Птичка

Я увидел Её сразу. Сразу, как бросил взгляд на танцпол. Масса народа, но я видел только Её. Лёгкие, плавные движения, словно птица, влетевшая в хаос человеческих тел. Я Её видел, я Её хотел. Я не торопился, охотник умеет ждать. Я наблюдал, анализировал. Она танцевала, возвращалась за столик, была эмоциональна, опять уходила танцевать. Надолго. Она любит танцевать. Я видел, как Она бесстыдно отдавалась у всех на глазах. Отдавалась танцу.
Мы столкнулись случайно, когда Она шла в дамскую комнату. Случайно. Я умею создавать случайности. Я сострил. Что-то сострил. Она улыбнулась, окинула взглядом. Любопытным, но не оценивающим. Так мне показалось, может и не так. Точно лишь то, что с этого момента я не могу говорить, что дальше был в чём-то уверен точно. Об этом эта история.
Итак, Она улыбнулась. Улыбнулась каким-то своим мыслям. Я не мог сказать точно каким: то ли думала и оценивала меня с усмешкой, то ли улыбалась шутке. Мы познакомились. Стремительно. Она сказала, как Её зовут, я назвал своё имя. Она попросила подождать Её за Её же столиком и продолжила путь в дамскую комнату. Она была уверена, что я знаю где Её столик. Значит, Она знала, что «столкновение» не было случайным. Я чертыхнулся и отметил про себя: «1:0». Проницательная птичка, может не стоит связываться? Убалтывать придётся такую проницательную долго, может всё же заняться вариантами полегче? Думал я, наверное, долго. Она вернулась, стукнула меня по плечу, рассмеялась и потащила к своему столику. Горячая рука. Горячая вся Она. Я хочу познать Её. Проще говоря, просто хочу Её. За столиком друзья: девушки, парни. Она с парнем? Интересно, Она с парнем? Один из парней обнимает Её, что-то говоря. Она смеётся, целует его в щёку и вырывается на танцпол. За нею следует Её подруги. За столом мне не было уделено ею ни минуты внимания. Я познакомился с парнями, выпили. Завязали разговор. Отрывистый, без смысла. Она не возвращалась. Она была ТАМ. Целиком и полностью.
Вернулась неожиданно. Поболтали. Сразу с ходу. Разговор  не ни о чём, разговор обо всём. Она может поддержать любую тему. Она может то, чего не могу я. И это я не про танцы, это я про разговор. Сегодня я остался без койки. Не важно. Это разговор стоил этого.
Она опять исчезла на танцполе. Разговор  с парнями  не клеился, я развернулся к ним спиной и стал обозревать танцпол. Она парила. Все остальные фигуры – лишь декорации. Декорации для Её танца. Мысленно проверил себя не много ли я выпил. Нормально, я в порядке. Один из парней, безжизненно завалившись на стол, спал. Вернувшиеся за стол девушки, радостно трепали его. Он не проснулся. Она опять была рядом. Продолжим разговор? Продолжим, но все уже уходят. За заснувшего взялись парни, оттеснив девушек. Взяли под руки, понесли.
Вышли на улицу. Свежий ветер в лицо. Хорошо. Но  я растерян и напряжён. Все сценарии выпали из головы. Что сказать, что предложить? Или просто уходить? Это надо сказать? Я уже привык, что инициатива у неё. Это действительно так. Мы уже одни, Она ведёт меня под руку. Я говорю, где стоит моя машина. Идём туда. Я пьян! Какая машина? Ладно, там можно просто посидеть
Мы целуемся долго и сладко. Сколько ей лет? Маленькая, хрупкая, гибкая, стройная. Девичий покрой, но старше. Это чувствуется по губам. Эти губы не робко отдаются, они пьют. Так не целуются девочки.
