бордюром. Милиционер спешит оштрафовать нарушителя.
- Как же так! - недоумевал Аннушкин, - Люди их не видят! Возбужденный от привидевшегося, Виктор разорвал конверт Людиного письма и с головою погрузился в чтение; забыв о том, что хотел сесть, он так и простоял у лавки, пока не дочел все до конца. Когда же в его сознании пропело последнее слово, подпись "Людмила", Аннушкин упал в изнеможении на лавку и крепко заснул.
Проснулся он дома, под звуки какого-то спортивного марша, транслировавшегося по "Маяку", и, скинув с себя ужасно теплое одеяло, прошлепал на кухню, шумную от скворчания и подпевок Анны, чтобы пожелать доброго утра и поделиться впечатлениями от весьма странного сна, залетевшего наконец в его голову.
- Сна! - расхохоталась Кончина, - Да ты и впрямь уверен, что тебе это приснилось! Виктора взяла оторопь.
- Постой! - воскликнул он, - Так значит это было наяву?!
- Ты меня удивляешь, дорогой, - Анна заботливо приложила ладонь к его лбу, - Жара нет, а бредит.
- Ты что! - возмутился Аннушкин, - Смеешься?
- Зачем мне над тобой смеяться, глупый. Я лучше врача вызову. Через час в квартире Анн появился суетливый, сутулый и улыбчивый доктор. Лицо доктора почему-то показалось Виктору уже где-то виденным.
- Мы нигде не могли встречаться раньше? - спросил он у эскулапа, компрометируя себя перед женой.
Она тут же подхватила доктора под локоток и увела в свой кабинет, где тот был внимательно спрошен:
- Это правда?
- Что? непонимающе уставился на нее близорукий врач.
- Он у вас уже лечился?
- О, нет, дорогая Анна Борисовна! Как можно! - и его улыбка растопила лед, намечавшийся в отношениях супругов.
Если поведение Кончиной требует пояснения, то пожалуйста. Если бы она узнала, что ее зоркий глаз, различавший любые отклонения психики, дал такую осечку, будущее нашей патронессы было бы предрешено, и не в лучшую сторону. С сумасшедшим супругом она больше не смогла бы наносить дружеские визиты в дружественные и не очень страны. Но кроме того, обнаружилась бы неописуемая скрытность Аннушкина, позволявшая ему казаться абсолютно здоровым человеком. А это уж совсем никуда не годится. Поэтому бдительность Анны Борисовны не знала границ.
А (позволим себе такое сочетание звуков) Аннушкин за время врачебного совещания пытался припомнить текст Людиного письма.
Неожиданно в дверь позвонили, и, за отсутствием вездесущего ока, никого кроме Виктора не нашлось, чтобы отворить незваному гостю.
На пороге стояла Люда. На ней было легкое платье, зеленое в оранжевый горошек, желтые летние тапочки и такая же желтая кокетливая шляпка.
- Пойдем, - сказала она, беря Виктора за руку.
- Куда? - растерялся тот.
- Скорее, - настойчиво прошептала она.
- Дай, я хоть обуюсь, не в домашних же тапках отправляться, да и не уйду я в таком виде далеко! - Аннушкин взялся за туфли, но Люда просто выволокла его на лестничную клетку и захлопнула дверь.
- Бежим! - громким шепотом приказала она.
- Да куда? И почему шепотом? - Виктор на бегу пытался завязать шнурки.
Внизу ждало такси. И вот только тогда, когда уже закончилась Москва и пошли перелески за окном, Люда заговорила.
- Ты получал мои письма?
- Получил... - встревоженно ответил Виктор, - Правда, только одно. А писем было много?
- Не знаю... -Людмила оглядывала Виктора, как будто не узнавала, - Но я часто писала.
- И все-таки, в чем дело? Что за шпионские приемы! Ты не могла зайти ко мне и поговорить просто, без всех этих штучек? Куда мы едем?
- Проедемся немного и назад, - спокойно ответила Людмила на его быстро иссякший поток красноречия.
- Я вышла замуж! - неожиданно живо начала она рассказ, - мы расписались с Женечкой в каком-то сельском ЗАГСе и поехали в горы, на Эверест. С нами поехали Женечкины друзья, классные ребята и профессиональные альпинисты! Они собирались взобраться на вершину Эвереста, а затем отдохнуть в предгорье. Но на третий день, когда мы были уже почти у цели, Евгений сорвался и разбился насмерть. Теперь я вдова. Но мне не одиноко, потому что Женины друзья стали моими друзьями. Они помогают мне в жизни так же, как... - Людочка расплакалась, уткнувшись Виктору в жилетку.
