Десять лет спустя Ольге Семенец

                Ольга Фёдорова

                Десять лет спустя (Ольге Семенец)

    Несколько часов подряд ты видела вокруг себя лишь пустое голубое небо. Твой самолёт делает мягкие виражи, заходя на посадку. Тебе нравится здесь всё – и обжигающий сладкий ликёр со льдом на раскладном столике, и мерный успокаивающий гул мотора, и вид из окна, и необычайное чувство, означающее, что ты едешь на родину, пусть даже ненадолго. Тебе двадцать пять, и ты выглядишь неотразимо. Ты не имеешь проблем и, похоже, никогда их и не имела. Все те, кто тебя окружает, говорят о том, что ты незаменима в общении, и ты с улыбкой соглашаешься с ними, а друзей у тебя много, так много, что ты точно и не помнишь, сколько их. Больше всего ты любишь, когда они собираются у тебя дома, когда шумно и весело, и можно вновь заново открывать для себя каждого. А ещё бывают такие необыкновенные дни, когда кто-то из них приходит неожиданно и начинает рассказывать о том, что у него произошло. Ты слушаешь с интересом и порой с сочувствием и всегда находишь выход даже из самой сложной и запутанной ситуации, потому что с тобой всегда легко…. Тебе уже слегка поднадоел английский язык с американским акцентом – ведь ты живёшь в Америке, в предместье Лос-Анджелеса. У тебя роскошный особняк на природе со множеством комнат, к которым ты всё ещё не можешь привыкнуть. Твоё утро обычно начинается чудесно: вставая, ты бросаешь взгляд в большое широкое окно. Ты видишь там парк, огромный и зелёный, а на дорожке рядом с домом помещаются две машины – красная и чёрная, цвета ты выбирала сама. На окне – голубая прозрачная занавеска, ты с удовольствием проводишь по ней рукой и отходишь к зеркалу. На столе рядом – около полусотни различных склянок с лаком, помада, тени…. Каждый день ты берёшь новый цвет, довольная собой и своим вкусом. Ты долго приводишь себя в порядок, что доставляет тебе огромное удовольствие. Потом прибегает твоя маленькая дочь и зовёт тебя завтракать. Ты спускаешься вниз на первый этаж, минут пять спустя появляется твой муж. Он оказывает на тебя какое-то странное влияние, и ты это заметила уже давно. Если бы тебя спросили о его внешности, то вряд ли бы ты ответила так, как думаешь. На самом же деле в профиль он похож, с одной стороны, на Леннона, с другой - на Майка, а в фас он всегда напоминал тебе кого-то, но кого – ты уже не помнишь. Он работает сценаристов в Голливуде, и с его помощью тебе удалось сняться во многих эпизодических ролях, и он задумал один из сценариев специально для тебя. Сама же ты не работаешь – он считает, что это тебе вредно, но, тем не менее, ты очень любишь заниматься хозяйством. Познакомились вы в России и довольно странным образом: ты ехала в метро поздним вечером, и совершенно случайно проспала свою остановку. Приехав на кольцо, ты спокойно вышла из вагона и отправилась на улицу. Было темно, и падал снег, освещаемый фонарями, и тебя привлекала именно такая темнота. Почему-то тебе моментально расхотелось ехать домой, и ты стояла и смотрела на снег, а уж потом – на людей. Он просто вышел из темноты и подошёл к тебе. Может быть, ты запомнила его именно потому, что он не был похож ни на мажора, ни на кооператора, и был вовсе не с ног до головы в джинсе. Он ничего не сказал, просто встал рядом с тобой. Ты тоже ничего не смогла сказать, несмотря на твою обычную разговорчивость. Вы так стояли и смотрели в темноту, а потом он ушёл, оставив тебе листок из записной книжки со своим телефоном. Ты проводила его глазами и подумала, что это романтичнее, чем все истории, которые ты когда-либо слышала или даже наблюдала. Но, честно говоря, сначала ты немного оскорбилась – кто знает, какие у него намерения? И вообще, с какой стати ты должна звонить первой? Но потом всё же позвонила, даже не зная, что он – американец, хотя отлично говорящий по-русски. «Откуда я знаю, - говорил он тебе после, - как у вас здесь знакомятся». Тебя это развеселило, но и понравилось – тебе всегда нравились яркие, оригинальные люди, а ещё в этих людях – три черты: постоянство, обаяние и невозмутимость, а поскольку ты эмоциональна, то очень это ценишь. Все эти черты причудливо сочетаются в твоём избраннике. Он увёз тебя в Америку, несмотря на твои яростные протесты, заявив, что отпустит тебя в Россию, когда тебе заблагорассудится, ведь не допустит же он, в самом деле, чтобы ты провела полжизни, стоя в очередях и у плиты. После длительных ненавязчивых уговоров ты всё же согласилась.