Мы уже не целуемся. Каждый смотрит в лобовое стекло. Не смотрим друг на друга. Она закурила, надо что-то сделать и мне. Руки автоматически потянулись к ключам. Загудел мотор.
- Куда мы едем? – спросил я. Что тут ещё спрашивать?
- Не знаю, - бросила Она беспечно. – Ты же ведёшь машину!
Я тронулся. Поедем, а там решим. Мы поехали. Я весь сконцентрировался на дороге. Я первый раз еду пьяным. Придётся ли расплачиваться за это? Я внимательно слежу за дорогой. Она, словно понимая мои переживания, молчит. А может, Она просто углубилась в свои размышления. Мы едем.
Это не специально. Видимо, на автомате. Мы приехали к моему дому. Только тогда я вышел из ступора. Надо как-то объяснить, зачем мы заехали так глубоко в жилой квартал. Я повернулся к Ней, сказал:
- Это мой дом, – ничего умнее я выдавить из себя не смог.
- Хорошо, - говорит Она.  – Пойдём. – Выходит из машины.
Я иду за Ней, догоняю, указываю какой подъезд. Идём вместе, я касаюсь Её своим телом. Даже через одежду Она горяча.
У меня неплохой бар. Я готовлю выпить. Она ходит по квартире, с интересом рассматривая Её. Я приношу ей коктейль. Она морщится, сама идёт к бару и выбирает коньяк. Я хотел подойти к процессу «спаивания» аккуратно, а вот Она просто хочет выпить. Мы просто в несколько разных системах координат. Мы пьём. Пьём и разговариваем.
Я ставлю музыку. Медленную. Приглашаю Её на танец. Они кивает головой, мы танцуем. Опять целуемся. Как нежно. Я ловлю себя на том, что дрожу. Буквально слегка, но всё же. Неуверенность потекла по жилам. Но целую Её шею, Она не сопротивляется, сильно прижимается ко мне. Уверенные, красивые, нежные руки бродят по мне.
Моя уверенность была обоснована. Как хорошо. Она уже спит на моём плече. Кто сказал, что мужчины засыпают первыми? Я слушаю Её дыхание. Пора спать. Я получил то, что хотел получить на эту ночь. Я получил даже значительно больше! Я хотел бы это повторить. И не только ночь и это дыхание. Я хотел бы повторить и повторять наши разговоры, хотел бы видеть Её, Её сумбурность и эксцентричность. О чём это я? Какой бред! Надо спать. Я засыпаю, ухмыляясь своему романтизму. Но просыпаюсь я с тем же чувством. Просыпаюсь оттого, что Она одевается в кресле напротив.
- Доброе утро!
- Доброе утро!
- Уходишь?
- Ну не жить же здесь! – Она улыбается слегка. Видно совершенно точно, что Она не кокетничает. Она просто собирается. Собирается, не торопясь, но и не медля.
- Может, позавтракаем в баре внизу? – предлагаю я. Хм, странно! Раньше за мной такого не замечалось!
- Да нет!
- Не устраивает бар, можем поехать в центр! – настаиваю я и удивляюсь самому себе одновременно.
- Я не голодна, - Она оделась и накинула сумку на плечо. – Не провожай, я дверь защёлкну. – Спокойная улыбка на Её лице.
- Я давал тебе свой телефон?
- Не давал. – Она ступила на порог.
- Подожди, возьми! – я почти кричу.  – Вон лежат на тумбочке визитки. Она подходит и берёт одну из них, не глядя.
- Пока, пока! – машет Она мне рукой.
- Пока! – выдыхаю я.
Щелчок захлопнувшейся двери. И мгновенно что-то стало не так, словно выключили свет во всей квартире. Но свет горит, а я словно в темноте. Надо встать, догнать и взять Её телефон. Надо! Но тело в оцепенении. Надо встать и догнать! Ещё можно успеть! Но я не могу встать.
Через десять минут я прихожу в себя, но уже поздно. Встаю, иду к бару. Пол стакана джина. Налил. Где тоник? Тоника нет. Заливаю газировку. Какая гадость! Но выпиваю всё. Я первый раз пью с утра!
Наливаю себе ещё.