- Вот как коротко получилось! - сквозь слезы рассмеялась она, - Я думала, что придется долго говорить. Люда звучно высморкалась в цветастый платочек.
- Я хотела повидаться с тобой, заодно устроиться заново на работу, потому что чувствую потребность у людей во мне... А твоя Анна меня не пускает, говорит, что раньше надо было думать. Как она несправедлива ко мне! - и Людочка опять разрыдалась.
- А вы к нам в парк идите! - предложил соболезнующий вовсю таксист.
- И точно! - подхватил Виктор, - Что теперь тебе у нас на заводе делать? Иди лучше диспетчером в таксопарк, и то толку больше будет.
- Как ты жесток, Виктор! Я же высококвалифицированный специалист! А ты мне говоришь о каком-то дурацком таксопарке.
- Не хотите, как хотите, - обиделся таксист, - я думал, что совсем плохо дело... Но разве может советский человек остаться без работы, - он взглянул на пассажирку в зеркальце и добавил: - тем более, такая женщина, как вы!
- Голубчик, - обратился к нему Аннушкин, - везите нас обратно. И они снова колесили по широким улицам Москвы.
А вот что происходило в момент исчезновения Аннушкина.
- Кто там пришел, Аннушка? - товарищ Кончина некоторое время прислушивалась к звукам за закрытой дверью кабинета.
Ответа не последовало. Анна рывком распахнула дверь и быстрым шагом отмерила длинный коридор, отделявший ее от комнаты, где был оставлен Виктор. Но Виктором там и не пахло.
- Куда ты запропастился? - игриво спросила Кончина, но кроме своего разгоряченного дыхания ничего не услышала, - Ха! Вот те на!
Психиатр прошел за ней в прихожую, внимательно оглядел имевшиеся там предметы и довольно непринужденно констатировал:
- Ваш муж только что куда-то вышел, причем... - доктор пожал плечами, - в одних, строго говоря, тапках! Это ведь его обувь? - он близоруко сощурился на Анну Борисовну, которая стояла в светлом проеме комнаты.
- Нет, доктор, вы не угадали. Это мои, - она усмехнулась, - Однако нет ни его тапок, ни туфлей! Что за чертовщина? С каких это пор он стал брать с собою сменную обувь?
- Это вы меня спрашиваете? - отозвался врач.
- Нет... я так... мысли вслух. Они помолчали.
- Н-да, - произнесла Анна наконец, - Неудобно как-то получилось. Бесполезный вызов...
- Что вы! - улыбнулся доктор, - Я так не считаю.
- Он так не считает! - огрызнулась Кончина, - Ладно, доктор, всего хорошего! - и легким движением руки он был выдворен из квартиры.
"Да..., - подумал товарищ Федер. - Молодому человеку придется весьма и весьма туго, от этой просто так не уйдешь. Тут одного желания недостаточно".
Заметим на это, что Аннушкин даже и в мыслях не собирался покидать свою ненаглядную Анну Борисовну Кончину.
К вечеру беглецы вернулись в исходное положение.
- Ага! - выпрыгнула словно Карабас-Барабас Анна из глубокого уютного кресла, заслышав, как поворачивается ключ в замочной скважине.
- Здравствуй, дорогая! - Виктор поцеловал ее в губы, - Извини, любимая, что эдак вот по-дурацки получилось. Людмила устроила какие-то скачки с препятствиями, я даже спокойно обуться не смог! Сейчас она поднимется к нам, надо расплатиться за такси... Анна недоверчиво посмотрела на мужа, но промолчала.
- Люда' сказала, что ты не пускаешь ее на завод. Это правда?
- Правда, - бесстрастно отозвалась Кончина.
- А почему?
- Беспринципная эта твоя Людмила, скажу я, - устало звучала речь ее, -То бросает работу, то снова рвется работать. А потом, что такое высокая квалификация работника? Это постоянная стажировка и рацпредложения. Где они? Лентяйка она, и нечего больше об этом говорить. Людмила все не шла.
- Где же она? - забеспокоился Виктор.
- Уехала, небось, восвояси... - Анна накинула плащ, - Пойду погляжу. У подъезда она встретила бабку Ефросинью и спросила ее:
- Бабуль, видела ли машину "такси" у нашего подъезда?
- Такси? - бабка поиграла морщинами на лице, - Кажись, да...
