Рассказы о сталине

(Из воспоминаний В.А.Гарныка)

Виктор Антонович Гарнык – личность легендарная и требует более подробного описания.Здесь я кратко дам его биографию. Был он генерал-директором железнодорожных войск . Боевые и трудовые награды занимали правую и левую половины парадного мундира от генеральских погон до пояса. До войны командовал дорогами в Белоруссии, а с её началом сделал его Лазарь Моисеевич Каганович-"железный" нарком-своим заместителем под №2. Долгие годы Гарнык с Кагановичем не расставался. До самой своей смерти дружил  с ним крепко.
Входил Гарнык в сталинское сопровождение. Как известно, вождь летать не любил. Передвигался только по рельсам. Гарнык ему нравился гвардейским ростом и могучим телосложением. Любил он видеть рядом, в пути, Виктора Антоновича...Умрёт Сталин, карьера Гарныка пойдёт на убыль. Завершит он её директором Таллиннского электротехнического завода имени М.И.Калинина. Там я с ним и познакомился. Отношения у нас были разные: то тепло, то холодно. В "теплые" периоды любил мой директор вспоминать былое. О Сталине рассказывал охотней всего, с любовью вспоминал вождя, с уважением, напирая на его особую мудрость, дальновидность и справедливость. Но против воли самого рассказчика выглядели эти истории, скажем так "смешновато-страшновато". Ну что поделать-это История, а её,как известно можно "подправить", но нельзя изменить. Впрочем, судите сами...

1.Первая установка на соцреализм

Этот случай с "железкой" и сопровождающей службой Гарныка не связан. Рассказал его нашему директору известный драматург Николай Погодин. Погодин и Гарнык земляками были. Оба из Конаково, Московской области.
   Первым исполнителем роли Ленина на театре был Борис Щукин в пьесе Погодина "Человек с ружьем". Фильм по этой пьесе случился потом, да и все знаменитые "щуко-ленинские" картины Михаила Ромма-тоже. Премьеру устроили, как раз,после убийства Кирова. Обстановка была нервной. Вся страна искала врагов и находила их благополучно. Для страховки пригласили на генеральную репетицию вдову Ильича. Щукин играл её покойного супруга блестяще, но Крупской спектакль категорически не понравился, даже возмутил крайне и разгневал. Сказала она, что пьеса плохая, чуть ли не вредная, что Ленин был совсем не такой, а каким был не стала распространяться. Ушла, хлопнув дверью.  Щукин был убит совершенно. Категорически от этой, крайне выигрышной роли, отказался. Спектакль надо снимать. Слух о разразившемся скандале дошёл до вождя, и он попросил сделать для него ещё одну генеральную репетицию.
   Сталин любил не только железную дорогу, но и к театру-кино относился нежно. Пришел, сел в средину партера, окружённый свитой. Больше в зале никого не было. Щукин играл как говорится на грани возможного. В антрактах – зловещее молчание. Но все-финал. Опустился занавес. За шумом тяжёлой ткани – пауза, наполненная, нет, не страхом, - ужасом. И тут одинокие, сухие аплодисменты вождя. Ну и свита сразу стала стараться. Как удавку сняли с шеи наших деятелей театральных.
Щукин подбежал к  вождю, бормотать стал растеряно:
 -Как же так, товарищ Сталин, а Надежда Константиновна говорит, что не похож Ленин, не так играю.
На бормотание это вождь отреагировал замечательной фразой:
 -ТАК, КАК ЗНАЛА ЛЕНИНА КРУПСКАЯ,ЗНАЛ ЕГО ОДИН ЧЕЛОВЕК – САМА КРУПСКАЯ. ЧУТЬ ХУЖЕ ЗНАЛИ ЕГО ДРУГИЕ ЛЮДИ: СОТНЯ, ПУСТЬ ТЫСЯЧА ЧЕЛОВЕК. Я ВХОДИЛ В ИХ ЧИСЛО. НО ТАК, КАК ВЫ СЫГРАЛИ ЛЕНИНА, ТОВАРИЩ ЩУКИН, ДОЛЖНЫ ЕГО ЗНАТЬ МИЛЛИОНЫ. ВЫ ХОРОШО СЫГРАЛИ ЛЕНИНА, ТОВАРИЩ ЩУКИН.