    Дочь твою зовут Ирэной, это имя пришло практически с потолка. Ей пять лет, и она проявляет такую же самостоятельность, как и ты, и потихоньку начинает задавать каверзные вопросы вроде: «Как выглядит дедушка Ленин?», или «Какой ты была, когда была маленькой?». Она – всеобщая любимица, и тебе не приходится желать ей того, чего не имеешь сама – характер её вмещает в себя всё, впрочем, все дети такие…. Когда ты садилась в самолёт, тебя провожали твои друзья и семья. Никто ничего не просил привозить, заранее зная, что это бессмысленно, хотя в России цветёт пышным цветом капитализм, просили только поскорее возвращаться. Ты ослепительно улыбалась и соглашалась, и твоя французская причёска очень шла тебе.
    И сейчас, когда самолёт мягко бежал по посадочной полосе, ты вспоминала всё, чем ты жила здесь, в России, всех своих друзей и знакомых, прикрыв глаза. При твоей потрясающей памяти на лица это было нетрудно. А после ты достаёшь сумочку, из неё – зеркало. Ещё раз осмотрев себя, ты осталась удовлетворена и, надев на руки два кольца – с рубином и сапфиром, обернулась к окну. Бег самолёта по земле ты ещё не восприняла серьёзно, но когда он развернулся и остановился, ты почувствовала, что тебя с непреодолимой силой тянет ступить, наконец, на родную землю. И пока пассажиры, похватав свои сумки, теснились к выходу, ты не отрывала взгляда от окна, и только когда все вышли, ты лёгкой и стремительной походкой направилась к выходу. Остановившись у трапа, ты огляделась, налетевший ветер тут же подхватил и растрепал твои волосы, лёгкая накидка слетела с плеч. Если бы у трапа стояли твои знакомые, они бы стали наперебой предлагать тебе руку, чтобы помочь спуститься, но тебя никто не встречал.
    Итак, ты в России. Аэропорт показался тебе совсем маленьким, пока ты проезжала мимо в автобусе в здание для получения багажа. Когда в твоих руках вновь оказалась твоя неизменная небольшая и вместительная сумка с самым необходимым, что ты брала в дорогу, тобой овладел дикий восторг. Вылетев на улицу, ты вновь глотнула пьянящего воздуха, почувствовала ту безразличную суету, что царила вокруг и, стуча точёными каблуками по тротуару, отыскала свободное такси. Тебе стало интересно: заговоришь ли ты по-русски с американским акцентом? Оказалось, нет – это стало понятно, когда вы договаривались о плате за проезд (как предусмотрительно ты выменяла эти самые чаевые ещё в Америке!). Усевшись на переднее сиденье, ты оправила платье и звонко захлопнула дверь.
    Такси медленно тронулось с места и, разворачиваясь, исполнило крутой вираж, взвизгнув тормозами. Из открытого окна ты наблюдала за своим родным городом, который ты не видела довольно долго. С удовлетворением ты заметила, что он изменился к лучшему – улицы стали заметно чище и ярче, дороги – ровнее, но от этого не поубавилось их прелести. Солнце над городом стояло высоко и било в глаза так, что тебе пришлось надеть солнцезащитные очки. Шофёр удивлённо покосился на тебя, но ничего не сказал. Ты любовалась городом, ажурными мостами, сверкающей голубой рекой, сливавшейся с безоблачным горизонтом. Каждая улица вызывала у тебя какие-то ассоциации, воспоминания, вырывала из памяти конкретные ситуации, происшедшие с тобой здесь. Ты хорошо помнишь всё, чем ты жила десять лет назад, всех своих друзей, то, как ты боролась с судьбой, чего хотела достичь, о чём мечтала. Твои мечты уже стали реальностью, ты счастлива, тебе по-хорошему завидуют, но, как чаще всего бывает в таких случаях, всё же чего-то не хватает. Этот город по-прежнему много для тебя значит – здесь живут люди, которых ты любила, которые любят и помнят тебя….