- А Виктора Генадьевича? Видела, как он из такси выходил? Бабка с минуту пожевала беззубыми деснами и протянула широкую ладонь. Кончина сунула ей рубль.
- Ага-ага! - закивала головой Ефросинья, - Видала, видала! И девица с ним смазливая была. А потом - фьють! уехала, стало быть, как он в подъезд-то зашел! А я гляжу, уж Тимофей Егорыч на ушах до дому плетется... А еще, барышня, знашь... американе нашего брата, стариков, стало быть, в космос отправляют! Ой, душенька, мне на земле бы... но ежли заради эксперименту, за товарища Единого Сталина, то уж конечно, готова хоть на самую Луну слетать...
- Никого! - сообщила Анна Виктору.
И опять пошли чередом тихие и вселяющие уверенность в будущем дни. Аннушкин засыпал с чувством выполненного долга перед Родиной, но, несмотря на это, сны не приходили. Каждое утро он просыпался с продутой, пустой головой, в которой было свежо и чисто. И все же однажды Аннушкин почувствовал, что его мозг устал от ночной пустоты, в нем, как в нежилой квартире, накопились пыль и затхлость. Хотя, может быть, ему только так показалось. Совсем уж разные чувствования охватывают этого Аннушкина, уж не подвинулся ли он мозгой? - резон спросишь ты, товарищ читатель. Подожди еще немного, дочтешь до того места, где сам решишь, подвинулся ли он мозгой, или чем другим...
Карнавал - время, когда вся Радость и Счастье Советского человека достигают пикового состояния! Когда Советский человек веселится -знай, читатель, - рождаются новые звезды, а уж если радуется весь Советский Народ, то такая радость вдыхает жизнь в целые миры! На карнавале всегда зримо присутствуют те, кого в повседневной жизни глаз неймет...
Наши Анны получили от правительства новую большую и светлую квартиру, которая находилась в новом доме, еще совсем недавно показывавшемся молодыми архитекторами МосГорПроекта на открытии живой модели Москвы. Анна Борисовна вертелась как маленькая девочка перед уходящим под самый потолок зеркалом. На ней был костюм Звездного Мальчика, который безупречно шел ей. Она пританцовывала, совершая круги перед Виктором, сидевшим в кресле новой и удобной конструкции из сверхпрочного и легкого металла, обдавая себя нежными духами "Красный Октябрь", сделанными по спецзаказу.
- Ну. а ты! А ты? - восклицала без устали Анна, восхищенная своим видом, - Я как будто лет двадцать сбросила! Аннушкин смеялся, откинув голову на подголовник кресла.
- Брось, Анна, какие там двадцать! - он хлопал в ладоши и чуть ли не буквально видел, как из-под пальцев сыплются искры, - Да мы из младенчества еще не вышли! "А ведь умно сказал, - заметила про себя Кончина, - это с ним бывает!"
- Ох, и жена у меня! Просто загляденье одно! На другом кресле лежала карнавальная шкура белого медведя, в которую Виктор не замедлил Переоблачиться. Белый Медведь и Звездный мальчик закружились в танце, достойном самого Диониса, а концовка его была бы сему богу в превеликую сласть, ибо оба танцора воспылали друг к другу страстью, которая повалила их на пол и совлекла с них все, что могло быть совлечено. Но не тут-то было: особый зуммер телефона привел Кончину в надлежащие чувства, после чего она коротко сказала в телефонную трубку "буду!" и богинею Эллады обернулась к Виктору, чем привела его в неописуемый восторг.
- Дорогой, - сказала Анна, - Первенство в появлении на карнавале отдаю тебе, сама .подъеду позже, - и на поднятие бровей Виктора ответила: - Дела, любимый, дела.
Через минуту Анна, одетая строго конфиденциально, держала под мышкой сверток с костюмом и чмокала мужа в щеку, а еще через минуту ЗиС унес ее в карнавальную ночь...
А дело было в том, что служба, организованная по просьбе Анны Борисовны, "что-то такое заметила".
Аннушкин набрал медвежьей лапой номер вызова такси. На • противоположном конце провода ответил молодой женский голос.
- Девушка... - сказал Виктор и назвал свой адрес.
Ждите, - произнесла девушка. Виктор повесил трубку и понял, что только что разговаривал с Людой.

А Людмила продолжала свою вечерне-ночную смену. Наконец таксист сообщил ей, что подъехал по такому-то адресу, и Люда вновь набрала телефон Виктора.