***

Она не позвонила. В глубине души я в этом и не сомневался, но просто не хотел признать этого. Теперь я был вынужден это признать – Она не позвонила. Не позвонила.
Ну и чёрт с Ней!
На выходные я чуть было не зашёл в тот же клуб, в котором познакомился с Ней в прошлую субботу. Если Она там, то ещё возомнит себе, что я за Ней гоняюсь! Несчастная замухрышка! Да и нет Её там, если Она меня избегает. Я пошёл в другой клуб.
Ушёл оттуда рано. Трезвый, обозлённый, наполненный горьким безразличием. Я не видел в клубе людей, я не видел там девушек. Я видел только декорации. Яркие декорации для Неё. Для птички. Для Её полёта, для Её танца. Но Её не было, и я не мог сидеть там. Сидеть, словно сидишь в театре после представления. Зрители и актёры уже разошлись, оставив безжизненные декорации, мусор под сидениями, запах пота и парфюма, тишину. Я ушёл, я не мог там оставаться. Даже алкоголь не помогал – не шло. Напился я дома. Молча сидел в кресле, прокручивал события прошлой субботы, встречи с Ней, событий с Ней. И пил.
Проснулся утром в кресле. Одетый. Это опять же со мной впервые, но я уже не удивился. Прошёл к бару, налил джин. Обнаружил, что за неделю так и не купил тоника, плеснул газировки. Выпил – вроде ничего. После второго бокала пришёл к мнению, что газировка ничем не хуже тоника. После пятого бокала я был в этом убеждён.
Проснулся вечером в кресле. Одетый. Смотрел, как зажигаются и гаснут окна в доме напротив. Смотрел долго. Это почти как светомузыка на дискотеках, только в своём плавном и домашнем режиме. Думал о дискотеке, о Птичке. Спокойно, без боли, даже с лёгким отрешением. Потом встал, задёрнул шторы, разделся и лёг спать. Не принял душ перед сном, подумал я. Впрочем, хоть это - не в первый раз.
Проснулся рано, ещё не рассвело. Я проснулся с принятым решением, и поэтому на душе у меня было спокойно и даже немного радостно. Вылез из кровати. Из одеяла на пол упала серёжка. Её серёжка. Я поднял Её и положил на столик. Принял душ, приготовил завтрак и, принеся его в спальню, позавтракал, поглядывая на серёжку. Простое серебряное украшение. Я всё равно буду искать Её и найду. Это я знал и без серёжки, но теперь у меня была готова первая фраза. Я улыбнулся. Первый раз с той субботы.
Мне позвонили с работы, раздражённо спросили, где я пропал и когда буду. Я спокойно ответил, что только с начала следующей недели. На том конце провода удивлённо молчали. Я положил трубку и отключил телефон. Все остальные дни до субботы прошли также как и этот: я сидел, поглядывал на серёжку, даже когда ел, и ждал субботы. Только разве что телефон не звонил. Я же его отключил. Я ждал субботы и ждал Её. Это хорошо, когда у тебя несколько целей и достичь ты их можешь, двигаясь в одном направлении. Я ждал, ждал субботы. И она наступила. Я проснулся в субботу утром и начал ждать вечера. Недельное ожидание субботы, по сравнению с ожиданием вечера, показалось мне лишь мгновением. Я тянул как можно дольше, хотя и было острое желание примчаться на самое открытие клуба. Остатками трезвого мышления я понимал, что Она не приходит под самое начало, а ждать там мне будет ещё труднее. Когда часы пикнули двенадцать, я сорвался с места.
Я понимал, что Её вероятнее всего не будет и мне придётся часами ходить по клубу, выискивая Её, но я устал бездействовать, я хотел Её искать. Я не боялся искать Её долго, растрачивая силы. Я боялся Её найти. Найти, отдать серёжку, услышать слова благодарности и увидеть Её исчезающую фигурку в толпе, в декорациях.
Я слегка помедлил перед входом в клуб и уже, потом решительно толкнул дверь. Ворвался в толпу, в сумбур отдыхающих тел. Дикие движения и ни одного полёта. Я начал оглядывать зал, пытаясь озираться не слишком очевидно.