    Машина остановилась у гостиницы «Санкт-Петербург», ты высадилась, оставив на сиденье плату за проезд, и прошла внутрь помещения. Через несколько минут ты открывала дверь своего номера-люкс. Вошла, кинула ключи на тумбочку у входа и заглянула в комнату. Это было нечто шикарное, но к роскоши ты уже привыкла. На полу – мягкий ковёр, вокруг – телевизор, светильники, красиво…. Входишь в другую комнату, она поменьше и уютнее – столик, диван, лампа. Ты включаешь повсюду свет, пускаешь в ванной воду и встаёшь в коридоре, любуясь на всё это. Потом же, удостоверившись, что всё исправно (ты успела стать требовательной), проходишь в комнату и бросаешься на ковёр. Смотришь в потолок, глядя на то, как небо отражается в зеркале люстры. Тебе это быстро надоедает, ты дотрагиваешься до своей сумочки, лежащей в стороне, и вынимаешь древнюю записную книжку. Тебе определённо нужно с кем-то поговорить. Ты стаскиваешь с тумбочки телефон, раскрываешь наугад книжку и натыкаешься на Настин телефон. Прижав плечом трубку к уху, ты одной рукой набираешь номер, а другой опираешься об пол. Слушаешь тишину, затем – длинные гудки, и до тебя не сразу доходит, что никого нет дома, но ты не спешишь трубку – ты очень любишь телефоны. Потом ты встаёшь, напевая, и включаешь телевизор. По одной программе какой-то жуткий фильм, по другой – новости, по третьей – настоечную таблицу. Ты пожимаешь плечами и смотришь фильм, уютно устроившись в кресле, но потом засыпаешь – всё же после долгой и утомительной дороги. Тебе снятся дальние страны, Статуя Свободы и Москва почему-то. В этом своём сне ты хотела прогуляться с кем-то незнакомым тебе по Млечному пути и заново начать перестройку перестройки, но, поскольку ты забываешь выключить телевизор, он будит тебя, и ты вспоминаешь, что пора бы и пообедать. Не найдя ничего лучшего, ты спускаешься вниз, в ресторан и, найдя свободный столик, устраиваешься в середине зала, на виду у всех, но в гордом одиночестве. На тебе – платье-миди сверкающего золотого цвета, в ушах – экзотические серьги. Ты сидишь и ждёшь, когда до тебя дойдёт очередь, и вспоминаешь какую-то детскую песенку. Об официантках этого валютного ресторана ты ничего особенного сказать не можешь, но одна из них вдруг привлекает твоё внимание и кажется тебе знакомой. Она в этот момент оборачивается, встретившись с тобою взглядом – и мы, и она мигом узнали друг друга. Эта милая девушка в накрахмаленном белоснежном переднике и изящной шапочке – Настя. Он подходит к тебе с удивлением и недоумением в глазах.
    - Это я, - убедительно и просто говоришь ты, и вы без лишних слов бросаетесь друг к другу в объятья.
    Она садится напротив тебя, предупредив, что пока работать не будет, и вы начинаете говорить обо всём.
    - Я только что приехала, звонила тебе – не было дома.
    - Разумеется, - отвечает она. – А ты великолепно выглядишь, и вообще ничуть не изменилась.
    - Мне было так скучно – представляешь, приезжаю, все незнакомые, поговорить не с кем….
    - Ещё бы не представить…. Ну, рассказывай, как там у тебя.
    - Конечно, Америка – это не Россия, сама понимаешь. Дом, машины…. Ну, это не так важно. А вот как ты?
    И она начинает рассказывать тебе, как оказалась здесь, что ей здесь очень нравится, много получает, и это её устраивает. У неё, как и у тебя, маленькая дочь, которая приносит семье много хлопот. Они втроём живут в небольшой двухкомнатной квартире, но зато в достатке. Её муж – предприниматель, поэтому в доме есть всё необходимое. Сама же Настя стала необычайно обаятельной и женственной, хотя в ней осталось чуть меньше жизнерадостности и оптимизма по сравнению с теми временами, когда вы дружили. Речь её плавная и медлительная.
    - Вот так и живём…. Жаловаться не на что. Зато я прекрасно помню, как мы мечтали уехать в Америку, но тебе повезло больше, - немного помолчав, она добавляет с блеском в глазах: - Слушай, так ты расскажи поподробнее, как ты с ним познакомилась.
