Наркоманы

(Репортаж)

И небо становится медом…
или
чем ближе к Богу, тем больше жить охота.
(Межлокальная контрабанда. Корпорация необитаемое время)

«Когда человек на что-нибудь решается, сделав выбор, он словно ныряет в стремительный поток, который унесет его туда, где он и не думал оказаться».
П. Коэльо. Алхимик.

Адреналин нужен человеку для естественного функционирования его организма. Не будет адреналина — умрём все, как мамонты… И самое обидное, даже ничего не почувствуем.
Орлица

Нет, я не из разряда экстремалов. Я человек спокойный и рассудочный. Прежде чем что-то сделать, сорок раз подумаю. И в этот раз слова «решить» и «решиться» разделило два года. Между ними не птичка пролетела, — сотни железнодорожных составов, груженых углем, прогрохотали на скорости не превышающей велосипедную. И все-таки я прыгнула…
 «Я лечу, обозревая просторы родной земли. По леву рученьку, — речушка, названия которой я не знаю и небольшой лесок, по праву — поля, зеленя. В голове — тихая музыка сфер, в глазах —понимание Вселенского уклада. Гордый профиль, аристократическая посадка головы, надо всей этой боярской сытью снежно-белый купол. И все — на голубом фоне, с редкими перышками облаков». Таким представлялся мне полет в мечтах… Красота. Художник, хватай треножник, ставь подрамник и запечатляй маслом: «Женчина — покоритель небес»…
…Покоритель-то из меня получился не особо. Каюсь. Но, позвольте рассказать все по порядку…
— Олька, завтра прыгаем, — радостно орет мой мобильник Юркиным голосом, — чтоб в восемь стояла в означенном месте как штык. Каблучары сними и задницу утепли. В небе — «дубак».
— Усвоила. Прибуду в срок.
Не знаю, как в небе, а на земле с приходом сентября наступила полномасштабная осень, со всеми ее атрибутами и «дубаком» среди прочих. Успев продрогнуть за пять минут ожидания, я уже усомнилась в успешности предприятия, когда Юрка вынырнул из-за угла и куда-то меня поволок. Как выяснилось, в здание аэроклуба, директор коего посмотрел на нас, как на представителей рода крольчиных.
- Техника у нас старая, самолеты дырявые, инструктора получают копейки. А ведь от них зависят жизни людей. Может, передумаете? — начал он издалека.
— Я все-равно буду прыгать, —возразила я. - Я знаю, что если человек работает за маленькую зарплату, — он энтузиаст чистой воды. Таким можно доверять.
— Ладно, грузитесь в автобус. Будем прыгать или нет, зависит от погоды, — подвёл итог беседе нерадушный директор и мы понеслись к транспортному средству, возраст которого внушал почтение и трепет. «Доедем ли?» —мелькнуло в голове, но тут же испарилось вместе с клубами дыма, которые мы безвозмездно подарили Орловскому «смогу».

 Полет начинается с карачек
 «Всего невыносимей для человека покой, не нарушаемый ни страстями, ни делами, ни развлечениями, ни занятиями. Тогда он чувствует свою ничтожность, заброшенность, несовершенство, зависимость, бессилие, пустоту».
Б. Паскаль.