В мутном тумане людей и теней
Всполохи яркого света
Бьют мне в глаза всё сильней и сильней
Я всё ищу тебя! Где ты?

Да, я не знаю на что я готов
И что свершить я сумею.
Но разве зачёт принимает любовь?
Нет, ведь? Надеяться смею.

Кто-то потянул меня за руку. Не хватало мне ещё тут знакомых, которые привяжутся ко мне! Это в мои планы не входило. Я повернулся с совсем недобродушным видом. Это была Она.
- Слушай, так устала от всех их. Пошли в зал наверху! У тебя есть возможность снять кабинку? – Она говорила так, словно мы минуту назад общались.
- Да, есть, - замялся я оттого, что всё так просто и быстро разрешилось.
- Точно? – Она переспросила с недоверием, расценив моё смущение, как неуверенность в своих финансовых возможностях.
Я подтвердил, но уже с уверенным видом. Не отпуская моей руки, Она потянула меня на следующий этаж. Здесь совершенно небольшое количество народу отдыхала от забойного шума внизу. Мы прошли мимо билиардных столов, минули зал с диванами и выбрали себе одну из кабинок. Разговор потёк просто и непринуждённо. С опозданием подошёл официант. Я был в слишком хорошем настроении, чтоб ему высказывать претензии, а Она, кажется, даже не обратила на него внимание. Я указал ей на меню, Она бросила на него удивлённый взгляд. Совсем другие глаза. Лишь сейчас я понял, что Она часто щурится. Плохое зрение, а очки носить стесняется, не в стиль? Не открывая меню, Она сделала заказ. Я тоже не стал читать меню и, недолго посоветовавшись с официантом, определил свой выбор. Осталось определиться со спиртным, я спросил, что Она будет.
- Ты же «танцуешь» девушку, ты и выбирай, как ты хочешь это сделать, - улыбнулась Она. Глаза снова слегка прищурены.
Я начал советоваться с официантом, какое у них имеется в наличии хорошее вино.
- Вообще-то я предпочла бы коньяк, - перебила Она нас.
Я осёкся и перевёл взгляд с официанта на неё. Официант последовал моему примеру.
- Я помню, что я только что сказала! Помню! – Она улыбалась ещё сильнее. Озорные огоньки метались в Её зрачках. – Но ты же знаешь, что я люблю коньяк! В тоже время ты угощаешь, и я дала тебе шанс занять доминирующую позицию, выбирая спиртное, но также и проявить проницательность, помня о моих пристрастиях. Ты проницательности не проявил, поэтому шанс отменяется. Приговор – коньяк! – Она плотно сжала губы, имитируя обиженность. Секундой спустя я увидел, на мгновение появившийся, кончик язычка между ними. Сразу после этого улыбка вернулась на Её личико.
Я с шумом выдохнул и, отвалившись на спинку кресла, начал внимательно разглядывать Её. Эту девочку, которая словно играла со мной, но понимал я, что никакая это не игра. Просто это Она такая. Такая. В свою очередь Она сидела и глазела на меня с совершенно невозмутимым видом. Официант прервал наше молчание:
- Итак, мы пьём …?
- Коньяк, - продолжил я его фразу. – Коньяк!
Официант хмыкнул, повторил вслух заказ. Я кивнул головой в подтверждение, все, разглядывая Её. Официант хмыкнул повторно и удалился. Мы продолжали молча разглядывать друг друга. Долго, минут пятнадцать, пока вновь не подошел официант. Никогда ещё ранее молчание для меня не было столь насыщенным и захватывающим, столь уютным и интимным, столь раскованным и чистым.
Неожиданно зазвучал Брамс.
- Немецкие композиторы? – удивлённо протянула Она.
- Вагнер здесь в самую пору, чтоб развеяться! – начал подтрунивать я, но Она поняла.
- Играем?
- Играем! – я вытащил ручку, написал фамилию на салфетке, не показывая ей. Потом передал ручку ей. Она тоже написала, но уже не таясь. И там и там Брамс.
- А теперь название произведения! – Она передала ручку мне.
Я рассмеялся и поднял руки вверх:
- Сдаюсь!
Она произнесла название, я демонстративно поцеловал Её руку, мол, низвержен. Потекла следующая мелодия, мы опять схватились за салфетки.
- Только, чур, без названий произведений! Только авторы! – рассмеялся я. Она согласно кивнула.
Спустя час, я проигрывал, но достойно.
- Это всё, потому что это классическая музыка! – отговаривался я. – А так бы в любой другой я победил!
Через композицию звуковое сопровождение переключили на современников. Она саркастически засмеялась. Продолжили играть. Моё поражение оказалось просто сокрушительным. Незаметно закончился коньяк, мы заказали ещё. Я совершенно не чувствовал хмеля. Чувствовал лёгкость и эйфорию.
Она глянула на часы, удивилась. Удивился и я – столько времени прошло, пролетело словно мгновение.
- Как там «мои»? – лёгкое волнение в Её голосе. Да даже не волнение – интерес. – Пошли, спустимся к ним!
Я рассчитался, мы пошли вниз. Спускались в музыкальный гул, как в туман. Моя эйфория куда-то исчезла, сменившись тоскливым ощущением неизбежности чего-то неприятного. А может, и не в этом была причина, а в том, что там, в кабинке, я впервые почувствовал себя с Ней и то, что она была только со мною. Здесь же Она была опять в своей стихии, здесь Она была опять неуправляема, здесь Она опять летела, оставляя мне возможность лишь созерцать. Не более. Здесь Она была не со мной. Весь в мрачных раздумьях, я плёлся за Ней.
Мы наткнулись в толпе на Её друзей, они уходили.
- Упс! Какие вы поспешные! – затараторила Она. – Ну, ладно! Домой, так домой!
Даже не повернувшись ко мне, Она заторопилась к выходу.
Мгновение помедлив, я поспешил за Ней, отогнав обиду и недоумение прочь. Она скользила сквозь толпу, словно птица в воздушных потоках. Я явно не поспевал за Ней и нагнал лишь на улице. Она садилась в такси со «своими». Я схватился за закрывающуюся дверь, наклонился в салон. Глаза всех, находящихся внутри, устремились на меня. Даже водитель косил в зеркало заднего вида. Она как раз то и закрывала дверь. Я смотрел ей прямо в глаза. Посторонний человек отвечал мне взглядом. Совершенно посторонний. Надо выпрямиться, закрыть дверь и идти своей дорогой. Но я набрал воздуха и выпалил ей прямо в лицо:
- Поехали ко мне. Поехали!
Напряжённое, тягучее молчание растеклось по салону, и только Её голос сквозь него еле слышно отвечал:
- У меня «эти» дни, прости!
- Да ради Бога!  - прокричал, обрадовано я. – Не в ЭТОМ дело! Просто поехали ко мне, чтоб просто побыть друг с другом!
- Зачем? – я едва услышал Её ответ.
Рука стала ватной, дверца выскользнула из неё и захлопнулась. Я выпрямился. Медленно медленно. Такси рванулось с места. Ни дать, ни взять – вылитая Золушка, покидающая бал! Я хотел плюнуть с досады, но лишь молча провожал взглядом удаляющийся автомобиль.