    И ты в который раз пересказываешь свою романтическую историю любви, задумчиво глядя куда-то в даль.
    - Я так и думала, что с тобой случится что-нибудь подобное. Ты наверняка и сама это знала.
    - Ничего я не знала, - хитро улыбаешься ты. – А ты не встречала кого-нибудь из наших?
    - А как же: Лена теперь стала такая серьёзная, деловая. Она работает в конторе и, кстати, недавно выиграла престижный конкурс.
    - «Деловая женщина»?
    - Вот-вот. Ну, ладно, а вот ты помнишь….
    И начались бесконечные воспоминания о светлых годах детства. Вы вместе едете с метро, она где-то теряет свой русский национальный платок, а ты его находишь. Потом вспоминаете, как кружили голову одному сверхсерьёзному мальчику, а он отвернулся и упорно не хотел на вас смотреть. Однажды вы стояли на балконе и махали прохожим, и вас заинтересовал грустный усатый мент; были случаи, что вы убегали из дома и, закрывая двери парадной, уходили куда-то в темноту. Вы разговаривали, вспоминая и перебивая друг друга, все вокруг пялились на вас, но вы никого не замечали.
    - Где ты живёшь-то?
    - В Лос-Анджелесе, в пригороде.
    - Пригласишь в гости?
    - Приезжай.
    - В магазинах-то наверняка всё есть.
    - Конечно.
    - А Статую Свободы видела?
    - Ну, а как же. На кого-то она очень похожа…. А, вот на того типа, если бы на него надеть корону и факел дать в руки.
    Вы смеётесь совершенно по-детски, забыв обо всём совершенно, хотя о мечтах своих не вспоминаете: не все же могут получить то, что хотят.
    - А у вас тут как, без изменений? – спрашиваешь ты, глядя в открытое окно, из которого открывался прекрасный вид на реку в лучах солнца.
    - Какие у нас могут быть изменения? Вроде бы всё по-прежнему…. Ты совсем не похожа на иностранку. Может, приедешь сюда насовсем, а?
    - Непременно бы приехала, а дом как же?
    - Без тебя как-то даже скучно было.
    - Неужели?
    - Да-да.
    - Ты думаешь, я сразу привыкла к заграничной жизни? Ничего подобного – до сих пор привыкаю.
    - Везёт тебе.
    - Тебе, в общем-то, тоже нечего терять. Вы же можете, на худой конец, приватизировать если не ресторан, то какой-нибудь магазинчик….
    - Было бы неплохо, конечно, да всё никак не собраться.
    Потом она спохватывается, говорит, что надо работать, что вы ещё встретитесь, и вы, оторвавшись от воспоминаний и былых грёз, прощаетесь за руку.
    Ты выходишь из гостиницы, и уже знаешь, куда поедешь дальше. По дано испытанному маршруту ты едешь в центр города, где нагромождение старых домов и дворов-колодцев. В таком дворе ты и оказываешься, поднимаешь голову и смотришь на знакомое окно – там всё те же белые тюлевые занавесочки и цветочки, но кроме них ты ничего не можешь разглядеть. Тем не менее, какое-то чутьё подсказывает тебе, что твоя давняя подруга дома. Ты углубляешься в недра дома, поднимаешься по тонким ступеням лестницы, глядя на тёмные и холодные стены, подходишь к двери и прислушиваешься. Всё за дверью внешне – без движения. Тогда ты нажимаешь кнопку звонка, который немедленно издаёт краткий и резкий звук, и она тут же открывает тебе – ты отчего-то подумала, что она ждала кого-то и не отходила от двери, и несколько секунд спустя ты понимаешь, что это так. Она появляется из-за двери, недоумённый взгляд – и она узнаёт тебя. В свою очередь ты замечаешь, что глаза её необыкновенно печальные и тоскливые. Она берёт тебя за руку и проводит в свою кухню, небольшую и уютную. Вы сидите друг против друга, поэтому тебе не удаётся избежать её взгляда, подобного рассеянному свету. Разговор начинается неожиданно.
    - Когда ты приехала? – спрашивает она.
    - Сегодня, и сразу к тебе.
    Она заметно оживляется и начинает задавать тебе подряд несколько бессвязных и простых вопросов о твоей жизни. Потом она вдруг встаёт.