Ну, что тут скажешь. Цинизм беспредельный. Людям вредно знать, каким был Ильич на самом деле. Массы следует кормить ложью и мифом. Всё так, но я, услышав эту историю, задумался: а хорошо ли будет, если сторонние люди будут знать меня также, как знает моя жена?..То-То! Вот в чём сила соцреализма, в характере людском, в психологии нашей.

2.Сталин и народ

Как только Крым освободили от фашистов, вождь народов стал ездить туда на отдых. Его резиденция была в Ливадии, в Воронцовском дворце. Отдыхал он там, как правило, в декабре и таким образом, чтобы его день рождения -21-го декабря-выпадал на дорогу. Сталин не любил, когда его поздравляли. А в дороге особо не развернёшься торжествами.
Литерный поезд Сталина останавливался на перроне Харьковского вокзала в 7 часов вечера, 21 декабря. Сталин выходил из вагона, гулял по перрону минут двадцать и, когда поезд трогался, он приглашал в свой вагон особо приближенных сопровождающих, естественно и Гарныка, и до утра они "гудели" в небольшой компании. Неприглашение-означало, в лучше случае, "опалу".
И вот что рассказал однажды мой директор. Пришёл поезд в Харьков. На перроне, конечно, пусто. Однако, наверху, на железнодорожном мосту-переходе, люди стоят и руками машут. Естественно, народ проверенный и под наблюдением. Вышел Сталин из вагона. За ним несколько сопровождающих метрах так в пяти позади. Идут, снежком поскрипывают, ни о чем плохом не подозревают. И вдруг Сталин резко поворачивается, и наш генерал-директор в соответствии с законом инерции-масса то большая-оказывается с ним нос к носу. Вождь тычет большим пальцем через плечо в сторону моста:
  -Кто такие?
  -Народ, товарищ Сталин, - растеряно отвечает Гарнык.
  -А что там делает народ?
  -Приветствует Вас, товарищ Сталин.
  -А почему здесь, на перроне, нет народа?
И тогда Гарнык в затмении возьми и брякни:
  -Э-Э-Э..., так охраняем вас, товарищ Сталин.
Сталин приблизился вплотную к нашему великану и негромко, но с нажимом спросил:
  -ОТ КОГО ВЫ МЕНЯ ОХРАНЯЕТЕ, ОТ НАРОДА? – повернулся резко и в вагон.
Отошёл поезд. Скоро всех, по ритуалу, приглашают на торжество, а моего  директора обходят. Неважно себя почувствовал директор, еле Москвы дождался и прямиком рано утром к Кагановичу. Все как на духу ему изложил. Каганович, как известно, мужик был невыдержанный, нервный. Для начала он обматерил Гарныка крепко, затем успокоился и объяснил своему простодушному заместителю, что нельзя Сталину говорить о том, что его охраняют. Он и так в курсе. И не дай Бог, если охраны этой не будет, но говорить ему об этом нельзя.
  -Значит так,- сказал Каганович, - Вечером политбюро.  Поговорю с ним о тебе.
Вернулся поздно ночью. Первым делом вызвал Гарныка. Взглянул сурово, потом улыбнулся:
  -Ладно, работай спокойно. Любит тебя товарищ Сталин, простил! Только велел передать, что его от народа охранять не надо.

Что кино, театр? И в жизни все должно было быть в жанре соцреализма. В этом была особая гармония культа. Всеобщей была дисциплина. Не только художники должны были врать нещадно, но и сама действительность вытягивалась во весь фрунт перед вождём. Весь СССР становился "потёмкинской деревней": одним раскрашенным фасадом, в конце концов, пьесой из театра абсурда. Обломки этой бутафории и по сей день не может прибрать многострадальная Россия.