- Гражданин, - ровно сказала она, - Такси ждет. Вместо того, чтобы поблагодарить диспетчера, Аннушкин пришел в неописуемое исступление и закричал в трубку:
- Людмила! Людочка! Это ты? - и не дожидаясь ответа, еще истошнее продолжал, - Это я! Я, Виктор Аннушкин! Как ты? Ты все-таки устроилась в таксопарк?!
У Людмилы до нестерпимой боли сжало сердце. Еле сдерживаясь, чтобы так же истошно не завопить и не разрыдаться и пытаясь придать своему голосу металлический оттенок, словно это не она, а какая-то сверхточная стереофоническая машина, принимающая заказы, сказала:
- Товарищ, не загружайте линию!
- Извините... - прошептал Виктор и во второй раз повесил трубку с полностью выкристаллизовавшимся пониманием того, что чудеса бывают, только он идет как-то не в ногу с ними и не может понять и ощутить их во всей мере чудесности.
- Какая Людмила! - он хлопнул себя ладонью по лбу, - Сегодня карнавал! Она, конечно же, пляшет сейчас с каким-нибудь кавалером! А на телефоне работает говорящая машина. Скоро, наверное, и таксисты в праздники будут заменяться автопилотом или роботами. Вот она - сила человеческой мысли!
Белый Мишка выбежал из подъезда и нырнул в салон празднично разукрашенной "Волги".
На карнавале Аннушкина ждало то, о чем он не предполагал. Веселье начиналось, как всегда, на ВДНХ, а затем растекалось по всему городу. Первое, что бросилось ему в глаза, было отсутствие на постаменте и на центральных воротах статуй. Но когда он попал в кипящее и бурлящее радостью и светом людское месиво, то различил в этой толпе к своему непонятному чувству (то ли ужасу, то ли радости?) ряженных Рабочих и Колхозниц, которые отплясывали завораживающий танец Светлого Величия.
Аннушкин понял, что теряет сознание, и действительно потерял его, грохнувшись при всем честном народе в обморок.
- А, голубчик! - услышал он чей-то знакомый голос, - Вы вроде как приходите в себя.
Виктор открыл глаза и увидел потолок своей комнаты и лицо того самого доктора, который однажды уже приходил.
- Я вас знаю... - вяло произнес он.
- Конечно знаете, - улыбнулся доктор, - Я к вам наведывался в этом году на домашний осмотр по просьбе вашей супруги, Анны Борисовны.
- А где, кстати, Анна? - быстро окрепшим голосом спросил Виктор.
- Не беспокойтесь, дорогой друг! Анна Борисовна вышла на пару минут. А нам с вами надо кое о чем поговорить, - психиатр заговорщицки подмигнул Виктору и, сняв свой медицинский колпак, небрежно, запихал его в карман халата.
- Ну-с, молодой человек, помните наш прежний разговор? Виктор понимал, о чем идет речь, но не мог вспомнить никаких подробностей. Видя это, товарищ Федер решил задать наводящие вопросы.
- Ресторан помните?
- Помню... - играя бровями, промямлил Аннушкин.
- Платите за выпивку, но не свою, а чужую... помните? - Федер придвинул свое лицо к лицу пациента.
Виктор что-то такое припоминал, но не мог сообразить, какое отношение к этому может иметь этот тип в докторской одежке.
- Да... - Виктор вдруг увидел на потолке четкую картину того случая, -Было дело.
Он всмотрелся в поддатого товарища рядом с собой, который, подловато ухмыляясь, что-то ему говорил. И, наконец, Аннушкина осенило: доктор и был тем пьяным типом, несшим околесицу насчет денег, ангелов и возможности бесплатно, то есть за чужой рубль, напиваться до беспамятства.
- Ох, теперь я вас хорошенько вспомнил! - воскликнул, готовый как и прежде рассердиться, Виктор, - Да вы, милейший, мне должны!
- Возможно, - Федер скрестил руки на груди, - Но только совсем не то, что вы думаете. Видение на потолке исчезло.
- Вы ведь видите их? - озираясь по сторонам, спросил доктор.
- Их? - глаза Аннушкина округлились, - Рабочих и Колхозниц?
- Значит, видите... - Федер потер руки, - Ну, а теперь слушайте меня внимательно, дорогой друг! Вашими же стараниями вы находитесь в цейтноте! И поэтому ваша сонная действительность перевалила в вашу пока еще реальную жизнь. Вам, мой ненаглядный, надо рвать когти!