    - Ты, вероятно, хочешь знать, чем живу я. Вот в этом – вся моя жизнь.
    Ты переводишь глаза, следя за её рукой, на шкаф, а там – радио. Она добавляет:
    - Не люблю, когда оно молчит. И ещё я живу телефоном.
    Она вновь садится напротив тебя и предлагает:
    - Ты не хочешь на время остаться у меня?
    Тебе вдруг становится страшно. И боишься ты всего, что здесь видишь, и только сама она неуловимо притягивает к себе.
    - Я бы с удовольствием, но….
    - Понимаю.
    - У тебя нечасто бывают друзья?
    - Почему же, довольно часто. В общем, мне весело, особенно когда много народа.
    Газовый свет отражается в окне, которое становится прозрачным. Оно выходит на остановку троллейбуса.
    - А чем живёшь ты теперь?
    - Любовью, - невольно вырывается у тебя.
    Три часа спустя ты вновь в этом дворе. Снова смотришь на окно и уходишь. Ты помнишь почти дословно ваш разговор. Под конец вы совсем развеселились, и от её былой грусти не осталось и следа. Ты рассказывала ей, как вы с мужем совершали поход по русским магазинам, и как с ним чуть не приключился удар, а ты ему в «Берёзке» купила меховую шапку. Он осмотрел её со всех сторон и сказал, что, видимо, то животное, из которого шапка, плохо кормили, причём сказал он это на чистейшем русском языке. Вы посмеялись, а потом ты вспомнила, как твоя дочь хотела прокатиться на крейсере «Аврора», почему-то решив, что это – такая лошадь. После она спрашивает тебя о том, как ты в первый раз приехала в Америку. Ты вспоминаешь, что это было здорово – лететь туда на русском самолёте. Неплохо было в чужой стране прокатиться на своей собственной машине и войти в настоящий американский дом. Конечно, сначала ото всей этой роскоши поначалу было не по себе, но больше тебя доставал английский язык, причём он доставал тебя везде и всюду. Это было только сначала, потом же ты привыкла и стала говорить на этом языке почти так же хорошо, как и твой муж.
    По радио раздаётся бодрая музыка, и вы уходите в комнату. Там мирно сидит на кресле её кошка, на полу валяется чей-то галстук и наушники. Вы ставите на пол магнитофон и начинаете танцевать вокруг него прямо на ковре. Ты показываешь ей новомодный американский танец, а потом вы расстаётесь, поскольку к ней приходят гости.
    Итак, ты оказываешься на улице и думаешь, кого бы ещё из бывших знакомых услышать или навестить. У первой же телефонной будки ты вдруг вспоминаешь обо мне неизвестно, почему и к чему вообще. Недолго думая, берёшь трубку, опускаешь монету и звонишь. После секунды ожидания ты попадаешь туда, куда надо, и приятный мужской голос отвечает, что меня нет дома. Ты, конечно, интересуешься, где меня можно найти, и получаешь ответ, что я тусуюсь в рок-клубе. Ты кладёшь трубку и задумываешься – тебе не очень-то улыбается увидеть сорокалетнего Кинчева и БГ, которому уже под шестьдесят. Но любопытство побеждает, ты ловишь такси и едешь туда через Невский. Ты вновь видишь знакомые дома, кинотеатры, мосты и проезды, реку, наконец, доезжаешь до Рубинштейна, сунув водителю трёшник, ты вступаешь во двор, машинально читаешь на исписанных стенах знакомые и незнакомые имена и, пообитав немного в предбаннике, влетаешь в здание, ничуть не испытывая смущения по поводу своего мажорского вида. Ты останавливаешь первого попавшегося типа, спешащего куда-то, и он даёт тебе справку, где меня искать. Потом входишь в какое-то небольшое помещение и видишь, что я сижу перед усилителем и что-то там подкручиваю, беспрестанно поминая собаку. Ты встаёшь у дверей и наблюдаешь, пока я не оглядываюсь. Я встаю, смотрю на тебя и узнаю. После бурных приветствий ты глядишь на меня, словно ожидая объяснений.
    - Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть. Как ты нашла-то меня?
    - Тебе домой звонила…. Кто подходил-то?
    - Да, это так….
    - Слушай, мне интересно знать, кем ты работаешь?
    - Я и сама толком не знаю. Вообще-то, пишу рецензии на альбомы, настраиваю инструменты….