3.Cколько водки положено на солдатскую душу.

Эту историю Гарнык рассказал мне после "коллективного" просмотра эпопеи Ю. Озерова "Освобождение". Во время сеанса он прослезился от исполнения Бухути Закариадзе роли Сталина, отметив "точное попадание в роль":
  -Вот Сталин был точно такой! Вот так он двигался, вот  так говорил!- тыкал директор меня в бок -а вот Жуков был не такой.
Впрочем это не помешало ему расточать комплименты по поводу блестяще сыгранной роли Жукова  Михаилу Ульянову, когда тот посетил наше предприятие.  Что вы хотите – соцреализм, плюс директор любил актера. Впрочем, в последнем я с ним до сих пор солидарен.
Где-то в 1944 был Гарнык членом Военного Совета фронта, кажется 2-го Беларусского, под командованием Г.К.Жукова. Отвечал он за перевозки. Жукова мой директор знал хорошо, уважал безмерно, в отличие от Брежнева, к которому он относился скептически и втайне его недолюбливал за откровенную жадность к незаслуженным боевым наградам.
Итак, готовилась крупная фронтовая операция. Жуков выехал в Москву утверждать её у Верховного:
  -Сколько у вас резервов на стыках армий? –спросил Сталин
  -По две дивизии, товарищ Сталин,-отвечает Жуков.
  -Мало, для такой операции нужно удвоить. Поставьте корпус.
С Верховным спорить сложно. Жуков возвращается расстроенный,- необходима перегруппировка и, как понятно, втайне от вражеской разведки. Всё это требует сил и времени. Операция задерживается на несколько дней.
Во второй раз отбывает Жуков в Ставку Верховного Главнокомандующего и возвращается ещё более раздраженный и злой.
 -Сколько боеприпасов заготовлено для артподготовки?
 -По десять боекомплектов...
 -Мало, надо удвоить.
Опять задержка.
В третий раз отправляется Жуков к Сталину и возвращается несолоно хлебавши. Матерится жутко. Не утвердил Верховный и на этот раз план операции. Причина в том:
 -Сколько водки  запланировано на одного солдата?- поинтересовался Сталин
 -Как положено,-отвечает Жуков,-наркомовские сто грамм.
 -Мало, для такой операции нужно удвоить.
Пришлось Микояну доставать дополнительные цистерны спирта, а Гарныку организовать их подвозку. Не так просто напоить целый фронт. На пять дней пришлось задержать операцию.
Ну вот!.. А вы говорите, что главное в военном деле это стратегия с тактикой. Впрочем, скажите, спирт на  войне относится к стратегии или тактике?!

4. Кто позволил расходовать государственные резервы?!