***

Пришёл домой лишь под утро – шёл до дому пешком. Окольными путями шёл. Попутчицей выступала бутылка «Мартини». Не люблю я этот напиток, потому и купил. Шёл, пил. Медленно шёл, словно знал. Никогда мне ещё моя неприступная, уютная берлога не казалась такой пронзительно одинокой. Узнал, каково это. Включил везде свет, ходил по квартире, мучая себя остатками аперитива.
Почувствовал тошноту – сегодня я явно перебрал. Мой верный организм подсказывал мне, что пора остановиться. Но я был другого мнения. «Мартини» я пить уже не мог, плеснул джину. Без тоника – его нет, и без газировки – не хочется. Выпил. Потом ещё. Моё хождение по квартире уже больше напоминало стремительный бег.
Оступился, упал животом на журнальный столик. Дико затошнило, сдерживая себя невероятными усилиями, кинулся в уборную. Ещё недавно мне было бы стыдно за это. Сейчас – ничуть. Тугой поток неудержимо извергается изо рта, бьёт в упор, брызги летят мне в лицо. Не отстраняюсь. Это мой позор, моё поражение, моя слабость, моя кара. Стало легче, шатающейся походкой завалился в ванную. Как резко ослабели мышцы ног. Да что там ног – все мышцы! Я как желе. Упал в ванную, вжался, пустил воду, подставил лицо под струю. Хорошо. «Надо вытащить пробку в ванной, - мелькнула мысль как в тумане. – Пьяный же! Утону!» Больше не было мыслей. Эта мысль утонула во мне последней, сознание отключилось, и я обмяк в глухом пьяном сне.
Я иду по полю, занесённому снегом. Куда ни кинь взгляд – везде белое устремляется в горизонт. А я всё иду, тяжело ступаю – сил уже нет. Давно, видимо иду. Иду на ту тёмную точку на горизонте, отчаянно стремлюсь. Иду, голова упала, и взгляд направлен вниз. Иногда вскидываю голову – убеждаюсь, что не сбился с курса. Устал смертельно. В последнее мгновение, когда уже нет сил идти дальше, и собираюсь упасть в этот неизбежный снег, поднимаю голову. Может на прощание? Вижу – цель совсем уже близко. И точка различима. Небольшой домик. Не падаю – иду. Пустяк же остался.
Вваливаюсь с трудом и с облегчением одновременно. Здесь тепло. Медленно и с удовольствием отогреваюсь, растираю себя, сидя у огня. Согрелся. Хорошо и тепло кругом. Хорошо мне в моей берлоге, хорошо мне в самом себе. Скрипнула дверь – это Она! Она заходит. Вскакиваю, бегу к Ней. Она совсем замёрзла. Подхватываю, несу к огню, растираю, разминаю. Она лежит и ей совсем не легче. Я выбиваюсь из сил, но результата нет: Она вся окоченела и стучит зубами. Открывает глаза, смотрит умоляюще:
- С тобой всегда так холодно, да?  - спрашивает и плачет. Слёзы замерзают прямо на Её щеках.
- Холодно? Со мной? – переспрашиваю я, пытаясь вспомнить.
- Отчего ты со всеми такой холодный, такой безразличный? Почему так холодно с тобой? – Она еле шепчет, но Её слова пиротехническими щелчками отдают в моих ушах. – Скажи правду – мне будет с тобой холодно, ты всегда будешь холоден?
- Нет, нет! – я всё понимаю и спешу ей сообщить. Сказать то, что внезапно назрело в душе. – Ты, ты! Тебе не будет со мной холодно! И я не буду с тобой холоден! И не будет холода! Совсем не будет! Обещаю! Лишь поверь сейчас и потом ты сможешь лишь убеждаться в правоте моих слов! Поверь! – кричу я, а потом добавляю, но уже шёпотом. – Я люблю тебя. Поверь в это и во всё остальное. Просто поверь, а проверишь потом.
- Хорошо, - шепчет Она, улыбаясь. – Очень хорошо! – Её губы тянуться ко мне.
Я припадаю к Её губам. Они такие холодные, но я должен Её согреть. Её и Её губы. Я сильнее прижимаюсь. От сильного нажатия Её губы поддаются, становятся мягкими и податливыми, но по-прежнему холодными. Даже, кажется, они стали просто жидкими. Они вливаются в меня потоком холодной жижи. Она засасывает меня! Что-то не так! Надо встать!
Я вскакиваю, ударяюсь при подъеме о кран головою. Из крана течёт вода. Холодная вода. Ванна до краёв наполнена ею. Я весь дрожу и отплёвываю воду, которой наглотался. Облокачиваюсь о стену. Тело впилось в кафель. Голова запрокинута. Меня по-прежнему бьёт дрожь, но уже не от холода, хоть я и замёрз, а от страха – я слышал хохотание смерти в звуке журчащей воды. Выключаю воду – не хочу Её слышать, это журчание с нотками смерти. Вспомнил Брамса, и тут же сознание бросилось в противоположность – в ушах зазвучал Вагнер. Выдёргиваю пробку, выхожу из ванны – не могу я это слушать. Снимаю одежду, с неё ручьями течёт вода, бросаю Её на пол. Я абсолютно гол, подбираю свой махровый халат с постели и им же и растираюсь. Немного согрелся. Откидываю одеяло, падаю в постель, укрываюсь и тут же проваливаюсь в сон. Захлопнута крышка инструмента, Вагнер смолкает. Вот и всё – тишина. Я сплю. Сплю без сновидений.