— Знакомьтесь, это инструктор по парашютно-десантной подготовке. На сегодня — ваш отец родной, — знакомит нас директор, — Все, что он скажет надо выполнять без разговоров.
— Ступайте за мной, — улыбаясь, произносит отец и шагает вперед.
Николай Иванович, не в пример директору, оказался милым и приветливым. Спокойно он укладывал парашют, (на котором, кстати, я потом полетела) и одновременно отвечал на кучу наших вопросов…
Николай Иванович меня покорил. В памяти отпечатались его сильные мужские руки, тщательно разглаживающие ткань. Словно покрывало судьбы складывали они купол. Вот, крепкая ладонь обхватывает пучок строп и отмеряет нужную длину, чтобы загнать отрезок железным крюком в очередной карман рюкзака. Длинные веревки напоминают пряжу парки. Жизни тех, кто не раз висел на этих ниточках судьбы между землей и небом аккуратно и педантично пакует симпатичный сухощавый мужчина с заметной проседью. Кто он? Бог или дьявол? Понравишься ему — живи и здравствуй. А не понравишься…
Нет, бывший ВДВ-шник Николай Иванович оказался тут не для того, что бы почувствовать власть надо мной, годной разве в стройбат. Просто он любит небо. Так, как любил его Икар в годы юности греческих Богов. А ещё раньше, в годы своей юности, он отстаивал честь крылатого города в разных уголках России и в соседних, как тогда было принято говорить, дружественных республиках:
— Помню, летим как-то в Ашхабад. Всю поклажу, в том числе и парашют, положили в багажное отделение. И вот я сижу в кресле и думаю: случись авария и я, несмотря на то, что хорошо прыгаю с парашютом, погибну вместе со всеми пассажирами, как простой доктор наук.
- Помните рекламу про ириски «Меллер»? Это — откровенная ложь. Ни у кого в самолете парашютов нет и быть не может: ни у пассажиров, ни у пилотов. В противном случае для террористов была бы лафа, — заложил бомбочку под соседа, заставил пилота снизить скорость и высоту, и прыгнул вниз. А парашюту не важно хороший ты парень или «редиска», — его дело открыться через три секунды после шага «в никуда».
Тем временем стрелка на моих наручных часах приблизилась к полудню, и в комнате появились ползающие на четвереньках пацаны…
Что бы уложить нейлоновое полотнище, размером с квартиру (53 квадратных метра) и бесконечные стропы, опытному «прыгуну» потребуется около получаса, а неумелому — дня мало. Поэтому ребятишки нудно и методично занимаются «паковкой чемоданов».
— Развернись лицом к ранцу, — делает замечание Николай Иванович одному из юных воспитанников. Пока ты натягиваешь «юбку», «враг» уже подкрался со спины и обрезал стропы…
Пока инструктор инструктирует, мы продолжаем наблюдать за «половой жизнью» подрастающего поколения, то есть, за перемещающимися по полу в позах креветок, юными парашютистами. Ради одного выброса адреналина, они месяцами корячаться тут. Потрясенно!
— В полете вы за три минуты вспомните имена всех родственников, даже тех, которых никогда не знали, — шутит инструктор.
Что бы научиться прыгать «по уму» надо пройти восемь(!) месяцев подготовки. Вместо этого мы с Юркой отправляемся в поле поглазеть на технику.
Последняя, оказывается, за гранью фантастики. Пятидесятилетний старикан - курский «кукурузник» здесь самый симпатичный. Остальные машины либо уже давно «покоятся с миром», либо вот-вот упокоются. Исключая наше залезание в кабины «трупов», — «побибикать», мы никак не можем поучаствовать в их тяжкой судьбине. Разве что, посочувствуем…
Тягомотно, как вся эта глава, и столь же неизбежно,— день подходит к вечеру. К пяти часам нас начинает клонить в сон, как вдруг, о чудо! Нам сообщают, что все-таки полетим. Полети-и-им! Несмотря на ветер! И холод! И облака!

 «Я верю в свой прыжок…»
 …А затем она увидела и ленточку реки, и какое-то селение возле нее. Домик, который был размером с горошину, разросся и стал как спичечная коробка…
М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита.