В любой стране на случай войны, стихийных бедствий или других форс-мажорных обстоятельств имеются государственные резервы продовольствия, топлива ... Были эти самые резервы и в стране большевиков. Хранились они на общих складах, но расходовать их можно было только с разрешения Совнаркома, а на самом деле лично Сталина.
Гарнык был тогда 2-м замом наркома путей сообщения. А в первых ходил некто Арутюнов, ставленник Берия. Лаврентий Павлович и Лазарь Моисеевич, как известно, друг друга, мягко говоря, недолюбливали. Сталина это устраивало, он никого из них не выделял, короче действовал по известному принципу- «разделяй и властвуй». Единственное что мог сделать Берия – приставить к Кагановичу первым замом своего человечка. Кагановичу прекрасно было известно, кто есть кто. И первого зама своего он называл не иначе, как «этот»:
- Позовите «этого». Где тут «этот»? Совещание будет у «этого».
Так вот, получилось как-то, что отсутствовал Каганович, а готовилась на фронте крупная операция. Нужен был уголь, чтобы доставить действующей армии вооружение и припасы. А угля не было, израсходовали уголёк. Время поджимает.Нужно было принять оперативное решение по расходованию резервов топлива. «Этот» на себя такую ответственность брать не стал. Пришёл начальник топливного главка по фамилии, кажется, Чикунов и говорит, что уголь нужен позарез фронту. И только на него, Гарныка, надежда. Ну, дело святое, и второй зам принимает героическое решение, всю ответственность возлагает на себя и даёт приказ расходовать государственные резервы.
Уголёк идёт. Дымят паровозы, везут к фронту всё необходимое, но в коридорах власти своя жизнь даже в войну, свои «подсидки», свои интриги. Арутюнов стучит своему тайному шефу. Берия собирает коллегию НКВД, приглашает туда Гарныка, начальника главка топливного хозяйства для отчёта о нарушении закона по госрезервам.
Многие с таких коллегий попадали прямо под расстрел. Но тут, к счастью вернулся Каганович. Гарнык к нему. Все рассказал. И Лазарь Моисеевич решил ехать к Берия со своим замом. Пришли. Увидел Лаврентий Кагановича. Удивился.
 -Ты,- говорит,- человек занятый. Здесь всё ясно. Зря от дел оторвался.
 -Почему?- отвечает Каганович.- Решается судьба моих подчинённых. Имею я право присутствовать.
Деваться некуда. Всё-таки, член Политбюро.
Начинается заседание.
 -Кто дал право некоторым людям использовать государственные резервы? – интересуется Берия. Длительная пауза.
 -Я спрашиваю, кто позволил сделать это без разрешения Совнаркома?
Начальник главка стал объяснять, оправдываться. Тут поднялся Гарнык и заявил, что он дал разрешение, и как лицо вышестоящее взял вину на себя. Их терпеливо выслушали. Затем Берия подвёл черту:
 -Думаю, товарищи, всё ясно. Это самоуправство, дело нужно передать в Трибунал и пусть он их судит по законам военного времени.
Тут пришёл черёд Кагановича вмешаться.
 -Лаврентий, - сказал он.- Вопрос серьёзный, стратегический – надо решать его на Политбюро.
Берия понял, что без Сталина тут не обойтись, и неохотно согласился.
Через сутки приглашают Гарныка на ковёр к вождю. Начальника главка к Сталину не пускают. Он сидит в приёмной Поскрёбышева. Зашел наш генерал-директор – в кабинете обычная компания: Ворошилов, Калинин, Молотов, ну и, конечно, Берия с Кагановичем. Сталин долго задумчиво бродил по кабинету, папиросу «Герцоговина Флор» разламывал, трубку набивал...Вобщем, как в кино. Потом подошёл к Гарныку, ткнул мундштуком трубки в  живот, повернулся к Берия:
 -Слушай, Лаврентий, а ведь он не такой толстый. Не мог же он съесть весь этот уголь. Может быть, он, действительно, пустил его на дело? Как ты думаешь, может быть мы простим его на первый раз?
И далее повернувшись к Гарныку:
 -А тебе зачем такие неприятности? В следующий раз звони товарищу Сталину. Он тебе что-нибудь посоветует. Иди, работай.
Гарнык выходит из кабинета. Начальник главка Чикунов ждёт его, бледный, как покойник.  По дороге в Наркомат Гарнык вкратце передал слова Хозяина. Долго говорить нету мочи. Возвращаются на работу, заходят вкабинет Гарныка. Он достаёт из шкафа граненый стакан, наливает доверху спирт и подаёт его Чикунову:
 -Пей!
Тот, без передышки, не поморщившись, спирт выпил и говорит:
 -Спасибо за водичку, Виктор Антонович! Как раз во-время. А то горло пересохло.
 -Какая вода, Чикунов?-заорал Гарнык. –Ты чистый спирт выпил!
Надо сказать, что этот начальник главка был абсолютным трезвенником: ни до, ни после этого случая спиртное не употреблял.