***

Просыпаюсь. Засыпаю вновь, хоть и выспался. Сон – моя кратковременная защитная обитель, но наступает момент, когда я уже физически не могу заснуть. Сдаюсь. Надо возвращаться в жизнь. Встаю, уныло оглядываю комнату. Ковёр пропитался водой, которая стекла с моей одежды. Одежда, тем не менее, сырая. Подбираю Её, несу в ванную, выжимаю, понимаю, что это всё мелко и невозможно обыденно. Бросаю всё в ванну, смотрю на себя в зеркало. Надо собраться. Надо стать самим собой. Надо вернуться. Нет мыслей ни о чём – только разбитость и осознание, что сейчас начну думать. Думать весь день. Думать о Ней! Думать, изматывая себя до изнеможения.
Хочется принять душ, но после вчерашнего я не могу набраться сил залезть в ванную. Надо развеяться! Обязательно надо! К чёрту душ! Выхожу из ванны, одеваюсь, вываливаюсь на улицу. Хорошо! Весна входит в свои права – апрель в разгаре. Иду, наслаждаюсь, даю себе лишь лёгкую установку: думаем обо всём что угодно, только не о Ней. Только не о Ней. Сначала удачно, потом на секунду мысль зацепляется за Её образ. Толи от порыва ветра, то ли от случайной прохожей, но возвращаюсь я к Ней. Понимаю, что не стоит думать, но сам себе делаю поблажку – пять минут подумаю и всё. Думаю пять, десять, двадцать минут, час. Болезненно и тягуче.
Звонок мобильного. Я его включил? Зачем? Надо возвращаться в реальную жизнь? Зачем? А, ну впрочем, какая разница? Ну, кто там первый?
- Да, слушаю!
- Привет! – это была Она.
- Привет! – бодро отчеканил я безразличной интонацией, не успев удивиться и смутиться.
- Ничего, что я сюда звоню? – вопрос был явно риторический, но напомнил мне, что я не давал Ей номер своего мобильного телефона.
- А откуда ты знаешь номер? – лёгкий вызов в моём голосе, смешанный с интересом и удивлением.
- С визитки, - Она сама невинность.
- На той визитке, что ты взяла, номера моего мобильника не было! – я выбросил козырного туза.
- Ту визитку, что я взяла у тебя, я сразу же, как вышла, … потеряла, - улыбнулась Она. Я ощущал это, даже не видя Её. – Я звоню, воспользовавшись твоей визиткой, которую обнаружила у одной из моих знакомых. Как оказалось, твои визитки есть у каждой второй девушки клуба. Думаю не только этого?
Это был опять удар, который я не мог отразить. Ну, как ей объяснить, что моя визитка оказывалась у «каждой второй девушки» только до того, как я познакомился с Ней? Объяснить, как есть? Она высмеет меня за примитивные донжуанские приёмы.
- А эта фраза твоя, которую мне сегодня поведали: «Это не нам мужикам «только одного и надо». Просто единственное, что вы в большинстве своём можете толком сделать, так это только «это дело». Ну что нам остаётся делать? Довольствоваться тем, что есть – «только одного и хотеть»!» - очень забавная. Я над ней даже хохотала.
- Надеюсь, эта фраза не стала моей визитной карточкой у каждой второй девушки и у тебя лично?
- У каждой первой, среди существующих вторых!
Встретились в центре города. Я опоздал – метнулся за машиной, а тут эти дурацкие пробки. Сильно опоздал. Ехал и злился на себя, понимая, что внешне всё это выглядит как мальчишество, будто я специально опаздываю, чтоб проучить Её, вот таким вот нелепым образом. Уверен был, что Её уже нет, и сам для себя придумывал наказания. Она ждала. Об опоздании ни слова. Лёгкий поцелуй, лишь на секунду Её губы замерли, задержались на моих губах и тут же слетели прочь.
Целый день гуляли по городу. Часы мчались как минуты. Она была такой же, как всегда, и всё же немножечко другой. Что-то изменилось, но я никак не мог понять что. Да и не особенно пытался выяснить это. Я впал в какое-то меланхоличное блаженство. Я и Она идём, взявшись за руки, или Она держит меня под руку. Идём, петляем по улочкам старого города, по залитой солнцем мостовой. Вокруг машины, прохожие, суета, какофония звуков. Кругом они есть, и одновременно их нет. И только улицы солнечного города, я и Она, и постукивание Её каблучков по мостовой. «И какого чёрта я одела каблуки? Не люблю же я их!» - смеётся Она, и я смеюсь вместе с Ней.
Ещё не стемнело, мы уже были в клубе. Ни одного клиента, только с наигранной деловитостью бегают официантки, да бармен лениво полирует бокалы. Медленная плавная музыка растекается по помещению. Скоро всё изменится.
Садимся за столик, Она прижимается ко мне, кладёт голову на грудь, шепчет «хорошо». Еле слышно шепчет, но я слышу. Чувствую. В течение всего дня я на какие-то мгновения пугаюсь, что Она опять попытается исчезнуть, скрыться, как тогда, но тут же гоню прочь от себя эту мысль. Танцуем медленный танец. Танцы. Один за другим. Крепко обнявшись, слившись, словно не пара, а один танцор плывёт по волне мелодии. Словно одна птица летит. Парит. Она взяла меня с Собой в полёт. Слилась со мной. Я слился с Ней.
Пили коньяк. Его поспешно заказал я, когда подошёл официант. Она молчала, пряча улыбку за стеклом бокала.
Мы рано ушли из клуба, что бы съездить «куда-то» как сказала Она. На самом деле оказалось, что мы едем не «куда-то», а «чёрт знает куда» или « к чёрту на рога» как посмеялась Она, когда я с упорством дауна пытался выяснить маршрут. В итоге мы поехали. Поехали куда глаза глядят. Я ехал так, будто уже привык ездить за рулём под хмельком и при этом держаться спокойно, не дёргаясь на любое резкое переключение огней, похожих на милицейскую мигалку. Мы ехали. Каждый молчал о своём, а может мы молчали и об одном. Не важно! Хорошо так молчали. В унисон. Необычное окрыляющее спокойствие поглотило меня. Ехали долго. Молча. Выехали за город на трассу, когда Она прервала молчание:
- Знаешь, я вчера убедилась в одной вещи. В одном факте. Сразу после одного моего сна про домик в поле. Но это не важно. Короче, кое в чём убедилась. И ты должен об этом знать.
Я бросил на неё взгляд и вновь вернул его на трассу.
- Ты не волнуйся. Прими это как есть. Прими как факт. Факт свершившийся. Факт, который уже не изменить.
Я опять глянул мимолётно на неё. Она была совершенно серьёзна.
- Я ждала тебя всю эту жизнь. Не проси меня объяснить, как я это поняла. Просто я это ощущаю. Ощущаю уверенно и бесповоротно, хоть и не могу объяснить, почему так уверена. Я люблю тебя. Пока ты будешь позволять находиться рядом с тобой, я буду всегда с тобой. Всю мою оставшуюся жизнь до самого конца – я твоя. Запомни то, что я тебе сказала, но давай не будем обсуждать это. Бессмысленно это доказывать или опровергать. Нужно просто подождать и убедиться, что это так.
Я повернулся к Ней. Посмотрел прямо в глаза. Открыл рот, собираясь сказать: «Интересная шутка!»
- Это не шутка, - прервала Она меня тихим и спокойным голосом.
Тихий спокойный голос и необычно кроткий Её взгляд плавно прошелестел ко мне. Ко мне, куда-то внутрь. Туда, где в секретных частях тела хоронится душа и что-то тёплое и нежное Её соприкоснулось с недоверчивым, страдающим и жаждущим моим. Обняло, охватило, слегка погладило, как материнская рука плачущего ребёнка. Кольнуло сознание, переворачивая всё во мне и в Ней, даря мне всё то, что у неё, отдавая ей моё. Всё перевернулось, смешалось поровну и уже тихо и спокойно потекло сквозь взгляд от одного к другому и обратно. Как зачарованный я смотрел на неё, понимая, как невероятно мало любил я Её. Понимал, что люблю сейчас Её совсем по-другому. Люблю так как не любил ещё ни один мужчина Свою женщину. Лёгкие касания чувства взаимности дорисовали картину до конца.
- Ты тринадцать секунд не смотришь уже на дорогу, - улыбнулась Она мне. Всей собой улыбнулась. – Ты наконец-то стал безрассуднее и смелее?
- Тринадцать?
- Уже пятнадцать! У меня хорошее ощущение времени! Хронометрическое! – Она засмеялась звоном полевых колокольчиков.
Яркий свет, словно солнечный, залил неожиданно салон, так как заливает горячим солнечным светом луг с полевыми цветами, на мгновение прорвавшиеся сквозь занавесу косматых сплошных туч, лучи солнца. Ещё мгновение я зачаровано смотрел на неё в этом фантастическом свете, и лишь уловив неожиданные лучики страха в Её глазах, резко повернув голову, и устремил взгляд на трассу. Фары дальнего света двумя извергающимися вулканами летели на нас. Реакция сработала мгновенно и безжалостно. Я крутанул влево, уходя от столкновения, уводя себя от опасности, закрываясь Ей. Инстинкту самосохранения чужды сентиментальности. Машина круто развернулась бортом к встречному авто. Мы соприкоснулись. Время потекло медленно-медленно и поэтому показалось, что слились мы в этом жесточайшем ударе плавно и легко. Яркой россыпью полетели, ударяясь о моё лицо, крошки разбитого стекла, пахнуло горячим металлом, взвизгнули оба автомобиля в предсмертной агонии, словно забойные животные, потух этот мистический «солнечный» свет, разящий из фар ударившего нас авто. Я вроде как слегка коснулся по инерции бокового стекла и оно, обиженно ойкнув, разлетелось в стороны торопливыми льдинками. Кровь тяжёлыми каплями рухнула на ухо, накопилась и потекла за шиворот. Душа наполнилась чем-то торжественным, гнетущим, неотвратимым и трагическим. А, наполнившись, закупорилась страхом. Скользким, трепещущим страхом, не дающим сил повернуть голову в сторону, где сидела Она.
«Поцелуй меня, поцелуй!» – я не понял, прозвучало ли это или всколыхнулось во мне. Я нашёл силы повернуться. Она сидела, накренившись ко мне в объятиях металла. Губы Её беззвучно шевелились и их движения отдавались в моей голове тихим криком:
«Поцелуй меня, поцелуй!
Без любви умереть не готова.
Поцелуй меня поцелуй!
Поцелуй меня снова и снова!»
Я был уверен, что эти слова не звучат, и также был уверен, что шептались именно они. Запахом горячей, проливающейся крови и ощущением нестерпимой боли наполнился искореженный салон. Безжалостное осознание происшедшего ударило меня под дых  и повалило к Ней на плечо.
- Не надо, не смотри! Просто меня поцелуй. Пожалуйста, поцелуй!
Я закрыл глаза и отпрянул от этого невероятного месива человеческого тела и инородной металлической массы. Мы видели друг друга. Опять смотрели глаза в глаза. Я не видел в Её глазах боли, я видел там любовь и попытку меня утешить. Солёные кристаллики воды непроизвольно полились из моих глаз. Я припал к Её губам. В этом была и просьба прощения и горечь последнего поцелуя и отчаяние влюблённого человека, который сам уничтожил своё счастье.
Её губы дарили мне последние касания. У неё пошла кровь ртом. Она частично проливалась на меня, частично я глотал Её. Щёлчок. Её зубы, челюсть, свело в смертельной конвульсии. Моя нижняя губа оказалась между ними. Теперь моя кровь из рассеченной губы капала на Её тело. Я не мог отстраниться – захват был мёртвый. Не мог и не хотел.
Ещё час спустя, когда приехали службы, я целовал Её холодеющие губы. Чёрная мертвецкая тоска заливала меня сознанием, что это мой последний поцелуй, который наполнен любовью, а не примитивной похотью.