    - Играешь где-нибудь?
    - Ну, да – уже пять лет.
    - И как?
    - Ничего, нормально. Буду в Америке – зайду в гости.
    - Обязательно. Что ещё нового?
    - В моём активе – одна режиссёрская работа.
    - В честь чего?
    - Такой огромный спектакль по рок-песням наших любимых групп.
    - Это должно быть интересно.
    - Может быть, может быть.
    - Слушай, когда я уезжала, ты была совсем не такая – чересчур скрытная и серьёзная.
    - Зато задолго до того я и была такой, как сейчас. Стать такой, какой ты меня знала, вынудили обстоятельства.
    - Я и не предполагала….
    - Просто в жизни мне довелось совершить много ошибок, и что же в этом хорошего? Болтаешься с кем-нибудь, а завтра этот кто-то тебя и предаст.
    - А здесь что?
    - Здесь – удобно. И жить, и работать, и вообще существовать. А что жизнь короче – даже лучше.
    - Так ты что, так и не вышла замуж?
    - Нет, у меня здесь друзья, но искусством не предусмотрено разделение чувств между собой и кем-то ещё.
    - И никого не любить?
    - Трудно сказать, любила ли я, - я бросаю на тебя хитроватый взгляд. – Но меня когда-то любили. Впрочем, не в этом дело. Мне двадцать шесть, и нет времени для сентиментальностей…. Не устала от моих россказней?
    - Нет. Сегодня я слишком много рассказывала об Америке, теперь хочу послушать тебя.
    - Знаешь, мне всегда нравилась твоя квартира. С детства какое-то чутьё на атмосферы – скажем, вхожу в квартиру и определяю, можно ли здесь чувствовать себя легко или нет, причём как-то совершенно подсознательно.
    - Ну, и как?
    - Так вот: у тебя именно такая квартира, и я всю жизнь тебе по-хорошему завидовала. И ещё кухня большая, а у меня любовь к кухням….
    - И у меня…. Как здорово у нас жизнь устроилась: ты играешь, я снимаюсь в кино….
    - Снимаешься в кино?
    - Ага.
    Ты немного рассказываешь о семейном положении и Голливуде, потом спрашиваешь:
    - Сбылась твоя мечта?
    - В общем-то, да. По крайней мере, сегодня в буфете пила чай с БГ.
    - Постарел?
    - Да, знаешь, это и не заметно. Мы спорили о вечности.
    - Как?
    - Очень просто: он верит в Бога, я верю в вечность. Душа, измерения – этого нет, ведь душа и тело неразделимы, а смерть – это иллюзия.
    - Почему ты так решила?
    - У меня такая особенность – видеть людей живыми после смерти…. Ну, ладно, это ничего не меняет. Так вот, БГ по-прежнему философ, но конец рок-н-ролла он уже не предсказывает.
    - А Кинчев?
    - Похоже. Он мне не доверяет – во всяком случае, на брудершафт не пили.
    - Да, меня интересует, играешь ли ты свою «Девочку»?
    - Непременно. Она даже пользуется успехом.
    - Вот тебе!
    - Я никогда до сих пор не верила в успех своих творений. Чем дальше, тем труднее писать новые песни. Вот помнишь наш дуэт в шестнадцать лет?
    - Ещё бы не помнить.
    - Ты ещё толкала речи про любовь, а она ведь у тебя самая романтичная получилась.
    - Р-романтика, - изрекаешь ты. – А кстати, ты тогда меня ужасно доставала своими манерами.
    - Я догадывалась.
    - А что ты думала обо мне?
    - Что? Дай подумать…. С тобой легко говорить, это – одно из твоих достоинств.
    - И всё?
    - Да у нас биополя постоянно сталкивались…. Мы ведь все имеем два лица – одно дома, другое – повсюду.
    И вдруг посреди нашего разговора в дверь втискивается Глеб Гребенщиков и предлагает подвезти нас до дома. Я немедленно приглашаю тебя к себе, ты, разумеется, соглашаешься.
    Во дворе рок-клуба мы разминулись с Кинчевым, ты ловишь его настороженный взгляд исподлобья. Подняв воротник плаща, он быстро и неслышно прошёл мимо. «Как демон», - невольно думаешь ты.
    В машине Глеб интересуется, кто ты, а ты в свою очередь отвечаешь на чистейшем английском, что ты из Америки и очень рада его видеть, произведя благоприятное впечатление. А я совершенно серьёзно добавляю, что ты – хозяйка американского салона.