— Грузимся в машину, — диктует командир, и я перекидываю через борт грузовичка сумку с парашютом, аккуратно уложенным в рюкзачок. Правда, от изящества упаковки меньше весить он не стал. Торбочка в одиннадцать килограммов — основной купол, семь —«запаска».
Не успели мы отдалиться от здания метров на сто, машина заглохла. Бензин кончился. Подогнав местный, недавно заправленный автобус, шофер поделился с нами горючим. Но… Бесполезно. Старушка чихала, фыркала, но ехать отказывалась. Пришлось на буксире тянуть.
Кое-как добравшись до места, мы, то есть одиннадцать человек летевших в первой обойме, выстроились в ряд. Опутав нас лямками с карабинами, ремнями с какими-то защелками, приладив сумку на грудь (не для мягкости ее кладут, а что б потом в нее «летсредство» складировать), и, привесив пару рюкзаков, общим весом в 18 килограммов, отец придирчиво осмотрел каждого и снова повторил инструктаж:
— Итак, при выходе из самолета: правая нога спереди, левая сзади, — прохаживаясь перед нами, внушал посерьезневший Николай Иванович. — Правая рука на кольце, левая сверху. Через три секунды после выхода — дергаете за кольцо. Считаете так: 231, 232, 233 и рывок. Далее смотрите вверх, раскрылся ли парашют. Если купол не раскрыт, не паникуйте, с силой дергайте вниз кольцо запасного парашюта. Когда машины и фигурки людей будут различимы отчетливо, готовьтесь к приземлению. Сгруппируйтесь, ноги — полусогнуты в коленях, стопы вместе, — параллельно земле. Чем сильнее вы напряжетесь, тем мягче приземление. Старайтесь, что бы ветер дул в спину. Какой у нас сегодня ветер? Ага, значит, вышка должна оказаться сзади. Все поняли? Если вы в небе отчетливо видите лицо соседа, то, вероятно, находитесь слишком близко. Старайтесь от него отдалиться. Управлять парашютом можно с помощью строп. А теперь, налево и колонной по одному направляемся к самолету.
Сели: шлемы к шлемам, коленки к коленкам, парашют соседа упирается в грудь сидящему за ним.
Наши железные, защитного цвета сиденья напоминают кухонные эмалированные раковины с открытым сливом. Идиотская конструкция, и копчику больно. Когда «отец родной» цепляет нас к металлическому тросу, ползущему по потолку от кабины самолета до его хвоста, какими-то хлопчатобумажными «хвостами», становится не по себе. Чувствуешь себя стираным полотенцем, прищепленным к бельевой веревке.
Но что-то не ладится. Выглянув в иллюминатор, я вижу не серое небо, как ожидала, а зеленую травку. Машина наклоняется, разворачивается и мы возвращаемся на землю.
— Я, кажется, третий раз в жизни приземляюсь на самолете. Даже страшновато как-то, — шутит один из бывалых.
— Да что случилось-то? — не выдерживая напряжения, спрашиваю я.
— Самолету придется дать «таблетку», а то ему поплохело, — по-своему характеризует ситуацию Николай Иванович.
Разнервничавшийся Юрка достает сигарету.
— Ты что? — таращит на него глаза пацан. — Спрячь сейчас же. Нельзя курить в обмундировании. Накажут.
Нам приказали не «раздеваться» и не разбредаться. Лямки рюкзака немилосердно давят на ключицы, холод пронизывает до костей, страх уступает место усталости. Доколе терпеть? Доколе?
Через час мы опять строимся, разворачиваемся и трясем к отверстому чреву железной птички. Лететь мне уже не страшно. Но прыгать!
Когда инструктор на высоте открывает дверь и выбрасывает «пробный зонтик», я чувствую как под пластиковым «полушаром» моего шлема холодеют уши и в глотке застревает остекленевшая слюна. «Именно сейчас не беспокойся», — вспоминаю я первый принцип «рейки» (учение йогов). И стараюсь изо всех сил не трусить.
— Оль, а Оль? — дергает меня радостный Юрец, — ты пятая будешь. — Но я не реагирую. Застыла как статуя и молчу. Скулы свело судорогой.
Откровенно говоря, сдрейфила я, ребята. Уж, думаю, не отказаться ли? Но, —стыдоба. Но, — позор. Ведь все прыгнут, а я… Кто я после этого?
— Готовы? — не понятно, спрашивает или утверждает инструктор.
— Готовы! — как загипнотизированные кролики вторим мы.
— Кто не приземлится – накажу. Вперед!
И правой рукой он словно обнимает ребят перед полетом, хотя на самом деле подталкивает их к разинутой пасти люка. Первый, второй… Обезумевший от голода ветер треплет его одежду, небо ждет свежего мясца. Третий… Мамочка, зачем я это делаю? Четвертый… Господи, спаси-и-и. От веса, ухнувшей в пятки моей огромной, распухшей от страха души, самолет кренится на бок…
- Га!!! - Шваркнувшись лицом о встречный поток воздуха, я уже не пытаюсь увернуться от наглой наждачной щетины ветра. Бесполезно. Единственный вдох, сделанный еще в самолете, застревает где-то в почках. Маленький человечек внутри меня выкатил глаза из орбит и орет как подрезанный. Болтаясь меж небом и землей, на манер таракана, сиганувшего с девятиэтажки, я, должно быть, представляю собой занятное зрелище для пролетающих птиц, но сама, ошалев от ужаса, пытаюсь считать: 231, 232… А, к чертям, и рву кольцо, не окончив счета. Хлопок, и кто-то хватает меня под мышки. Вроде стою. Стою на облаке, господа хорошие. Лепота…
Маленький человечек, сидящий внутри, выпрямился, отряхнулся, задрал нос и бодро, как ни в чем не бывало, завертел головой: «Нукося? Где тут вышка, к которой нам надо задницей развернуться? А где поле, на которое сядем? Вокруг, согласно предсказанию, — просторы серо-голубого колора, туманные горизонты. Под ногами: с полдюжины прямоугольных зеленых клочков бархата, голубая тесемка реки, желтые нитки дорог, разнокалиберные пуговицы домишек, — прям, кружок кройки и шитья».
Тишина мягко, но настойчиво заталкивает в уши ватные шарики и я вспоминаю, что собиралась подумать о вечном, сущем, непреходящем. Момент, понимаете ли, обязывает. Но в голове — мертвящий вакуум. Как ни шарь по сусекам, — ни одной, хоть сколь-нибудь существенной мыслишки. А, вот одна:
— Ну, и как тебя звать?
— Пора группироваться для посадки! — ответствует она.
Не подходящая для лукавого мудрствования, но, достаточно своевременная. Я напрягаюсь как пружина, сгибаю ноги и мягко касаюсь травы. Полет окончен. Но парашют думает иначе. Купол наполняется воздухом и меня тащит по, казавшейся такой мягкой, травке куда-то в сторону Астрахани. Цепляясь за стропы, я мысленно посылаю слова благодарности инструктору, который перед прыжком одолжил мне свою куртку. Я-то, от большого ума, вырядилась в белую ветровку и если б не его учтивость, по окончании мероприятия представляла бы собой картину «Мечта Мойдодыра».