- Куда? - Аннушкин от неожиданности сел на кровати, - Куда рвать когти?
- Ладно, - Дмитрий Федер принял позу ожидания, - Подойдем к этому с другой стороны. А что вы скажете по поводу своих наблюдений за, скажем проще, ангелами, ибо эти ваши Рабочие и Колхозницы суть ангелы небесные, а?
- Ах ты, боже мой! - воскликнул Виктор, почувствовав вдруг себя под куполом цирка.
- А вы так не переживайте, милейший, - Федер положил ему на плечо теплую ладонь, - Успокойтесь и соберитесь с мыслями. Ответ сам придет.
- Куда мне надо рвать когти? - снова спросил побледневший Аннушкин.
- К ним, - коротко произнес доктор.
- Зачем? - Виктор посмотрел на Федера в упор.
- Незачем в меня глазами стрелять, - доктор прошелся по комнате, - Вы как будто не слышали, что я вам до этого говорил.
- Вы уж больно много говорили - и до этого, и потом, и сейчас вот все говорите и говорите... - Виктор подошел к стулу и накинул домашний халат, - Теперь мы с вами в одинаковом положении, и вы, и я в халатах. .
- Отлично! - Федер направился в прихожую, - Всего хорошего. Имейте в виду и намотайте на ус, я вас предупредил, чтобы потом не удивлялись.
Он вышел, тихо прикрыв за собой входную дверь. Виктор некоторое время стоял в нерешительности, затем сорвался с места и выбежал на лестницу вслед за врачом. Далеко бежать не пришлось. Федер стоял под дверью и ждал, когда Аннушкин, так сказать, дойдет до нужной кондиции.
- А как? Вы забыли сказать, как?..
- Я ничего не забыл, - Федер достал план Выставки и ткнул пальцем в кружок, - Арка с четырьмя проходами. Там. А теперь, прощайте!
А что же Людмила? - еще раз может заинтересоваться пытливый читатель. Готовый ответ спешит на бумагу.
В ночную смену Людмиле разрешили не идти, а предложили воспользоваться говорящим коммутатором и преспокойно отправляться на всенародное гулянье. Но Люда решила, что ей не до веселья, что пускай веселятся "они", когда ей так пусто и одиноко в этом безрадостном мире.
Виктор позвонил ей в самый напряженный момент. И его звонок оказался последней каплей, которая переполнила чашу ее терпения. Воронцова включила умную машину и рванула на ВДНХ, надеясь там отыскать Аннушкина и попроситься к нему в подруги с платоническими отношениями. Подъехав к месту веселья, она увидела, как Виктора выносят из толпы чем-то озабоченных граждан и укладывают в карету скорой помощи.
Через день Воронцова позвонила по телефону, который она запомнила на всю оставшуюся жизнь, и попросила Виктора Генадьевича, на что Анна Борисовна растерянным голосом ей сообщила, что Витя пропал. "Ну. вот и растаяла последняя надежда!" - трагически изрекла Людочка и попробовала отравиться снотворным. Но, то ли снотворное было не то, то ли Людмила опять перехитрила себя, утром старый немецкий будильник жизнеутверждающими переливами колокольчиков оторвал ее голову от теплой подушки, заставив ее пропрыгать через всю спальню.
После ухода Федера Аннушкин оделся, вскочил на подножку трамвая и укатил в последнее путешествие к Выставке Достижений Народного Хозяйства.
День был пасмурный. Мелкий дождь стучался в трамвайные окна. Грустный кондуктор забыл продать Аннушкину билетик...
И вот она - загадочная Арка, а в ней какое-то движение: то всадник проскачет, то пеший пройдет. Люди же спешат по своим делам, и нет у них таких глаз, чтобы увидеть нечто, существующее параллельно этому миру.
Собрав силу воли, Виктор входит в Арку и тут же ощущает прикосновение к плечу. Он поворачивается в ту сторону, откуда пришло прикосновение, и видит светлое и смиренномудрое лицо золотого человека в широкополой шляпе и легком летнем костюме, который ласково спрашивает:
- О, человек, чего ты ожидаешь на перекрестке Истины?
- Наверное, тебя, мой друг, - складно отвечает Аннушкин.
- Считай, что не ждал меня ты, ибо видно по лицу твоему, что ожиданием не тронуто оно. Пойдем же! Поверь мне, возвратишься скорее, чем мыслишь, в сии места!
И случайный прохожий заметил, как вдруг пропал идущий навстречу гражданин.