    Автомобиль довольно быстро доезжает до моего дома, мы высаживаемся, машем рукой сыну великого БГ, который сигналит нам в ответ, и подходим к подъезду. Стены дома исписаны вдоль и поперёк и изрядно обшарпаны, но это всё – довольно привычно для меня, ты же успела отвыкнуть от этого. В парадной выбита лампочка, и мы вписываемся в загадочную темноту лестницы моего дома.
    Мы поднимаемся по лестнице, я извлекаю из кармана ключ и открываю дверь. Из комнаты, мягко ступая, выбежала лохматая чёрная псина и ткнулась мордой тебе в руку. Ты немедленно гладишь её, и она так же стремительно и неслышно убегает.
    Я прохожу в комнату за ней.
    - Есть кто-нибудь? – оборачиваюсь к тебе. – Заходи.
    Первое, что привлекает твоё внимание – стенка перед телефоном, которая расписана вдоль и поперёк телефонами и автографами тех, кто их писал. Подойдя ближе, ты с интересом читаешь.
    - У тебя здесь бывает много друзей?
    - Ну, да, так что от одиночества не страдаю.
    - А что же телефоны на стене, а не в записной книжке?
    - Это вы можете позволить себе такую роскошь, но так гораздо удобнее – подходишь, читаешь и звонишь, чуда надо.
    - Да, весьма удобно…. Тебя не раздражает мой мажорский вид? – с интересом спрашиваешь ты, оглядываясь по сторонам.
    - Ничуть. Я когда-то тоже мечтала об Америке, но тебе с этим повезло больше.
    - Не в этом дело. Иногда мне кажется, что я бы всё отдала за то, чтобы жить так, как жила раньше, именно здесь, в России. Так что ещё неизвестно, кому повезло…. У тебя уютно.
    - Возможно.
    У стены стоит моя гитара фирмы «Gibson». Ты наклоняешься и проводишь по её струнам.
    - Ничего себе! Десять лет назад мы и мечтать не могли о такой.
    Потом ты выражаешь желание послушать мою музыку. Я ставлю на пол магнитофон с кассетой, мы перемещаемся туда же и слушаем минут десять. Мне это жутко надоедает, о чём я и говорю тебе.
    - Конечно, ты-то привыкла, а, по-моему – неплохо.
    Но я всё же выключаю и вставлю запись нашей любимой группы. Уже темнеет, а мы сидим на полу и слушаем. Потом в другой комнате звонит телефон, и я ухожу. Звонит мой знакомый, недавно записавший свой очередной альбом и ждущий от меня отклика. Я говорю, что мне некогда и скажу ему всё, что думаю, завтра. Он любезно соглашается и уплывает куда-то в пустоту, оставляя после себя длинные гудки в телефонной трубке.
    Я возвращаюсь к себе, а на тебя тем временем находят ностальгические думы. Над диваном висит картина, изображающая ангела, как две капли воды похожего на тебя, ты смотришь на него, как в зеркало. Плёнка кончилась, и мы, не сговариваясь, встаём и идём на кухню. Там мы по радостному случаю пьём шампанское под звуки на всю катушку включённого радио. Потом же – переходим на чай, не переставая веселиться. Ты ужасно хочешь остаться у меня ночевать и ещё немного побыть в нормальной квартире, а не в роскошном отеле, где ужасно скучно. Возможно, я чувствую это и предлагаю тебе остаться, тем более, что шампанское ещё не допито. Вдруг снова звонит телефон – это мне нужно ехать играть внеплановый концерт завтра с утра. Когда я возвращаюсь, ты почему-то спрашиваешь:
    - Ты будешь помнить меня через… ну, скажем, через двадцать лет?
    - Конечно.
    - Не забудешь?
    - Нет.