 Как выдержать разлуку с облаками?
«…там меж землей и небом
больше нет ничего —
ни поводка, ни повода
быть привязанным к месту…»
В. Ермаков. Час меж собакой и волком.


— Не надо, не собирай. Я сейчас помогу, — кричит мне один из бывалых, который приземлился неподалеку.
Неудивительно, что он беспокоится за парашют. Уж я себя знаю, так соберу, что потом не распутаешь. Отцепив оба «ранца» и, наконец-то, разжав одеревеневшую руку с кольцом, я ожидаю подмоги.
— Для первого раза нормально приземлилась, — подбадривает меня милый джентельмен.
Обхватывая стропы рукой, он по-особому завязывает их «бесконечными узлами» (чтоб не запутались) и, застегнув набитую сумочку, в которую вмещается 43 бутылки пива или 80 (!) килограммов персиков, устраивает ее на моей спине. С «узелочком» за плечами я и предстаю пред моими братьями по способу сходить с ума. Однако не вижу Юрки.
— А где парень, что был со мной? — решаюсь я спросить у одного из ребят.
— Он повредил ногу и сидит в машине, — звучит в ответ…
—… Парашютный спорт один из самых травмоопасных, — говорит сотрудница местного медпункта, прилаживая к Юркиной голени шину…
Это просто фраза. Даже какая-то тривиальная. Но за ней — боль, осколки костей, искалеченные люди, смерть. Можно все сделать правильно и надеть удобную обувь с фиксирующим голеностопный сустав верхом, и все равно «поломаться». Как повезет. И все же мы рискуем, прыгаем.
— Этот сезон уже закончился, но весной я обязательно прыгну снова, — радостно сообщает мне Юрка, — это же здорово! (Он пока не догадывется, что до самой весны будет кататься на инвалидном кресле.)
Почему нам необходимы те, кто не даётся? Зачем мы лезем на высоковольтный столб? Отчего самый желанный фрукт растёт на гигантском соседском дереве, к которому привязан полутораметровый Полкан? Я знаю. Адреналин — вот ответ. Парашютисты те же адреналиновые наркоманы. Кто раз попробовал, — не может отказаться. Но это не для меня. Я человек рассудочный, осторожный, не из числа экстремалов-романтиков, не способных выдержать «разлуку с небом», и точно знаю, — больше рисковать не стану. Ну, разве что, еще один разок. Всего один. А то ничего толком рассмотреть не успела и трех секунд не выдержала в свободном падении…