***

Лобовое стекло выдавили до конца. Кто-то залез в салон. Ощупал Её, потом меня, вылез, крикнул: «Мужчина жив!» Потом, видимо, залез врач. Пробормотал: «Эка же угораздило! Ну, потерпи! Я сейчас!» и просунул что-то металлическое между Её зубов. Потом потянул мою голову в сторону, я плавно отвалился в чьи-то заботливые руки. Дверь с моей стороны уже вырезали.
Мне сделали какой-то укол и положили на носилки. Я собрал силы, стал отбиваться и пытался встать. Что было написано в моих глазах? Меня отпустили. Я выбрался из кареты скорой помощи и вернулся к машинам. От меня опять что-то хотели.  Я два раза отмахнулся, и от меня отстали – вытаскивали водителя другого автомобиля.
Кто-то сказал рядом, прямо над ухом: «Парень, ты не виноват. Это он выехал на встречную … наверное был чертовски пьян». Я смотрел на машины.
Подошли двое. Один в белом халате, другой в штатском.
- Вот, - обратился к «штатскому» тот, кто в халате – отказывается ехать. А травма, между прочим. Ну, и психологический шок, надо полагать.
- Что с ним? Что-то серьёзное? – вяло поинтересовался «штатский».
- Да в принципе губа только и ухо. До свадьбы заживёт, - сказал и осёкся. Обернулся к машинам и, повернувшись обратно, виновато пожал плечами, извини мол.
- Ладно, пусть стоит.
И я стоял. Стоял и смотрел на машины.
«Чёрт! Ни *** себе! - донеслось оттуда. – Мы Её не вытащим. Нужна группа Беспалова. Сами не сможем!»
Стало тяжело стоять. Я попытался присесть, ища руками вокруг точку опоры. Изображение всего того, что было вокруг меня, со свистом сжалось в одну точку, и свет померк.

***

Водитель той машины был действительно пьян. У меня при анализе тоже нашли алкоголь в крови, но признали невиновным. Отобрали лишь права. Права.
Четыре дня я приходил с утра в больницу и четыре дня там сидел до самого вечера – все часы для посетителей. Я не был на Её похоронах – был в больнице днём. Ночью сидел у больницы. На третью ночь меня впустили в дежурку, заметив, что я не покидаю территорию.
- Чего маешься, то вокруг да около, а? – причитала заботливая бабушка в белом накрахмаленном халате. – Друг он твой, да? Тяжело ему. Виданное ли дело такая авария-то! Делается всё возможное, милок! Все силы брошены. Есть шанс, есть надежда!
Я молчал, но и не отнекивался, поэтому меня впустили и на следующую ночь. Подходил хирург. На меня указали: «Вот четвёртые сутки сидит как неприкаянный! Ждёт!». Врач подошёл, сказал что-то короткое, но тёплое и ободряющее. Подождал ответа и, не дождавшись, ушёл.
На пятый день он умер, не выжил, не выздоровел, не стал дальше жить полноценной или неполноценною жизнью. Не дал мне совершить мою первую и последнюю в моей жизни вендетту. Слёзы бессилия ненависти и отчаяния душили меня, рвались сквозь меня и прорвались. Я зарыдал, упал на пол, скатившись со стула, колотил себя руками. В ужасе и скорби, схватившись руками за рот, стояла рядом та самая старушка. Недалеко стоял хирург, потупившись, и удивлённые родственники погибшего, рассматривающие незнакомого им человека.
Остаток дня я потратил на поиски нужного мне кладбища. Уже стемнело, когда я попал туда, где похоронили Её. Жёг редкие спички, обжигал себе пальцы, бродя в поисках среди свежих могил. С последнею дотлевающею спичкою, показалось, нашёл, что искал. Нечем уже было светить, чтоб узнать наверняка. Четверо бессонных суток молоточками стучали в виски. Я лёг, обнял руками ещё тёплый, нагретый дневным солнцем холмик земли и заснул по настоящему мёртвым сном.
Разбудил меня кладбищенский служащий грубыми тычками ногой.
- Нашёл где спать! Вокзалов вам мало! Иди, давай отседова! Тут ещё успеешь-то наспаться!
Я встал, отряхнулся, ничего не говоря ему. Как давно я с кем-то разговаривал? Глянул на табличку могилы – не та.
Её могилка оказалась всё же на другом кладбище. Там я столкнулся с Её родственниками, но сделал вид, что просто прохожу мимо. Отошёл подальше и долго ждал, когда они уйдут.
Ушли. Я не стал ждать, когда они скроются из виду, и сразу же подошёл. Присел рядом со скамейкой, опершись об неё спиной. Согнул ноги в коленях, обхватив руками, и уткнулся в них головой. Заморосил дождик. Где-то вдалеке вскрикнула печально птица. Вскрикнула, повторила и умолкла. Дождь прекратился и вновь пошёл. Мимо кто-то прошёл, подозрительно косясь в мою сторону. Я всего этого не видел и не слышал. Я сидел и прокручивал те счастливые, залитые роковым «солнечным» светом, пятнадцать секунд моей жизни от начала и до конца. Прокручивал их. Снова и снова.


Одесса, 2004 г.