    Ты говоришь, что это просто прекрасно, когда не забывают. А за стеной начинают орать соседи. Мы не обращаем внимания и продолжаем пить чай. Уже порядочно стемнело, и за окном видны длинные светящиеся дороги фонарей и серые стены домов на фоне тёмных качающихся веток деревьев. Где-то шумит проходящая мимо электричка, и снова всё стихает. Потом мы уходим в комнату, и я вновь подхожу к телефону, набираю чей-то номер. Ты слышишь, что я отвечаю неизвестному тебе собеседнику только «да» или «нет», улавливаешь тембр его голоса и интонацию, потом неслышно проходишь в другую комнату и укладываешься спать. На ковре, положив лохматую голову на лапы, дремлет моя собака, ты различаешь даже её дыхание. Ты осторожно гладишь её и опускаешься на диван, твёрдо решив, что не будешь спать. Ты вдруг разом забыла то, о чём упорно вспоминала сегодняшним утром, тебе не хотелось знать, что будет завтра. Тебе нет смысла искать смысл жизни, потому что он – во всём твоём существовании, и сегодня, и завтра он будет с тобой, ты знаешь это и улыбаешься, смотря в темноту.
    Ты всё же засыпаешь, и тебе снятся сны из твоих прошлых будней. Твой мир заключается в одной-единственной комнате, и тебя он устраивает. Но существует и другой мир, тот, что за пределами твоего дома, и тебя он устраивает тоже. Твоя маленькая сестра с недоумением порой бросает взгляд на стены твоей комнаты, с которой на неё смотрят жёсткие глаза непонятных ей людей, примерно так же – на твоих знакомых, вступающих в твой мир по-разному – кто с вызовом, кто с пафосом, а кто и с тайной. Для тебя нет цельного гармоничного мира – для тебя он – с частицей себя, с частицей каждого, поэтому этот мир не станет единым. А может, нет мира, а есть война….
    Ты бросаешь вызов дому, потому что он хранит твои сны. Ты не понимаешь, почему никто не знает, о чём ты думаешь в действительности. Ты ещё не знаешь, что такое любовь, потому что не пускаешь её в свою душу. Тебе надоедает быть не собой. Ты не можешь убежать из своего мира, просто открыв окно – слишком высоко. Но зато ты можешь закрыть свою дверь, сбежать по лестнице вниз, прислушиваясь к ритму сердца, и приходить к кому угодно, в любое время. Но порой и выбирать-то не приходится.
    Тебе некогда думать о том, что сейчас ценится, поэтому ты ждёшь. Ждёшь – отчасти светлого будущего, а может, своего звёздного часа, который упускают  или уже упустили знакомые тебе люди и порой на твоих глазах. Тебе хочется просто жить, не контролируя свои мысли и не оглядываясь назад, потому что это – бессмысленно.
    Посреди этой пустоты сна мелькают Россия, Америка, лица дорогих тебе людей, и всё вновь исчезает в пустоте. Ты вздрагиваешь и просыпаешься, тихо подходишь к двери и приоткрываешь её. Я не сплю, только не кладу телефонную трубку и жгу лампу. Ты возвращаешься в комнату и долго смотришь в окно, где на светлеющем небе гаснут последние звёзды.
    Ты вдруг где-то в глубине души намечаешь сценарий того фильма, в котором ты бы сыграла главную роль. Этот фильм – твоя жизнь. По возвращении в Америку ты непременно подкинешь идею такого фильма.
    За окном медленно приближается рассвет. Солнце медленно встаёт и стреляет лучом тебе в глаза. Проходит время….
    Я заканчиваю трепаться по телефону и захожу в комнату. Ты всё стоишь у окна, потом оборачиваешься.
    - Всё к чёрту, - изрекаю я. – Идём гулять!
    И мы идём встречать рассвет, покидая мою обычную питерскую квартиру. Нет ничего лучше, чем прогулка перед рассветом, когда кончается ночь. А в голове – уже дважды неоромантика. В подъезде, как всегда, распахнуты двери – кем и для кого?
    Мы очень хорошо понимаем, что нет ничего лучше прогулки ночью, не там, в Америке, а здесь, в России, хотя здесь порою ночи бывают белые. Дело не в этом – дело в счастье, которое для каждого разное, для кого – более простое, для кого-то – пообъёмистее. Хотя и это – суета….
    Всё-таки не важно, где и каким воздухом дышать, в каком городе ложиться спать и где просыпаться, но, может быть, когда-нибудь после ты будешь вспоминать те счастливые годы (дни? часы? минуты?), когда всё было просто потому, что будущее ещё не наступило. Но оно непременно наступит. В светлой ночи - преддверье рассвета тёмным вырисовывается твой силуэт. Тебя скрывают улицы города, тебя вывозит на люди транспорт, тебя замечают в толпе…. Так будет всегда.

                15.02.91